Еще одна забойная песенка с мрачнющим текстом. Других я и не сочиняю. Моя самая первая, там даже мой тогдашний возраст указан.
 
Вот уже пятнадцать лет
Я, забыв про целый свет,
Проживаю в этом городе вонючем.
Вместо мозга – винегрет,
От врагов покоя нет,
А враги мои один другого круче.
 
 
Хочешь знать, как их зовут?
Медь, уран, цирконий, ртуть.
Бром, и хлор, и кадмий тоже
Разъедают мою кожу.
Калий, цезий и рубидий —
На меня они в обиде.
Плутоний, магний и свинец
Хотят приблизить мой конец...
 
      В отведенные нам пять минут мы уложились и убежали со сцены. Я успел крикнуть: «Спасибо! „Аденома“ любит вас!» – но не думаю, что кто-то смог это расслышать сквозь чумовые аплодисменты.
      – Да! Да! Да! – орал Хорек в гримерке, подпрыгивая, как на пружинах. – Ромка, дай пять!
      – Да хоть десять! – Я сгреб его одной рукой, а счастливую Аню – другой и притиснул к себе. Я как будто провалился во времени на два года назад – последний раз мне было так же кайфово именно тогда.
      – Анька, ну как?
      – Все отлично, Плакса! – Аня дружески двинула мне кулаком в живот.
      Одевшись, мы покинули гримерку. За сценой нас уже ждали. Никогда бы не подумал, что увижу на подобном мероприятии Криттера.
      Свое прозвище самый известный панк Нефтехимика получил два года назад благодаря мне. Я как-то раз назвал его «зубастиком» – был такой фильм про инопланетных уродцев, по-английски он назывался «Critters». У Криттера зубы мелкие и острые, как гвоздики.
      За два года, что прошли со времени последнего концерта «Аденомы», он совершенно не изменился: так и носил кожаную куртку с сотнями заклепок, «ирокез» из зацементированных лаком волосяных сосулек и все ту же футболку с Егором Летовым. (В таком виде он каждый день ходил в школу, иногда, чтоб нервишки пощекотать, – на дискотеки, и – что удивительно – был до сих пор жив и относительно здоров.) Он так и не вырос: его нос по-прежнему был на уровне моего солнечного сплетения. По моим подсчетам, ему должно быть около пятнадцати, и я сильно удивлюсь, если это ужасное дитя доживет хотя бы до двадцати. Знаю одно: в свои годы он уже перепробовал все горючие жидкости и лекарственные препараты, какие только у нас можно раздобыть. С саморазрушением Криттер даже не «на ты», а запанибрата. Как-то раз нанес себе на руки нечто вроде узора, вырезав обычным ножом от запястья до локтя на внешней стороне руки по десять одинаковых полосок и став похожим на тигра. Комплексов не имеет вообще. Однажды на перемене кто-то из одноклассников спросил его: «Слабо причиндал достать и потрясти? За два ботла пива». «Где пиво?» – с неподдельным интересом вопросил Криттер. «Вот оно». На свет Божий явились два вожделенных сосуда. «А вот причиндал», – ответил Криттер, расстегнув рваные брюки и проделав все требуемые манипуляции.
      – Ты откуда здесь, Криттер? – спросил я.
      Вопрос пришлось повторить дважды: Криттер туговат на ухо с тех пор, как ему в драке заехали по черепу шестигранником.
      – Так, забрел... – Каждое слово он неторопливо выдавливал из себя с каким-то шипением. – Бабу одну выловить... А вы снова выступаете?
      – Еще как выступаем! – охотно и с радостью подтвердил Хорек. – И чтобы всем рассказал!
      Криттер кивнул.
      За их спинами в конце коридора появилась она.
      Моя елочка. Присцилла.
      На ней было короткое зеленое пальтишко и серые джинсы. Она сделала несколько шагов в мою сторону и остановилась, приглашая подойти к ней.
      Я тут же оставил Хорька и Аню на растерзание Криттеру, а сам устремился к той, ради кого затеял сегодняшнее выступление.
      – Привет, Присцилла.
      – Привет, Плакса, – отозвалась Присцилла. В ее улыбке была какая-то трогательная незащищенность, как будто она слегка меня побаивалась и надеялась обезоружить этой улыбкой.
      – Спасибо, что пришла.
      – Спасибо, что пригласил. Так вы все-таки воссоединились?
      – Пока да, а там видно будет. Кстати, идея была твоя, – напомнил я.
      – Неужели? – удивилась Присцилла.
      – А ты разве не помнишь? – Я подшагнул к ней поближе.
      – Смутно, – призналась Присцилла. – Надеюсь, я хоть не сильно развратничала тогда... Простишь?
      – Сколько угодно.
      Распахнулись двери зала. Концерт закончился, публику выгоняли из ДК, чтобы потом впустить обратно, но уже за наличные.
      – Здесь сейчас дискотека начнется, поналезет всяких уродов. Пойдем! – Я взял Присциллу за руку и повел ее вверх по лестнице. Мы прошли на второй этаж, я запер металлическую дверь изнутри на задвижку. Вышли на галерею, тянувшуюся под потолком зала с колоннами, где проходили дискотеки.
      Стена зала была украшена рисунком, изображавшим огромного, от пола до потолка, мутанта-тусовщика в пляжных шортах и футболке, с двумя головами, похожими на головы угрей. На каждой голове имелось по кепке. Из раскрытых ртов монстрика высовывались длинные раздвоенные змеиные языки. В одной лапе уродец держал мороженое, в другой – компакт-диск. Вокруг мутанта дугой ползла надпись: «ТУТ ВАМ НЕ ТАМ».
      Чудовищный рисунок был выполнен придворным граффитистом «Звезды» по прозвищу Двухголовый. Кого бы он ни изображал: людей, животных, фантастических мутантов, – картинка получалась на загляденье, если не считать того странного обстоятельства, что по какой-то необъяснимой причине художник каждому подрисовывал вторую голову, точную копию первой. Рисунки Двухголового пользовались среди его друзей феноменальным успехом. Двухголовый то и дело получал заказы на выполнение чьего-либо портрета, всем хотелось увидеть себя с необычной точки зрения.
      Мы перегнулись через перила, глядя вниз, на пустой танцпол.
      – У меня еще не было друзей рок-звезд, – призналась она. – Ведь мы с тобой подружимся?
      – Мы звезды своего болота, – ухмыльнулся я.
      – Ну знаешь ли... В масштабах Нефтехимика это как если бы «битлы» воссоединились!
      – А тебе нравятся «битлы»?
      – Очень!
      – Кто твой любимый?
      – «Тихий битл». Джордж.
      – Тоже любишь мистику?
      – Я много чего люблю. Вы будете еще играть?
      – Куда же мы денемся?
      – Я помню, у вас раньше девчонка на подпевках была... – Судя по интонации, Присцилла собиралась ко мне подлизываться.
      – Да, ей пришлось уйти.
      – А вам новая вокалистка не нужна?
      «А не тебя ли я искал все эти годы?» – думал я тем временем. Я ощущал, что Присцилла откровенно балдеет от меня. Впервые в моей жизни рядом была девушка, для которой я был идеалом. До этого меня лишь пытались подогнать под идеал, существовавший отдельно от меня: именно так вела себя и Кристина.
      – Значит, ты смутно помнишь, что было тогда? – Я притянул Присциллу к себе и жарко поцеловал. – Напомнить?
      Следующий поцелуй был более долгим. Присцилла обвила мою шею руками, мы целовались, пока губы не устали. Не знаю, сколько часов пролетело: мы выпали из времени.
      Потом я спокойно обнял Присциллу, чуть-чуть покачивая и глядя в зал через ее плечо. Там, внизу, давно шла дискотека. В колонках бешено колотилось техно, сотня мечущихся в танце фигур отбрасывала на стену суматошные тени. Техно внезапно оборвалось. Видимо, диск-жокея в грубой форме попросили поставить что-нибудь веселое и массовое. После недолгой паузы запела Татьяна Буланова.
      – Давай смажем отсюда, – предложила Присцилла. – Здесь слишком громко.
      – Пойдем, – согласился я.
      Мы свернули за угол и забрели в тупик. Коридор упирался в стену без окон с одной-единственной дверью, ведущей в кубовую – крохотную комнату с раковиной. В комнатке стояли пустые ведра, на трубах висели и отвратительно воняли хлоркой сохнущие тряпки.
      – Все в порядке, давай за мной. – Я вошел в комнатку и обнаружил еще одну дверку, настолько маленькую, что пролезть в нее можно было только боком.
      Узкий коридорчик вывел нас в темноту. Я долго обшаривал стены в поисках выключателя, а когда нашел, то оказалось, что мы на лестничной площадке.
      – Пойдем.
      Присцилла крепко держала меня за руку обеими ладошками.
      Мы спустились на первый этаж: дверь была заперта. Лестница вела куда-то вниз.
      – Гм, я и не знала, что в этом здании есть подвал... – пробормотала Присцилла.
      Мы спустились еще ниже и попали в коридор – длинный, заваленный лыжами, санками, хоккейными клюшками и прочей спортивной дребеденью. Вдоль всего подвала под потолком тянулись водопроводные трубы.
      Коридор был гораздо длиннее, чем само здание ДК.
      – Ты знаешь эту легенду, да? – спросил я.
      – Какую?
      – Ходят слухи, что лет пятьдесят назад, после войны, когда еще никакого Нефтехимика даже в проекте не было, на том месте, где сейчас стоит Нефтехимик, построили подземный город на случай Третьей мировой. Говорят, что некоторые здания в Химике построены над колодцами, которые ведут прямо в этот город. Где-то там под нами огромные бункеры, забитые военной техникой, подземная железная дорога, жилые кварталы, водохранилище.
      – Это достоверные сведения?
      – Да как... Одна из городских легенд.
      – Давай как-нибудь организуем экспедицию!
      – Ты сегодня просто отличные идеи подаешь, – заметил я. – Говорят еще, что все, кто пытался найти этот город, или возвращались ни с чем, или не возвращались вовсе. Во как.
      – А что там такое опасное?
      – Одни говорят – огромные стаи крыс-людоедов, другие – радиация.
      – Когда-нибудь мы все узнаем, – сказала Присцилла. – Только не говори, что я больная на всю голову. – Она засмеялась. – Ну, может быть, немножко.
      – Да я ведь тоже, – честно признался я. Действительно, самым нормальным человеком, которого я знал, была Кристина, а ведь я совершенно не такой, как она. За все полтора года у нас не было ничего подобного той сумасшедшей прогулке в ночь с воскресенья на понедельник. – Как все-таки здорово, что я тебя повстречал!
      – Судьба... – пожала плечами Присцилла.
      Я тут же прислонил ее к стене, и мы еще на полчасика задержались в этом коридоре. Потом все же заставили себя двинуться дальше.
      – Давно хотела тебя спросить... А почему ты – Плакса?
      – Старое школьное погоняло.
      – А откуда оно взялось?
      – Как-нибудь потом расскажу. Совсем потом.
      Выход из подвала-коридора находился в старом парке среди высохших деревьев. Впереди брезжили какие-то огни.
      Мы прошагали уже половину пути до этих огней, и тут я замер.
      – Что? – ахнула Присцилла.
      Я тут же зажал ей рот рукой.
      Горел мусор в старых помойных баках, над этими жаровнями плясали метровые языки пламени, освещая заброшенную хоккейную коробку. Вокруг коробки стояла целая толпа – человек пятьдесят парней разного возраста и габаритов. Большинство из них – недомерки. Почти у всех в одежде присутствовали красный и белый цвета в самых разных вариациях: к примеру, красная кепка, черная куртка с красным воротом и обшлагами и темные с белыми лампасами спортивные брюки. Многие были без шапок, подставляли ветру черепа, голые, как бильярдные шары.
      – Во повезло-то! Это «доктора», – прошептал я.
      – Те самые, которые неформалов калечат? – прошипела Присцилла, когда я оторвал руку от ее лица.
      – Угу...
      Раздался громкий рев – это разом взревела вся вшивая команда, вскинув кулаки. «Доктора» приветствовали остромордого пацана, похожего на крысу, который вышел в центр коробки. Он шагал вразвалку, ссутулившись, точнее скрючившись, и настороженно крутил головой, словно вынюхивал добычу. На нем были лишь белая с красным футболка и бледно-синие джинсы.
      – Как бы нам потихоньку отсюда... – прошептал я.
      – Да ты что, давай лучше поближе подберемся! Я хочу посмотреть, что будет дальше!
      – Ну будь по-твоему. – Мы двинулись вперед и встали за толстое дерево, выглядывая с разных сторон. До ближайших «докторов», стоявших спиной к нам, оставалось шагов пять.
      На площадку тем временем выбрался другой «доктор», перескочив через борт. Этот был ростом повыше за счет длинных, как ножки циркуля, ног, но такой же худой, состоявший из одних впадин: грудь – впадина, живот – впадина, спина между выпирающих из-под рубашки лопаток – впадина. Одет в белую майку и черные фашистские брюки с карикатурными подтяжками.
      Зрители снова зашумели, завыли и притихли.
      Из кармана брюк Циркуль вынул широкий кухонный нож в чехле, явно импортный. Ломаясь, обнажил клинок, откинул в сторону чехол. Его противник Крыса ответил щелчком: из его кулака выскочило лезвие выкидного ножа.
      – Это что, гладиаторские бои? – спросила шепотом Присцилла.
      – Не поделили что-нибудь. Может, девчонку. Я слышал, они все разногласия в коллективе решают таким способом. Иногда за ночь бывает по три-четыре дуэли.
      – Они до смерти драться будут, как думаешь?
      – Вряд ли, скорее всего до первой крови. Хотя если оба взбесятся, то не исключено. Они же животные!
      – Жалко, камеры нет... – шепнула Присцилла. – Такую бы штучку дома на видаке иметь – на вечеринках гостей развлекать.
      Вертлявый Крыса и прямой, как палка, Циркуль медленно сходились, кружа против часовой стрелки, примеривались друг к другу. Циркуль рявкнул и наотмашь рубанул широким клинком – Крыса отскочил назад, уйдя от удара. Циркуль прыгнул вперед и полоснул по воздуху, метя в крысиную морду, – Крыса увернулся, свободной ладонью схватил противника за запястье. Циркуль моментально сделал то же самое. Сцепившись, поединщики закружились на месте, будто в танце. Они яростно лягали друг друга ногами, матерясь при этом.
      – Спорим, высокий победит? – шепнула Присцилла.
      Я согласно кивнул:
      – Спорим. Спорим, что победит маленький, моя милая.
      Циркуль оттолкнул от себя Крысу и по-мушкетерски сделал выпад с выносом правой ноги. Противник вильнул и коротким взмахом распорол Циркулю тыльную сторону правой ладони – тот выронил нож.
      Присцилла стиснула мою руку. Я не видел выражения ее лица, ибо не мог отвести взгляда от дерущихся. Их бешеный звериный бой завораживал.
      Крыса атаковал, целясь в живот, но не успел достигнуть цели. Раненый Циркуль гаркнул и саданул Крысу по зубам кулаком здоровой руки: удар был инстинктивным, поэтому хлестким и точным. Крыса отлетел назад, но устоял. Циркуль со страшной силой пнул его в грудь ногой-жердью, заканчивавшейся платформой тяжелого башмака. Крыса с воем покатился по обветшалому асфальту, я подумал, что от такого пинка у него наверняка сломалось одно-два ребра.
      Циркуль кинулся к противнику, как футболист к мячу, пнул его и издал мяукающий вопль, когда Крыса одной рукой поймал его ногу, а другой воткнул свой выкидной нож по самую рукоять в икру соперника. Нога долговязого «доктора» подломилась, он рухнул на одно колено. Крыса рванул его к себе, ухватив за майку, и угостил мощным ударом в подбородок, заставив Циркуля растянуться.
      После этого Крыса вскочил, как ни в чем не бывало, и набросился на упавшего. Циркуль извивался, заливая кровью площадку, а Крыса бил его ногами, матерился и бил, бил, бил...
      В этот момент какой-то «доктор», неизвестно откуда взявшись, схватил меня за ворот, одним рывком развернул к себе и выплюнул мне в лицо, обдав сивушной вонью:
      – Шпионишь, сука?..
      Я тут же вырвал из кармана маленький флакончик, отчетливо произнес: «Прости!» – и всадил в одутловатую рожу быка струю. «Доктор» рухнул на колени, зажимая лицо обеими ладонями, и заорал матом, отнюдь не благим.
      Мы с Присциллой бежали со всех ног, позади уже громыхало копытами целое стадо. Мы вылетели к загаженному пруду и побежали вдоль берега. «Доктора» приближались. Они не видели нас сквозь темноту и деревья, но их было до ужаса много, и бежали они в разных направлениях, улюлюкая и крича: «Стойте, суки!» – хотя и не знали, кто эти «суки» и сколько их.
      Мы устремились в самые заросли, я бежал первым, закрывая лицо руками, потому что ветки мертвых деревьев хлестали меня. Мы вылетели к старым каруселям, остановившимся много лет назад. Во тьме они казались покинутыми инопланетными тарелками.
      Я втащил Присциллу за руку на одну из каруселей. Девчонка упиралась, поэтому я просто заволок ее под ржавую крышу. Мы затаились за карусельной ракетой.
      Орущая и грохочущая толпа пронеслась мимо нас. Рев и топот становились все тише. Вскоре настала тишина.
      Девушка благодарно прильнула щекой к моей куртке. Я гладил ее по голове и целовал горячее лицо.
      – Все хорошо, моя милая. Все будет нормально.

8 [первичный период развития болезни]

9 [вторичный период развития болезни]