Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Кандидат партии

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Крон Александр Александрович / Кандидат партии - Чтение (стр. 5)
Автор: Крон Александр Александрович
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      С т р а ж е в с к и й. Я уполномочен ознакомить членов комиссии с актом лабораторного исследования.
      П л о т о в щ и к о в. Прошу ко мне, товарищи.
      Пропускает в дверь своего кабинета Стражевского,
      Вострякова, Филатову, Частухина и Веру. Касаткин,
      поколебавшись, устремляется за ними.
      В е н ц о в а (бросается к Нине Павловне). Ниночка, умоляю, - что нам говорил Вячеслав Алексеевич?
      Н и н а  П а в л о в н а. Клеймо, вероятно, отберут.
      В е н ц о в а. Бог с ним, с клеймом. Я боюсь проработки. Он не сказал вам, что же в конце концов решено?
      Н и н а  П а в л о в н а. По-моему, ничего еще не решено.
      В е н ц о в а. Ах, оставьте, Нина, я ведь не девочка. Плотовщиков настроен против Николая, и, будьте покойны, он сумеет продиктовать комиссии любое решение.
      Н и н а  П а в л о в н а. Лара, я вас очень прошу: не говорите гадостей о моем муже и моих друзьях. Мне это неприятно.
      В е н ц о в а. Ниночка, извините, я взволнована и поэтому резка.
      Н и н а  П а в л о в н а. При чем здесь резкость?
      Вошел Николай Леонтьев. Он в белом рабочем халате и
      такой же шапочке. Огляделся, снял шапочку, не
      торопясь пригладил волосы.
      Н и к о л а й. Ася, скажи Алексею Георгиевичу, что я пришел.
      Громова вошла к Плотовщикову.
      Здравствуйте, Нина Павловна.
      Н и н а  П а в л о в н а. Здравствуйте, Миколушка.
      В е н ц о в а. А со мной ты не здороваешься?
      Н и к о л а й. Где ты была вчера вечером? Тебе передали, что я звонил?
      В е н ц о в а. Ты отлично знаешь, я не привыкла, чтоб у меня требовали отчета, да еще в таком тоне.
      Н и к о л а й. Не хочешь отвечать - не надо.
      В е н ц о в а (после паузы). Ну, хорошо - сейчас не время ссориться. Я была у Анатолия.
      Н и к о л а й. Я так и думал.
      В е н ц о в а. Если ты ревнуешь - это глупо. Я поехала к нему, чтоб посоветоваться насчет твоих дел.
      Н и к о л а й. С ним? Насчет моих дел? Каких моих дел?
      В е н ц о в а. Он еще спрашивает! Весь завод знает, что заказчик возвратил бракованную деталь с твоим личным клеймом. Как это некстати, только ты начал опять немножко подниматься...
      Н и к о л а й. Сегодня знает весь завод. Но вчера вечером, кроме дирекции и ЦК Союза, об этом никто по знал. Кто же тебе сказал?
      Венцова молчит.
      Анатолий?
      В е н ц о в а. Да.
      Н и к о л а й. Скажи, Лара, чем я тебя обидел? Неужели я такой грубый, такой подозрительный, такой чужой тебе человек, что мне нельзя говорить правды, а приходится обязательно врать?
      В е н ц о в а (смущенно). Мне показалось, что для тебя нужнее...
      Н и к о л а й. Для меня вчера было нужнее всего на свете, чтоб ты приехала ко мне. Я хотел, чтоб ты меня отругала, а потом поплакала и утешила... Вот что дорого, а на черта мне твоя дипломатия? (Помолчав.) Да что говорить - когда мне плохо, тебя никогда нет.
      В е н ц о в а (расстроена). Да, теперь я сама вижу, что надо было сразу поехать к тебе. Если бы ты позвонил на полчаса раньше...
      Н и к о л а й. Если бы... Когда человек любит, ему ничего говорить не надо, он все сам понимает, а если нет - хоть говори, хоть кричи...
      В е н ц о в а (быстрым шепотом). Тише, мы не одни. Мы обо всем поговорим потом, и я докажу тебе, что ты ошибаешься. А сейчас ты должен понять, что твое положение очень серьезно. Вчера Анатолий говорил о тебе в доброжелательном тоне, он до сих пор сожалеет о вашей ссоре и очень тебе сочувствует. Но имей в виду - выступать он будет резко, иначе нельзя. Плотовщиков настроен против тебя, и Анатолию неудобно занимать примиренческую позицию. Ты только не задирай никого и не спорь, признавай все, что будут говорить, тогда обойдется: прием в партию отложат, клеймо на год отнимут, - это обидно, но все-таки лучше, чем публичный скандал. Ты все понял?
      Н и к о л а й. Понял, да.
      В е н ц о в а. У тебя совершенно отсутствующие глаза. Ты все понял?
      Н и к о л а й. Все. Нет, вру - ничего не понял. И, наверно, не пойму. Мудрено. Ты иди, Лара, я уж как-нибудь сам... отвечу.
      Вернулась Громова. Она ставит на стол накрытый марлей
      поднос и снимает марлю. На подносе отшлифованная до
      ослепительного блеска круглая деталь из серебристого
      металла. Вслед за Громовой вышли из кабинета Вера
      Ермолаева, Частухин, Филатова, Стражевский,
      Востряков, Касаткин, Плотовщиков. Первые трое
      занимают места во главе стола, остальные
      рассаживаются по его длине.
      П л о т о в щ и к о в. Присаживайся, Николай Прокофьевич.
      Н и к о л а й. Ничего, постою.
      П л о т о в щ и к о в. Садись. Будешь отвечать - тогда встанешь. Ермолаева, начинай. Нина Павловна, прошу вести... парламентскую.
      В е р а. Пожалуйста, товарищ полковник.
      С т р а ж е в с к и й. Буду предельно краток. Мы - ваши постоянные заказчики - привыкли с глубочайшим уважением относиться к марке вашего предприятия. Тем печальнее данный казус. Казус, насколько мне помнится, беспрецедентный в практике наших отношений. Вот передо мной два документа, с ними все присутствующие уже знакомы Технические условия заказа и акт лабораторного исследования. (Надел очки.) Наименование детали: маховичок-эксцентрик со скользящей втулкой, материал - сплав РТ-200, количество - тридцать штук. Актом лабораторного исследования установлено: наличие биения вокруг оси вала при допуске до двух микронов - шесть микронов, непараллельность плоскостей... Я полагаю, нет необходимости оглашать полностью? Здесь собрались взрослые, технически грамотные люди, которым незачем разъяснять, что в нашем деле подобное и даже менее значительное нарушение установленных допусков могло, в том случае, если бы оно осталось незамеченным, привести к последствиям, мягко говоря, пагубным. Вот все, что я считал своим долгом заявить.
      В е р а. Вопросы?
      Ф и л а т о в а. Вопрос к Леонтьеву. Твоя работа?
      Н и к о л а й. Клеймо мое.
      Ф и л а т о в а. Скажи, Николай, как это могло случиться, что ты сделал брак, да еще поставил на нем свою подпись?
      Н и к о л а й (помолчав). Не понимаю.
      В о с т р я к о в. Это не объяснение.
      Н и к о л а й. Не объяснение? В таком случае, объясняю своей преступной халатностью. Подходит?
      В е р а. Микола, не огрызайся. Отвечай спокойно.
      Н и к о л а й. А я все сказал.
      В е р а. Вопросов больше нет? Кто хочет слова?
      К а с а т к и н. Разреши мне, Верочка.
      В е р а (поморщившись). Пожалуйста, товарищ Касаткин. Покороче, если можно.
      К а с а т к и н. Я - схематично. Товарищи! С тяжелым чувством, но с одновременным сознанием выполненного долга я возвышаю свой голос против Николая Леонтьева. Я его любил и - не постесняюсь это сказать - люблю до сих пор. Лично я Колю знал мальчиком, всегда смотрел на него как на свою достойную смену, гордился его успехами; если говорить откровенно, кое в чем он этими успехами обязан и мне, но кто это помнит? - это так, к слову, не в этом, как говорится, суть...
      П л о т о в щ и к о в. Вот и переходи прямо к сути.
      К а с а т к и н. Перехожу. Суть же, товарищи, вот именно заключается в том, что кандидат партии Николай Леонтьев начал свой кандидатский стаж с получения личного клейма, а кончил тем, что положил, если можно так выразиться, клеймо позора на всех нас. Проанализируем - отчего же это произошло? В чем, так сказать, суть?
      П л о т о в щ и к о в. Ну, ну, добирайся уж до сути-то.
      К а с а т к и н. Я скажу. Это произошло лишь только потому, что мы все, если говорить в порядке самокритики, необдуманно вознесли этого человека на не надлежащую ему высоту, в результате чего, как совершенно правильно указал Анатолий Акимович, в его психологии развились элементы индивидуализма и самоуспокоенности самим собой...
      В е р а. Анатолий Акимович, насколько мне известно, еще не выступал и ни на что не указывал.
      К а с а т к и н. Не перебивай. Указал в личной беседе. Исходя из этого... Ну вот - сбила...
      В е р а. Никто тебя не сбивал. Что ты предлагаешь?
      К а с а т к и н. Я предлагаю... минуточку!.. (Роется в своих записях.) Значит, так: рекомендовать дирекции завода специальным приказом лишить Леонтьева Н.П. права личного клеймения продукции. Далее: рекомендовать партийному комитету отменить решение партийного бюро цеха...
      Ф и л а т о в а. Ну, это уж ты хватил!
      К а с а т к и н. Хорошо, не настаиваю. Но, в таком случае, я считаю своим долгом довести до твоего и до всеобщего сведения, что я, как мне это ни тяжело и ни грустно, вынужден снять данную мною Леонтьеву рекомендацию. (Садится.)
      В о с т р я к о в (поднялся с места). Я думаю, товарищи, что никого из нас не удовлетворили объяснения Николая Леонтьева. Это была типичная отписка, но не тот прямой, честный, открытый разговор, который надлежит вести рабочему-коммунисту перед лицом своих товарищей. Товарищ Касаткин пытался тут что-то об этом сказать, но со своей обычной непоследовательностью только все запутал. Между прочим: уважаемый Николай Иванович почему-то счел нужным сослаться на меня, и весьма неудачно, - я вам, насколько мне помнится, никаких указаний не давал. И вообще, между нами говоря, что это за стиль: "как правильно указал Анатолий Акимович", и тому подобное? Я пока еще не столь руководящая фигура, чтоб меня стоило таким образом цитировать, я такой же скромный работник, как и вы. Не надо так, товарищ Касаткин, - это производит плохое впечатление.
      К а с а т к и н (почти с восхищением). Вот это - продал! Уста немеют.
      В о с т р я к о в. Все вы знаете, что я связан с Николаем Леонтьевым длительной совместной работой и дружескими отношениями. Я с большим правом, чем некоторые другие, мог бы сказать, что мне тяжело выступать против него, но не в моем характере прикрываться жалкими словами. Нет, именно потому, что Леонтьев - мой товарищ, человек очень способный, человек, к мнению которого прислушиваются, я обязан со всей резкостью осудить его. Мы оказались бы политическими слепцами и обывателями, если б за технической ошибкой не увидели ее идейных, я бы даже сказал политических корней. Товарищу Леонтьеву желательно рассматривать свой тягчайший проступок как случайный срыв, причины которого - видите ли - он сам не понимает. А вы задумайтесь, товарищ Леонтьев, и постарайтесь понять; если же у вас на это не хватит мужества мы вам поможем.
      К а с а т к и н. Как говорит! Как говорит!
      В о с т р я к о в. Спору нет, Николай Леонтьев - токарь самой высокой квалификации. Он человек культурный, теоретически подготовленный, обладает редкой универсальной широтой. Всё это - качества неплохие, плохо, когда оно превращаются в самоцель. Леонтьева уже не устраивает звание токаря, он именует себя резчиком по металлу, утверждая, что в области обработки металлов резанием он умеет все и может заменить любого рабочего. Возможно, это так и есть, но кому и зачем это нужно? Это нужно прежде всего самому Леонтьеву, чтоб люди ахали и охали, говорили про его золотые руки, сравнивали с тульским оружейником Левшой, Кола Брюньоном и прочими литературными типами и поражались его неповторимому искусству. Но советский завод не цирк и не кунсткамера, это современное предприятие, основанное на разделении труда, и центральной фигурой в нем является не кустарь и не фокусник, а обыкновенный рабочий, подчиненный ритму конвейера. Леонтьев с презрением относится к рядовому рабочему, той самой рабочей лошадке, которая тянет воз и дает план. До нее он не снисходит. Рядовой рабочий не подхватил его метода, стало быть, плох не метод, а рабочий, и Леонтьев, вместо того чтоб пересмотреть свой метод, упростить его, приспособить к реальным возможностям среднего рабочего - дезертирует, начинает вести себя как истеричный хлюпик, отказывается от пропаганды своего опыта и в конечном счете дискредитирует и себя и завод, создавший ему славу.
      В е р а. Что ты предлагаешь?
      В о с т р я к о в. Я полагал, что для Леонтьева будет достаточным предупреждением, если у него будет отобрано личное клеймо, а вопрос о его приеме в члены партии будет снят с повестки сегодняшнего собрания. Алексей Георгиевич со мной не согласился. Подумавши, я вижу, что прав-то был он, а я, грешным делом, слиберальничал. Если кандидат партии Леонтьев не откажется от своей порочной позиции - она должна быть разгромлена. Пусть собрание скажет свое веское слово. (Садится.)
      В е р а (заметив, что Николай поднялся с места). Будешь отвечать?
      Н и к о л а й (не сразу). Не хотел я говорить, но, как видно, молчать тоже не приходится. Не подумайте, что я защищать себя хочу или препираться, - этого у меня даже в мыслях нет. Наоборот, заявляю вам вполне официально: со всеми предложениями товарища Вострякова я целиком согласен.
      В е н ц о в а (тихо). Хорошо.
      Н и к о л а й. Востряков правильно говорит: обманул доверие - положи на стол клеймо. Не могу понять, что со мной приключилось, видно, был в тот день не в своей тарелке, затмение нашло... Однако признаю чистосердечно, а вас, товарищ инженер-полковник, заверяю честным словом, что свою вину в дальнейшем заглажу самоотверженным трудом. Ну, а до той поры, значит, - вот.
      Вынул из кармана стальной стерженек, вздохнул и,
      неловко поклонившись, положил на стол.
      В е н ц о в а (тихо). Очень хорошо.
      Н и к о л а й. Это ты, Толя, верно сказал: пусть собрание скажет свое веское слово. И я говорю - пусть скажет. Вон там, за стеной, полторы тысячи рабочих, коммунисты и беспартийные, цвет нашего завода. Пусть они нас рассудят.
      В о с т р я к о в. Насколько я понимаю, вопрос обо мне не стоит.
      В е р а. Товарищ Востряков, ты говорил - тебя не перебивали.
      Н и к о л а й. Пусть нас рассудят. Ты меня дезертиром назвал. Я солдатом не был, не довелось мне воевать, - и, может быть, оттого страшнее, обиднее для меня слова нет. Враг мой не додумался бы меня таким словом уколоть - на это только бывший друг способен. Врешь, я не дезертир!
      Вера стучит карандашом о графин.
      Я никуда не сбежал. Растерялся спервоначала - это верно. Где уж тут движение возглавлять, дай бог самому с мыслями собраться. Чего же, думаю, сюит мой опыт, если он никому не светит. А ведь я от людей ничего не таил, сколько я объяснял и показывал: пока над душой стоишь - как будто дело и на лад идет, а чуть отойдешь - человек тушуется, теряет точность... Дело прошлое, я ведь и тебя, Толя, на помочах водил, а выучить толком не сумел, ты из цеха вовремя ушел, одному бы тебе - несдобровать...
      В о с т р я к о в. Председатель!
      Вера опять стучит карандашом о графин.
      Н и к о л а й. Виноват. (Помолчав.) Стал я крепко задумываться: что же я за человек, верно ли я работаю и как мне работать завтра, потому что человеку обязательно надо видеть свой завтрашний день. Стало быть, ничего я про себя понять не смогу, пока не пойму главного - каким должен быть труд рабочего при коммунизме?
      К а с а т к и н. Ну и как - понял?
      Н и к о л а й. Понял, что с развитием техники перед рабочим есть только два пути. На одном пути рабочий становится рабом машины; он не может ее ни любить, ни понимать, он ей служит. От него не требуется ни ума, ни таланта, ни уменья, он продает свое время, свою силу, свои нервы на вес. Теперь скажите мне - может быть человек счастлив при такой жизни? Я говорю: нет, не может. При коммунизме всякий труд должен быть радостью. Значит, наш путь другой. Конвейер! А кто сказал, что конвейер вечен? Придут на смену конвейеру автоматические поточные линии, они освободят человека от однообразного, нетворческого труда - и труд рабочего станет равным труду художника и ученого. Рабочий будет властвовать над машиной, но для этого он должен быть человеком образованным и мастером на все руки. И если мы хотим, чтобы средний рабочий этого достиг, его надо не натаскивать как медведя, а учить и воспитывать. Это я-то презираю рядового рабочего? И как у тебя язык повернулся мне такое сказать? Это ты все думаешь, как над ним возвыситься, а я хочу, чтоб ему было так же интересно жить и так же интересно работать, как интересно жить и работать мне. И если я стремлюсь стать передовым рабочим сегодня, так это для того, чтобы иметь право войти, как рядовой, в проходную завода при коммунизме.
      П л о т о в щ и к о в. Молодец!
      В о с т р я к о в. Слова хороши. Каковы-то дела?
      Н и к о л а й. А вот мои дела: с тех пор как я стал работать один - даю продукции в полтора раза больше. Весной оканчиваю институт и остаюсь у станка. Через три месяца будет первый выпуск моей экспериментальной группы, сдадут испытания двенадцать человек. И каждый из них сможет делать все, что делал до сих пор я.
      К а с а т к и н. Вот видите - и тут кустарщина! Официально заявляю, что эта группа создана помимо меня, и я ее рассматриваю как подпольную.
      Смех. В двери стучат.
      Ф и л а т о в а. Николай Иванович, не смеши людей. Партийное бюро в курсе работы группы. (Громовой). Ася, с кем ты там шушукаешься?
      Г р о м о в а (приоткрыв дверь, вполголоса переговаривается через щель). Сейчас, сейчас, (Филатовой.) Татьяна Семеновна, семь ровно. Народу набежало - яблоку упасть негде.
      Ф и л а т о в а. Скажи, чтоб давали звонки. Вера! Товарищи! Время.
      В е р а. Вячеслав Алексеевич?
      Ч а с т у х и н. Я в сложном положении, товарищи. Николай Леонтьев мой ученик. Дальше - уже несколько месяцев я являюсь ближайшим помощником Николая Прокофьевича по руководству экспериментальной группой. Наконец, я сам стал его учеником, правда, тринадцатым и самым неспособным, но таким же убежденным, как остальные двенадцать. Не удивительно, что я полностью разделяю взгляды Николая Прокофьевича и, сознаюсь вам, намерен развивать весьма близкие взгляды в своем сегодняшнем докладе.
      Звонки.
      П л о т о в щ и к о в. Даю справку: партийный комитет утвердил тезисы товарища Частухина.
      В е р а. Пожалуйста, товарищ полковник.
      С т р а ж е в с к и й. Я с большим интересом слежу за разгоревшейся дискуссией. Но разрешите вернуть вас на землю. Комиссия создана для того, чтоб решить один конкретный вопрос, и ей надлежит принять то или иное решение.
      П л о т о в щ и к о в. Полковник прав. У меня есть несколько вопросов. Можно?
      В е р а. Пожалуйста.
      П л о т о в щ и к о в. Вопрос к Леонтьеву. Где, когда и сколько раз ставится личное клеймо на готовой продукции?
      Н и к о л а й. После шлифовки. Только на нерабочей поверхности и только один раз.
      П л о т о в щ и к о в. В таком случае, чем объяснить, что на возвращенной заказчиком детали клеймо поставлено дважды? (Вынул из кармана лупу). Желающие могут убедиться.
      Н и к о л а й. Не понимаю.
      П л о т о в щ и к о в. Вопрос к Филатовой. Установлена дата изготовления бракованной детали?
      Ф и л а т о в а. Двадцать пятого сентября.
      П л о т о в щ и к о в. Что за день?
      Н и н а  П а в л о в н а. Понедельник. Вы заболели в воскресенье двадцать четвертого.
      П л о т о в щ и к о в. Тяжелый день. Теперь я хотел бы задать вопрос товарищу Венцовой.
      В е н ц о в а (поражена). Мне?
      П л о т о в щ и к о в. Так точно. Я не случайно просил вас остаться. В журнале "Юный техник" от пятого октября помещено фото, изображающее знатного токаря товарища Вострякова в момент, когда он ставит личное клеймо на изготовленной им детали. Ваша работа?
      В е н ц о в а. Да.
      П л о т о в щ и к о в. Не помните, когда сделан снимок?
      В е н ц о в а. Боюсь ошибиться. Вероятно, между двадцать пятым и тридцатым сентября.
      П л о т о в щ и к о в. Скажите, товарищ Венцова, вы знали, что у Вострякова не было своего личного клейма и что в эти дни Востряков и Леонтьев уже не работали вместе?
      В е н ц о в а. Знала. Я не придавала этому большого значения. Мне было известно, что Востряков должен был получить клеймо в самое ближайшее время. Я сама взяла клеймо у Леонтьева...
      П л о т о в щ и к о в. Зачем же надо было устраивать такую спешку? Разве нельзя было подождать, пока Вострякову будет присвоено личное клеймо?
      В е н ц о в а (мнется). Это верно... но...
      П л о т о в щ и к о в. Я вам скажу, почему вы спешили. Потому что Востряков должен был со дня на день уйти с завода. И вы об этом знали. Последний вопрос. Не помните, как выглядела деталь, которую вы снимали?
      В е н ц о в а. Нет. Как это можно помнить?
      П л о т о в щ и к о в. Взгляните. (Пододвигает поднос с деталью и перебрасывает ей журнал.) Узнаете?
      В дверь стучат. Громова со счастливым лицом бежит к
      двери.
      Ф и л а т о в а. Ася, скажи, чтоб давали последний звонок.
      В е н ц о в а (упавшим голосом). Теперь я вспоминаю... Я снимала дубль и заставила Вострякова еще раз приложить клеймо. Это ваша деталь, Анатолий Акимович.
      Н и н а  П а в л о в н а. У нас на волейбольной площадке в таких случаях обычно кричат: "Автора!"
      В о с т р я к о в (встал, голос его дрожит). Товарищи! Я совсем забыл об этом случае. Прошу мне верить, что я без всякого умысла...
      Ф и л а т о в а. Товарищ Востряков, будь покоен, мы во всем объективно разберемся, только не сейчас. Мы не можем больше задерживать собрание.
      Звонки.
      В е р а. Решений никаких выносить не будем?
      П л о т о в щ и к о в (протянул Николаю стальной стерженек). На, возьми. Береги.
      Н и н а  П а в л о в н а (бросилась к Николаю). Миколушка, голубчик!..
      Счастливого Николая окружают Нина Павловна, Частухин,
      Вера, Филатова, здесь же Прокофий Андреевич и
      Людмила, которые уже давно, приоткрыв дверь завкома,
      жадно слушали. В дверь ломятся. Сияющая Громова еле
      сдерживает напор. Все двигаются к выходу.
      Ф и л а т о в а. Товарищи, минутку. Как же быть? В деле Леонтьева теперь не хватает одной рекомендации.
      П л о т о в щ и к о в. Если товарища Леонтьева устроит рекомендация члена партии с двадцатого года, Алексея Плотовщикова, то можешь открывать собрание.
      Наконец под напором толпы дверь распахнулась. Кто-то
      махнул платком - грянул "Марш новаторов", и под его
      ликующие звуки Николай Леонтьев вышел навстречу
      приветствующим его рабочим.
      Конец
      1950

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5