Глава 14

Милость Орлака

Лисе ненавидела Пустоту между мирами. Но здесь был ее дом.

Сотни лет женщины в семье Лисе были Хранительницами порталов, и это место передавалось от матери к дочери. Мать Лисе была Хранительницей, а до этого – мать ее матери. До того как Орлака Связали, Хранительнице не было нужды жить в Пустоте. Можно сказать, и обязанностей у нее никаких не было. Все, что от нее требовалось, – это просто следить за вратами, которые соединяют миры, чтобы никто не проходил через них там без ее ведома. Но за сотни лет это никому не пришло в голову.

Но потом Орлак обрушил на Королевства свой гнев. Сонму удалось связать юного бога и заключить его в клеть, которая висела среди Пустоты. Десяти Паладинам, десяти избранникам, было поручено удерживать его там, но по совету Дарганота, Старейшины Сонма, решили призвать им в помощь Хранительницу. Ей предстояло следить как за пленником, так и за Паладинами, стать их верным часовым.

Юная красавица Лисе с готовностью приняла это предложение: перед Сонмом встала непростая задача, которая грозила оказаться неразрешимой. А когда впервые было сказано, что лишь Триединство поможет совладать с Орлаком, именно Лисе вызвалась посетить мир, который пытался разрушить мстительный бог, чтобы начать воплощение этого замысла.

Право пользоваться порталами, которым Лисе обладала с рождения, позволяло ей проходить из одного мира в другой, почти не повреждая их ткань и не причиняя им вреда, что было замечательно. Тем не менее ей лишь однажды было дозволено прийти в Королевства и покинуть их в собственном теле. После этого она могла присутствовать в этом мире незримо, чтобы не терять с ним связи, но и только. Сонм поручил ей важное задание и дал лишь один шанс с ним справиться.

Лисе прошла по порталам и почти год провела в Таллиноре. Она добилась всего, чего требовал от нее Сонм, но ее сердце было полно не торжества, а печали. Хранительница больше не хотела жить в прекрасном мире богов и поселилась в Пустоте. Это место казалось Лисе весьма подходящим: оно напоминало о бездонном отчаянии, которое охватывало ее при мысли о том, что предстояло.

Ей предстояло следить за Орлаком и увидеть, как отважные Паладины один за другим падут перед его мощью. Теперь остался лишь великан Темезиус. Орлак мог снова нанести удар, но почему-то прекратил борьбу и притих – очевидно, погрузившись в глубокое раздумье. Лисе не понимала, почему в столь важный миг он дал своему стражу передышку.

Лисе прервала размышления и устремила взгляд на сгусток багрового тумана, который плавал в Пустоте – все, что осталось от Доргрила. Некогда этот бог был могуч и велик. Появление Доргрила в этих скорбных пределах не удивило Лисе. Куда еще Сонм мог сослать божество, которое плело заговор против собственного брата-короля, желая свергнуть его? Для того, кто жаждал жизни во плоти и всех удовольствий, которые она сулила, кто расцветал, вкушая их, невозможно было найти лучшего места заточения. И как еще можно было наказать столь могущественное создание? Только одним способом – лишить его всего, что оно любило: облика, возможности удовлетворять свою прихоть, свободы и, прежде всего, силы.

Бесспорно, Доргрил должен был провести вечность в Пустоте, чтобы заплатить за алчность и высокомерие. Ему были доступны блага, о которых другие боги могли лишь мечтать, которые большинство смертных не могли себе вообразить. Но Доргрил хотел большего. Он был младшим из близнецов и мечтал стать королем, хотя трон по праву принадлежал его брату. Несомненно, ему удалось бы осуществить свой страшный замысел, не узнай об этом его супруга. Ее преданность королю и королеве оказалась сильнее любви к мужу. Доргрила схватили, судили и подвергли наказанию.

Как и подобает стражнице, Лисе не позволяла себе беседовать с богом-заключенным, однако сейчас она почувствовала, что должна с ним поговорить. Возможно, ей следовало по-прежнему хранить молчание. Но Доргрил проявлял все больше интереса к Орлаку, и вкупе со странным бездействием юного бога это вызывало у Лисе столь сильное любопытство, что она решила пренебречь правилами. Может быть, Доргрил поможет ей понять, что происходит с Орлаком?

Она решила задать этот вопрос прямо.

«Как ты думаешь, почему Орлак затих?»

Многовековое молчание было нарушено, и пленник, несомненно, был этому рад. Багровый туман замерцал.

«О, Лисе! Как приятно слышать твой голос!»

«У меня нет настроения для обмена любезностями, Доргрил».

«Почему нет, прелестное создание? Чем еще заниматься среди Пустоты?»

Эта игра слов не произвели на Лисе никакого впечатления. К чести своей, она знала, что изысканные манеры скрывают самый изворотливый в мире ум, и его обладатель неустанно размышляет над тем, как усыпить ее бдительность. Можно было не сомневаться: Доргрил что-то задумал.

Много столетий он провел в молчании, не имея возможности поговорить даже с самим с собой. Однако сейчас он, казалось, был почти весел, словно что-то предвкушал. Он по-прежнему влачил жалкое существование, и до сих пор ничто не могло обрадовать его. Значит, он знает что-то такое, что неизвестно Лисе. По крайней мере, Доргрил уверен, что так оно и есть. Надо быть настороже: даже беседовать с пленным богом опасно. Лисе уже давно обещала себе, что никогда не поддастся на его уловки и ясно даст Доргрилу это понять. Ни одного слова он не произносит просто так, ни одна мысль в его уме не совершается без какой-то цели. Доргрил был близок к тому, чтобы победить короля богов, и на это не следовало закрывать глаза.

Жаль, что бога убить так непросто, с сожалением думала Лисе. Иначе можно было бы разом покончить и с Доргрилом, и с Орлаком, принцем богов, который доводился ему племянником. Вместо этого ее приставили стеречь их. Лисе ненавидела эту работу. Но если тебе что-то поручили, делай это так хорошо, как можешь.

Подобно Нанаку, Лисе порой ловила себя на том, что испытывает к Орлаку искреннее сострадание. Случалось, что он успокаивался, как сейчас, и Хранительница могла коснуться его разума, более не защищенного незримыми барьерами. Тогда она чувствовала печаль, которая переполняла это невероятно прекрасное существо. Неистовая ярость и ненависть к миру, в котором он вырос, появились позже, – когда Орлак понял, кто он такой. Наследник трона, принц богов, он рос в бедной семье, лишенный всего, что принадлежало ему по праву. Лисе понимала его боль. Равных ему по происхождению не было даже среди богов, а его воспитывали как простого смертного. И самое ужасное, что он ничем не заслужил подобную участь. Он просто попался ворам, которым было все равно что красть.

Удастся ли когда-нибудь исправить содеянное? Придут ли миры к равновесию, которое было однажды нарушено? Что случится, если пробудится сила Триединства?

Доргрил прервал ее размышления.

«Я в восторге от этого... как бы это назвать? ах, да, спектакля, который разыгрывается у нас на глазах. Несправедливо обиженный Орлак пытается вырваться из заточения. Твой любимчик-смертный, который плыл на корабле, прыгает за борт, невзирая на страшный шторм и, возможно, погибнет. Какая-то странная посланница тайно проходит через портал. Интересно, куда она направляется, а? А есть еще красавица Элисса. Похоже, она нашла себе теплое местечко. Королева Таллинора... Завязка весьма любопытная, Лисе. Интересно, что случится, когда все участники встретятся? Только подумаю, и прямо дрожь пробирает», – он рассмеялся.

«Не волнуйся, Доргрил», – холодно отозвалась Хранительница.

«Но, Лисе, чем мне еще наслаждаться, кроме этого маленького представления? Что еще может меня взволновать. Это же так забавно. Ты не находишь? Вижу, что нет... Хотелось бы знать, почему? Чего боится всемогущая Хранительница?»

Лисе уже жалела, что завела этот разговор, но ей было необходимо понять, что случилось с Орлаком. Когда пал Девятый, горный карлик Фиггис, Доргрил стонал от смеха.

Лисе помнила отчаянный вопль великана Темезиуса, который только что потерял последнего друга. Нанак, Хранитель Паладинов, был сокрушен и даже не пытался скрывать свою боль. Однако Орлак, казалось, не рад своей победе. Он опустился на пол своей клети, склонил к коленям свое великолепное чело, обвил себя могучими руками, словно прижимал к себе что-то невидимое, и молча раскачивался из стороны в сторону. После гибели Фиггиса он так и не произнес ни звука. Он вообще ничего не делал. И Лисе находила это странным.

Ей ничего не оставалось, кроме как повторить свой вопрос. Хранительница хотела хотя бы понять, может ли он объяснить молчание молодого бога.

«О, Лисе, откуда я могу знать, о чем думает бог? Конечно, я тоже бог – вернее, жалкое подобие бога, в таком месте невозможно быть чем-то другим... но я представляю, почему наш юный друг ведет себя так, а не иначе».

И она поверила. В самом деле, откуда ему знать?

«Разве что Орлак решил сменить гнев на милость», – добавил Доргрил тоном лицедея, который собирается сообщить публике очень большую тайну.

«Гнев на милость? Что ты имеешь в виду?»

«Когда-то я был изумительно хорош собой и считался особой королевской крови. В то время у нас была любимая игра. Она называется "Квикс"».

«Я знаю эту игру. Если помнишь, ты тут не единственный из богов».

Доргрил снова рассмеялся. Несомненно, он что-то знал, а она даже не представляла, что. Такое положение вещей Лисе не радовало.

«Конечно-конечно. Но мы были королями, моя дорогая, и играли по другим правилам».

Туман стал пурпурным, как королевская мантия, и Лисе поняла, что ненавидит своего пленника.

«Неужели? – она перевела дух, чтобы успокоиться и говорить ровным тоном. – Может, ты меня просветишь?»

«Когда победитель чувствует, что следующий удар будет "смертельным", то есть закончит игру, – казалось, Доргрил не слышал ее, – он обычно садится на пол и дает противнику передышку. Можно сказать, победитель дарует побежденному пощаду... во всяком случае, старается пощадить его чувства. Конечно, не пощаду – "милость", так это называется. Чтобы побежденный пришел в себя и достойно встретил "смерть". Конечно, квикс – это просто игра и только на вид напоминает рукопашную схватку. Но тут другое дело. Борьба идет не на жизнь, а на смерть».

«Понимаю».

Доргрил держался все более высокомерно.

«Правда, я не уверен, что Орлак разбирается в таких тонкостях. Он был совсем ребенком, когда его украли».

«Я бы так не сказала, – ответила Лисе. Она была не на шутку взволнована. – Все, кто входит в Сонм, получают знание о путях богов при рождении. Ты прав, Доргрил. Спасибо. Думаю, Орлак делает это, даже не задумываясь. Я имею в виду, дарует милость Темезиусу».

«Очень рад, что смог тебе помочь, Лисе. Может, окажешь мне в знак благодарности маленькую услугу?..»

«Я ничего тебе не должна, Доргрил, – отрезала Хранительница. – Скажи, надолго даруется милость?»

Настроение у пленника явно испортилось, и он не ответил. Лисе ждала. Наконец из багрового тумана донесся вздох.

«Понятия не имею. В квиксе – от рассвета до заката. Но если мы торчим в этом проклятом месте, откуда нам знать, когда солнце восходит, а когда садится?»

Лисе отпрянула и загородила свой разум, прежде чем Доргрил успел в него заглянуть. Ее пленника трудно было назвать тугодумом; стоит позаботиться о том, чтобы он подольше не узнавал о том, что происходит вокруг. И, конечно, он прав. Орлак просто выжидает, а потом разделается с Темезиусом, в этом можно не сомневаться. Но так или иначе, у них появилось немного времени. Сколько? От рассвета до заката... В Таллиноре за это время пройдет целый год. Это поможет, хотя и не будет спасением.

Надо поторопить Тора. Но для начала – спасти его прежде, чем он утонет в море.

Глава 15

Морук Адонго

Холодные морские волны жадно поглотили беглецов. Райк крепко держал Тора за шею, а Локки не менее крепко вцепился в его руку и барахтался что есть сил. Что касается самого Тора, то он перестал понимать, где верх, где низ, и лишь судорожно хватал ртом воздух. Цвета кипели в нем, яркие и горячие. Он должен использовать их силу, чтобы выплыть. Но... куда ему двигаться? А еще хуже было лицо Гота, которое постоянно мелькало перед ним. Тор успел не раз хлебнуть воды – значит, мальчики тоже. Оставалось лишь надеяться, что Гот погибнет вместе с ними в холодной пучине океана.

«Тор...»

Этот голос он не перепутал бы ни с каким другим.

«Я сплю, Лисе, раз мы с тобой разговариваем».

«Ты не спишь, ты тонешь».

«Наверно, это не так уж плохо – утонуть».

«Нет, Тор. Используй свою силу, спасайся... Спасай всех вас!»

«Зачем, Лисе?» – спросил он, погружаясь в глубину.

«Некогда, Тор! Призывай Цвета».

«Зачем?»

«Твоих детей нашли. Они направляются к тебе».

Связь прервалась, и Тор остался один, наедине с мальчиками.

Весть о Гидеоне и Лаурин вернула его к жизни. Тор обернулся и увидел широко раскрытые, переполненные беспредельным ужасом глаза Локки. Парнишка судорожно разевал рот: похоже, ему было нечем дышать. А Райк, наверно, уже мертв, подумал Тор, и его охватило отчаяние. Руки, обвивающие его шею, слабели.

И тогда он призвал Цвета.

В следующий миг все трое барахтались на волнах и жадно глотали воздух. Он был жизнью, и спасенные прерывались лишь для того, чтобы яростно сплюнуть, избавляясь от соленого вкуса смерти во рту.

«Оса» исчезла из виду. Может быть, их отнесло далеко от корабля, а может быть, злосчастная посудина утонула. Вокруг бушевало море, но Тора и его спутников окружал плотный радужный кокон.

Тор дико озирался по сторонам. Он все еще не мог надышаться. Казалось, его грудь вот-вот разорвется, точно бочонок, у которого ослабли клепки. Внезапно во мраке что-то мелькнуло – более темное, чем темнота, неподвижное, угловатое... Скалы! Земля! Туда можно добраться... если он немного постарается. Времени на размышления не оставалось. Тор представил, что от скал к ним тянется невидимая веревка, и принялся понемногу ее сматывать.

Наконец какой-то каменный выступ оказался так близко, что Тор сумел ухватиться за него, выбрался из воды и вытащил Локки. Только сейчас он понял, насколько устал. Райк по-прежнему висел у него на шее, но был без чувств. Судя по всему, они оказались на каком-то островке, потому что за полосой скал, торчащих из воды, виднелся материк. Эта новость вкупе со страстным желанием вновь увидеть своих детей придала Тору сил. Он помог Локки поднялся; мальчик подхватил Райка с одной стороны, а Тор с другой, и все трое заковыляли по песку, пока не нашли укромное местечко. Измученные, они повалились в заросли чахлой травы. Мир дарил им постель и укрывал от порывов воющего ветра.

Солнце уже взошло, но цвет неба наводил на мысли о сумерках. Тор понял, что шторм прекратится еще нескоро. Обнаружив небольшую ямку, он подтолкнул Локки, призывая переместиться туда, уложил Райка и осмотрел его. Мальчик дышал, но отрывисто и хрипло.

После этого Тору все-таки пришлось встать и выпрямиться в полный рост – надо было понять, что происходит вокруг. Вдалеке дымились костры – кажется, кто-то разбил там лагерь. Однако Тор понимал, что его спутникам туда не добраться. Мальчикам нужно восстановить силы. После этого можно будет сходить в лагерь за подмогой. Откровенно говоря, Тор и сам едва держался на ногах и не отказался бы от небольшого отдыха.

Он снова повернулся в морю, чтобы последний раз поглядеть туда, где затонула «Оса». Горизонт был чист, однако невдалеке от берега Тор заметил кусок то ли мачты, то ли корабельной обшивки, а на нем – человека в темных одеждах. Обломок швыряло из стороны в сторону, но человек держался крепко. Гот, чтоб ему пусто было!

Время от времени мнимый священник поднимал одну руку и отчаянно махал. Слов было не разобрать, но Тор догадался, что Инквизитор просит о помощи.

«Не стану я тебя спасать, Гот, – подумал юноша. – Не хочу марать руки твоей кровью. Пусть море сделает за меня всю работу».

Волны играли обломком, точно сумасшедшее многорукое чудовище. Удивительно, как Гот умудрился столько продержаться.

– Прощай, Гот! – заорал Тор.

Ветер унес его слова в сторону. Инквизитор перестал махать и снова вцепился в обломок. Тор следил, как волны жадно гонят крошечный плот назад, в открытое море, все дальше и дальше от берега. Наконец, он превратился в точку. Тор молился, чтобы эта тварь, которую он ненавидел больше всего в этом мире, сгинула раз и навсегда.

Гот упокоится в своей бездонной могиле, и Элисса будет свободна. Обнадеженный, Тор без сил опустился на землю рядом со своими друзьями.

Он понял, что спал, лишь проснувшись. Голова была словно налита свинцом. Тор встряхнулся, чтобы избавиться от неприятного чувства. Шторм стих, лишь ветер не все не мог успокоиться, и дождь лил по-прежнему, так что одежда беглеца промокла до нитки. На лице выступила соль, глаза щипало, но когда Тор попытался утереться, он обнаружил, что руки у него скованы цепями.

Это открытие подействовало на него, как ушат ледяной воды. Тор поморгал и огляделся. Рядом стояло еще несколько человек в цепях – смуглых, темноглазых, с худыми лицами, длинными руками и ногами. Кочевники с Чужестранных островов – те самые, о которых говорила Эйрин... Они вполголоса переговаривались на своем языке, и Тор не понимал ни слова. Его самого никто не окликнул, хотя было очевидно, что он очнулся. Поднимаясь, Тор подумал, не прибегнуть ли к волшебству, чтобы освободиться, но вспомнил про Локки и Райка. Для начала стоит узнать, что с ними, а до тех пор воздерживаться от резких движений.

Похоже, его занесло довольно далеко от песчаной косы, где они нашли убежище прошлым вечером. Занесло... Занесли, если быть точным, причем предварительно одурманив каким-то снадобьем. Вот почему голова болит, словно с похмелья. Иначе каким образом его подняли, доставили сюда, заковали в цепи, а он так и продолжал спать? Скорее всего, догадка была верна, но Тор ничего не помнил.

Солнце было уже высоко, когда его наконец-то почтили вниманием. Какой-то здоровяк пинал лежащих людей и приказывал им подниматься, подкрепляя свои слова весьма красноречивыми жестами. Заметив в руке незнакомца свернутый кнут весьма угрожающего вида – омерзительное зрелище! – Тор решил повиноваться. Вскоре появилось еще несколько надсмотрщиков, которым, похоже, приходилось проводить в море куда больше времени, чем на суше. Здоровяк, который пришел первым, обратился к пленникам на том же неизвестном Тору языке, которым, похоже, владел весьма посредственно. Сосредоточившись, Тор сумел понять несколько слов, но потом решил не утруждаться. Закончив тираду, матрос заговорил на родном языке Тора и начал с того, что представился. Это был Хэрид, первый помощник Черной Руки.