Глава 9

Придя в суд, мы застали Энн запирающей дверь офиса. Я представил ее Форесту.

— А что, миссис Джонсон уехала домой?

— Да, — ответила девушка. — Я пообещана, что сразу же поеду вслед. Хелен не может оставаться одна, и, похоже, что друзей или родных, способных поддержать ее в эту минуту, просто нет.

— Вы чуткая девушка.

От комплимента она вздрогнула и закусила нижнюю губу.

— Это единственная польза, которую я сейчас могу принести.

— Интересно, мисс Девон, а я мог бы с вами прокатиться? — спросил Форест. (Энн была так мила.) — Видите ли, я незнаком с местной топографией.

— Конечно. — Она повернулась ко мне под действием внезапного импульса. — Хов, мне необходимо поговорить с тобой с глазу на глаз.

— Прямо сейчас?

— Пожалуйста, если у тебя есть время...

Форест мягко ввернул:

— Все нормально. Я пока просмотрю ваш отчет по делу Майнера.

Энн достала рапорт из кипы дел и, пройдя за мной во внутренний офис, закрыла дверь. Она стояла, прислонившись к косяку, держа руки за спиной, и разглядывала истертый ковер.

— Боюсь, что после сегодняшнего дня ты станешь меня презирать...

— Ты имеешь в виду размолвку с Сайфелем? Ни в коем случае. Наоборот, это обнадеживающий знак. А то я уже начал опасаться, что все твои чувства предназначены только для уголовников.

— На самом деле я просто ревнивая, сварливая баба. Но это не совсем то, о чем я хотела с тобой поговорить.

— Самое странное, что я об этом тоже подумал.

— Я влюблена в него, — сказала она.

— Я даже не знал, что ты знакома с Сайфелем. Что вы дружили...

— А мы и не дружили. Я не одобряю его. А он не принимает меня всерьез. Насмехается, говорит, что я синий чулок. Но с того самого дня, как он вошел в офис...

— Какого дня?

— Это было в феврале, когда он работал над делом Майнера. Ларри зашел, чтобы задать несколько вопросов. Ты был в отъезде, в северной части графства, Алекс куда-то вышел. Мы стали болтать, и он пригласил, меня позавтракать. С того самого времени я с ним и встречаюсь.

— Не усматривал в этом преступления. Только к чему такая секретность?

— Он не хочет, чтобы об этом узнала его мать. И кстати сказать, я не хотела, чтобы об этом узнал ты.

— Обе причины мне кажутся просто глупыми.

— Неужели? Мне стыдно за себя, Хов. Он ведь не в моем вкусе. Иногда мне кажется, что я его ненавижу. Его интересуют лишь деньги и успех в обществе. Эгоистичный сквалыга. Как я могла полюбить подобного типа? Не знаю... И тем не менее — думаю только о нем, мечтаю о нем по ночам. Что такое со мной случилось, Хов?

— Во-первых, похоже, что это любовь. У тебя было затяжное детство. Но лучше поздно, чем никогда.

— Ты смеешься надо мной.

— Неужели это настолько страшно? Могу добавить, что я немного удивлен, но нисколечко не шокирован. Настанет время, когда он должен будет жениться, а ты выйти замуж.

— Неужели ты думаешь, что он женится на мне! Нет. Он дожидается смерти мистера Джонсона, чтобы жениться на ней! — Ее голос понизился до мелодраматического шепота.

— Ты выставляешь его в худшем свете, чем он есть на самом деле. В Сайфеле нет ничего такого, что умная женщина не смогла бы обратить в свою пользу. Он просто испорчен. Бьюсь об заклад, что причиной его испорченности является мать.

— Так и есть. Я видела их вместе. Он похож на большую кошку, мурлыкает, когда его мать чешет за ушком. Ох, как я презираю этого человека!

— Хм-м... — только и сказал я.

Она отвернулась, чтобы вытереть слезы. Ее голос глухо пробурчал сквозь салфетку.

— Хов, прости меня, но это не то, о чем я хотела с тобой поговорить. Ты будто вытянул из меня...

— Можешь называть меня Торквемадой.

— Слушай, завязывай со своими шуточками, я ведь серьезно. Это важно. Мне необходимо было высказаться, и я не смогла сдержаться. Не понимаю, что на меня нашло, но морально...

— Очнись, — сказал я громко и как можно мягче. — Ты хотела мне что-то сообщить. Вот и я.

— Я видела раньше этого мертвого мужчину, Хов.

— Где?

— С Ларри Сайфелем. Но боялась тебе об этом говорить.

— Продолжай. Когда ты видела их в последний раз?

— В феврале, в день суда над Фредом Майнером. Я пришла, чтобы встретить Ларри перед залом заседаний — мы должны были вместе позавтракать. Так вот, Сайфель сидел в пустом зале и разговаривал с этим человеком.

— Ты уверена?

— На все сто. Иначе зачем мне об этом говорить? Я не могла забыть его лицо, эти, красноватые глазки. И лысину. В тот день на нем не было парика.

— О чем шел разговор?

— Я не прислушивалась. К двери они подошли вместе. Ларри пожал ему руку и сказал, что если понадобится помощь, то он сам найдет его в Лос-Анджелесе.

— Если Ларри понадобится его помощь?

— Да. Что ты намереваешься теперь предпринять, Хов?

— Разумеется, отправить Сайфеля на опознание трупа. И получить положительный результат. Если, конечно, Сайфелю будет угодно дать нам положительный ответ.

Она схватила мою ладонь обеими руками и сквозь слезы посмотрела мне в глаза.

— Только, пожалуйста, не говори ему, что это я...

— Ты настолько без ума от него?

— Это ужасно? Я чувствую себя такой одинокой, когда его не вижу...

— Даже если он каким-нибудь образом причастен к этому делу?

Она прижалась лицом к моему плечу.

— Он причастен. Я поняла это, как только увидела труп в покойницкой. И похоже, что интуиция меня не подводит.

Нервная дрожь передалась от ее руки моей. Волосы разметались по плечам. Я пригладил их пока свободной ладонью.

— Ты мой главный визирь, Энн. Так что, будь добра, возьми себя в руки.

— Всенепременно.

Она выпрямилась, подправила заколки в волосах и подтянулась.

— А теперь ступай домой и отдохни. Забудь о миссис Джонсон. Она слеплена из крутого теста и отлично все перенесет без твой помощи.

— Да, я тоже, — она выдавила из себя слабую улыбку, — в порядке. Сейчас приведу себя в порядок... Мне и в самом деле становится лучше, когда необходимо о ком-то заботиться.

— Она тебе нравится?

— Разумеется. Я думаю, она замечательная женщина. А твое мнение?

Внезапно лицо Хелен Джонсон всплыло у меня перед глазами. Я вдруг подумал, что она прекрасна. Ее красота не ослепляла, а просто, как заноза, засела внутри, и я понял, что она была чем-то простым и сильным, о чем я ни на секунду не забывал с того момента, когда впервые увидел ее.

— Каково твое мнение? — повторила Энн с улыбочкой Моны Лизы.

Я не стал отвечать на том основании, что ответ мог меня выдать.

— Давай-ка закроем эту тему, Энн. Тебя ждет Форест.

— Если я твой главный визирь, то ты ведь не выдашь меня Ларри, не так ли?

— Не выдам, если что-нибудь не вынудит. Но он и так узнает.

— Но это уже будет не моя вина, правда?

Глава 10

Форест сидел, просматривая рапорт по делу Майнера. Увидев нас, он оперся о стол и поднялся.

— Протокол безупречен, по крайней мере, на первый взгляд. Но быть может, вам известны какие-нибудь погрешности? Годы, не вошедшие в досье, или что-нибудь в таком же роде?..

— Лайнбардж проделал кропотливую работу. В свое время он служил полицейским, и по каждому пункту ему приходилось перепроверять самого себя.

— Меня он убедил. Если это не отретушированная фотография, то я не в силах представить Майнера в роли похитителя. Человек не может быть идеальным на протяжении двадцати или тридцати лет, а затем развернуться на сто восемьдесят градусов и совершить тяжкое преступление. Разумеется, бывают исключения: растрата, убийство на почве страсти... Но киднеппинг с целью извлечения выгоды требует хладнокровной подготовки. Нормальному человеку такое и в голову не придет. Итак, мисс Девон? Мы готовы?

— Готовы, — ответила она, изобразив одну из своих самых обворожительных, рассчитанных на публику, улыбок.

— Да, вот какая штука пришла мне в голову, — добавил Форест, становясь в дверях. — Этот случай о наезде, в котором его обвинили, не был ли он подстроен? В наше время убийство, замаскированное под дорожно-транспортное происшествие, становится хрестоматийным. Кто жертва?

— Насколько я знаю, труп не был опознан.

— Судейские называют его «мистер Никто», — ввернула Энн.

— Вот уже двое, а? В этом деле есть сбивающие с толку совпадения. — Форест придержал дверь для Энн и резко захлопнул ее за собой.

Я уселся в нагретое им кресло и позвонил в контору Ларри Сайфеля. Секретарша раздраженно заметила, что ее шеф очень занят.

— Скажите ему, что это Ховард Кросс и что я занят ничуть не меньше.

— Очень хорошо, мистер Кросс.

По телефону его голос казался выше и тоньше.

— Кто говорит?

— Кросс. Я у себя в офисе. Мне нужно срочно с вами повидаться.

— Вы не могли бы прийти ко мне? Я завален работой, готовлю одну сложнейшую доверенность. И так потерял целое утро, вы же знаете...

Я оборвал его:

— Жду вас максимум через двадцать минут. Кстати, вам известно, где находится похоронное бюро Уоткинса?

— Это через квартал от здания суда?

— Точно. Там в покойницкой у Клита есть один мертвец. До того как прийти ко мне, потрудитесь на него взглянуть. Скажите Клиту, что это я прислал вас.

— Труп? Кто-нибудь, кого я знаю?

— Вы сможете ответить на этот вопрос, когда увидите тело. — И я повесил трубку.

Вначале я мельком пролистал досье Майнера, а затем взялся за него по-настоящему. Я не видел рапорта с тех самых пор, когда за неделю до слушания дела в суде Лайнбардж предоставил мне его на утверждение, на случай, если у меня возникнут какие-нибудь вопросы.

Я проскочил раздел «Семья», из которой узнал, что Фредерик Эндрю Майнер родился в 1916 году на ферме в Огайо. Его мать скончалась два года спустя, и Фреда стала воспитывать старшая сестра Элла. Отец, человек строгих принципов, член минонитской секты, жил, руководствуясь девизом: «Бездельникам прямая дорога в ад». Так что рукам мальчика всегда находилась какая-либо работа. Весной и летом он вкалывал на ферме на равных с отцом. Зимой поступил в деревенскую школу, а затем в гимназию штата, где стал специализироваться по прикладной механике.

"Гимназические отчеты представляют нам (продолжал я читать досье) Майнера прилежным учеником с хорошим общественным статусом и склонностями к практической механике. Но несмотря на успехи, в шестнадцать лет ему пришлось уйти из школы и подыскать работу в местном гараже. Это перемещение было обусловлено большими финансовыми трудностями. В течение нескольких лет, еще подростком, Фред оставался главной опорой семьи и приносил единственный твердый доход в семейную кассу. Его зарплату дополняли выигрыши различных гонок на местных ярмарках.

Когда наступила депрессия, у Майнера оказалось достаточно денег, чтобы с помощью отца открыть собственную бензоколонку. Дело процветало, и когда в сороковом году его призвали в армию, то к тому времени Майнер был уже владельцем не только бензоколонки, но и авторемонтного гаража.

Его заветная мечта стать морским истребителем не осуществилась. Без необходимого образования об этом нечего было и думать. Но вместо этого он поступил техником в наземную службу. После обучения в Норфолке, штат Вирджиния, он работал на нескольких базах военно-морской авиации на западном побережье и упорной работой и тщанием добился повышения в звании. Он стал «машинистом по авиационным моторам первого класса». Во время работы на аэродроме в Сан-Диего он встретил и 18 сентября 1942 года женился на Эми Вулф, дочери бизнесмена. И хотя детей у них не было, но брак оставался прочным, а друг к другу супруги относились с теплотой и пониманием. Летом 1943 года Майнеру было приказано явиться в Бремертон, штат Вашингтон, чтобы присоединиться к экипажу крейсера «Юрика Бэй», находящегося в последней стадии комплектации. Миссис Майнер последовала в Бремертон за своим мужем и оставалась с ним в периоды подготовки и гарантийного плавания. Она утверждает, что именно в то время Майнер «выпил в первый раз в жизни» и понял, что «не способен держаться» под воздействием алкоголя. Этот факт был подтвержден доктором Левинсоном, который описывает в своем сопроводительном рапорте Майнера как «потенциального алкоголика, что означает, что данный субъект психологически или психопатологически восприимчив к интоксикантным и депрессивным эффектам алкогольного опьянения».

Первое знакомство Майнера с выпивкой было, как он признался сам, первым и единственным эпизодом, полностью ответственным за черное пятно в его послужном списке. Не возвратясь на борт корабля после уик-энда, он был понижен в звании до машиниста второго класса. Но в следующем году Майнер восстанавливается в чине и оканчивает службу «главным машинистом по авиационным моторам».

О вкладе Майнера в дело защиты родины, факт, к которому апеллирует община и который учитывается при вынесении приговора, когда на разных чашах весов оказываются степени преступления и наказания, достаточно свидетельствуют прилагаемые письма от капитана Ангуса Дрю, командира «Юрики Бэй» в 44 — 45 годах, старшего офицера Юлиуса Хекендорфа и лейтенанта Элмера Мортона. «Его усердие и преданность делу, — пишет Юлиус Хекендорф, — удивительны, хотя он работал в отрасли, где эти качества должны стать привычными. Его служба вдохновляла подчиненных и была источником истинного наслаждения для начальства». Во время его службы на борту «Юрики Бэй» корабль участвовал во вторжениях на Ивожиму, Луцон и Окинаву.

Когда кампания по вторжению на Окинаву подходила к концу, морская карьера Майнера была подогрета тем, что лейтенант Мортон назвал «взрывом славы». В «Юрику Бэй» врезался японский самолет-"камикадзе" и, проделав дыру в полетной палубе, провалился в ангар. В последующем всеобщем смятении Майнер принялся тушить возникший в ангаре пожар. Команде, которую он сколотил, удалось потушить пламя. К несчастью, в обломках самолета-"камикадзе" взорвалась бомба, и Майнера взрывной волной всадило в шпангоут. При этом у него раздробился череп и позвоночник. Отправленный на Гуам, затем в военно-морской госпиталь в Сан-Диего, Майнер большую часть последующего года провел на больничной койке. Он был освобожден от службы и отправлен на пенсию по пятидесятипроцентной нетрудоспособности в марте 46-го.

Сразу же после выписки Майнер поступает на место шофера к мистеру Эйбелю Джонсону, который в то время был главой сан-диегской фирмы по торговле недвижимостью. С этого времени он работает на мистера Джонсона и, по словам хозяина, «служит преданно и умело». Мистер Джонсон желал бы, если суд усмотрит возможности для условного наказания, чтобы Майнер остался в своем теперешнем качестве, а он возьмет ответственность за поведение Майнера на себя. Мнение доктора Левинсона состоит в том, что «Майнер и община в целом могут быть спокойны, если впредь Майнер не станет употреблять спиртные напитки. Не принимая во внимание его потенциальный алкоголизм, который ни при каких обстоятельствах не является редким явлением в среде инвалидов войны и, в частности, среди тех, кто потерял мать в раннем детстве, в остальном Майнер находится в нормальной психологической форме».

Обращаясь же непосредственно к происшествию, мы находим явные смягчающие обстоятельства. Первое: это то, что Майнер признал свою вину и по-настоящему раскаялся. Второе: когда произошел наезд, Майнер находился «в увольнении». И хотя не может быть никакого извинения тому, что он вел машину в пьяном виде, но тот факт, что оба работодателя в это время находились в своей зимней резиденции, приводит нас к выводу, что Майнера нельзя, таким образом, обвинить в «употреблении спиртного на работе». Следующим фактором является то, что, когда у Майнера обнаружили в крови алкоголь, его жертва тоже была достаточно пьяна. Выяснилось, что в крови жертвы присутствует до 157 миллиграммов спирта, из чего можно сделать вывод, что жертва, со своей стороны, хотя бы частично, но ответственна за происшедшее. Что касается второго и, пожалуй, самого серьезного обвинения в том, что он скрылся с места преступления, не сообщив об инциденте в соответствующие органы, то Майнер признался, что был в полном неведении насчет совершенного преступления. Подтверждая это заявление, в которое достаточно трудно поверить, если брать во внимание повреждения автомобиля, доктор Левинсон заверил, что «субъект, подобно Майнеру, восприимчивый к алкоголю и который имеет в крови боле 200 миллиграммов спирта, вполне может переехать человека и не заметить этого».

Майнер, похоже, изо всех сил надеется на то, что срок ему дадут условно. В его деле нет больше ни единого намека на какие-либо проявления насилия, и он искренне утверждает: «В будущем я намереваюсь неукоснительно соблюдать законы. Я искренне раскаиваюсь. Алкоголь искорежил мою жизнь». Его жена, Эми Вулф Майнер, говорит: "Если человек способен извлечь урок из своего опыта, то Фред именно такой человек. Я не меньше его ответственна за то, что он купил эту бутылку. Мы решили, что никогда никаких бутылок больше не будет. С этого момента в нашей семье вводится «сухой закон».

Можно заключить, что при поддержке жены и своих хозяев Фредерик Э. Майнер вполне способен реабилитироваться. Руководство и надзор ложатся на отдел по делам об условно осужденных. Данное руководство будет включать в себя надзор за выполнением распоряжения о запрещении употребления спиртного, за строгим соблюдением духа и буквы закона, что в особенности касается правил уличного движения, регулярные отчеты официальному лицу из нашего отдела; курс лечения в наркологическом центре и тому подобные мероприятия, которые суд сочтет необходимым добавить к данному списку.

Алекс С. Лайнбардж, окружной офицер по вопросам условного осуждения".

Я положил рапорт обратно в папку и поставил ее под литеру "М". Несмотря на скрупулезность, он не дал ответов на вопросы, вертевшиеся у меня в голове. Например, на тот, что задал мне Форест: не могло ли так случиться, что непреднамеренное убийство было на самом деле умышленным? Существует ли связь между первым и вторым трупами и между обоими трупами и Фредом? И самый важный и сложный из всех: что за человек Фред Майнер?

Составленный без какого-либо намека на воображение отчет Алекса Лайнбарджа ни на йоту не раскрыл человеческий характер. Для Алекса существовало лишь два цвета: черный и белый. Раз и навсегда решив для себя, что Майнер — белая душа, он пренебрег предательскими мазками серого, которые могли бы придать характеру Фреда некоторые реальные черты. У меня было такое чувство, что Майнер, несмотря на тщательно выписанную биографическую справку, был третьим мужчиной, чью личность предстояло идентифицировать еще одним «мистером Никто».

Я поднял телефонную трубку и позвонил в похоронное бюро. Сайфель только что ушел оттуда. Он был четвертым.

Глава 11

Я услышал, как он, перескакивая через две ступеньки, поднимается по лестнице и открывает дверь. Адвокат дышал, словно спринтер, пришедший к финишу первым. Его глаза стеклянисто поблескивали, а лицо было каким-то оплывшим, будто с ясного калифорнийского неба на него обрушился огромный камень опыта и изо всей силы саданул по голове.

— Вы не имели права так со мной поступать. — Он сделал неудачную попытку сказать эту фразу легко. — Эта комната. Это лицо. Я тепличная особь и не могу с утра пораньше знакомиться с покойниками.

— Вы узнали этого человека?

— Похоже на то. Могу даже сказать, что фактически уверен, что видел его. Но из адвокатов, знаете ли, выходят плоховатые свидетели...

Я прервал его словоизвержение:

— Садитесь и рассказывайте.

— Да-да, разумеется. — Его взгляд прошелся по выцветшим стенам и остановился на цветном драже на столе Энн. — Послушайте, старина, могу я здесь чего-нибудь выпить? У меня в глотке пересохло.

Я указал на холодильник.

— У нас здесь только вода.

— И очень хорошо. Моя мать называет ее «вином Адама». — Он трижды наполнил и опустошил бумажный стаканчик. — Но как, черт побери, вы узнали, что я видел этого, парня? — спросил он, стоя спиной ко мне.

— Это не имеет значения...

— Неужели маленькая славная Энни?

— Мы теряем время. А теперь давайте-ка садитесь и рассказывайте. — Я открыл дверь в свой кабинет и впихнул его внутрь.

Он хмуро зыркнул на меня и прошел к стулу. Его рот все еще был влажен от воды, а коротко стриженные волосы ощетинились; он производил впечатление лукавого и опасного существа: походил на животное, попавшее в незнакомый лес.

Его узкие губы презрительно скривились.

— Что такое? Неужели я услышал не терпящие возражений нотки? Это что, насмешливо-холодная команда, мистер Озимандиац?

— Прекратите ломать комедию, Сайфель. Вы влипли.

— Не будьте смешным, — забеспокоившись, пробормотал он. — Что же вам все-таки наплела Энни? Зла не хватает на этих баб!

Оставив без внимания его вопрос, я сел в свое кресло и вставил в магнитофон чистую кассету. Он перегнулся через стол.

— Что это вы затеяли? Нет у вас права записывать то, что я скажу! Полицейские полномочия не в вашем ведении.

— Мой отдел имеет право выполнять следовательские функции. Я применял эту методу достаточно широко и пока что никто не возражал. Вы возражаете?

— Еще бы! Конечно!

— Почему?

— Потому, что я не готов для официального заявления. У меня был ужасный день, да еще этот труп...

— Так что вы не можете говорить без совета адвоката? Но почему бы вам самому не поработать на себя, а Сайфель?

Он напрягся и побледнел.

— Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления. Кстати сказать, мне совсем не понравилось, как вы со мной разговаривали утром.

— Тогда возвращайтесь в свою контору и начнем все сначала. Я пришлю вам billet-doux с орхидеей.

Он еще дальше наклонился, перенеся вес тела на широко расставленные руки.

— Думаю, вы не совсем понимаете, с кем говорите, старина. В Стэнфорде перед войной я был чемпионом в полусреднем весе. И если бы вы не были другом Энни, я бы вам сейчас уши оборвал. Но еще пара фраз в таком духе, и, клянусь, я это сделаю.

— Если вы считаете себя ее другом, тогда потрудитесь говорить о ней с уважением. Кстати, настоящие друзья зовут ее Энн...

Его правая рука сжалась в кулак.

— Вы напрашиваетесь, Кросс.

— А вы, похоже, переоцениваете себя. — Я встал, глядя не него прямо и жестко. Я видел, что это всего лишь оболочка, а внутри-то он пуст либо мягок. Даже гнев его был наигран. Лицо и рот производили движения и звуки, но их нельзя было назвать в полной мере мужскими. — Приходите на следующей неделе в городской спортзал, и я дам вам полное удовлетворение. А сейчас у меня иные заботы.

Я включил магнитофон. Катушки завертелись.

— Выключите эту штуковину! — повысил он голос. — Я отказываюсь говорить для записи.