Не тратя времени на преамбулы, «Андрюша» с ходу приступает к инструктажу, адресуясь при этом исключительно ко мне. Очевидно, Маня здесь бывала неоднократно, успела заработать высокое доверие и ей инструктаж не требуется.

– Хранилище защищено от любого вида излучения. Даже если вам удастся после досмотра пронести на себе портативное передающее устройство, воспользоваться им будет невозможно, так что не стоит тратить на это время. Это понятно?

– Понятно.

– Внутри хранилища установлены камеры с высоким разрешением и безразмерным «зумом». То есть на мониторе можно будет рассмотреть каждую пору у вас на коже. Все время, что вы будете находиться в хранилище, каждое ваше движение будет контролироваться. Это понятно?

– Понятно.

– Вы здоровы?

– Да, слава богу, жаловаться пока не на что.

– Ну, это в самом деле – пока… Насморка нет?

– Никак нет.

– Хорошо. Перед входом надо будет тщательно высморкаться, при необходимости прополоскать нос или прочистить ватными палочками и попить воды. Затем вам выдадут спецодежду, перчатки, медицинские маски и специальные салфетки. Открытыми останутся только глаза. Если будут слезиться глаза, потеть кожа лица или свербить в носу, можно будет воспользоваться салфеткой. Любая попытка снять перчатки или спецодежду, расстегнуть, проникнуть под нее руками – будет расцениваться как нарушение, и это будет немедленно пресекаться. Это понятно?

– Эмм…

– Что непонятно?

– А что, обязательно будут слезиться глаза?

– Не обязательно. Но у большинства людей слезятся. Еще вопросы?

– Да нет, все понятно.

– В течение получаса, что вы будете находиться в хранилище, нельзя сморкаться и сплевывать. Если будет затрудненное дыхание, позволяется ненадолго приспустить маску, но при этом категорически запрещается подносить лицо близко к документу, намеренно дышать на документ, запотевая его, громко разговаривать во избежание брызг слюны на документ, а также капать потом лица на документ. Это понятно?

– Потом лица?!

– Так написано в инструкции. Что непонятно?

– Все понятно.

– Для просмотра будут доступны семь листов документа. На одной стороне листа – схема, вторая – чистая. Остальная часть документа будет зафиксирована двумя специальными зажимами. Попытка открыть зажим либо отогнуть листы за пределами зажима будет расцениваться как нарушение и немедленно пресекаться. Это понятно?

– Понятно.

– Документ не передвигать и не поднимать. В пределах диапазона, установленного зажимами, можно переворачивать листы Документа, держа строго посредине, вот в этом месте (тут же на схеме указано, в каком именно месте) без рывков, плавно и не торопясь.

– Любая попытка дергать и рвать будет расцениваться как нарушение и будет немедленно пресекаться, – умно вставил я. – Это понятно.

– Хорошо, – одобрительно кивнул «Андрюша». – Все, инструктаж окончен. Перед тем как войти в хранилище, придется пройти досмотр и сканирование, сдать всю аппаратуру, телефоны выключить и тоже сдать. Если вопросов и возражений нет – прошу следовать за мной…

Я так понял, что небольшое помещение, куда нас впустили после досмотра, сканирования и сдачи всего подряд, что не имело отношения к предмету посещения, – это вовсе не хранилище, а что-то вроде комнаты для ознакомления с документами. Хранилище – это то место, где что-то хранится, верно? А здесь был массивный стол, два стула, четыре камеры по углам под потолком и собственно документ: здоровенный альбом в коричневой дерматиновой обложке.

Когда «Андрюша» на инструктаже сказал про зажимы, я подумал, что это будут какие-нибудь латунные зажимы наподобие галстучных, только на порядок больше. В действительности вышло несколько иначе. Документ был намертво пришпилен к столу широкими кожаными ремнями с деревянными валиками, обернутыми шинельным сукном. В этой связи требование «не передвигать и не поднимать» показалось мне излишним: переместить альбом можно было только вместе со столом. А поскольку стол был монументально-неподъемным, переместить документ и вовсе не представлялось возможным. В массивной столешнице был вмонтирован неглубокий латунный желоб, в котором свободно «гулял» корешок переплета документа при переворачивании страниц: сам же альбом сидел как влитой, не сдвигался ни на миллиметр, и вообще, создавалось впечатление, что он прибит гвоздями. Как видите, тут все было продумано и сделано с умом.

Балахоны, в которые нас обрядили, были похожи на Л-1[1], только неразъемный и тряпичный. Грубая бесцветная ткань пахла каким-то неприятным дезинфектом, резинка на островерхом капюшоне была тугая, будучи заправлена под подбородок, неприятно давила на челюсти, а лямки с пряжками, которыми регулировался весь этот куклусклановский комплект, нарочно затягиваются сзади, так что насчет «проникнуть под спецодежду руками» не стоило даже и помышлять, ибо без посторонней помощи снять «спецодежду» нереально. То есть этот пункт в инструкции тоже можно было бы опустить.

Вступительный тест, пройденный мною при приеме в Службу, был детской забавой по сравнению с работой, ожидавшей меня в течение ближайшего получаса. В кабинете шефа было просто прекрасно: нормальная одежда, одиночество, мягкий дневной свет, отсутствие отвлекающих факторов – и вообще, полная свобода действий.

А здесь все получилось наоборот и с непременной добавкой «очень».

Очень мешали балахон и маска. Никогда не думал, что одежду можно ненавидеть: оказывается – да, можно, причем всеми фибрами души. В помещении было прохладно, но под балахоном я упрел буквально в течение первых трех минут и все то время, что мы там находились, потел, как в бане. Про тугую резинку капюшона уже говорил, так вот, резинки на маске были, по-моему, еще туже. При попытке «приспустить» маску (разрешили же ведь, вот и…) я едва не поранил нос, оказавшись при этом в роли жеребца, взнузданного неловким конюхом: вернуть все в первичное положение, будучи в перчатках из той же плотной грубой ткани, оказалось очень непросто, так что в дальнейшем я отказался от попыток бороться за право дышать так, как мне заблагорассудится.

Очень мешал свет. Как-то я смотрел передачу про библиотеку в одном знаменитом монастыре, обустроенную в строгом соответствии с древними канонами хранения рукописей, и хорошо запомнил, что для манускриптов наилучшим условием является кромешная тьма, а яркий свет является мощным разрушающим фактором. Недаром ведь монахи работали с рукописями в темных кельях при слабеньком огоньке свечи.

В помещении, где мы находились, освещение было явно избыточным и, на мой взгляд, совершенно нерациональным. Светло здесь было, как в солнечной пустыне, ближе к полудню, так что через несколько минут сидения за документом у меня начали слезиться глаза и возникло острое желание натянуть светозащитные очки (которые, как я подозреваю, сюда вряд ли разрешили бы пронести) или хотя бы залезть под стол – какая-никакая, а тень.

– Надо почаще моргать, – посоветовала архивно подкованная Маня, заметив мои мучения. – Так будет полегче…

Кстати, про Маню. Она тоже очень мешала. Вернее будет сказать так: она была самым мощным отвлекающим фактором. Мы сидели рядом, плечом к плечу, и сосредоточенно изучали одну страницу (вторая пустая). А Маня – не робот, она все время шевелилась, шумно дышала через маску, недовольно шикала на меня, когда я вроде бы без повода «гулял» по страницам, и… регулярно касалась меня бедром. И вот это волшебное прикосновение – даже через штанину и грубую ткань балахона – оно обжигало меня, ошпаривало мою неустойчивую душонку кипящим молоком всепобеждающего желания и походя уничтожало любые попытки сосредоточиться.

Помнится, наш полковой врач, привозя в очередной раз солдат-залетчиков из близлежащего КВД (не путать с КВЖД – это совсем другое заведение, без рельсов и шпал), в сердцах приговаривал: если Янь в голове, медицина бессильна. Я всегда полагал, что это такая тупая солдафонская шутка, а теперь понял: ребята, это правда! Кроме того, как очевидец, соучастник и одновременно пострадавший могу добавить штрих к клинической картине: «Если он таки там (Янь) – логика и здравый смысл в панике отступают».

В общем, это была не работа, а сплошное мучение.

Кстати, да: надо бы сказать пару слов, зачем, вообще, я здесь сейчас сижу и страдаю на ровном месте в не совсем типичном для меня историко-архивном аспекте.

Не буду терзать вас намеками и загадочными отсылками, скажу все как есть: мы с Маней смотрим альбом схем одного из самых важных государственных учреждений страны. Шеф хочет составить детальную карту-схему подземных коммуникаций этого учреждения, а также схемы некоторых учреждений схожего профиля. Причем интересуют его не современные коммуникации, а в первую очередь те, что относятся к разряду «исторички», в настоящий момент не используются, и большинство которых по ряду причин не нанесены на планы и схемы разных эпох. Задача такая: собрать по максимуму весь массив данных по этой теме, зарисовать все, что есть, и методом логического анализа выявить недостающие фрагменты схем. Звучит просто, а вот как это будет на практике, не знаю, я тут недавно, и вообще, вот это вечернее посещение архива – первый шаг в данном направлении.

Учитывая, чья именно инициатива – создание нашей Службы, нетрудно догадаться, кому, собственно, нужны эти схемы. А вот уже для чего они нужны, я вам не скажу, но не потому, что вредный, а просто пока что сам понятия не имею. Знаете, наши небожители – они как-то не спешат делиться сокровенным с рядовыми исполнителями своих прихотей и капризов, так что пока порадовать нечем. Но вы не волнуйтесь, я держу руку на пульсе, и если что-то прояснится, немедля вам доложу.

Так вот, кто-то из Верхних хочет собрать воедино отдельные части мозаики, а кто-то, напротив, не желает, чтобы они собирались. Поэтому нам и приходится идти на такого рода ухищрения. Я ведь не просто так тут сижу, альбомчик листаю, походя млея от Маниного присутствия. Мне нужно постараться запомнить все, что я вижу в документе, а затем по памяти зарисовать схемы. Можете себе представить, насколько все было бы проще при наличии прямого распоряжения с самого верха: семь снимков – и никаких проблем…

Итак, схемы были весьма насыщенными, в голове бесчинствовал буйный антипод Инь, и единственное, до чего я сумел додуматься в первую треть отпущенного нам времени: все семь страниц за один присест мне не потянуть. С такой задачей я не справился бы и в идеальной обстановке: без Мани, в привычной одежде, при нормальном освещении и даже впятеро большем временном запасе. Подозреваю, что таскаться сюда нам придется не один раз, и самое полезное, что я могу сделать в рамках этого сеанса: сосредоточиться на первой странице.

Осененный столь важным умозаключением, я прекратил бестолково гонять страницы туда-обратно, вернулся к первой и попробовал сосредоточиться. Ну и получилось это из рук вон: если с балахоном, светом и маской можно было как-то совладать на психо-физиологическом уровне, «включив» стойкость и слабое подобие служебного долга, то с Маниным присутствием бороться было крайне сложно. Не та, знаете ли, квалификация: инстинктам – миллион лет, а системному логическому мышлению – не более десяти тысяч.

Немного поборовшись с инстинктами, я быстро понял, что противник попался весьма серьезный, и слегка запаниковал: у меня даже возникло желание попросить Маню уйти. Однако я вовремя одумался и не стал этого делать. Маня здесь отнюдь не для вечернего променаду, она работает дублером: рисовать не умеет, но с памятью у нее полный порядок, так что если я где-то что-то упущу, можно потом надеяться на ее подсказку. Кроме того, это ведь очень непрофессионально: как-то совсем не хочется с ходу получить репутацию озабоченного маньяка, не способного обуздать свою похотливую сущность в такой тяжелый и ответственный момент.

Погодите… А вы что, тоже так подумали? Нет-нет, я не такой! Вообще, для меня это редкость: в норме я вожделею с художественной ленцой и даже некоторой снисходительностью, ибо в круге моего общения немало весьма привлекательных особей противоположного пола: смерть от одиночества мне явно не грозит.

Просто с Маней получилось какое-то КЗ (короткое замыкание – я на новом месте службы уже привык ко всем явлениям подбирать аббревиатуру): раз! Проскочила незримая искорка, и все воспламенилось – и даже без какого-либо катализатора…

Пытаясь взять себя в руки, я вскоре отказался от стандартной методики прямолинейного отрицания (увы, у меня она сейчас работала с точностью до наоборот, примерно в таком вот аспекте: «если Маня работе мешает – ну ее в дуппэ… такую работу!» и попробовал предметное абстрагирование.

Так… Вот у нас камеры по углам. А сказано было, что здесь не будет функционировать никакая аппаратура, даже если и удастся протащить. Но если камеры работают, значит и иная аппаратура тоже может, верно? А если, допустим, в контактную линзу вмонтировать суперсовременную камеру… И, допустим, Мане вставить… Эмм… Вставить – это прекрасно, но… Гхм-кхм… Нет-нет, я имею в виду – линзы вставить и ничего более… Угу… Угу… Хотя у нее и без линз глазищи – бездонно-голубые, как майское небо над Родиной. И ресницы такие пушистые, как взмахнет – под ложечкой так сладко замирает…

Тпррр!!! Стоять, мистер Янь, нам не туда, надо думать в другую сторону.

Эмм… А! Стулья здесь просто ужасные. Вот это факт. Тяжелые, старые, лишенные современной офисной округлости, и вообще, крайне неудобные во всех смыслах: одним словом – казенные. Сидючи на таком стуле не удается ни на секунду забыть, что ты в Учреждении. Угу… Должно быть, лобзаться на таком стуле очень неудобно… И все, что следует после «лобзаться», – тоже, это тебе не мягкие сиденья кинотеатра…

О боже, опять не в ту сторону!

Нет, тут нужно что-то радикальное. Например… Например, думать о Мане что-то очень плохое. Чтобы отвращало и отталкивало. Что там у нас отвращает творческую личность с крайне сложным и многогранным внутренним устройством (это я себя таким вижу) и некоторой склонностью к эстетствующему эгоизму?

Большая неблагополучная семья. Вот это мне бы точно не понравилось. Допустим, мы с Маней поженились… Да-да, не надо делать круглые глаза: это ерунда, что мы знакомы всего лишь пять дней, видимся сегодня второй раз и до сих пор на «Вы» – вот именно сейчас, сию минуту, я готов немедля жениться… Мрр… Со всеми вытекающими… Причем на соблюдении хронологии настаивать не буду: вольготная перестановка сценарных элементов вполне приветствуется. Сначала, допустим – таинство, три раза подряд, а фата-цветы-кольца и стол на триста персон – позже… а может – значительно позже, и уже не на триста, а на сто… или даже на пятьдесят… И вообще, что за пережитки: достаточно просто регистрации…

Однако не в этом дело. Вот мы поженились, вожделенная богиня-Маня благосклонно подарила мне пятерых детей-погодков, помогать нам некому, на лейтенантскую зарплату и одному-то не прожить – а удастся ли удержаться здесь, на новом месте службы, это еще бабушка надвое сказала. Памперсы, сопливчики, пеленки, отрыжки-ховеняшки, сопутствующее амбре, хоровые вопли голодных чад, визгливое Манино соло «добывай деньги, проклятый лузер, мне детей кормить нечем!!!», мы продаем Манину квартиру (мою нельзя, хозяин – дядя, и это очень кстати), вся толпа переезжает ко мне: и Манин папашка – сумасшедший буйный алкаш, и мамашка – старая чесоточная стерва, и припадошный братец-мастурбатец с врожденным косоглазием и хроническим псориазом, и их старая линяющая собачатина с гигантским солитером и мокнущим лишаем…. Так, стоп: почему сумасшедший, чесоточная, припадошный и так далее по списку – я ведь совершенно ничего не знаю про Манину семью?! Ну да ничего, пусть будут такие: этак гораздо нагляднее.

Да, вот это уже лучше. Уже чувствую конструктив. Обжигающее прикосновение Маниного бедра уже не воспринимается сугубо на уровне инстинкта, а где-то даже анализируется… Бедро… Бедрышко… Это ведь уже как бы курятина… Синюшная такая, бройлерная, с мутогенами, в подсобке злые проходимцы в нее солеными шприцами тыкают, а мы потом жрем отраву… Да, это неплохо… Бедро… Бедросович… А это вообще – такой большущий волосатый мужлан, специализирующийся на избиении неугодных дам и на досуге поющий преимущественно под фонограмму! Ну что, разве это уже не «Брр!!! и «Бози-мой!!!»? И тут же закономерно, сам собой возникает вопрос: послушайте, богиня… А с какой целью, вообще, осуществляете вот эти воспламеняющие касания? Вы во что пытаетесь вовлечь бедного лейтенанта?! Вы что же это, гадина такая, делаете?!!

Вот на этой конструктивной ноте я практически овладел своими чувствами и наконец-то сконцентрировался на схеме. Слава богу – получилось, а то ведь чуть было не провалил задание.

Увы, увы, овладение чувствами случилось слишком поздно: я с грехом пополам успел впитать общие контуры схемы и только начал углубляться в детали – и тут наше время истекло.

– Время, – скомандовал «Андрюша», возникая в дверном проеме. – Попрошу на выход…

Да уж, нехорошо получилось. Непрофессионально.

Маня пошла в «дамскую» приводить себя в порядок, а я присел на скамейку в вестибюле и стал ждать. Несмотря на явно неудачный рабочий сеанс, настроение было великолепное: избавившись от уродского балахона с маской и получив назад свои вещи, а также возможность нормально двигаться и дышать, я тотчас же обрел прекрасное расположение духа и немедля забыл о недавнем конфликте с беспардонным Янем.

Каюсь, повод для розового настроения был непристойный, но вполне понятный любому мужчине. Дело в том, что сейчас нам с Маней нужно как можно быстрее нарисовать схему: пока свежи впечатления и детали не стерлись из памяти. Накануне мы не определились, где именно будем этим заниматься, но выбор здесь весьма невелик: либо у нее, либо у меня. Причем у меня во всех отношениях удобнее: я некоторым образом одинокий художник и в моей берлоге для этого дела все оборудовано. В смысле, для художеств. Ну а там, в процессе… Гхм-кхм…

Размышляя таким образом в унисон с одобрительным Яньским замиранием под ложечкой, я включил свой телефон и машинально проверил список последних звонков. За то время, что я был в «отключке», меня пятикратно домогался какой-то неведомый мне Redneck: от него поступило четыре звонка и одно SMS.

«Включи трубу, идиот!!!!!!!!!!!!!» – вот таков был текст. Количество восклицательных знаков привожу в подлиннике.

Я философски хмыкнул: у абонента проблемы с логикой (этот страстный призыв я могу прочесть лишь после включения «трубы»), он невменяем от бурления эмоций либо уже крепко пьян – и что характерно, примерно половина моих знакомых вполне способна на такого рода эксцессы. Я знаком со многими творческими личностями, а эти самые творческие – они по большей части существа взбалмошные, капризные и непредсказуемые.

Пока я лениво раздумывал, кто бы это мог быть, Redneck позвонил еще разок. Обычно я не поощряю внезапные вечерние истерики, но сейчас у меня было прекрасное настроение, так что нетерпеливый абонент наконец-то получил возможность высказаться.

– Где тебя черти носят? – пролаял телефон раскатистым ржавым басом, пропущенным через какой-то нехитрый преобразователь речи. – Почему трубу не берешь?

– Да я тут заходил кое-куда… Пришлось выключить…

– А, так вы еще там? Это уже лучше! Ты меня узнал?

– Эмм… Ну, в общем…

Узнать в таком виде голос было невозможно, но, судя по стилю, это был Юра Бойко. Единственно, что смущало: позывной Redneck. Для Юры, скажу я вам, это было несколько замысловато. Впрочем, если предположить, что мои коллеги сейчас торчат в фетиш-баре «Урбан-трава», а у пулеметчика Ганса внезапно появился трофейный аппарат для искажения голоса – тогда запросто. В этом случае возможно все, от Сиддхартхи до семьдесят четвертой реинкарнации Ебедень-Мумбая, поскольку завсегдатаи этого славного заведения в основной массе люди вычурные и вполне себе замысловатые.

– Ладно, некогда! – не дождавшись ответа, пророкотал Железный Дровосек в моей «трубе». – Узнал – молчи, нас могут слушать! Не узнал – так слушай. Внимательно слушай, понял? Ты слушаешь?

– Да-да, я слушаю.

– Есть вариант, что тебя в любой момент могут «принять». Понял, об чем я, да?

– «Принять»?

– В смысле – забрать, задержать, арестовать!

– Не понял… – опешил я. – За что?!

– За все хорошее!

– Ничего не понял… Откуда информация?

– Ниоткуда. Это пока всего лишь гипотеза. Но! Гипотеза вполне выверенная, логически едва ли ни безупречная и опирающаяся на весьма веские основания. Тебе все понятно?

Нет, это явно не Юрин стиль. Разве что он читает по бумажке или за кем-то повторяет.

– Алекс – Юстасу! Ты меня слушаешь?

– Да-да, я слушаю.

– Ты с дамой?

– Да, она сейчас выйдет…

– Машина есть?

– Нет.

– А у дамы?

– Тоже нет. Мы на такси приехали.

– Понял. Прямо щас вызывай такси. Пока не приедет – не выходите. Как приедет, быстро выскочили, посадил даму, сел сам, и как поедет, сразу выскочил, на ходу – и через улицу, в ближайший двор, ноги в руки и бегом! Ты понял? Бегом! Если нет никого – хорошо, просто пробежишься. Если есть – сам увидишь. Когда оторвешься, убедишься, что сбросил «хвост», перезвонишь мне. Ты понял?

– Эмм…

– Молодец! Еще раз: если никаких признаков – отправляй даму, уходи дворами, проверяйся. Если засек «хвост» – бросай даму, ноги в руки и – во все лопатки. Когда оторвешься, перезвони мне. Все, давай. Удачи.

Черт-те что. Ничего не понял… Решительно ничего! Если это за недавние «художества» в составе команды, то я там был везде под номером «шесть» и сугубо на подхвате. Так что, по логике, в списке кандидатов на арест я на самом последнем месте. Если за незаконный допуск к документу – так это ведь только что было, согласитесь, трудно поверить, что в Системе, где я с недавних пор работаю, с такой скоростью делаются оргвыводы.

Накоротке посомневавшись и не найдя достаточных оснований для реального беспокойства, я пришел к выводу, что это очередной розыгрыш моих подгулявших коллег, беззлобно чертыхнулся и набрал номер такси. Если это и розыгрыш, то совет насчет такси вполне дельный: дама моя появится с минуты на минуту, так что можно вызывать.

Вскоре вышла Маня, и мы направились к выходу. Пока шли через вестибюль, я лихорадочно обдумывал, как преподнести свежую информацию от Железного Дровосека, и вообще, стоит ли об этом говорить. Если это розыгрыш, я буду выглядеть полным идиотом.

Уже у самого выхода, возле стойки секьюрити я наконец-то принял решение и мужественно открыл рот: но тут Маня неожиданно взяла инициативу в свои руки:

– Возьмем такси или прогуляемся?

– Прогуляемся куда?

– Ко мне. Это в трех кварталах отсюда.

– Эмм… Даже и не знаю, удобно ли…

– Удобно, удобно! Родители привыкли: я частенько беру работу на дом.

– У нас тут намечается небольшая проблема, – в этот момент мы дошли до дверей, Маня потянулась к ручке, и я мягко, но решительно остановил ее. – Надо немного подождать.

– Что за проблема? – удивилась Маня. – Чего ждать?

– Понимаешь…

– «Те», – строго поправила меня Маня.

– «Те»? Какие – «те»?

– «Понимае-те». Мы на «вы».

– Ой, да – забыл, простите ради бога. Понимаете… Эмм… даже и не знаю, как вам это сказать…

– Говорите как есть, только побыстрее. Я не намерена торчать тут весь вечер: у нас работы невпроворот.

Прыгая с пятого на десятое, я быстро посвятил Маню в курс дела. Поначалу была мысль изобразить какой-нибудь замысловатый финт, но подавляемый взыскательным взором своей напарницы я не стал ничего ретушировать и выдал обе версии.

– То есть это может быть и розыгрыш?

– Ну, в общем…

– То есть ваши друзья – алкоголики? – произнося это, Маня так презрительно скривилась, что мне невольно стало не по себе. – И они, ко всему прочему, постоянно ошиваются в барах с извращенцами?!

– Нет-нет, вы неправильно поняли! В данном случае «фетиш-бар» – это своего рода костюмированный клуб, туда приходят люди в разнообразных приключенческих одеяниях: пыльниках, комбинезонах, фаллаутских косухах и кожаных доспехах, во множестве разновидностей «химзы» и противогазах…

– В противогазах? То есть там еще и сумасшедшие бывают?!

– О, боже… Маня, вы что, никогда не…

– Марья Ивановна, – непримиримо отрезала Маня. – И – да, я никогда по таким извращенским местам не хожу. Не так воспитана, знаете ли.

В этот момент мне позвонила диспетчерша такси: машина на месте, почему не выходите?

– Да-да, уже выходим! Уже… Итак, Марья Ивановна: мы не знаем, розыгрыш это или нет. Мы не знаем, кто это звонил: тут возможны любые варианты, от последнего арбатского портретиста до нашего шефа…

– Нет, вот это невозможно, – решительно возразила Маня. – Владимир Аркадьевич, конечно, большой оригинал, но такими вещами он не будет заниматься никогда в жизни! Никогда, слышите?

– Хорошо, нет – так нет. Но в любом случае сейчас мы должны быть готовы ко всему. Так что не удивляйтесь ничему и внимательно слушайте мои команды…

– С чего бы это вдруг? – боевито подбоченилась Маня. – Кто вам сказал, что вы тут главный? Вас что, специальным приказом назначили?

– Никто меня не назначал, – вот тут-то вроде бы непобедимый Янь слег в стационар, а у изголовья госпитальной койки тотчас же замаячила злость на вредную упрямицу: – Но сейчас, вполне возможно, нас будут убивать или арестовывать! А поскольку я – мужчина и офицер…

– Убивать?! – Манины глаза сделались размером с блюдце. – С чего вы…

– Марья Ивановна, я сам очень надеюсь, что это всего лишь розыгрыш, – с металлом в голосе закончил я. – Но если это не так… будьте внимательны и слушайте мои команды. Все, выходим…

Покинув архив, мы тотчас же угодили в ласковые объятия последнего апрельского вечера, который вел себя по-июньски непристойно. Этот вечер-чародей лукаво подмигивал мягкими огоньками фонарей, изливался доносившейся откуда-то неподалеку лирической мелодией и бесцеремонно трогал наши разгоряченные лицам теплыми лапами влажного ветра, весьма кстати набежавшего с набережной. Этот вечер-сводник наперебой дул в оба уха: зря вы такие официальные, ребята, ну-ка, быстренько закрывайте больничный Яню, возьмите друг друга за руки, и – вперед…

Очень может быть, что вызвав такси, я совершил глупость. Очень может быть, что в предложении прогуляться крылось нечто большее, чем просто пройти пешком три квартала. По такому роскошному туманному вечеру прогулка под ручку может длиться вечность, и в итоге можно догуляться до самых непредсказуемых результатов.

Увы, увы – вон стоит такси, призывно светит оранжевыми шашечками на крыше…

А спереди по курсу, метрах в пятнадцати, мирно дремлет большой темный хищник – внедорожник с включенными габаритами. И что-то мне этот внедорожник не нравится. Даже и не знаю, в чем тут дело, но… Веет от него какой-то странной враждебностью, причем не спонтанной, а где-то даже целенаправленной, что ли…

– Надо поторопиться, – я ухватил Маню под руку и быстро повлек к такси.

– Это команда? – ехидно уточнил Маня. – Которую надо слушать внимательно?

Я стоически проигнорировал выпад. Мы приблизились к такси, водитель включил в салоне свет, открыл заднюю дверцу, и Маня уже начала садиться… В этот момент внедорожник, стоящий спереди, распахнул дверцы и выпустил на волю два темных силуэта, один из которых официальным баритоном изрек:

– Александр Иванович! Как отправите девушку, подойдите сюда, разговор есть.

– Ой… – тихо пискнула Маня. – Это..

Да, Маня, это не розыгрыш!

Несколько мгновений я боролся со столбняком, сковавшим все мои члены (для крепко продвинутых – я имею в виду руки и ноги) и пытался принять решение по ситуации.

Значит, «разговор есть»? Баритонский призыв не содержал угрозы, но в свете полученного предупреждения звучал вполне зловеще.

Нет-нет, увольте, я не собираюсь ни с кем разговаривать! Меня на это никто не уполномочивал.

Определившись таким образом, я глубоко вдохнул, бесцеремонно выдернул Маню из такси, и мы во всю прыть припустили через проезжую часть.

– Эй, вы куда? – баритон тотчас же утратил официальность. – А ну стоять!

Проспект перед архивом неширок, но движение здесь довольно интенсивное: пока мы с Маней пересекали проезжую часть, нас дважды чуть не задавили. Очевидно, любители вечерних разговоров не ожидали от нас такой прыти: силуэты нырнули обратно во внедорожник, который резво взял с места и попробовал развернуться. Однако транспортный поток не позволил нашим преследователям осуществить маневр – когда мы с Маней уже вбегали под арку первого попавшегося двора, я краем глаза отметил, что внедорожник вернулся на исходную и вновь выплюнул темные силуэты, на этот раз аж четыре штуки – которые побежали через проспект вслед за нами.

– Живее, живее!!!

– Не могу живее! – пожаловалась Маня. – Каблуки мешают…

Да, будь я в одиночестве, при наличии такой форы давно бы уже оторвался.

Двор, по счастью, оказался не тупиковым: быстро миновав его, мы выбежали на параллельную улицу.

– Нам нужно людное место, чтобы затеряться. Есть соображения?

– Да… давай… направо, – тяжело дыша, выпалила Маня. – Там… универмаг… «Дряблый Гик»… большущий…

Ну вот, уже неплохо! Уже на «ты» и совсем без официоза. Сейчас бы еще стряхнуть «хвост», и можно считать, что вечер удался.

До «Гика» мы «доцокали» за считанные секунды (здесь были какие-то хитрые плиты с резонансом, так что Манины каблучки выбивали отчетливую, звонкую мелодию, слышимую, по-моему, за три квартала), но все же не так быстро, как следовало. Вбегая в гостеприимно распахнувшиеся автоматические двери, я краем глаза заметил, что из подворотни, которая нас только что выпустила, показались бегущие силуэты. Именно бегущие: они не толпились бестолково на месте, как это случается, когда гончие теряют след, не озирались, а целенаправленно припустили за нами.