Теперь Антти уже стал гордиться сделанным делом. Нет, он больше не намерен слишком хлопотать или там упрашивать за Юсси. Не без заносчивости он сказал:
— Да, но только вряд ли Юсси обратит внимание на каждую, ведь много желающих войти в такой дом.
Антти вытряхнул пепел из своей трубки, и Хювяринен на этот раз счел нужным сказать:
— Здесь в ступке есть свеженарубленный табачок. Антти стал набивать трубку, говоря при этом:
— Ничего, сошел бы и свой табачок.
— Так ведь для этого и хозяйский табак здесь находится, — убеждал Хювяринен.
Хозяйка, между тем, сказала дочери:
— Ты бы, Анна-Кайса, поставила на огонь кофейник, раз у нас в доме такие дальние гости.
Посидели еще. Анна-Кайса суетилась, приготовляя кофе. Антти продолжал бахвалиться:
— У этого Юсси теперь отличная беговая кобыла, которую он выменял у Кеттунена.
Ему показалось, что он сказал недостаточно сильно, и поэтому он подбавил пару:
— И он уже отучил эту свою кобылу хвостом махать. Ее можно вожжами ударить, и то она не тряхнет хвостом.
— Вот как он ее приучил!
— Еще бы! Он хороший лошадник, наш Юсси. Всегда ласково обращается со своей лошадью и со своей прочей живой тварью. И даже своего сердитого мерина он променял — ему жалко было кнутом его стегать, — уверял Антти.
— Сердечный человек этот Юсси, — согласилась хозяйка.
— Он мягкий человек… У него одинаковое отношение как к лошади, так и к своей женке, — бубнил Антти, радуясь тому, что дело пошло так хорошо.
С пылающими щеками Анна-Кайса суетилась у очага.
Теперь, казалось, Юсси был в достаточной мере расхвален. Кофе дымилось на столе.
Когда Антти допивал вторую чашку, он напрямик, без всяких обиняков, сказал:
— Кто его знает, этого Юсси, не вздумал бы он снова жениться, если найдет подходящую…
Все умолкли. Хозяйка пожурила дочь:
— Кажется, могла бы приготовить гостю покушать, уговаривал хозяин.
Еще поговорили о хозяйстве Юсси, о его полях и лесах. Между тем, кушанье было приготовлено, и хозяйка принялась потчевать гостя:
— Вы бы попробовали, Ихалайнен, нашего масла и хлеба. Ведь у нас других разносолов нет.
Антти выбил пепел из своей трубки и снова подошел к столу, однако, подходя, не переставал отказываться от еды:
— Да не надо, зачем это… Ведь дома только-только из-за стола встал.
— Сытого-то легче накормить, Хозяйка спросила:
— Ах, вы только что покушали, Ихалайнен? А что, кашу наварила Анна-Лийса?
— Кашу.
Когда Антти сел закусывать, хозяйка, вздохнув, опять сказала:
— Вон какая у нас еда — уж извините — ничего особенного…
И обратившись к дочери, добавила:
— Анна-Кайса, поставь на стол хотя бы копченую свинину…
Анна-Кайса торопливо исполнила просьбу. И тут Антти отдал должное еде. Кушая, он продолжал бахвалиться:
— В доме у Юсси мясо не переводится даже летом. Шесть свиных окороков коптил он в прошлую весну.
— Хватает мяса у Юсси, — согласился Хювяринен.
Трапеза была закончена. Еще поговорили и еще похвастались. Пришло время уходить. Разыскивая глазами шапку, Антти вдруг сказал:
— Ну, пора мне и до дому, к моей Анне-Лийсе…
Тут все опешили.
Хювяринен, хозяйка и Анна-Кайса подумали, что они ошиблись в своих надеждах. Вероятно, этот Ихалайнен просто так, от нечего делать, расхваливал Юсси.
Нависло молчание. Строгали, пряли. Потупившись, Анна-Кайса прибирала стол.
Что касается Антти, то он, оказывается, только лишь еще собирался с духом произнести нечто решающее. Он напялил шапку на голову, шагнул к дверям и только тогда порадовал хозяев, сказав им:
— Ах да, кстати, ведь у меня к вам есть некоторое дело… Не согласилась бы Аина-Кайса выйти замуж за Юсси Ватанена?
Тут от волнения он снова присел и закурил.
Никто не знал, кому и что надлежало ответить. Наконец эту задачу взял на себя Хюаяринен. Продолжая строгать полозья, он сказал:
— Да, собственно говоря, это дело ведь Анны-Кайсы… Пусть она поступает, как хочет…
Взглянув на Анну-Кайсу и подождав, не скажет ли она чего, Антти спросил:
— Ну, а что думает об этом Анна-Кайса? Анна-Кайса застеснялась сказать, что она думает по этому поводу. И тогда хозяйка поспешила на выручку, сказав:
— Ну, а что Анна-Кайса может понимать в таком деле… Если Хювяринен одобрил, так уж пусть она поверит ему на слово.
— Она-то поверит, но вот чтоб Юсси не сомневался, было бы верней, если б Анна-Кайса сама дала свое согласие. А то ведь мы с Юсси уже решили ехать в Йоки покупать подарки к обручению.
Он подождал, пока Анна-Кайса не произнесла застенчиво:
— Так ведь отец сказал уже… У него и без меня хватает рабочих рук…
— Вполне хватает, — пробормотал Антти, выходя из избы.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Для ясности дела должны мы теперь немного отвлечься от начатого рассказа для того, чтобы зайти в тот самый дом Котилайнена, окна которого так искусно были заделаны лучинками и берестой.
В этом доме сидел на столе, скрестив ноги, портной Тахво Кенонен. Он шил суконные брюки для хозяина дома.
Он уже кончал свою работу, когда в избу вошел некто Хейкки Пирхонен. Увидев портного, он сказал ему:
— Ты что, Кенонен, никак штаны шьешь?
— Штаны, штаны шью… А что слышно новенького? — спросил Тахво Кенонен и, взяв бутылку вина, отпил глоток, сказав при этом:
— Надо и выпить в честь окончания… И по случаю моего отъезда. Выпей и ты, Пирхонен. Разгони свою тоску.
Пирхонен охотно выпил, поморщился и, крякнув, сказал:
— Ох, и крепкое же оно…
— Ну так ведь… Именно такое оно и должно быть, чтоб валить с ног таких людей, как я — Тахво Кенонен! — сказал портной, будучи, так сказать, в прощальном настроении.
И, вдевая нитку в ушко иголки, он снова спросил:
— Ну, так что новенького, Пирхонен?
— Да ничего особенного… Просто я зашел узнать — не согласитесь ли вы, Кенонен, сшить штанишки моим ребятам.
— Нет, Хейкки! Тахво Кенонен не пойдет к тебе штаны шить, — решительно отказался портной. И, вдев нитку в иголку, торжественно сказал сам о себе:
— Тахво Кенонен намерен уйти из этого прихода и уйдет так, что на дороге пыль заклубится.
Опираясь локтями о свои колени, Хейкки Пирхонен с удивлением смотрел на портного. Спросил его:
— Ты что же, Кенонен, действительно собираешься уйти из нашей волости?
— Да. Прочь отсюда уходит Тахво Кенонен! — снова сказал портной.
— На всю нашу деревню рассердился Тахво, — заметила хозяйка.
И портной Тахво добавил:
— Собрался Тахво Кенонен понаведать своих бывших зазнобушек… А ну-ка, хозяюшка, поставь утюг на огонь, хочу отутюжить зад у этих штанов.
Портной энергично помахивал иглой с ниткой. Посасывая свою трубку, Хейкки Пирхонен спросил его:
— А ты из какой волости родом? Портной ответил:
— Тахво Кенонен из Липери родом…
— Ах, вот как… из Липери…
— Из Липери… В Липери мы родились и выросли, и в Липери мы и собираемся теперь вернуться, — не без гордости произнес портной.
— Вон как!
— Да! Именно в Липери собирается Тахво Кенонен… А ну-ка, глотни из бутылки, чтоб в твоей башке хоть что-нибудь от этого прибавилось.
Портной был в приподнятом настроении. Хейкки спросил его:
— А что, у тебя в Липери имеются наследники?
— Нет! У Тахво Кенонена нет там наследников! — воскликнул портной и тут же спросил: — А что, у тебя много детей?
Пирхонен сказал:
— Кажется, у меня их около полудюжины…
— Ого!
— Да, около полудюжины у меня их наберется… А у тебя, значит, нет ребят? Что же ты об этом не позаботился? — заинтересовался Хейкки.
Несколько разгорячившись от вопроса, Тахво воскликнул:
— Не дело, Хейкки Пирхонен, так говорить, будто я не позаботился об этом. Нет, Хейкки! И Тахво Кенонен заботился об этом, и за него заботились, а тем не менее остался я холостым.
Пирхонен сказал:
— Говорят, будто в молодости ты собирался жениться… Где же ты подумывал об этом, на родине, что ли?
— Там у себя, в Липери…
— Ах, вот что…
— Именно там, на родной стороне, предполагал Кенонен жениться. И подумывал я о некой девушке Анне-Лийсе Матикайнен, которая теперь замужем за Антти Ихалайненом, — произнес портной Тахво.
— Ах, вот о ком ты думал, Тахво.
— О ней я подумывал… А разве ты знаешь ее, Анну-Лийсу?
— Знал бы, если б довелось… Она тоже из Липери?
— Да… Она дочь старика Матикайнена… Только не Антти Матикайнена, брата своего…
— Ах, вон что… А уж я подумал — неужели она дочь своего брата!
Портной Кенонен спросил:
— Ну, а Антти Ихалайнена знаешь? Того, который в Муртосало живет?
— Нет, о нем не приходилось слышать, — ответил Хейкки.
Продолжая шить, Кенонен рассказывал:
— На той самой девушке я и собирался жениться… Ну, а тут подвернулся ей этот Ихалайнен… Человек он не бедный… Ну, и папаша ее сорвал мое дело… Анна-Лийса вышла замуж за Ихалайнена… Вот и достался ей в мужья урод, каких мало…
— Сама виновата, — промолвил Пирхонен. Портной, хорохорясь, сказал:
— Да, Хейкки! Она сама выбрала себе такого мужа… Ну, а я с тех пор шью да пью… Эй, хозяюшка, неси утюг!
Пирхонен спросил:
— Так неужели ты никого другого не нашел, кроме этой девушки?
Поплевав на утюг, Кенонен хвастливо сказал:
— Ого, дорогой! Немало всего было у Кенонена…
— Ах, были и другие?
Кенонен провел утюгом так, что брюки задымились, и опять хвастливо сказал:
— Были и другие у этого парня. И даже девушки из богатых домов проливали слезы о Кенонене. А одна так прямо голову потеряла из-за Кенонена — это Анна-Кайса, дочь Хювяринена…
— Вот как… И она!
— Она совсем обезумела. И даже теперь осталась старой девой… Нет, ты не думай, Пирхонен, что Тахво Кенонена так легко окрутить… Вот что я тебе скажу — Аину-Лийсу, которая теперь замужем за Ихалайненом, я бы взял в жены, но только не Анну-Кайсу, дочь Хювяринена.
— Да уж ясно, не ее… А что, она тоже из Липери родом, эта дочь Хювяринена?
— Да, и она с тех мест…
— М-да…
Снова выпили. Кенонен, набрав воды в рот, опрыскал брюки и опять стал гладить и похваляться:
— Сильно плакала жена Ихалайнена, когда ей пришлось со мной расставаться и из нас двоих выбирать себе Ихалайнена…
— Ах, плакала она? Ну, да это и понятно — как тут не всплакнуть, если вместо тебя пришлось ей вдруг выбрать себе Ихалайнена… Пожилой, наверно, этот Ихалайнен? — спросил Хейкки Пирхонен.
Тахво продолжал бахвалиться:
— Ну, а Анна-Лийса сказала мне: «Не грусти, дорогой Кенонен, — быть может, Ихалайнен помрет, так я тогда непременно тебя выберу». Нет, ты, Хейкки Пирхонен, только послушай, что Кенонен тебе скажет… Вот что тебе торжественно скажет Тахво Кенонен… Хотя бы на краю света находился Кенонен — его разыщет Анна-Лийса, как только помрет ее Ихалайнен…
— Да уж ясно, она разыщет тебя… А ты что, в Липери сейчас собираешься?
— Туда, в Липери, тянет меня моя душа. Ведь только Липери настоящая родина. Возьми бутылку, Пирхонен, и пей прямо из горлышка.
Собственно говоря, портной Кенонен не так уж сильно преувеличивал. Кое в чем он даже говорил чистейшую правду. Анна-Кайса, дочка Хювяринена, была когда-то безумно в него влюблена. А он любил свою желанную Анну-Лийсу. И это прежнее его чувство к ней продолжало тлеть, хотя он как будто и примирился со своей судьбой. Что касается Анны-Лийсы Ихалайнен, то уж тут Тахво Кенонен сильно прихвастнул. Она, правда, была к нему неравнодушна, но вовсе не любила его до безумия. Именно поэтому Кенонен выпивал и мотался с одного места на другое.
И вот к вечеру, закончив свою работу, он собрал свои манатки и отправился на родину в Липери, куда тянула его неспокойная душа.
Между тем Юсси Ватанен шагал по двору своего дома и думал: «Не идет Ихалайнен… Неужели же Анна-Кайса отказалась от такого для нее выгодного дела?»
Размышляя об этом, он набил свою трубку, вернулся в комнаты и спросил работницу:
— Скоро ли будет баня?
Старая работница Христина проворчала в ответ:
— Надо подождать немного.
Наступил вечер, а Ихалайнен все еще не возвращался. Юсси Ватанен все более убеждался, что Анна-Кайса по глупости отказалась. «Ах, черт ее побери, какой она фокус выкинула!» — огорчался Юсси.
Стало темнеть. И теперь Ватанен вполне был уверен, что счастье миновало его. Тут он почувствовал обиду на Антти и даже стал проклинать его: «Вся эта затея — козни этого Ихалайнена… Черт его свел со мной на дороге!»
Работница Христина, с грохотом двинув кастрюлю, сердито сказала:
— Уж пора вам в баню идти… Каждый вечер приходится тут топить эту несчастную баню… И без того работы по горло.
Ватанен вспылил. Он крикнул: — А что я вас даром, что ли, буду кормить?! Служанка швырнула ему веник и огрызнулась в ответ:
— Прими свой веник! И давай ползи отсюда в баню, припаривай свои кости… Еще тут, фуфлыга такая, рычит и орет на меня, будто порядочный!
Обозленная, она ушла, и тут Ватанен стал сокрушаться:
— Черт бы побрал эту холостую жизнь. Ведь эта старая кикимора того и гляди глаза выцарапает.
Ватанену было обидно. В бане, взобравшись на полку и сидя там в густых облаках пара, он продолжал сокрушаться:
— Неужели Анна-Кайса совершила такую глупость, что отказалась… Неужели эта дрянь выкинула подобную штуку?
Именно в это мгновение открылась дверь, и сам Антти Ихалайнен вошел в баню. Ватанен спросил: — Кто там? Ихалайнен?
— Да, это я, — ответил Антти. — А ты что, никак уже паришься?
— Да. Это Христина еще днем уговорила — хорошо бы, говорит, истопить баню… Давай раздевайся, иди сюда, попарься со мной! — радостным голосом сказал Ватанен.
Антти разделся, поднялся на полок, уселся там и исчез, как в облаках.
Облившись водой, он сказал Ватанену:
— Узнал, что ты в бане, и сразу подумал — вот бы хорошо вместе попариться.
Некоторое время оба только лишь кряхтели и пыхтели. Наконец Ватанен спросил: — Достаточно ли пару?
— Неплохо бы еще подбавить, — ответил Антти. Ватанен поддал пару. Густые облака пара поднялись вверх. Казалось, баня вот-вот взорвется от такого обилия пара.
Теперь в густых, непроницаемых тучах ворочались два пухлых существа, совершенно одинаковых по виду и росту. Вернее, ничего не было видно, только лишь слышалось, как веник шлепает по спинам, да еще по временам раздавалось тихое пыхтенье:
— Пф-ф… Пф-ф… Пф-у-у…
— Значит, это Христина уговорила тебя баню затопить? — спросил наконец Антти, отдыхая.
— Пуф-ф… Христина… Пуф-ф… — ответил Юсси и, желая хоть что-нибудь узнать о своем деле, сказал:
— А все-таки много получил Хювяринен за свою лошадь… Ф-фу…
Снова молча парились.
Наконец шлепанье веника и пыхтенье прекратились. Мужчины растянулись на скамейках и в блаженстве кряхтели:
— Кх… Кух… Кхы…
Через некоторое время Антти наконец сказал:
— Дочь Хювяринела согласилась пойти за тебя.
— Кух… Кхы… — послышалось в ответ. После чего Юсси Ватанен спросил:
— Может, еще поддать пару?
— Давай.
И тут опять зашлепали веники. Никогда еще Ватанен не размахивал веником с таким восторгом, как на этот раз.
Антти одобрительно отозвался о бане, и Ватанен согласился с ним:
— Для крестьянина попариться в бане — это настоящая отрада.
— Это правильно… Ну-ка, нагнись, я попарю тебя сзади, сказал Антти, и от этого предложения Юсси пришел в восторг:
— Ну-ка, попарь!: Попарь, браток… Так… Славно? Хорошо… Так, значит, Анна-Кайса пойдет за меня… Теперь немного повыше давай… туда, где лопатки… У-ух, хорошо… А теперь немного веничком потри… И повыше, повыше немного…
— Ну, а теперь я нагнусь… Теперь меня! — сказал раскрасневшийся Антти. И тогда Юсси стал орудовать веником, покрикивая:
— Нагнись больше! Нагнись так, чтобы руки уперлись в скамейку, а то спина твоя уж очень трясется.
— Веничком, веничком потри теперь, — попросил Антти.
Согнувшись в три погибели и держась за скамейку руками, Антти снова сказал своему приятелю:
— Девчонка сказала, что пойдет за тебя, и это очень обрадовало старика Хювяринена.
— А как могло быть иначе… Хочешь, веничком потру эти твои толстые места?
— Потри, пожалуйста…
— Ляг животом на скамейку, тогда приятней будет. А то иначе уж очень твоя спина колышется, — уговаривал Юсси.
Антти лег на скамью. Содеем уже красный, разморившийся, он все еще упрашивал приятеля:
— Бока потри… Теперь там, пониже… О-ох, хорошо…
— Жирная у тебя спина… как студень трясется, — сказал Юсси.
— Моя спина еще ничего, а вот спина Пирхонена… Вот в той спине хватает жиру, — скромничал Антти.
Поскольку речь зашла о жирных спинах, Юсси одобрительно отозвался о ленсмане:
— Это что, твой Пирхонен… Вот спина ленсмана из Липери — вот это спина… Такую спину попарить в бане — заплясало бы все его жирное мясо…
— Что говорить, объемистая у него спина. С такой спиной не стыдно быть ленсманом и в большой волости, — сказал Антти.
Когда первая часть банной процедуры была закончена, Ватанен предложил:
— Теперь давай еще раз пустим пар и обольемся горячей водой. Сначала ты возьми ковшик и обливайся.
Опять баня наполнилась паром. Ихалайнен восторженно сказал:
— Вот теперь чувствую, что кости мои размягчились. Славно помогает баня крестьянину.
— Она хорошо помогает! — ответил Юсси.
Всю прелесть бани они использовали до конца. Теперь они рядышком сидели на скамье, как банные боги на своем троне. Кожа их распарилась докрасна, и с кончиков носов скатывались на пол капельки пота. Слышалось блаженное пыхтение:
— Пф-ф… Ф-фа… Ф-фу-у…
Оба сидели и отфыркивались, как пара дрессированных лошадей.
Юсси Ватанен стал философствовать:
— Уметь жить — это большое искусство. Но чтоб в бане попариться и так, чтоб все наше грешное тело получило бы полную радость в этой земной жизни — вот тут требуется еще больше ловкости.
Антти вспомнил покойного Симонена:
— Вот он умел париться. И так красиво парился, что вся его родня сбегалась посмотреть на это. И все были согласны от рождественского кофе отказаться, только чтоб не; пропустить этого зрелища.
Теперь приятели сидели рядышком в облаках пара и наслаждались покоем. Подумав. Антти сказал:
— Интересно, имеются ли бани на небесах?
— Ну, там им без этого, наверно, тоже не обойтись, — ответил Юсси, думая о своем.
Наконец вся банная процедура была закончена. И вот, надевая рубашку, Юсси опять коснулся своего дела, философски сказав:
— Ведь я подумал, когда шел в баню, что дочь Хювяринена не такая уж круглая дура, чтоб не увидеть в этом деле своей выгоды. Все-таки она к причастию была допущена, а ведь у нас в Липери не допускают к причастию круглых идиоток.
— Нет, таких не допускают к причастию… Да ты что, дегтем, что ли, смазал свои сапоги, уж больно несетч от них? — спросил Антти.
Юсси ответил:
— Дегтем… Да и отец Анны-Кайсы не дурак, он бы живо ее одернул, если б она сама не догадалась согласиться… Ты штаны свои ищешь?
— Штаны.
— Да вот же они.
Юсси бросил Антти его брюки, и это обстоятельство опять-таки позволило ему вернуться к радостной теме:
— Вот, скажем, штаны стирки просят… А уж если, нет своей бабы, то как-то противно каждую неделю просить чужого человека постирать да еще платить ему за это.
Натягивая свои штаны, он самодовольно добавил:
— А когда дочь Хювяринена станет хозяйкой в моем доме — вся эта грязь с моих штанов исчезнет после первой же стирки и полосканья. Любо будет мне тогда надевать такие штаны!
— Еще бы, — пробурчал Антти. Они оделись и направились к дому.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
На следующий день рано утром они стали собираться в путь за покупкой подарков к обрученью. Антти, правда, немного сожалел, что он ничего не сообщил Анне-Лийсе, однако он утешился соображением: «А что там с ней может случиться». Он расскажет ей обо всем, когда вернется.
Во время сборов Юсси извлек из чулана бутылку, в которой плескалось что-то похожее на обыкновенную воду. Он стал взбалтывать ее, и тут-то Антти и сообразил, что именно было в бутылке.
Когда им в свое время пришлось так дорого заплатить за мировую в деле Нийранена, они торжественно поклялись никогда впредь не употреблять спиртных напитков. И вот теперь ни тот, ни другой не захотел первым нарушить эту клятву.
Бутылка стояла на столе, и они тайком посматривали на нее. Их мысли кружились вокруг этой бутылки. Хотелось, чтоб кто-нибудь первый нарушил зарок. Оба они обдумывали, как бы так сделать, чтоб незаметно подбить на это друг друга. Юсси снова взболтнул бутылку и стал рассматривать ее, как бы соображая, куда девать это вино. И тогда Антти спросил его:
— А что, разве там еще осталось?
— Еще осталось… Полбутылки…
Немного помолчали. Но когда Антти показалось, что Юсси собирается убрать эту бутылку, он снова сказал:
— Неужели то самое вино, которое осталось после истории с Нийраненом?
На это Юсси уклончиво сказал:
— Ведь вот о чем я думаю — надо бы нам взять посуду, чтоб в Йоки купить вина для свадьбы. А тут, как назло, есть еще остатки того вина, которое подбило нас поколотить старика Нийранена.
Больше двадцати лет не дотрагивались они до этой бутылки. И вот теперь, впервые после печальной истории, прикоснулись к ней. Юсси поставил бутылку на стол. Мужчины поглядывали на нее, вспоминая былые времена. И тогда Антти сказал:
— Хорошая была драка. Что ни говори, а четыре коровы отдали за его ребра.
— Порядочная была сумятица. Такой уж ни разу не было после того, — вспоминал Ватанен.
Посматривая на бутылку, Юсси сказал:
— Придется купить вина для старика Хювяринена. Надо взять с собой посуду, чтоб зря не покупать новой. Только вот остались тут старые остаточки…
Через мгновенье он добавил:
— Куда бы нам девать эти остатки?
Антти колебался еще. Он было намекнул, но уж слишком осторожно:
— А верно, куда же это вино деть?
Долго они крутились друг перед другом. И так как дело ни на шаг не подвигалось вперед, Ватанен наконец взял на себя решение вопроса, сказав:
— Я так думаю, что перед отъездом можно его выпить, и тогда в этой пустой бутылке мы привезем вина на свадьбу.
Для вида Антти немного поломался, но потом сказал:
— Можно будет и выпить, если ты так хочешь этого… А вообще говоря, несколько глотков не превратят, конечно, умного человека в дурака.
— Ничего плохого не случится… Тут всего-то несколько капель! — твердо сказал Юсси.
И тут они не без осторожности выпили по одному глотку.
Кобыла бежала ленивой рысцой. Теперь Юсси принялся более подробно расспрашивать о своем деле:
— Значит, ты говоришь — шесть стогов ржи у Хювяринена?
— Шесть… А что, там осталось еще в бутылке?
— Есть еще.
Приятели выпили. И тут Юсси заинтересовался некоторыми подробностями сватовства. Он стал расспрашивать:
— А что, они тебя покормили?
— Хорошо покормили, — ответил Антти. Юсси расчувствовался и сказал:
— Любезные люди — вся эта семья Хювяринена…
— Да, они очень вежливые… А что, этот придорожный участок принадлежит Микко Нийранену?
Юсси этого не знал и потому не ответил. И помышляя о своем, спросил опять:
— Значит, говоришь, шесть стогов у Хювяринена… Ну, а насчет других дел вы не беседовали?
— Беседовали и о других делах… О поросятах Макконена я им рассказал, — сообщил Антти.
— С них-то и начал ты накручивать?
— С них начал… Кажется, там у нас в бутылке еще осталось?
Юсси вытащил из кармана бутылку, однако без удовольствия, так как не услышал от Антти самого важного — о тысяче марок приданого. И потому опять спросил:
— Ну, а кроме как о поросятах Макконена, вы ни о чем больше не говорили?
— Говорили о коровах… И даже, помнится, о твоей черной корове поговорили, — сообщил Антти.
Юсси спросил:
— А ты сказал, что она отелилась?
— Сказал… Гляди, не машет больше хвостом твоя лошаденка.
Юсси мрачно молчал. Антти мог бы теперь подолгу думать, прежде чем что-нибудь сказать. Однако вино и солнце утомили его так, что он не в силах был думать. И просто так, не думая, он сказал:
— Все-таки хорошее приданое дает Хювяринен своей дочери…
Это было радостное известие для Юсси. Он даже не стал больше расспрашивать, так как, видите ли, решил, что это было ему сказано по просьбе Хювяринена. Он развеселился и, протянув Антти бутылку, сказал:
— Подходящая девушка, эта Анна-Кайса, так сказать, для пожилого человека… А если еще старик дает хорошее приданое, так и вовсе раскаиваться не следует.
Антти зевнул. Хмель начал ударять ему в голову. А Юсси стал болтлив — вино и хорошее настроение способствовали этому. Теперь он даже не прочь был рассказать о некоторых своих сердечных тайнах…
Долго они так ехали, раза два начинали запевать, а потом Юсси вдруг стал исповедоваться:
— По правде сказать, в молодые годы подумывал я о Кайсе Кархутар… Но хозяйство мое в то время было не в порядке, а тут случайно я встретил мою покойную старуху, у которой было немало всякого добра, так: и решил — пусть эта Кайса Кархутар выходит за Макконена…
— Ах, вот о ком ты подумывал! — сказал Антти. Росинки слез показались на глазах Юсси от этого старого воспоминания. Смахнув их рукой, Юсси сказал:
— О ней, о ней я тогда подумывал… А ну-ка, выпьем еще, — прервал он вдруг себя, чтоб не расплакаться. И, выпив, он снова продолжал:
— Кайса Кархутар вышла замуж за Макконена, и люди говорят, что они теперь в Иски живут… пей еще.
И Антти выпил, и Юсси выпил. Вино стало рассеивать грустные мысли о старой любви. И Юсси воскликнул:
— Чертовски красивая девушка была Кархутар!.. А ну, попробуй только махнуть хвостом! — взревел он вдруг, рассердившись на свою кобылу. Ударив ее вожжами, он крикнул:
— Гей! Шибче беги!
— Только не мешай ей хвостом махать — в этом мире хватит места для ее хвоста, — сказал Антти и вдруг тоже гикнул: — Гей, красавица! Давай… Беги…
Лошадь побежала полной рысью. Ехали и по временам молча прикладывались к бутылке. Наконец Юсси хвастливо сказал:
— Пусть мне тысячу марок дадут за эту мою лошадь — и то я не расстанусь с ней… Скачи, дорогая. Давай крой, беги…
Полным ходом неслась теперь кобыла по крутому склону.
— Гей! — кричал Юсси.
— Гей, гей! — вторил ему Антти.
Когда лошадь пошла тише, Юсси стал бахвалиться:
— Ох, и ликовать же будет дочь Хювяринена, когда Юсси Ватанен повезет ее к пастору на этой лошади… Давай обними меня, Ихалайнен… Прижмись ко мне крепче…
— Гей, гей! — подхватил Антти.
Теперь они ехали обнявшись и все порывались петь. Антти спросил:
— Ты пьян?
— Нет…
— Ну, нет так нет… Тогда и я, значит, не пьян… Ге-гей!
— И-и-их! — орал Юсси и вожжами настегивал кобылу.
На дороге повстречался им один знакомый человек — Вилле Хуттунен. Он крикнул, остановив свою лошадь:
— Тпру-у… Эй, Ихалайнен… Ватанен… Куда вы направились?
Лошадь Юсси бежала, не останавливаясь. Хуттунен стал кричать вслед:
— Куда едете?
Помолвки еще не было, болтать об этом не хотелось, и поэтому Антти посоветовал Юсси:
— Скажи, что в Америку. Юсси крикнул:
— Ихалайнен едет в Америку. Я провожаю его… И, обернувшись к Хуттунену, снова крикнул:
— Но, может, и я дерну в Америку, если черт потянет меня!
Хуттунен стал причитать:
— Господи помилуй! Что же это случилось с Антти… В Америку решил ехать… Бросил дом и жену…
Он снова крикнул вслед:
— А где жена твоя, Ихалайнен? Антти сказал Юсси:
— Крикни ему, что я ее к черту бросил… Юсси крикнул:
— Ихалайнен разлюбил свою старую бабу! Он в Америке возьмет себе молодую…
— Кланяйся там в Липери! — крикнул Антти.
Вилле Хуттунен торопливо погнал свою лошадь. Не без радости подумал: «Ну, сейчас мне чашечку кофейку сварит старуха Варне за то, что я первый привезу ей такие новости».
Через некоторое время приятели встретили на дороге знакомого скорняка Кукконена, который ехал закупать овчину. Антти крикнул ему, показав рукой на себя и Юсси:
— Эй! Эти парни едут в Америку… Гони, Ватанен, торопись, а то опоздаем!
Скорняк долго смотрел им вслед. С удивлением думал, чего ради эти зажиточные хозяева поехали в Америку. Приятели поскакали дальше. Антти сказал:
— Неплохая у тебя беговая кобылка. Кажется, она от жеребца Риконена?
— Это его потомство. Гей, скачи, моя милая… Да, зажигательная игра — женитьба! — восторженно воскликнул Юсси.
Теперь лошадь бежала вскачь. Но тут расстегнулся ремень на брюхе лошади, пришлось остановить телегу.
И вот в тот момент, когда Юсси застегивал ремень, на дороге появился портной Тахво Кенонен.
Антти и Юсси с досадой посмотрели на него. Ведь Юсси знал, что Анна-Кайса когда-то была влюблена в портного, и Антти тоже знал, что Тахво был его соперником, когда он сватался к Анне-Лийсе. Тотчас мужчины приняли независимый вид.
Тахво подошел поближе, остановился у телеги и сказал:
— Кого я вижу! Ихалайнен и Ватанен.
— Что-то не помню я — это как будто Тахво Кенонен, — небрежно проговорил Юсси.
Кенонен сказал, что это именно так и что он направляется в Липери.
Тогда Ихалайнен спросил:
— Что, как всегда, пешком тащишься?
Вопрос был едкий, и Кенонен, слегка обидевшись, ответил:
— Напрасно гордишься своими лошадьми, Ихалайнен. Апостол Павел всегда пешком странствовал.
— А что несешь в своем узелочке? — с насмешкой спросил Антти.
Кенонен не без гордости ответил:
— Вот что я тебе скажу, Ихалайнен… В день Святой Марии пастор Юва произнес такую проповедь, что даже старуха Воутилайнен прослезилась… Заметь себе — пастор Юва был тогда одет в штаны, которые сшил ему Тахво Кенонен… А ты еще спрашиваешь — пешком ли странствует Кенонен.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
