Глава восемнадцатая
      ОГНЕМ И МЕЧОМ
      Старые правила предписывают воевать на ровном месте, где рыцарям легко разгонять коней и валить друг друга с седел, где нога или копыто не наткнется на ямку или предательский камень.
      Старые правила предписывают также воевать в хорошую, но бессолнечную погоду, чтобы не светило солнце никому в глаза, чтобы легкий ветер освежал разгоряченных воинов и красиво развевал вымпелы и флаги.
      Старые правила еще как-то помнились. И никому не хотелось вязнуть в глубоких сырых снегах между холмами, где кони проваливаются выше стремени. Подходящим для битвы казалось Змеиное озеро, на котором оттепель не тронула льда.
      Ранним утром спустились на лед с удобного пологого берега войска магнатов.
      Было еще сумрачно. Широкая белая гладь мутилась у дальних берегов - озеро было длинное. Над головами ходили под мокрым ветром стяги с деревами, зверями и химерами. Суровые, закованные в броню мальчики всматривались в даль поверх копий рингенской пехоты. Кони дышали паром, качали головами, звеня железом.
      Дальние берега сходились, превращаясь в обрывистое устье речки, по льду которой только и можно было выйти на озеро с той стороны. С обеих сторон устья торчали черные скалы, издали напоминающие столпившихся и о чем-то сговаривающихся великанов. Там не было заметно никакого движения, хотя вчера вечером лазутчики обнаружили лагерь королевских войск, пришедших из Наври-гра и готовых к бою.
      Небо становилось светлее, тучи низко стелились над холмами, уползая на запад.
      - Как в нисходящих мирах. - Аргаред щурился почти беспомощно.
      - Где? - Родери повернул к нему голову в каске с гребнем. Каска эта среди старинной брони и шлемов выглядела донельзя неуместно, делая Родери похожим на наемника.
      - Нисходящие миры. Это где Обитель бед. Я потом расскажу тебе. Когда закончится битва. Там есть мир вечной зимы с мертвыми деревьями, со странными белыми зверьками. В этом мире идет снег.
      - Слава Богу, сейчас-то снега нет. - Оба, разговаривая, едва шевелили губами, шепот рассеивался вместе с паром.
      - Родери... Я намерен оставить Беатрикс в живых, если мы одержим победу.
      - Почему?
      - Боюсь, это объяснение тоже придется отложить на потом. Она кое-что мне сказала...
      - Поэтому ты был перед казнью как сам не свой?
      - Поэтому тоже.
      Оба одновременно заметили движение у подножия скал.
      - Идут! - По всему строю затрубили рога, потом смолкли, и раздался тысячеголосый Зов Силы.
      Казалось, тучи поднялись выше, так посветлело. Далеко-далеко колыхались ряды врагов, бредущих по снегу.
      - Рингенская конница - вперед. Раздавим их о скалы! - Конница под предводительством Эринто и рингенского капитана с грохотом и звоном покатилась по туманной белизне навстречу выползающим из-под скал темным фигуркам. Зареяли на склоненных древках десятки вымпелов, зазвучали кличи, серебристо отозвались боевые трубы.
      Перед мчащимися всадниками вырастал королевский строй, пестрели желто-лиловые сдвинутые щиты, торчали выставленные копья.
      Под напором конницы этот строй трещал, прогибался, оставляя на утоптанном снегу мертвецов, выпускал с флангов рейтар. Из-за валунов стреляли арбалетчики - стрелы с тонким пением пропарывали рыхлый серый воздух, настигая цель. Королевские войска не успели развернуться. Они заполнили все устье, задыхались в мерзлых обрывах, не имея возможности маневрировать в тесной каменной щели. Мечи нападавших перерубали обвитые лентами древки в руках элеранских копейщиков, резали, точно масло, шлемы вместе с головами, выпуская красно-серую кашу мозгов, рассекали надвое щиты. Кличи потонули в брани, реве и хрипах ярости, дерево ломалось с оглушительным треском, звонко схлестывались клинки, визжали и бились, расшвыривая всех копытами, стиснутые в смертоносной давке лошади... Первый порыв конницы ослабел.
      Тут приспело время пешим рингенцам. Они, сомкнув ряды, приближались тяжелой скорой поступью.
      Тупо залязгали по щитам секиры, противники обдавали друг друга паром, сходясь грудь в грудь, берясь за ножи и тесаки, орудуя обломками мечей и наконечниками рогатин с коротко отломанными древками, протыкая пальцами глаза, - словом, была свалка. Рингенцы упорно прорубались вперед, круша все на своем пути, вдавливая противника в русло, точно клин в щель загоняя, напирая строй за строем, выжимая врагов на стены обрывов, топча своих и чужих упавших, пролезая под животами стиснутых в толкотне лошадей.
      Королевское войско дрогнуло и попятилось. Осталось разбить его до того, как оно успеет просочиться в узкий проход устья и рассыпаться по холмам.
      К Аргареду, оставшемуся с самыми сильными отрядами, то и дело подлетали вестники с дикими от радости глазами. На лице Аргареда играла холодная улыбка.
      - Не промедлим. Жаль, в обход послать некогда. Но добьем зверя. Могут быть засады на выходе из ущелья, и там пригодится свежая сила.
      Под совсем уже светлым небом торжествующе запели трубы. Вскинулись стяги.
      - Родери... Ты бы не ехал. Твоя рана не совсем зажила еще.
      - Пустяки. - Родери закинул голову и тоже холодно улыбнулся.
      - Как мне доносят, военачальников Беатрикс с войсками нет. Они, наверное, смотрят со скал.
      - Да. Но здесь не ристалище и не фехтовальный зал, отец. А они трусы. Боюсь, нам еще придется погоняться за ними по холмам...
      Аргаред улыбнулся чуть теплее и поднял руку, зовя изготовиться к чему-то важному.
      - ЭНКАЛЛИ ХАЙЯ ОРОНКИ!.. - Они тронулись тихой-рысью. Зов Покорности разнесся над озером. Рысь становилась все размашистей, строй вытягивался блестящим треугольником, и во главе - стремя к стремени - скакали Родери и Аргаред. Впереди блестела мелькающая остриями толчея сражающихся. Очевидно, королевские войска пытались удержаться на выходе из устья, чтобы не пустить противника к шатрам лагеря...
      - ОНКИ АЙАНА ЭТАР! - Последним напором остатки королевского войска вышибло из прохода, как пробку из бочки, они хлынули веером в холмы, пятная белизну кровавыми следами, победа уже жарко дышала в лицо наступавшим, а клинки вздымались и со свистом обрушивались на белые, безглазые от ужаса, вывернутые назад лица врагов, кони хрипели, вставали на дыбы. Рингенцы завели победный клич, вырубая под корень последних сопротивляющихся.
      Вдруг что-то засвистело, шлепнулось, ухнуло глухо. Раин, не переставая крутить мечом, оглянулся: огонь! Не понял. Свистнуло, ухнуло, опалило огнем лицо, конь шарахнулся, присел, закидывая морду, - между его передними ногами широко змеилось дымное пламя. И сразу отовсюду засвистело, заухало, задымило, дробно зарокотало... Запрыгали раскоряками, с воем покатились по снегу загоревшиеся. Раин крутился, ничего не понимая - врагов больше не подвертывалось под меч и отца рядом не было. И все чаще свистело, ухало, с жарким треском рвалось! Заметались безумные лица. Огонь летел сверху, с откосов, его швыряли спрятанные за валунами метательные машины, в пламени дико носились люди, и голоса их уже людскими не были - это был бессловесный ужасный рев... Ловушка!..
      - За мной! - Раин дал коню шпоры, повернул к близкому уже выходу из устья. - За мной, кто смел и не хочет сгореть! За мной на лагерь! За мной на лагерь! - Опять перед самым носом вспыхнуло, жгучая горечь ударила в лицо, опалила ноздри, он заслонился, сильнее и сильнее пришпоривая коня, пригнувшись к его холке. Конь, вытянув шею, пластался над снегом, пропарывая дымную мглу. Слева мелькнул всадник, схватившийся за грудь, - полмига спустя Раин понял, что это Эринто, обернулся - и увидел только черный дым... Кто-то все-таки скакал и бежал за ним, тоже заслоняясь и отплевываясь... Рокот становился назойливей, резче, впереди во что-то часто и сильно стучали...
      - Стоять! - отчаянно взвизгнул Раин, что было сил осаживая лошадь.
      Выход был отрезан - загораживая путь, сдвинув щиты, выставив копья, стояли рядами воины в белых кот д'арм, в касках, скрывающих лица. Строй был глубок не прорваться, а с краю гарцевал латник без шлема на задастой рыжей лошади Вельт - и издевательски улыбался.
      Рванув на себя поводья, закрыв коню ладонью глаза, Раин бросился обратно в пламя. Сверху падали, разбиваясь и гулко вспыхивая, большие горшки, лицо жгло уже нестерпимо. Под полосами дыма корчились люди, бились, издыхая, лошади с раскинутыми ногами. Огня прибывало. Снег казался рыжим. Сквозь рев и вой где-то впереди звенели мечи - выход на озеро тоже был заперт, и там отчаянно рубились с белыми копейщиками и рейтарами те, кто не желал гореть. В спину свистели стрелы.
      Родери перехватил поудобнее двуручный меч и бросился в гущу сражающихся.
      Под стремена подкатывались все новые и новые, норовили поднять на пики, он с яростной бранью отправлял их на тот свет, слух отупел от лязга, от одинаковых хриплых воплей, едкий воздух трудно было вдыхать, он глотал его перекошенным ртом, с каждым замахом все сильнее болело плечо - рана проклятая... Родери повел вокруг бешеными глазами:
      - Где Окер? - Не нашел... Крутя мечом, подскочил рейтар. Он удачно пронзил его сбоку меж пластин брони, до печенки, должно быть. Снова, как волки, лезли копейщики... - За мной! - Вдруг он уловил тот перелом, когда сопротивление врага на миг ослабело. Строй прорвался... Он оглянулся - где же Окер? Откуда-то опять набегали с криками копейщики. Всадники-Этарет редким веером уносились в затянувшую озеро пелену. Свистя, летели над ними стрелы. Пешие, пригибаясь, убегали под берег, хоронились в скалах. Где же Окер? Взгляд метался, не находя, и, обезумев от страха быть пойманным, Раин с визгливым проклятием дал коню шпоры и нагнал бегущих. К дьяволу! Все к дьяволу! Прочь! Прочь отсюда! Он все-таки еще раз обернулся и увидел только, как скачет над обрывом большой отряд.
      Озеро безрадостно стлалось под копыта. Они мчались не к лагерю, а куда-то вбок, в пасмурную синеву, где не было видно ничего, кроме белых холмов, мчались, лишь бы умчаться... Приближался, нарастал берег, высокий, пока еще слишком высокий.
      - Остановиться! - закричали сзади и сбоку, и он, подпрыгнув в седле, обернулся - нагнали. Тот самый отряд, который он видел над обрывом. Арбалетчики, рыцари, предводитель в золоченых латах - не меньше полутора сотен. Шпорить коней было бесполезно, кони устали.
      Берег был близко, но высокий, все еще такой высокий, что не взъехать.
      Уцелевшие Этарет сгрудились вокруг Раина, с мечами на изготовку, которые у них даже не было времени обтереть. У многих на броне розовела кровь, своя и чужая, лица были в копоти.
      - Сдавайтесь, чтобы не проливать лишнюю кровь! - Предводитель снял шлем с фигурной маской, открыв юное лицо такой красоты, что Раин несколько опешил. Потом, все же взяв себя в руки, спросил:
      - Позвольте узнать, кому же сдаваться?
      - Авенасу Морну, сыну князя Калскуны. - Отрок развернул коня боком.
      - Ты сын предателя. И я тебе не сдамся. Выбирайте противников, братья, и пусть Сила покажет, на чьей стороне правда, - сказал Раин, уже, впрочем, не веря в победу.
      - Твои люди устали. К чему их губить? - ответил Авенас. - А ты, если хочешь крови, выбери любого из моих рыцарей для поединка.
      - Так я выбираю тебя, ангелочек! - захохотал Раин, натягивая узду. Конь захрипел, мотая мордой.
      - Хорошо! - Авенас отъехал от своих, обнажил оружие. - Пусть будет так.
      Отряды молчаливо разъезжались, осаживая лошадей. Слышно было только позвякивание сбруи.
      - Ну и разделаю же я тебя... Не боишься? А? - Меч посвистывал в воздухе, выписывая круги, но плечо пронизывала усиливающаяся боль. <Надо будет поскорее с ним покончить, долго не продержусь..." - Твоя дама тебя разлюбит и найдет другого, потому что кому ты нужен будешь со своей разрубленной мордой?! Даже Беатрикс постесняется взять тебя в любовники, мой мальчик!
      - Она не постеснялась назвать меня своим рыцарем!
      Их мечи со звоном скрестились.
      - Это только начало, мой мальчик! Это только начало! Потом она ляжет с тобой в постель! - Раин похохатывал, теснил, целя врагу в лицо. Авенас, стиснув зубы, сосредоточенно отбивал удары. Он не пытался уворачиваться, но даже задеть его почему-то не получалось...
      - ...Потом она осыплет тебя серебром и золотом так, что ты рукой пошевельнуть не сможешь, и пожалует тебе какую-нибудь тепленькую постельную должность при себе... - Слова помогали, как заклинание. Противник в таких случаях распалялся и начинал пропускать удары... Родери еле-еле уклонился, когда острие меча Авенаса едва не распороло ему щеку.
      - Не надо, не надо меня калечить, мой мальчик, я едва ли смогу быть тебе соперником на ее ложе! Так вот, потом, когда ты ей разонравишься или захочешь слишком многого - а ты захочешь, потому что все входят во вкус, - она прикажет Ниссаглю тебя убить!! - Увлекшись, он сам пропустил сильный удар справа по наплечнику. Край искореженной брони врезался в раненое плечо, и с пронзительным криком Раин откинулся в седле, выпустив из пальцев рукоять меча. Лицо его покрылось испариной, он начал падать, слыша приказы: "На прицел... бросайте оружие... взять..."
      Его стащили с седла, быстро и умело сорвали доспехи, скрутили локти, словно вору. Он, отдышавшись, смотрел из-за плеча, как обходятся с остальными. Их не спешивали, не связывали... Значит, ему одному такая особая милость... Потом его поставили на ноги, конец веревки привязал к седлу старшина арбалетчиков в посеребренной каске. Конники тронулись шагом через озеро. Раин шагал впереди всех, лицо у него было серое, волосы закрывали ему глаза, и он даже не мотал головой, чтобы их откинуть.
      Ветер хлопал знаменами, вздувал бахрому навесов над входом в шатер. Шатер был раскинут на взгорке. Внизу стояли кожаные солдатские палатки, меж них суетились, горланили, стонали и бранились, похваляясь удалью и ранами, стучали друг друга по спинам, орали в сторону взгорка приветствия и здравицы. За палатками виднелись кромки обрывов и скал, неубранные с них метательные орудия. Там до сих пор клубился черный дым. Жидкость быстро выгорала, огонь спадал, но мглистый воздух был пропитан горечью.
      Беатрикс сидела в кресле на пороге шатра. На ней была распашная шуба, разрезанная сзади для удобства верховой езды. Морн, Ниссагль, Раэннарт в доспехах и при оружии стояли слева и справа от нее. Ждали, пока рассеется дым и можно будет поехать взглянуть на место битвы.
      Слуги привели коней в ковровых попонах. Вначале ехали шагом по устью речки, над которым все выше поднимались мерзлые песчанистые стены. Здесь было натоптано и виднелись выгоревшие черные плешины.
      Потом снег закончился. Кони стали испуганно фыркать, их копыта скользили на черной блестящей поверхности. Здесь было уже немало мертвецов - скорченных, бесформенных, обгоревших, словно вплавленных в землю. Повсюду маслянисто блестели лужи черной непрогоревшей жижи. Кое-где бледными синеватыми язычками вспыхивал над ними, перебегая с места на место, никнущий огонь. От скал веяло теплом. Мертвецов с обугленными до кости лицами было все больше, они полегли густо, вперемешку, почти сплетаясь в объятиях, свои и чужие. Закопченные латы, опаленное оружие было раскидано, как сушняк после бури, кони запинались о мечи, об изглоданные огнем древки, грохотали по щитам, с хрустом давили шипастыми подковами черепки разбившихся корчаг. Сверху, со скал, перекликались метальщики. Искушенные боевые лошади шли осторожным шагом. Беатрикс ехала впереди, сидела по-мужски, меч приподнимал бобровую полу шубы. Глаза ее были сужены и напряженно рыскали из-под низкого бархатного борта шляпы, словно она что-то искала.
      Вороны еще не слетелись. Стояла зловещая, тягостная тишина. Сильно пахло паленым мясом.
      По левую руку нависала скала, сильно выдаваясь вперед полукруглым, бархатным от сажи выступом. Под ним желтел клочок земли, не тронутый огнем.
      На этом клочке лежал необожженный мертвец. Он, видно, отполз сюда, будучи уже раненым. Лежал на боку, закрыв руками темноволосую голову. Волосы были немного опалены. Сорванный шлем с жалким хохлом вместо плюмажа был отброшен. Кот д'арм и блестящую чешую кольчуги покрывала копоть.
      - Переверните его на спину, - сказала королева, отъехав и дав место рейтарам эскорта. Тело еще не окоченело. Увидев лицо убитого, Беатрикс вздрогнула и отвернулась, - раскинув руки, у ног ее коня лежал Эринто.
      - Почему он умер? - спросила она с каким-то угрюмым разочарованием. - Я не вижу ран.
      - Задохся, похоже, - отозвался, распрямляясь, рейтар. - Тут же черно было, в двух шагах ничего не видать... Задохся, да и горло наверняка сжег, пока воздух глотал.
      Шумно, неспокойно вздыхали лошади.
      - Вот что. Заберите его отсюда, - Беатрикс посмотрела на Морна, точно ища одобрения, - заберите в лагерь. Это посол Аддрика, Эринто. На самом деле он лучше, чем его поступки. Я не хочу оставлять его на поживу мародерам.
      Рейтары послушно перекинули мертвеца через седло. Звякнули латы.
      - Едем далее, господа. - Королева тихонько уколола коня шпорой через разрез попоны.
      - Мы собираем трупы личных врагов? - вполголоса осведомился Ниссагль, но ему никто не ответил. Все были угнетены видом черного льда и повисшей над ним едкой серой пелены. Из-за запаха старались вдыхать пореже - иначе тошнило. Лошади начинали упрямиться.
      - Вы еще кого-то хотите найти, ваше величество? - спросил Морн.
      - Аргареда. Хотя надежды на это мало. Наверное, опять сбежал.
      - Как вы узнаете его среди этих... этих...
      - У него латы заметные. Черные с серебром. Я отличу.
      Они выехали на озеро. Здесь, на истоптанном снегу, было множество кровавых пятен. Тихо переговариваясь, ходили мортусы, подбирали тех, кого посекли в заслоне. Постанывали раненые, которых укладывали на волокушу. Дышалось тут легче. На торчащей во льду скале сидела первая ворона. Беатрикс. уже открыто улыбаясь, проезжала меж сплетенных тел и поломанного оружия.
      - Видите? Его нет. Он точно сбежал. Он огня боится, как огня... Тьфу! Что я сказала? - Она, кажется, только сейчас полностью уверилась в своей победе.
      - Если и так, то мой сын настигнет его, ваше величество, - отозвался Иоген Морн. - Полагаю, Авенас должен скоро вернуться.
      - Вам не тревожно за него?
      - Нисколько. Он превосходно владеет оружием.
      - Ага, вот здесь они прорвались.
      От линии заслона четко разбегались человеческие и конские следы. Человеческие вели под скалы - сервайр-ские конники к вечеру выловят там всех, как зайцев. Следы лошадей уводили на лед. Королева разъезжала, заглядывая в лица мертвецам и щурясь. Аргареда не было.
      - Я думаю, ваше величество, что Раин не стал бы оставлять нам даже его труп. - начал Морн и осекся - они заметили одновременно.
      Аргаред лежал навзничь, голова его была странно вывернута. Сребротканый кот д'арм и снег были испятнаны кровью, и королеве не надо было спрашивать, отчего он умер. Возле неестественно заведенной за голову руки валялась рукоять меча... Значит, меч у него сломался... Синеватая тень покрывала лицо, не тронутое копотью. С него еще не успели снять вороненые, с серебряной насечкой, латы.
      - Подняли на копья, - сразу определил подъехавший Раэннарт. - Самая гнусная смерть после повешения. Особенно те несколько секунд на остриях, пока подыхаешь.
      - Будет смешно, если он жив. - В голосе Беатрикс, казалось, проскользнуло тайное желание этого. Она, не прося никого поддержать ее спешилась и склонилась над врагом. На вид он казался холоднее снега. В волосах было много тускловатой седины.
      - Прощай, Аргаред! - негромко сказала Беатрикс, выпрямившись над ним в своей тяжелой распашной шубе и шляпе с складчатым бархатным покрывалом. Прощай, мой милый. Даже как-то странно, что ты мертв, что тебя просто подняли в свалке на копья и твой последний сын не помог тебе.
      Голубоватое лицо было неподвижно.
      Она почувствовала почти плотское удовлетворение от победы и одновременно страшную усталость. Она не старалась выбирать слова, они сами собой срывались с языка, предназначенные этому мертвецу, которому не дано воскреснуть.
      - Знаешь, мой милый, мне даже как-то непривычно, что ты мертв. Я бы ничего не имела против, если бы ты остался в живых. Я бы отдала тебя Руте вместе с твоим сыном. Ты был бы последний Этарет среди людей, последний истинный Этарет. - Она чуть ли не проворковала эти слова.
      В сторонке переминались мортусы, ожидая, когда можно будет беспрепятственно снять с убитого доспехи. Беатрикс подумала и отошла, жестом разрешая им это. Они разрезали тесаками завязки на кот д'арм из серебряной парчи. Потом один мортус деловито втащил тело к себе на колени, чтобы удобнее было возиться с плечевыми застежками, другой снимал в это время поножи. Это был обряд, старательно отправляемый погребальный обряд, но более глумливый, чем любая позорная казнь.
      Королева, стоя в нескольких шагах, жадно наблюдала. Лязгнули латы, отброшенные на салазки. Мортусы посапывали, торопясь.
      - Прощай, Аргаред. Прощай, мой милый, - негромко повторила она себе под нос, и губы ее раздвинулись в жестокой усмешке.
      Издалека показались всадники - возвращался отряд Авенаса с понурыми пленниками и спотыкающимся перед конями Райном. Беатрикс взглянула с обычным близоруким прищуром, - Раин прятал глаза.
      - Ну что же ты? Попрощайся с отцом, магнат Родери Аргаред, - сказала она насмешливо, - мы с ним уже попрощались. Теперь твоя очередь.
      Мортусы оставили тело в покое. Раин шагнул было - веревкой дернуло назад. Веревку обрезали. Деревянно разведя негнущиеся руки, он подошел. Все молчали, чего-то ждали от него. Чего? Что он должен был сделать? Упасть с рыданиями на грудь мертвецу? Поцеловать в липкие от крови губы?
      В растрепанных подкольчужных одеждах Аргаред выглядел оборванцем.
      Как вообще прощаются с усопшими Этарет? Он опустился на оба колена в снег. Взгляды окружающих, казалось, язвили затылок. Он через силу согнулся и поцеловал упавшие на лоб отцу волосы, они были суше и холоднее могильной травы.
      - А теперь возьми его на руки и неси в лагерь. - Беспощадное веселье слышалось в голосе Беатрикс. - Неси магнат Родери Аргаред. Авенас, пусть его оберегают от гнева моих солдат.
      Со стороны черного устья вынырнул верховой, подлетел в пару, соскочил с седла.
      - Ваше величество! Тот убитый, которого вы в лагерь доставить приказали, живой он оказался! Только слаб очень.
      - Живой! Ну и ну! Ладно, коли жив, будет песни на наших пирах петь, когда оправится. Подержи мне стремя, Авенас. Едем в лагерь. Будем праздновать победу, господа!
      ЭПИЛОГ
      У изножье его постели, прислонившись к поддерживающей балдахин витой колонне, сидел странный кривляка в одежде, усеянной жемчугом. Рядом с коленом колыхалось пышное перо. Должно быть, оно украшало брошенную на пол шляпу, которую с кровати не было видно.
      Эринто приподнялся с подушек, чтобы заговорить с ним, но кривляка умелым движением обеих рук заставил его снова лечь. Потом сам предупредительно заговорил:
      - Лежите, господин Эринто, и говорите как можно короче. А лучше вам вообще молчать. Вы слишком много наглотались этого огня, можете лишиться голоса.
      - Где я?
      Эринто показалось, что в горле у него пересыпается колкий жгучий песок. Сразу защемило в груди.
      - Это королевская Цитадель Хаара. Дворец королевы Беатрикс, господин Эринто. - Кривляка закинул ногу на ногу и улыбнулся. У него было неплохое настроение,
      - Так я ее пленник?
      - Скорее вынужденный гость, - незнакомец засмеялся, - но думаю, вы будете свободны, когда поправитесь. Вас только просят об одном небольшом одолжении через неделю спеть на балу. Скорее даже не просят, а вежливо настаивают.
      Эринто некоторое время молчал. За полузавешенным окном скользили облака.
      - Скажите, вы врач?
      Шляпу, на редкость роскошную, насадил ее на колено и заслонил плюмажем смеющийся жесткий рот.
      - О-о, я совсем не врач. Скорее наоборот. Не лечу, а калечу. Мое имя Гирш Ниссагль. Наслышаны?
      - Вы дворянин?
      Ниссагль со смехом откинулся назад, ударился затылком о колонну.
      - Считаюсь таковым. Наше семейство двести лет назад лишили дворянства за долг публичному дому. Беатрикс восстановила эти права, но они уже не были мне нужны. Ниссагли - это Ниссагли. Они особенные. И уже привыкли этим гордиться.
      Его лицо, довольно неказистое, но не лишенное своеобразного обаяния, стало лукавым. У Эринто возникло желание спросить о Беатрикс, но в горле уже огонь, и лучше было бы помолчать. Молодой слуга неслышно подошел к ложу с бокалом белой жидкости на подносе. Ниссагль взял сосуд и протянул Эринто.
      - Молоко с медом, господин Эринто. Ничего лучше для обожженного горла природа не сочинила. Конечно, кое-какие свои секреты я тоже туда вложил. Знаете ли, если умеешь портить человека, умей и чинить! Боюсь, что еще несколько дней вам придется довольствоваться этим блюдом, к тому же через каждые два часа. Сказать честно, я вам сочувствую.
      Кроме молока и меда в питье, несомненно, было снотворное. Через пять минут мир померк перед синими глазами Эринто.
      Сияли свечи, горели плошки, пылали смоляные фитили, позади каждого из которых стояло огромное серебряное зеркало, усиливающее свет. Красный бархат нависал с потолка широкими фалдами, в огне он казался живой плотью, полной густого красного сока. Парчовые полотнища обвивали колонны. По стенам в два, три, четыре, пять рядов топтались раззолоченные с ног до головы гости. Драгоценные каменья в изобилии покрывали их одежду. На раскрашенных лицах читалось одно и то же выражение выжидающей алчности. Некоторые цыпочки, склонив голову к плечу, прикрывая глаза и подбирая отставленными руками ниспадающие одежды. Музыка, шарканье, гул голосов сливались в единый волнующий душу шум. С литых позолоченных гербов глядел вниз пес, и каждая чеканная шерстинка на нем сияла в свете укрепленных по бокам шарэльских лампад. В их блеске высшие сановники терялись среди светских пустоплясов, позолоченная медь не рознилась от золота, стекло - от рубинов.
      Эринто на миг заслонил ладонью глаза.
      - Как все блестит, - сказал он глухо. Ниссагль, легко постукивая каблуками, крепче сжал его локоть и не сказал ничего.
      - Где же королева? - Вокруг было лишь однообразное, взбудораженное и одновременно усыпляющее кружение толпы. Они шли мимо прохаживающихся пар по узкому мертвому пространству, и раскрашенные лица под шляпами, шаперонами, двурогими тиарами, диадемами, венками льняных кос поворачивались им вослед.
      Потом удары гонга заглушили шум. Шеи потянулись из воротников. Блеснув накладами, раскрылись черные двери. Вышедший камергер объявил о приглашении к пиру...
      - Раин? - вскрикнул Эринто.
      - Шутка ее величества! - пожал плечами Ниссагль. На Родери были стальные позолоченные оковы, за спиной у него стояли два черных стражника. - Идемте, идемте...
      Они вошли вместе со всеми в распахнутые двери, заспешили вдоль нижних столов, застеленных парчой, уставленных одинаковыми блюдами и подсвечниками из литого серебра.
      Стол верхний, в виде буквы U, под балдахином в желто-лиловую клетку, покрывала атласная скатерть, даже в этом красном дурмане сверкающе-белая, как снег, с тяжелой негнущейся каймой из многоцветного аксамита, галунов и украшенных жемчугом кистей. Посудины здесь были из чистого золота, на костяных и хрустальных лапах. с перламутровой чешуей на изогнутых ручках. Запах яств смешивался с пронзительным и пряным ароматом из курильниц... Эринто и Ниссагль взошли на возвышение, ожидали королеву не садясь
      Оглушительно зазвенели сверху фанфары. Гвардейцы в золоченых чеканных кирасах с лязгом сделали на-караул алебардами.
      Распахнулись боковые узкие двери.
      - Ее величество королева Эмандская Беатрикс! - раздался сдавленный и пронзительный голос Раина. Все зашелестело и замерло.
      Она вошла. Она близилась. Ниссагль преклонил колено. Эринто запоздал, холодея и бледнея, потому что разглядел не только ее, но и того, с кем об руку она шла к тронному креслу.
      Платье на ней было пурпурным, и алая мантия с горностаями, распяленная на руках дюжины пажей, казалась блеклой в сравнении с этим платьем. Густые складки шевелились, словно жили сами по себе. Частые рубины переливались в них, точно капли крови. Золотое шитье представляло собой намеренно бессмысленный узор. Широкий и высокий стоячий воротник, затканный золотом, окружал ее голову таким блеском, в котором меркла даже корона, прижимавшая чрезвычайно длинные и густые белокурые волосы, ниспадающие до самых колен... С содроганием Эринто понял, что это парик наподобие тех, что у потребляют, лицедеи, парик, сделанный из конских хвостов и завитой. Меж золотых отворотов воротника, меж завитых локонов белела нарочито целомудренная слоеная шемизетка, закрывавшая ее грудь до горла. Лицо темное, накрашенное, как у деревянной статуи, с карминными неподвижными губами. А под руку - Эринто взглянул еще раз исподлобья, чтоб удостовериться, не ошибся ли, - ее вел некто, пугающе похожий на обезглавленного Сикрингьера Фрели. Тот же ясный очерк лица, те же безупречные черты, только волосы с белого лба откинуты, и так спокойно и гордо шествует он рядом с Беатрикс!..
      Эринто смотрел остановившимися глазами, как этот ангелоподобный юноша вел ее, словно орошенную кровью, к тронному креслу Эманда. А за ними длинной чередой входили, отставая друг от друга на шаг, предатели. Вот седой Морн, похожий на паладина, на нем два ожерелья, хризолитовое и изумрудное, звенья которых выкованы в виде оленей, а у пояса длинный меч в ножнах из нефрита. Вот беглый примас Таббет в черных атласных ризах, с канцлерской цепью поверх панагии, с кисой для печати у пояса. Вот Раэннарт, продажный вояка, в синем бархате с золотыми пчелками, при мече, кинжале и золотых шпорах. Вот Вельт, тоже купленный королевой, желто-лиловый, роскошный и важный, как петух. Вот примас-настоятель Эйнвар, в высокой митре и лиловых ризах, с омофором, расшитым хрусталем и аметистами, а за ними в два ряда советники и законники в парчовых упландах с куньими капюшонами...
      - Садитесь, разрешено! - Ниссагль дернул его за рукав и сам опустился по левую руку от королевы. Воцарилась тишина. Королеве принесли огромный кубок с двумя ручками, она встала, тотчас встали все, подняв полные бокалы, ожидая королевского слова.