Киммери и сорго лимонное не уничтожили моей привычки вкусно поесть.

Призраки моей вины продолжали преследовать меня. Я не смог защитить Фрэнка и Тони, но они и не нуждались в моей защите. Теперь-то я это понял.

Вот от образа Джулии нелегко было избавиться, несмотря на то, что она почти не имела ко мне отношения, несмотря на то, что она едва признавала во мне человека. И все же мой туреттовский комплекс вины обрел ее форму; он стоял на ветру у смотровой площадки маяка, стоял спокойно в вихре пуль, туфель, соленого воздуха и моей слюны, напоминая проклятый портрет с черно-белой киноафиши, который когда-то привиделся мне при знакомстве с Джулией, или дзен-буддиста, занимавшегося в «Дзендо» самосозерцанием, или чернильную пометку на свитке пергамента. Но я не пытался найти Джулию, как бы просто это ни было. Я понимал, что этого лучше не делать. Вместо того я позволил своему комплексу обрести формы ее фигуры и стал дожидаться, пока она превратится в абстракцию или вообще исчезнет. Рано или поздно это непременно произойдет.

Кто же остается? Только Ульман. Знаю, что он незримо присутствует во всей этой истории, но мы его так ни разу не увидели, ведь верно? Мир (мой мозг) просто переполнен людьми, мертвыми людьми, ульманами. Некоторые привидения так никогда и не входят в ваш дом, а всего лишь бродят за окнами. Или, как сказал бы Минна, вы сами выбираете себе битву. Так оно и есть, согласны вы с этим утверждением или нет. Я не могу испытывать чувство вины из-за каждого трупа. Ульман? Никогда не был знаком с этим парнем. Как и с Бейли. Мне никогда не доводилось знакомиться с этими двумя ребятами. Так что им обоим, да и вам тоже, я говорю: «Положи в башмак яйцо и разбей его. Потом вытряхни скорлупу и уходи. А историю свою рассказывай на ходу!»

Примечания