— Не высовывайся, Пантосик. — Бразильянка берет его за плечи, тащит назад в каюту, Бразильянка запирает дверь. — Ты же полуголый, забыл?

— Забыл тебя?! — Капитан Альберто Мендоса расталкивает матросов и солдат, капитан Альберто Мендоса прыгает через борт на палубу, раскрывает объятья. — Как тебе могло прийти в голову такое, братец? Иди сюда, дай пожать твою руку. Сколько лет, сколько зим, Панта!

— Как я рад, Альберто. — Капитан Пантоха хлопает его по плечу, капитан Пантоха ступает на землю, пожимает руки офицерам, отвечает на приветствия унтерофицеров и солдат. — Какой был, такой и остался, ничуть не изменился с годами.

— Пойдем пропустим по глоточку в офицерской столовой. — Капитан Мендоса берет его под руку, капитан Мендоса ведет его по лагерю, толкает дверь с металлической сеткой, выбирает столик у самого вентилятора. — А за мероприятие не волнуйся. Все готово и будет разыграно как по нотам. Младший лейтенант, поручаю все вам, когда праздник кончится, известите нас. Пока нижние чины развлекаются, мы побалуемся пивком. Как я рад тебя видеть, Панта.

— Слушай, Альберто, чуть не забыл. — Капитан Пантоха смотрит в окно, как сотрудницы расходятся по палаткам, капитан Пантоха видит, как солдаты встают в очередь, как контролеры занимают свои места. — Ты, конечно, знаешь, что одной рабочей единице, которую зовут, ну…

— Бразильянка, конечно, знаю, ей — не больше десяти, думаешь, я не читаю твоих инструкций? — Капитан Мендоса шутливо ударяет его кулаком, капитан Мендоса отдает приказания, открывает бутылки, наливает пиво, поднимает стакан. — Тебе тоже пиво? Два, похолоднее. Какая глупость, Панта. Если женщина тебе по вкусу и ты не хочешь, чтобы ее трогали, почему не снимешь ее с работы? Начальник ты или нет?

— Этого я не могу. — Капитан Пантоха кашляет, капитан Пантоха краснеет, заикается, пьет пиво. — Чувство долга не позволяет. И потом, уверяю тебя, мы с этой сотрудницей на самом деле…

— Все офицеры знают об этом, и нам нравится, что у тебя есть возлюбленная. — Капитан Мендоса всасывает осевшую на усах пену, капитан Мендоса закуривает сигарету, пьет, просит еще пива. — Но никто не понимает твоих принципов. Все ясно, ты не испытываешь радости оттого, что солдаты употребляют твою любовницу. Но к чему этот смешной формализм? Какая разница, братец, десять раз или сто.

— Десять ей полагается по уставу. — Капитан Пантоха видит, как из палаток выходят солдаты, как входят другие, а за ними третьи, капитан Пантоха глотает слюну. — Как я могу нарушить собственный приказ?

— Конечно, ты такой, твои электронные мозги тебе не позволяют. — Капитан Мендоса откидывает голову назад, капитан Мендоса прикрывает глаза, задумчиво улыбается. — Помню, в Чорильосе ты был единственным кадетом, который перед маневрами, когда грязь по колено, начищал ботинки до блеска.

— По правде говоря, после того как священник Бельтран подал в отставку, Корпус армейских капелланов оставляет желать лучшего. — Генерал Скавино выслушивает жалобы, генерал Скавино прислушивается к советам, посещает богослужения, скачет верхом, играет в кегли. — В конце концов, Тигр, это общая беда всей Амазонии, и казармы тоже не удалось уберечь от заразы. Но как бы то ни было, не стоит так волноваться. Мы заняли жесткую позицию. За картинку с младенцем-мучеником или святой Игнасией — тридцать дней карцера, за фотографию брата Франсиско — сорок пять.

— В Лагунас меня привело чрезвычайное происшествие, случившееся на прошлой неделе. — Капитан Пантоха видит, как выходят четвертые и входят пятые, капитан Пантоха видит, как входят шестые. — Читал твой рапорт, конечно. Дело показалось мне достаточно серьезным, вот я и приехал, чтобы осмотреть место происшествия.

— Не стоило труда. — Капитан Мендоса распускает ремень на брюках, капитан Мендоса просит сандвич с сыром, ест, пьет. — Все очень просто. Когда в нашу глушь прибывает оперативная группа, все просто как одержимые. При вести об этих курочках у всех петухов в округе одно на уме. Вот и совершают глупости. Проникнуть на территорию военного лагеря, пожалуй, самая большая глупость. — Капитан Пантоха смотрит, как Чупито отбирает картинки и брошюрки у нижних чинов. — А что, не был выставлен караул?

— Усиленный, как сегодня. Когда прибывает оперативная группа, всегда выставляем усиленный караул. — Капитан Мендоса тащит его на улицу, капитан Мендоса показывает вооруженных часовых, ограду и гроздья штатских на ней. — Пошли, сам посмотришь. Видишь? Со всей округи живчики сбежались. Теперь понимаешь? Все деревья облепили, все глаза проглядели. Ничего не попишешь, дело житейское. Уж если с тобой так получи— лось, а кто бы мог подумать…

— А не замешаны тут эти ненормальные «братья»? — Капитан Пантоха видит, как выходят седьмые, капитан Пантоха видит, как входят восьмые, девятые, десятые, и шепчет: — Не пересказывай мне рапорта, Альберто, расскажи, как было на самом деле.

— Восемь человек из Лагунаса пробрались в лагерь и намеревались похитить пару сотрудниц, — крушит рацию генерал Скавино. — Нет, на этот раз я не о «братьях», на этот раз о Роте добрых услуг, другой язве здешних мест. Ты понимаешь, к чему это может привести? Чем все может кончиться, Тигр?

— Такого больше не повторится, брат. — Капитан Мендоса расплачивается, капитан Мендоса надевает фуражку, темные очки, пропускает в дверях Панту. — Теперь я накануне, с вечера, удваиваю караул и выставляю часовых вокруг лагеря. Перевожу лагерь на военное положение, чтобы нижние чины могли спокойно забавляться с девками, ну не смех ли?

— Успокойся да говори потише. — Тигр Кольасос сопоставляет донесения, Тигр Кольасос приказывает допросить свидетелей, перечитывает письма. — Не устраивай истерики, Скавино. Я все знаю, рапорт Мендосы передо мной. Войска отбили женщин, и дело с концом. Ладно, не стреляться же из-за этого. Обыкновенное ЧП. «Братья» творят дела похуже, так ведь?

— Это не первый случай, Альберто. — Капитан Пантоха видит, как из палатки выходит Бразильянка, капитан Пантоха смотрит, как она под свист солдат идет по лагерю, поднимается на «Еву». — Штатские повсюду не дают покоя. С прибытием оперативной группы во всех селениях черт знает что начинается.

— Из-за этих женщин солдаты со штатскими устроили страшную свалку. — Генерал Скавино отвечает на телефонные звонки, генерал Скавино идет в тюрьму, лично допрашивает арестованных, мучится бессонницей, принимает успокоительное, пишет, звонит по телефону. — Хорошо слышишь? Сол-да-ты со штат-ски-ми. Похитителям удалось вытащить женщин из лагеря, и драка шла в селении. Четверо ранены. Из-за этой проклятой Роты в любой момент могут быть серьезные неприятности, Тигр.

— И мало того, братец. — Капитан Мендоса указывает на зевак, капитан Мендоса кивает на женщин, которые под вооруженной охраной возвращаются на пристань. — Местным дикарям, которые даже Икитоса не видели, эти женщины представляются едва ли не ангелами, посланными с небес. Солдаты сами виноваты. Ходят по селению, рассказывают, других разжигают. Запретили им, а они все равно рассказывают.

— И надо же такому случиться именно в тот момент, когда я готовился поднять дело на новую высоту, какая досада. — Капитан Пантоха сует руки в карманы, капитан Пантоха шагает, опустив голову и поддавая носком камешки. — Лелеял гордый замысел, столько дней обдумывал, столько расчетов сделал. Мой проект решил бы проблему штатских живчиков.

— Но проблему священников и новой секты, которая так досаждает Скавино, эту проблему мы только осложнили бы, капитан. — Тигр Кольасос зовет ординарца, Тигр Кольасос посылает его за сигаретами, дает на чай, просит огня. — Нет, это слишком. Пятьдесят рабочих единиц вполне достаточно. Больше набирать мы не можем, во всяком случае сейчас.

— Если у меня будет оперативный штат в сто рабочих единиц и три судна, непрерывно курсирующих в бассейне Амазонки, — капитан Пантоха наблюдает за подготовкой к отплытию «Евы», — то никто не сможет угадать точно прибытие оперативной группы в потребительский центр.

— Он свихнулся. — Генерал Викториа хватает зажигалку и подносит к лицу Тигра Кольасоса. — Сухопутным войскам придется отказаться от покупки оружия ради того, чтобы нанять новых шлюх. Никакой бюджет не выдержит его неуемной фантазии.

— Изучите план, который я вам послал, мой генерал. — Капитан Пантоха стучит на машинке двумя пальцами, капитан Пантоха делает вычисления, чертит графики, не спит ночами, вычеркивает написанное, дописывает, упорствует. — Мы смогли бы создать «особую систему обеспечения по скользящему графику». Неожиданное прибытие оперативных групп исключило бы возможность инцидентов. Дата прибытия была бы известна лишь командирам подразделений.

— Подумать только, какого труда стоило убедить его в необходимости создания Роты. — Полковник Лопес Лопес идет по кабинету за пепельницей и ставит ее перед Тигром Кольасосом. — А теперь будто он всю жизнь с одними шлюхами и имел дело. Как рыба в воде.

— Это правда, только с воздуха возможен эффективный контроль. — Капитан Пантоха составляет докладные, капитан Пантоха наливает кофе в термос, умножает, делит, скребет затылок, отправляет приложение. — Нужен еще самолет. И по крайней мере еще один офицер Интендантской службы. Достаточно младшего лейтенанта, мой генерал.

— У него, без сомнения, не все дома. — Генерал Скавино читает «Эль Ориенте», генерал Скавино слушает программу «Говорит Синчи», получает анонимки, опаздывает в кино и уходит, не досмотрев фильм до конца. — Если ты и на этот раз доставишь ему удовольствие и одобришь проект, предупреждаю, я подам в отставку, как Бельтран. Эта его Рота вместе с фанатиками «братьями» вгонят меня в гроб. Я, Тигр, держусь только на валерьянке.

— Очень сожалею, но я с дурными новостями, мой генерал. — Полковник Аугусто Вальдес отправляется на место, полковник Аугусто Вальдес входит в опустевшее селение, матерится, помогает снять тело с креста, приказывает возвращаться форсированным маршем. — Позавчера вечером в селении Фрайлесильос, в двух часах ходьбы от моего гарнизона, распяли унтер-офицера Авелино Миранду. Он был в увольнении, одет в штатское, и они, наверное, не знали, что он военный. Нет, еще не умер, но врачи говорят, это вопрос нескольких часов. Да, все скрылись в горах, было их человек сорок.

— Не волнуйся, Скавино, все не так страшно. — Генерал Викториа слушает, что говорят, генерал Викториа в военном казино сам отпускает шутки по адресу Роты, успокаивает свою мать, встревоженную новыми жертвоприношениями в сельве. — Неужели девицы капитана Пантохи и в самом деле так возбуждают мирных жителей?

— Возбуждают, мой генерал? — Генерал Скавино щупает пульс, генерал Скавино разглядывает свой язык, рисует крестики на промокашке. — Сегодня утром ко мне явился епископ со своим генеральным штабом священников и монахов.

— С тяжелым чувством я должен заявить вам, что, если так называемая Рота добрых услуг не прекратит своего существования, я отлучу от церкви всех, кто состоит в этой Роте, и всех, кто пользуется ее услугами. — Епископ входит в кабинет, епископ еле кланяется, не улыбается, не садится, протирает свой перстень, протягивает руку. — Перейдены все границы элементарных правил приличия и пристойности, генерал Скавино. Ко мне, вся в слезах, пришла мать самого капитана Пантохи, бедная женщина переживает истинную трагедию.

— Я полностью с вами согласен, и Ваше преосвященство знает это. — Генерал Скавино встает, генерал Скавино опускается на колени, целует перстень, говорит мягко, предлагает минеральной воды, провожает посетителей до двери на улицу. — Если бы зависело от меня, этой Роты вообще бы на свете не было. Прошу вас, немного терпения. А что касается Пантохи, даже имени этого при мне не упоминайте. Какая там трагедия! Сыночек этой сеньоры, которая ходит вся в слезах, больше всех повинен в происходящем. Наладил бы дело так себе, как водится, ни шатко ни валко. Но нет — этот идиот превратил Роту добрых услуг в самое совершенное учреждение во всей армии.

— Что говорить, Панта. — Капитан Мендоса поднимается на борт, капитан Мендоса разглядывает с любопытством капитанский мостик, компас, крутит руль. — Ты Эйнштейн постельного дела.

— Да, разумеется, я выслал несколько групп в погоню за фанатиками. — Полковник Аугусто Вальдес идет в лазарет, полковник Аугусто Вальдес подбадривает пострадав-шего, метит карту флажками на булавках, инструктирует, желает удачи отправляющимся на задание офицерам. — И приказал доставить мне всех до единого жителей, мы с ними сквитаемся. В этом не было необходимости, мой генерал. Мои люди возмущены, унтер-офицера Авелино Миранду в полку очень любили.

— Рано или поздно Тигр примет мой план. — Капитан Пантоха показывает капитану Мендосе каюты на «Еве», трюм и машинное отделение, капитан Пантоха сплевывает и растирает плевок. — Роту неизбежно придется пополнять. С тремя судами, двумя самолетами, оперативным штатом в сто рабочих единиц и двумя унтер-офицерами я буду творить чудеса, Альберто.

— Мы в Чорильосе всегда говорили, что тебе не военным быть, а счетной машиной. — Капитан Мендоса спускается по трапу, капитан Мендоса под руку с Пантой возвращается в лагерь, спрашивает: вы приготовили мне статистический отчет, младший лейтенант? — Но вижу, мы ошибались. Твоя мечта — стать Великим сводником Перу.

— Ты ошибаешься, всю жизнь с рождения я хотел быть только солдатом, но солдатом-администратором, это не менее важно, чем артиллерист или пехотинец.

— Армия у меня вот тут. — Капитан Пантоха разглядывает незамысловатый кабинет, капитан Пантоха осматривает керосиновую лампу, москитные сетки, траву, про-бивающуюся в полу меж досок, прикладывает руку к груди. — Вот ты смеешься, и Бакакорсо смеется. А я говорю: в один прекрасный день вы глазам своим не поверите. Мы развернемся на всей территории страны, у нас будет своя флотилия, свои поезда и сотни рабочих единиц.

— Во главе поисковых групп я поставил самых энергичных офицеров. — Полковник Аугусто Вальдес следит за продвижением экспедиций, полковник Аугусто Вальдес руководит поисками по радио, перемещает флажки на карте, разговаривает с врачами. — Солдаты так распалились, приходится сдерживать. Как бы не линчевали фанатиков. А унтер-офицер Миранда, кажется, выкарабкивается, мой генерал. Это — да, без руки останется и хромой.

— Придется, наверное, вводить в армии новый род войск. — Капитан Мендоса берет статистический отчет, капитан Мендоса перечитывает его, правит. — Артиллерия, пехота, кавалерия, инженерные войска, интендантская служба, постельная служба? Или лучше — походные бордели?

— Лучше, наверное, держаться поскромнее. — Капитан Пантоха смеется, капитан Пантоха видит сквозь металлическую сетку горниста, играющего сигнал на ужин, солдат, входящих под деревянный навес. — Да зачем скромничать, может, когда-нибудь и введут.

— Ну вот, праздник окончен, твои курочки уже поют распу. — Капитан Мендоса кивает в сторону «Евы», капитан Мендоса показывает на сотрудниц, толпящихся на палубе, на пароходную сирену, на унтер-офицера Родригеса, стоящего на капитанском мостике. — Каждый раз, когда слышу их гимн, подыхаю с хохоту. Ты прямо в Икитос?

— Прямо сейчас. — Капитан Пантоха обнимает Мендосу, капитан Пантоха в два скачка подымается на «Еву», запирается в каюте, бросается на койку. — В ушко, в шейку, в грудку. Царапни, скорее, ущипни, как я люблю, укуси.

— Ой, Панта, какой ты зануда. — Бразильянка упирается, Бразильянка топает ножкой, опускает занавеску, вздыхает, уставившись в потолок, со злостью швыряет одежду на пол. — Не видишь, я устала после работы? А потом еще сцену ревности устроишь, я тебя знаю.

— Молчок, молчок, закрой клювик, повыше, повыше, знаешь, куда. — Панта сжимается, Панта распластывается, переворачивается, стонет. — Вот так, ох, хорошо.

— Я должна сказать тебе одну вещь, Панта. — Бразильянка лезет на койку, Бразильянка сворачивается в клубочек, выпрямляется, прижимается, отстраняется. — Не хочу я больше терять из-за тебя деньги, из-за твоей прихоти ограничивать себя десятью услугами.

— Пффф. — Панта потеет, Панта хватает воздух ртом. — Хоть бы в такой момент помолчала.

— Из-за тебя я теряю в заработке, а мне надо и о себе позаботиться. — Бразильянка отстраняется, Бразильянка моется, одевается, открывает иллюминатор, высовывается, вдыхает чистый воздух. — Все, что тебе так нравится, с годами уходит. А что потом? У всех сегодня по двадцать, в два раза больше, чем у меня.

— Черт подери, будто эта Рота уже не обходится нам дорого. — Полковник Лопес Лопес получает телеграмму, полковник Лопес Лопес читает ее, размахивает ею в воздухе. — Знаете, чего теперь хочет Пантоха, мой генерал? Хочет, чтобы изучили возможность, как оградить от риска оперативные группы. Они, видите ли, боятся фанатиков.

— Но ты получаешь двойной процент по сравнению с ними, это покрывает разницу, я тебя опробовал и оценил по высшей ставке. — Панталеон Пантоха выходит на палубу, Панталеон Пантоха видит Вируку и Сандру, накладывающих крем на лицо, Чупито, спящего в качалке. — Как я устал, даже перебои в сердце. Ты что, потеряла диаграмму, которую я тебе вычертил? Забыла, что, кроме всего прочего, я каждый месяц отдаю тебе пятнадцать процентов своего оклада?

— Это я все знаю, Панта. — Бразильянка опирается о борт, Бразильянка разглядывает деревья на берегу, мутную воду, пенный хвост за кормой, розовеющие облака. — Только оклад твой слова доброго не стоит. Не сердись, я правду говорю. И потом, из-за твоих заскоков все меня ненавидят. У меня даже подруг нет. Чучупе и та, стоит тебе отвернуться, обзывает меня привилегированной.

— Ты — великий позор всей моей жизни. — Сеньор Пантоха расхаживает по палубе, сеньор Пантоха спрашивает: «Засветло приедем в Икитос?» — слышит, как унтер-офицер Родригес отвечает: «Конечно». — Не ной, ты не права. Это мне надо жаловаться. По твоей вине я нарушил принцип, который уважал всегда, с тех пор как стал жить своим умом.

— Ну вот. Начал. — Бразильянка улыбается Лохмушке, которая слушает радио под навесом на корме, Бразильянка улыбается матросу, который убирает концы.

— Почему ты вместо рассуждений о принципах не хочешь откровенно признаться, что просто-напросто ревнуешь к тем десяти солдатикам из Лагунаса.

— Думаешь, их стало меньше? Ничего подобного, Тигр, они разрастаются, как лесной пожар. — Генерал Скавино переодевается в штатское, генерал Скавино снует в толпе, слышит запах лука и ладана, видит сыплющие искрами лампады, вдыхает тяжелый воздух подношений. — Ты не представляешь, что было в годовщину младенца-мученика. Я такой процессии никогда в Икитосе не видел. Все берега Моронакочи были усыпаны людьми, лагуна битком набита лодками, барками — яблоку негде упасть.

— Я никогда не пренебрегал своим долгом, будь я проклят. — Панталеон Пантоха говорит «привет» Печуге и Рите, которые на солнышке играют в карты, Панталеон Пантоха устраивается на спасательном круге, смотрит на заходящее солнце. — Я всегда был прямым, справедливым человеком. Пока тебя не было, даже этот разлагающий климат не мог разрушить моих принципов.

— Если ты оскорбляешь меня из-за несчастных десяти солдатиков, я готова терпеть. — Бразильянка смотрит на часы, Бразильянка строит гримаску, говорит: — Ну вот, завелся, опять за свое. Но если ты будешь разглагольствовать о своих принципах, катись к такой-то матери, а я пойду в каюту отдохну.

— Ты и эта работа меня погубили. — Панталеон Пантоха меняется в лице, Панталеон Пантоха не отвечает на приветствие матроса, беседующего с Пичусой, косится на реку, заводит глаза к темнеющему небу. — Если бы не вы, я не потерял бы своей жены, своей дочурки.

— Какой ты зануда, Панта. — Бразильянка берет его под руку, Бразильянка ведет его в каюту, дает ему бутерброды, наливает кока-колу, чистит апельсин, выбрасывает шкурки в реку, зажигает свет. — Теперь начнешь лить слезы по своей жене и дочурке? Всякий раз, как ты со мной, потом тебя мучит совесть, не знаю, кто бы это вынес. Ладно, не будь дураком.

— Мне их не хватает, я страшно по ним скучаю. — Панта ест, пьет, надевает пижаму, ложится, у Панты дрожит голос. — Без Почи и малышки Гладис дом опустел. Никак не могу привыкнуть.

— Ну ладно, ладно, глупенький, кончай кукситься. — Бразильянка остается в нижней юбке, Бразильянка ложится рядом с Пантой, гасит свет, обнимает его.

— Просто ты ревнуешь к солдатикам. Иди сюда, ложись поудобней, давай почешу головку.

— Прошел слух, будто сам брат Франсиско предстанет перед нами собственной персоной. — Генерал Скавино разглядывает толпящихся вокруг креста апостолов в белом, генерал Скавино разглядывает коленопреклоненных верующих, с простертыми кверху руками, калек, слепцов, прокаженных, карликов, умирающих.

— Хорошо, что он не сделал этого. Поставил бы нас в затруднительное положение. Невозможно было арестовывать его на глазах у двадцати тысяч человек, готовых отдать за него жизнь. Где его теперь черт носит. Никаких следов этого сумасшедшего.

— Спи, бай-бай в своей постельке, я — Почита, ты — малышка. — Бразильянка напевает, Бразильянка покачивается, смотрит на луну, ползущую за стеклом иллюминатора и серебрящую край койки. — Моя детка, моя мышка. Я малышку покачаю, я малышку приласкаю. Баю-бай.

— Вот она, у вас на голове, вот, а-а-а, улетела. — Лейтенант Бакакорсо толкает дверь Зоологического музея и аквариума Амазонки, лейтенант Бакакорсо пропускает вперед капитана Пантоху. — Не укусила? Похоже на осу.

— Пониже, потише. — У Пантосика меняется настроение, Пантосик чувствует себя маленьким, отходит, смягчается, свертывается в клубочек. — Спинку, спинку, шейку, ушко. Вот здесь, здесь.

— Хоп, убил. — Лейтенант Бакакорсо машет руками, стоя перед рвом с морской коровой. — Нет, не оса, черная муха. Они вредные, люди говорят, переносят проказу.

— У меня, наверное, кислая кровь, меня насекомые никогда не кусают. — Капитан Пантоха идет мимо Сумасшедшего Дельфина, капитан Пантоха минует Пепельного Дельфина, Рыжего Дельфина, останавливается около Куруиского Муравья, читает: «Ночное насекомое, вредоносное, за одну ночь может разрушить целую ферму, способно совершать переходы в сотни километров, достигнув взрослого состояния, выбрасывает крылья и раздувается». — А вот мою мать, наоборот, ужасно жрут, — только она выйдет на улицу, сразу набрасываются.

Зн— аете, этих муравьев здесь жарят и едят с сольцой и жареными бананами. — Лейтенант Бакакорсо проводит пальцем по хребту сушеной игуаны, по разноцветным перышкам тукана. — Обратите на себя внимание, вы очень похудели. За последние месяцы килограммов десять потеряли. Что с вами, мой капитан? Работа или переживания?

— И то и другое понемногу. — Капитан Пантоха наклоняется и тщетно ищет восемь глаз у огромного ядовитого скачущего Паука-вдовца. — Раз все в один голос твердят, значит, правда. Перейду на усиленное питание, чтобы набрать вес.

— Мне очень жаль, Тигр, но пришлось отдать распоряжение войскам помочь жандармерии в преследовании фанатиков. — Генерал Скавино принимает петиции, генерал Скавино выслушивает жалобы, доносы, расследует, колеблется, советуется, принимает решение, информирует. — Четыре распятия за шесть месяцев более чем достаточно, эти сумасшедшие обращают Амазонию в язычество, пора принять жесткие меры.

— Не умеете вы снимать пенки со своей холостяцкой жизни. — Лейтенант Бакакорсо сжимает в руке увеличительное стекло и разглядывает под ним Осу Уайранга, Осу-колокол, Осу широ-широ. — Не радуетесь вы свободе, не веселитесь, ходите скучный, как летучая мышь.

— Я в холостяцкой жизни не вижу особой радости. — Капитан Пантоха идет вперед, в угол, где собрано семейство кошачьих, капитан Пантоха дотрагивается до Черного ягуара, до Оторонго, Князя сельвы, до Оцелота, до Пумы, до Пятнистого ягуаренка. — Я знаю, что большинству мужчин через некоторое время надоедает однообразная семейная жизнь, и они на все готовы, лишь бы отделаться от жен. Со мной такого не было. Я действительно страдаю оттого, что Поча ушла. А главное оттого, что она забрала с собой дочку.

— Что и говорить, по лицу видно, страдаете. — Лейтенант Бакакорсо слышит: «Детенышами хамелеоны живут на деревьях, а взрослыми уходят в воду». — В конце концов, жизнь есть жизнь, мой капитан. Вести от супруги имеете?

— Да, она пишет мне каждую неделю. Живет у сестры Чичи, в Чиклайо. — Капитан Пантоха пересчитывает змей — Йакумама, или Мать вод, Черный удав, Мантона, Сачамама, или Мать сельвы. — Я на Почу не обижаюсь, я ее понимаю. Моя миссия оказалась для нее слишком тяжелой. Ни одна честная женщина такого не вынесла бы. Что вы смеетесь? Я не шучу, Бакакорсо.

— Простите, но все равно это звучит смешно. — Лейтенант Бакакорсо закуривает сигарету, лейтенант Бакакорсо выдыхает дым меж прутьев, в клетку птицы Паукар, читает: «Подражает пению всех птиц, смеется и плачет, как ребенок». — Вы такой щепетильный в вопросах морали, просто помешаны на нравственности, а слава у вас самая худая, какую только можно представить. В Икитосе все, как один, считают вас закоренелым преступником.

— Как же ей было не уйти, сеньора, не будьте слепой. — Алисия отдает моток шерсти сеньоре Леонор, Алисия сматывает шерсть в клубок, вяжет. — Матери запирают своих дочерей на ключ, стоит вашему Пантосику показаться на улице, крестятся и заклинают, как нечистую силу. Знайте же и посочувствуйте Поче.

— Думаете, я этого не знаю? — Капитан Пантоха развлекается, бросая корм живописным рыбкам, капитан Пантоха смотрит, как отсвечивает и переливается красками неоновая Тетра. — Армия этим заданием сослужила мне дурную службу.

— Видя, с каким пылом вы трудитесь, никому и в голову не придет, что вы переживаете. — Лейтенант Бакакорсо разглядывает прозрачную синюю Тетру, лейтенант Бакакорсо смотрит на чешуйчатого Мойщика стекол, на прожорливую Пиранью. — Да, знаю, у вас высоко развито чувство долга.

— Первые два патруля возвратились, мой генерал. — Полковник Петер Касауанки встречает группы у ворот казармы, полковник Петер Касауанки поздравляет их, угощает пивом, утихомиривает кричащих пленников, велит запереть их в караульном помещении. — Захватили полдюжины фанатиков, один из них — с приступом лихорадки. Все они присутствовали на распятии старухи в селении Второе мая. Оставить их здесь, передать полиции или отправить в Икитос?

— Послушайте, Бакакорсо, вы до сих пор не сказали, зачем вы назначили мне встречу в этом музее. — Капитан Пантоха измеряет взглядом Пайче, Самую Большую Пресно-водную Рыбу из Всех Известных в Мире Рыб.

— Чтобы здесь, среди рептилий и членистоногих, сообщить вам плохую новость. — Лейтенант Бакакорсо окидывает равнодушным взглядом Угря, Ската, Чарапу, или Водяную черепаху. — Скавино желает срочно видеть вас. Ждет в штабе к десяти. Будьте осторожны, предупреждаю, он мечет громы и молнии.

— Только импотенты, евнухи и сексуально апатичные лица могут желать, — Синчи завывает и смолкает, прерываемый арпеджио, Синчи декламирует, негодует, — чтобы бесстрашные защитники Родины, которые, жертвуя собой, служат на дальних границах, жили бы в целомудрии, как вдовцы.

— Для меня у него всегда одни громы и молнии. — Капитан Пантоха выходит на набережную, капитан Пантоха смотрит на реку, сверкающую под убийственным солнцем, на моторные лодки и плоты, входящие в Вифлеем. — А из-за чего он сейчас разошелся, не знаете?

— Из-за проклятой вчерашней передачи «Говорит Синчи». — Генерал Скавино не отвечает на приветствие, генерал Скавино не предлагает садиться, ставит пленку, включает магнитофон. — Этот прощелыга говорил только о вас, одному вам посвятил получасовую программу. Вы считаете, это пустяки, Пантоха?

— Неужели наши мужественные солдаты должны предаваться пагубному для организма пороку? — Синчи сомневается, Синчи пританцовывает в ритме вальса «Контаманина», ждет ответа, вопрошает снова: — Вернуться к детскому греху самоудовлетворения?

— Передача «Говорит Синчи»? — Капитан Пантоха слушает, как трещит, заикается, спотыкается пленка, капитан Пантоха смотрит, как генерал Скавино вытаскивает бобину, щелкает по ней, нажимает на все подряд кнопки. — Неужели, мой генерал? Он снова напал на меня?

— Он защищал вас, он снова защищал вас. — Генерал Скавино обнаруживает, что выскочила вилка, генерал Скавино бормочет: «Чушь какая», наклоняется, снова включает магнитофон. — А это в тысячу раз хуже, чем если бы он на вас нападал. Не понимаете? Он выставляет на посмешище и пятнает Сухопутные войска.

— Я выполнил все в точности, мой генерал. — Полковник Максимо Давила разговаривает с интендантом, полковник Максимо Давила делает ревизию продуктового склада, вместе с сержантом-поваром составляет меню. — Однако возникла серьезная продовольственная проблема. Если я буду кормить всех пятьдесят арестованных фанатиков, то придется урезать рацион солдатам. Не знаю, что и делать, мой генерал.

— Я ему строго-настрого запретил даже называть мое имя. — Капитан Пантоха видит, как загорелась желтая лампочка, как закрутились бобины, капитан Пантоха слышит металлический щелчок, отзвук, приходит в ярость. — Я не понимаю, уверяю вас, что…

— Молчите и слушайте. — Генерал Скавино приказывает, генерал Скавино скрещивает руки на груди, закидывает ногу на ногу, смотрит на магнитофон с ненавистью. — Мерзость, да и только.

— Правительству следовало бы наградить сеньора Пантоху орденом Солнца. — Синчи разражается, Синчи рассыпает блестки между Мылом «Люкс» с Замечательной Отдушкой, Кока-колой, дарящей Свежесть и Отдых, и Помадой «Чарующая улыбка», нагнетает напряжение, требует. — За достойный восхищения труд на поприще удовлетворения интимных потребностей Часовых Перу.

— Моя супруга слушала передачу, и дочерям пришлось потом приводить ее в чувство нюхательными солями. — Генерал Скавино выключает магнитофон, генерал Скавино, заложив руки за спину, мерит шагами кабинет. — Своими проповедями он делает из нас шутов гороховых в глазах всего Икитоса. Разве я не приказывал принять меры к тому, чтобы не трогали Роту добрых услуг?

— Заткнуть рот этому типу могут только деньги или пуля. — Панталеон Пантоха слушает радио, Панталеон Пантоха видит, как рабочие единицы собирают чемоданчики, как Чучупе поднимается на «Далилу». — Прибить его — хлопот не оберешься, придется дать на лапу. Сходи, Чупито, скажи ему. Пусть чешет сюда, чем скорей, тем лучше.