Как только она ушла, Дженет сказала:

— Поневоле задумаешься, насколько обслуживание способно отравить радости пищеварительного процесса.

Флориан с треском распечатал пачку «данхилла»:

— Прошу вас.

Дженет взяла сигарету и прикурила; дым, мягко пощекотав миндалины, перенес ее в мир пятидесятых, когда они, студенты-младшекурсники, собирались на вечеринки.

— Как чудесно, — сказала она Флориану. — И зачем только я бросила?

— Держу пари, что пара телефонных звонков — и нашу официантку выставят отсюда коленом под зад, — сказал Флориан.

— На что пари?

— Если я выигрываю, вы платите за десерт.

— Согласна.

Флориан набрал на мобильнике какой-то номер, пролаял в трубку несколько фраз на немецком и разъединился. Потом позвонил еще раз, убрал мобильник и сказал: «А теперь смотрите». Телефон за стойкой зазвонил, официантка взяла трубку, выслушала, что сказал ей невидимый абонент, проорала: «И вам того же! Глаза б мои не видели эту поганую дыру» — повесила трубку и, намеренно тяжело топая, скрылась в дверях.

— Десерт за мной, — сказала Дженет, сигарета которой даже не успела догореть до половины.

— Люблю быть мелочным, — сказал Флориан.

— Мне бы тоже хотелось, — вздохнула Дженет.

— Нет, вам это не к лицу.

— Все равно хотелось бы. Будь я мелочной, я бы на многое перестала обращать внимание.

Оставшиеся представители немногочисленного персонала заметались, как кролики, по очереди выбегая на парковку, чтобы посочувствовать уволенной официантке. Пользуясь возникшим вакуумом, Флориан прошел к бару и налил два джина с мартини. Усаживаясь за столик и передавая один бокал Дженет, он кивнул на происходящее за окном и сказал:

— Посмотрите, какой урон наносит увольнение даже одного служащего всей экономике — в данном случае экономике «Хижины». Отец всегда говорил, что скорейший путь нанести урон любой экономике — это подтолкнуть ведущие профсоюзы к забастовке. От этого у среднего класса голова неизбежно идет кругом, и не успеете вы оглянуться, как — бум! — к власти приходит какой-нибудь тиран. Надо любой ценой обеспечивать своевременную доставку салата в супермаркеты. Ваше здоровье.

— За вас.

Они со звоном сдвинули бокалы.

— Но знаете, Флор, — сказала Дженет, — я до всего этого уже дошла своим умом.

— Правда?

— Вы просто не поверите, с чем только не сталкиваешься в интернете.

— Вам нравится копаться в сети?

— Ну еще бы.

— И вашим друзьям тоже?

— Пфффф. Нет. На самом деле меня просто тошнит от собственного поколения. Они стали совершенно нелюбознательными, но только не я — мне нравится интернет. Вся когда-то запрещенная информация теперь легко доступна.

— Например?

— Во-первых — медицина. И во-вторых, правительственные файлы и документация — я больше никогда не поверю никакому правительству.

— Разумное решение. А как насчет нехороших чатов?

— Бывает, но я умерла бы со стыда, если бы моя семья узнала.

— Как ваша подпольная интернетовская кличка?

Дженет вспыхнула.

— Ну, давайте же, скажите мне, Дженет.

— Обещаете, что не будете смеяться?

— Постараюсь.

— Азиатская Шлюха.

Смех Флориана был похож на собачий лай. Дженет снова зарделась.

— И были сексуальные свидания? — спросил он.

— Нет, но могли бы быть, если бы я захотела.

— И вы шли на попятный?

— Флориан, ведь моими собеседниками могли оказаться мои дети. Меня в дрожь бросает при одной мысли об этом.

— Вы всегда регистрируетесь как Азиатская Шлюха?

— Нет, я просто создала этот персонаж, чтобы посмотреть, как ведут себя мужчины, когда их жены на кухне, а дверь заперта.

— И что же вы выяснили?

— Всеми мужиками без исключения руководит то, что у них между ног.

— И все?

— А что, мало? Мое воспитание учило меня верить в то, что мужчинами руководят политические и социальные идеи. И я действительно верила в это.

— Пора выпить еще мартини. Вам принести?

— Да, пожалуйста.

В другом конце ресторана компания из восьми пожилых людей, праздновавших день рождения, уже готова была взбунтоваться; вторая вылазка Флориана в бар прошла так же незаметно, как и первая. Он вернулся к столику и передал Дженет бокал.

— Меняемся: я вам — коктейль, вы мне — откровенность, — сказал Флориан.

— Да, было одно свидание, но мы встретились не в интернете. Мы встретились в интернет-кафе, — от сигареты у Дженет закружилась голова.

— Да? — заинтересованно спросил Флориан.

— Но как только он узнал, что у меня ВИЧ, его и след простыл. Вот и вся история.

— Неужели? Неужели он так поступил?

— Да. Его звали Эрни — Эрни Фармингем.

— Это было в Ванкувере?

— Да.

По лицу Флориана скользнула тень озабоченности; Дженет заглянула ему в глаза.

— Если быть максимально точной, он живет в Северном Ванкувере. Уж не собираетесь ли вы погубить его?

— Абсолютно верно, Дженет.

Дженет почувствовала себя так, будто ужинает с Богом.

Официант швырнул им на стол меню.

— Надо бы что-нибудь заказать, — сказала Дженет, — но, право, не знаю, — дело в том, что у меня отсутствует иммунитет, а это такая забегаловка. Пища здесь может быть заражена какой-нибудь вирусной дрянью.

— Нет, если вы будете заказывать по-флориановски.

— Это еще как?

— А вот глядите.

Пройдя через зал, Флориан хлопнул официанта по плечу и сунул ему стодолларовую бумажку. В мгновение ока официант оказался рядом с Дженет.

— Мне, пожалуй, зеленый салат, уксусную заправку отдельно и еще «Фетуччини Альфредо».

Официант, на табличке которого значилось имя Стив, повернулся к Флориану и вернул ему деньги:

— Можно без этого. В ресторане сегодня все как с ума посходили, из-за того что выставили Шону.

— Почему? — спросила Дженет.

— Карма. Она вела себя здесь как хозяйка, и все потому, что встречалась с одним из менеджеров. Все потрясены до глубины души. Так или иначе, сэр, — что прикажете?

— Салат с вашей, несомненно, соблазнительной домашней заправкой, томатный суп с двойными гренками, куриные палочки — ух, вкуснятина — с горчичным соусом. Так, дальше: цуккини во фритюре, седло барашка, но только не с рисом, а с картошкой и...

— Сэр?

— Да, Стив?

— Не уверен, что понял вас. Вы ожидаете кого-то еще?

— Нет. Только я и милая Дженет.

— Тогда, осмелюсь сказать, на двоих вам этого более чем достаточно.

— Спасибо, Стив, но я хотел бы заказать еще кое-что. Разве в Нью-Смирна-Бич существует особый закон, регулирующий количество еды, которое можно заказать в ресторане?

— Нет, сэр.

— Хорошо.

Флориан заказал еще десять блюд, каждый раз самым скрупулезным образом оговаривая подробности гарнира и степень готовности мяса.

Стив пришел в состояние заботливого умиления.

— Ну, знаете, у шеф-повара глаза на лоб полезут.

— Жизнь создана для наслаждений, верно, Стив?

— Так точно, сэр.

— Надо уметь жить так, чтобы наслаждаться каждым мгновением. Радость — закон жизни. А теперь — марш на кухню, Стив. А то мы уже почти обезумели от голода.

— Похоже, у вас разыгрался аппетит, — сказала Дженет.

— Да, я дам этому парню на чай свои швейцарские часы. Итак, вы что-то говорили мне по телефону насчет нового крема против сыпи...

— Говорила.

Минут десять они толковали о законных и незаконных препаратах по уходу за кожей, пока ресторанные служащие не стали поглядывать на них с чрезмерным любопытством. Вскоре появился и сам шеф-повар:

— Вы что, издеваетесь над моей едой?

— Напротив, я отношусь к вашей кухне с величайшим почтением.

— Значит, остряк-самоучка?

— Нет, я всего лишь клиент. Не сомневаюсь, что блюда в вашем исполнении великолепны, и намерен отведать всего понемногу. «Хижина» хорошо известна в пределах действия телефонного кода 004 и славится своей изысканной кухней и духом дружелюбия. Это знают все. Итак, вперед, мой славный кок!

Озадаченный шеф-повар удалился. Стив задержался у их столика.

— Стивен, мальчик мой, — обратился к нему Флориан, — множество толстяков, поедающих множество жирной пищи, это благо, великое благо для Америки.

— Называйте меня лучше Стив, сэр. И я не понял.

— Подобно всему прочему в жизни, Стив, все дело в цифрах. Множество толстяков означает множество счастливых фермеров, счастливых производителей сельскохозяйственных удобрений, счастливых водителей-дальнобойщиков, счастливых работников в закусочных — счастье и радость для всех. Избыточный вес гуляет по всей экономике, как цунами процветания.

— Но у толстяков больше проблем со здоровьем. И ясно почему.

— Это-то и прекрасно, Стив. Наше общество достигло состояния неустойчивого равновесия между тучностью и процветанием. Если бы все американцы потолстели хотя бы на одну унцию, систему здравоохранения стало бы лихорадить и экономика пострадала бы. Если бы те же самые американцы похудели бы на одну-единственную унцию, Стив, экономика пошла бы ко дну.

— Никогда не думал о тучных людях в этом смысле.

— Вот теперь и подумай.

— Хорошо, сэр.

Стив отошел. Флориан повернулся к Дженет:

— Все, что я говорил о жизни и хороших временах, — шутливое вранье низшей пробы.

— Рада слышать.

— Насколько я понимаю, Дженет, жизнь — это бесконечное пиршество утрат, и всякий раз, претерпев новую утрату, приходится осуществлять мысленную перестановку, выбрасывать вещи, а это ведет к новым утратам и так далее.

— Вы читаете мои мысли. Жизнь так и норовит уколоть или порезать.

— Ваши мысли читать нетрудно. Все видно по вашим глазам, — Флориан допил свой бокал. — Когда эта мысль впервые осенила вас?

— Я была тогда еще маленькой и несмышленой. Верила в сценарий, который мне дали. И вот однажды, в начале восьмидесятых, в Северном Ванкувере я проехала на красный свет, и у меня словно глаза открылись: я поняла, что отныне и навсегда вся моя жизнь будет идти не в плюс, а в минус. Забавно, что понять, как глубоко повлияли на вас те или иные события, удается лишь много лет спустя после того, как они произошли. С вами тоже так?

— Так было всю мою жизнь: сплошные утраты, ощущение, что все ускользает. Не деньги — плевал я на деньги, — деньги сами липнут ко мне. Но все остальное — уходило и наконец ушло.

— Боюсь, Флор, особого к себе сочувствия вы в нашем мире не добьетесь.

— Но, видите ли, я и не ищу сочувствия, — Флориан посмотрел в сторону кухни. — А вот и наш ужин, — он встал. — Извините, я должен сходить за одной приятельницей. Скоро вернусь, — как вы говорите: и глазом не успеете моргнуть.

Стивен начал ставить на стол тарелку за тарелкой, а когда свободного места не осталось, притащил еще один столик. Большинство блюд показались Дженет отвратительными: салат явно страдал экземой; кус-кус напоминал разлагающуюся плоть; свинина была покрыта обуглившимися волдырями; месиво из резинок и шнурков, переименованное в спагетти. Расставив блюда с едой, Стив шутовски тряхнул вихром.

— Ничего не забыл? Погодите-ка... Ну да, конечно, — он выхватил маленькую перечницу. — Перец?

— Нет, спасибо, дорогой.

— Все равно — оставлю на всякий случай.

Дженет обвела взглядом расстилавшийся перед ней уморительный кулинарный пейзаж к не успела поднять глаза, как увидела шедшего от двери Флориана, который вел за собой высоченную, черную как смоль женщину, облаченную в ослепительное, непристойно дорогое платье — от Гуччи? от Гермеса? На ее пальцах, шее и в ушах переливались и легко покачивались золотые слитки. Дженет впервые видела женщину, на которой было бы столько дорогих вещей сразу. Показушность этого зрелища казалась почти противозаконной. Дженет загипнотизированно, как и прочие посетители «Хижины», следила, как Флориан с незнакомкой подходят к ее столику.

— Дженет, я хотел бы представить тебе Сисси Нтомбе.

— Здравствуйте, — завороженно произнесла Дженет, вставая.

— Очень приятно, — сказала Сисси, после чего села на банкетку напротив Дженет и спросила: — Что привело вас в эти края, моя дорогая?

Дженет почувствовала себя деревенщиной.

— Семейные дела, если можно так выразиться.

— Замечательно, — Сисси расстелила на коленях салфетку.

— А вас? — спросила Дженет.

— Я тоже здесь по делам, — ответила Сисси, — но не по семейным. Страшно сказать, вся моя семья вымерла, дорогуша.

— О Боже, какой кошмар.

— Ваше сочувствие крайне великодушно, но я свое уже отстрадала.

Сисси посмотрела на расставленные перед ней тарелки. Флориан жадно ждал ее реакции, которая тут же и последовала.

— Флориан, — сказала Сисси, — нам нужен лимон, что-то я его здесь не вижу. Просто невозможно представить себе рыбу без лимона, — добавила она, посмотрев на Дженет. — Вы согласны?

— Абсолютно.

— Этот ресторан не такой шикарный, как тот, в котором мы были вчера вечером в Атланте, но, думаю, в такие места рано или поздно попадаешь, когда отправляешься странствовать по провинции.

Флориан упивался ошеломительным эффектом, который произвела на Дженет экзотичная и чуть старомодная гостья. Дженет бросила на него пару выразительных взглядов с немым вопросом: «Это кто еще такая?» — но, оставив его без ответа, Флориан широким жестом обвел столы и сказал:

— Сисси, дорогая, все это для тебя. Принимайся за дело.

— Я уже сказала, что прежде мне нужен лимон, мой милый.

Флориан отправился на поиски лимона.

— Вы, случайно, не говорите по-французски? — спросила Сисси у Дженет.

— Я? Совсем немного. Я из Канады, в которой дву...

— Ах, милочка, французский, на котором говорят в Канаде, это какая-то путаная разновидность парижского варианта.

— Боюсь, мой французский не в лучшей форме.

Дженет пошарила в памяти в поисках разговорных тем, но так ничего и не обнаружила. Кроме того, ее раздражало то, что она не знает, какое место занимает Сисси в жизни Флориана.

— Флориан всегда заказывает столько еды?

— Не знаю, что и ответить, Дженет. Мы знакомы всего два дня.

Бред какой-то.

— Ваш наряд восхитителен. От Гермеса?

— От Версаче, милая.

Обе замолчали. Молчание затягивалось.

— Вам не попадались в последнее время какие-нибудь интересные книги? — спросила Сисси.

— Книги? — вопрос застал Дженет врасплох. — Дайте подумать. Вообще-то я больше читаю газеты и журналы. А книги в основном про здоровье и диеты. Боюсь, ничего больше не могу вам сказать по этому поводу. А как насчет вас, Сисси?

— Недавно я перечитала свою самую любимую книгу.

— Какую? — спросила Дженет.

— «Манеры и поведение в приличном обществе» мисс Лидии Милрод.

— Это новая книга?

— Нет! Упаси Боже, моя дорогая. Она вышла в 1913 году перед самой мировой войной. Но ее классический дух помогает ей не устаревать.

— Понятно.

Флориан вернулся с тарелкой, доверху нагруженной лимонными дольками.

— Приступим.

Они с Сисси быстро произвели рекогносцировку блюд. Оба положили себе по крохотному кусочку, чем еще больше смутили Дженет.

— Так как вы познакомились? — спросила она у Флориана.

— Мои друзья рассказали мне про Сисси, и я просто не мог с ней не встретиться.

— Что же рассказали вам ваши друзья?

— Они сказали, что Сисси из города Мубенде, в пятидесяти милях к западу от Кампалы, в Уганде. Почти двадцать лет она была проституткой и занималась сексом без презервативов по меньшей мере тридцать пять тысяч раз. Она подвергалась прямой опасности заражения СПИДом примерно пятнадцать тысяч раз, но тем не менее в ее крови нет и следа вируса или его антител.

— Флориан, не подобает обсуждать деловые вопросы за обеденным столом, — с упреком сказала Сисси.

— Сисси, Дженет мне почти как родная. К делам это не имеет никакого отношения. Я всего лишь хочу все ей о тебе рассказать, моя хорошая.

— Что ж, отлично. Но ни слова о деньгах. Это категорически воспрещается.

— Так вот, как я говорил, — продолжал Флориан, повернувшись к Дженет, — несколько месяцев назад исследователи из Атлантского эпидеологического центра разыскали Сисси в ее хибарке при дороге. Они проводили текущие исследования и случайно наткнулись на нее. Полмесяца назад они привезли ее в Атланту и предоставили ей просторный номер в типовом блочном мотеле, напоминавший дортуар в колледже Огайо году этак в шестьдесят седьмом. К счастью, тамтамы доносят до меня все новости джунглей, и я узнал о незавидном положении Сисси. Два дня назад я посетил Атланту с двумя куколками из магазина готового платья, которых привез прямо с Седьмой авеню, — самая экзотическая и дорогая одежда, какую можно достать во всем Манхэттене, — и с ослепительным набором драгоценностей от Харри Уинстона, наколотых на шелковые полосы. У Сисси был выбор: комната в мотеле или Версаче. Так я позаботился о ее спасении.

— Вы украли Сисси из Центра эпидемиологического центра?

— «Украл»? О Боже мой, нет, — ответил Флориан. — И пожалуйста, Дженет, не будьте такой мелкобуржуазной. Это вас не красит. Сисси вольна поступать как пожелает. Верно, Сисси?

— Моя комната в Атланте была ничуть не лучше, чем какой-нибудь сортир, — сказала Сисси. — Это оскорбительно. — Она обернулась к Флориану. — Мне скоро понадобится чаша, чтобы ополоснуть пальцы.

Флориан обернулся к Сисси:

— Дай мне руку, Сисси.

Он взял ее вымазанную соусом правую руку.

— Дженет, протяните мне вашу правую руку — через стол — вот так.

— Я...

— Доверьтесь мне, Дженет. Дженет протянула руку Флориану:

— Хорошо.

Он взял нож для мяса, поднял бровь и сделал на ее руке маленький надрез.

— Ай, Флориан, что вы...

— Тссссс.

Затем Флориан взял руку Сисси и тоже сделал ей небольшой надрез на ладони. Переведя взгляд с одной женщины на другую, он соединил их кровоточащие руки в пожатии.

Рука Сисси была такой сухой и теплой, так трудно представить себе мощные потоки теплой крови, текущие в ее жилах, но кровь Сисси текла и капала на скатерть. Дженет смотрела, как кровь просачивается сквозь две крепко сжатые ладони.

— Я буду считать до шестидесяти двух, Дженет, — сказал Флориан. — За шестьдесят две секунды кровь в открытой ране свертывается.

— ...раз... два... три... четыре...

Неужели это правда — или мне все только мерещится?

— ...тридцать четыре... тридцать пять... тридцать шесть...

Этого не может быть.

— ...пятьдесят девять... шестьдесят... шестьдесят один... шестьдесят два...

Нет, это не сон.

— Разожмите руки.

Сисси посмотрела на Дженет.

— Вам понадобится чистая салфетка, милочка.

Дженет была потрясена. Ее рука зависла над столом.

— Взгляните на меня, Дженет, — сказал Флориан.

Дженет взглянула на Флориана, но цвета и формы окружающего менялись, как телевизионные каналы.

— Теперь все позади, Дженет.

— Позади?

— Да. Отныне никаких пилюль. Никаких вирусов. Ничего. Все позади.

— Это не может быть так просто.

— Почти. Придется сделать пару уколов, ввести вам плазму Сисси как основу. Но по большому счету — все. Так просто, и все позади.

— Я...

— Да, Дженет?

— Я не...

— Что вы чувствуете, Дженет?

— Свет. Белый свет.

— К вам вернулось чувство единения с миром?

— Нет, я о другом.

— О чем же?

— Яркий свет. Словно во мне зажглось солнце.