Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Русская литература XIX века - Русская литература XIX века. 1801-1850: учебное пособие

ModernLib.Net / Языкознание / Леонид Павлович Кременцов / Русская литература XIX века. 1801-1850: учебное пособие - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Леонид Павлович Кременцов
Жанр: Языкознание
Серия: Русская литература XIX века

 

 


Сложные отношения у Крылова были с классицизмом. Формально он примыкал к «староверам» и входил в «Беседу любителей русского слова» адмирала А.С. Шишкова, чем, кстати, они немало гордились. Но, с другой стороны, Крылов – автор злой пародии на классицистов в повести «Каиб». К лозунгам и архаическим установкам «Беседы» он относился с полным равнодушием. Однако к бездарным виршам членов этого общества был беспощаден. Его басня «Дементьева уха» откровенно направлена против «сочинений» графа Хвостова. Крылов шёл своей дорогой, и это был путь к реализму, ярче всего проявивший себя в языке его произведений.

С 1808 г. основным поэтическим жанром у Крылова выступает басня. Когда его спросили, отчего он предпочел басни другим жанрам, последовал ответ: «Этот род понятен каждому: его читают и слуги, и дети».

В образах животных и вещей у Крылова без труда угадываются характерные типы людей и отношения между ними. В маленьких стихотворениях баснописец сумел создать исчерпывающе полные ситуации и характеры. Подчёркнутая условность жанра не мешала поэту откликаться на актуальные проблемы и события своего времени: отношения помещиков и крестьян («Листы и корни»), Отечественную войну 1812 года («Волк на псарне») и др.

Важнейшей чертой басен Крылова была их народность, что единодушно признавали его главной заслугой представители самых различных школ и течений. Н.В. Гоголь утверждал, что «звери у него мыслят и поступают слишком по-русски… всюду у него Русь и пахнет Русью». Это обстоятельство позволило Крылову занять достойное место в богатой мировой басенной традиции. Обращаясь к сюжетам и мотивам Эзопа, Лафонтена, Лессинга и других мастеров басенного жанра, он сумел сохранить неповторимость своей творческой индивидуальности.

Не менее важным и значительным достоинством крыловских басен является заключённая в них сила художественного обобщения, что особенно наглядно обнаруживается в произведениях, осмеивающих общечеловеческие слабости и пороки. Не случайно многие образные выражения баснописца по сей день бытуют в языке как пословицы и поговорки: «Ай, Моська, знать она сильна, что лает на слона», «У сильного всегда бессильный виноват», «А Васька слушает да ест», «А ларчик просто открывался», «Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку», «А вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь», «Слона-то я и не приметил», «Недаром говорится, что дело мастера боится» и многие-многие другие.

Басни Крылова содержат в себе сильный нравственный и эмоциональный заряд, который ещё усиливается благодаря их разговорной интонации и предельно простому языку.

Среди высоких художественных достоинств басен Крылова обращает на себя внимание ритмическое богатство и разнообразие его стиха. Он умел талантливо нарисовать стихом и прерывистую скачку обоза —

Пустился конь со всех четырёх ног

На-славу;

По камням, рытвинам, пошли толчки,

Скачки,

Левей, левей, и с возом – бух в канаву! —

и пожирающего свою добычу Кота, который «мурлыча и ворча, трудится над курчонком», и наглую ленивую свинью, которая «глаза продравши, встала и рылом подрывать у дуба корни стала», и неуклюжие движения медведя, оказывающего «услугу» Пустыннику: «…у друга на лбу подкарауля муху, // Что силы есть – хвать друга камнем в лоб!»

Басня, как правило, – сатирический жанр. У Крылова – широкий круг общественных ситуаций и типов, против которых обращена его сатира: «Лев на ловле», «Рыбья пляска», «Слон на воеводстве» и др. Недаром персонаж «Горя от ума» сетовал:

А если б между нами,

Был цензором назначен я,

На басни бы налег; ох! Басни, смерть моя!

Насмешки вечные над львами! над орлами!

Кто что ни говори, —

Хотя животные, а все-таки цари.

Но в художественном отношении с ними все же не сравнить произведения на общечеловеческие темы: «Лжец», «Стрекоза и муравей», «Ворона и лисица», «Слон и Моська» и др.

Популярность басен Крылова была необыкновенной во всех слоях русского общества. Если обычный тираж художественной книги в те годы составлял около двух тысяч экземпляров, то басни Крылова многократно переиздавались и пятитысячным тиражом.

Успех басен Крылова достойно оценил В.Г. Белинский: «Всякий человек, выражающий в искусстве жизнь народа… всякий такой человек, есть явление великое, потому что он своею жизнью выражает жизнь миллионов. Крылов принадлежит к числу таких людей. Он – баснописец, – но это ещё не важно; он поэт, но и это ещё не даёт патента на великость: он баснописец и поэт народный – вот в чём его великость… В этом же самом заключается и причина того, что все другие баснописцы, пользовавшиеся не меньшею Крылова известностью, теперь забыты, а некоторые даже пережили свою славу. Слава же Крылова все будет расти и пышнее расцветать до тех пор, пока не умолкнет звучный и богатый язык в устах великого и могучего народа русского».

Справедливость этой оценки очевидна и сегодня.


Литература

Коровин В.И. Поэт и мудрец. Книга о Крылове. М., 1996.

И.А. Крылов в воспоминаниях современников. М., 1982.

Степанов Н. Л. Крылов. Жизнь и творчество. М., 1958.

<p>Предромантизм</p>

В русской литературе начала XIX в. были сделаны попытки заявить о новом литературном направлении, дать ему имя. Но время шло. И ещё в середине 1810-х гг. П.А. Вяземский сетовал: «Романтизм как домовой, многие верят ему; убеждение есть, что он существует; но где его приметить, как обозначить его, как наткнуть на него палец?» Но слово было сказано, и романтизм быстро и надолго занял свое особое положение в русской словесности. По сию пору, впрочем, длятся споры о К.Н. Батюшкове. Кто он? «Чистый» романтик? Или «тянет» только на пред-романтика? Вряд ли подобный спор имеет какое-либо значение. Можно только с уверенностью утверждать, что именно поздний Батюшков много способствовал, вслед за В.А. Жуковским, укоренению романтизма в отечественной литературе.

<p>А.Ф. Мерзляков (1778–1830)</p>

Многогранная деятельность Алексея Фёдоровича Мерзлякова – поэта, переводчика, критика, педагога – связана с Московским университетом, который он окончил, а затем с 1804 по 1830 г. был его профессором.

Мерзляков активно участвовал в литературной жизни своего времени, сочувствуя «Вольному обществу любителей словесности, наук и художеств» и будучи членом «Дружеского литературного общества».

Талантливый критик, он являлся автором ряда статей и книг, таких, как «Рассуждения о российской словесности в нынешнем её состоянии» (1811), «Краткое начертание теории изящной словесности»(1822)и др.

Не принимая поэтики классицизма, Мерзляков в то же время скептически относился к романтической поэзии В.А. Жуковского. Его эстетические идеалы были связаны с античностью и древней русской литературой. Ему оказались близки героические и гражданские традиции в литературе. Известны его переводы из греческой и римской поэзии, оказавшие влияние на становление русской политической лирики.

Современниками оставлены свидетельства о популярности Мерзлякова-лектора. Среди его студентов были П.А. Вяземский, Ф.И. Тютчев, А.И. Полежаев, М.Ю. Лермонтов.

В истории русской поэзии Мерзляков остался одним из зачинателей подлинно народных, как бы теперь сказали, авторских песен, положив тем самым начало одной из важных традиций отечественного романтизма. Его стихотворения – «Среди долины ровныя», «Соловушко» и другие – были и остались широко известными и любимыми. В.Г Белинский хотя и считал его песни романсами на русский народный мотив, но поставил их выше песен А.И. Дельвига: «Мерзляков, по крайней мере, перенёс в свои русские песни русскую грусть-тоску, русское гореванье, от которого щемит сердце и захватывает дух!»

Наиболее авторитетным изданием сочинений Мерзлякова является книга «Стихотворения» (1958) со вступительной статьей Ю.М. Лотмана.

<p>Ф.Н. Глинка (1786–1880)</p>

Фёдор Николаевич Глинка родился в Смоленской губернии в культурной помещичьей семье. Закончив кадетский корпус, он в 1805–1806 гг. участвовал в войне с Наполеоном, затем вышел в отставку и занялся литературной деятельностью. Она была прервана Отечественной войной 1812 года. В рядах русской армии Глинка оставался и после победоносного освободительного шествия на Париж.

Он был членом декабристского «Союза Спасения», но на последнем этапе движения декабристов отошёл от него, что не спасло его от ссылки в Петрозаводск.

Глинка выступал как поэт, прозаик, драматург, публицист. Его «Письма русского офицера» высоко ценил Л.Н. Толстой, использовавший их в работе над «Войной и миром».

Самых ярких художественных достижений Глинка добился в лирической поэзии. С начала 1820-х гг. основной жанр его поэзии – элегическое переложение псалмов и библейских пророчеств, названный им «Опыты священной поэзии»: «Горе и благодать», «Блаженство праведного», «Призвание Исайи»:

Иди к народу, мой Пророк!

Вещай, труби слова Еговы!

Срывай с лукавых душ покровы

И громко обличай порок!

Иди к народу, мой Пророк!

Любовь к родине и вольнолюбие вдохновили поэта на создание стихотворений в духе поэтики А.Ф. Мерзлякова. Его лирику характеризуют народность, простота и высокий гражданский пафос. Многие произведения стали популярными народными песнями – «Вот мчится тройка удалая», «Город чудный, город древний», «Не слышно шуму городского». Последняя вошла в поэму А. Блока «Двенадцать».

<p>Н.И. Гнедич (1784–1833)</p>

В молодости Николай Иванович Гнедич был близок «Вольному обществу любите

лей словесности, наук и художеств». Его лирика этого времени носила соответственно гражданский, политический характер – стихотворения «Перуанец к испанцу», «Общежитие»:

Священный долг наш есть – для блага всех трудиться:

Как без подпор нельзя и винограду виться,

Так мы без помощи других не проживём;

Тот силу от подпор – мы от людей берём.

Всем вместе должно жить, всем вместе нам трудиться.

Гнушаться злом, добро любить

И радость из одной всем чаши пить:

Вот цель, с какою всяк из нас в сей мир родится.

В дальнейшем в эстетике Гнедича причудливо соединяется глубокий интерес к античности с чувствительными медитациями в романтическом духе. Примеры последних отыскиваются в многочисленных элегиях и идиллиях – «Скоротечность юности», «Грустно, грустно расставаться мне», «Осень»:

Сменяйтесь времена, катитесь в вечность годы!

Но некогда весна несменная сойдет!

Жив Бог, жива душа! и, царь земной природы,

Воскреснет человек: у Бога мёртвых нет!

Идиллия «Рыбаки», в которой поэт сочетает русский фольклор с гомеровской традицией, посвящена изображению народного быта.

Подобно большинству поэтов-современников, Гнедич много времени и сил отдавал переводам. Среди его удач – «Простонародные песни нынешних греков», переводы гомеровских гимнов, трагедий Расина и Вольтера, поэм и лирики Мильтона и Байрона и т. п.

Главным же делом жизни Гнедича стал перевод «Илиады», труд-подвиг, которому было отдано двадцать два года жизни (1807–1829).

Появление в печати этого перевода привлекло сочувственное внимание всего русского общества.

Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи;

Старца великого тень чую смущённой душой, —

писал А.С. Пушкин.

На могильном памятнике поэта – надпись: «Гнедичу, обогатившему русскую словесность переводом Гомера», – и цитата из этого перевода: «Речи из уст его вещих сладчайшие мёда лились».

<p>Д.В. Давыдов (1784–1839)</p>

В русской поэзии начала XIX в. известное место принадлежит так называемой лёгкой поэзии, воспевающей радости жизни. Её представителями были К.Н. Батюшков в начале своего творческого пути, Д.В. Давыдов, юный А.С. Пушкин, А.И. Дельвиг и некоторые члены «Арзамаса».

Имя Дениса Васильевича Давыдова овеяно легендарной славой. Поэт и воин, герой-партизан Отечественной войны 1812 года, он был широко известен и в России, и за границей.

Давыдов родился в Москве в семье кавалерийского офицера и сам избрал военную карьеру. Воинская храбрость, отличные военные способности, а с годами и большой военный опыт заметно выделяли его из среды товарищей по военной службе.

В поэзии Давыдова два основных направления: сатирическое и анакреонтическое. Язвительные басни и эпиграммы были направлены против высшей власти и снискали ему славу человека остроумного и смелого.

Герой его «гусарской лирики» отличается прямотой характера и презирает лесть. По оценке В.Г. Белинского, это «истинно русская душа – широкая, свежая, могучая, раскидистая».

Давыдов воспевал воинское мужество и дружеские пиры:

Я люблю кровавый бой,

Я рождён для службы царской!

Сабля, водка, конь гусарской,

С вами век мне золотой!

Кроме традиционных жанров – басен, элегий, посланий, од – Давыдов широко использовал песню. В ней особенно ярко выразился патриотический пафос его творчества. Его стихотворения обращали на себя внимание простотой языка и разговорной интонацией.

«Военные записки партизана», оставленные Давыдовым, являются ценным источником для изучения истории Отечественной войны 1812 года, в связи с чем к ним обращался Л.Н. Толстой.

<p>К.Н. Батюшков (1787–1855)</p>

Константин Николаевич Батюшков родился в дворянской семье в Вологде. В Петербурге получил филологическое образование. Он изучал языки – французский, немецкий, латинский, увлекался поэзией, вначале преимущественно античной. Культ античности царил в семье Батюшковых. Достаточно сказать, что его младший брат носил имя Помпей. Именно страсть ко всему античному лежала в основе его долгой и преданной дружбы с Гнедичем.

В 1803 г. в Министерстве народного просвещения, куда Батюшков поступил на службу, он встретился с единомышленниками и вскоре стал членом «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств». В это же время его стихи начали печататься в журналах.

Много времени поэт отдавал переводам из античных и западноевропейских поэтов. Особенной удачей был признан его перевод поэмы итальянского поэта Торкватто Тассо (1544–1595) «Освобождённый Иерусалим». В качестве вступления к переводу было предпослано оригинальное стихотворение Батюшкова «К Тассу» (1808). Судьбе и творчеству итальянского поэта он посвятил элегию «Умирающий Тасс» (1817).

В 1807 г. Батюшков поступил добровольцем в русскую армию, сражавшуюся с Наполеоном, был ранен и в 1810 г. вернулся к гражданской жизни.

В первых стихах Батюшкова сильны анакреонтические мотивы. Его мечта устремляется от печальной действительности к счастливым краям, к радости и гармонии. Поэт называет себя в это время «летописателем веселий и любви». Он пишет стихотворения «Совет друзьям», «Весёлый час», «Мои пенаты» и другие:

Мой друг! Скорей за счастьем

В путь жизни полетим;

Упьёмся сладострастьем

И смерть опередим;

Сорвём цветы украдкой

Под лезвием косы

И ленью жизни краткой

Продлим, продлим часы!

Однако «лёгкая» поэзия недолго владела его пером. Участвуя в литературной борьбе своего времени, Батюшков обнаруживает большое сатирическое дарование. Широкую известность получает его «Видение на берегах Леты», написанное в полемике с членами «Беседы любителей русского слова».

Второй военный эпизод в биографии поэта связан с событиями Отечественной войны 1812 года. Он сражался в битве под Лейпцигом и вместе с победившей русской армией вошёл в Париж. Военные впечатления нашли отражение в замечательном послании «К Дашкову»:

Мой друг! Я видел море зла

И неба мстительного кары:

Врагов неистовых дела,

Войну и гибельны пожары.

Я видел сонмы богачей,

Бегущих в рубищах из дранных,

Я видел бледных матерей,

Из милой родины изгнанных!..

Военные эпизоды описаны также в ряде стихотворений: «Переход русских войск через Неман 1 января 1813 года», «Переход через Рейн», «Пленный» и др.

Выйдя в 1815 г. в отставку, Батюшков всецело отдается литературной деятельности, и в 1817 г. выходит его известная книга – «Опыты в стихах и прозе». Читатель знакомится с популярным его стихотворением «Мой гений»:

О память сердца! Ты сильней

Рассудка памяти печальной

И часто сладостью своей

Меня в стране пленяешь дальной.

Я помню голос милых слов,

Я помню очи голубые,

Я помню локоны златые

Небрежно вьющихся власов.

Моей пастушки несравненной

Я помню весь наряд простой,

И образ милый, незабвенной

Повсюду странствует со мной.

Хранитель гений мой – любовью

В утеху дан разлуке он:

Засну ль? – приникнет к изголовью

И усладит печальный сон.

1815

Начиная еще с 1814 г., тон поэзии Батюшкова меняется. Все чаще в его стихах ощущаются глубоко пессимистические настроения. Трагическая судьба человека и особенно художника в обществе постоянно привлекает его внимание. Своебразным финалом его деятельности оказывается последнее стихотворение «Изречение Мельхиседека»:

Ты знаешь, что изрек,

Прощаясь с жизнью, седой Мельхиседек?

Рабом родится человек,

Рабом в могилу ляжет,

И смерть ему едва ли скажет,

Зачем он шел долиной чудной слез,

Страдал, рыдал, терпел, исчез.

По мере развития таланта Батюшкова романтические тенденции в его творчестве усиливались. Но его эстетика была иной, нежели у его собратьев по искусству. Он не разделял, в частности, увлечения В.А. Жуковского немецкой мистикой. Ему были ближе образцы ясной французской поэзии. Свою роль в творчестве сыграли психологические особенности его личности. Вот как обрисовал Батюшков свой словесный портрет: «Ему около тридцати лет. Он то здоров, очень здоров, то болен, при смерти болен. Сегодня беспечен, ветрен, как дитя; посмотришь завтра – ударился в мысли, в религию и стал мрачнее инока. Лицо у него точно доброе, как сердце, но столь же непостоянное. Он тонок, сух, бледен, как полотно. Он перенес три войны и на биваках был здоров, в покое – умирал! – он не охотник до чинов и крестов. А плакал, когда его обошли чином и не дали креста… В нем два человека… Оба человека живут в одном теле…» Поэт называл их чёрным и белым человеком. Белый писал оптимистические, радостные стихи, чёрный погружался в мрачные раздумья. Но оба, надо отдать должное Батюшкову, создавали подлинные шедевры, оказавшиеся этапными в русской поэзии. Такие стихи, писал ВТ. Белинский, «должны были поразить общее внимание как предвестие скорого переворота в русской поэзии. Это ещё не пушкинские стихи, но после них надо было ожидать не других каких-нибудь, а пушкинских… Так все готово было к явлению Пушкина; и, конечно, Батюшков много и много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился действительно. Одной этой заслуги со стороны Батюшкова достаточно, чтобы имя его произносилось в истории русской литературы с любовью и уважением».

Русский романтизм многим обязан Батюшкову. К примеру, разрабатывая традиционную для поэзии тех лет тему в стихотворении «Странствователь и домосед», он первым использовал столь популярный впоследствии у романтиков приём иронии:

Объехав свет кругом,

Спокойный домосед, перед моим камином

Сижу и думаю о том,

Как трудно быть своих привычек властелином;

Как трудно век дожить на родине своей

Тому кто в юности из края в край носился,

Всё видел, всё узнал, и что ж? Из-за морей

Ни лучше, ни умней

Под кров домашний воротился:

Поклонник суетным мечтам,

Он осужден искать… чего – не знает сам!

В последний период своего творчества Батюшков снова был занят переводами из античной поэзии. Но жизнь его уже была омрачена приступами тяжелейшей наследственной душевной болезни. Поездка на юг Италии, забота близких, лечение не помогли, и с 1822 г. болезнь полностью и навсегда выключает Батюшкова из общественной и литературной жизни.


Литература

Зуев ИМ. Константин Батюшков. М., 1997.

Касаткина В.Н. Предромантизм в русской лирике. К.Н. Батюшков,

Н.И. Гнедич. М., 1987.

Фридман Н.В. Поэзия Батюшкова. М., 1971.

<p>Романтизм</p>

Романтизм – понятие многозначное: умонастроение, проникнутое идеализацией действительности, мечтательной созерцательностью; художественный метод в литературе и искусстве, опирающийся главным образом на воображение автора, его интуицию, фантазию, мечту; литературное направление начала XIX в., провозглашавшее свободу общества и личности.

Русский романтизм как литературное направление опирался на два источника. Во-первых, на идеи Просвещения XVIII в., в том числе на некоторые компоненты классицизма и сентиментализма. Во-вторых, на западноевропейскую литературу, которая, благодаря активной деятельности поэтов-переводчиков В.А. Жуковского, К.Н. Батюшкова, Н.И. Гнедича и многих других, стала доступна широкому читателю и в начале века переживала бурный романтический расцвет (Байрон, Гофман и др.).

1820-30-е гг. в русской словесности оказались временем настоящего романтического взрыва. Новому направлению отдали дань все сколько-нибудь талантливые художники в русском искусстве, ибо романтизм охватил все его области – живопись, музыку, архитектуру, скульптуру. На однообразие, однако, и намёка не было. Перед творцами развернулось широкое поле деятельности – внутренний мир личности и конфликты антагонистов, ситуации русской истории, благо заканчивалась работа Н.М. Карамзина над «Историей государства Российского», щедрое и яркое поле русского фольклора.

За двадцать лет русская словесность создала выдающиеся шедевры, обогатившие мировую литературу. Более того, романтизм стал и остаётся мощным стимулом возникновения и развития русского реализма. «Евгений Онегин», «Мёртвые души», «Герой нашего времени» и многие другие сочинения того времени невозможно себе представить вне романтической ауры.

Обратимся к особенностям русского романтизма 1820-х годов. Условно среди произведений этого направления можно выделить сочинения психологического романтизма (Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Козлов и др.), философского романтизма (Жуковский, Пушкин, Веневитинов, В.Ф. Одоевский, Баратынский и др.), гражданского романтизма (Пушкин, Рылеев, Кюхельбекер, А.И. Одоевский, Лермонтов и др.).

Стоит ещё раз оговориться, что эта классификация носит весьма условный характер и не мешает поэту проявить себя не в одном каком-нибудь виде романтизма, а оставить заметные сочинения и в других. Тем более что художественные приёмы обычно не зависели от разновидности романтизма.

Так, в лирической поэзии романтики любили использовать приём оппозиции и антитезы. Из стихотворения в стихотворение кочевали такие оппозиции, как мундир и халат, домик – хижина – уголок и дворец – терем – чертог, венок и венец и т. п.

В конце концов эти слова приобрели значение символов, обозначающих определённый тип поведения, образ мыслей, мировосприятия: «И прежний сняв венок – они венец терновый // Увитый лаврами надели на него» (Лермонтов); «Там хижину свою поэт дворцом считает //И счастлив – он мечтает» (Батюшков); «На что чертог мне позлащенный? Простой укромный уголок…» (Жуковский). У А. Погорельского в «Послании к другу моему NN., военному человеку» сказано: «Ты весь засыпан в злате! // Сияет грудь звездой, // А я сижу в халате, // Любуюся собой». Н.М. Языков написал стихотворение-обращение – «К халату». П.А. Вяземский – «Прощание с халатом». Встречается халат и у Пушкина – «В.Л. Давыдову» (1821). Кстати, именно у Пушкина особенно удачно использована антитеза – стихотворение «Деревня» (1819).

Своеобразным манифестом романтической поэтики стало стихотворение В.А. Жуковского «Невыразимое»:

Что наш язык земной пред дивною природой?

С какой небрежною и лёгкою свободой

Она рассыпала повсюду красоту

И разновидное с единством согласила!

Но где какая кисть её изобразила?

Едва-едва одну её черту

С усилием поймать удастся вдохновенью…

Но льзя ли в мёртвое живое передать?

Кто мог создание в словах пересоздать?

Невыразимое подвластно ль выраженью?..

Святые таинства, лишь сердце знает вас.

Не часто ли в величественный час

Вечернего земли преображенья,

Когда душа смятенная полна

Пророчеством великого виденья

И в беспредельное унесена, —

Спирается в груди болезненное чувство,

Хотим прекрасное в полёте удержать,

Ненаречённому хотим названье дать —

И обессилено безмолвствует искусство?..

1819

Поэту не дано описать прекрасное. Его слово бессильно. Он может передать с помощью реминисценций и ассоциаций лишь свои впечатления, эмоции, ощущения, оценки увиденного и услышанного, используя для этого метафоры и передавая движение мысли чаще всего с помощью антитезы. Заслуга романтизма в том, что он открыл читателю целый мир глубоких психологических переживаний. Прошло десять лет, и другой поэт, Ф.И. Тютчев, призвал:

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои —

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звёзды в ночи, —

Любуйся ими – и молчи…

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи, —

Питайся ими – и молчи

1830

Жанром, который романтики чаще других использовали для своих психологических этюдов, была лирика – пейзажная, любовная, философская. Традиционные в русской словесности виды лирики – дружеское послание, идиллию, элегию – они преобразовали для своих нужд, обогатив их новой тематикой, используя новые художественные средства.

Видное место в русской словесности 1820-х гг. заняла лиро-эпическая романтическая поэма. В ней ведущее место, как правило, занимал портрет героя. Уже он указывал на определяющие черты его характера. Романтический герой был, как правило, человеком, непонятым окружающими, гордым, замкнутым и отчуждённым, личностью сильной, волевой, противопоставленной толпе. Внешность и одеяние выдавали его необычность, незаурядность. Любимая деталь портрета у романтиков – чело. Оно обычно печально, угрюмо либо равнодушно. Но под внешним спокойствием скрывается буря страстей. Благодаря этому контрасту глубоко раскрывается центральный конфликт поэмы, связанный с проблемами любви, смерти, свободы, страданий, несправедливости и т. п. В жанре русской романтической поэмы первой половины XIX в. более чем в каком-либо другом сказалось влияние Байрона. Этому жанру отдали дань Пушкин («Южные поэмы»), Баратынский («Эда», «Бал»), Рылеев («Войнаровский»), Козлов («Чернец»), Вельтман («Беглец»), Лермонтов («Мцыри») и др. Большинство из них использовали такое композиционное средство, как исповедь. Развернутый монолог героя вполне удовлетворял требованиям, которые жанр выдвигал перед художником. Судьба романтической поэмы сложилась счастливо: видоизменяясь, она дожила до наших дней.

В начале романтического этапа в словесности первой четверти XIX в. не меньшей популярностью пользовалась баллада. В ней с особой наглядностью обнаружилось пристрастие романтиков к устному народному творчеству. Баллады Жуковского «Лесной царь», «Светлана» – убедительное тому доказательство.

Романтизм сыграл выдающуюся, определяющую роль в эволюции русской словесности. Он оказал большое влияние на развитие русского литературного языка, обогатив его многочисленными изобразительно-выразительными средствами психологического характера. Он внёс в жанровую природу нашей литературы щедрое разнообразие, позволившее отразить практически все стороны русской жизни. Именно романтизму наши писатели обязаны удивительной гибкостью в проникновении в самые затаённые уголки души своих персонажей. Можно привести только один пример. Батюшков был первым, кто позволил себе иронию в адрес персонажа стихотворения «Странствователь и домосед». У Пушкина в «Руслане и Людмиле» ирония уже не просто обратила на себя внимание, но вызвала восторг читающей публики:

Вдали от милого, в неволе,

Зачем мне жить на свете боле?..

Не нужно мне твоих шатров,

Ни скучных песен, ни пиров —

Не стану есть, не буду слушать,

Умру среди твоих садов!»

Подумала – и стала кушать.

Достижения романтизма быстро становились достоянием всей русской словесности и много способствовали её движению вперёд. Через несколько лет тот же Пушкин вновь прибегает к иронии, но на этот раз во вполне серьезных целях. Он представляет читателю нового героя своего романа – Ленского:

Он из Германии туманной

Привёз учености плоды:

Вольнолюбивые мечты,

Дух пылкий и довольно странный,

Всегда восторженную речь

И кудри чёрные до плеч.

В этом случае читатель должен заметить и оценить двоеточие после слова плоды. Иначе автор своей цели не достигнет.

Так происходит то, что называется ироническим остранением конфликта.

Русский читатель учился читать.


  • Страницы:
    1, 2, 3