ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

К тому времени, когда Бет окончательно окрепла, в Тордендале стояла глубокая зима. Первые снегопады не могли сравниться с более поздними заносами – высота снежного покрова достигала нескольких футов, арктический мороз превратил водопады в застывшие сооружения необычайной красоты, тончайшей и причудливой формы. Озеро замерзло еще не полностью, хотя лед уже сковал его ближе к берегам. В день, когда Бет должна была снова перебраться в Дом у Черного Залива, пароход отправлялся в последний рейс, следующий ожидался только весной.

Анна проводила Бет по дорожке, расчищенной среди сугробов. В доме было тепло – слуги постарались протопить перед ее приходом. Бет понравились картины Анны – у кузины был незаурядный талант, хотя в написанных ею пейзажах почему-то почти отсутствовала перспектива; было в этих работах что-то неуловимо странное, что Бет не могла выразить словами. На всех картинах были изображены виды Тордендаля, больше в осеннее время, когда Анна находилась в Доме у Черного Залива одна, хотя несколько холстов представляли долину в период первых снегопадов.

– Не стану притворяться, что испытываю большую радость от вашего возвращения – ведь мне придется освободить помещение, – холодно сказала Анна, запаковывая тюбики с краской и кисти. – Для студии дом подходит как нельзя лучше. Но Пауль оборудовал для меня чердак – поставил туда лампу, сделал печь, так что я смогу работать, никого не беспокоя.

Это было компромиссное решение. Бет не присутствовала при разговоре Пауля и Анны, но знала, что кузина впала в ярость, когда узнала о возвращении Бет в старый дом. Какие именно слова тогда говорил ей Пауль, Бет не знала, но подозревала, что он признался в своем чувстве к ней, Бет, потому что Анна замкнулась и была печальна. Бет уже давно замечала эту перемену в поведении Анны: очевидно, кузина сделала нелестные для себя выводы, ибо влюбленным удается скрывать чувства друг от друга, но не от посторонних, особенно если они наблюдательны. Сердце Бет переполняла жалость к Анне – кузина убедила себя в том, что Пауль принадлежит ей и только ей, но эту тему Бет предпочитала не затрагивать, пока Анна не сочтет нужным обсудить создавшееся положение. Анна же молчала. Иногда Бет казалось, что чувство Анны к Паулю есть не что иное, как детское поклонение героической личности, что в душе она осталась подростком, что умственное и нравственное развитие было приостановлено заточением в клинику, где ее общение ограничивалось душевнобольными людьми.

– Я помогу вам перенести вещи на чердак, – предложила Бет.

Анна приняла это как должное, не выразив благодарности:

– Тогда возьмите этот ящик с красками и папку.

Бет умудрилась взять обе вещи и стала подниматься по лестнице, Анна следовала за ней. Поставив ящик и папку на последнюю ступеньку. Бет вставила ключ в замок.

– Осторожно! – Предупреждение донеслось снизу. Обе в испуге оглянулись, Анна выронила мольберт, он загрохотал вниз по ступенькам. Около лестницы, ведущей на галерею, стояла Зигрид, тепло закутанная, бледное лицо ее было напряжено.

– Что тебе нужно? – резко спросила Анна.

– Мои слова относились к Бет, но можешь принять их и на свой счет, – Зигрид стала подниматься. Дойдя до середины лестницы, она остановилась, тяжело дыша, и обратилась к Бет:

– Так это правда? Вы возвращаетесь в этот проклятый дом, а Анна устроила студию на чердаке?

Анна ответила первая:

– Убирайся в свой Холстейнгаард! Мы вправе делать здесь все, что хотим, тебя это не касается.

– Я обязана предупредить несчастье! – в ярости крикнула Зигрид. – Мне кажется, что Бет задумала самоубийство, в которое втянет всех нас.

– Как некогда Джина? – процедила Анна сквозь зубы. – Тебя устраивала смерть сестры и еще больше устроит, если Бет последует за ней.

Зигрид позеленела от злости. Прижав к губам сжатый кулак, она бросилась бежать прочь от дома. Анна устало прислонилась к стене.

– Она ненавидит меня, – прошептала она. – Всегда ненавидела… – Анна с трудом оторвалась от стены. – Положите, пожалуйста, мои вещи на чердаке. Я иду в Нилсгаард.

Бет сделала, как просила Анна, и снова задумалась над странной особенностью ее картин, но объяснение не приходило. Она оглядела чердак. Новая печь поблескивала в углу, излучая тепло. Рядом лежали аккуратно сложенные поленья. Треснувшие стекла в дальнем окне были заменены и теперь давали больше света. Для того, кто не обращал внимания на все еще ощущавшуюся кое-где гнетущую атмосферу, это была отличная студия. Но сама Бет не смогла бы работать здесь.

Бет трудилась за своим столом, когда пришел Пауль. Он был в дорожном костюме, и Бет почувствовала острый приступ одиночества, словно они уже расстались.

– Должен ехать в Кристианию по очень важному и срочному делу, – сказал он грустно. – Пароход отчаливает через двадцать минут, у меня мало времени. Анна сказала, что здесь была Зигрид и угрожала. Это правда?

– Ничего особенного. Все как раньше. Недовольна моим возвращением в дом.

– Гм-м… Я должен узнать, почему Зигрид так рьяно пытается избавить от вас Тордендаль, но уверен, что она делает это не столько для других, сколько для себя. Вы знаете о правах наследования, которые испокон веков существуют в долине?

– Мне известно, что земля переходит к старшему сыну, а если по какой-то причине он отказывается от нее, то к следующему по старшинству и так далее. Дочери получают в последнюю очередь.

– Но если в семье нет сыновей?

– Значит, наследует старшая дочь.

– Предположим, в семье две дочери и обе мертвы на момент наследования? Если у каждой из них тоже есть дочери, кому достанется земля?

– Старшей дочери старшей сестры… – Бет поняла, что он имеет в виду.

– Точно так. В данном случае Холстейнгаард принадлежит единственной дочери старшей из сестер. По закону ферма и земля ваши, Зигрид владеет ими незаконно. Дед думал, что имеет только двух наследниц от младшей дочери, считая, что ребенок старшей дочери умер в младенчестве. Поэтому земля перешла к Зигрид как второй по старшинству, ведь Джина к тому моменту умерла. Зигрид жила в страхе, что правда откроется, и хотела, чтобы вы убрались подальше от этих мест, пока никто ничего не узнал. До ужина в честь Благодарения я и не знал, что ваша мать была старшей из сестер; никто никогда не упоминал ее имени.

Бет почему-то разозлилась:

– Как вы посмели наводить справки?! Какое право вы имеете вмешиваться, не узнав моего мнения? Мне не нужен Холстейнгаард! И никогда не был нужен. Не больше, чем этот проклятый старый дом. Зачем вам понадобилось играть с судьбой?

– Вспомните, сколько зла вам причинила Зигрид. Падение в пропасть. Погубленные рисунки. Оскорбление перед людьми, угрозы расправы. Разве не естественно с моей стороны попытаться защитить вас?

– Это можно было сделать и не проверяя законности наследования Холстейнгаарда! – Бет все еще не оправилась от потрясения, тем более что ее неприязнь к дому предков ставила под сомнение разумность поступков Пауля. – Мне не нужен Холстейнгаард! Я все равно отдам его Зигрид. Когда будете в Кристиании, подыщите мне, пожалуйста, адвоката, чтобы оформить передачу имения…

Бет отошла от него и в отчаянии заходила по комнате.

– Вы понимаете, что говорите? Земля Холстейнгаарда не менее плодородна, чем угодья Нилсгаарда. Она обеспечит вас приличным доходом до конца жизни.

– Это не имеет для меня никакого значения. Я никогда не затяну петлю на шее Зигрид.

– Но это ваша собственность! Вы же не отнимаете то, что принадлежит ей. Холстейнгаард ваш по праву рождения. Он делает вас частью Тордендаля, ваши корни неотделимы от этой земли.

Пауль видел, что затронул больные струнки в душе Бет, в глазах ее появилось выражение горечи и отчаяния, как у загнанного зверька. Он пожалел, что затеял этот разговор, но ради ее же блага не мог поступить иначе.

– В мой первый приход Зигрид встретила меня очень враждебно, – печально сказала Бет. – Была уверена, что я приехала, чтобы предъявить свои права на имение, но сразу изменила тон, когда узнала, что меня интересуют только письма Джины и что я не претендую на Холстейнгаард. Представляю, какое облегчение она испытала. Но из опасения, что я могу передумать, она приняла меры, чтобы заставить меня покинуть Тордендаль, прежде чем я опомнюсь. Основную надежду она возлагала на Дом у Черного Залива и делала все, чтобы выжить меня оттуда. Найдите мне адвоката, пусть займется передачей наследства сразу же! Время бежало быстро. Пауль чувствовал, что Бет еще не простила его.

– Могу я попросить вас об одолжении? Не передавайте никому нашего разговора до моего возвращения из Кристиании.

Бет еще больше вспылила:

– Ну уж, извините! Сейчас же отправлюсь к Зигрид и успокою ее. Месяцами она жила в страхе потерять то, что для нее дороже жизни, теперь я смогу облегчить ее страдания.

– Нет, Бет, нет! Пожалуйста!

Пауль был в отчаянии от упрямства Бет, хотя одновременно восторгался ее щедростью и силой воли.

– Послушайте меня, Бет! Я никогда ни о чем не просил, но сейчас именно тот случай, когда нужно проявить терпение и осмотрительность. Постараюсь вернуться через пару дней, самое большое через три.

Бет была непреклонна;

– Не понимаю, почему я должна ждать, ведь я имею самые благие намерения!

– Нет, Бет, дайте слово, что сделаете, как я прошу! Мне это нужно для своих собственных целей. Ведь вы мне верите?

Раздался отдаленный гудок парохода. Пауль схватил ее за плечи. Она в сердцах сбросила его руки и отпрянула.

– Хорошо. Даю слово, но хотела бы выслушать объяснения.

На объяснения не оставалось времени. Нужно было спешить, но прежде чем уйти, Пауль хотел взять с нее еще одно обещание:

– Не оставайтесь одна на ночь в Доме у Черного Залива. Пусть кто-нибудь ночует вместе с вами. А еще лучше – под любым предлогом переберитесь в Нилсгаард до моего возвращения.

Он быстро поцеловал Бет, у дверей обернулся и повторил:

– Помните, делайте все, как я сказал.

Пауль вышел. Бет в сердцах захлопнула за ним дверь. Но уже в следующую минуту раздражение исчезло. Бет даже хотела выбежать к большому валуну и помахать Паулю, но передумала, решив, что должна наказать его за командный тон. Что за странная просьба, точнее, приказ! Ладно, три дня можно подождать. Но почему нельзя спать одной в доме? Вернуться в Нилсгаард «под любым предлогом» – так он сказал и не объяснил причины. Зигрид ей не страшна, страшны злые чары Дома у Черного Залива. Но ей лучше знать, продолжать борьбу или отступить.

Хорошо, что она не дала ему определенного обещания.

В ту ночь Бет ночевала в старом доме назло Паулю, хотя и с нетерпением ждала его возвращения. Она была полна решимости сразиться с Зигрид, какое бы обличье та ни приняла. Бет весело хлопотала около плиты, приготовила ужин, испекла большой сливовый торт, который научилась делать в Шотландии. Дом наполнился ароматными запахами. Снаружи стоял ледяной холод, хлопьями падал снег, грозя залепить окна.

К утру он покрыл толстым слоем все вокруг и почти полностью засыпал тропинку в Нилсгаард, проложенную накануне. На льдинах водопада, питавшего залив, тоже лежали хлопья снега, да и сам залив превратился в белое поле. Бет не гасила в доме лампы, чтобы в комнате было уютнее, а ей самой – веселее, немного поработала. – сделала несколько рисунков. Часа в три уже начало смеркаться. Бет погасила огонь в печи и решила сходить в Нилсгаард – отнести испеченный торт. Лампу она оставила гореть, чтобы по возвращении не оказаться в полной темноте.

Нилсгаард встретил ее ярко освещенными комнатами. Джулиана и фрекен Ларсен были искренне рады ее приходу, помогли снять покрытый снегом капюшон, перчатки, ботинки. Бет захватила с собой изящные домашние туфли и с наслаждением сунула в них ноги. Между тем Джулиана открыла коробку и замерла от восторга, увидев сливовый торт.

– Клянусь Богом, – воскликнула гувернантка, заглянув внутрь, – какой великолепный торт! Вот уж твой папа полакомится, когда вернется из Кристиании!

– Он приедет завтра, фрекен Ларсен. Сказал – через два дня.

– Что бы он ни сказал, погода распорядится по-своему. Если ветер не прекратится, перевал будет непроходимым. Судя по всему, погода портится и, возможно, улучшится еще не скоро.

Бет почувствовала, как что-то заныло в груди. Пурга не пугала – просто вероятность долгой разлуки обострила сознание собственного одиночества.

В гостиной было тепло и уютно. Портьеры скрывали снежный мрак, в печи потрескивал огонь, от серебряного кофейника исходил аппетитный аромат. Все трое уютно устроились у стола за чашечкой кофе. Женщины беседовали, Джулиана кормила куклу крошками от своего куска торта. Затем все вместе играли в одну детскую игру и увлеклись так, что от волнения даже задерживали дыхание, когда приходилось выуживать маленькую игрушечную фигурку из общей кучки, не задевая другие. Ветер становился все более свирепым, проникая даже в печь через трубу.

– Сегодня вам не придется возвращаться в Дом у Черного Залива, – сказала гувернантка, довольная, что выиграла третий раз подряд.

Бет подошла к окну:

– Ветер может стихнуть. Снег не очень сильный.

– Это плохой признак. Обычно так бывает перед снежными бурями. Сыграем в карты?

Джулиана бросилась за картами, и Бет, которой вовсе не улыбалось покидать теплый уютный дом, присоединилась к веселой игре под названием «счастливая семья» и «щелчок». К вечеру ветер достиг невиданной силы, казалось, что он способен снести все на своем пути. Анна к ужину не пришла.

– Наверное, попросила принести еду в свою гостиную, – сказала фрекен Ларсен.

Все знали, что у Анны есть привычка есть у себя, когда ей этого хотелось.

После ужина Джулиане нужно было идти спать, и Бет повела ее наверх, чтобы уложить. Она согласилась остаться на ночь, утешаясь тем, что выполняет просьбу Пауля. Выйти из дома было невозможно, это означало верную гибель. Снег прекратился, но снежные вихри, поднимаемые ветром, кружили в воздухе.

Бет снова заняла спальню, в которой провела столько дней во время болезни. Экономка принесла чистое постельное белье и даже ночную рубашку Бет, которая находилась в стирке и теперь была гладко отутюжена.

Большую часть ночи Бет спала, но ближе к утру проснулась: ветер превратился в настоящий ураган, как и предсказывала фрекен Ларсен. Слушая завывание разбушевавшейся стихии, Бет представила, что сам Торденгорн издает громкие стоны под бременем непосильной ноши и молит о свободе. Снова нахлынули тяжелые предчувствия; она зажгла лампу, поняв, что больше не сможет уснуть. Стрелки настенных часов показывали только пять утра.

Кто-то тихонько постучал в дверь. Бет не удивилась, увидев Джулиану. Ребенок испугался непогоды – маленькая фигурка в ночной рубашке застыла у порога, прижимая к себе куклу.

– Входи! – позвала Бет. – Простудишься, если будешь здесь стоять.

Девочку не пришлось приглашать дважды. Сдерживая рыдания, она подбежала к постели и примостилась рядом с Бет.

– Ураган скоро кончится, – успокоила ребенка Бет, – а в доме нам вообще ничто не угрожает. Это очень прочный дом, он видел много таких бурь.

Вскоре Джулиана крепко спала, успокоенная словами Бет и тем, что она была рядом. Но необъяснимое гнетущее предчувствие не исчезало, а становилось все сильнее, вызывая смутное ощущение беды и обреченности.

Бет была рада, когда пришло время вставать. Ураган все не утихал, и утренние часы почти не принесли долгожданного света – в доме горели все лампы, как ночью. Джулиана, зевая и протирая глаза, вернулась в свою спальню, где ее ждала горничная. Бет приняла ванну и вымыла волосы, потом сошла вниз, где ее ожидал завтрак. Из окон ее спальни открывался вид на горы, а внизу вовсю хозяйничал ураган, оставляя разрушительные следы. Деревья согнулись, словно в приступе боли. Посреди озера бушевали белые волны, разбрасывая вокруг осколки льда. Никогда еще ей не приходилось видеть озеро столь бурным и неистовым.

Экономка принесла горячий кофе и сообщила, что фрекен Анна не ночевала в своей комнате.

– Я бы и не узнала, что ее нет дома, если бы не прислуга: горничная понесла утром горячую воду для ванны и обнаружила, что комната пуста. Тогда я спросила, и мне сказали, что она не ужинала вечером. Этот ураган лишил слуг рассудка…

Бет разволновалась.

– Наверное, Анна не смогла выбраться из Дома у Черного Залива. Я слышала, как она приходила вчера днем, но не знала, что она еще работала, когда я уходила.

– Неужели она там? Я подумала, что она отправилась к кому-нибудь в гости и заночевала. Ну, в старом доме ей не грозит опасность, стены там прочные. Боюсь только, что она проголодалась, а пока ветер не уляжется, туда не добраться.

Бет вспомнила, что Анна могла проникнуть в гостиную через подвал.

– Я заперла дверь, но она знает другой путь; надеюсь, что догадается им воспользоваться.

– Тогда все в порядке.

Бет оставалось надеяться, что экономка права. Там Анна чувствовала себя дома и не должна была испугаться непогоды.

И все же в Нилсгаарде ощущалось всеобщее беспокойство. Служанки перешептывались и брались за руки при каждом новом порыве ветра. Даже фрекен Ларсен, которая предсказывала ураган, казалась бледнее обычного, когда спустилась в классную комнату перед началом занятий.

– Если бы наша долина была открыта и насквозь продуваема ветром, как большинство долин в Норвегии, буря бы побушевала и в конце концов утихла. Но Тордендаль со всех сторон окружен горами, словно дно овальной чаши, – продолжала она, будто объясняя урок. – Здесь ветру негде развернуться. Когда он дует с северо-запада, как сегодня, то встречает на пути Торденгорн и как бы отталкивается от него, ударяется о другую гору и так далее. К счастью, опыт научил людей строить прочные дома, которые в состоянии выдержать натиск стихии, но боюсь, что все равно будут серьезные разрушения. – Она невольно вскрикнула, когда при новом порыве задребезжали стекла и весь дом застонал, как живое существо. – Милосердный Боже! – произнесла гувернантка и прижала ладонь к губам, не желая показать Джулиане, что боится свирепой непогоды.

Но Джулиана, казалось, не слушала наставницу. Она сидела за партой, слегка повернув голову, прислушиваясь к чему-то в вое ветра. На лице застыло выражение крайней озабоченности, словно она впала в транс. Бет затаила дыхание. Что могло почудиться ребенку в диком вое бури? Уж не женский ли крик, как в ту трагическую ночь?

Фрекен Ларсен перекладывала книги на столе, пытаясь взять себя в руки и успокоиться. Одна книга выскользнула и упала на пол, за ней последовали остальные, произведя не меньший шум, чем ветер за стенами дома. Джулиана вздрогнула, взгляд ее вновь стал осмысленным. Она бросилась поднимать книги.

В этот момент послышался звон стекла – сорванная ветром ветка ударила в окно и разбила его вдребезги. В комнату ворвался вихрь, распахнул дверь. Он раздувал занавеси, срывал со стен карты и схемы. Ворох бумаг закружил в воздухе, лампы и другие предметы падали, разбиваясь, на пол. Люстра, с такой заботой выбранная Джиной, рухнула, чуть не убив гувернантку, и откатилась в угол. Бет схватила Джулиану, протянула руку фрекен Ларсен и помогла ей подняться, потом с усилием раскрыла дверь и вытолкнула обеих из комнаты. По коридору уже бежала экономка и несколько слуг.

– Достаньте кусок крепкой доски, – распорядилась Бет. – Нужны молоток и гвозди. Нужно забить окно. Все за дело!

Подходящую доску не нашли. Выйти из дома никто не рискнул бы. Бет решила пожертвовать дверью шкафа, находившегося в подвале. В промежутке между натисками стихии с помощью слуг она заколотила зияющий проем окна. В классной комнате царил ужасающий разгром: казалось, через нее прошли орды дикарей.

После случившегося нечего было и говорить о продолжении уроков. Фрекен Ларсен, растрепанная и испуганная, удалилась к себе. Бет отвела Джулиану в гостиную и сказала:

– Мы с тобой проведем время вместе. Давай я тебе почитаю.

Джулиана хотела кивнуть, но тут другая мысль отвлекла ее. Она выбежала из комнаты и через несколько минут вернулась с тетрадкой. Устроившись рядом с Бет на диване, она гордо открыла тетрадку, чтобы похвалиться своей работой. Бет сразу догадалась:

– Ты переписала это для меня? Как много и как аккуратно! Давай почитаем!

Она откашлялась и приготовилась читать вслух, но после первой строчки передумала:

«Ты лгала и устроила заговор против меня из ревности. Если не сделаешь того, что я велю, Пауль узнает правду. Я открою ему, на какую подлость ты пошла, чтобы упрятать меня в сумасшедший дом. Мне нужны деньги, много денег. Пауль, наверное, был щедр к тебе, хотя твое обручальное кольцо должно быть на моей руке. Не притворяйся, что у тебя нет ценностей, которые можно продать, или счета в банке.»