Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Бандитский Петербург (№7) - Арестант

ModernLib.Net / Боевики / Константинов Андрей Дмитриевич, Новиков Александр / Арестант - Чтение (стр. 3)
Авторы: Константинов Андрей Дмитриевич,
Новиков Александр
Жанр: Боевики
Серия: Бандитский Петербург

 

 


Они мгновенно усвоили все законы барыжно-криминального мира и с необычайной лихостью начали кидать, обувать и разводить. В этой новорусской клоаке напрочь исчезло понятие порядочный человек. Его заменило слово лох. С веселым комсомольским огоньком шустрые ребята в малиновых пиджаках рванулись кидать и партнеров, и конкурентов. Ты комсомолец? — Да! — Давай не расставаться никогда! Ах, как шуршали еще недавно запретные баксы! Они же — грины. Они же — зелень. Они же — бакинские… А на деревянные пусть живут лохи… Ну что, совок, бабулек нет? А ты втюхай ваучер, аккурат заработаешь на «Рояль». Гы-гы-гы…

Андрею была известна алчность Антибиотика, поэтому он был уверен, что все получится как надо. Он нисколько не сомневался, что груз «Абсолюта» постараются пустить леваком, не уплачивая налогов и таможенных пошлин. И оказался прав — так все и вышло. Фирма, через которую ввезли в Россию контейнеры со шведской водкой, не устояла перед искушением. Вот тут-то Андрей и включил в дело Антибиотика. Ненавязчиво — тактично-случайно! — он подсунул информацию о левой водке Виктору Палычу. И здесь расчет оправдался — люди Палыча мигом просекли тему: водка левая? Левая. Значит, если ее элементарно украсть, в милицию никто обращаться не будет.

И они ее украли. С территории порта по поддельным документам вывезли двадцать пять контейнеров товара! Большой завертелся шухер, тяжелый, нервный… Но если до этого момента все теоретические построения Обнорского оправдывались, то после похищения водки все пошло вразнос. Он пытался управлять ситуацией из-за кулис. Однако череда случайностей, ошибок, опрометчивых действий с обеих противоборствующих сторон мгновенно сделала ситуацию неуправляемой. Сумма похищенного затмевала разум.

Загремели выстрелы, пролилась первая кровь. А дальше уже события развивались стремительно, страшно и необратимо.

Ошибки совершали все участники драмы. Все. И Андрей Обнорский не стал исключением. Его вычислили, заманили в ловушку и стали выбивать из него информацию классическими методами гестапо. Андрей, в принципе, был обречен. Его спасла воля, спецназовская закалка, полученная еще в Йемене, и профессиональная работа ребят из пятнадцатого отдела питерского ОРБ. Обнорский убил двух боевиков и начальника контрразведки Антибиотика по кличке Череп. Это ничего не меняло… он оказался в ловушке: и бандиты не могли выкурить его из бетонного бункера, и он не мог выйти наружу. Когда сотрудники ОРБ установили подвал, где люди Черепа пытали Обнорского, жизнь в нем еле теплилась: проникающее пулевое, многочисленные ушибы и переломы, травмы головы. Медики в ВМА сами удивились тому, что смогли спасти журналиста. Качество и количество ран и травм казались критическими. А он выжил.

В госпитале Андрей провел больше двух месяцев. Иногда он впадал в состояние жесточайшей депрессии, замыкался в себе. В Питере стояло жаркое, засушливое лето. С помпой прошли Игры Доброй Воли… Андрей Обнорский не замечал этих событий. Сначала он не замечал вообще ничего — полз по нейтральной полосе между жизнью и смертью. Изредка вспыхивали осветительные ракеты над головой, выхватывали разрозненные эпизоды прошедших событий. Драматических, жестоких, кровавых. Специалисты ВМА все же вытащили журналиста с проклятой нейтралки на территорию, обозначенную словом Жизнь. Срастили перебитую голень, сломанные ребра, но не могли заставить забыть. Депрессия давила, как бетонный свод того бункера… Перелом произошел, когда из Стокгольма прилетела Рахиль Даллет — Кат. После этого Андрей пошел на поправку. Самым лучшим средством психотерапии стал подаренный Катей сотовый «Эриксон». Они разговаривали теперь часто и подолгу. Если бы Обнорскому пришлось самому оплачивать эти разговоры… нет, это не для российского журналюги.

В начале августа Андрея навестил начальник пятнадцатого отдела ОРБ Никита Кудасов. После задержания Антибиотика Никите Никитичу досрочно присвоили звание подполковника, стали ценить… В реальной жизни это обернулось участием в бесконечных совещаниях, командировках, консультациях и т.д. и т.п. и черт знает что еще. Работать Кудасову не давали.

После беседы с Никитой в садике Военно-медицинской академии Андрей испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, Антибиотик в Крестах, обвинения, предъявленные ему, весьма серьезны. Часть его людей тоже на нарах. Часть — на кладбище. Империя Палыча понесла финансовые убытки и потери в живой силе. А по авторитету Антибиотика нанесен мощнейший удар — развенчан миф о его непотопляемости. Молодые бандиты, рвущиеся к деньгам, к самостоятельности, к власти, увидели перспективу. Старый маразматик с Библией казался им теперь неопасным. Если бы братки читали Киплинга, они могли бы воскликнуть: Акела промахнулся!… Они не читали Киплинга.

Все так, но… Но даже Никита Кудасов сильно сомневался в том, что Антибиотика все-таки удастся надолго закрыть. Деньги Палыча, связи и высокая степень коррумпированности правоохранительной системы могли свести на нет старания бандитки-миллионерши, шизанутого журналиста и отмороженного опера.

Кудасов, щадя Обнорского, умолчал о том, что дело уже начало пробуксовывать, что адвокаты Антибиотика бьются над изменением меры пресечения, что в газетах появляются заказные статьи. В них бизнесмен Говоров предстает жертвой ментовского произвола… Ничего этого Никита Андрею не сказал. Но Обнорский криминальную тему пахал давно — сам о многом догадывался. На душе было тяжело. Психологически угнетало и количество трупов во всей этой истории. Конечно, большинство из убитых заведомо были обречены. Все покойники сами свой выбор сделали, — сказал Никита… Легче от этого не стало. Косвенно Андрей считал себя виновником. Или инициатором… Все покойники сами свой выбор сделали… Нет, Никита, не все. Милка Карасева, та самая проститутка, через которую Андрей подбросил Антибиотику информацию о левой партии «Абсолюта», тоже погибла. Обнорский сделал все, чтобы обеспечить ей новую жизнь, вывести из-под удара. Милка погибла по собственной беспечности. Но и это не утешало…

В середине августа, сразу после выписки из ВМА, журналист городской «молодежки» Андрей Обнорский, более известный читателю под псевдонимом Серегин, вылетел в Стокгольм. Ему предстояла встреча с Катериной и работа над книгой о русской мафии вместе со шведским тележурналистом Ларсом Тингсоном. От обеих тем захватывало дух.

Шестого сентября Андрей сидел в удобном кресле «Боинга» авиакомпании САС. Он возвращался домой. В Швеции на место выбитых в подвале зубов ему поставили дорогущую металлокерамику. Улыбка у Обнорского стала как у кинозвезды. Вот только улыбаться он стал реже.

Лету до Питера из Стокгольма чуть больше часу. Для Андрея он прошел незаметно. Совсем быстро он прошел — вместил всего одну человеческую жизнь. Губы старой шведки в кресле справа беззвучно зашевелились, и Обнорский услышал строгие слова молитвы. Они прорывались сквозь гул самолетных турбин, заменяющих орган, и плыли под низким небом. Совершенство древней латыни на высоте в девять тысяч метров сжимало сердце. Слова молитвы выскальзывали из салона и звенели в морозном воздухе.

— Мы летим трахать русских девок, — прогудел штурман в кабине «Боинга». Он засмеялся. И его слова тоже выскользнули наружу и прогремели над Кронштадтом. Впереди, в дельте Невы, лежал огромный город. Он хотел казаться живым. Но у него не получалось.


Милиция и прокурорские следаки еще не успели закончить осмотр места преступления, еще стояли на обочине изуродованные машины, а слухи о бойне в районе метро «Девяткино» уже расползлись по городу. Восемь трупов — не хрен собачий. На место стрелки Кащея со Счетчиком собралось большое милицейское начальство.

Толку от них здесь было немного. А если говорить начистоту — вовсе никакого. Оперы убойного отдела УУР и РУОПа косились на группу полковников и генералов не слишком приветливо. Дело-то реально работать придется именно операм, начальство здесь находится постольку-поскольку. А дело, между прочим, дерьмовенькое: следов полно, а вот свидетелей, похоже, нет.

— Странно, — говорил негромко один руоповец другому. — Раньше для таких стрелок, с кровушкой, братаны на Медное озеро ездили.

— Скоро они в центре города мочилово затеют, — хмуро отозвался его коллега. Оба оперативника были злы. Час назад Никита Кудасов направил их на станцию метро «Девяткино» поискать возможных свидетелей. Они опросили персонал станции, опросили ментов, дежуривших в метро, — никто ничего не видел и не слышал. Оба факта, конечно, имели свое объяснение: в утреннем тумане машины не были заметны, а стрельбу мог заглушить звук проходящего поезда. Однако операм нужны были свидетели, а не объяснения, почему их нет.

Когда они доложили о полученных результатах Кудасову, тот тоже высказался насчет тумана и проходящих электричек. А потом посоветовал ребятам взять на станции расписание всех пассажирских и грузовых поездов на период с 5.30 до 7 часов.

— Уже взяли, — хмуро сказал один из оперативников. — С пяти до семи утра прошло восемь электричек и два товарняка.

— Задача ясна? — спросил начальник пятнадцатого отдела.

— Ясна, — отозвались опера и отправились устанавливать поездные бригады. Если не удастся вытянуть информацию из машинистов, придется работать среди пассажиров. Та еще работка: беготни много, а будет ли толк — неизвестно.

Никита Кудасов тоже был зол. Во-первых, потому, что нисколько не сомневался — расстрел команды Счетчика напрямую связан с выходом из Крестов Антибиотика. Во-вторых, он понимал — раскрыть дело будет сложно. А даже если и удастся раскрыть, то как привязать к нему Палыча? В-третьих, Никиту Никитича сильно раздражала группа приехавшего начальства. Кудасов давно заметил, что присутствие руководителей каким-то непостижимым образом мешает работе.

— Ну что, Никита Никитич, — покровительственно сказал первый замначальника ГУВД полковник Тихорецкий, — когда дашь результаты по делу? Следов тебе полно оставили.

Полковник широким жестом обвел картину последствий недавней бойни. Все здесь было так же, как утром. Но теперь на обочинах дороги стояли еще полтора десятка автомобилей: черные «Волги» начальства, «Жигули» и «УАЗы» уголовного розыска и РУОПа, микроавтобусы «Скорой» и криминалистов. Оперативники прочесывали кусты, эксперты колдовали со своими штучками-дрючками… Вопрос был глупый. А учитывая, что Тихорецкий сам когда-то работал в розыске, — глупый вдвойне. Количество следов не гарантирует раскрытие. Номера на оружии спилены, и удастся ли экспертам их прочитать — вопрос. Заключение баллистической экспертизы? Ну, привяжут спецы конкретные пули и гильзы к брошенным стволам… и что? Шесть трупов на дороге, два в расстрелянных автомобилях теперь уже никому ничего не расскажут. Медики исследуют тела, напишут обстоятельные акты о характере полученных ранений. Определят причину смерти. Прокурорский важняк нашлепает на машинке стандартное: Прошу поручить сотрудникам 15-го отдела РУОП провести следующие оперативно-розыскные мероприятия с целью установления лиц, совершивших преступление… Далее последует список, который и Никита Кудасов, и его подчиненные знали наизусть. Нет, количество следов не гарантирует раскрытие… Начальник пятнадцатого отдела мог бы привести массу примеров, когда перспективные вроде бы дела заканчивались привычной отпиской: …принятыми мерами розыска установить преступников по уголовному делу N… не представилось возможным.

Нет, количество следов ничего не гарантирует. Бандиты уже позаботились о своем алиби, вымыли руки спиртиком, поменяли резину на тачках… Кудасов не исключал, что дело может быть приостановлено согласно ст. 195 УПК РФ в связи с неустановлением преступника.

В практике пятнадцатого отдела это случалось редко. Но, тем не менее, случалось. Сейчас тоже наклевывался глухарек.

Никита Никитич буркнул себе под нос что-то невнятное и пошел в сторону изрешеченных картечью машин. Полковник Тихорецкий проводил его долгим взглядом. Кудасов обошел труп Ильи-Счетчика и остановился рядом с прокурорским важняком. Седой, с серым лицом, Егор Андреевич Быстров диктовал своему младшему коллеге протокол осмотра и курил сигарету. Как и десять лет назад — болгарские «Родопи».

— Ну, Никита, чего думаешь? — спросил Быстров.

— Чего тут думать, Егор? — ответил Кудасов. — Счетчик под Антибиотиком ходил. А когда мы Палыча закрыли, захотел отколоться. Вчера, как ты знаешь, Палыча выпустили под подписку.

Молодой следак, продолжая писать на капоте восьмерки, поднял голову и спросил:

— А не слишком ли быстро, Никита Никитич? Только вчера Антибиотик вышел, и сразу такое мочилово?

— Нет, Сережа, для них слишком быстро не бывает… У Палыча положение тяжелое, трон шатается. Ему нужно жесткие меры принимать. Принимать моментально и демонстративно.

Быстров стряхнул столбик пепла себе под ноги и сказал:

— Понятно… а кто конкретно мог исполнять? Что думаешь?

Мимо них прошел оператор с видеокамерой Sony на плече. Он безразлично жевал резинку.

— Если из наших, то, пожалуй, команда Кащея, — сказал Никита. — Такое дело не всякому поручить можно. А Кащей подходит по всем параметрам: имеет афганский опыт, умен, хладнокровен. Есть оперативная информация, что он уже приводил приговоры в исполнение.

Со стороны гаражей быстро приближался Вадим Резаков. Вид у него был не особо веселый.

— Еще один труп, Никита Никитич, — сказал он, подойдя к Никите. — Метрах в тридцати отсюда… трупик, доложу я вам, интересный.

Втроем пошли к месту новой находки. В наполненной мутной водой канаве лежал плохо одетый мужчина лет пятидесяти. Рядом плавало лукошко. В такие обычно собирают грибы. На глинистом откосе четко отпечатались следы обуви. Видимо — кроссовок. На носу покойника поблескивали очки в дешевой оправе, правая дужка кое-как забинтована изолентой… Рядом с головой убитого вода в канаве была розовой.

— Похоже, грибник, — заметил прокурорский важняк. — Сдуру под раздачу попал. Не повезло мужику… собрал грибочков.

Руоповцы переглянулись.

— Это Пискунов Александр Иванович, — сказал Кудасов. — Кличка Пескарь. Видимо, Счетчик посылал его на разведку.

Количество трупов выросло до девяти. Накрапывал мелкий дождь, грохотала электричка. Аккуратно обходя лужи, приближалась группа полковников и генералов.

Никита Кудасов смотрел в остановившиеся глаза Пискунова. Последний срок — восемь лет за разбой — Пискун получил в девяносто втором. С зоны сорвался, отсидев меньше года, с тех пор числился в розыске. Нашелся, значит, Пескарик, думал Кудасов.

Подошел жующий резинку оператор, начал снимать. За годы работы в ментуре подполковник Кудасов насмотрелся на трупы более чем достаточно. И все равно каждый раз испытывал мерзкое чувство. Оператор был молод и абсолютно невозмутим. Откуда в них это? — гадал Никита. Что это — безразличие? Жестокость? Глупость?

Ответа подполковник не знал. Он смотрел на мокрое мертвое лицо Пескаря в очках со сломанной дружкой и думал. Все? Или — нет? Если нет, то когда продолжение?

Продолжение последовало в тот же день. Весь криминальный Питер уже был наслышан о демонстрации силы, предпринятой Палычем. Реакция братвы отличалась большим разбросом мнений: кто-то считал, что Антибиотик пошел по беспределу. Зря ребят перебил, не стоила того тема. Да и менты после бойни совсем борзые стали — на каждом перекрестке тормозят, тачки досматривают… По сотке[12] только так пацанов гребут, в ИВС пачками запихивают.

Но были и такие, кто решительность Палыча одобрял. Все отстегивают, говорили они. Чем Счетчик лучше других? Не выпендривался бы — делал лавэ, как и раньше… Сам, братаны, виноват.

Что бы ни говорили, а все ждали продолжения. И оно последовало. Стрелка второму мятежному бригадиру — Колобку — была назначена на девять вечера. Место, где собирались тереть тему, называлось Кричи-не-кричи. Есть такое на Петроградской стороне… Неуютно стало Колобку, когда ему Валера Ледогоров стрелочку в этом глухом месте забил. А еще неуютней стало после известия о том, что случилось со Счетчиком. Толстый и наголо побритый (за что и получил кличку) Колобок метался по кабинету принадлежащего ему ресторанчика на улице Савушкина. В нем боролись жадность и страх. К трем часам дня он велел собрать всех своих бойцов, а ресторан закрыть по техническим причинам.

Братаны дисциплинированно съехались к назначенному часу, стоянка перед кабаком наполнилась машинами. Не приехал только ближайший соратник Колобка — Кольт. (Позже выяснится, что он попал под ментовскую проверку и был задержан по 218 статье: под передним сиденьем девятки омоновцы нашли пушку. Утренняя стрельба у метро «Девяткино» уже сказывалась…) А пока отсутствие наиболее приближенного, самого надежного человека в команде еще более нервировало Колобка. Остальные члены группировки выглядели не лучше. Бодрились, конечно, шутили. Но нервное напряжение сделало шутки натужными, смех ненатуральным… Один из братков рассказал, что еще вчера вечером видел Илью-Счетчика в казино. Счетчик был весел, выигрывал.

После этого рассказа стало еще неуютней. Получасовое обсуждение ситуации, отсутствие Кольта, неуверенность братвы убедили Колобка в том, что тягаться с Палычем не стоит. Он позвонил Валере Ледогорову и объяснил: осознал. Готов искупить.

— О'кей, — ответил Бабуин. — Я тебя, Олег, понимаю. Потолкую со стариком. Но учти, формальность все равно должна быть соблюдена. Раз уж стрелочка назначена — должна состояться.

— Ну спасибо, Валера. Я в долгу не останусь, — сказал повеселевший Колобок. — Ты меня знаешь.

— Какие, на хер, счеты, Олег? — почти обиделся Бабуин. — Ты думаешь, мне вся эта хулевина нравится?

Колобок хлопнул сто граммов коньяку, вышел из кабинета в зал, где сидели напряженные братки, и бодро объяснил, что решил вопрос. Прозвучало не очень убедительно, но все равно вызвало заметное оживление… А Бабуин в это время докладывал Палычу о покаянном звонке Колобка. Вот только излагал он эту тему по-своему. Хоть и заявил, что ему мочилово не нравится, но сам-то он был больше всех заинтересован в кровопролитии. Понимал: либо братва Палычу предъяву сделает за беспредел, либо менты начнут землю рыть. В любом случае, рассудил интриган Ледогоров, нужно подтолкнуть старика к яме.

— Значит, так Колобок на заботу мою ответил? — сказал Антибиотик, когда Бабуин закончил свой рассказ. Валера смотрел честным, преданным взглядом. — Ну что ж, пусть ему по делам воздается.


Питер встретил моросью, суетой аэропорта, бдительностью пограничников и таможенников. Как и прежде, в любом въезжающем или выезжающем из страны автоматически предполагали злоумышленника. С большим подозрением относилась родина к своим сыновьям и дочерям. Ежели выезжает, сукин сын (дочь), то непременно хочет вывезти что-нибудь этакое запретное, нелегальное. А когда возвращается — ввезти.

На сотнях погранпунктов встречает родина своих детей хмурым взглядом пограничника и продувной мордой таможенника. Тоскливо становится на душе, и ты уже сам начинаешь сомневаться: а может, действительно виноват? Может, я чего-то не того? Может, я по незнанию? А, ребята?

Строго смотрит на тебя таможенник, печально, похмельно: незнание, гражданин, не освобождает от ответственности. Что ж вы так?… Да я… Все так говорят, гражданин. Вот смотрю я на вас, и за державу обидно! Стыдно, гражданин!

А потом, когда ты уже отошел от стола таможенника и подумал: наплевать! И плюнул, и повернул случайно голову налево, и увидел, как шествует, минуя все контроли, какой-то мордастый, солидный, а шестерки тащат за ним огромные чемоданы из натуральной кожи. И ты подумал: это как же так?… Э, брат, шалишь! Это — Большой Начальник! (Тут авторы заранее приносят извинения господам редактору и корректору и просят оставить слова Большой Начальник в авторском написании, хотя нормы русского языка этого и не допускают.)

Большой Начальник в России — это вам не какой-нибудь VIP западный. Это… да что ж говорить! Все уже сказано Салтыковым-Щедриным и Гоголем. Тьфу, нигилизм какой-то!

Электорат, смир-р-рна! Чемоданы натуральной кожи исчезают во вместительном багажнике «вольво»-850, а в салоне — начальственная толстая жо… Извините! Не то ляпнул. В общем — большой человек уехал. Вспышки мигалки исчезли вдали… Вольно, электорат…

…Питер встретил Андрея Обнорского туманом и моросью. Говорят, дождь — хорошая примета. Таксист заломил бешеные бабки, но Андрей уже получил в шведском издательстве аванс и мог себе это позволить. Он швырнул на заднее сиденье раздолбанной «Волги» дорожную сумку и сел вперед, в продавленное кресло.

За такие бабки тачка могла быть и поприличней. Впрочем, Андрей знал истинную причину неоправданно высоких тарифов. Весь пулковский извоз контролировали бандиты. Таксисты им отстегивали не менее тридцати-сорока процентов выручки. Со многими из бандюгов Обнорский был знаком, а с некоторыми даже близко. С кем-то пересекался еще в те времена, когда занимался борьбой, с кем-то свела работа в газете. Пишущий на криминальную тему обязательно общается как с представителями правоохранительных органов, так и с противоположной стороной. В принципе Андрей мог бы прямо в Пулково найти кого-либо из кураторов гильдии славных извозчиков и запросто договориться о поездке по себестоимости, а то и вовсе даром… он не стал этого делать.

Машина, заскрежетав коробкой передач, тронулась. Дворники размазывали по битому лобовому стеклу мелкие дождинки, мелькали начинающие желтеть березки за окном, хрипел из магнитолы профессор Лебединский… Вот ты и дома!

— Откуда прилетел? — спросил водила. Вопрос был задан просто так, для разговору. Расписание рейсов Пулково-2 он знал наизусть.

— Из Швеции, — ответил Андрей, глядя в окно.

— А-а… а чего там делал?

— Зубы вставлял, — усмехнулся Андрей и, растянув губы, показал водителю белоснежный ровный оскал.

— Ну, блин! Дорого, наверно?

— Кому как… ты с твоими заработками можешь себе штук пятьдесят поставить.

— Какие заработки? — возмутился водитель. — Какие заработки? Ремонты, бензин, гаишники душат. А в аэропорту и ментам нужно отстегивать, и бандитам.

— А что, в Питере есть бандиты? — поинтересовался Андрей.

Таксист покосился на Обнорского, хмыкнул и ничего не ответил. «Волга» неслась по мокрому асфальту мимо редких деревьев и рекламных щитов. Низко прошел заходящий на посадку самолет. Сколько раз ты улетал из этого города? Сколько раз возвращался?… Много. Очень много. Каждый раз ты возвращался в другой город. Или, может быть, ты сам каждый раз становился другим?

— Заработки, — пробормотал таксист, — заработки, блин…

Навстречу проехал похоронный автобус — на Южном кладбище добавится новая могила.

— Бандитов, говоришь, нету в Питере? — произнес шофер. — Ага, нету! Вон сегодня утром сколько народу набили. Не слыхал?

— Нет, — отозвался Андрей безразлично. И сам удивился — криминальная тема была для него родной. Вся информация такого рода им тщательно собиралась, анализировалась, подшивалась. В Петербурге Обнорский-Серегин уже негласно считался экспертом по криминальным вопросам. Да и не только в Петербурге.

— Нет, не слышал. А что случилось?

— Э-э… утром в «Девяткино» бандиты такую разборку устроили! Девять жмуриков как с куста. Вся ментура на ушах стоит.

— Ну! Так уж и девять?

— Бля буду — девять. По радио базарили. «Волга» снижала скорость — подъезжали к посту ГАИ. Омоновцы в касках, бронежилетах и с автоматами осматривали БМВ. Двое быков стояли в раскоряку около милицейского «УАЗа».

— О, видал! — бросил водила. — Вчера, говорят, из Крестов одного пахана выпустили. И сразу разборки начались, мочилово.

— Это какого же пахана? — спросил Андрей. Ответ он уже предвидел. От этого на душе стало мерзко.

— Антибиотик у него кличка, — сказал шофер. — Не слыхал?

— Нет, — ответил Обнорский. — Не слыхал.

Навстречу проехала еще одна похоронка. Вот ты и вернулся домой, журналист.


Если бы старший опер Вадим Резаков позвонил Колобку на несколько секунд раньше, вечерняя резня в Кричи-не-кричи могла бы не состояться. Многое могло бы быть иначе… Но Вадим позвонил в тот самый момент, когда Колобок снял трубку, чтобы переговорить с Бабуином. На несколько секунд опоздал старший опер. Всего на несколько секунд. У черной воды Малой Невки затрепетала осина. Пожилой бомж, пьющий портвейн в Кричи-не-кричи, почувствовал странное беспокойство. А у журналиста Обнорского, который ехал в раздолбанном такси из Пулково, вдруг сильно заболела голова. Мелькнула перед глазами занесенная для удара бейсбольная бита и чье-то лицо с раздернутым в крике ртом… Кричи-не-кричи.

В трубке прозвучали частые гудки, и Резаков решил перезвонить попозже. Второй раз он позвонил Колобку спустя минут тридцать, когда тот уже переговорил с Бабуином. Всего на несколько секунд опоздал старший опер!

— Да, слушаю, — произнес бодрым голосом Колобок.

— Здравствуйте, Олег Дмитриевич. Резаков из РУОП. Есть потребность поговорить.

— Здравствуйте, Вадим… э-э-э…

— Романыч, — подсказал Резаков.

— Здравствуйте, Вадим Романыч, — сказал Колобок. Казалось, он нисколько не удивлен звонку. Колобок все еще пребывал в состоянии легкой эйфории после разговора с Бабуином, когда удалось так легко разрешить все вопросы. Жить ему оставалось пять с половиной часов. — Что же нужно РУОПу от скромного коммерсанта?

— Я полагаю, — ответил Резаков, — что у вас возникли некоторые проблемы в связи с выходом Антибиотика.

Вадим не мог видеть своего собеседника, но почувствовал, как тот напрягся.

— Не понял, Вадим Романыч, о каких проблемах речь?

— Вы знаете, что произошло сегодня утром в «Девяткино»?

— Нет… а что произошло сегодня утром в «Девяткино»?

Знает, понял Резаков по дрогнувшему голосу Колобка. Впрочем, и так было очевидно, что знает. Информация об утреннем расстреле уже прошла по радиоканалам. А у братвы есть свой оперативный телеграф. Знаешь, Колобок, знаешь, подумал Резаков и произнес в трубку:

— Зря вы так, Олег Дмитриевич. Я ведь хочу вам помочь. Положение-то у вас не очень завидное. Вы ведь Счетчика знали?

— Вот что, Вадим Романыч, я вам скажу: никаких проблем ни с Антибиотикоми, ни с пестицидами, ни с гербицидами у меня нет. Ежели у вас есть вопросы — присылайте повестку. Я подъеду со своим адвокатом.

Колобок говорил уверенно, напористо. Резаков слушал и недоумевал. Он был убежден, что Палыч уже назначил Колобку стрелку, на этой волне можно было наладить контакт. Братки вслух декларируют неприятие ментов, но, когда их прижмет, запросто идут на сотрудничество. Странно ведет себя Колобок, думал Вадим, очень странно. Вслух он сказал:

— Послушайте, Олег Дмитриевич. Если вы сейчас не один и вам затруднительно говорить — намекните. Я пойму.

— Я один, Вадим Романыч. И у меня, повторяю, нет проблем с лекарственными препаратами.

— Рад за вас, — сухо сказал Вадим. — Если передумаете — звоните.

Опер положил трубку. Нежелание Колобка разговаривать он объяснил себе тем, что мятежный бригадир уже повинился перед Палычем и прощен. Ну что ж вольному воля. По крайней мере, кровопролития не будет. На всякий случай старший опер написал заявку в наружку на установление наблюдения за Олегом Дмитриевичем Хлопиным, оперативная категория — авторитет. Кличка — Колобок.

Вадим посмотрел на часы, ругнулся и пошел подписать заявку к Кудасову. А заодно и доложить о том, что Колобок на контакт не идет.

Никиту Никитича он перехватил в коридоре. Подполковник спешил на внеплановое оперативное совещание у начальника ГУВД. Утренняя бойня в «Девяткино» вызвала большой шум. Начальство топнуло ножкой и нахмурило брови. Кудасову совершенно не хотелось тратить время на бессмысленную говорильню. Реальная работа делалась на земле, а не в кабинетах высокого начальства. После каждого громкого преступления, которых становилось все больше и больше, начинался разбор полетов. Составлялись солидные планы комплексных мероприятий, говорилось о широком круге мер… А сотрудники пятнадцатого отдела сбивались с ног. Подполковник Кудасов считал, что они занимаются пожарными делами. Эффективно бороться с организованной преступностью, был убежден Никита, следует экономическими методами, разрушая фундамент. Посадка на нары одного, двух, десяти авторитетов не сделает погоды. На смену одному посаженному бандиту всегда приходит другой.

Подполковник Кудасов на ходу подписал заявку на наружное наблюдение. На ходу выслушал рассказ Резакова о беседе с Колобком. И пошел на оперативное совещание.


Представитель одного из малых дагестанских народов табасаранец Магомед Магомедов по кличке Мага испытывал мощный прилив сексуального возбуждения. Впрочем, это чувство в той или иной степени он испытывал всегда. Когда же ощущал, что скоро прольется кровь, — сексуальное возбуждение резко возрастало. Гордый сын гор мысленно уже вдыхал тошнотворный запах крови — сорок минут назад он получил заказ на групповое убийство. Выходец из грязного аула разглядывал проходящих по улице белых женщин сквозь тонированное стекло черной «Волги». Всех белых женщин Мага считал проститутками. А поскольку выговорить такое сложное слово ему было не по силам, он называл их блядями.

— Вот эту, — сказал он, указывая пальцем на молоденькую девушку с ярким красным зонтом. «Волга» прижалась к тротуару. Земляк, единоверец и однофамилец Маги — тоже Магомедов, только Ибрагим, выскочил из машины со схемой Санкт-Петербурга в руке.

— Вах, дэвушка, помоги пожалуйста, — начал Ибрагим. — Мы приезжие, заблудились…

Девушка, почти девочка, сначала отшатнулась испуганно. Но табасаранец, держа в руке схему, глядел так просительно. Она могла бы ответить что-нибудь типа: извините, я спешу… Она могла бы просто пройти мимо… но семнадцатилетняя студентка Политехнического подошла к задней дверце «Волги». Ибрагим, оскалив в улыбке золотые коронки, молча схватил ее за волосы.

— Садысь, билядь, быстро, — прошипел горец, выдыхая изо рта смрадный запах, и, пригнув рукой белокурую голову, затолкал девчонку в машину. Он думал, что после Маги тоже будет трахать эту белокожую, светловолосую. Он думал, что волосы на лобке у нее тоже должны быть светлые. Жертва оцепенела. Она была парализована страхом. Звери тоже ощущали этот страх. Он возбуждал их, наполнял чувством превосходства, растекался горячей волной в паху.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23