Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Вино грез

ModernLib.Net / Научная фантастика / Макдональд Джон Д. / Вино грез - Чтение (стр. 5)
Автор: Макдональд Джон Д.
Жанр: Научная фантастика

 

 


— Не наделаете, Бад.

— Надо думать, успокаивать — это часть вашей работы, правда?

— И сплавлять отсюда всех, кто оказывает признаки зарождающегося душевного разлада. Не забывайте этого. Еще одной частью моей работы является наблюдение за вами. Я наблюдала за вами. У меня есть полное досье на вас, Бад. Попытайтесь посмотреть на себя объективно. Вам тридцать четыре года. Вы родились в маленьком городке, в штате Огайо. В восемь лет осиротели. Воспитывались дядей. Общая школа. В двенадцать лет у вас появились собственные идеи о способах решения задач по геометрии. Вы скептически относились к Эвклидовым решениям. За оригинальность эксперимента, проведенного вами в физической лаборатории высшей школы, вы получили докторскую степень. Зарабатывая нужные вам деньги, выполняли заказы в разных учреждениях. Репутацию получили, когда помогли сконструировать первое устройство с практическим применением атомной энергии для промышленных целей. Затем служба в государственном учреждении. Годы изнурительного труда над А-четыре, А-пять и А-шесть. Теперь вы понимаете, чем был вызван этот маленький… ляпсус в кабинете?

— Что вы имеете в виду?

— Вы не умеете отдыхать. У вас никогда не находилось времени на девушек, на выходные дни. Вы никогда не засыпали поддеревьями, никогда не ловили форель. Если вам приходилось читать для развлечения, то это были, опять же таки, научные статьи и новости. Ваши представления об удачном вечере — это заполнить пятнадцать страниц чистой бумаги мелкими, как птичьи следы, греческими значками или провести заседание с такими же однобокими, как вы, людьми.

— Доктор хочет прописать лечение? — осторожно спросил Бад.

Шэрэн отпустила руку Бада и откинулась на спинку стула. Луна опустилась уже довольно низко, тень навеса на веранде подвинулась, и теперь лунный свет падал на ее лицо; он ярко высветил, будто нарисовал светлой помадой, нижнюю губу, но глаза Шэрэн оставались в тени.

После длительного молчания она ответила.

— Доктор прописывает вам доктора, Бад. Я пойду в вашу квартиру вместе с вами, если… если вы… хотите меня.

Бад почувствовал, как от волнения застучало сердце. Летели секунды. Наконец, он заговорил:

— Думаю, нам следует быть честными друг с другом до конца, Шэрэн. Так будет лучше всего. Вы поставили и меня, и себя в деликатное положение, и все эмоции оказались выставленными напоказ. Я знаю о вашем добром отношении ко мне и проекту. Знаю о вашей глубокой верности. А теперь, дорогая, ответьте честно. Если бы я не пришел к вам со своей… бедой, сделали бы вы подобное предложение?

— Нет, — прошептала Шэрэн.

— А если бы я попросил при случае?

— Не знаю. Вероятно, нет, Бад. Извини.

— Тогда давай бросим эту тему пока не случилось ничего плохого Я ограничусь розовой пилюлькой и свиданием утром.

— А после того, как вы пройдете проверку, Бад, я пошлю вас побродить по холмам с охотничьим ружьем, которое я одолжила у друзей. Вы будете обязаны целый день стрелять лис и не думать ни о чем, что хоть как-то связано с этим отвратительным проектом. Таков приказ.

— Так точно, сэр! — Бад встал по стойке «смирно» и отдал честь.

— Пожалуйста, Бад. Вы должны понять, что была только слабость, заставившая вас почувствовать симптомы, описанные Уильямом Конэлом. Слабость, рожденная напряжением и утомлением. Это было самовнушением, чистый и простой самогипноз. Такое может случиться с любым из нас.

— Что бы это ни было, Шэрэн, мне это не нравится. Пойдемте. Я провожу вас.

Они медленно направились к дороге. До самого ее дома они не разговаривали — в этом не было необходимости. В какой-то степени Шэрэн устраивала его. И вот уже в постели, ожидая, когда начнет действовать слабенькое лекарство, он удивился себе, своему отказу; ведь он не позволил ей пожертвовать своей честностью ради проекта. Он думал о ее освещенной луной стройной фигурке, о юных грудях под тонкой блузкой. Он улыбнулся при воспоминании о своих отговорках, об отказе принять такой дар. Они оба ощущали, что подходят друг другу, но не совсем. А «не совсем» было недостаточно для любого из них.

Глава 6

Рол Кинсон понял, что восемь прошедших лет доказали правоту Федры. Никому не забыть свои первые сны, те первые три сна, по одному на каждый чужой мир, помеченный на шкале в изголовьи кабины для грез.

Федра родила его ребенка к концу первого года его грез.

Иногда он наблюдал за детьми во время игр и ему хотелось бы узнать, который из них его сын. Но напрасно он искал хоть какие-нибудь признаки сходства. И он часто удивлялся своему любопытству, которого, кажется, никто из других грезящих не испытывал.

Да, первые грезы незабываемы. Даже по прошествии восьми лет он помнил каждое мгновение второго сна.

Во втором сне у него уже была дерзкая уверенность при осуществлении контакта, дерзкая самоуверенность, рожденная опытом первого сна. Ему не терпелось повидать второй мир. И в своей нетерпеливости он ухватился за первое же попавшееся сознание, втиснулся всей силой своего интеллекта, продиктованной крайним любопытством.

И сразу же обнаружил себя в чужом теле, корчащемся под ослепительно горячим светом на твердой поверхности, Но овладеть мускулами и чувствами захваченного тела он не смог. Все, что он видел, раскалывалось на куски. Рол попытался было ослабить свое проникновение, но мозг носителя не перехватывал власти над телом. Мозг которого он коснулся, оказался разбитым, неуправляемым, посылающим судорожные команды неподчиняющимся мышцам. Сначала Рол было подумал, что он поселился в уже разрушенный мозг, но потом заподозрил, что причиной разрушения мозга носителя могло быть его бесконтрольное вторжение, осуществленное на полную мощность. Рол приложил все силы, чтобы овладеть ситуацией, и выскользнул из тела, заставив себя приблизиться к другому телу.

Он осторожно скользнул в новый мозг, ни в коей мере не перехватывая контроль, а только ожидая, наблюдая и прислушиваясь, но проник достаточно глубоко, чтобы понимать язык нового тела. Новым носителем оказался мускулистый человек в синей форменной одежде. Он говорил:

— Отодвиньтесь! Эй, вы! Дайте парню воздуха! Люди, дайте ему прийти в себя.

Подошел второй человек в такой же синей форме.

— Что тут у тебя, Эл?

— С типом припадок, или что-то вроде. Я послал за скорой помощью. Эй, вы, там! Я слышал, что вы доктор? Взгляните на парня, будьте любезны.

Человек в сером костюме нагнулся и втиснул корчившемуся на тротуаре человеку карандаш между зубов. Затем поднял голову и взглянул на полицейского.

— Скорее всего, он эпилептик. Лучше вызовите скорую помощь.

— Спасибо, док. Я уже вызвал.

Глазами человека по имени Эл и считавшего себя полицейским, Рол с любопытством наблюдал, как подъехал металлический экипаж, издавая по дороге пронзительные звуки. Развернувшись, машина перекатилась через бордюр тротуара. Человек в белом осмотрел больного на тротуаре, перенес его на носилки и задвинул их в экипаж. Вскоре вой машины замер вдали.

Из кармана форменного пиджака Эл вынул небольшую коробочку, нажал кнопку и заговорил, приблизив коробочку к губам. Он доложил о происшедшем и в конце доклада сообщил:

— Я что-то неважно себя чувствую. Что-то вроде головной боли. Если станет хуже, я позвоню и попрошу освобождения.

Он положил переговорное устройство в карман, а Рол глазами Эла посмотрел на широкую улицу, забитую торопящимися людьми и незнакомыми машинами на колесах, управляемыми другими людьми. По сложению и цвету кожи эти люди были похожи на людей первого мира. Но одежда была другой. В поисках определяющих слов Рол порылся в сознании Эла и выяснил, что эта часть города называется Сиракьюс и входит в большую зону, называемую штат Нью-Йорк. Улица называлась Саус Сейнлайнэ.

Еще Рол узнал, что у Эла ноют ноги, что ему хочется пить, и что его «жена» поехала в гости в какое-то отдаленное место. Он ощутил, что «жена» — это сексуальный партнер, но в этом понятии содержалось что-то большее. Кроме спаривания, под ним подразумевалась и совместная жизнь, общие горести и радости, и проживание в особой необщественной структуре, называемой «дом». Вскоре, в случайных мыслях Эла, Рол обнаружил еще одно знакомое понятие. Эл думал о «деньгах» и Рол догадался, что они представляют собой нечто вроде тех удивительных и явно бесполезных кусочков металла, которые вкладывали ему в руку, когда он продавал воду в первом мире. Он узнал, что Элу давали деньги взамен за его службу полицейским, а деньги расходовались на приобретение пищи, одежды и содержание «дома». Рол внушил Элу мысль о том, что он больше никогда ни от кого не получит денег, и был ошеломлен мощью волны страха, последовавшей за этим предположением.

Он поглядел глазами Эла в окно магазина, пытаясь угадать возможное назначение предметов, которых он ни разу не видел в учебных классах самых верхних уровней. Если Эл переводил взгляд на что-либо самостоятельно, Рол мог понимать мысли, получать название предмета и узнавать, для чего он нужен. Тонкий прут с металлической катушкой на одном конце использовался для обмана существа, жившего под водой и называвшегося «морской окунь». Когда крючок впивается в плоть «окуня», при помощи вращения катушки его поднимают в лодку и позже съедают. Увидев мысленное изображение окуня в сознании Эла, Рол подумал о поедании окуня и его затошнило. Если Рол заставлял Эла смотреть на что-либо силой, шок и страх оттого, что он делает нечто противоречащее своим целям и сознанию, был так велик, что мозг застывал и Рол ничего не мог узнать.

Рол провел в городе десять часов, обучаясь более искусно отделяться от одного носителя и переноситься к другому, тренируясь виртуозно овладевать чужими телами, от полного захвата контроля до степени, при которой он мог покоиться в уголочке сознания носителя, наблюдать, вслушиваться, понимать, и все это при том, что носитель не осознавал его присутствия. Рол пил пиво, смотрел движущиеся картинки, управлял автомобилем, грузовиком, мотоциклом, смотрел телевизор, печатал буквы, мыл окна, вломился в запертый автомобиль и украл кинокамеру, примерял свадебный наряд в примерочной, сверлил зубы, совокуплялся, подметал тротуар, варил мясо, играл мячом. Он узнал, что в детское сознание нужно вторгаться медленно и осторожно, как в тесное помещение с хрупкими предметами, но освоившись, там можно найти волшебные вещи, яркие мечты и желания. Он узнал, что сознание у стариков расплывчато и туманно, разве что некоторые из старых воспоминаний еще ясные и отчетливые. Он наловчился подсовывать в мозг носителя нужную мысль так тонко, что об этом можно было узнать только по ответным действиям тела. Внутри же мозга связь сознаний, по сути, превращалась в странную беседу, в которой сознание носителя полагало, что разговаривает само с собой. По большей части, мысли посещаемых Ролом людей были похожи на мечты о том, к чему они стремились, и представляли ощущения и изображения желанных удовольствий, которых они не имели. Удовольствий от обладания деньгами, властью и удовлетворения голода плоти. В основном он попадал в сознание напуганных, неуверенных ни в ком и ни в чем, несплоченных людей. Глубоко внутри в них тлели сильные порывы, как у людей первого мира, но из-за господствовавшей в их обществе механической подчиненности законам, у них не было путей высвобождения этих порывов. Побуждения, не успев вспыхнуть в их мозгах, тут же затухали. Этих людей не пожирали львы, но их снедали собственные машины и сооружения. Все они жили под тиранией «денег», что казалось Ролу таким же жестоким угнетением, как гнет власти Арада Старшего, — и таким же бессмысленным,

Закончился десятичасовой сон; Рол успел побывать в несчетном количестве сознаний. Все пережитое во сне истощило его и ослабило. Но он все запомнил. Запомнил Рол и то, что спускаясь с двадцатого уровня после этого сна, он встретил Лизу, направляющуюся вверх, и по ее лукавому взгляду понял, что она держит путь в учебные залы. Лизе уже было четырнадцать, она подросла и стала выше остальных, созревая быстрее, но пока еще одевалась в металлизированную повязку, как все дети наблюдателей.

Как и после первого сна, он набросился на еду, ощущая невероятный голод. Позже он узнал, что грезы всегда вызывают острую необходимость наполнить желудок. Как и после первого сна, он снова попытался вспомнить некоторые из слов чужого языка, которым он владел во время сна, но все они улетучились из памяти.

Рол поел и ввел опустевший поднос в щель, прислушиваясь, как само собой закрывается отверстие в стене и шумят струи горячей воды и пара, обмывающие поднос для того, кто следующим сядет на это место. Когда он встал, к нему подошли две женщины и мужчина и попросили его пройти с ними в место для бесед и рассказать свой сон. Он согласился, но ужасно оробел и боялся, что его рассказ будет неинтересным и он пропустит многое из того, что узнал. Догадываясь о причине его застенчивости, одна из женщин предложила сначала рассказать свой сон.

— Я хотела испытать переживания красавицы и боль, — начала она, — и выбрала для этого первый мир. Прошло половина сна, пока я нашла красавицу. Она была заперта в каменной комнате, была очень слаба, но очень красива. Ее обуревала сумятица мыслей, полных гордости, ненависти и страсти. Я не совсем поняла, за что ее осудили. За какую-то веру, смысл и важность которой не имели для меня никакого значения. Я выяснила, что ей осталось жить совсем немного, надеялась, что мне не придется покинуть ее мозг до того, как ее прикончат. Люди, которые заперли ее там, пытались сломить ее волю. Один из них наблюдал, а остальные по очереди насиловали ее. Потом они менялись. В конце концов, ее в разорванных и окровавленных отрепьях повели по узким улицам. В нее бросали грязь и нечистоты. Потом ее привязали к столбу и навалили вокруг какие-то предметы. Перед ней встал человек и громким голосом начал перечислять ее преступления. Потом в наваленные вокруг нее кучи что-то бросили, и сразу со всех сторон с фырканьем и потрескиванием ее охватила жгучая боль. Это были самые ужасные муки, которые я когда-либо испытывала в любом из трех миров, самая полная и самая восхитительная боль. Перед тем, как сознание женщины померкло, изображение и огни вокруг разбились на куски и утратили значение. Когда сознание потухло, я переместилась в человека, который стоял так близко, что красная боль обжигала его лицо, и взглянула на черное обвисшее тело, все еще привязанное к столбу и которое когда-то было красавицей. Теперь же никто не мог сказать, кто это был. И тут сон закончился.

В наступившем молчании Рол взглянул на женщину; остреньким кончиком розового языка Бара провела по губам. Под тяжелыми веками сияли глаза. В матовом свечении стен ее голый череп блестел, как полированный.

Мужчина печально улыбнулся и покачал головой.

— Бара всегда ищет боль и наслаждается, испытывая ее. Зачем стремиться чувствовать то, что ощущает существо из грез? Мне больше нравится второй мир. Я внедряюсь в существо и выталкиваю его мысли. Я совсем не собираюсь постигать незнакомый язык. Мне нравится тьма в их сознании. Обычно, я нахожу молодого и сильного самца, заставляю его пригнуться и ждать, а потом прыгать на слабых, ломая их сильными руками, опрокидывая их. Машины грез очень умны. Любой может принять вопли существ за настоящие. Другие существа начинают охоту за телом, захваченным мной. Игра заключается в том, чтобы меня не поймали, пока не кончится сон. Иногда других существ слишком много, да еще с оружием, вокруг полно света, и им удается быстро разрушить тело. Иногда они успевают схватить тело и связать его. Я обзываю их идиотами на их же языке; они трясутся от страха. Это очень волнующие грезы, — и на лице мужчины появилась таинственная улыбка, он зашевелил пальцами и закивал головой.

— Хорошие ли грезы были у тебя в первых двух мирах? Хорошо ли тебе грезилось во втором мире? — спросила вторая женщина. Все в ожидании уставились на Рола.

Он встал.

— Во втором мире я наведывался в сознания очень многих. Некоторых из них… было приятно познавать — так хорошо было с ними. Мне хотелось помочь им, но я не знал как. Мне они понравились. Больше, чем многие из тех, кого я знаю здесь, среди нас.

С секунду собеседники Рола молчали, изумленно глядя на него, а потом начали хохотать. Рол раньше никогда не слыхал таких резких звуков. Наблюдатели смеялись очень редко.

— Ох-хо-хо! — обессиленно рыдали они, вытирая слезы. Успокоившись, мужчина встал и положил руку на плечо Рола:

— Нам не следовало бы смеяться над тобой. Для тебя это все слишком ново. В первое время грезы кажутся очень реальными. Но ты должен понять, существа из снов — это плод твоих грез. Вы с машиной для грез создаете их внутри твоего спящего и грезящего сознания. Это же совершенно ясно, что они перестают существовать; если бы они продолжали существовать, то они оказались бы здесь, верно? Здесь единственное существующее место. Все остальное — это ничто без конца и края.

Услышав это, Рол нахмурился.

— Вот еще, что я не могу понять. Можно ли в грезах попасть в тот же самый мир и найти ту же самую особу снова?

— Да. Это возможно.

— А та особа… жила в то время, пока о ней не грезили?

— Жила? — недоуменно повторила одна из женщин. — Вопрос не имеет смысла.

— Могу ли я в одном из своих снов грезить об особе, которая снилась во сне кого-то другого?

— Случается, но не часто. Это ничего не значит, Рол. Это всего лишь ловкость и хитрость машины, преобразующей фантастические и невероятные выдумки ума в три упорядоченных мира, которые кажутся связанными и упорядоченными незнакомой логикой. Но доказательство, конечно, заключается в том, что жизнь не может существовать в условиях тех миров. Скоро ты поймешь, что все это ловкая иллюзия, и все это для того, чтобы ты радовался, что ты уже не ребенок.

Бара, давясь смехом, встала и дернула Рола за складку его тоги. У нее были сочные пухлые губы и мягкий воркующий голос.

— Рол, это — единственный мир. Только в этом месте все, что нас окружает, настоящее. Не позволяй машинам обманывать себя. Их магия очень сильна. Некоторые из наших людей сошли с ума из-за того, что поверили в реальность мира, создаваемого грезами.

Под конец, когда они начинали считать этот мир, наш мир, сном, их пришлось выбросить отсюда. У меня много причин желать, чтобы этого не случилось с тобой, — она потянула его за руку. — Пойдем со мной в одну из маленьких игровых комнат. Там вдвоем мы сыграем пару сцен, которые я видела в грезе. Тебе они покажутся очень интересными.

Рол молча вырвал руку, оттеснил плечом мужчину и пошел прочь. Зайдя на двадцатый уровень, он остановился, разглядывая ряды кабин. Здесь, на двадцатом уровне, освещение всегда было приглушенным. Самый яркий свет на уровне зажигался только в кабинах. В какую бы сторону Рол ни посмотрел, всюду простирались ряды кабин, выстроившихся по обе стороны коридора; уменьшаясь в перспективе, они исчезали за изгибом.

Рол медленно пошел по коридору. Некоторые из кабин были пусты. Во многих лежали грезящие. В одной из кабин Рол увидел Джода Олэна, лежавшего со скрещенными на голубовато-белой груди руками. Некоторые грезили, лежа на спине, другие — свернувшись калачиком, Одна женщина грезила, обхватив прижатые к груди колени. Рол шел дальше, пока вокруг него по обеим сторонам коридора не остались одни пустые кабины с ожидающими использования пластинками для рта и свернутыми кабелями. В этом месте коридор резко поворачивал, и перед Ролом открылась еще одна перспектива из кабин для грез. Он медленно зашагал вдоль кабин.

Вид занятой кабины напугал его. Но подойдя поближе, он увидел, что ее обитатель давно мертв; закрытые глаза глубоко запали, кожа высохла и потемнела. Высохшие губы обнажили пожелтевшие зубы, которые все еще удерживали перекосившуюся пластинку. Кто-то умер во время сна и был забыт среди машин, слишком удаленных от используемых и посещаемых секций коридора. Если кто-то и обнаружил отсутствие этого человека, то, скорее всего решил, что тот надлежаще введен в трубу и отправлен во тьму.

Рол долго стоял и смотрел на кабину. Сначала он подумал, что нужно рассказать об этом Олэну, но сообразил, что придется объяснять, почему он оказался в таком малопосещаемом месте. Этот человек умер давно. Возможно, его вообще никогда не обнаружат. Его никогда не опустят головой вперед в овальную трубу. Женщин помещали в трубу вперед ногами. Таков был закон.

Легкое дуновение теплого воздуха из зарешеченных вентиляционных отверстий над головой вывело Рола из задумчивости. Он повернулся и зашагал к сломанному эскалатору и дальше вверх — на поиски Лизы.

Он нашел ее на верхнем уровне целиком поглощенную боевыми действиями развертывающейся на экране древней войны. Из динамиков неслись звуки сражения. Рол окликнул Лизу и она, выключив проектор, с сияющими глазами подбежала к Ролу.

— Живей, рассказывай! — нетерпеливо потребовала она, взяв его за руку. — Расскажи о грезах.

Рол сел; нетерпеливость сестры заставила его нахмуриться.

— Не знаю почему, но я уверен, что старшие неправы. Когда-нибудь, ты тоже поймешь это. Грезы означают больше, чем… утверждают взрослые.

— Но это же нелепость, Рол. Грезы — всего лишь сны. И грезить — наше ПРАВО.

— Ребенок не должен разговаривать так со взрослыми. Я говорю, что грезы — реальность. Они так же реальны, как этот пол, — и он топнул босой ногой по полу.

— Не… не говори так, Рол, — Лиза немного отодвинулась. — Не смей этого даже говорить! За это тебя могут выбросить из нашего мира. Через дверь, о которой ты говорил мне. И тогда я останусь здесь одна. В этом мире не останется ни одного человека, такого же уродливого, как я, с такими ненавистными волосами, с такими огромными массивными руками и ногами.

— Я никому не буду об этом говорить, — улыбнулся Рол — и ты еще насладишься грезами, Лиза. Женщины которые выглядят так, как будешь выглядеть ты, став взрослой, в грезах считаются очень красивыми.

Лиза уставилась на Рола.

— Красивыми? Как я? Рол, я безобразна, как женщины на картинках, которые я рассматриваю.

— Увидишь. Я обещаю.

Лиза присела на корточки у стула и улыбнулась.

— Ну, давай. Рассказывай. Ты обещал. Рассказывай о грезах.

При одном условии.

Ты всегда ставишь условия, — надула губки Лиза.

Ты должна пообещать, что поможешь мне в поисках по всем учебным комнатам, по всем этим тысячам кассет.

Поиск может длиться годы. Не знаю. Но где-то здесь. Лиза, мы должны найти ответы на все, что нас гложет. Наш мир ведь не вырос сам собой, его построили. Что такое грезы? Почему мы называем себя Наблюдателями? Все это должно иметь начало. И где-то здесь мы обязательно найдем историю сотворения нашего мира. Кто создал этот мир?

— Он всегда существовал.

— Так ты поможешь мне искать?

Лиза утвердительно кивнула головой, и Рол начал рассказ. Пока он рассказывал о грезах в первых двух мирах, она, раскрыв рот от изумления, не сводила с него глаз.

На следующий день Рол рассказал ей о третьем мире. Но перед этим, как только закончился сон, он отчитался по нему Джоду Олэну, и тот, в свою очередь, обучил его основам единого Закона Грезящих. И Рол был потрясен значением инструкций, данных Джодом Олэном.

Лиза, как и прежде, в восхищении не сводила с него глаз.

— Третий мир, — начал Рол, — совершенно отличается от первых двух. Первый мир — это сплошь кровь и жестокость. Второй — это мир беспокойных страхов и механизмов, запутанных социальных отношений, основанных на необычных видах опасений. Третий же мир… я собираюсь снова отправиться туда. Много раз. Умы людей, заселяющих его, полны энергии и проницательности. И я уверен, что они знают о нас.

— Но это звучит глупо, Рол! Это только сон. Разве могут существа из грез знать о грезящих? Другие же не знают о нас.

— Вторгаясь в первое сознание, я был слишком осторожен. На мгновение возникло сопротивление, но тут же исчезло. Я самонадеянно двинулся глубже. И вот, в то время, как я осторожно протискивался в сознание, оно оттолкнуло меня с таким напором, что я был вынужден покинуть его. Пришлось потратить некоторое время, чтобы снова найти этот мозг. На этот раз я втискивался активней. Пришлось преодолевать большое сопротивление. В конце концов, когда я перехватил управление чувствами, я увидел, что сижу перед небольшим строением. Пейзаж был великолепен. Роща, деревья, поля и обилие цветов составляли единое целое со строением. Его внутренние стены, открывавшиеся моему взгляду, сияли точно также, как сияют коридоры нашего мира. Казалось, дом был начинен автоматически действующими машинами, как на наших нижних уровнях. Когда я попытался исследовать захваченное сознание и выяснить, что представляет собой этот мир, я обнаружил пустоту. Сначала я подумал, что у существа, возможно, нет мозга, но тут же вспомнил изумительную силу его сознания. Я в полной мере управлял телом, но его сознание оказалось способным воздвигнуть барьер существу, крадущему мысли. Я осмотрелся и увидел просто одетых мужчин и женщин, стоявших на приличном расстоянии и глядевших в мою сторону. Я встал.

Из сознания захваченного тела просочилась одна мысль. Она предупреждала, что при попытке насилия с моей стороны, его немедленно убьют те, кто наблюдают. Мысль передавалась мне медленно и отчетливо, и у меня создалось впечатление, будто он обращается к подчиненному, упрощая мысли для сообразительного ума. Он объяснил, что было бы лучше всего, если бы я вернулся туда, откуда пришел. Если я попытаюсь переместиться в другое сознание, новый носитель окажется в том же положении, в каком оказался он сам. С помощью его губ я сумел выразить одно слово на нашем языке «почему». Он ответил, что они умеют читать мысли друг друга и для них не составляет труда обнаружить присутствие чужого сознания в мозге. В настроении носителя я уловил неумолимость. Окружавшие его люди стояли и наблюдали, и я начал сознавать, что ему каким-то образом удавалось общаться с ними по каналу, которого я не мог нащупать. Я понял, что он все знает о грезах и грезящих и попытался убедительно объяснить ему, что мной руководит только любопытство, и у меня нет намерения совершать насилие. Я сел, а он, как мне показалось, чуть насмешливо спросил, что я хотел бы узнать.

— Какой скучный сон! — воскликнула Лиза.

— Мне так не кажется. Мы провели в разговорах весь сон. Они называют этот третий мир — Ормазд[5].

Это название обязано не то принципу добродетели, не то имени какого-то божества. Живут они уединенно, весьма непритязательно, на значительном расстоянии Друг от друга. Но на обучение и практическую работу с молодежью не жалеют ни забот, ни внимания, ни времени.


Мне все время казалось, что он «разговаривает» со мной как с ребенком. Вся их жизнь посвящена развитию и прогрессу абсолютного мышления, независимого от всяких эмоций. Чтение мыслей является частью этого процесса. Он рассказал мне, что когда они, наконец, изъяли из обращения все языки и слова, то избавились от всевозможных недоразумений, возникавших ранее между людьми. У них нет преступлений, нет насилия, нет войн.

— И ты говоришь, что это не скучно? — вставила Лиза.

— Но вот, что больше всего удивляет меня. Я знаю, что они знают о нас. Но мысленное понятие, которое он употреблял, означало совсем не «грезы» или «со»», плюс ко всему оно заключало внимательное рассматривание, оценку или осмотр. Я пытался расспросить поподробнее, но в ответ он только мрачно мысленно рассмеялся и сказал, что помешать им не в нашей власти. Когда же я заявил, что ищу знание, он ответил, что, скорее всего, оно не принесет мне ничего хорошего. Он сказал, что уже слишком поздно. Слишком поздно для нас, наблюдателей. А еще, что для меня было бы гораздо спокойнее держаться подальше от его мира. И вот в этой его мысленной схеме, на краткий мир промелькнула печаль. У меня возникло убеждение, что эта печаль была связана совсем не со мной. Она просуществовала очень краткое время и, все же, я успел воспринять смутное сожаление о каком-то великом плане, завершившемся провалом. Я ощутил его грусть и очень обрадовался, когда, наконец, проснулся.

— Первые два мира выглядят гораздо лучше, — заметила Лиза.

— После того, как я разделался с первыми тремя снами, я могу грезить о любом, каком бы ни пожелал мире, — пояснил Рол. — Я ходил к Джоду Олэну и он познакомил меня с Законом.

— А ты можешь рассказать о нем мне?

— Это запрещено. Но тебе я, конечно, расскажу. Мы с тобой и так знаем слишком много запретного, Лиза. Вот Закон в том виде, в каком мне его растолковали. Если когда-нибудь существа из любого мира грез соорудят машины, с помощью которых смогут передвигаться из своего мира в другие миры, где они смогут жить, то грезы прекратятся.

— Почему?

— Я спрашивал. Он ответил, что таков Закон. Он рассказал, что в очень давнее время первый мир очень приблизился к постройке таких машин, но наблюдатели повиновались Закону и стали заставлять людей первого мира уничтожать эти машины снова и снова; по всему миру распространилась волна разрушительных взрывов, и сейчас этот мир очень далек от постройки таких машин. Третий мир в постройке этих машин не заинтересован. Опасность таится во втором мире. Джод Олэн опасается, что слишком многие из грезящих забыли о Законе. Сам он за всю свою жизнь уничтожил во втором мире три больших космических корабля. Он говорит, что нам всем следовало бы грезить только о втором мире, но, к сожалению, многие не хотят грезить ни о чем другом, как только о первом мире. В каждом сне Джод Олэн бродит по второму миру, разыскивая великие машины, которые угрожают грезам.

— Раз таков Закон, — произнесла Лиза, — значит, он должен выполняться.

— Почему? Ты и я научились читать и писать. Только мы можем читать старинные записи, вставлять старинные касеты и приводить в действие проекторы. Джод Олэн стоек и добр, но он больше ничем не интересуется. Хотя интересовался, когда был молод. Он принимает Закон без обсуждений. Он не интересуется его подоплекой, причиной его возникновения. Это — слепота. Я хочу все это узнать, если причина обоснована, я подчинюсь Закону. Каков смысл моей жизни? Зачем я здесь?

— Может быть, грезить?

Ему никогда не забыть первые три сна; даже по прошествии восьми лет, заполненных грезами, впечатление, произведенное первыми снами, не ослабело.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12