Вновь впереди мелькнула шляпа, и Николас побежал вниз к по. Челеста держалась справа и сзади от него. Они выскочили к причалу как раз в тот момент, когда незнакомец уже ступал на imbarcadero*, готовясь взойти на борт vaporello №1, берущего курс к Арсеналу.
      * Причал (итал.)
      Не обращая внимания на очередь, Николас и Челеста едва успели, не выпустив из поля зрения незнакомца, втиснуться в уже отдающий концы речной трамвай.
      Они пристроились у борта, с тем чтобы у Николаса была возможность маневра в случае, если потребуется действовать мгновенно. Vaporetto прошел но курсу мимо Фондачо-дей-Тедесчи, огромного дворца, насчитывающего сто шестьдесят внутренних помещений: когда-то семейство Тедесчи использовало эту махину в качество склада товаров и своего рода гостиницы для заезжих купцов.
      Катер держал направление на Волта-дел-Канал - излучину Гранд-канала. Здесь же, как бы командуя всей инфраструктурой Гранд-канала, располагались четыре Палаццо Мончениго - дворцы семейства, давшего Венеции семерых дожей. Челеста без умолку рассказывала Николасу об истории Венеции, изображая добросовестного экскурсовода, сопровождающего богатого туриста.
      Не успел vaporetto толком пришвартоваться у пристани Сант-Анжело, как незнакомец уже соскочил на землю. Пробираясь сквозь толпу, Николас и Челеста бросились вдогонку. Пробегая мимо фасада еще какого-то дворца, Челеста бросила, что это здание построено в наиболее характерном для Венеции стиле, нежели другие дворцы.
      Неизвестный быстрым шагом обогнул Палаццо Корнер-Спинелли и, спустившись по узенькой дорожке, вышел на другую улицу. Завидев небольшой старинный особнячок, он толкнул боковую дверь и исчез за нею.
      На секунду Николас и Челеста замерли. Николас чувствовал волнение стоявшей в тени рядом с ним женщины. Каменный фасад особняка был отделан облицовочным кирпичом и мраморной крошкой, отчего здание имело богатый рубиновый оттенок, столь характерный для Венеции.
      Наконец Николас подал знак, и они приблизились к двери. Приложив ухо к створке, он прислушался - тишина. Что ждет их там, внутри? Николас сделал глубокий вдох и открыл дверь.
      Пройдя несколько шагов, они очутились на небольшой лужайке с цветущими розами и сучковатой плакучей ивой, чей ствол напоминал мраморную колонну. Из угла площадки за ними наблюдал лев из истринского камня.
      Откуда-то сверху до Николаса донесся слабый звук. Подняв голову, он увидел открытую лоджию, мало отличающуюся от той, что была во Дворце Дожей. Боковая лестница с каменными ступеньками, отделанными веронским мрамором, вилась сквозь несколько помпезных арок в вычурном византийском стиле и выводила к piano nobile, который на изящных византийских колоннах, казалось, висел между небом и землей.
      Они поднялись на лоджию. Пол был выложен причудливо чередующимися плитками темно-оранжевого и бледно-зеленого цвета опять же в явно византийской манере. Оштукатуренные поверхности стен были цвета сладкого картофеля с маслом. Полукругом располагались искусной работы тонкие колонны из темно-зеленого камня.
      Николас и Челеста огляделись - казалось, они здесь одни.
      Челеста стояла очень близко, и Николас почувствовал, как по ее телу прокатилась слабая волна дрожи. Они прошли в ту часть лоджии, где не было ни окон, ни дверей, - это не совсем вязалось с общим венецианско-византийским архитектурным стилем, характерным для подобного рода особняков. Лоджии следовало быть более открытой.
      Николас и Челеста прошли по всей галерее. Слева, в проемах между резными колоннами, виднелась площадка с деревьями, ветви которых раскачивались под порывами усиливавшегося ветра. Небо заволокло облаками. Перламутровый свет заливал лоджию, предметы вне потока солнечных лучей перестали отбрасывать тень. Это не совсем устраивало Николаса, ибо затрудняло ориентировку.
      Они свернули за угол. В просвете между виднеющимися вдали домишками струились воды излучины rio. Вода была темной, какой-то бездонно-серой; казалось, она всосала весь свет сегодняшнего утра и похоронила в своих глубинах. На канале протарахтел motoscafo, но вскоре звук мотора перестал быть слышен, и Николаса с Челестой вновь окружила тишина.
      Продолжая свой обход, они подошли к массивной дубовой двери с бронзовыми скобами, покрытыми патиной ядовито-зеленого цвета. Эта дверь являла собой единственный проем в оштукатуренной стене, продолжающееся же отсутствие окон становилось все более странным.
      Николас потянулся к дверной ручке, но Челеста перехватила его руку.
      - Подождите, - убежденно прошептала она. - Я не хочу туда заходить!
      - Придется, - отмахнулся Николас. - Мы должны узнать, кто нас преследует.
      Слегка вздрагивая, она прижалась к нему.
      - Здесь наверняка должен быть и другой вход. Мне страшно. Что нас ждет за этой дверью?
      - Возьмите меня за руку.
      Ее ладонь приютилась в его руке, и Николас, повернув ручку, открыл створку. Затаив дыхание, абсолютно бесшумно они впорхнули внутрь, прикрыв за собой дверь.
      Глаза никак не могли привыкнуть к кромешной тьме, моментально окутавшей их. Кроме того, воздух был насыщен запахом гнили и каким-то терпким миазмом, происхождение которого Челеста никак не могла определить. Они сделали несколько шагов вперед, испытывая при этом усталость, будто отмахали добрый десяток миль. Ощущение пребывания в комнате - вообще пребывания где-то внутри закрытого помещения - начисто исчезло. Их как бы подхватил порыв ветра, бушующего над дикими и промерзшими прериями, и Николас с Челестой одновременно содрогнулись от подступившего к горлу судорожного приступа тошноты и головокружения.
      Они слышали, а точное сказать, ощущали непонятное воздействие на барабанные перепонки, какую-то вибрацию, то усиливающуюся, то затихающую, но одновременно становящуюся более четкой.
      Вскоре этот ритм несколько стабилизировался и пришел в определенное соответствие с пульсацией их сердечных мышц.
      Челеста едва не задохнулась, сдерживая рвущийся из груди пронзительный крик.
      В мутной пелене перед их глазами нависал арочный мост, казалось, сооруженный из костей, которые тускло отсвечивали в полумраке, а какие-то красные разводы на них навевали мысль, что с них только что содрали мясо.
      Мост как бы пролегал между двумя полюсами тьмы и являлся связующим, звеном, единственно реальным, в этой аморфной и ужасающей пустоте.
      Челеста, зажав зубами кулак, повернулась и двинулась к выходу, однако Николас успел в последний момент вернуть ее назад.
      - Я знаю это место, - выдохнул он. - Или, по крайней мере, узнаю его.
      - У меня раскалывается голова, - сказала Челеста. - Мне нечем дышать, будто мы под водой.
      Николас стоял молча, концентрируя энергию. Какая-то освежающая волна прокатилась в сознании Челесты, и она испытала ощущение полярника, выползшего на белый солнечный свет после долгой и суровой зимы. Голова постепенно прояснялась. Челеста хотела спросить его, что же все-таки произошло, но Николас, увлекая ее за собой, бросился вперед, к ближней оконечности моста.
      Ужасающий артефакт, мелькнула догадка у Челесты, но, несмотря на это, кости-то настоящие, человеческие.
      Приблизившись к мостку, они увидели, что он крайне узок. Пробираться по нему придется след в след, и весьма осторожно, поскольку "поручни" являли собой ребра, концы которых были заточены подобно лезвию бритвы.
      Казалось, начался дождь - по крайней мере откуда-то снаружи начал доноситься звук падающих капель, однако тот, реальный мир оказался вне досягаемости их ощущений, и они никак на это не среагировали.
      - Где мы? - спросила Челеста. - Мы спим или это галлюцинации?
      - Ни то и ни другое.
      - Тогда, - Челеста покачала головой, - я отказываюсь верить в существование этого моста, построенного из костей.
      - Он вполне реален, - возразил Николас, беря ее под руку. - И это не значит, что он не исчезнет в любой момент. Вы помните тот запах, когда мы вошли сюда? Это пары, выделяемые при нагревании неким грибом, Агарикус мускариус.
      - Все понятно. Явная галлюцинация.
      - Не совсем. Использование галлюциногенов неминуемо ведет к извращению, истинные чародеи никогда к ним не прибегают, их транс естествен и проистекает исключительно из глубины хорошо тренированной и организованной души. Здесь важна сила воли, а не наркотическое опьянение.
      Придерживая Челесту, он ступил на зыбкий мосток.
      - Пары этого гриба используются в неких ритуальных действах. Они концентрируют внеземную силу черного мага, вызывающего души умерших, кроме того, материализуют временно предметы, в реальной жизни еще существующие, но уже невидимые.
      "Настил" моста был шириной всего в девять костей, наспех уложенных друг под друга, края же ребер просто вызывали какой-то панический страх они как бы манили к себе, давая ощущение кого-то третьего, наблюдающего за ними, готового в любую секунду наколоть их, как бабочек, на эти жуткие заточки.
      Необходимо отвлечь ее от этих кошмаров, подумал Николас. Она этого не вытерпит.
      - Челеста, - мягко начал он. - Я не шутил, когда сказал о том, что представляю, где сейчас находимся. Волею судеб мы оказались на мосту Канфа - в центральной точке Мироздания, в месте, где соединяются небо и земля, где жизнь борется со смертью.
      Челеста, не переставая слушать его пояснения, медленно и осторожно двигалась вслед за Николасом.
      - На переходе Канфа время перестает существовать, по крайней мере, в нашем понимании. Секунды и минуты больше не отстукивают свой счет только вперед; время может переноситься в каком угодно направлении.
      Пройдя еще одну ступеньку, Николас по ее тяжкому вздоху понял, что Челеста поскользнулась и напоролась случайно щекою на торчащую реберную кость.
      Николас остановился и плотнее сжал ее руку в своей.
      - Здесь время перестает подчиняться законам бытия, оно способно двигаться и в будущее и в прошлое, всякая сущность прерывается, окунувшись в его бездонные глубины.
      Он, стремясь побыстрее преодолеть этот мост и пытаясь не увеличивать темпа шага, вел Челесту вперед. Когда же она обернулась, он едва нашел силы прошептать:
      - Не смотрите вниз. Под нами бездна, по глубине равная суммарному росту сотни здоровенных парней. Эту пучину христиане называют преисподней, отцы же Тау-тау более древним названием.
      Челеста не сводила глаз с его затылка.
      - Неужели этот мост еще одно из таинств Тау-тау?
      Эта ее фраза несколько ошарашила Николаса, откуда она знает о Тау-тау и его возможной принадлежности к тандзянам?
      Он на секунду задумался, затем произнес:
      - Да, но в весьма отдаленном смысле.
      Снова пауза.
      - Мост Канфа - это создание древнейших психонекроманов. Происхождение их неизвестно. Впрочем, значения это не имеет, поскольку они были кочевниками и странствовали по необъятным просторам пустыни Гоби и бескрайним заснеженным степям Сибири, взбирались на недоступные простому человеку вершины гор Тибета "и Бутана.
      Сухие кости, лишенные плоти и сухожилий, трещали и ломались под их ногами.
      - У них были скошенные назад лбы и прямые черные волосы - подобный тип лица можно встретить сейчас на севере Китая, в Камбодже, Лаосе, Бирме и в странах Полинезии. Но единственным отличительным знаком принадлежности к племени был вытатуированный голубым цветом полумесяц с внутренней стороны запястья левой руки.
      Мост Канфа становился все уже, кости трещали все сильнее, примитивное сознание и память умерших, казалось, были готовы вселиться в их души.
      - Название этого племени, после многочисленных переводов с одного языка на другой, в конечном итоге трансформировалось в имя одного человека - Мессулете, так же как Мафусаил сейчас фигурирует в Библии как олицетворение древнего мудреца.
      Они подходили к верхушке моста, и продвигаться стало тяжелее, поскольку тот начал раскачиваться.
      - Много веков спустя персидский мистик Заратустра* натолкнулся на сведения о Канфа и привнес их в свое учение. Согласно его догматам, верующие в него праведники пересекут мост и вознесутся волею хранителя душ на небеса.
      * Зороастр, Заратустра (умер в 563 г. до н.э.) - основатель религии огнепоклонников, согласно которой Бог света борется с Богом тьмы.
      - А неверующие? - спросила Челеста.
      - Проход через мост, по Заратустре, - это испытание. Нечто вроде посвящения в веру. Символ борьбы за душу человека. Остальное легко домыслить самому. Нечестивцам не дано пройти этот мост. В центральном пролете их должен встретить демон из Ада и сбросить вниз.
      Впереди что-то мелькнуло, и Челеста слабо вскрикнула.
      На их пути выросла мужская фигура в маске - выпяченные, навыкате, глаза, надбровные дуги неандертальца и отвратительно искривленные в улыбке губы. Было в нем что-то от насекомоядного, вызывающее непроизвольный страх и брезгливость у всех нормальных людей. Рука Челесты напряглась в ладони Николаса. Он сжал ее сильнее, инстинктивно чувствуя, что, потеряв непосредственный контакт, они лишатся каких-либо шансов перебраться через мост Канфа.
      По пульсации Тау-тау Николас, еще до того как они ступили на лестницу, ведущую к лоджии, был почти полностью уверен, что их ожидает. Это ни в коей мере не страшило его - наоборот, он был заинтригован и ему не терпелось разрешить эту загадку. В свое время, читая размышления мистиков об основах Канфа, он считал их доказательства относительно связи Канфа с Тау-тау или другими формами магии, известными по настоящий момент, не совсем убедительными. Секта в Мессулете была объектом пристального изучения адептов Тау-тау, однако сведения об этих древних магах были весьма расплывчаты и противоречивы.
      Его заинтересовал также тот факт, каким образом это привидение - мост Канфа - появилось здесь, в Венеции. Загадочно и непостижимо. А не вспоминала ли Челеста скифов во время их той первой встречи в Кампиелло ди Сан-Болизарио? Ведь скифы тоже, еще до времен Заратустры, практиковали древние магические ритуалы Месалофа. Судя по ее словам, скифские племена были одними из основателей Венеции.
      Николас взглянул на демона в маске:
      - Я знаю, чего ты хочешь, - бросил он. - Но ты этого не получишь.
      - Ты абсолютно ничего не знаешь, - донесся глухой и гулкий голос из прорези маски, символизирующей рот. В мрачной атмосфере особняка звук был настолько мерзок, что неприятные мурашки пробежали по коже Николаса и Челесты.
      Николас начал концентрировать ментальную энергию, затем резко оборвал ее поток. Сработал инстинкт - он нащупал причину возникновения моста Канфа. Силы Аксхара, полученные им во время учебы у своего сенсея Тау-тау Канзацу - учителя и непримиримого врага, обреченного им же, Николасом, на неминуемую гибель, необходимо было запрятать поглубже. Как бы ему сейчас хотелось владеть Сюкэн, ощущать в себе обе полусферы Тау-тау - Аксхара и Кшира, ибо в этом случае он был бы лучше подготовлен к грозящим им смертельным опасностям.
      Отпустив руку Челесты и пригнувшись, Николас ринулся на демона. Имитировав атаку справа, он провел стремительную атаку атеми - основной боевой прием в айкидо, удар ногой с разворотом и выпрямлением корпуса.
      Демон ловко увернулся.
      Николас провел еще один атеми, целясь правой ногой в пах. Как только незнакомец наклонился, чтобы парировать удар, Николас перенес вес тела и влепил ботинок во внутреннюю часть его колена. Одновременно локоть Николаса вписался в правую почку демона.
      Теперь Николас оказался за спиной своего противника. Как только тот вновь повернулся к нему лицом, Николас попытался нанести удар прямой правой, но промахнулся, однако все же сумел затем достать противника еще одним атеми по незащищенным нижним ребрам.
      Незнакомец сделал резкий выдох, и Николасу показалось, что его с головой окунули под воду. Легкие судорожно хватали воздух, казавшийся гуще ила. Барабанные перепонки вот-вот должны были разорваться.
      Николас понял, что произошло. Адепт Тау-тау сконцентрировал психическую энергию, дав импульс мембране кокоро в центре мироздания. И именно колебания этой мембраны они "слышали", заходя в особняк, подспудно ощущали ту магическую силу, в результате действия которой и возник мост Канфа.
      Все встало на свои места - не было никакого демона из Зороастрийского ада, был тандзян, последователь Тау-тау, которого, как правильно и предполагала Челеста, послали убить Оками.
      И, что самое странное, он владел некоторыми тайными чарами Мессулете.
      Николас ощущал непрерывный ритм биения Тау-тау, ритм, гипнотически действующий даже на него, однако он не хотел пока подключать собственную энергию, решив придерживаться методов физического воздействия на преследователя, одновременно с этим перекрывая каналы, через которые тот мог бы влиять на его психику.
      Однако кроме Тау-тау сюда примешивалось еще нечто, и сквозь биение кокоро Николас явственно чувствовал присутствие какого-то паразита растения, питающегося соками своего "хозяина", - видимо, древняя магия Мессулете и являет собой подобие ползучего, жиреющего организма, источающего мерзкий запах разложения.
      Челеста в ужасе взглянула на вцепившихся друг в друга мужчин мускулы, вскрики, пот, неимоверное напряжение сил. Она очнулась от оцепенения и бросилась на помощь Николасу. Приблизившись к ним, Челеста ощутила порыв холодного ветра, но не кожей, а сознанием. Отпрянув, она догадалась - это поединок не только физических, но и духовных сил.
      Новый вихревой поток воздуха свалил ее с ног, и она упала на колени посреди моста. Вспышка холодного зеленого света ослепила ее, она вскрикнула, чувствуя, что тело перестает повиноваться, а душа вырывается из груди. Вновь что-то полыхнуло в мозгу, и Челеста потеряла сознание.
      Над Токио, подобно фюзеляжу гигантского НЛО, нависал купол рассеянного света. Тени, бледные, как бы готовые исчезнуть по первому требованию, преследовали Жюстину и Рика Миллара, когда они выбирались из запруженного автомобилями центра города.
      Но, видимо, не только тени преследовали их. В то время как Рик распространялся о взаимоотношениях между старшим и младшим персоналом в компании и о том, как они изменятся с ее приходом, Жюстина в зеркальце заднего обзора наблюдала за невзрачной "тойотой", неотступно державшейся за ними, пропустив вперед три машины.
      Особых причин для волнения не было - пусть даже и заприметила она ее довольно давно на одном из бесчисленных перекрестков Токио - вполне не исключено, что их маршруты просто совпадают.
      И тем не менее что-то в этой белой "тойоте" ее настораживало. Не паранойя ли это? Но что может питать этот страх? Явно не обостренное чувство вины. Только прошлое. Нет ничего удивительного в том, что разыгрались нервы, рассуждала про себя Жюстина, не отрывая взгляда от белой "тойоты". Вынужденная общаться с такими опасными людьми, с которыми имел дело Ник, я бы вполне могла нанять постоянного телохранителя. Впрочем, Николас и сам несколько раз затрагивал эту тему. Естественно, она отказалась. Не было никакого желания находиться под чьим-то неусыпным, к тому же чужим, оком. Тем не менее, бывая в Токио, Жюстина не забывала время от времени оглядываться по сторонам; может быть, в этом причина того, что ей так не нравится белая "тойота"?
      Не совсем уверенно, но все же выдерживая правильное направление, переезжая с автострады на автостраду, они приближались к ее загородному дому, где должны были оставить машину и дожидаться такси, чтобы ехать в аэропорт, - о такси Жюстина позаботилась еще в отеле.
      Она вновь взглянула в зеркальце заднего обзора, однако в рассеянном солнечном свете лицо водителя за ветровым стеклом разглядеть было невозможно.
      - Что-то случилось, милая? - спросил Рик, видя, что выражение сосредоточенности на ее лице сменяется маской явной озабоченности.
      - Возможно, все в порядке, - ответила Жюстина, перестраиваясь в крайний правый ряд и резко вдавливая педаль газа.
      Секундой позже она увидела, как из-за черного "БМВ" выскочила "тойота" и тоже увеличила скорость.
      - Не хочу раньше времени поднимать тревогу, - добавила Жюстина, - но, не исключено, что кто-то нас преследует.
      - Что? - Рик повернул голову назад. - Кто?
      - Видишь ту белую "тойоту"? Она следует за нами от самого центра Токио. Я в этом уверена.
      Рик посмотрел на "тойоту", повернулся к Жюстине и, оправив пиджак, спросил:
      - Но это же абсурд; кому понадобилось нас преследовать?
      - Не знаю. Возможно, это имеет какое-нибудь отношение к тому, чем Ник занимается в Венеции. Он всегда являлся предвестником беды.
      Рик фыркнул.
      - Мне кажется, у тебя просто разыгралось воображение, и, чтобы успокоить тебя, предлагаю проверить твою теорию. У следующего светофора поверни направо. Посмотрим за поведением этой "тойоты".
      Жюстина кивнула, однако не успела вовремя перестроиться в нужный ряд.
      - Что ты делаешь? - воскликнул Рик. - Разве можно на такой скорости... мы же перевернемся... Господи Иисусе!
      Не пытаясь притормозить, Жюстина выскочила на соседний ряд, проскрежетав задним крылом по бамперу огромного грузовика. В крайнем левом ряду совсем перед поворотом едва тащился седан "ниссан". Жюстина успела обогнать его, ударила по тормозам, и их автомобиль на скорости, вдвое превышающей позволенную, оставляя за собой дымный шлейф паленой резины, все-таки сумел вписаться в поворот.
      Машину несколько занесло, но Жюстина выровняла ее, сбавила скорость, и они покатили по тихой автостраде.
      - Ну, ты заметил, пошла за нами "тойота" или нет?
      - Ты шутишь? - На лице Рика появилось подобие улыбки. - Я был слишком поглощен размышлениями о том, сработает мой мочевой пузырь или нет.
      Рик обернулся. Жюстина в этот момент как раз поворачивала вправо, и он убедился, что на дороге позади них машин нет.
      - Чисто, - сказал Рик, целуя Жюстину в щеку. - Но, Бог свидетель, все это можно было проделать с нужного ряда и на нормальной скорости.
      - О нет! - Жюстина откинулась на спинку сиденья.
      - Что с тобой?
      Рик заметил, что она вновь уставилась в зеркальце, и, бросив взгляд назад, увидел знакомый силуэт белой "тойоты".
      - Та же самая?
      Жюстина мрачно кивнула.
      - Что же сейчас ты думаешь о моей теории?
      - Стоит подумать, как мы сможем оторваться.
      Жюстина вновь кивнула.
      - Мы сейчас находимся вблизи дома, а этот район я знаю лучше любого японца. Если мы, выходя на подъездную дорогу, окажемся вне поля зрения этого типа, то я оставлю его в дураках.
      Скрип покрышек об асфальт, и новый поворот налево - автомобиль на опасной скорости промчался сквозь очередной перекресток, визг тормозов - и новый поворот налево. Рик понял, что она ведет машину по кругу, фиксируя положение "тойоты", пытаясь выйти ей в хвост к лишить возможности преследования.
      После шестого круга у Рика начала кружиться голова. "Тойоты" в зоне видимости не было, и он как-то невзначай подумал, что часть се вины за измену мужу легла и на его плечи.
      - Выходим на нужную нам дорогу, - бросила Жюстина. - Как там белая "тойота"?
      - Чисто, - ответил Рик.
      Сейчас его волновал вопрос иного рода. Она, вне всяких сомнений, великолепно ведет машину, но ведь ей приходится одновременно концентрироваться на нескольких вещах сразу: следить за дорогой, за нужным поворотом и за белой "тойотой". К тому же наверняка думает о Николасе.
      - Сбрось скорость, - попросил он. - "Тойота" исчезла, будто ее и в помине не было.
      - Нет. Мы уже на дороге. Я должна быть уверена, что мы оторвались от погони.
      Дорога была узкой и извилистой. По краям ее окружала живая изгородь из огромных криптомерий Ёсино и других вечнозеленых деревьев. Никаких разграничительных линий, естественно, не было. У Рика было такое ощущение, что он очутился в гигантском лабиринте. Ему стало понятно, почему Жюстина чувствовала себя здесь в безопасности. После стали и бетона гигантского Токио это местечко могло показаться Эдемом.
      Не дорога, а американские горки. Многие домовладельцы даже крепили к стволам деревьев выпуклые круглые зеркала, чтобы водители могли видеть за поворотом впереди идущий транспорт.
      От бесконечных поворотов у Рика начало мельтешить в глазах.
      - Жюстина, именем Господа, прошу тебя, сбавь скорость!
      Жюстина, не отрываясь, вглядывалась в зеркальце заднего обзора; у нее было такое выражение лица, что, казалось, их преследует сама ярость богов.
      - Еще немного, пока я не буду уверена в полной безопасности.
      Они свернули в очередной совсем узкий переулок, и Рик пережил момент сродни тому, что он испытал, первый раз прыгая с парашютом. Зияющая пустота и летящая на тебя земля.
      Он услышал глухой рык дизельного двигателя гигантского скрепера еще до того, как мозг среагировал на увиденное. Громко вскрикнув, Рик перехватил руль у Жюстины, все внимание которой было сосредоточено на их преследователе.
      Ревущая машина неумолимо приближалась к ним, и Жюстина, взвизгнув, ударила по тормозам. Тишину дня разорвал надсадный гудок скрепера, и было в этом гудке что-то напоминавшее погребальную мелодию.
      Рик перевалился на водительское сиденье, судорожно вцепившись в руль, но в этот момент расстояние до скрепера было менее двух футов.
      О чем думают люди, заключенные в оболочку подобного бесконечного мгновения? В сознании Жюстины образовалась пустота. Она успела заметить краешек голубого неба и светящееся, непонятное пятно на капоте кроваво-красного скрепера. В этом светящемся оконце как бы уместилось все се существование, как будто его вовсе и не было - так, облачко пара из уст Господа Бога.
      Два фута, сотая доля секунды - и вся жизнь. Автомобиль буквально сплющило от столкновения со стальным навесным оборудованием скрепера. Корпус хрустнул, как спичечный коробок, - осколки ветрового стекла, обломки двигателя и приборного щитка, подобно Джаггернауту, влетели в салон.
      То, что осталось от автомобиля, напоминало тело несчастного матадора, подброшенного рогами быка и еще парящего в воздухе. От жуткого удара сломались две ветхие криптомерии и усыпали покореженный остов. Постепенно зеленый покров начал влажнеть от вытекающего из бака, как кровь из артерии, бензина.
      Ошеломленный водитель скрепера, почувствовав запах бензина, выскочил из кабины и со всех ног понесся прочь. Но и этим он не спасся от взрывной волны - она свалила его с ног и отбросила к дереву, ствол которого был изувечен то ли в результате столкновения, то ли той же взрывной волной. Привалившись к нему спиной, водитель в полуобморочном состоянии наблюдал за тем, как огненный шар охватывает автомобиль, голубое небо и его собственное сознание.
      ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ
      ВЬЕТНАМ, ОСЕНЬ, 1971
      Научная фантастика - название этого литературного жанра прочно прилипло к войскам специального назначения Вооруженных сил США во Вьетнаме*. И эта шутка имела под собой основания: парни из спецназа выполняли всю ту грязную работу, о которой никто не желал даже говорить, сведения об их операциях не публиковались даже в еженедельных разведывательных сводках, рассылаемых по спискам в специальный отдел Пентагона, ведающий странами Юго-Восточной Азии, и в главный штаб американских войск, расквартированных во Вьетнаме. Занимались они НБО такое сокращение закрепилось за их действиями среди армейских солдат и офицеров - необычные боевые операции, то есть действия с применением специальных видов оружия и техники.
      * Игра слов: термины "специальное назначение" и "научная фантастика" в английском написании пишутся с одних и тех же начальных букв.
      Но даже и среди подобного рода головорезов До Дук являл собой исключение из правил. Официально он состоял в чине главного сержанта ВСРВ Вооруженных сил Республики Вьетнам - и проходил службу в 3-м диверсионно-разведывательном отряде, где получил отличную практику как в молниеносных поисковых, так и в диверсионных операциях. Его усердие не осталось без внимания - и он, естественно, попал в поле зрения "Научной фантастики".
      В ряды ВСРВ он вступил в шестнадцать лет, скрыв свой истинный возраст и смешанное национальное происхождение. Проще было сказаться чистокровным вьетнамцем, поэтому До Дук придумал себе другую фамилию. Проверять было некогда. Южный Вьетнам боролся за свое существование - нужны были солдаты, а не бумажки.
      Чин главного сержанта являлся высшим неофицерским званием. По отношению к подчиненным он, несомненно, являлся старшим, однако в душе не испытывал абсолютно никакого удовольствия от этого превосходства.
      В этой кровавой мясорубке выковывались новые черты его характера. Он не находил в войне чего-либо из ряда вон выходящего. Все вполне банально мужчин посылают убивать себе подобных, а в перерывах между акциями, что же... женщины должны выживших ублажать в постели.
      Нет ничего удивительного в том, что в этой адской атмосфере человеческое существование утратило всякую ценность. Жизнь свелась к предметам потребления: хочешь - покупай, не хочешь - продавай, нужно оставляй, не нужно - выбрасывай. Здесь сердца затвердевали настолько быстро, что чье-то жалкое существование перестало стоить даже выеденного яйца.
      Джунгли Вьетнама имеют удивительное свойство лишать человека всего человеческого, и среди всех ужасов, подстерегающих любого, оказавшегося там, постепенно утрачивается ощущение цивилизации и, подобно обнаженным нервам, начинает выползать наружу пакость и дрянь, скопившаяся в душах людей за всю их многовековую историю. Исчезает само понятие Добра, и в конечном счете человек начинает сомневаться: гуманность - это реальность или миф? Поэтому неудивительно, что любимой песней До Дука стал шлягер "Роллинг стоунз" "Симпатия к дьяволу".
      Подобного рода размышления иногда сменялись полудремотным состоянием, и перед глазами возникало лицо командира, всегда требовавшего двигаться только вперед. А это означало продолжение новых стычек: неизведанные тропы в джунглях, где можно оступиться и лишиться ног либо заполучить из самострела в спину заточенную и отравленную нервно-паралитическим ядом стрелу. Солдаты в подразделении До Дука неоднократно жаловались ему, что эти стрелы преследуют их в ночных кошмарах.
      И тем не менее рейды продолжались, и те же солдаты снова без особого страха забирались в джунгли - даже добровольно.