Нестор Александрович Монастырев родился 16 ноября 1887 года. Об этом есть соответствующая запись в метрических книгах Московской Николо-Стрелецкой церкви, располагавшейся у Боровицких ворот.

«1887 года ноября шестнадцатого дня родился Нестор. Крещен восемнадцатого дня. Родители его: присяжный поверенный Округа Московской Судебной Палаты Александр Николаевич Монастырев и законная жена его Марья Андреевна, оба православного вероисповедания. Восприемниками (крестными отцом и матерью. – К. К.) были: Старший контролер Государственного Банка Николай Алексеевич Цветков и дворянка девица Анна Павловна Пономарева. Крестил в Николоборовицкой церкви священник Михаил Демидов с причетом».

Нестор был десятым по счету ребенком. Всего же у Монастыревых родилось одиннадцать детей.

«Существует семейное предание, что Монастыревы ведут свое начало от древнего княжеского рода. Он возник в IX веке, на севере, куда явились братья-варяги Рюрик и Синеус. Рюрик обосновался в Новгороде, Синеус – на Белом озере. Монастыревы были Белозерскими…

Четверо братьев Монастыревых бились на Куликовом поле с полчищами Мамая в войске Дмитрия Донского. Трое братьев погибли, а четвертого великий князь Дмитрий, вернувшись «на княжение на Москве», чествовал и дарил землями от Твери до Соловецких островов.

В Твери сохранились сведения о боярине-воеводе по прозвищу Манастырь… Затем, как у А. С. Пушкина в стихотворении «Моя родословная»:

Не пришлись Монастыревы ко двору Петра I. Не приняли резких и стремительных его ломок устоявшейся российской жизни. При расправе над стрельцами Петр лично отрубил непокорные головы двум стрелецким полковникам – предкам Монастыревых…

Отец Нестора – Александр Николаевич, 1844 года рождения, окончив в 1865 году семинарию (его родитель был священником), перебрался в Москву и поступил в Московский Императорский университет на юридический факультет. В 1869 году женился на Марии Андреевне, чья девичья фамилия затерялась. Но, судя по всему, она была из видного рода – детям и внукам постоянно внушала: «Вы – Монастыревы, голубая кровь…»

Вскоре семья перебралась в небольшой особнячок на Плющихе. Оттуда – на Потылиху в собственный новый дом.

Монастыревы славились своей оригинальностью и выдумками. Одни имена, которые они давали детям, чего стоили – Сократ, Уалент, Дий, Баян, Таллий, Галли…»

После окончания гимназии Нестор, конечно же, поступил в Московский университет, где, по семейной традиции, изучал юриспруденцию. Но после нескольких курсов неистребимая тяга к морю превращает его в 1909 году из столичного студента в юнкера флота. После сдачи положенных экзаменов по полной программе Морского корпуса Монастырев получает в 1912 году чин корабельного гардемарина.

«Сегодня особо счастливый день – мы произведены в корабельные гардемарины. Сердце дышит полно, душа рвется куда-то, перед нами жизнь, карьера и море. Любимое море…

После полдня я одеваюсь в новый мундир, нужно сделать необходимые визиты и завтра ехать в Москву повидать своих стариков. Утром на следующий день все гардемарины были собраны в Адмиралтействе, где мы получили приказы о производстве. Морской министр поздравил и пожелал успеха.

Все официальности окончены, каждый из нас свободен на две недели перед началом плавания. Вечером поезда уносили во все концы необъятной России сотню гардемаринов.

Как было приятно сесть в вагон 2-го класса, этот запретный плод в течение многих лет. По правилам морского устава в вагонах этого класса могли ездить только офицеры. Гардемарины, юнкера и нижние чины имели право находиться только в 3-м классе. С пылом юности мы всегда возмущались этим строгим и, как нам казалось, непонятным правилом.

Две недели отпуска пролетели очень быстро. Пора возвращаться в Петербург. Третий звонок курьерскому поезду. Я целую, ставшую мне дорогой, маленькую ручку с букетиком фиалок. Поезд уносит меня на север…»

5 октября 1912 года Нестор Монастырев и его однокашники приказом Николая II были произведены в мичманы. На следующий день они, по установившейся традиции, тянули жребий, кому в какое море выходить, поскольку только несколько человек, окончивших обучение первыми, имели право выбора. Было пять мест, куда отправлялись вновь произведенные офицеры. Балтийское, Черное и Каспийское моря, Тихий океан и река Амур в далекой Сибири.

Большинство молодых мичманов стремилось попасть в Балтийское море, которое было близко от столицы, и где были такие веселые порты, как Гельсингфорс, Ревель, Либава и Кронштадт, находившийся в двух часах от Петербурга. Другие хотели попасть на Астрабадскую станцию у пышущих зноем Персидских берегов. Третьи рвались на одну из красивейших рек мира – на Амур, протекающей по границе Небесной Империи.

Мичман Монастырев стремился на Восток, с его беспредельной морской границей, дикими берегами Камчатки, пустынными Командорскими островами и Великим океаном.

На клочке белой бумажки, которая досталась ему, было написано – Черное море, Севастополь…

Нестор был назначен на линейный корабль «Евстафий». Прибыв на судно поздно вечером, он успел познакомиться лишь с частью офицеров и, утомленный за день, отправился в свою каюту. Утром, надев, как полагалось, мундир и треугольную шляпу, представился командиру при подъеме флага и перезнакомился с остальными офицерами.

Получив необходимые инструкции относительно своих обязанностей и службы от старшего офицера, он целиком окунулся в жизнь корабля. С этого момента для него потекли дни служебного однообразия, занятий с командой, вахтами…

«В феврале 1913 года флот, так же, как и вся Россия, праздновал трехсотлетие императорского дома Романовых. Весь день прошел в парадах, торжественном богослужении на всех судах эскадры. В Морском собрании состоялся спектакль, в конце которого была поставлена живая картина, изображавшая Великую Россию с народностями ее населяющую, в национальных костюмах, а вечером грандиозный бал. Было получено много наград, производств и, кроме того, Государь пожаловал всем бронзовую медаль, изображающую первого царя из дома Романовых Михаила Федоровича и царствующего императора Николая II Александровича, на черно-оранжево-белой ленте.

Кто мог подумать тогда, что это был последний царь! Кто мог представить себе, что мы будем свидетелями и участниками величайшей исторической драмы, наступившей всего четыре года спустя. Поистине пути Господни неисповедимы…»

В октябре из Морского министерства пришла телеграмма – предложить желающим офицерам поступать в подводный класс. Мичман Монастырев, не раздумывая ни минуты, подал рапорт о поступлении. Командир «Евстафия» сначала упорствовал, но потом согласился.

Через два дня вечерний курьерский поезд увозил его на Север. Прощай, теплый, веселый и жизнерадостный юг…

В конце октября 1913 года Нестор Монастырев прибыл в Либаву (ныне Лиепая – Латвия), город, расположенный на побережье Балтийского моря. Он сразу почувствовал, как велика была разница в природе этого сырого и пасмурного прибалтийского края в сравнении с ясным и теплым югом.

Занятия в подводном классе уже начались. Тем, кто прибыли последними, пришлось готовиться к вступительным экзаменам и одновременно осваивать то, что было пройдено до них.

…Наступили месяцы самой упорной и трудной работы подготовки к экзаменам по теоретическому курсу подводного класса. В начале мая 1914 года они были закончены, и началась практика.

«Не интересуясь политикой, мы без особенного внимания отнеслись к убийству в Сараеве. Мы не думали, что может произойти что-либо серьезное.

Но в воздухе повеяло войной. Пришедшая было на отдых первая минная дивизия быстро ушла из Либавы. Стоявший здесь пехотный полк тоже куда-то ушел. Начальник нашего отряда беспрерывно получал телеграммы, но сам не отдавал никаких приказаний.

Газеты были тревожны и полны всяких предположений: то говорили о неизбежной войне, то о том, что все улаживается. Никто из нас ничего толком не знал, да и, конечно, не мог знать. Скажу только, что мы сами желали войны и готовы были сражаться с кем угодно. Таково свойство молодости…»

В 1914 году, накануне войны, мичман Монастырев окончил Офицерский класс подводного плавания и продолжил службу на Черноморском флоте. Он был направлен на мобилизованный пароход Русского Общества «Великий князь Алексей», превращенный в заградитель. Для молодого офицера, рвавшегося в бой, это было большим разочарованием. Но делать было нечего, и он без особого восторга перебрался на пароход, только что пришедший из Одессы.

Когда начались военные действия, Нестор Монастырев не мог усидеть на заградителе и всеми силами старался попасть на миноносец. 1 ноября 1914 года он был назначен на «Жаркий», на котором участвовал в боевых действиях на Кавказском фронте.

В январе 1915 года он получил известие о назначении в подводную бригаду и срочном отъезде в Севастополь. И хотя он стремился на подводные лодки и был доволен своим назначением, ему было до боли грустно покидать «Жаркий», командира, офицеров, команду. Ведь с ними он пережил не одну опасную минуту.

Вскоре со скудным мичманским багажом, но с обилием ружей всех образцов и всякого рода доспехами неприятеля, мичман Монастырев вышел из вагона поезда на севастопольском вокзале. Через день явился к своему новому начальству.

– Вы назначаетесь на подводный минный заградитель «Краб» минным офицером. Явитесь к командиру сегодня же.

– Есть! – ответил мичман и вышел, сгорая от нетерпения увидеть новый корабль.

Некоторое время спустя он представился командиру.

– Вы прибыли ко времени. Скоро мы заканчиваем ремонт…

Погруженный в свою работу и не думая ни о чем другом, как бы скорее выйти в море, Нестор однажды был приятно поражен, получив приказ командующего Черноморским флотом о награждении его боевым орденом за плавание на «Жарком». Вскоре он получил об этом императорскую грамоту. С каким-то особым, непередаваемым чувством развернул он лист пергаментной бумаги и прочел:

По традиции, орден был торжественно отпразднован…

В июне 1915 года Черноморский флот пополнился первым дредноутом «Императрица Мария», который, закончив свою постройку в Николаеве, должен был прийти в Севастополь. Перед его выходом в море «Крабу» было приказано принять полный запас мин заграждения и поставить их в Босфоре, чтобы обеспечить дредноуту свободный переход в море.

Ранним утром 26 июня «Краб» плавно отошел от пристани, имея на борту, кроме своего кадрового состава, начальника бригады и еще двух офицеров. Одновременно для выслеживания противника вышли подводные лодки «Морж» и «Тюлень».

Через несколько часов полного хода открылись Анатолийские берега.

– Стоп, машины! – раздается команда.

«Краб» сразу останавливается.

– Приготовиться к погружению! Люки задраить!

– Заполнить среднюю и главную цистерны…

Проходит около двух часов подводного хода. Все благополучно и пока никаких сюрпризов.

Минуты тянутся медленно и томительно. Наконец…

– Приготовиться к постановке минного заграждения.

– Открыть кормовые амбразуры.

Из кормы доносится шум работающего электромотора и привода амбразур. Стрелка указателя показывает, что амбразуры открыты и все готово к тому, чтобы ставить мины.

«Краб» ложится на нужный курс и через несколько секунд звучит команда ставить мины. Долгожданный момент…

«Я пускаю минный элеватор и с беспокойством смотрю на стрелку минного указателя, который показывает момент выхода мины. Лишь бы не заело. Эта единственная мысль, которая сверлила мне мозг. Но все идет благополучно. Вот уже поставлены 62 мины, остается лишь две. Глубомер показывает 70 фут. Вдруг сильный удар в нос. Второй, третий, четвертый… «Краб» кренится на правый борт, потом с большим дифферентом на нос идет на глубину.

Глубомер показывает 120 фут. Лодка не слушается горизонтальных рулей и медленно погружается. Я не слышу нигде шума вливающейся внутрь лодки воды. Значит, все благополучно и повреждения не страшны. Ясно, что мы наскочили на подводную скалу, которая на карте не обозначена.

Но, что делать? Всплывать? Нас могут увидеть. Но всплыть нужно, уже 150 фут глубины. Несомненно, у нас повреждены горизонтальные носовые рули и, вероятно, минные аппараты. Свист сжатого воздуха, и из средней цистерны выбрасывается вода. «Краб» остановился и медленно начал всплывать.

Мы снова уходим на глубину. Я получаю приказание поставить две последние мины и приготовить минные аппараты. Нужно найти и атаковать сторожевое судно. Но судьбе это не было угодно. «Краб» ударился носовой частью о подводную скалу и крышки минных аппаратов, видимо, были повреждены. К тому же в такую темную, непроглядную ночь трудно было найти врага.

Наутро мы были далеко от пролива. «Императрица Мария» ждет нашей радиограммы о постановке заграждения. Она послана. Я, кажется, никогда в жизни не забуду этого дня в море, который мы провели, возвращаясь из Босфора. В этот день была пережита и радость боевого успеха, чувство удовлетворения за долгие труды и надежды.

Через два дня после нашего возвращения, развернув номер «Крымского вестника», я с бьющимся сердцем прочел следующее: «Нам сообщают, что турецкий крейсер «Бреслау» получил минную пробоину. Дальнейшая судьба его неизвестна».

Не теряя ни секунды, я помчался к командиру, чтобы первым сообщить приятную новость. К вечеру вернулись с моря «Морж» и «Тюлень», они еще ничего не знали, и поэтому мы их ошарашили своей новостью. Нечего и говорить о том, что этот вечер в кают-компании был весел и обилен.

Через некоторое время, секретные сведения от наших агентов подтвердили, что «Бреслау» действительно подорвался на мине, выходя из Босфора. Я окончательно и бесповоротно чувствовал себя героем дня. Да, впрочем, не только я, но и все остальные».

Прошло около месяца, и в одно прекрасное утро пришел приказ о производстве мичмана Монастырева в лейтенанты за боевые отличия. Вскоре он получил приказ о том, что Николай II награждает его подарком – золотым портсигаром с императорским гербом.

Оказалось, что командующий флотом, после того как постройка и главные испытания «Краба» были закончены еще задолго до выхода в море на постановку мин, счел необходимым ходатайствовать о награждении офицеров и команды заградителя за их усилия по достройке «Краба». Нестор уже имел боевой орден выше, чем у остальных офицеров, поэтому ему и был пожалован высочайший подарок.

В декабре 1916 года лейтенант Монастырев назначается старшим офицером подводной лодки «Кашалот». И хотя она совершила не очень много походов, тем не менее, сумела потопить несколько вражеских судов. За это офицеры и команда получили военные награды.

Нестор был отмечен Георгиевской саблей с надписью «За храбрость». Она была присуждена ему Думой кавалеров Георгиевского оружия и утверждена государем императором.

Наступил 1917 год… В феврале грянула революция в Петрограде. Как только были получены первые сведения о происходящих событиях в столице, командующий флотом адмирал Александр Колчак, ясно представляя опасность обстановки, объехал все корабли и береговые команды, призывая к спокойствию и выдержке.

Авторитет адмирала удержал команды в повиновении. Только благодаря ему не было убийств офицеров и жестокостей, которые имели место в Балтийском флоте. Там, особенно в Гельсингфорсе и Кронштадте, несколько десятков офицеров заплатили своей жизнью за верность долгу и дисциплине.