Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Старая Москва в легендах и преданиях

ModernLib.Net / История / Владимир Муравьев / Старая Москва в легендах и преданиях - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 8)
Автор: Владимир Муравьев
Жанр: История

 

 


Савва вернулся домой совершенно здоровый. Спустя малое время он раздал свое имение в церкви и нищим постригся в иноческий чин в Чудовом монастыре. Он «поживе лета довольна, ко Господу отъиде с миром; и погребен бысть в том монастыре». В царствование Петра I с переводом столицы и двора из Москвы в Петербург московский Казанский собор утратил свой придворно-политический статус. Но Петр почитал Казанскую икону Божией Матери и перенес в новую столицу из Москвы тот ее список, который был прислан царю Ивану Васильевичу из Казани в 1579 году. В Петербурге во имя Казанской иконы в начале XIX века был возведен один из самых величественных соборов северной столицы – Казанский собор на Невском проспекте.

Московский Казанский собор, лишившись царского покровительства, тем не менее оставался одним из наиболее посещаемых московских храмов. Его главная святыня и слава – икона Казанской Божией Матери в народной памяти связывалась с борьбой ополченцев против захватчиков, с освобождением Москвы, с именем замученного в темнице патриарха Гермогена и с именем князя Дмитрия Пожарского, военного руководителя ополчения. Память же о придворной принадлежности храма, не поддерживаемая постоянными официальными церемониями во время служб и крестных ходов, постепенно слабела.

К концу XVIII века окончательно забылось, что храмоздателем Казанского собора был царь Михаил Федорович. И в народной памяти, и в исторической научной литературе как несомненный и общепризнанный факт утвердилось мнение, что строителем Казанского собора был князь Д.М. Пожарский. Даже такой серьезный ученый историк и архивист, как А.Ф. Малиновский в работе 1820-х годов «Обозрение Москвы» утверждает: «Казанский собор построен боярином князем Дмитрием Михайловичем Пожарским по случаю незабвенного для Москвы и для всей России происшествия». При этом Малиновский основывался на бывшей в его распоряжении литературе, безусловно, авторитетной. Не подвергая сомнению факт строительства собора Пожарским, он в то же время опровергает достоверность другой народной легенды: «Прежде многие думали, что тут (в соборе. – В. М.) похоронен храмоздатель князь Пожарский, но теперь известно уже, что прах его покоится в Спасо-Евфимьевском монастыре, где издавна погребались его предки».

В современных работах, как правило, строителем Казанского собора также называется князь Пожарский. Таким образом, народная молва вопреки фактам восстанавливает историческую справедливость: мемориальный памятник (а Казанский собор является таковым) должен вызывать в памяти прежде всего образ того или тех, в честь которых он поставлен, а не того, на чьи деньги его строили.

В Отечественную войну 1812 года с новой силой и с новым значением зазвучали имена Минина и Пожарского. Они были произнесены в первом же обращенном к народу императорском манифесте, извещавшем о вступлении наполеоновских войск в пределы России, в котором император Александр I выразил уверенность в том, что враг найдет «…на каждом шаге верных сынов России, поражающих всеми средствами и силами», «встретит в каждом дворянине Пожарского, в каждом гражданине – Минина».

В петербургском Казанском соборе перед иконой Казанской Божией Матери молился перед отъездом в армию назначенный главнокомандующим всех русских войск М.И. Кутузов.

Площадь перед московским Казанским собором всегда бывала многолюдна. У ограды располагались «скамьи и шалаши» с торговлей разными съестными товарами, предлагали свой товар разносчики – квас, сбитень, пирожки. Торговля была оживленной, потому что здесь пролегали пути и на Красную площадь, и в Кремль, и в Зарядье, и Замоскворечье.

С началом войны народу у Казанского собора не стало меньше, но переменились характер толпы и ее настроение, постоянно был полон народом и храм.

За собором находилась губернская типография, в которой печатались сообщения из армии, распоряжения московского губернатора Ростопчина и тут же раздавались народу. Люди на площади ожидали этих сообщений, которые тотчас вызывали оживленные обсуждения, замечания, вопросы. На ограде собора вывешивались лубочные листы о войне: «Крестьянин Иван Долбило», «Французы под конвоем бабушки Спиридоновны», «Беседы бывшего ратника московского мещанина Карнюшки Чихирина о доблести русского воина» и многие другие.

В ночь на 1 сентября 1812 года, накануне вступления Наполеона в Москву, архиепископ московский Августин по приказу губернатора Ростопчина выехал из Москвы во Владимир, увозя московские святыни – Владимирскую икону Божией Матери и Иверскую. Казанская икона пока оставалась в храме. Лишь 2 сентября, когда французские войска уже входили в город, икону вынесли из собора; сначала ее укрыли в доме протоиерея Сергия, а затем увезли из города. В статье священника Радугина, опубликованной в 1862 году, приводятся воспоминания неназванного мемуариста о том, как были вывезены Августином Владимирская и Иверская иконы, но поскольку обстоятельства и детали его выезда из Москвы хорошо известны и не соответствуют этому рассказу, то очевидно, что здесь речь идет о другой святыне – видимо, о Казанской иконе.

Икону погрузили в дорожную карету, рассказывает мемуарист, и «…полетели вскачь к Крестовской заставе, думая настичь обоз с церковным имуществом; но у Сухаревой башни были остановлены врагами, предупредившими их и загородившими выезд из столицы. Чтобы не остаться в плену, надобно было повернуть лошадей назад и искать другого выезда. Сначала думали было пробраться к Калужской заставе, в которую проходили русские войска; но повернув на Яузу, повернули в Рогожскую заставу, где была страшная давка от множества экипажей и народа, спешившего выехать из Москвы». Следуя за армией, карета с Казанской иконой Божией Матери оказалась под Тарутином, где Кутузов разворачивал лагерь русских войск. Во время своего пребывания в Москве французы ограбили Казанский собор, но он не был разрушен. Площадь перед ним завалило грудами кирпичей от взорванной Никольской башни. 12 октября последние французские части ушли из Москвы, в тот же день была совершена служба в сохранившемся Страстном монастыре. В первых числах ноября в Москву возвратился архиепископ Августин со святынями. 1 декабря по Китай-городу прошли крестные ходы, во время которых Августин освящал краплением воды Москву: «…древний благочестивый град сей, богоненавистным в нем пребыванием врага нечестивого оскверненный». Среди других храмов был освящен и Казанский собор.

XX век, принесший русскому православию – вере, церкви и верующим тяжкие испытания, поругание святынь, страдания и гонения, сравнимые с гонениями, которым подвергались первые христиане, начался страшным и пророческим исчезновением подлинной чудотворной Казанской иконы Божией Матери из ее обители – Богородицкого казанского монастыря.

Утром 29 июня 1904 года служители обнаружили, что из монастырского собора исчезли две иконы: чудотворная Казанской Божией Матери и Нерукотворный образ Спасителя.

Полиции удалось обнаружить непосредственных похитителей – двадцативосьмилетнего крестьянина Варфоломея Стояна, он же Чайкин, и тридцатилетнего крестьянина Комова, а также их сообщников – сожительницу Чайкина и ее мать, которые обвинялись в укрывательстве похищенного, ювелира, купившего золото и жемчуг с окладов икон, и церковного сторожа, который, возможно, содействовал похищению.

Главное желание следователей, игуменьи монастыря, духовных и светских властей заключалось в том, чтобы вернуть святыни. Но сожительница Чайкина, ее малолетняя дочь и мать показали на суде, что они видели, как Чайкин разрубил иконы на мелкие щепки и жег их в печи. При обыске в печи были найдены четыре обгорелые жемчужины, грунтовка с позолотой, два гвоздика, 17 петель, которые, по показаниям монахинь, находились на бархатной обшивке иконы. Сам Чайкин во время следствия отрицал уничтожение им икон, чтобы не отягчать свою вину еще и богохульством, после же приговора признался в этом.

Чайкин представлял собой характерный тип, с которым русскому православию предстояло встретиться в недалеком будущем. Следствие обнаружило еще ряд совершенных им церковных ограблений, правда, он сдирал с икон драгоценные ризы, самих же образов не похищал, что характеризовало его как заурядного уголовника. Между тем он старался представить себя публике «политиком», социалистом, убежденным атеистом, объясняя уничтожение икон тем, что ему «…ужасно хотелось тогда доказать всем, что икона вовсе не чудотворная, что ей напрасно поклоняются и напрасно ее чтят, что…сожгу ее и никакого не случится чуда: сгорит – и все».

После приговора Чайкин сидел в Шлиссельбургской каторжной тюрьме. Следствие по поиску икон продолжалось и после приговора. У следователей не было уверенности в том, что они уничтожены: Чайкин путался в своих показаниях, в уголовном мире ходил слух, что иконы были проданы. Древние иконы имели спрос у коллекционеров, их скупали старообрядцы, поэтому следователи сомневались в том, что Чайкин мог своими руками уничтожить иконы, цена которых превышает цену их оклада.

В 1930-е годы прошел слух, будто Казанская икона Божией Матери была продана большевиками за границу в числе многих других старинных икон.

Московский Казанский собор во время боев Октябрьской революции 1917 года оказался в самом центре военных действий. При наступлении на Кремль отряды красногвардейцев двигались по Никольской улице, у собора было поставлено орудие, которое прямой наводкой било по Никольской башне.

Обстрел Никольской башни стал первым случаем осквернения и разрушения православных святынь коммунистами: пострадал надвратный образ святителя Николая, почитаемый в Москве чудотворным за то, что при взрыве французами в 1812 году Никольской башни остался неповрежденным.

Образ Николая Чудотворца на Никольских воротах через некоторое время был заложен кирпичом.

В 1925 году подошло время в очередной раз ремонтировать Казанский собор, община верующих храма решила вернуть собору по возможности прежний облик. Произвести реставрацию предложили тогда уже известному своими реставрационными работами П.Д. Барановскому. Средства на реставрацию давала община.

Барановский начал реставрационные работы с барабана главы собора и восстановления кокошников. Понимая, что работа продлится долго, он, чтобы не портить вида Красной площади, работал без лесов, и Казанский собор преображался, обретая прежнюю красоту, на глазах москвичей.

Однако довести реставрацию Казанского собора до конца Барановскому не удалось: в 1930 году храм был закрыт, община распущена. Собор был наскоро переоборудован под жилые коммунальные квартиры и стал именоваться домом № 1 по Никольской улице.

Бывшая жилица этого дома уже в наше время рассказала об условиях жизни в переоборудованном под жилье соборе.

«Жизнь в церкви я до сих пор вспоминаю с содроганием. Бытовые условия были такие, что никому не пожелаю. Комнатки тесные, в каждой по 4–5 человек. Стены голые: от церковных интерьеров и утвари нам ничего не осталось. Окошечки узенькие, света почти не давали. Кухни и ванной комнаты как таковых не было вовсе. Но в каждой комнате – раковина с холодной водой, и паровое отопление у нас было: печки не топили, это я точно помню… В то время Казанская церковь выглядела как несуразный двухэтажный дом с деревянным грубо сколоченным чердаком… Бывший собор обнесли дощатым забором… Один вход был со стороны Исторического музея, другой с Никольской улицы… Туалет находился на первом этаже, это был деревянный сортир в три очка…

Ордера на столь «центровую» жилплощадь выдавались только «классово устойчивому элементу», в основном рабочим. Но все равно жизнь в соборе протекала под неусыпным контролем Лубянки. Во время парада или демонстрации в каждой комнате сидел у окна их сотрудник, а еще один – на чердаке. Помню, один раз на майские праздники такая духота была, что энкавэдэшник наверху в обморок свалился. Мы, жильцы, хотели было ему помочь, а он нас не впустил – ждал, покуда свои заберут. Накануне каждого мероприятия с нас слово брали: будем дома или уедем. И ни разу никто не ослушался. Бывало, если раньше вернешься – демонстрация еще не кончилась, идешь себе на бульвар гулять или еще куда-нибудь…»

Но наряду с бытовыми неудобствами были и преимущества, о которых многие советские люди тогда мечтали: жильцы собора могли из своих окон видеть парады и демонстрации и – главное – Сталина.

«Мы, жильцы, – вспоминает та же женщина, – Сталина из окна высматривали – все ждали, когда на трибуну выйдет. А если колонна демонстрантов шла мимо Мавзолея, когда на нем товарища Сталина не было, люди потом очень сокрушались, даже в истериках бились».

Корреспондент газеты, в которой было опубликовано это интервью, спросил, испытывали ли жильцы чувство стеснения или неловкости не из-за бытовых неудобств, а из-за того, что жили в храме. «Нет, – получил он ответ. – Мне было двадцать лет, но и моя свекровь, и люди более старшего возраста об этом не думали. Наверное, время было другое».

Реставрация Казанского собора остановилась, так как в действительности в Моссовете уже было принято решение о его сносе. Превращение его в жилой дом было временным мероприятием, вызванным недостатком жилья в столице.

В конце 1920 – начале 1930-х годов развернулась массовая общегосударственная кампания по прекращению реставрационных работ и сносу церквей. Кампания имела идеологическую основу и сопровождалась шумной агитационной пропагандой: «разоблачали» церковь и попов, «разоблачали» и ученых-реставраторов. «Они, – писал о реставраторах журнал “За коммунистическое просвещение”, – надували советскую власть всеми средствами и путями. Создав вокруг себя “верное” окружение, они и чувствовали себя в ЦГРМ (Центральных государственных реставрационных мастерских. – В. М.), как за монастырской стеной. Советская лояльность была для них маской. Они верили, что советская власть скоро падет, они ждали с нетерпением ее падения, а пока старались использовать свое положение… Они всегда говорили с пафосом о чистой науке, о чистом искусстве. Они жаловались на то, что при старом, при царско-поповском строе церковь мешала развернуть по-настоящему научно-исследовательскую работу по древнерусскому искусству. Они были всегда столь возвышенными идеалистами – людьми-бессребрениками! А когда пролетарская власть предоставила им возможность полностью отдаваться науке и искусству…. что они сделали, верные сыны буржуазии? Они снова превратили науку в церковь, искусство в богомазню, а все вместе – в обыкновенное церковно-торговое заведение, в монастырь-лавочку». Последнее обвинение было персонально направлено против Барановского, производившего реставрацию Казанского собора на средства общины. Вскоре это же обвинение он услышал на Лубянке.

В сентябре 1933 года П.Д. Барановского и архитектора Б.Н. Засыпкина вызвали в Моссовет к заместителю председателя Усову, который объявил им, чтобы они срочно произвели обмер и фиксацию храма Василия Блаженного, так как он в ближайшие дни будет снесен. Барановский сказал: «Это преступление и глупость одновременно. Можете делать со мной, что хотите. Будете ломать – покончу с собой». Тогда же он послал соответствующую телеграмму Сталину.

Через несколько дней его и Засыпкина арестовали. По статье 58, пункты 10, 11 «антисоветская агитация, организация антисоветской группы» Барановский был осужден на три года лагерей с последующим поражением в правах, в том числе в праве жить в Москве и других крупных городах. Он вернулся из заключения в мае 1936 года и прописался в Александрове – ближайшем к Москве городе, в котором разрешалось жить отбывшим срок по политической статье.

Как раз в эти дни, летом 1936 года, начали сносить Казанский собор. Барановский ежедневно приезжал в Москву из Александрова, производил обмеры храма, фотографировал, и в тот же день уезжал обратно. Как поднадзорный, он был обязан ежедневно в 17 часов 30 минут являться в Александровское НКВД на отметку.

Окончательно разрушен Казанский собор был в последние дни июля 1936 года, в начале сентября убрали битый кирпич. Известный историк московской церковной старины М.И. Александровский в своем дневнике 9 сентября записал, что на месте собора уже пустая площадка.

До трехсотлетия своего освящения 15 октября 1636 года московский Казанский собор не достоял один месяц.

Соборная Казанская икона Божией Матери еще при закрытии храма в 1930 году была перенесена в Богоявленский собор в Дорогомилове, а после того как в 1935–1936 годах этот храм был снесен, ее перенесли в Богоявленский патриарший собор в Елохове, где она и находится в настоящее время.

В 1920-е годы был закрыт и Богородицкий монастырь в Казани. До сих пор его занимает табачная фабрика.

Петербургский Казанский собор тоже был закрыт, и в 1932 году в нем, как сообщал путеводитель полувековой давности, «…разместился один из интереснейших музеев Ленинграда – Музей истории религии и атеизма Академии наук СССР», обычно называвшийся более откровенно и точно: Антирелигиозный музей.

Икона Казанской Божией Матери из Казанского собора была перенесена во Владимирский храм.

Петербургский Казанский собор ныне возвращен верующим.

В Москве на освободившейся после сноса Казанского собора площадке на углу Красной площади и Никольской улицы в 1937 году поставили павильон и устроили летнее кафе. Может быть, в проекте этой веранды и был заложен какой-то идейный смысл, а может быть, просто какой-то остроумец пустил шутку, но говорили, что она возведена в честь III Интернационала и что строил ее прославившийся тогда проектом Дворца Советов архитектор Б. Иофан.

Эти сведения в настоящее время попали даже в специальную искусствоведческую литературу. Правда, в других работах авторами павильона называют архитекторов Л.И. Савельева и О.А. Стапрана.

Во время войны павильон на углу Красной площади и Никольской сломали. В послевоенные годы на этом месте был разбит газон, в правом дальнем углу которого открыли подземный туалет.

В 1985 году в недрах Музея В.И. Ленина, занимавшего здание бывшей Городской думы, зародилась идея о расширении музея за счет прилегающих к нему зданий: Губернского правления, Монетного двора, Заиконоспасского монастыря, Никольских рядов и других. Музей должен был занять весь квартал между площадью Революции, Историческим (Воскресенским) проездом, Никольской улицей. Все эти здания и внутренние дворы предполагалось приспособить под музейные помещения: выставочные залы, аудитории, библиотеку, буфеты. Все строительство задумывалось для того, чтобы, как сформулировал тогда директор музея, «…было удобно учиться и работать, впитывать великие идеи Владимира Ильича Ленина».

Реконструкция должна была завершиться в 1995 году к 125-летию со дня рождения В.И. Ленина.

Поскольку на территории, предназначенной под реконструкцию, находилось большое количество исторических памятников, директор обещал, что «…будут учтены все ценные предложения по использованию памятников архитектуры».

От Казанского собора сохранились фундаменты XVII века, являющиеся охраняемым памятником архитектуры и истории, авторы проекта обещали их не уничтожать.

«В этом соборе в октябрьские дни 1917 года была установлена пушка, выстрелом из которой были пробиты Никольские ворота, открывшие Красной гвардии дорогу в Кремль, – рассказывал журналист о проекте расширения Музея В. И. Ленина в предпраздничном номере газеты “Московская правда” от 6 ноября 1986 года. – Сейчас рассматривается вариант создания в сохранившейся подземной части собора постоянной выставки».

Проект расширения Музея В.И. Ленина был столь невежественно-варварским по отношению к памятникам отечественной истории и архитектуры, что вызвал широкое общественное возмущение. К тому же изменилась и общественно-политическая ситуация в стране. Даже всегда послушный Центральный Совет Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, который по закону должен был дать согласие на строительство в зоне исторических памятников, этот проект поддержал не полностью. Одобрив общую идею, он поставил важное условие, указав на необходимость «…воссоздания бывшего Казанского собора как памятника истории государственной независимости Руси и являющегося составным градостроительным композиционным элементом Красной площади». Однако в этом предложении был пункт, который делал возведение собора почти неосуществимым: государство, разрушившее его, средств на восстановление не выделяло, а предлагало Московскому городскому обществу охраны памятников, не имеющему практически никаких доходов, «решить вопрос о финансировании» самому.

Группе энтузиастов, объединившихся вокруг Московского общества охраны памятников, не только удалось поднять общественность, но и сделать своими союзниками Патриархию и обновленный Моссовет, что было очень важно, потому что хотя отовсюду и поступали пожертвования, но их было недостаточно. Руководство Моссовета выделило недостающую сумму из городского бюджета.

Летом 1989 года начались археологические исследования фундаментов Казанского собора. 5 июня 1990 года Моссовет принял официальное решение о его воссоздании (окончание работ было намечено на 1995 год), причем – что особенно подчеркивалось – храм будет действующим. 4 ноября 1990 года, в день праздника Казанской Божией Матери, Патриархом Московским и Всея Руси Алексием II был заложен и освящен первый символический камень Казанского собора.

История воссоздания Казанского храма, первого в послереволюционной Москве восстанавливаемого не только в качестве архитектурной формы, но и ради его настоящего предназначения, сложна и драматична. Множество разнообразных сил пришли в движение. Кроме явных сторонников и противников его воссоздания были и противники, скрывающиеся под маской друзей, и друзья, вынужденные публично выступать как противники. События, взаимоотношения людей, тайные и явные пружины происходившего – все это может составить содержание большой и поучительной книги. Наверное, она когда-нибудь будет написана.

Восстановлением Казанского собора с первого до последнего дня руководил ученик и друг П.Д. Барановского архитектор-реставратор Олег Игоревич Журин. Именно ему передал Барановский материалы, собранные при реставрации храма в 1925–1930 годах, и обмеры, сделанные в 1936-м. Журин исполнил завещание своего учителя. Казанский собор восстановлен в близком к первоначальному своему облику XVII века виде, как и предполагал его восстановить П.Д. Барановский.

Возрожденный Казанский собор был освящен 4 ноября 1993 года – на осеннюю Казанскую.

Сейчас в Казанском соборе, по сообщению его настоятеля, имеются четыре образа Казанской Божией Матери – образ конца XVIII века, подаренный Святейшим Патриархом, образ, написанный современным иконописцем архимандритом Зиноном, и еще два старых образа, принесенных в дар.


Возрожденный Казанский собор. XXI век

Чудесная помощь Божией Матери, оказанная ею России в Великую Отечественную войну, также связана с чудотворной Казанской иконой.

Осенью 1941 года, когда немцы подошли вплотную к Москве, когда руководство партии и правительства, органы городского управления и правопорядка эвакуировались, а, точнее сказать, бежали, недаром уже тогда эту эвакуацию назвали «паникой». Брошенным на произвол судьбы простым москвичам оставалась одна надежда – на Божью помощь. И помощь пришла.

Еще во время войны по Москве прошел слух, что зимой 1941 года, когда немцы подошли к Москве, Сталин велел взять чудотворную икону Богоматери и с ней облететь на самолете вокруг города. Вскоре последовало первое успешное контрнаступление Красной Армии: немцев отогнали от столицы.

Долгое время это считали легендой, но теперь уже и в печати появились сообщения о достоверности этого события.

После нападения фашистов на СССР православный патриарх Антиохийский Александр III обратился к христианам всего мира с просьбой оказать молитвенную и материальную помощь народам России.

Между тем немцы уже подходили к Москве, осадили Ленинград. Митрополит Гор Ливанских Антиохийской патриархии владыка Илия затворился для молитвы в подземной пещере-церкви, находящейся в скале на берегу Средиземного моря. Три дня и три ночи, бодрствуя и не принимая ни воды, ни пищи, он молился перед образом Божией Матери. На третьи сутки ему явилась в огненном столпе Божия Матерь и объявила, что он избран для того, чтобы передать Божие определение, что должен сделать народ российский для спасения России, и сказала, что если не будет исполнено повеление, то Россия погибнет.

Повеление, как передал его Илия, было таково: «Должны быть открыты во всей стране храмы, монастыри, духовные академии и семинарии. Священники должны быть возвращены с фронтов и из тюрем, должны начать служить. Сейчас готовятся к сдаче Ленинграда, – сдавать нельзя. Пусть вынесут чудотворную икону Казанской Божией Матери и обнесут ее крестным ходом вокруг города, тогда ни один враг не ступит на святую его землю. Это избранный город. Перед Казанскою иконою нужно совершить молебен в Москве. Затем она должна быть в Сталинграде, сдавать который врагу нельзя. Казанская икона должна идти с войсками до границ России. Когда война окончится, митрополит Илия должен приехать в Россию».

Митрополит Илия отправил в Москву руководству Русской церкви и правительству письма и телеграммы о Божественном повелении.

Сталин вызвал к себе главу Русской православной церкви местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия и митрополита Ленинградского Алексия и обещал им исполнить все, о чем было сказано в послании митрополита Илии.

В московском Богоявленском соборе перед Казанской иконой Божией Матери служились молебны.

Вокруг Москвы облетел самолет с чудотворной иконой Тихвинской Богоматери из Тихвинского храма в Алексеевском. Этот факт, по воспоминаниям современников, подтверждал маршал Георгий Константинович Жуков.

5 декабря началось контрнаступление Красной Армии, к 9 декабря был освобожден от немцев ряд городов, в том числе Тихвин. Эта операция по справедливости была названа разгромом немецких войск под Москвой и стала переломной в ходе войны.

Ленинград находился в блокаде. Из Владимирского собора вынесли Казанскую икону и с крестным ходом обошли город. Припомнились и давние слова святителя Митрофана Воронежского, сказанные им Петру I: «Пока Казанская икона в городе и есть молящиеся, враг не сможет войти в город». Ленинград выдержал блокаду.

Казанскую икону Божией Матери привезли и в Сталинград. Она находилась среди советских войск на правом берегу Волги. Икону вывозили на разные участки фронта, и везде служили молебны.

Были исполнены и остальные повеления: возобновилась служба во многих закрытых ранее храмах, возвращены из лагерей оставшиеся в живых священнослужители, открылись семинарии, церковь получила возможность издавать религиозную литературу.

В 1947 году в Россию прибыл митрополит Илия, его принял И. В. Сталин. По совету патриарха Алексия (бывшего митрополита Ленинградского), митрополиту Илие был подарен список Казанской иконы Божией Матери, крест и панагия – нагрудная иконка Богоматери, украшенные драгоценными камнями, добытыми во всех районах страны, чем подчеркивалось, что дар от всей России.

«Я счастлив, – сказал митрополит Илия, принимая дары, – что мне довелось стать свидетелем возрождения Православной веры на Святой Руси и увидеть, что Господь и Божия Матерь не оставили вашу страну, а напротив – почтили ее особым Благоволением».

<p>Иверская</p>

В середине XVII века в Москве уже немало знали и слышали о святой горе Афон, что находится в Греции на берегу Эгейского моря, которую посещала в пору своей земной жизни Богородица и где с давних времен появились кельи монахов-отшельников и православные монастыри. Русские люди совершали паломничества на Афон, в Москву приезжали монахи с Афона и получали от московских государей щедрые пожертвования. Паломники и монахи рассказывали об афонских святынях, а москвичи слушали их каждый раз с неослабным вниманием, потому что повествования эти были действительно чудесными и поучительными.

В 1647 году в Москву приехал игумен афонского Иверского монастыря Пахомий. Его пригласил для беседы царь Алексей Михайлович, в этой беседе и последующих принимал участие и настоятель Новоспасского монастыря Никон, человек, глубоко уважаемый государем. Пахомий рассказывал о монастыре, о его святынях, о святых чудесах. Среди прочего было рассказано им о главной святыне монастыря – иконе Божией Матери, называемой Портаитисе, что значит «Вратарница».

Эта икона, говорит предание, в IX веке принадлежала некоей благочестивой вдове, жившей в окрестностях старинного византийского города Никеи, и была ею очень чтима.

В это время Византией правил император Феофил-иконоборец. Исполняя приказ императора, его воины всюду разыскивали и уничтожали иконы. Один из них явился к этой вдове, увидел икону, ударил мечом по лику Богоматери – и из нанесенной раны по ее щеке потекла кровь. Воин испугался, пал перед образом на колени с покаянной молитвой и отрекся от иконоборческой ереси. Он сказал вдове, что к ней еще не раз придут с обыском императорские сыщики, и посоветовал спрятать образ, чтобы его не смогли найти. Вдова так и поступила.

Но слух о чудесном образе Богоматери и о том, что вдова где-то скрывает его, дошел до императорских сыщиков, они стали требовать, чтобы она отдала икону, а за непослушание грозили жестокими карами.

Тогда вдова, чтобы спасти образ от поругания, с молитвой пустила икону в море. И тут она увидела, что икона не легла на воду, но стоймя уплыла от берега.

Сын вдовы, которому также грозили гонениями, ушел из Никеи и в одном из монастырей на Афоне постригся в монахи. Он рассказывал братии о чудесах, явленных находившейся в их доме иконой Божией Матери, и этот рассказ передавался на Афоне от поколения к поколению.

Два века спустя одному из монахов афонской Иверской обители – святому старцу Гавриилу – во сне было откровение: Богоматерь сказала, что она желает дать обители свою икону, и пусть старец приблизится к ней по воде и примет ее в свои руки.

На следующий день монахи увидели среди моря на огненном столпе икону Божией Матери. Святой старец Гавриил, пройдя по воде, как посуху, взял образ, принес в обитель и поставил в храме в алтаре. Но наутро монахи обнаружили чудесно обретенную икону не в алтаре, а на стене над вратами обители. Тогда над вратами воздвигли храм, и там икона Богоматери пребывает поныне. По обители она называется Иверской, по месту пребывания над вратами – Вратарницей.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12