– Что не мой, это точно! Но, пожалуй, и не каширинский. В бумаге сказано, что он мещанин, а Зинаида уверяет, что Каширины – древний дворянский род.

– Свежо предание, но верится с трудом! – отмахнулась Нонка. – Если сосчитать всех нынешних «потомственных дворян», то получится, что население Российской империи состояло исключительно из отпрысков благородных фамилий. Между тем статистика свидетельствует, что потомственное дворянство в России составляло от двух до шести десятых процента. Это я тебе привожу официальные данные переписи населения тысяча восемьсот девяносто седьмого года.

– Верю, но и Зинаида вряд ли привирает. Она же транслирует то, о чем поведала ей свекровь. На сочинительство у нее не хватит мозгов.

– А по-моему, ты по доброте душевной недооцениваешь ее таланты. Сдается мне, таким манером курица хочет подвести базу под свое неуемное барство.

– С какой радости? Она-то уж никак не может претендовать на дворянство. Родилась курица в этой… в Обираловке, знаменитой лишь тем, что там сиганула под поезд Анна Каренина. Теперь это поганое местечко называется город Железнодорожный. Выросла в самой что ни на есть заурядной семье. Мамашка – учительница пения в средней школе. Папашка тоже трудился на ниве культуры – бухгалтером в Доме пионеров. Поэтому-то наша Зина так и затащилась от Кашириных. Решила, что попала в бомонд, в великосветское общество… – Машинально взглянув на часы, Люся охнула: «Мать родная!» – и заторопилась: – Давай быстренько дальше. Мне скоро надо уходить.

– То есть как уходить? Куда? – возмутилась Заболоцкая, которой после унизительной пробежки хотелось блеснуть эрудицией, а по окончании деловой части пропустить по рюмочке-другой-третьей, закусив злополучной колбасой, и потрепаться всласть.

– Если поторопишься, есть шанс, что расскажу.

– Ах, так? Тогда сразу переходим ко второму блюду. Слушай… «Протокол. Тысяча девятьсот четвертого года, девятнадцатого июня, вследствие ордера начальника Московского охранного отделения за номером пять тысяч восемьсот двадцать, старший помощник пристава третьего участка Мещанской части, штабс-ротмистр Каширин, прибыв на станцию Лосиноостровская…»

– Это же рядом со страной нашего детства! – невольно вырвалось у Люси, обрадовавшейся знакомому названию.

Вскоре она сильно пожалела, что перебила Нонку. Стрелки на часах неумолимо двигались к пяти, а та предалась воспоминаниям, и конца этому не предвиделось.

– Помнишь, как мы с тобой искали Надькины бриллианты? Перерыли ей весь сад, а потом свалили на кротов?.. А помнишь наш наблюдательный пункт у нее на сарае?.. А как я оттуда свалилась и переломала бабкины помидоры?.. Ха-ха-ха!

– Умоляю, давай вернемся к нашим баранам. Изложи-ка мне содержание этой бумаги коротенько, своими словами. Доходчиво, как ты умеешь.

– Можно и своими, – недовольно согласилась Нонка, тем не менее начала излагать с чувством, с толком, с расстановкой, лишь краем глаза сверяясь с текстом: – Упомянутый выше штабс-ротмистр Иван Каширин произвел обыск у некоего студента Императорского Московского университета. У парня обнаружили револьвер, «Эрфуртскую программу» Карла Каутского, социал-демократический журнал «Заря», запрещенные цензурой сочинения Толстого, стихотворение «Лес рубят», «Песнь торжествующей свиньи»… Вот, друг мой Люська, как развлекалось когда-то русское студенчество! Не в пример нынешнему, аполитично-мобильно-дебильному, – с презрительной гримасой заключила исследовательница и, закурив сигарету, привалилась спиной к стене. – Так какого Ивана будем копать? Большевика или жандарма? Что больше по сердцу современной буржуазии?

– Фиг ее знает. Лично мне, как ты понимаешь, все их Иваны по барабану. Так же, как и вся эта абсолютно бессмысленная Лялькина затея с поиском дворянских корней. Можно подумать, что в результате кто-то станет лучше, бросит пить или обретет совесть. Происхождение не гарантирует порядочности. Примеры приводить тебе не буду, они у всех на слуху. Но раз уж Ляльке хочется быть столбовою дворянкой и владычицей морскою, черт с ней, давай, рой землю. В конце концов, почему бы тебе не подзаработать?

– Кое-что я уже нарыла. Большевика Каширина подстрелили во время Кронштадтского мятежа. Ушел мужик под лед, и каюк!

– Туда ему и дорога. Тем более что он мещанин, а мещанские корни не интересуют современную буржуазию. Разрабатывай жандарма. Как раз недавно я по долгу службы читала одну интересную рукопись, где говорилось, что жандармский корпус формировался и из офицерства, а в российском офицерстве, как тебе известно, было полно выходцев из дворян. Так что штабс-ротмистр Каширин вполне может быть тем, кого мы ищем… Кстати, Нонн, просвети меня насчет Кронштадтского мятежа, что-то я подзабыла эту историю, – прикинувшись несведущей, попросила Люся и под шумок двинула в прихожую.

Пока она переодевалась, причесывалась и подводила губы кисточкой, замороченная Заболоцкая с ощущением глубокого интеллектуального превосходства втолковывала ей, в чем суть вопроса, и так увлеклась, что даже не замечала ее поспешных сборов.

– Ага, поняла. Матросы Балтийского флота и рабочие были недовольны большевистским правлением и военным коммунизмом… и взбунтовались, – будто тупая второгодница, повторяла за Нонкой Люся, застегивая перед зеркалом дорогую французскую бижутерию. – И когда это было?.. В марте двадцать первого года?.. Спасибо, я побежала!

– Как побежала? – очнулась Нонка. – Ты же обещала рассказать куда.

– На свиданку с классным кадром! – крикнула Люся, когда двери лифта почти сошлись и Нонка уже не могла вытащить ее за рукав обратно с требованием немедленно отчитаться, кто таков и с чем его едят.

Ловко же я смылась! – весело хмыкнула Люся, выбегая из подъезда в остывающий к вечеру каменный двор. Ни малейших угрызений совести от своего обманного маневра она не испытывала, потому что могла предсказать заранее, в каком мерзком настроении плелась бы сейчас на свидание, если б протрепалась Нонке про свои амурные дела. Последняя исповедь подобного рода, года два назад, имела результатом устойчивое ощущение оплеванности, и она раз и навсегда зареклась обсуждать на арбатской кухне мужскую тему. Поставив крест на собственной личной жизни и из ревности упорно добиваясь, чтобы и лучшая подруга лишила себя маленьких женских радостей, Заболоцкая поизгалялась над ней тогда всласть.

– И сколько же, позволь узнать, твоему хахалю лет?.. Сколько-сколько?.. Фу, какая гадость! Вот как ты думаешь, почему я кукую здесь одна?.. Да потому, друг мой, что в отличие от тебя категорически не могу ласкать дряблую мужскую плоть. А на крепкого мачо из соответствующей фирмы у меня, увы, не хватает средствов! – заявила она, подбоченившись и гордо вскинув голову.

Может, конечно, кое-какие желания у архивистки и имелись, даже наверняка имелись, но проблема состояла в том, что Нонкина изрядно потускневшая внешность шла вразрез с ее запросами: на абы кого Нонна Юрьевна позариться не могла, а на нее не мог позариться тот, кто отвечал ее исключительно высоким требованиям. Вот она и прикрывалась нравоучениями вроде того, что «в нашем возрасте, друг мой, давно пора жить верхом, а не низом», и изображала глубокое презрение к мужскому полу.

Ух, как бы Нонка разгулялась сегодня! По полной, посмеивалась Люся, шагая по Арбату в сторону бульваров. С наигранным ужасом всплеснула бы руками: «Совсем ты, Люська, спятила! Все ищешь приключения на свою жопу?»

И, в сущности, была бы права. Только безбашенная авантюристка или чокнутая фанатка советского кино, свято верящая в судьбоносные встречи в электричках, могла в таком приподнятом настроении нестись на свидание к мужчине, о котором не знает ровным счетом ничего. А вдруг он какой-нибудь прожженный папарацци, пытающийся выведать у падкой на мужское внимание мамашки секреты ее звездной дочери? Или альфонс, охотник за богатыми дамочками? Между прочим, если верить СМИ, таких охотников нынче развелась тьма-тьмущая, а отличить их от мужчин с серьезными намерениями, уверяют рыдающие тетки с экрана, практически невозможно.

Ничего-ничего! Разберемся, что к чему и почему, а надо будет, так и учиним допрос с пристрастием, не постесняемся, нам терять нечего, подбадривала себя Люся.

Никакого юношеского волнения, мешающего отделить зерна от плевел, она, понятное дело, не испытывала, и мысли о предстоящей встрече не мешали ей сквозь темные очки оценивающе поглядывать на витрины бутиков и латинские вывески общепита – кафе, баров и ресторанов, заполонивших эту когда-то торговую улицу с прежде знаменитыми «Диетой», «Рыбой» и «Консервами». С очередями на тротуарах и шныряющими в поисках хлеба насущного москвичами и гостями столицы. Российский вариант Монмартра не удался: сначала был полукриминальный базар, теперь – безлюдная в выходной, когда все конторы на запоре, улица, безжизненное пространство с чрезвычайно неудобной для каблуков мостовой… А всё мужики, чтоб им провалиться! Это они, агрессивные и алчные, без конца все вокруг крушат, дробят и строят заново, набивая карманы и не заморачиваясь тем, как ходить по их чертовой брусчатке женщинам в изящной тонкой обуви. Одним словом, изверги.

Времени до встречи возле памятника великому естествоиспытателю-дарвинисту с непременным голубем на умной голове оставалось в обрез, но она не прибавила шагу. Придет – подождет. Не придет – тоже не катастрофа. В таком случае она найдет где-нибудь на Бронных, в тишине, итальянский ресторанчик, закажет бокал красного кьянти, салат «Цезарь» с креветками и кофе эспрессо – то, чем как-то раз угощала ее Лялька после трехчасового хождения по гигантскому магазину «Твой дом» в поисках недостающих штрихов к новой кухне на Чистопрудном. Сама-то она, без дочери, в рестораны, честно сказать, с молодости не захаживала и в их меню теперь уже совсем не разбиралась. Хотя с виду шикарная, говорят, женщина. «А раз с виду шикарная, то и стиль жизни пора менять! – подстегнула себя Люся. – Посижу часок, на народ посмотрю и себя покажу. Зря, что ли, наряжалась? Все лучше, чем чудесным летним вечером стоять у плиты и подавать Кашириным ужин. Надоели хуже горькой редьки!»

Длинноногий мужчина в джинсах и светлой рубашке, тоже заметив ее издалека, быстро спустился по ступенькам от памятника на тротуар, к переходу. Они смотрели друг на друга, ожидая, когда загорится зеленый свет, и улыбались. Не без понятного смущения, вполне естественного в ситуации, не очень органичной для парочки их возраста. Впрочем, что это она? Может, у него здесь свидания каждый божий день и сейчас им владеют совершенно иные чувства!

– Здравствуйте, жена олигарха! – засмеялся новый знакомый, оказавшись на ее стороне бульвара быстрее, чем Люся успела отреагировать на сигнал светофора. – Извините, что без букета. Это не от скупости, а из чистого суеверия. Думал, явлюсь с букетом – вы точно не придете. Однако столик в ресторане я все-таки заказал. Решил: не придете – напьюсь один, с горя. Это здесь неподалеку. Надеюсь, вы любите итальянскую кухню?

– В общем да, – как можно равнодушнее ответила Люся, стараясь не выдать своего изумления удивительным совпадением их планов на случай несостоявшегося свидания. Отсутствие цветов тоже чрезвычайно ее обрадовало: иначе пришлось бы весь вечер мучиться, прикидывая, как избавиться от проклятого букета, явного знака мужского внимания, с которым просто невозможно притащиться домой.

На Малую Бронную свернули молча. Минуту назад оживленный и разговорчивый, Константин как будто выдохся. Лишь время от времени улыбался, замедляя шаг, чтобы подстроиться под ее неспешную прогулочную походку. Складывалось впечатление, что его бурное приветствие было хорошо отрепетированной заготовкой не очень уверенного в себе мужчины. Только с чего бы ему быть неуверенным? Парень-то хоть куда! Высокий, с обаянием, не потрепанный жизнью. Небось от баб отбоя нет!.. Впрочем, всякое в жизни случается, фасад не всегда соответствует сути, заключила Люся, и сама грешившая подобным несоответствием. И все-таки его молчание действовало ей на нервы.

Чтобы окончательно не рассердиться и не поломать то, что, глядишь, имело какую-то перспективу, она уже приготовилась к кокетливому допросу с пристрастием, однако, пока подбирала формулировку поизящнее, не в лоб, в кармане его джинсов зазвенел мобильник. Она вся обратилась в слух, но никакой дополнительной информации о своем спутнике опять-таки не получила: взглянув на высветившийся номер, он со словами «это не срочно» сразу отключился. Вот и пойми, может, действительно было не срочно, а может, просто не захотел распространяться при ней о своих делах. Или делишках. Темнила!

– Людмила Сергеевна, – вдруг послышался над ухом его приятный, отрезвляюще интеллигентный баритон, – чем закончился ваш поход на ковер к начальству? Я переживал за вас все те дни, что мы не виделись. Обошлось?

– Обошлось, Константин… Васильевич.

– Почему Васильевич? – опешил он. Даже остановился. – Я Николаевич.

– Это я так, наугад. Чтобы получить возможность обращаться к вам столь же торжественно, как вы ко мне, – усмехнулась Люся, продолжая идти дальше.

– То есть с этой минуты вы разрешаете мне называть вас Люсей, я правильно понял? – спросил он из-за плеча и взял ее под руку.

– Правильно, – ответила она, но, ощутив, как жар его ладони передается ей, широкой, опасной рекой разливаясь по телу, поспешно отстранилась. – Однако перед тем как окончательно перейти на «Люся – Костя», не мешало бы узнать кое-что и о вас. В прошлый раз, в электричке, вы весьма ловко выпытали у меня, кто я, что я, а о себе, между прочим, не рассказали ничего. Итак, кто вы по профессии, чем занимаетесь? И поподробнее… иначе, пожалуй, я не пойду с вами в ресторан. Вдруг вы какой-нибудь аферист?

– Вы серьезно? – он опять оторопело застыл, а когда Люся, глядя на него в упор, строго подтвердила: «Еще как серьезно!» – в недоумении пожал плечами: – Ну, если вы ставите вопрос таким образом, хорошо, я признаюсь. Вообще-то я врач… кардиолог… Теперь можно идти? Или с кардиологом не пойдете?

– С кардиологом пойду, – милостиво согласилась она и сама взяла его под руку, отметив про себя, что кардиолог, безусловно, гораздо предпочтительнее, чем некоторые другие «ологи». И в то же время мужчина-врач – не самый удачный вариант: вечно вокруг него вертят попами в белых халатах молодые девки – медсестры и прочие медички с их облегченными в силу профессии нравами. Поводов для ревности хоть отбавляй…

Эк, матушка, ты хватила! – тут же остановила она себя. До ревности еще ой как далеко. Для начала следует хотя бы найти общий язык.

– Кость, а почему вы употребили глагол «признаваться»? Боитесь, замучаю вас вопросами о болезнях соседей и родственников?

– Не только. Обещайте, что не будете спрашивать, отчего у вас иногда отдает в лопатку или колет в левом боку.

– Нигде у меня не колет! – возмутилась Люся, на всякий случай сплюнула: тьфу, тьфу, тьфу! – хотела подпустить ему в отместку тоже какую-нибудь шпильку, но передумала: не стоит заводиться, так общего языка не найдешь. Залог хороших отношений прежде всего в терпении.

Тем временем у доктора-нарасхват опять зазвонил мобильник. На сей раз он вежливо проговорил в трубку: «Извините, пожалуйста, я сейчас очень занят. Я перезвоню вам», – и, устало вздохнув: мол, нет нам, докторам, покоя даже в воскресенье! – предложил перейти на правую сторону улицы.

– Нам туда… Значит, не будете изводить меня разговорами о недугах и лекарствах и не станете советоваться, что лучше принимать при аритмии – валидол, валокордин или кордиамин?

Что-то он чересчур уж педалировал свое докторство, всякие сердечно-сосудистые заболевания, а термины между тем были совсем элементарными для профи… А ладно, наплевать, надоело! Что будет, то будет! – мысленно отмахнулась Люся. Самозванец не самозванец, альфонс не альфонс, деньги у нее есть, недаром подзаняла у матери, и свои кой-какие остались.

– Такое впечатление, – горестно вздыхая, продолжал жаловаться доктор на свою тяжелую долю, – что, кроме медицины, уже не осталось тем для разговора. Недавно одна интересная шатенка, обманув мои надежды, просто замотала меня вопросами об инфаркте миокарда!

Это уж, несомненно, была шутка. Так же, как, по-видимому, и вся прочая его медицина.

– А вы не связывайтесь с шатенками и брюнетками! – стрельнула глазками Люся. – Блондинки в сто раз оптимистичнее!

– Неужели? – Он сделал вид, что поражен ее заявлением, и вдруг выдохнул так, словно у него гора свалилась с плеч: – Уф-ф-ф! Слава богу! Я ведь, признаюсь, уже отчаялся вас развеселить. Иду и думаю: в кои-то веки собрался в ресторан с интересной блондинкой, а у нее такое лицо, будто она идет на Голгофу!

– Не надо было грузить меня всю дорогу своими таблетками и инфарктами! – со смехом парировала Люся. – Иду и думаю, – передразнила она доктора, – хорошо еще, что он работает не в сфере ритуальных услуг!

– Ха-ха-ха!.. Простите меня, Люся, я больше так не буду!

– То-то же!

Остаток пути до ресторана, продолжая озорно подкалывать друг друга, они прошагали бодро и в ногу. Поднялись по ступенькам на летнюю веранду с полотняной маркизой и белоснежными занавесками, стянутыми лентой, как талия тоненькой юной невесты, и Люсю охватило давно забытое предвкушение праздника. Как в молодости, когда она ну просто обожала ходить по ресторанам.

– Ой, как здесь здорово! Мне ужасно нравится, правда. У вас отличный вкус, Костя, – не поскупилась она на похвалы, когда доктор галантно отодвинул стул, чтобы усадить ее за столик под шелковой скатертью, уже сервированный на двоих.

– Рад, что угодил.

Еще бы не угодил! И ресторан был классный, и местоположение столика лучше не придумать – в левой, тенистой части зала, куда не добирались чересчур яркие для женщины неопределенного возраста, охмуряющей моложавого мужчину, лучи солнца, затопившие правую сторону веранды и выкрасившие там «невестинские» занавески в густо-розовый цвет. Красота! Сзади приятно прогуливался по спине теплый ветерок…

Проводив насмешливо сощуренными глазами официанта, который принес два меню в кожаных папках с тиснением, Костя облокотился на стол и доверительно понизил голос:

– Все это напоминает мне плохой спектакль. Согласитесь, что все эти их «здравствуйте, господа!», «приятого вечера, господа!» – неискренние и глупые до смешного. Лично у меня вне стен этого заведения мало поводов, чтобы считать себя господином… Эх, жаль, наш российский менталитет не позволяет вместе с интерьером и меню позаимствовать у итальянцев и их демократичный стиль обслуживания! В рестораны для миллионеров я в Италии, естественно, не хожу, врать не буду, наверное, обслуживание там соответствует рангу посетителей, а в ресторанчиках вроде этого царит совершенно иная, дружелюбно-семейная атмосфера. Камерьери, то есть по-нашему официанты, – веселые, приветливые, улыбаются тебе, как хорошему знакомому, особенно если побалуешь их двумя-тремя фразами на их родном языке… Впрочем, что я вам рассказываю? Вы, конечно же, не раз бывали в «сапожке».

– Да-да, приходилось… – рассеянно отозвалась Люся, просматривая меню и выпадая в осадок от здешних цен: в компании с альфонсом, решившим оттянуться в кабаке за счет богатой дамочки, пришлось бы вытряхнуть все до последней копейки, а то и оставить паспорт в залог! Спохватившись, что при одной лишь мысли об этом могла невольно побледнеть, она легко захлопнула папку и сказала со светской улыбкой: – Стало быть, вы предпочитаете отдыхать в Италии?

– Главным образом я езжу туда по делам службы. У нашей клиники тесные связи с Болонским медицинским центром. Отдохнуть, к сожалению, почти не удается. Но, если вдруг выпадет свободный день, обязательно беру машину и отправляюсь в какой-нибудь старинный городок. В Парму, Фаенцу, Падую, Равенну… – И, отложив в сторону кожаное меню, которое быстро пробежал глазами, по-видимому, лишь сверившись с хорошо знакомым ассортиментом, он принялся рассказывать о своих поездках по Италии, причем с неожиданно жаркой увлеченностью.

Люся только слушала и улыбалась: откуда что взялось? Блеск в глазах, страсть, темперамент. Завидное знание истории и, редкий для русского человека случай, географии. Итальянский он тоже вроде неплохо освоил. Вот тебе и доктор! А еще говорят, народ у нас совсем отупел и ничем не интересуется.

Неверно истолковав ее молчание, Костя остановился на полуслове и стал извиняться, что сел на любимого конька, утомил, нагнал скуку.

– Что вы, что вы! Просто я заслушалась. Вы замечательный рассказчик! Кажется, будто я сама побывала в вашей любимой Равенне с ее необыкновенными мозаиками, золотыми рыбками, плавающими в подземелье, и могилой Данте…

Говорила она абсолютно искренне, но и не забывая о том, что, как свидетельствовал ее жизненный опыт, кратчайший путь к сердцу мужчины лежит вовсе не через желудок. Тверди ему постоянно, если хватит терпения: милый, какой ты замечательный, талантливый, гениальный! – и дело в шляпе.

Как и следовало ожидать, доктор расцвел и, поглаживая пальцами короткую русую бородку, с удовольствием сообщил, что Эмилию-Романью и Тоскану он исколесил вдоль и поперек. В Венеции, Флоренции, Риме и Милане, само собой, был неоднократно. Теперь мечтает добраться до Неаполя и дальше, до Амальфитанского побережья. Там, он читал, сказочная красота!

Очевидно, он постоянно контролировал себя, потому что на этой и впрямь чрезмерно высокой ноте замолк и, явно не желая показаться излишне восторженным, поспешил исправиться, добавив тоном усталого от жизни человека, что все это, дескать, пока несбыточные мечты. Дел невероятно много: клиника, больные, кафедра, аспиранты, студенты… Кроме того, его маме уже за восемьдесят, надолго ее не оставишь: давление, суставы. А еще имеется кот Филимон, который страшно без него скучает…

Судя по вновь загоревшимся глазам, кот был второй, после вотчины Берлускони, страстью доктора. Что ж, Люся и сама любила всякую пушистую, не сильно кусачую живность, однако не настолько, чтобы повествование об огромном сибирском котяре с сентиментальным характером могло захватить ее целиком, хотя, конечно, и добавляло красок к портрету его хозяина. Только не тех, которые требовались в первую очередь. Странно, но при всей своей кажущейся открытости доктор ни единым словом не обмолвился о своем семействе. Допустим, прикидывала Люся, умолчание о жене входит в правила игры, однако о любимых детках мужчина такого склада должен был упомянуть обязательно… Неужели старый холостяк? – перепугалась она, не выносившая эту категорию мужиков – эгоистов, чистоплюев и зануд с неимоверным количеством идиотских холостяцких привычек. После нескольких дней общения с подобной особью уже хочется бежать куда глаза глядят. Нет, только не это! Чур меня, чур!

И все-таки что-то в Константине было определенно неженатое. Он не суетился: украдкой не озирался по сторонам и не сверялся со временем, не отключил мобильник, наоборот, положил его перед собой на стол. Кстати сказать, женатый мужчина, откомандированный в Италию, вряд ли бы так вольно раскатывал по средневековым замкам и старинным аббатствам. В свободное от работы время он, голубчик, высунув язык носился бы с жениным списком по бутикам и аутлетам…

– Чем я вас насмешил?

– Похождениями вашего Филимона! – мгновенно нашлась Люся, уже полностью включившая слух и, к счастью, успевшая не пропустить мимо ушей важную деталь: сейчас котище блаженствует на даче в компании с Костиной матерью и теткой. Так вот зачем его хозяин ездил за город в прошлый четверг! Это что ж получается, они соседи по дачной станции?

Додумывать, хорошо это или плохо, она уже не смогла: к ним шел официант, и ей вдруг нестерпимо, до головокружения, захотелось есть.

– Что господа будут заказывать?

С утра проглотившая по давней привычке лишь обезжиренный йогурт и чашку кофе без сахара, Люся разгулялась – заказала не только бокал красного вина, салат и эспрессо, но и, по подсказке Кости, пасту с белыми грибами. Костя заказал то же самое, только вместо вина – минеральную воду. Он за рулем. Вон его машина.

– А по-моему, кто-то говорил, что, если я не приду к Тимирязеву, он напьется… – собралась было поподтрунивать Люся. Но тут голова у нее совсем пошла кругом, сердце застучало по-бешеному, и конец фразы помимо воли получился протяжно-жалобным, как на заезженной пластинке: – …на-а-а-пьется с го-ря-я-а-а-а…

Вместо синего «форда фокуса», припаркованного у входа в ресторан, она увидела того, кого надеялась не увидеть больше никогда в жизни!

На веранду поднимался мужчина в светлом пиджаке. Его невозможно было не узнать или спутать с кем-либо и по прошествии черт знает скольких лет. Даже теперь, в свои… сколько же ему сейчас?.. пятьдесят восемь?.. красавец-брюнет со светлыми, «святыми» глазами, он по-прежнему выделялся среди прочих смертных. И, как всегда, любимца женщин сопровождала светловолосая куколка. Правда, девица в голом платье была далеко не такой милашкой, как прежние его пассии, но тем не менее…

– Что с вами? Вам нехорошо? – переполошился Костя, а когда Люся не очень уверенно покачала затуманенной головой: «Нет-нет, все нормально», – попытался пошутить: – Я ж говорил, стоит мне познакомиться с красивой женщиной, как она тут же становится моей пациенткой!

– Не волнуйтесь, со мной такого не случится! – К ней уже вернулось присутствие духа, и она стала судорожно соображать, как бы ей остаться незамеченной. – Кость, вы не против, если мы поменяемся местами? Не люблю сидеть лицом ко входу.

Теперь, сидя ко входу спиной, она видела перед собой на фоне белых занавесок только одного мужчину, но могла бы поклясться, что другой мужчина неотрывно смотрит ей сейчас в затылок и будет смотреть до тех пор, пока она не обернется.

И она обернулась. «Святые» глаза чуть сощурились, узнавая, и распахнулись.

– Лю! Это в самом деле ты?! – воскликнул красавец и, легко поднявшись из-за столика в углу, куда уселся вместе с юной дивой, завернутой в кусок желтого шелка, направился через зал, раскинув руки, словно добрый дядюшка, соскучившийся по любимой племяннице. – Дорогая, как я рад!.. Надо же, ты ничуть не изменилась! Нет, ты стала еще красивее! Снежная королева, да и только!.. Ну, здравствуй, Лю-ю-ю! – Вблизи он выглядел уже не тем обворожительным красавчиком, каким сохранился в памяти, и Люся в смятении отвела глаза, испугавшись, что время так же безжалостно обошлось и с ней. Но стоило ему без спроса, по-хозяйски приложиться губами к ее ледяным дрожащим пальцам, как она дерзко вскинула голову.

– Здравствуй, Марк. Ты, вероятно, не заметил, что я здесь не одна?

– О, пардон!.. Здравствуйте, дорогой мой! – «Дядюшка» и Косте протянул обе руки. – Счастлив познакомиться! Марк Крылов.

– Константин Репин.

– Какая у вас художническая фамилия!

– А вы к нам, похоже, прямо из басни.

Марк хохотнул без прежнего добродушия и, демонстративно развернув спинкой к Косте стул, подхваченный от соседнего незанятого стола, подсел к Люсе вплотную.

– Этот острослов, случайно, не твой муж? – шепнул он.

Ядовитое: «А тебе-то что?» – не отрезвило его. Наоборот, большой специалист в делах подобного рода повел бровями: а, понятно! – и уже не обращая ни малейшего внимания на Костю, опять принялся рассыпаться в комплиментах, причем нарочито громко. Собственно, против комплиментов Люся ничего бы не имела, если б не была больше чем уверена, что Марк преследует одну-единственную цель – продемонстрировать «острослову» свою безграничную власть над его спутницей.

– Знаешь, Лю, я никогда не сомневался, что из тебя получится роскошная женщина! Но то, что я вижу, превзошло все мои ожидания! Как теперь говорят, я в шоке! Выглядишь на все сто!.. А одета, выражаясь языком нашей молодости, прямо с иголочки!.. Очевидно, у тебя богатый муж? – интимно поинтересовался он.

– Да, не жалуюсь… Газ, нефть, цветные металлы. В подробности предпочитаю не вникать, так спокойнее, – с циничной ухмылкой, подсмотренной в каком-то очередном Лялькином сериале из жизни обитателей шикарных особняков, сообщила Люся. Повернулась к Косте, чтобы незаметно подмигнуть ему, но несчастный кардиолог, стараниями Марка ощущавший себя здесь третьим лишним, сосредоточенно нажимал кнопки на мобильнике, просматривая сообщения от больных и здоровых… Ого, а костяшки-то пальцев прямо побелели от злости! Тихий-тихий, но, кажется, готов взорваться, если через минуту Марк не отвалит!

Марк принял ее измышления за чистую монету и расплылся в улыбке, обнаружившей два ряда великолепных зубов, свидетельствующих и о его нынешнем благосостоянии.

– Искренне рад за тебя!.. А как там наша дорогая Нюша, надеюсь, она жива?

– Не волнуйся, жива-здорова.

– А как… – Он, вероятно, хотел спросить про Лялю, но забыл, как ее зовут. Тем не менее ничуть не смутился и мгновенно подобрал эквивалент: – Как наша дорогая девочка? Замужем? Чем занимается?

– Наша дорогая девочка лучше всех. Замужем за крупным ученым, – с важным видом выдала ему Люся, имея в виду габариты сильно разъевшегося в последнее время Ростислава и, значит, ни капельки не погрешив против истины. – А девочка весьма успешно работает в туристическом бизнесе. – Это было уж чистой воды враньем, но скажи она правду, общение с Марком могло бы сильно затянуться. – Кстати, а твоя девочка не слишком тебя заждалась?

Марк не понял намека. Господин Крылов – вот уж кто всегда и везде чувствует себя господином! – видать, по-прежнему считал, что своим присутствием способен только осчастливить.

– А, подождет! – небрежно отмахнулся он. – Это не то, что ты думаешь. Обычная безголосая певичка. Депутатская дочь. Я обещал всемогущему папаше попробовать раскрутить ее с помощью одного известного композитора. Маэстро скоро должен подъехать. С моей стороны ничего личного, уверяю тебя. Ты же видишь, куколка не в моем вкусе. Даже обидно, Лю, что ты ревнуешь меня к этой канарейке!.. Ха-ха-ха!

От его самодовольного смеха и дурацких шуточек спас долгожданный, неизвестно где околачивавшийся официант. Не иначе как по телику транслировали чемпионат по футболу. Парень принесся на всех парусах, в ускоренном темпе выгрузил на стол содержимое подноса и чуть ли не бегом снова умчался куда-то в подсобку.

– Не буду вам мешать, – поднялся Марк, нацепив на себя маску человека исключительно воспитанного, светского, интеллигента в сто пятьдесят пятом поколении. – Прощайте, господин… Васнецов, – нарочно переиначил он, преувеличенно галантно поклонившись Косте, и сразу опять повернулся к нему спиной. – Лю, вот тебе моя визитка. Буду чрезвычайно рад вновь услышать твой милый голос. Честное пионерское!.. Правда, позвони, может, еще пригожусь. Знаешь ли, у меня теперь свой продюсерский центр в Питере. Милости прошу в гости, когда будешь в Северной столице. У меня колоссальная квартира в самом центре. На Невском…