Глава шестая

Перед закатом солнца населявшее Ситхинский залив воронье племя по установленному испокон веков обычаю собиралось на вершинах деревьев, чтобы, проводив светило, медленно погрузиться в сон.

Это были старые и мудрые птицы, и они помнили времена, когда жизнь здесь была совсем иной. Тогда они не знали других соседей, кроме обитавших в заливе туземцев в одеждах из звериных шкур. Эти соседи не причиняли птицам много хлопот. Их длинные, выдолбленные из одного ствола лодки, подчиняясь мощным взмахам однолопастных весел, бороздили водную гладь почти бесшумно, и так же тих, с легким звенящим напевом, был полет в воздухе их оперенных стрел, направленных в желанную добычу. Угрюмых, питающихся падалью птиц, что строили гнезда на вершинах деревьев, люди в звериных шкурах никогда не трогали, ибо считали, что и сами принадлежат к клану Ворона и после смерти примут тот же облик. Недаром самые храбрые воины из них раскрашивали свои боевые маски изображениями священной птицы.

Но однажды в залив пришли иные люди, и их большие лодки, каких ранее здесь не видели, двигал по воде наполнявший паруса ветер. Они построили себе дома на берегу залива и попытались найти общий язык с туземцами, гордо именовавшими себя кланом Ворона. В памяти столетних птиц мирное время длилось недолго. В ясный солнечный день люди Ворона, движимые чувством мести к пришельцам, самозванно поселившимся на их землях, собрав все силы и позвав на помощь сородичей из других племен, кинулись на штурм крепости, и вскоре в небо взметнулись столбы пламени от горевших строений, а земля вокруг усеялась трупами павших в бою.

Одержавшие победу люди Ворона торжествовали, у их жилищ были разведены костры, и они исполняли близ костров ликующие пляски, а их певцы прославляли собственную неустрашимость и осмеивали поверженного врага.

С тех пор земля дважды покрывалась снегом, а на третий год, когда вновь зазеленела молодая трава, сородичи убитых в заливе появились вновь. Их было много, и орудия их большого корабля вели огонь по укрепленному селению людей Ворона. И тогда вождь клана решил: зачем гибнуть всем, сражаясь с более мощным противником? Надо прекратить сражение и уйти в леса.

И так пришельцы, называвшие себя русскими, вновь обосновались в заливе, стали строить на берегах дома, спускать на воду корабли и предложили клану Ворона мир и добрососедство. Тлинкиты[32], люди Вороньего племени, мир приняли, но их легенды сохранили память и о своей победе, и о мужестве их воинов, и о том горьком для них времени, когда они были вынуждены подчиниться силе и разделить с пришельцами земли и охотничьи угодия, на которые ранее никто посягать не смел.

Вставая с рассветом, поднимавшим птиц в воздух, баронесса Елизавета Врангель, если дочурка еще спала, подходила к окну и молча смотрела на окружавшие залив мрачные горы. Уж сколько дней прошло, как они прибыли сюда, а ей казалось, что она никогда не сможет полюбить этот край. Слишком многое здесь ее пугало. И прежде всего местные туземцы, колоши, как называли их русские. И зачем только прежний главный правитель, Чистяков, разрешил им селиться возле стен крепости? Фердинанд объяснил ей, что, по мнению Чистякова, так безопаснее: во-первых, демонстрируется с нашей стороны намерение жить с ними в мире и дружбе; во-вторых, под дулами крепостных орудий колоши никогда не осмелятся напасть на русских, да и всякие их приготовления к военным действиям будут вовремя замечены.

Эти доводы не казались баронессе убедительными. Устрашающе размалеванные лица туземцев, их независимая манера держаться говорили о природной дерзости. А однажды услышанный рассказ одного из старожилов компании о том, как было сожжено первое заложенное на острове селение русских и с какой жестокостью были вырезаны его обитатели, вселил в сердце Елизаветы Врангель ужас. Ведь такая же участь может постичь и их жизни, жизнь несмышленой малютки.

Уступив страху жены перед соседством колошей и руководствуясь общими интересами безопасности селения, Врангель всю зиму занимался строительными работами: вокруг городка протянулась новая крепостная стена с башнями, из окон которых выглядывали стволы пушек и фальконетов. Одновременно началось сооружение кирпичной стены с амбразурами для тяжелых орудий, окаймлявшей Ново-Архангельск со стороны моря.

Бойкий перестук топоров доносился с верфи, где строились новые корабли.

Вернувшемуся к началу апреля из торговой экспедиции в Калифорнию Кириллу Тимофеевичу Хлебникову сразу бросились в глаза благотворные перемены в облике столицы Русской Америки. И об этом он с одобрением сказал при встрече с Врангелем. Результатами закупок продовольствия в католических миссиях он в целом был удовлетворен. Хлеб в прошлое лето уродился там получше, чем прежде, и цена на него несколько снизилась. У монахов в миссиях Сан-Хосе, Санта-Клара и Сан-Педро закуплены восемь с лишком тысяч пудов пшеницы, пару сотен пудов муки, да еще и горох с бобами, и говядина, и сало.

— Считай, Фердинанд Петрович, пока обеспечены, — подытожил Хлебников. — И все ж, думаю, в следующий раз с вашей помощью нажать надо на мексиканскую власть в Монтерее, чтоб на уступки нам пошли — пошлины снизили и плату за якорную стоянку. А ежели будут упираться, так и припугнуть не грех, что мы хлеб и в Чили закупать можем, где он дешевше обходится. Тут у нас на руках еще один козырь есть: окромя русских, хлеб-то у монахов никто уж почти не закупает.

И далее Хлебников пояснил, что в последние годы, когда Мексика стала независимой от Испании[33] и провозгласила себя республикой, иностранцам, в отличие от прежних времен, разрешено селиться в Калифорнии на условиях, правда, принятия ими мексиканского гражданства и католичества. И не только селиться, но и получать для обработки солидные участки земли размером примерно в десять квадратных миль. И этим многие расторопные люди уже воспользовались, из бывших граждан Соединенных Американских Штатов и приехавших в поисках лучшей доли европейцев.

— Это такой продувной народ, — с неодобрением покрутил головой Хлебников, — что ради собственной выгоды и Аллаху, и Будде поклоняться готовы. Но земледельцы есть среди них опытные, и они на своих ранчо и монахам конкуренцию уже составляют.

Выгода же всей этой ситуации для русских состояла, по мнению Хлебникова, в том, что в ближайшее время из-за переизбытка хлеба в Калифорнии следует ожидать непременного падения цен на зерно.

— А что же из наших товаров более всего привлекает святых отцов? — заинтересовался Врангель.

— Наибольшая потребность была у них в предметах, кои потребны при совершении службы: в свечах восковых, в золотом позументе, в парче. Но и другое тоже, как крупные гвозди для строительных нужд, столовые ножи, гребни из слоновой кости... Да вот еще, что им весьма нравится, — с хитринкой в глазах оживился Хлебников. — Прошлый раз привез я им на продажу органы, изготовленные одним местным умельцем, наподобие шарманок, с двумя валами. На один вал положены были нашим умельцем духовные песни для церковных служб, а на другом — русские плясовые. И эти органчики потребны монахам как средство привлечь дикарей в церковь музыкой. Нынче спрашиваю святых отцов, коим органчики продавал: «Как наша музыка, пригодилась?» Те лишь руками в восхищении всплеснули: «Очень хорошая музыка, так нравится дикарям! Особенно вот эта», и русскую плясовую заводят!

Врангель рассмеялся и спросил:

— Кто ж, ежели не секрет, умелец, сии органчики изготовляющий?

Хлебников замялся и после некоторого колебания сообщил:

— Так и быть, открою вам. Надеюсь, не во вред ему. Это священник наш на Уналашке, отец Иоанн Вениаминов[34]. По его словам, с юных лет ко всякой механике влечение имеет. И жизнь местную постигает с тщанием и интересом. И в пастырских заботах большой талант. Редкого сердца человек! — с чувством заключил Хлебников.

— А ведь я уже слышал о нем, — в раздумье заметил Врангель, — и тоже самое наилучшее.

— Вот с кем, Фердинанд Петрович, познакомиться бы вам надо, — чуть не просительно ввернул Хлебников.

— Я как раз и подумываю, — успокоил его Врангель, совершить в конце лета поездку на Уналашку.

В дальних краях жизнетворящие изменения в природе, приносимые с прибавлением солнечного света и тепла, воспринимаются особенно остро. Как счастливы они были, вспоминал Врангель, когда, путешествуя среди льдов в «стране Борея»[35], вдруг услышали звонкое пение глашатая весны, залетевшей от побережья пуночки.

Этот край, разумеется, не «страна Борея», но и здесь природа властно напоминает, что с таянием льдов приходит пора возрождения для всего живого. В заливе вдруг появляются несметные косяки сельди, преследуемые с воздуха горланящими на все лады чайками. А за сельдью, подчиняясь могучему инстинкту продолжения рода, в горные реки стремится иная рыба — сначала нерка, а потом горбуша, кета, кижуч... И к ее ходу уже готовы бригады рыбаков, промышляющих и в Озерском редуте, в двадцати верстах от Ново-Архангельска, и в других рыбных местах.

К лету утихают обычные в студеную пору шторма, и, значит, самое время снаряжать в дальние походы компанейские корабли — в исследовательских целях, и для торговли с туземцами, и для собственного промысла.

Чтобы хоть как-то компенсировать потери от добычи котиков, Врангель направил бриг «Чичагов» под командой лейтенанта Дионисия Зарембо на Курильские острова с партией алеутов для ведения там промысла каланов. Зарембо было также поручено склонить к сотрудничеству с компанией проживающих на островах айнов и скупать у них по возможности «мягкую рухлядь», предпочтительно тех же каланов.

К лету оживились и иностранные торговцы, и первой в русский порт пришла небольшая шхуна «Литл» бостонского шкипера Картера. Однако, вопреки надеждам Врангеля, много товаров приобрести у американца не удалось. Сумма сделок едва перевалила за четыре с половиной тысяч рублей. И Врангель не без оснований полагал, что основную часть своих товаров американский купец распродал по дороге колошам.

Через пару недель в гавань пожаловал иной гость, на судне «Кэдборо» под английским флагом, и встреча с возглавлявшим экипаж лейтенантом британского королевского флота Эмилиусом Симпсоном заставила Врангеля основательно призадуматься.

Симпсон, по-военному стройный мужчина лет тридцати пяти, почти сразу произвел на Врангеля впечатление человека «себе на уме», умеющего за показной словоохотливостью скрывать до поры до времени истинный интерес.

Представившись специальным уполномоченным директора Компании Гудзонова залива Джорджа Симпсона и даже его родственником, англичанин выразил преувеличенно любезное удовольствие от знакомства с новым главным правителем российской компании на северо-западных американских берегах.

— Право, мне очень приятно вновь встретить здесь коллегу, морского офицера достаточно высокого ранга, — сверкая улыбкой, верещал Симпсон. — Тем более приятно, барон, что столь ответственную должность занимает человек аристократического происхождения. У нас, в Англии, говорят, что слово аристократа — это закон...

Врангель внутренне морщился от этой елейной речи, но терпеливо слушал: куда же он будет клонить дальше?

Симпсон между тем продолжал, что в двадцать седьмом году вместе со своим высокопоставленным родичем посещал русский форт Росс в Калифорнии, а пару лет назад и Ново-Архангельск и немного осведомлен о торговых операциях Российско-Американской компании и о тех, увы, затруднениях, которые она временами испытывает в поставках необходимого ей продовольствия и товаров.

— При встрече с вашим предшественником, капитаном Чистяковым, я передал ему предложения руководителя нашей компании снабжать русские поселения продуктами питания и прочими товарами, которые вам потребны. Причем по ценам, значительно более выгодным, чем у американцев. Имелись в виду зерно, соленая свинина и промышленные товары наших фабрикантов, практически по себестоимости, лишь с доплатой за фрахт. Господин Чистяков отнесся к этому благосклонно, но в ответ заявил, что обсуждать сей вопрос не в его компетенции и его может решить лишь главное правление вашей компании в Санкт-Петербурге. Странно, но до сих пор определенного ответа на наше предложение мы так и не получили, хотя речь шла о значительных поставках — по пятьдесят — сто тонн грузов ежегодно и, повторяю, по весьма выгодным ценам, в обмен на меха и векселя, выдаваемые на главное правление вашей компании в Петербурге. Надеюсь, барон, вы осведомлены об этих предложениях?

Врангель действительно был осведомлен — и от самого Чистякова, и через письменное сообщение от правления компании. По мнению директоров компании, полагаться на англичан в столь важном вопросе, как снабжение колоний хлебом, было бы опрометчиво. Рискованно попадать в полную зависимость от Гудзонбайской компании и по другому пункту — в снабжении товарами, необходимыми для меновых операций с туземцами. Что же касается мануфактурных товаров, то англичане предлагали расплачиваться за них мехами, продаваемыми не по европейским, а по колониальным ценам, то есть заниженным в несколько раз, в чем директора Российско-Американской компании видели явный для себя убыток.

— К сожалению, мистер Симпсон, — слукавил Врангель, — я пока не осведомлен о позиции руководства нашей компании по всему комплексу ваших предложений, но полагаю, что мы могли бы приобретать у вас мануфактурные товары на векселя с оплатой в Петербурге.

Лицо англичанина вытянулось:

— И это все? — недоверчиво выдавил он.

— Боюсь, что да.

— Хорошо, я сообщу руководству ваш ответ. Но у меня есть и новое для вас предложение.

Лицо Симпсона расплылось многообещающей улыбкой, словно он предлагал такое, отказаться от чего уж никак невозможно.

— Что бы вы сказали, мистер Врангель, на предложение организовать совместный промысел в проливах? Один корабль будет вести его с вашей стороны, другой с нашей. Таким образом мы сможем полностью вытеснить с этих берегов американских торговцев, которые, согласитесь, и вам, и нам изрядно докучают. Это позволит нам установить монополию на меновую торговлю с туземцами.

К подобному предложению Врангель готов не был, и он неуверенно ответил:

— Над этим стоит подумать.

Однако идея англичанина давала возможность, уцепившись за нее, выведать некоторые подробности о наличных силах Гудзонбайской компании в пограничном с русскими владениями регионе.

Врангель усмехнулся и, лукаво глядя на англичанина, спросил:

— А вы не преувеличиваете, мистер Симпсон, собственные возможности здесь, на северо-западных берегах Аляски? Насколько я осведомлен, ваша компания занимается промыслом мехов где-то на северо-востоке этого континента, в районе, если я не ошибаюсь, больших озер.

Демонстрация собственной наивности могла сыграть в данном случае роль крючка с хорошо подобранной наживкой. И Симпсон клюнул:

— О, барон! — снисходительно ответил англичанин. — Уверяю, что ваши познания относительно возможностей и могущества нашей компании сильно устарели. Когда-то наши предки действительно начинали этот бизнес на востоке, но с тех пор, особенно за последнее десятилетие, мы продвинулись и далеко на запад. После объединения с Северо-Западной меховой компанией тихоокеанское направление стало для нас приоритетным. Мало того, что мы, я имею в виду Компанию Гудзонова залива, завладели ее факториями на реках Фрейзер и Колумбия. Наш главный пункт в этом регионе теперь — форт Ванкувер на Колумбии, примерно в семидесяти милях от побережья. А оттуда торговые посты компании тянутся все выше и выше на север, ближе и ближе к вашим владениям, — Симпсон испытующе смотрел на Врангеля, пытаясь определить его реакцию.