Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Странный генерал

ModernLib.Net / Приключения / Коряков Олег Фокич / Странный генерал - Чтение (стр. 18)
Автор: Коряков Олег Фокич
Жанр: Приключения

 

 


– Мобильность и возможность нападать.

– Перед нами плотный, хорошо организованный фронт противника, и вряд ли тактика внезапных налетов принесет существенную пользу.

– Да, – спокойно кивнул Петр. – Поэтому, я считаю, необходимо менять стратегию.

Бота взглянул на него: не шутит ли собеседник? Он вовсе не шутил.

– Ого! – сказал командующий с едва приметным оттенком иронии. – Интересно. Что же вы предлагаете?

– Наступать. Нападать. Бить противника. Взять его в гигантские клещи: вы с Трансваальской армией – с востока, Христиан Девет – с запада. При этом вырвутся на простор и войска Деларея, и те коммандо, что сейчас без пользы торчат на железной дороге на Питерсбург. Если хорошо координировать действия восточной и западной группировок, англичанам будут созданы невыносимые условия. Они и без того сейчас жмутся к железнодорожной линии Кейптаун – Претория, а тогда вообще не сойдут с нее и, конечно уж, не рискнут остаться здесь, на севере, отрезанными от своих портов – главных баз снабжения. Территория обеих республик будет очищена от противника в несколько месяцев… Вот что я предлагаю, – закончил Петр; глаза его поблескивали, он был воодушевлен.

Бота вскочил со стула и принялся ходить по комнате. Несколько раз он как бы про себя произнес взволнованно: «Да… Да…», затем остановился возле Петра и дружески положил руку на его плечо.

– Нет, мой дорогой Кофальоф, – сказал он мягко, но с нажимом, убеждающе. – Вы отличный стратег и из вас, наверное, получился бы превосходный командующий, но… не в нашей стране. Вы, повторяю, прекрасный стратег, но неважный политик. И не бур… Извините, на вашу сердечную искренность я отвечаю правдивой прямотой.

– Какие уж тут извинения!

– Поймите, постарайтесь понять меня, – продолжал Бота. – Христиан Девет бьется действительно славно, англичанам нередко приходится от него солоно. Но ведь у него, бойцы Оранжевой республики. Они бьются яро потому, что находятся на своей земле. Нынче наши тоже на своей территории. А если принять ваш план, то трансваальских буров надо вести на чужие им земли Оранжевой республики, не так ли?

– Да, и туда.

– А туда они за нами не пойдут. От своей земли, от своих ферм? Не-ет. Крепость бура – его дом.

– Но позвольте, Бота, ведь дрались же трансваальцы, и отлично, на территории Наталя.

– О, то был период наших успехов.

– Почему же не повторить его?

– Это легко лишь сказать, мой дорогой. Соотношение сил изменилось. У нас сейчас, наверное, не более двадцати тысяч бойцов, тогда как в английской армии около двухсот тысяч.

– Однако вы сами нашли предлагаемый мной план стратегически неплохим и сообразным с тактикой буров.

– От этого мнения я не откажусь. Но, зная буров, не откажусь и от своих возражений.

Теперь по комнате прошелся Петр.

– Не пойму, как можно держаться за собственный дом, зная, что он все равно погибнет, когда есть план спасти и дом, и все отечество?

– Увы, такова бурская психология, – уж совсем спокойно, чуть свысока и поучающе сказал командующий, садясь в кресло возле письменного стола.

– Психология собственника-мещанина! – резко бросил Петр.

Бота улыбнулся, принимая вызов:

– Ничего не попишешь, психология эта живет со дней сотворения мира и будет жить вечно, ибо собственничество неистребимо. Оно естественно для человека не менее, чем желание есть и пить.

– Оно-то и погубит бурские республики.

– Вы полагаете? – Бота не таил насмешки.

– Уверен. Республики уже, по сути, действуют порознь, а это только на руку противнику. Но этого мало. Только из-за собственничества и неверного отношения к чернокожим буры не могут поднять на борьбу с англичанами негров, так как попросту боятся их глухой и справедливой вражды. И, наверное, из-за этого же алчного собственничества бурам в конце концов будет выгоднее как-то договориться с англичанами, чтобы совместно эксплуатировать богатства почвы и недр этой страны.

Это было, пожалуй, чересчур: последняя тирада Петра чуть не вывела Бота из себя. Однако он сдержался, лишь сказал, не скрывая сарказма:

– Послушать вас, так буров спасли бы лишь социалистические утопии Кампанеллы, Фурье, Сен-Симона.

Петр метнул в него быстрый насмешливый взгляд:

– Перечисление это делает честь вашей образованности, но не проницательности.

Бота поклонился с изысканной театральной вежливостью, пальцы нервно помяли бородку. Съязвил, намекая, видимо, на национальность Ковалева.

– Ах, я забыл… Вашему характеру и мировоззрению, наверное, ближе идеи Бакунина или…

– Мне ближе, – спокойно перебил его Петр, – идеи Маркса и Энгельса. Но, к сожалению, бурская почва для их культивирования еще не созрела.

Тут в Бота произошел нежданный перелом. Может быть, поводом к тому послужили полузнакомые имена: о сочинениях Маркса он лишь мельком слышал от кого-то. Попытка вспомнить, что же именно он слышал, тотчас натолкнула его на мысль о том, что в споре он зашел слишком далеко. Далеко и по существу, и по теме, и по накалу спора. Это было совсем ни к чему, тем более что чувствовалось: Ковалев в предмете разговора подготовлен лучше.

– Любопытно, как устроен человеческий разум, – после небольшой паузы, изображая самую дружественную улыбку, сказал Бота с задумчивой задушевностью. – Только что мы говорили о вещах чисто военных, и вдруг – скачок не хуже блошиного – речь идет о социологических трудах философов. Пропасть, а одолели ее – и не приметили как.

– Пропасти тут никакой нет, – буркнул Петр, не то что остывая, но тоже соображая, что спор получается зряшный: все равно каждый останется при своем.

Очень кстати – а может, и наоборот, некстати, – в комнату вошла Анни, жена Бота:

– Луи, я думаю, уже время… О, господин Кофальоф! Здравствуйте! Я надеюсь, вы отужинаете с нами?

– Благодарю, мефрау. К сожалению, я занят. И позвольте мне откланяться, – он скосил глаза на Бота, – если коммандант-генералу я не нужен более.

– Что ж, мы как будто бы обсудили все аспекты проблемы, – сказал Бота, подходя к Петру. – Жаль, конечно, – он развел руками, словно хотел сказать: «Мне было бы приятнее, если б мы договорились с вами», – а то бы действительно поужинали?

– Увы, нет, – с чуть заметной усмешечкой молвил Петр и раскланялся.

Он вышел, Анни Бота рассеянно глянула вслед:

– Приятный человек.

– Да… Только все же несколько странный. Может, они все такие – русские?


2

Они не думали заезжать в Витбанк, хотя он был уже на виду, а предполагали заночевать в вельде, но грянула гроза. Молнии совсем ошалели, небо корчилось в электрических судорогах, кони дичали и храпели. Сильнейший ливень длился с полчаса, и ладно, если бы на том дело закончилось, но ливень перешел в размеренный и довольно сильный дождь; он шел и шел, вовсе не желая прекращаться.

– Двинем-ка к дяде Полю, – сказал Ян и, заметив удивленный взгляд Петра, улыбнулся: – Не думай, что я приглашаю тебя к президенту. Дядя Поль – это хозяин кабачка, тут недалеко, на окраине Витбанка. Подкрепимся у него, обсушимся, а там будет видно.

– Двинем так двинем, – согласился Петр.

Они возвращались от Христиана Бота.

На следующий день после разговора с Петром главнокомандующий пригласил его и попросил выехать к своему брату, чтобы информировать того о положении дел и, главное, передать указание о передислокации войск на случай дальнейшего наступления англичан; по ряду признаков оно было не за горами. Обойтись посыльным с письмом, даже самым подробным, не представлялось возможным – нужно было предварительно ознакомиться с состоянием дел у самого Христиана.

– Я надеюсь, вы будете ему добрым советчиком, – сказал главнокомандующий и изложил свое мнение по поводу предстоящих операций.

Ничем – ни словом, ни интонацией – не напомнил он о размолвке, вспыхнувшей было между ними накануне. Наоборот, он хотел, казалось, подчеркнуть доверие, оказываемое Ковалеву… От охраны Петр отказался, выехали втроем – он, Ян и Каамо, – провели у Христиана Бота несколько дней и вот возвращались к себе.

На землю спускалась ночь, потоки воды затрудняли движение, но Ян уверенно правил на огоньки, разбросанные по окраине Витбанка – городка, вокруг которого лежал главный каменноугольный бассейн Трансвааля.

Они подъехали к таверне под аккомпанемент глухих раскатов уползающей за горизонт грозы и непрерывного шума дождя. В глухой темени светились по-домашнему приветливо окна кабачка.

– Каамо, друже, вели этим путникам, – Ян похлопал по крупу коня, – дать овса.

Входить Каамо в зал таверны было не положено. Сейчас он с черного хода вызовет слугу-негра, передаст ему лошадей, а сам поест там, где его пристроят, – на кухне, в сенцах или просто под навесом сарая.

– Что-то сегодня у дяди Поля весело, – кивнул Ян на мутные от дождя окна, из-за которых, доносился нестройный хмельной гомон.

Они взбежали на невысокое крыльцо, толкнули дверь… Таверна была полна английской солдатни. И сразу их заметили.

– Хо, поглядите-ка, ребята, какие гости к нам! – воскликнул сидевший рядом с дверью хмельной краснощекий сержант.

Первым, инстинктивным движением был шаг назад – осталось круто повернуться и бежать. Но, видимо, судьба-нелепица была настроена к ним враждебно: в ту же секунду с радостным гвалтом из мокрой тьмы на крыльцо нахлынула еще одна группа солдат и просто-напросто втолкнула Петра и Яна в таверну – не то чтобы по злости, а так, попутно.

Теперь на них обратили внимание уже многие.

– Смелые ребята! – громко сказал все тот же сержант. – Что ж, надо угостить это бурское отродье…

Он подмигнул приятелям, Ян и Петр не успели и очухаться – их винтовки и револьверы уже были в руках солдат.

Что произошло тут с Яном! Лишь позднее Петр сумел по-настоящему оценить его актерский талант, вдруг сверкнувший в эти минуты. Усы Яна, как по волшебству, сделались обвислыми, веки приспустились на глаза, он сделал неверный шаг, цепляя ногу за ногу, и хрипловатым пьяным голосом сказал:

– Вот именно! У-гос-тить. Вы, господин сержант, читаете мои – что? – грешные мысли. Бу-шель[43] ви-на! Что? Виноват. Кварту[44] вина.

Помутневшими осоловелыми глазами он обводил протабаченный салун, залитые пивом и виски столики, солдат за ними, шарил взглядом по стенам и окнам. Петр понял друга: он дурачит солдатню, чтобы выиграть время и придумать, как спастись. Самым правильным Петр счел прикинуться тоже подвыпившим; сыграть подобно Яну ему, конечно, не удалось бы, однако, пошатнувшись довольно естественно, он шагнул к стене и привалился к ней, будто стоять без подпоры ему было невмоготу.

Мысль лихорадило. Откуда здесь англичане? Неужели во время его поездки они успели продвинуться до Витбанка? Или Ян спутал дорогу и они попали вовсе не туда? Такого с Яном не бывает… Петр не знал, что накануне, после стремительного обходного маневра, английская конница вышла в тыл войскам Бота, и, не рискуя быть окруженным, командующий приказал отойти от Витбанка, чтобы сосредоточить главные силы для обороны Миддельбурга и Махадодорпа.

Ян продолжал куражиться. Солдаты слушали его, пересмеиваясь.

– Веселый малый!

– Видать, хлебнул изрядно.

– А может, это лазутчики?

Дядя Поль, толстый, обрюзгший бур, лысеющий и седой, поглядывал на Яна испуганно.

– Вы меня, ребята, не бойтесь. – Ян фамильярно похлопал по плечу подвернувшегося под руку солдата. – Понятно? Вы, может, не знаете, кто я? – Я – Ян Коуперс. Дядя Поль подтвердит вам, что я Ян Коуперс. Меня знает вся Африка. Меня знают достойнейшие люди Великобритании. А почему? А потому, что я вожу сафари. Быстрее кончайте эту военную неразбериху, гоните мне кварту вина, и я поведу ваш сафари бесплатно. Мы с моим помощником, – расслабленной рукой он махнул в сторону Петра, – поведем ваш сафари в такие места, где… Где что, дядя Поль? Кр-рокодиллы! Хо-хо-хо!

Хозяин таверны, испуганный и за Коуперса, и за себя, посчитал, что ему уже пора вступить в разговор.

– Господа, – сказал он, – это действительно Ян Коуперс, знаменитый в наших краях охотник и лучший проводник сафари. Его отец верно служил Ливингстону, а сын так же верно служит подданным ее величества королевы Великобритании.

– Милашечка! – Ян бросился к стойке с явным намерением расцеловать толстяка Поля. – До чего правильно он меня расхваливает! Уж теперь-то мне поставят кварту вина. Я верно говорю, ребята?

– Плесни ему, хозяин, – крикнул сержант, – парень заслужил, потешил нас.

И тут Петр увидел, как, встав из-за стола в дальнем углу, к ним сквозь сизый табачный дым неспешно подходит Якоб Мор. Губы его чуть кривила усмешка, глаза смотрели льдисто-холодно. Мор расстегивал кобуру.

Ян тоже заметил его. Схватив со стойки бутылку вина, он выкрикнул в пьяном восторге:

– Кого я вижу?! Сам господин Мор! Вот, ребята, он тоже подтвердит, что я Коуперс и что я водил его сафари.

А голос у Яна все же дрогнул, щеку задергало.

– Охотно, Коуперс, – почти весело сказал Мор. – Встаньте-ка, ребята, там у входа. Славные зверюги забежали к нам на огонек, не хотелось бы их выпустить.

Дядя Поль выговорил сипло:

– Ян, ты перебрал сегодня. Может, отдохнул бы немножко на кухне? – Он кивнул на вторую дверь, прикрытую дешевой занавесью.

– Помолчи, хозяин! – одернул его Мор. – Или хочешь вместе с ними стать к стенке?

Солдаты, видимо, не знали Мора и никак не могли взять в толк, что происходит.

– Идея, дядя Поль! – воскликнул Ян, вдруг захотевший и верно отдохнуть. – Идем, Питер.

– Стойте! – крикнул Мор.

В этот миг Ян резко метнул бутылку в лампу. Таверна ухнула во тьму. Внезапно со звоном полетели стекла одного из окон, ударил по ушам винтовочный выстрел, затем второй, и чей-то бас за окном скомандовал:

– Держите окна на прицеле, я пойду ко входу.

В таверне замерли все.

– Черт их задери! – выругался сержант. – Похоже, буры накрыли нас!

– Хозяин, давай свет, – брюзгливо сказал кто-то.

– Никакого света! – возразили ему. – И без того мы в мышеловке, так тебе еще надо эту мышеловку осветить?

Чьи-то кони за окном взяли с места в галоп, зачастили с чавканьем копыта.

– Канальи! – заорал Мор. – Они околпачили нас! Догнать их, солдаты! За этих-то буров командование не пожалеет награды.

– Как же, догонишь их, – резонно возразил из тьмы сержант. – Давай-ка, хозяин, свет, выпить требуется, в горле ссохлось все…


Надо бы, конечно, сказать спасибо Каамо. Только какое ж тут особое спасибо – каждый на его месте должен был сделать так же. Просто, узнав на кухне, что в таверне англичане, еще вчера вступившие в городок, он, естественно, не стал расседлывать лошадей, а, обеспокоенный и напуганный, приник к окошку с карабином в руках. Конечно, хорошо, что догадался паники ради выстрелить, и, пожалуй, особенно хорошо, что придумал крикнуть своим толстым, не по годам внушительным басом, будто буры окружили кабачок.

Но ни Петр, ни Ян об этом не обмолвились. Переживали, наверное, свое легкомыслие: надо ж было так опростоволоситься!..


3

Весна грянула дружная и спорая. Еще не кончился сентябрь, а вельд набух уже такими роскошными травами, что, казалось, прокормить здесь можно не то что бурские стада, а всю скотину земледельцев мира. С зимних пастбищ у границ Мозамбика буры гнали табуны па запад, но тут с гневом и страхом обнаруживали, что гнать-то придется недалеко: со скоростью, не уступающей весенней, рекой текла на восток армия оккупантов.

Наступление ее вдоль железной дороги на Лоренцо-Маркес началось еще в августе. Вскоре случилась беда в Оранжевой республике. Генерал Принслоо с отрядом в четыре тысячи человек выкинул белый флаг неподалеку от Блюмфонтейна. Словно празднуя удачу, англичане усилили натиск и на севере, и один за другим вслед за Витбанком пали Миддельбург, Махадодорп, Эрли и Нелстрейп. Петля вокруг армии Бота затягивалась. Еще обороняя Комати-порт, крайний на востоке республики город на железной дороге, армия отходила в Лиденбургские горы.

И вот настал час отъезда из Африки Пауля Крюгера.

Разговоры о необходимости этого шага давненько уже шли из кругов президента. Его мольбы о помощи, обращенные к монархам и иным главам европейских держав, приносили до сих пор лишь крохи на алтарь войны, да и то больше стараниями частных лиц, а лица официальные предпочитали отделываться излияниями словес, хотя и добрых, но бесполезных. Старый же Крюгер продолжал истово верить в праматерь буров Европу и полагал, что личным своим влиянием сможет воздействовать и на так называемое общественное мнение, и на мнение тех, кто общество возглавлял.

Отправляясь в Комати-порт проводить президента, Луис Бота прихватил с собой несколько генералов, дабы дядя Поль мог напоследок почувствовать и боевой дух покидаемой им страны, и почтительную грусть бурского воинства, провожавшего главу государства.

Суждения по поводу отъезда президента были весьма неодинаковы. Кое-кто – не очень, правда, громко – говорил, что миссия Крюгера обречена на неуспех, и совсем уж потихоньку добавляли нечто вовсе не патриотичное, намекая не только на преклонный и потому негожий для войны возраст президента, но и на крупные деньги, якобы заблаговременно переведенные им в европейские банки. Другие же – и было их большинство – твердо, почти безоговорочно верили если не в успех поездки, то уж в самого дядю Поля наверняка.

Петр смотрел на Крюгера, еще более состарившегося, но по-прежнему кряжистого, на тихую, в темной одежде старушку крестьянского вида рядом с ним – его жену, решившую сопровождать супруга, и чувствовал, просто сердцем понимал, с какой болью покидают они родную землю, и верил в их ярую честность, и, ощущая их боль, точно свою, испытывал к ним симпатию и, наоборот, неприязнь к тем, кто сомневался в президенте.

Пауль Крюгер стал прощаться с государственными чиновниками и генералами. Протягивая свою большую, широкую, как у землекопа, ладонь Петру, он оглядел его коротко, но внимательно, сказал негромко:

– Что-то незнакомое лицо.

– Генерал Кофальоф, господин президент, – представил Петра Бота.

– А! Русский бур. Наслышан.

Крюгер все не отпускал руку Петра из своей, а теперь еще и левую ладонь присоединил к правой и, слегка наклонив голову, заглянул снизу в глаза молодого генерала, как будто желая разобраться в его натуре. Видно, генерал старику понравился. Еще раз пожимая ему руку, президент сказал с этакой искренней и грустной душевностью:

– Вот так, герр Кофальоф, вот так, – словно делился сокровенным и призывал русского с высоты многовекового и многострадального опыта его народа понять и не осудить его, Крюгера.

– Успехов вам, господин президент, – внятной, но смущенной скороговоркой сказал Петр и отошел.

Вскоре Крюгер поднялся в свой вагон. Через минуту он вышел на открытую площадку и сказал речь. Она была краткой и энергичной, в ней выражалась надежда, что господь еще даст восторжествовать справедливости; президент бодрился.

Прощально прогудев, паровоз взял ход.

– Как вы полагаете, – повернулся Петр к Луису Бота, – удастся что-нибудь президенту?

Бота слегка пожал плечами.

– Можно надеяться, что какая-либо держава предложит свое посредничество и это поможет нам заключить почетный мир.

Стоявший рядом Шальк Бюргер, теперь оставшийся за президента, покосился с высоты своего роста на генералов, хотел что-то сказать, но лишь пожевал сухими, слинявшими губами и, сцепив руки за спиной, пошагал по платформе, важно переставляя длинные, тощие ноги.

Паровоз, уже издали, погудел еще, хрипло и тревожно. Тяжелым черным шлейфом за ним тянулся дым; машинист некстати посадил пар, и теперь приходилось наверстывать упущенное. Президент торопился, в Лоренцо-Маркесе его ожидал голландский крейсер.

…Через несколько дней английский главнокомандующий Фредерик Робертс официально объявил о присоединении Оранжевого государства и Трансвааля к Англии в качестве колоний.

СНОВА НА ОЛИФАНТ-РИВЕР

1

Петр легонько натянул поводья, Алмаз послушно остановился и чуть повернул голову, вопросительно скосив глаза на хозяина. «Чуток подождем», – объяснил ему Петр, и конь успокоился.

Место было знакомое. Совсем недалеко отсюда они с Секе били первые шурфы на золото, вон там, за поворотом Олифант-ривер, поставили они вашгерд, а в нескольких милях отсюда убили с Коуперсом носорогов. Тогда Чака дал ему это кожаное кольцо… Петр привычно поправил сморщенный, задубевший браслет на запястье. Воспоминания нахлынули неотвратимо, и он окунулся бы в них, не раздайся за спиной мягкий топот копыт. То приближалась к генералу его приотставшая свита.

Уже третий месяц Петр Ковалев со своим отрядом пребывал на Олифант-ривер. Главные силы Луиса Бота к лету 1901 года отошли на юг, в район Эрмело, к истокам Вааля, и засели там, надежно обороняясь в труднодоступном горном массиве. На севере от железной дороги Претория – Лоренцо-Маркес, в бассейне Олифант-ривер и еще севернее, в Саутпансберге, хозяйничали генералы Хроблер и Ковалев.

Отряд Петра почти всегда был рассредоточен, он собирал его лишь при необходимости. Сам Петр не сидел на месте: сегодня он на левом берегу реки, завтра – на правом, сегодня – в каком-нибудь городишке, завтра – на ферме одного из своих бойцов, и так без конца. Его всегда сопровождала группа вестовых. В большинстве это были молодые парни, отличные наездники и следопыты, превосходные стрелки и отменные храбрецы. Это были и связные, и разведчики, и просто добрые товарищи.

Они приближались дружной ватагой, негромко переговариваясь и пересмеиваясь, мирные и, казалось, беззаботные. Только Каамо и юный Франс Брюгель взглядом спросили у своего генерала, не нужно ли что-нибудь – ведь не зря, наверное, он остановился. Петр так же молча, только взглядом, ответил им, что ничего не нужно, все в порядке, и вместе они продолжали путь.

Дорога лежала в Линксдорп, небольшую деревушку на левом берегу Олифант-ривер, где Петр намеревался задержаться на несколько дней. Ян Коуперс, его заместитель, должен быть уже там. Туда же был вызван и Антонис Мемлинг, исполнявший обязанности отрядного интенданта. От обозов Петр решительно отказался. Склады боеприпасов, скот и резервный конский табун находились в ведении Мемлинга, он прятал их в лесах. Три артиллерийские батареи тоже были рассредоточены в окрестностях, готовые в любой момент вымахнуть из неведомых для противника укрытий по первому зову командующего. Округа кишела дозорными Петра.

У переправы два босоногих паренька играли в ножички возле кучи хвороста, обложенной травой. Неподалеку пасся конь. Хозяин его – один из наблюдателей – хоронился где-то на дереве. Франс задержался, чтобы переговорить с ним, остальные направились к бурной реке.

Ян встретил их у въезда в дорп:

– Есть новость, Питер. Из Стофберга на Витбанк ползут восемьдесят порожних фур.

– Генералу Торнейкрофту понадобились боеприпасы?

– Похоже.

– Охрана?

– Две роты гайлендеров.

– Не густо. И без пушек? Совсем не густо. Хитрит, старая лисица! Ладно… Распорядись: коммандантов Диппенбека и Вернера – к вечеру ко мне, командиров батарей тоже.

«Значит, что-то задумал, – смекнул Коуперс. – Теперь начнет колдовать над картой, задаст работы вестовым, уже не успокоится, пока не выиграет бой».

Пообедав, Петр и верно разложил на столе карту, подозвал Яна:

– Смотри. Они двинули обоз по этой вот дороге. А по восточной, помяни мое слово, послали еще не меньше батальона. Торнейкрофт кой-чему уже научился. Он знает: об обозе нам сообщат, и сообщат о двух ротах. Мы сунемся, когда от Витбанка они повезут свой груз, и напоремся на усиленную охрану, которая присоединится к обозу только в Витбанке. Еще будут донесения с восточной дороги, вот увидишь.

– Возможно, – пожал плечами Ян. – И что?

– Как – что? Разгадать замысел противника – это, брат, уже почти победить.

Ян улыбнулся. Он любил иногда подзадорить Ковалева.

– Можно посылать Бота реляцию об этой победе?

– Не придерешься: я сказал «почти»… По-моему, Антонис приехал, его голос во дворе слыхать.

Антонис Мемлинг всегда был рад вызовам к командующему: можно было повидаться со старыми дружками, выпить доброго фермерского пива, услышать последние новости и слухи. В неустанных хлопотах и неприкаянной лесной жизни отрядный интендант сбросил лишний жирок, запустил длиннющую бороду и в молодые свои годы стал смахивать на старца.

Они по-приятельски обнялись с Петром.

– Давненько я не видел тебя, Антонис. Пожалуй, недельки три? Борода-то совсем длинная стала.

Мемлинг только похмыкивал.

– Ну, садись. Интересует меня твоя бухгалтерия: какие у нас убытки-прибытки?

– Это я рассказать могу. Бухгалтерия моя всегда при мне. – Антонис удовлетворенно похлопал себя по макушке.

Хозяйство за интендантом числилось немалое, однако никаких бумажек он не признавал и обходился без них великолепно. Не торопясь, обстоятельно и точно Антонис поведал командующему о состоянии дел на складах и в стадах. Все было совсем не плохо, пожалуй лучше, чем ожидал Петр. Мемлинг посетовал лишь на нехватку динамита и пороха: маленький пороховой заводик, остававшийся в руках буров, никак не мог полностью обеспечить необходимым припасом северные армии.

– Этого добра тебе Питерс подбросит, – подмигнул Мемлингу Ян. – Генерал наш, как я понимаю, снова хочет зажать Торнейкрофта.

– Нужны фуры? Когда? – деловито осведомился Антонис; к пополнениям хозяйства за счет противника он привык.

Петр с любовной усмешкой глянул на него:

– Медведь медведем, а соображает быстренько… Думаю, что фурами обойдемся английскими. Разве что в стычке поковеркаем часть их, так держи с десяток готовыми на всякий случай. Детали уточним вечером, подъедут комманданты. Только вот что мы получим от Торнейкрофта, я пока не знаю.

– Мне бы еще седел с полсотни. А?

Ян рассмеялся:

– Во время обеда приходит аппетит!

– Насчет седел надо потрясти своих, – сказал Петр. – Буры народ запасливый, найдут.

В дверь просунулась острая седая бородка.

– Можно к вам, господин генерал?

Это был Гуго Велинг, здешний, линксдорпский фермер, старый, опытный воин.

– Что так официально? – прищурился Петр. – Входи, дядя Гуго… Ого, да ты всем семейством!

Вслед за тщедушным одноглазым Велингом в дверь протиснулись два молодых бура, не в отца статных и рослых. Сняв шляпы, они остановились у порога. Велинг прошел к столу.

– Садись, дядя Гуго.

– Спасибо, я постою. Дело короткое. Видишь ли, Питер… Ты знаешь, я воюю со всей душой. Сыны мои тоже тебе известны. Они свое ратное дело исполняют так, как я их научил. Неплохо исполняют. Верно я говорю?

– Все верно, дядя Гуго.

– Пожалуй, я все-таки присяду.

Теребя поля шляпы, он опустился на краешек стула, обвел всех в комнате робким, просящим взглядом, кашлянул.

– Вот и люди скажут: Велинги свой долг знают, они всегда…

– Все правильно, дядя Гуго, да к чему ты клонишь?

Старик опять кашлянул, помолчал напряженно, потом резко вздернул бородку:

– Решил я, Питер. Ухожу с детьми домой. Отвоевали.

В комнате стало очень тихо. Петр вроде и не шевелился, а под ним скрипнула половица. Первым заговорил Антонис.

– Что же это получается? – Он тоже обвел всех сумрачным взглядом. – Воюем хорошо, – значит, надо домой? Чепуха это получается! Все мы вроде воюем хорошо, – значит, всем надо по домам?

Гуго Велинг сердито повел острым плечом, сверкнул на Антониса глазом, закричал:

– Тебе бы, Мемлинг, лучше помолчать! Всем известно, что ты почти байвонер, своей-то земли у тебя – курицам тесно, а у меня семь тысяч моргов! Сердце у меня за землю изболелось.

– Ты не ори на меня, дядя Гуго. Семь тысяч! Тебе, выходит, еще нужнее, чем мне, стоять насмерть за свою землю.

– А уж это я сам распоряжусь своей землей, не учи, еще молод! И жизнью своей распоряжусь, и смертью. Пусть даже англичане сгноят меня в лагере или вздернут, земля все одно моей будет, сынам останется. Вот так я решил.

Теперь он посмотрел на Петра, посмотрел вызывающе, с задором. Парни сконфуженно мялись у двери.

– Что ж, – тихо молвил Петр, – неволить не могу, – и, не зная, что еще сказать, потянулся к трубке.

Велинг разом смяк, ссутулился, бородка его сникла.

– Я бы всей душой, – забормотал он, – и дети тоже, но невозможно дальше. Я, как видишь, честно, не тайком, не как-нибудь, я прямо к тебе, Питер…

– Хорошо, дядя Гуго. Все сказано. Прощай.

Старик еще потоптался у стола, отер о штанину руку, должно быть, хотел подать ее Петру, не подал, натянул шляпу и двинулся к выходу. На пороге вырос Каамо. Велинг небрежно отстранил его плечом, опять вздернул бороденку и вышел.

– Там коммандант Диппенбек, – сказал Каамо.

Петр угрюмо молчал.

– Мне не нравится этот старик Велинг, – пробурчал Антонис. – Как бы он не пошел на подлость, чтобы выгородить себя перед англичанами.

– Ну-у, – укоризненно протянул Ян.

– Я говорю, там коммандант Диппенбек…

– Что же ты стоишь столбом? – неожиданно рявкнул на Каамо Петр. – Проси его.

Но Ганс Диппенбек, командир преторийского коммандо, без приглашения уже переступал порог. Дородный, грузный, он не спеша перекрестился, потом отвесил всем поклон, обменялся с Петром рукопожатием и, тяжко опустившись на стул, большим красным платком вытер с лица пот.

– Торопился, – сказал он. – Воевать, генерал, будем? Что-то вы тут все невеселые. Плохие вести?

– Вести нормальные. Хорошие вести. – Петр рассеянно перебирал бумаги на столе. – А скажите, Диппенбек, как у вас люди в коммандо, не поговаривают, что пора по домам?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21