Умный, толстый, картавый Боря Царапин. Глядя на него, лейтенант занервничал еще сильнее. Такое бормотание Царапина всегда кончалось одинаково и неприятно. Оно означало, что в суматохе упущено что-то очень важное, о чем сейчас старший сержант вспомнит и доложит.
      В динамике негромко зашумело, и рука сама потянулась к микрофону.
      – "Кабина", ответьте "Пушкам"! - рявкнул над ухом голос лейтенанта Жоголева.
      – Слушаю. - Акимушкин перекинул тумблер.
      – Так сколько всего было целей? - заорал Жоголев. - Две или три?
      – Ну откуда же я знаю, Валера! Мамолин молчит… Похоже, сам ничего понять не может.
      – До трех считать разучился?
      – А это ты у него сам спроси. Могу соединить.
      Разговаривать с Мамолиным свирепый стартовик не пожелал.
      – Черт-те что! - в сердцах охарактеризовал Акимушкин обстановку, отправляя микрофон на место.
      – Хорошо… - неожиданно и как бы про себя произнес Царапин.
      – А чего хорошего? - повернулся к нему лейтенант.
      – Хорошо, что не война, - спокойно пояснил тот.
      В накаленном работающей электроникой фургончике Акимушкина пробрал озноб. Чтоб этого Царапина!… Лейтенант быстро взглянул на часы. А ведь сержант прав: все вероятные сроки уже прошли. Значит, просто пограничный инцидент. Иначе бы здесь сейчас так тихо не было, их бы уже сейчас утюжили с воздуха… Но каков Царапин! Выходит, все это время он ждал, когда на его толстый загривок рухнет "минитмен".
      – Типун тебе на язык! - пробормотал Акимушкин.
      Действительно, тут уже что угодно предположишь, если на тебя со стороны границы нагло, в строю идут три машины. Или все-таки две?
      – Не нравится мне, что прикрытия до сих пор нет, - сказал Царапин.
      – Мне тоже, - сквозь зубы ответил Акимушкин.
      "Вот это и называется - реальная боевая обстановка, - мрачно подумал он. - Цели испаряются, прикрытие пропадает без вести, связи ни с кем нет - поступай как знаешь!…"
      Он взглянул на Царапина и ощутил что-то вроде испуга. Старший сержант опять горбился и бормотал.
      – Ну что еще у тебя?
      – Товарищ лейтенант, - очнувшись, сказал Царапин. - Полигон помните?
      – Допустим. - Акимушкин насторожился.
      – А ведь там легче было…
      – Что ты хочешь сказать?
      – Помех не поставили, - со странной интонацией произнес Царапин. - Противоракетного маневра не применили. Скорость держали постоянную…
      – Отставить! - в сильном волнении крикнул Акимушкин. - Отставить, Царапин! - и дальше, понизив голос чуть ли не до шепота: - Ты что, смеешься? Лайнер - это всегда одиночная крупная цель! А тут - три машины строем! Да еще на такой высоте!… Попробуй-ка лучше еще раз связаться со штабом.
      Царапин, не вставая, дотянулся до телефона, потарахтел диском. Но тут в кабину проник снаружи металлический звук - это отворилась бронированная дверь капонира. Лицо лейтенанта прояснилось.
      – Вот они, соколики! - зловеще сказал он.
      – Это не из прикрытия, - положив трубку, с тревогой проговорил Царапин, обладавший сверхъестественным чутьем: бывало, по звуку шагов на спор определял звание идущего.
      Кто-то медленно, как бы в нерешительности прошел по бетонному полу к кабине, споткнулся о кабель и остановился возле трапа. Фургон дрогнул, слегка покачнулся на рессорах, звякнула о металлическую ступень подковка, и в кабину просунулась защитная панама, из-под которой выглянуло маленькое, почти детское личико с удивленно-испуганными глазами. Из-за плеча пришельца торчал ствол с откинутым штыком.
      Акимушкин ждал, что скажет преданно уставившийся на него рядовой. Но поскольку тот, судя по всему, рта открывать не собирался, то лейтенант решил эту немую сцену прекратить.
      – Ну? - сказал он. - В чем дело, воин?
      – Товарыш лытенант, - с трепетом обратился воин, - а вы йих збылы?
      – Збылы, - холодно сказал Акимушкин. - Царапин, что это такое?
      – Это рядовой Левша, - как бы извиняясь, объяснил Царапин. - Левша, ты там из прикрытия никого не видел?
      – Ни, - испуганно сказал Левша и, подумав, пролез в кабину целиком - узкоплечий фитиль под метр девяносто.
      – Як грохнуло, як грохнуло!… - в упоении завел он. - Товарыш лытенант, а вам теперь орден дадут, да?
      – Послушайте, воин! - сказал Акимушкин. - Вы что, первый день служите?
      Левша заморгал длинными пушистыми ресницами. Затем его озарило.
      – Разрешите присутствовать?
      – Не разрешаю, - сказал Акимушкин. - Вам где положено быть? Почему вы здесь?
      – Як грохнуло… - беспомощно повторил Левша. - А потом усе тихо… Я подумал… може, у вас тут усих вбыло? Може, помочь кому?…
      Жалобно улыбаясь, он переминался с ноги на ногу. Ему очень не хотелось уходить из ярко освещенной кабины в неуютную ночь, где возле каждого вверенного ему холма в любую секунду могло ударить в землю грохочущее пламя. Последним трогательным признанием он доконал Акимушкина, и тот растерянно оглянулся на сержанта: что происходит?
      Старший сержант Царапин грозно развернулся на вертящемся табурете и упер кулаки в колени.
      – Лев-ша! - зловеще грянул он. - На по-ост… бе-гом… марш!
      На лице Левши отразился неподдельный ужас. Он подхватился, метнулся к выходу и, грохоча ботинками, ссыпался по лесенке. Лязгнула бронированная дверца, и все стихло.
      – Дите дитем… - смущенно сказал Царапин. - Таких не рожают, а высиживают. Зимой дал я ему совковую лопату без черенка - дорожку расчистить. Пришел посмотреть - а он сел в лопату и вниз по дорожке катается…
      – "Старт", ответьте "Управлению"! - включился динамик.
      – Ну, наконец-то! - Акимушкин схватил микрофон. - Слушает "Старт"!
      – Информирую, - буркнул Мамолин. - Границу пересекали три цели. Повторяю: три. Но в связи с тем, что шли они довольно плотным строем… Видимо, цель-три оказалась в непосредственной близости от зоны разрыва второй ракеты, была повреждена и, следовательно, тоже уничтожена. Пока все. Готовность прежняя. "Старт", как поняли?
      – Понял вас хорошо, - ошеломленно сказал Акимушкин. С микрофоном в руке он стоял перед пультом, приоткрыв рот от изумления.
      – Вот это мы стреляем! - вскричал он и перекинул тумблер. - "Шестая пушка", ответьте "Кабине"!
      Жоголев откликнулся не сразу.
      – Мамолин утверждает, что мы двумя ракетами поразили три цели, - сообщил Акимушкин. - И как тебе это нравится?
      – Два удара - восемь дырок, - мрачно изрек Жоголев. - Слушай, у тебя там прикрытие прибежало? Люди все на месте?
      Царапин оглянулся на Акимушкина.
      – У меня, Валера, вообще никто не прибежал, - сдавленно сказал тот. - Что будем делать?
      – В штаб сообщил?
      – Да в том-то и дело, что нет связи со штабом! И послать мне туда некого! Не дизелиста же!…
      – Ч-черт!… - сказал Жоголев. - Тогда хоть Мамолину доложи. У меня нет двоих…
      – Царапин, - позвал Акимушкин, закончив разговор. - Когда в штаб звонил - какие гудки были? Короткие? Длинные?
      – Никаких не было, товарищ лейтенант. На обрыв провода похоже… - Царапин не договорил, встрепенулся, поднял палец. - Тише!…
      Грохнула дверца капонира, по бетону гулко прогремели тяжелые подкованные ботинки, фургон снова вздрогнул на рессорах, и в кабину ворвался ефрейтор Петров - бледный, без головного убора. В кулаках его были зажаты стволы двух карабинов. Качнулся вперед, но тут же выпрямился, пытаясь принять стойку "смирно".
      – Рядовой Петров… - задыхаясь, проговорил он, забыв, что неделю назад нашил на погоны первую лычку, - по готовности… прибыл.
      Белые сумасшедшие глаза на запрокинутом лице, прыгающий кадык…
      Акимушкин стремительно шагнул к ефрейтору.
      – За какое время положено прибегать по готовности?
      Казалось, Петров не понимает, о чем его спрашивают.
      – Я… - Он странно дернул шеей - то ли судорога, то ли хотел на что-то кивнуть. - Я через "Управление" бежал.
      – Через "Управление"? - восхищенно ахнул Царапин. - А через Ташкент ты бежать не додумался?
      – Почему вы бежали через "Управление", Петров?
      – Фаланги, - хрипло сказал ефрейтор. - Вот…
      И он не то потряс карабинами, не то протянул их лейтенанту. Акимушкин вопросительно посмотрел на протянутое ему оружие.
      – Вот такие? - зло и насмешливо переспросил у него за спиной Царапин, и Акимушкин понял, что Петров пытается показать, какими огромными были эти фаланги.
      – Ефрейтор Петров! - страшным уставным голосом отчеканил лейтенант. - Вы хоть сами сознаете, что натворили? Вы знаете, что вас теперь ждет?
      Петров неожиданно всхлипнул.
      – Да? - дико скривив лицо, крикнул он. - Агаев напрямую побежал, а где он теперь?… Я хоть добежал!…
      И Акимушкину стало вдруг жутковато.
      – Где Агаев?
      – Я ему говорю: "Нельзя туда, ты погляди, какие они…" А он говорит: "Плевать, проскочим…"
      – Где Агаев? - повторил Акимушкин.
      – Они его убили, - с трудом выговорил ефрейтор.
      – Кто?
      – Фаланги.
      Акимушкин и Царапин переглянулись.
      – Черт знает что в голову лезет, - признался лейтенант. - Я уже думаю: а может, эта третья цель перед тем, как развалиться, какую-нибудь химию на нас выбросила? Опиумный бред какой-то…
      – Противогазы бы надеть на всякий случай… - в тоскливом раздумье пробормотал Царапин, потом вдруг вскинул голову и зрачки его расширились.
      – Там же еще Левша! - вспомнил он. - Петров! Когда подбегал, Левшу не встретил?
      – Возле курилки ходит… - глухо отозвался Петров.
      – Царапин, - приказал лейтенант, - иди посмотри. Предупреди, чтобы не удалялся от капонира, и… наверное, ты прав. Захвати противогазы. Петров, за пульт!
      Царапин сбежал по лязгающей лесенке на бетонный пол. Плечом отвалив дверцу в огромных металлических воротах (руки были заняты сумками), он выбрался наружу. После пекла кабины душная ночь показалась ему прохладной. Над позициями дивизиона стояла круглая голубоватая азиатская луна. Песок был светло-сер, каждая песчинка - ясно различима. Справа и слева чернели густые и высокие - где по колено, где по пояс - заросли янтака. Сзади зудел и ныл работающим дизелем холм - мохнатый и грузный, как мамонт.
      Ночь пахла порохом. В прямом смысле. Старт двух боевых ракет - дело нешуточное.
      Озираясь, Царапин миновал курилку - две скамьи под тентом из маскировочной сети - и остановился. Черные дебри янтака здесь расступались, образуя что-то вроде песчаной извилистой бухточки. А впереди, метрах в пятнадцати от Царапина, на светлом от луны песке лежал мертвый рядовой Левша.
 

2

 
      Некоторое время Царапин стоял неподвижно, потом пальцы его сами собой разжались, и сумки мягко упали в песок. Внезапно оглохнув или, точнее, перестав слышать зудение дизеля за спиной, он приблизился к лежащему, наклонился и осторожно тронул за плечо. Луна осветила детское лицо с остановившимися удивленно-испуганными глазами. Нигде ни ножевой раны, ни пулевого отверстия. Просто мертв.
      И Царапин понял, что сейчас произойдет то же самое, от чего погиб Левша, но мишенью уже будет он сам. Ровный волнистый песок и луна - промахнуться невозможно. По логике следовало забрать оружие, документы - и перебежками, не теряя ни секунды, попробовать вернуться к холму. Вместо этого он совершил нечто, казалось бы, абсолютно нелепое и бессмысленное. Старший сержант Царапин и сейчас не смог бы толком объяснить, что его заставило тогда лечь рядом с телом Левши и притвориться мертвым. Потому что шаги он услышал лишь несколько секунд спустя.
      Тихие, неторопливые, они не могли принадлежать ни офицеру, ни рядовому. Так вообще никто не ходит - что-то жуткое было в математически равных паузах между шагами. Ближе, ближе… Остановился.
      Царапин перестал дышать. Кто-то стоял над ним, словно размышляя, откуда здесь взялись два мертвых тела, когда должно быть одно. Все стало вдруг чужим, враждебным, даже песок, на котором лежал Царапин, и возникло нестерпимое желание прижаться к мертвому Левше.
      Время оцепенело. Казалось, эти секунды никогда не истекут. Наконец песок скрипнул раз, другой, и шаги мерно зазвучали, удаляясь в сторону холма, мимо курилки. "В капонир пошел", - со страхом понял Царапин, и пальцы сами собой сомкнулись на стволе карабина, лежащего между ним и Левшой. А тот снова остановился. Сейчас он откроет дверцу, войдет в капонир - и…
      Царапин рывком встал на колени, вскидывая карабин. Сдвоенное металлическое клацанье затвора показалось нестерпимо громким. А тот действительно стоял уже перед массивными железными воротами - высокий, черный, страшный, и луна бликовала на его голом черепе.
      Оглушительно лопнул выстрел, приклад наспех вскинутого карабина ударил в плечо. Царапин целил между лопаток, но ствол дернуло, пуля ушла выше - в голову. Черного бросило к воротам. Падая, он нелепо извернулся всем телом, словно пытался еще оглянуться.
      Царапин тяжело поднялся с колен и, держа карабин наперевес, двинулся к лежащему. Но, сделав несколько шагов, он вспомнил, что тот - только что - точно так же шел к капониру, шел спокойно, уверенный в собственной безопасности, не зная, что сзади человек, которого он счел мертвым, уже послал карабин к плечу. Царапин ощутил позвоночником чей-то снайперский - поверх прицела - взгляд и, вскрикнув, метнулся в сторону. Вздымая песок, упал за курилкой, замер. Выждав, снова поднялся на колени и без стука положил ствол на доску скамейки.
      Прошло пять секунд, десять, потом раздалось негромкое "пафф…", - и там, где недавно лежал Царапин, вспыхнул и опал бледно-фиолетовый пузырь света. Голова и плечи Левши исчезли, как откушенные, ноги почернели, по ним забегали синеватые язычки пламени.
      Царапин ждал. Он не чувствовал уже ни волнения, ни боязни - ничего, кроме ненависти к тем, кто творил на его глазах страшное и непонятное. И наконец - вот оно! Из зарослей янтака бесшумно, как привидение, поднялся и выпрямился в лунном свете второй - такой же высокий и черный. Царапин ошибся. То, что он принимал за лысый череп, оказалось плотно облегающей голову противогазной маской, непривычной на вид - без хобота, с уродливым респиратором и линзообразными круглыми окошками.
      Царапин задержал дыхание и, как в тире, аккуратно, с упора, вдолбил ему заряд точно в середину груди. Тот еще падал, медленно сламываясь в поясе, когда у ворот сухо, один за другим, треснули два пистолетных выстрела. Это палил из "макарова" выбежавший на звуки стрельбы лейтенант Акимушкин.
      Царапин перепрыгнул через скамейку, пистолет в руке Акимушкина дернулся в его сторону, но, к счастью, лейтенант вовремя узнал своего оператора.
      И вот тут она выскочила из зарослей. Петров не соврал - тварь действительно была очень похожа на огромную фалангу - мохнатый отвратительный паук с полуметровым размахом лап. Царапин успел выставить ногу, и металлически поблескивающие челюсти со скрипом вонзились в каблук. Царапин в ужасе топтал ее, пинал свободной ногой, бил прикладом, но хватка была мертвой. Наконец он изловчился и, уперев ей в прочную гладкую спину штык, нажал на спусковой крючок. Грохот, визг, в лицо ударило песком - хорошо, что хоть зажмуриться догадался… Возле ног выбило хорошую яму, а фалангу разнесло на две части, большая из которых конвульсивно ползла по кругу, упираясь тремя уцелевшими лапами.
      Сзади раздался предупреждающий крик лейтенанта. Сержант обернулся и увидел, что прямо в лицо ему летит вторая такая же тварь. Он отбил ее на песок штыком и расстрелял в упор.
      Выставив перед собой карабин и не сводя глаз с черных спутанных джунглей янтака, Царапин пятился до тех пор, пока не поравнялся с Акимушкиным. Теперь они стояли спиной к спине.
      – Где Левша? - отрывисто спросил лейтенант.
      Царапин молча ткнул подбородком туда, где догорало то, что осталось от рядового Левши.
      Акимушкин взглянул - и, вытянув шею, подался вперед.
      – Кто это? - Голос лейтенанта упал до сдавленного шепота. Глаза выкатились и остекленели. - Царапин, что они с ним сделали?…
      – Жоголева предупредить надо, - хрипло сказал Царапин. - И "Управление" тоже…
      Вместо ответа лейтенант, скрипнув зубами, вскинул пистолет. Третья "фаланга", подброшенная пулей, в туче песка метнулась в заросли. И сейчас же в отдалении послышался еще один выстрел, затем второй, третий. Это вступила в бой шестая пусковая установка, расчет лейтенанта Жоголева.
      – Предупредили!… - Акимушкин злобно выругался и тут только заметил лежащего. - Он что, сюда шел?… В капонир?
      Царапин молча кивнул. "Сейчас я подойду к нему, - угрюмо думал он. - Подойду и сорву с него эту идиотскую маску. Просто посмотреть, какое лицо должно быть у сволочи, которая могла убить Левшу…"
      Лейтенант опередил его.
      – Кто они хоть такие? - И, не дожидаясь ответа, шагнул к темному распростертому навзничь телу.
      Царапин видел, как Акимушкин наклонился, всмотрелся и вдруг, издав нечленораздельный вскрик, отпрянул.
      "Здорово же я его изуродовал, - мелькнуло у Царапина. - Полчерепа точно снес…"
      Он подошел к лежащему, присел на корточки, положив карабин на колени, взялся за респиратор - и тут же отдернул руку. За какие-нибудь доли секунды он понял все.
      Он ошибся дважды. Это была не маска. Это было лицо. Страшное. Нечеловеческое.
      На Царапина смотрели мертвые линзообразные глаза с вертикальными кошачьими зрачками, а то, что он принимал за причудливый респиратор, оказалось уродливыми челюстями, вернее - жвалами, потому что они, судя по всему, двигались не в вертикальной плоскости, а как у насекомых - в горизонтальной.
      – Ты видишь?… Ты видишь?… - захлебывался Акимушкин, тыча стволом пистолета в лежащего. - Царапин, ты видишь?…
      Они чуть было не прозевали незаметно подкравшуюся "фалангу" - скорее всего ту самую, третью, потому что у нее недоставало двух лап, видимо, отхваченных пулей из лейтенантского "макарова". Они расстреляли ее в клочья, потратив в два раза больше патронов, чем требовалось.
      На шестой пусковой прозвучали два выстрела подряд.
      – До-ло-жить!… - низким чужим голосом выговорил Акимушкин. - Немедленно обо всем до-ло-жить!…
      Его сотрясала дрожь. Он боком пошел к воротам, словно опасаясь повернуться к лежащему спиной.
      – До-ло-жить… - лихорадочно повторял и повторял он. - Доложить немедленно…
      В проеме белело искаженное лицо Петрова. Ефрейтор смотрел на растерзанную выстрелами "фалангу", и карабин в руках у него прыгал. Встретясь с Петровым взглядом, лейтенант немного опомнился.
      – Петров! - бросил он. - Все отставить… Будем считать, что ты действовал по обстановке. А сейчас иди поохраняй. Только затвор сразу передерни и… ради Бога, осторожнее! Царапин, ты - со мной, в кабину!
      В фургончике давно уже гремел и бушевал голос Жоголева. Акимушкин схватил микрофон.
      – Слушает "Кабина"!
      – Ты!… - Жоголев задохнулся. - Ты где ходишь? Что у вас там творится?
      – То же, что и у вас!
      Они поняли друг друга с полуслова.
      – "Фаланги"? - быстро спросил Жоголев.
      – Если бы только "фаланги"!
      – А что еще?
      – Валера! Слушай меня внимательно. Если появятся такие долговязые, черные… скажи своим, чтобы немедленно открывали огонь! Как понял?
      – Черные? - ошалело переспросил Жоголев. - Слушай, неужели…
      – Какое, к черту, неужели! Как увидишь - сам все поймешь! Отключись пока!
      Акимушкин перекинул тумблер.
      – "Управление", ответьте "Старту"!
      – Слушает "Управление", - послышался в динамике откуда-то из другого мира ясный, спокойный голос старшего лейтенанта Мамолина.
      – Докладывает "Старт"! Сеня, нас только что атаковали!
      Судя по тишине в динамике, все в "Управлении" замерли после этих слов. Слышно было, как кто-то метрах в трех от микрофона переспрашивает: "Что? Что он сказал?"
      – Атаковали? - с безмерным удивлением вымолвил Мамолин. - Как атаковали? Кто?
      – Не знаю! Если еще не прервана связь с бригадой, сообщи немедленно - уже есть потери. У меня убит Левша и, предположительно, Агаев. У Жоголева двое пропали без вести. И самое главное… Самое главное… Ты вот о чем предупреди…
      Он замолчал решаясь.
      – В общем так, Сеня, - с усилием выговорил он. - Это не люди.
      Мамолин переваривал услышанное.
      – Не люди? - озадаченно переспросил он. - А кто?
      – Не знаю… - вздрогнув, сказал Акимушкин. - Монстры, дьяволы, пришельцы из космоса!… И вот еще что доложи: у них огромные "фаланги"…
      – Фаланги пальцев? - туповато уточнил Мамолин.
      – Пауки! - рявкнул Акимушкин. - Три года в Средней Азии служишь - фаланг не знаешь? Огромные пауки, здоровые, как собаки!
      – Акимушкин! - взвизгнул Мамолин. - Ты… Ты пьян! Я сейчас в бригаду сообщу!…
      В динамике что негромко, но отчетливо хлопнуло, затем он взорвался неразборчивым бормотанием и умолк. Это Мамолин отпустил кнопку на своем микрофоне.
      – Ну вот и до них добрались, - очень спокойно, почти безразлично заметил Царапин.
      Перед капониром дважды ударил карабин Петрова.
      – Иди помоги ему! - бросил Акимушкин, и Царапин, спрыгнув на бетонный пол, побежал к воротам.
      Ночь оглушила его. Лунное серое небо свистело и выло реактивными двигателями. "Неужели все-таки война? - беспомощно подумал Царапин. - Но с кем? Не с этими же…" Где-то севернее возник жуткий повышающийся вой - что-то большое и тяжелое падало с огромной высоты. Петров и Царапин ждали. "Ддумм…" - донеслось из-за третьей пусковой, словно чугунная болванка врезалась в землю.
      – Не взорвалось, - с удивлением сказал Петров.
      В песке были выбиты две новые воронки, рядом дергались мохнатые суставчатые лапы очередной "фаланги".
      – А эти не появлялись? - спросил Царапин, кивнув на лежащего и невольно задержав на нем взгляд. Насекомое, просто огромное насекомое… Немудрено, что он принял эту личину за противогазную маску.
      – Ну и морда у тебя, Петров… - с нервным смешком пробормотал он.
      – Я! - встревоженно откликнулся ефрейтор.
      – Нет, это я так… анекдот вспомнил…
      Реактивный многоголосый рев, затихая, смещался к северу.
      – Я думал, бомбить будут, - признался Петров и, помолчав, тихо спросил: - А чем они так… Левшу?
      Словно в ответ ему за капонирами, ближе к солдатскому городку, беззвучно вздулся и опал бледно-фиолетовый пузырь света.
      – А вот тем же самым, только поменьше, - не разжимая зубов, проговорил Царапин и вдруг умолк.
      – Машина, что ли? - недоверчиво всматриваясь, спросил он.
      Да, над капонирами дрожал светлый скачущий нимб - там, по песчаной лунной дороге, меж зарослей янтака, кишащих огромными пауками и черными дьяволами, на большой скорости шла машина с включенными фарами - кто-то пробивался к ним со стороны городка.
      – Может, они еще ничего не знают? - неуверенно предположил Петров.
      Царапин, не сводя глаз с тонкого лучистого зарева, отрицательно мотнул головой. Он не мог перепутать ни с чем бледно-фиолетовую вспышку - увеличенную копию той, что сожгла Левшу. Даже если люди в машине минуту назад не знали, что их здесь ждет, то теперь они уже несомненно были в курсе.
      Ночь к тому времени снова стала тихой, явственно слышался нарастающий шум мотора. Отчаянно сигналя, машина вылетела из-за капонира, осветив холм, ворота, курилку. Это был тяжелый самосвал, и он шел прямиком к ним, гнал по зарослям, рискуя шинами.
      Жуткая из-за непонятности своей подробность: над кабиной, словно корона, тлело вишнево-розовым что-то причудливое и совершенно незнакомое.
      Над верблюжьей колючкой в вертикальном высоком прыжке взлетела ополоумевшая "фаланга". Два карабина грянули одновременно, но, кажется, дали промах - стрелять пришлось влет и против света.
      Царапин и Петров молча смотрели на подъезжающий самосвал. Кузов его был поднят. Козырек кузова и вся его верхняя часть потеряли привычные очертания, свесились вправо кружевным застывшим всплеском. Сквозь черную в лунном свете окалину розовел раскаленный металл. На переднем колесе моталась какая-то тряпка. Лишь когда самосвал остановился перед воротами, стало ясно, что это - многократно раздавленная "фаланга", вцепившаяся жвалами в край протектора.
      Дверца открылась, и из кабины полез командир стартовой батареи майор Костыкин - невысокий, плотный, плечи приподняты, под низко надвинутым козырьком в ночном освещении виден лишь крупный бугристый нос.
      Мельком глянув на охраняющих, комбат повернулся к машине.
      – Ну! - бросил он шоферу в белой от частых стирок панаме, который к тому времени выключил свет и, не решаясь открыть вторую дверцу, вылез тем же путем, что и Костыкин. - Кто был прав? Я ж тебе не зря сказал: подними кузов…
      Внимание комбата привлекла вцепившаяся в покрышку разлохмаченная "фаланга".
      – Соображают… - чуть ли не с уважением буркнул он и лишь после этого повернулся к Царапину.
      – Кто есть из офицеров?
      – Лейтенант Акимушкин, лейтенант Жоголев на шестой пусковой, старший лейтенант Мамолин в "Управлении"…
      Комбат неторопливо взялся за козырек и сдвинул его еще ниже на глаза.
      – А ну пошли, - вполголоса приказал он Царапину и, подняв плечи выше обычного, шагнул к воротам. Проходя мимо черного мертвеца, искоса глянул на него, но шага не замедлил. Следовательно, имел уже счастье встретиться с ему подобными.
      Комбата в казарме звали за глаза "дед" Костыкин. Прозвище - емкое, понятное любому военнослужащему и говорящее об огромном уважении.
      Увидев майора, Акимушкин издал радостное восклицание и вскочил, собираясь приветствовать по уставу, но комбат жестом приказал ему не тратить времени зря.
      – Какие потери?
      Акимушкин доложил.
      – В бригаде знают? - Майор уже сидел на вертящемся табурете в обычной своей позе - уперев кулаки в колени.
      – Так точно!
      – А кто докладывал?
      – Мамолин.
      – Хреново… - Майор схватил микрофон, щелкнул тумблером.
      – "Управление" - "Старту"! Мамолин? Майор Костыкин с тобой говорит. Что доложил в бригаду?
      – Доложил, что атаковали нас, товарищ майор. Но они требуют подробно!
      – Подробно?… - "Дед" Костыкин снова взялся за козырек и сдвинул его еще на миллиметр ниже. - Значит, пока я буду к вам добираться, передашь в бригаду от моего имени: "Атакованы неизвестными лицами. Национальность нападающих, а также принадлежность их к вооруженных силам какой-либо державы установить не можем. Противник применил неизвестное нам оружие массового уничтожения. Несем значительные потери. За командира дивизиона - майор Костыкин". Все.
      – Как - все? - противу всех уставов вырвалось у Мамолина.
      Царапин с Акимушкиным тревожно переглянулись.
      – Товарищ майор! - Мамолин был совершенно сбит с толку. - Но ведь это же… Ведь они же…
      – Я слушаю, - хмурясь, бросил комбат.
      – Судя по всему, они… пришельцы из космоса, - запнувшись, выговорил Мамолин.
      "Дед" Костыкин стремительно подался к пульту.
      – А вот об этом - упаси тебя Боже! А то пришлют тебе сейчас подкрепление… Грузовик с санитарами тебе пришлют! Не теряй времени, Мамолин! Без нас потом разберутся, что они за пришельцы.
 

3

 
      Самосвал с поднятым кузовом канул в ночь.
      – Ну теперь дело пойдет! - возбужденно приговаривал Акимушкин. - Теперь дело пойдет!
      Куда пойдет и о каком деле речь, он не уточнял, но настроение у личного состава после наезда "деда" Костыкина заметно улучшилось. Только бы комбат благополучно добрался до "Управления", а там уж он разберется, как кому действовать.
      Вдобавок "фаланги", словно напуганные таким поворотом событий, больше не показывались, прекратилась и стрельба на шестой пусковой. Такое впечатление, что вся эта ночная нечисть вновь отступила на обширный пустырь между огневыми позициями и солдатским городком.
      Снаружи в дверцу капонира заглянул Петров.
      – У меня патроны кончаются, - предупредил он.
      Царапин достал из подсумка гнутую цинковую пластину и спустился из фургончика. Петров, оставив дверь открытой, вошел в капонир и принялся дозаряжать карабин.
      – Самосвалом их распугало, что ли? - заметил он, перегоняя патроны в магазин.
      Царапин вспомнил раскаленный оплавленный кузов самосвала.
      – Левшу я из кабины выгнал… - сказал он вдруг с тоской. - Потом выхожу, а он лежит…
      У Петрова сразу заклинило патрон. Ефрейтор заторопился и, чертыхаясь, попробовал вогнать его дурной силой.
      – Дай сюда "саксаул", - буркнул Царапин, имея в виду карабин. - А ты пока с моим выгляни…
      Но тут снаружи донесся короткий шум, словно кто-то с маху бросился на песок. Потом что-то легонько стукнуло в металлические ворота.
      Царапин и Петров метнулись в стороны от открытой дверцы. Только теперь они поняли, какой непростительной ошибкой было оставить хоть на одну минуту подходы к капониру без охраны. Патроны в пальцах Петрова моментально перестали капризничать, и последний - десятый - туго вошел в магазин. Теперь оба карабина были готовы к стрельбе. Но что толку, если те, снаружи, ударят по воротам вспышкой, которой они изуродовали кузов самосвала!
      – Стой, кто идет? - уставным окриком попытался вернуть себе уверенность Царапин.
      Никто не отозвался. Но никакого сомнения: там, снаружи, кто-то был, кто-то стоял перед металлическими воротами.
      – Стой, стрелять буду! - повысил голос Царапин и выразительно посмотрел на Петрова. Тот как можно громче и отчетливее передернул затвор.
      – Я тебе постреляю! - неожиданно раздался звонкий и злой мальчишеский голос. - Я тебе сейчас туда гранату катну - ты у меня враз отстреляешься! Подними пушку, я входить буду!
      В дверцу просунулся автомат и часть пятнистого маскировочного комбинезона. Потом высокий порог бесшумно переступил среднего роста круглолицый румяный парень с возбужденными глазами. Быстро оглядел капонир, таким же кошачьим движением перенес через порог другую ногу. На поясе у него в самом деле располагалась пара гранат, а в правой руке, которой десантник придерживал автомат, поблескивал клинок со следами отвратительной синей слизи.