Пока Маклин брился, ему пришло в голову, что лицо его стало напоминать любую из сотен боевых карт, над которыми он просиживал так давно: выступающий утес подбородка вел к извилистому оврагу рта и дальше, к холмам точеных скул, и через крутой перевал носа опять вниз, к болотам глаз, потом вверх, в темный лес густых бровей. И все мелкие особенности рельефа тоже были, например: воронки оспин – следов юношеских угрей, маленькая канавка шрама, пролегшего по левой брови, – след срикошетировавшей пули, попавшей в него в Анголе. Через лопатку прошел более глубокий и длинный шрам от ножа, полученный в Ираке, а на память о вьетконговской пуле осталась сморщенная кожа на правой стороне груди. Маклину было сорок четыре года, но иногда просыпаясь он чувствовал себя семидесятилетним; напоминали о себе кости, стреляющими болями в руках и ногах, поломанные в битвах на далеких берегах.

Он закончил бриться и сдвинул в сторону занавеску душа, чтобы пустить воду, но остановился: на полу маленькой душевой кабинки валялись куски потолочной плитки и щебень. Из отверстий, открывшихся в потолке, капала вода. Пока полковник смотрел на протекающий потолок, понимая, что опаздывает и принять душ не придется, в нем внезапно поднялась злоба, как жидкий чугун в домне; он ударил кулаком по стенке раз и другой. Во второй раз от удара осталась сетка мелких трещин.

Маклин наклонился над раковиной, пережидая, пока пройдет злоба, как это часто бывало.

– Успокойся, – сказал он себе. – Дисциплина и контроль. Дисциплина и контроль. – Он повторил это несколько раз, как мантру, сделал долгий глубокий вдох и выпрямился. «Надо идти, – подумал он. – Меня ждут». Он помазал карандашом-дезодорантом под мышками и пошел к шкафу в спальне, чтобы достать форму.

Он извлек пару выглаженных темно-голубых брюк, светло-голубую рубашку и бежевую поплиновую летную куртку с нашивками из кожи на локтях и надписью «МАКЛИН» на нагрудном кармане. Он потянулся к верхней полке, где держал ящичек с автоматическим пистолетом «Ингрем» и обоймы к нему и бережно достал фуражку полковника ВВС, сдунул воображаемые пылинки с козырька и надел. Посмотрелся в большое зеркало на внутренней стороне дверцы шкафа: проверил, надраены ли пуговицы, наглажены ли стрелки брюк, сияют ли ботинки. Расправил воротничок и приготовился идти.

Личный электромобиль полковника был припаркован в стороне от жилья, на уровне командного центра. Маклин запер дверь одним из множества ключей, подвешенных на цепочке к ремню, сел в электромобиль и поехал по коридору. Позади, за его комнатами осталась опечатанная металлическая дверь склада оружия и помещения с аварийным запасом пищи и воды. Дальше, на другом конце коридора, за квартирами других технических специалистов и наемных рабочих «Земляного дома», была генераторная и пульт управления системой фильтрации воздуха. Он проехал мимо двери пункта наблюдения за периметром, где находились экраны небольших портативных полевых радарных установок для контроля зоны вокруг «Земляного дома», а также главный экран направленной в небо радарной чащи, установленной на вершине горы Голубой Купол. В пределах пункта наблюдения за периметром находилась также гидравлическая система перекрытия воздухозаборников и освинцованных ворот в случае ядерной атаки; за экранами радаров велось круглосуточное наблюдение.

Маклин повел электромобиль вверх по наклонному полу к следующему уровню, где находился главный зал. Он проехал мимо открытых дверей гимнастического зала, где занималась секция аэробики. По коридору трусили несколько любителей утренних пробежек, и, проезжая мимо, Маклин кивнул им. Отсюда он попал в более широкий коридор, ведущий к главной площади «Земляного дома», соединявшей множество вестибюлей. В центре ее на постаменте стоял обломок скалы, по кругу расположились различные «магазины», внешне напоминавшие магазины городка в долине. На главной площади «Земляного дома» расположились салун, кинотеатр, где показывали видеофильмы, библиотека, больница, штат которой состоял из доктора и двух сестер, павильон для игр и кафетерий. Проезжая мимо кафетерия, Маклин ощутил запах яичницы с беконом и пожалел, что не успел позавтракать. Он не привык опаздывать. «Дисциплина и контроль», – подумал он. Это были две вещи, которые делали человека мужчиной.

Он все еще злился из-за того, что в его душевой обвалился потолок. Хотя уже знал, что во многих местах «Земляного дома» потолки и стены дали трещины и подались. Маклин много раз обращался к братьям Осли, но те заявили: в отчетах строителей указано, что осадка нормальная. «При чем тут, в задницу, осадка! – сказал тогда Маклин. – У нас неприятности с откачкой воды! Вода скапливается над потолком и просачивается вниз».

– Не лезь в бутылку, полковник, – ответил ему из Сан-Антонио Донни Осли. – Если ты нервничаешь, то и клиенты начинают нервничать, правильно? Нет смысла нервничать, потому что гора стоит несколько тысяч лет и никуда пока не делась.

– Дело не в горе! – сказал Маклин, стискивая в кулаке трубку. – Дело в туннелях! Моя бригада уборщиков каждый день находит трещины!

– Осадка, в ней все дело. Теперь послушай, Терри и я вбухали больше десяти миллионов в этот проект. Мы строили надолго! Если бы у нас не дела здесь, мы были бы там, с вами. Теперь у вас там, глубоко под землей, осадка и протечки. И с этим ничего не поделаешь. Но мы платим вам сто тысяч долларов в год за то, чтобы вы поддерживали реноме «Земляного дома» и жили в нем, вы – герой войны и все такое. Так что замазывайте щели, и пусть все будут довольны.

– Нет, это вы послушайте, мистер Осли. Если через две недели тут не будет специалиста-строителя, я уезжаю. Плевать мне на контракт. Я не собираюсь вдохновлять людей жить здесь, если здесь небезопасно.

– Верю, – сказал Донни Осли, и его тон стал на несколько градусов холоднее, – но вам, полковник, лучше успокоиться. Вы что же, хотите выйти из дела? Это непорядочно. Вы только вспомните, как Терри и я нашли вас и приняли, до того, как вы совсем докатились, ну?

«Дисциплина и контроль! – подумал Маклин, сердце его колотилось. – Дисциплина и контроль!» И стал слушать, как Донни Осли обещает в течение двух недель прислать специалиста-строителя из Сан-Антонио, чтобы осмотреть «Земляной дом» самым тщательным образом.

– Однако, все же вы – главный. У вас неприятности – разберитесь. Лады?

Это было почти месяц назад. Строитель-специалист так и не приехал.

Полковник Маклин остановил электромобиль у двойных дверей. Над дверьми была надпись «Главный зал», выполненная вычурными буквами в старом стиле. Прежде чем войти, он затянул ремень еще на одну дырочку, хотя брюки успели сморщиться на животе, подтянул живот и, прямой и стройный, вошел.

В красных виниловых креслах, обращенных к сцене, где капитан Уорнер отвечал на вопросы и показывал на карте на стене позади него особенности «Земляного дома», сидели около дюжины людей. Сержант Шорр, стоявший наготове на случай более трудных вопросов, увидел входящего полковника и быстро подошел к микрофону на кафедре.

– Извините, капитан, – сказал он, прерывая объяснение насчет герметизации и системы очистки воздуха. – Ребята, позвольте мне представить вам того, кто на самом деле не нуждается в этом: полковник Джеймс Барнет Маклин.

Полковник, чеканя шаг, шел по центральному проходу, а аудитория аплодировала. Он занял место позади подиума, под американским флагом и флагом «Земляного дома», и оглядел аудиторию. Аплодисменты не смолкали: человек средних лет в камуфляжной военной куртке встал, за ним его жена одетая так же, потом встали все и аплодировали. Маклин дал им поаплодировать еще пятнадцать секунд, поблагодарил их и попросил сесть.

Позади полковника сел капитан Уорнер, «Медвежонок», крепкий мужчина, в прошлом «зеленый берет», потерявший левый глаз от взрыва гранаты в Судане и теперь на его месте носивший черную повязку. Рядом с ним сел Шорр. Маклин стоял, собирался с мыслями; он произносил приветственную речь перед каждой партией новоприбывших в «Земляной дом», объяснял насколько это безопасное место и что после вторжения русских оно будет последней американской крепостью. После этого полковник отвечал на вопросы, пожимал руки и давал автографы. За это и платили ему братья Осли.

Он поглядел им в глаза. Они привыкли к мягкой, чистой постели, ароматной ванне и ростбифу воскресным утром. Трутни, подумал он. Они жили, чтобы пить, жрать и срать, и полагали, будто знают все про свободу, закон и мужество, но им было неизвестно главное в этих вещах. Маклин окинул взглядом их лица и не увидел в них ничего, кроме мягкости и слабости. Это были люди, которые думали(!), что жертвуют женами, мужьями, детишками, домами и всем, чем владели ради того, чтобы держать подальше от наших берегов русское дерьмо, но в действительности они не жертвовали ничем, потому что были слабы духом, а их мозги сгнили от некачественной умственной пищи. И вот они здесь, как и все другие ждут, что он расскажет им, какие они истинные патриоты.

Маклину хотелось сказать им, чтобы они бежали подальше от «Земляного дома», что это убежище спроектировано некачественно и что им, слабовольным неудачникам, надо отправляться по домам и трястись в своих подвалах. «Господи Иисусе! – подумал он. – Какого черта я здесь делаю?»

Затем внутренний голос ожег его, как бичом: Дисциплина и контроль! Возьми себя в руки!

Это был голос Солдата-Тени, всегда сопровождавшего его. Маклин на секунду закрыл глаза. Когда он открыл их, то взгляд его упал на худого, хрупкого на вид мальчика, сидевшего во втором ряду между отцом и матерью. Хороший ветер сдует этого мальчишку с высот на землю, решил он, но помедлил, вглядываясь в бледно-серые глаза мальчика. Ему подумалось, что он кое-что узнает в этих глазах – решительность, сметливость, волю. Это напомнило полковнику его самого на фотографиях, сделанных, когда он был ровесником этому мальчишке, жирным неуклюжим жлобом, которого отец, капитан ВВС, лупил при каждом удобном случае.

Из всех них, сидящих передо мной, подумал он, один только этот тощий мальчишка может получить шанс. Остальные – собачье дерьмо. Он взял себя в руки и начал вступительную речь с таким энтузиазмом, словно чистил отхожее место.

Пока полковник Маклин говорил, Роланд Кронингер с живым интересом рассматривал его. Полковник был несколько полнее, чем на фотографиях в «Солдатах удачи», и казался сонным и усталым. Роланд был разочарован; он ожидал увидеть подтянутого, бодрого героя войны, а не истасканного продавца автомобилей, одетого в военные отрепья. Трудно было поверить, что это тот самый человек, который сбил три МИГа над мостом Тханг Хоа, прикрывая потерявший управление самолет товарища, а потом катапультировался из развалившегося самолета.

Облезлый, решил Роланд. Полковник Маклин был облезлым, и он начал думать, что «Земляной дом» тоже может оказаться облезлым. Этим утром он проснулся и обнаружил на подушке темное пятно от воды: потолок протекал, в нем зияла трещина два дюйма шириной. В душе не шла горячая вода, а холодная была рыжей от ржавчины. Мама не могла помыть голову, и отец сказал, что непременно сообщит об этих неприятностях сержанту Шорру.

Роланд боялся подключать свой компьютер к сети, потому что воздух в спальне был слишком сырой, и его первое представление о «Земляном доме» как о чистенькой средневековой крепости постепенно угасало. Конечно, он привез с собой книги, труды о деяниях Макиавелли и Наполеона и научные исследования о средневековых осадных орудиях, но ему очень не хватало изучения новых подземных ходов в игре «Рыцарь короля». «Рыцарь короля» был его собственным творением – воображаемый мир феодальных королевств сотрясаемый воинами. Теперь, похоже, ему придется все время читать!

Он смотрел на полковника Маклина. Глаза Маклина глядели с ленцой, а лицо было толстое, одутловатое. Он был похож на старого быка, которого оставили пастись на лугу, потому что он ни на что больше не способен. Но когда взгляд Маклина встретился с его взглядом и на пару секунд задержался, прежде чем скользнуть дальше, Роланду вспомнилась фотография, на которой был изображен Джо Луис в бытность его зазывалой в лас-вегасском отеле. На той фотографии Джо Луис казался вялым, утомленным, но видна была его массивная рука, охватившая хрупкую белую руку туриста, а взгляд его черных глаз был жестким и отрешенным, словно мысленно чемпион опять был на ринге, вспоминал удар, прошивший пресс соперника почти до хребта. Роланд подумал, что такое же отстраненное выражение было в глазах полковника Маклина, и так же ясно, как он чувствовал, что Джо Луис мог бы одним быстрым жимом раздавить косточки руки того туриста, Роланд почувствовал, что боец в полковнике Маклине еще не умер.

Во время выступления полковника Маклина рядом с картой зазвонил телефон. Сержант подошел, несколько секунд слушал, что ему говорили, повесил трубку и пошел через сцену к полковнику. Роланд подумал, что пока Шорр слушал в его лице что-то изменилось: он постарел, и лицо его слегка покраснело. Он сказал:

– Прошу прощения, полковник! – и положил руку на микрофон.

Голова полковника дернулась, в глазах проступил гнев.

– Сэр, – тихо сказал Шорр, – сержант Ломбард говорит, что вы нужны в пункте наблюдения за периметром.

– Что там?

– Он не говорит, сэр. По-моему он очень нервничал.

«Говно!» – подумал Маклин. Ломбард впадал в панику всякий раз, когда радар засекал стаю гусей или лайнер, пролетающий над головой. Однажды они задраились в «Земляном доме» потому, что Ломбард принял группу дельтапланеристов за вражеских парашютистов. И все же следовало проверить. Он жестом велел капитану Уорнеру следовать за ним и велел Шорру закончить вводную беседу после их ухода.

– Леди и джентльмены, – сказал Маклин в микрофон. – Мне придется уйти, чтобы разобраться с небольшой проблемой, но я надеюсь увидеться с вами днем, на приеме для новоприбывших. Благодарю за внимание. – Он двинулся по проходу, за ним по пятам следовал капитан Уорнер.

Они поехали на электромобиле той же дорогой, которой прибыл Маклин. Маклин всю дорогу проклинал глупость Ломбарда. Когда они вошли в помещение наблюдения за периметром, они увидели Ломбарда, впившегося в экран, на котором были эхо-сигналы от радара, установленного на вершине Голубого Купола. Рядом стояли сержант Беккер и капрал Прадо, оба тоже пожирали глазами экран. Помещение было набито электронным оборудованием и другими радарными экранами, здесь же находился небольшой компьютер, в памяти которого хранились даты прибытия и отбытия жильцов «Земляного дома». С полки над шеренгой радарных экранов из коротковолнового приемника раздавался громкий голос, совершенно искаженный треском атмосферных разрядов. Голос звучал панически, он захлебывался и так быстро тараторил, что Маклин не мог разобрать ни слова. Но Маклину голос не понравился, и его мышцы сразу напряглись, а сердце забилось.

– Отойдите в сторону, – сказал он людям и стал так, чтобы можно было хорошо видеть экран.

Во рту у него пересохло, и он услышал, как его мозговые схемы заскрежетали от работы.

– Боже милостивый, – прошептал он.

Искаженный голос из коротковолнового приемника говорил:

Нью-Йорк получил… сметен… ракеты накрывают восточное побережье… разрушен Вашингтон… Бостон… Я вижу там огромное пламя… Из бури атмосферных разрядов вырывались другие голоса, обрывки информации, рассылаемой обезумевшими радистами по всем Соединенным Штатам и пойманные антеннами горы Голубой Купол. Ворвался еще один голос с южным акцентом, он кричал: Атланта только что перестала существовать! Думаю, что Атланте конец! Голоса перекрывали друг друга, возникали и пропадали, смешивались с рыданиями и криками, со слабым, обморочным шепотом, и названия американских городов повторялись, как причитания по мертвым: Филадельфия… Майами… Нью-Порт Ньюс… Чикаго… Ричмонд… Питсбург…

Но внимание Маклина было приковано к экрану радара. Никакого сомнения в том, что происходило, быть не могло. Он посмотрел на капитана Уорнера и открыл рот, но на мгновение потерял голос. Потом произнес:

– Поставьте охрану повсюду. Запечатайте ворота. Нас атакуют. Действуйте.

Уорнер вытащил портативную радиостанцию и стал энергично раздавать команды.

– Вызовите сюда Шорра, – сказал Маклин, и сержант Беккер, верный и надежный человек, служивший с Маклином в Чаде, немедленно сел к телефону и стал нажимать кнопки. Из коротковолнового приемника несся дрожащий голос:

– Это ККТИ из Сент-Луиса! Кто-нибудь, отзовитесь! Я вижу огонь в небе! Он повсюду! Боже Всемогущий, я никогда не видел…

Сверлящий вой атмосферных помех и других далеких голосов заполнил тишину воцарившуюся после сигнала из Сент-Луиса.

– Началось, – прошептал Маклин. Глаза его блестели, лицо покрылось испариной. – Готовы мы к этому или нет, началось! – И глубоко внутри его, в колодце, куда долго не проникал луч света, Солдат-Тень завопил от восторга.

Глава 9

Подземные парни

10 часов 46 минут

(центральное дневное время)

Межштатное шоссе номер 70

Округ Элсворт, штат Канзас

В двадцати четырех милях к западу от Салины потрепанный старый «Понтиак» Джоша Хатчинса захрипел, как старик, больной пневмонией. Джош увидел, что стрелка термометра резко прыгнула к красной черте. Хотя все стекла в машине были опущены, внутри автомобиля было как в парилке. Белая хлопчатобумажная рубашка и темно-синие брюки Джоша приклеились к потному телу.

«О, Господи!» – подумал он, глядя, как красная стрелка ползет вверх. Радиатор вот-вот взорвется. Спасение приближалось с правой стороны, где виднелась выгоревшая надпись «Поу-Поу. Бензин! Прохладительные напитки! Одна миля!» и нарочито смешное изображение сидящего на муле старого чудака с трубкой.

«Надеюсь, что смогу протянуть еще милю», – подумал Джош, направляя «Понтиак» под спасительный уклон. Автомобиль продолжал содрогаться, а стрелка уже зашла на красное, но радиатор пока не взорвался. Джош ехал на север, следуя указателю к Поу-Поу, и перед ним до горизонта простирались тучные поля кукурузы, вымахавшей в рост человека и поникшей от июльской жары. Двухрядная проселочная дорога пролегла прямо через них, и не было ни ветерка, чтобы колыхнуть высокие стебли; они неприступной стеной стояли по обеим сторонам дороги и, насколько было известно Джошу, тянулись на добрую сотню миль к востоку и западу.

«Понтиак» захрипел, и его встряхнуло.

– Не надо, – просил Джош, обливаясь потом. – Не надо, не отыгрывайся на мне сейчас. – Ему не улыбалось топать пешком целую милю по сорокаградусной жаре, тогда его найдут на асфальте растаявшим, похожим на чернильную кляксу. Стрелка продолжала карабкаться вверх, и на щитке замигали красные аварийные лампочки.

Вдруг послышался хруст, и Джошу вспомнились рисовые хлопья, которые он любил в детстве. Затем, в одно мгновение, лобовое стекло покрылось какой-то шевелящейся коричневой массой. Но Джош не успел удивленно ахнуть, коричневое облако ворвалось в открытое окно с правой стороны, и его накрыли ползущие, трепещущие, шевелящиеся твари, они лезли за ворот рубашки, в рот, в ноздри и в глаза. Джош выплевывал их, стряхивал с век одной рукой, другой сжимая руль. Более тошнотворного шуршания ему не приходилось слышать: это был оглушительный скрип и треск надкрылий. Когда Джош снова смог смотреть, он увидел, что лобовое стекло и салон автомобиля заполонила саранча, ползущая и летящая через «Понтиак» на другую сторону. Он включил стеклоочистители, но огромная масса саранчи не дала им сдвинуться с места.

Через несколько секунд насекомые начали слетать с лобового стекла сначала по пять-шесть штук, и вдруг вся масса поднялась коричневым смерчем. Стеклоочистители со скрипом заходили туда-сюда, давя тех неудачников, которые слишком задержались. Затем из-под крышки вырвался пар, и «Понтиак» рванулся вперед. Джош посмотрел на шкалу термометра; на стекло налипла саранча, а стрелка переваливала за красную черту.

«Сегодня уж точно не лучший мой день», – мрачно подумал он, стряхивая саранчу с рук и ног. Насекомые старались покинуть автомобиль и последовать за огромным облаком, которое двигалось над сжигаемыми солнцем полями на северо-западе. Одно насекомое ударило его прямо в лицо, издавая крыльями что-то вроде презрительного дрожащего стрекота, и улетело следом за остальными. В автомобиле их осталось около двадцати штук, они лениво ползали по приборному щитку и пассажирскому сиденью.

Джош сосредоточился на дороге, молясь, чтобы мотор протянул еще несколько ярдов. Сквозь струю пара он увидел, приближавшееся справа, маленькое строение из шлакоблоков с плоской крышей. Перед ним под тентом из зеленого брезента стояли бензиновые колонки. На крыше строения стоял самый натуральный старый фургон, на его боку красными огромными буквами было написано: «Поу-Поу».

Джош со вдохом облегчения свернул на засыпанную гравием дорожку, но до бензоколонки и водяного шланга не доехал, «Понтиак» задрожал, чихая и стреляя мотором. Мотор издал такой звук, словно где-то ударили по пустому ведру, и заглох. В наступившей тишине слышалось только шипение пара. «Ну, – подумал Джош, – будь что будет».

Обливаясь потом, он вылез из машины и задумчиво посмотрел на бьющую из-под капота струю пара. Потянувшись открыть капот, Джош ощутил укус обжигающего металла. Он отступил. С неба, раскаленного почти добела, палило солнце, Джошу подумалось, что жизнь его тоже достигла последней черты.

Хлопнула сетчатая дверь.

– Что, неприятности? – спросил сиплый голос.

Джош обернулся. От сооружения из шлакоблоков к нему шел маленький, сгорбленный старичок в огромной засаленной шляпе, комбинезоне и ковбойских ботинках.

– Точно, неприятности, – ответил Джош.

Старичок – росту в нем было не больше пяти футов одного дюйма – остановился. Огромная шляпа с лентой из зеленой кожи и лихо торчащим орлиным пером почти скрывала голову. Лицо сильно загорелое, похожее на обожженную солнцем глину, глаза – как темные сверкающие точечки.

– Ого-го! – дребезжащим голосом протянул он. – Какой вы большой! Боже, никогда не видел такого великана… с тех пор, как здесь побывал цирк! – Он осклабился, обнажив мелкие, желтые от никотина зубы. – Как там у вас погода?

Джош, изнуренный потом, разразился смехом. Он улыбнулся широко, как только мог.

– Такая же, как здесь, – ответил он. – Ужасная жара.

Старичок благоговейно потряс головой и обошел вокруг «Понтиака». Он тоже попытался поднять капот, но обжег пальцы.

– Сорвало шланг, – решил он. – Да. Шланг. Последнее время так часто бывает.

– Запасной имеется?

Старичок закинул голову, чтобы увидеть лицо собеседника. По-видимому, он еще не опомнился от потрясения, так поразил его рост Джоша.

– Не-а, – сказал он. – Ни единого. Хотя для вас один достану. Закажу в Салине, будет здесь через… два или три часа.

– Два или три часа? Салина всего в тридцати милях отсюда!

Старичок пожал плечами.

– Жарко. Городские не любят жары. Слишком привыкли к кондиционерам. Да, два или три часа, не меньше.

– Черт возьми! А мне еще ехать в Гарден-Сити!

– Далековато, – согласился старичок. – Хорошо бы стало чуть прохладнее. Если хотите, у меня есть прохладительные напитки. – Он знаком пригласил Джоша идти за ним и направился к строению.

Джош ожидал, что там будет завал банок автомасел и старых аккумуляторов, а на стенах полно покрышек, но когда ступил внутрь, то с удивлением увидел опрятный, ухоженный сельский магазинчик. У дверей лежал маленький коврик, а за прилавком с кассовым аппаратом была маленькая ниша, из которой, сидя в кресле-качалке, можно было смотреть телепередачи по переносному «Сони». Однако сейчас на экране рябил «снег» атмосферных помех.

– Что-то разладилось прямо перед тем, как вы подъехали, – сказал старичок. – Я смотрел передачу про больницу и тех больных, которые в нее попадают. Господи Боже, за такие шалости нужно сажать в тюрьму! – Он хихикнул и снял шляпу. Лоб у него был не загорелый, на голове торчали мокрые от пота клочки седых волос. – Все другие каналы тоже вышли из строя, поэтому, думаю, нам остается только разговаривать.

– Пожалуй, – Джош встал перед вентилятором на прилавке, давая восхитительно прохладному воздуху отлепить влажную рубашку от кожи.

Старичок открыл холодильник и вытащил две жестянки кока-колы. Одну он подал Джошу, который вскрыл ее и жадно отпил.

– Бесплатно, – сказал старичок. – Вы выглядите так, будто провели неважное утро. Меня зовут Поу-Поу Бриггс, Поу-Поу – не настоящее мое имя. Так меня зовут мои парни. Поэтому и на вывеске так написано.

– Джош Хатчинс. – Они обменялись рукопожатием, и старичок опять улыбнулся и притворился, что содрогается от пожатия руки Джоша. – Ваши парни работают здесь с вами?

– О нет, – Поу-Поу тихо засмеялся. – У них свое заведение, отсюда по дороге – пяток миль.

Джош был рад, что не стоит под палящим солнцем. Он походил по магазинчику, прикладывая прохладную жестянку к лицу и чувствуя, как расслабляется. Для обычного сельского магазинчика, затерянного в полях кукурузы, он заметил еще одну интересную деталь: на полках у Поу-Поу было чересчур много всякого товара – буханки белого хлеба, ржаной хлеб, изюм, лавровый лист, банки зеленого горошка, свекла, маринованные овощи, персики, ананасы и другие фрукты, около тридцати различных видов консервированных супов, банки с бифштексами, соленый мясной фарш, нарезанные ростбифы; под стеклом были выставлены ножи, сырорезки, консервные ножи, фонари и батарейки; целую полку занимали фруктовые соки в банках, пунши, виноградные напитки и минеральная вода в пластиковых бутылях. На стене висели лопаты, мотыги, кирки, пара садовых ножниц и шланг для полива. Рядом с кассовым аппаратом на стенде была выставлена периодика – «Летное дело», «Американский летчик», «Тайм», «Ньюсуик», «Плейбой» и «Пентхауз». Здесь, подумал Джош, настоящий универмаг, а не сельская лавка.

– Много людей живет в округе? – спросил Джош.

– Мало. – Поу-Поу стукнул кулаком по телевизору, но помехи не исчезли. – Не слишком много.

Джош почувствовал, как кто-то ползает у него под воротником; он запустил туда руку и вытащил саранчу.

– Противные твари? – спросил Поу-Поу. – Лезут, куда только могут. За последние два-три дня через поля их пролетело тысячи. Странно.

– М-да. – Держа насекомое двумя пальцами, Джош пошел к сетчатой двери. Открыл ее и щелчком отправил саранчу вверх; она пару секунд кружила над его головой, потом издала мягкий стрекот и полетела на северо-запад.

Неожиданно по дороге подлетел красный «Камаро»; он обогнул застрявший «Понтиак» Джоша и тормознул около бензоколонки.

– Еще клиенты, – объявил Джош.

– Ну-ну. Сегодня дело идет хорошо, не правда ли? – Старичок вышел из-за прилавка и встал рядом с Джошем. Он едва доходил Джошу до ключицы. Дверцы «Камаро» открылись, и оттуда вышли женщина и маленькая белокурая девочка.

– Эй! – крикнула в сетчатую дверь женщина в красной соломенной шляпке и до неприличия узких джинсах. – Могу я получить здесь хоть немного приличного бензина?

– Конечно! – Поу-Поу вышел наружу, чтобы отпустить ей бензин. Джош допил кока-колу, смял жестянку и бросил ее в корзину для мусора; когда он опять посмотрел сквозь сетчатую дверь, он увидел девочку в небесно-голубом спортивном костюмчике. Девочка стояла прямо на солнцепеке, глядя на движущиеся тучи саранчи. Женщина – у нее были неряшливо выкрашенные под блондинку, мокрые от пота, волосы – взяла девочку за руку и подвела ее к Поу-Поу. Джош посторонился, когда они вошли. Женщина (у нее под правым глазом чернел синяк) метнула на него подозрительный взгляд и подошла к вентилятору.

Ребенок уставился на Джоша, как на крону высокого дерева. Миленькая крошка, подумал Джош; глаза у нее были мягкие, лучисто-голубые. Их цвет напомнил Джошу летнее небо его детства, когда все «завтра» были его и никуда не нужно было спешить. Нежное личико девочки формой напоминало сердечко, кожа была почти прозрачная. Девочка сказала:

– Вы великан?

– Ш-ш-ш, Свон, – вмешалась Дарлин Прескотт. – Нельзя разговаривать с незнакомцами.

Но маленькая девочка продолжала глядеть на Джоша, ожидая ответа. Джош улыбнулся.

– Пожалуй, да.

– Сью Вонда!

Дарлин сжала плечо Свон и отвернула ее от Джоша.

– Жаркий денек, – сказал Джош. – Куда путь держите?

Дарлин мгновение молчала, подставляя лицо под струю прохладного воздуха.

– Куда угодно, только не сюда, – ответила она, закрывая глаза и запрокидывая голову, чтобы воздух попал ей на шею.

Вернулся Поу-Поу, стирая заношенным платком пот с лица.

– Заправил, леди. Пожалуйста, пятнадцать долларов семьдесят пять центов.

Дарлин стала рыться в карманах, но Свон тронула ее за локоть.

– Мне нужно сейчас же, – прошептала она.

Дарлин выложила на прилавок двадцатидолларовую бумажку.

– У вас есть дамский туалет, мистер?

– Не-а, – ответил Поу-Поу, поглядев на Свон, которой явно было не по себе, пожал плечами. – Ну, пожалуй, можете воспользоваться моим. Подождите минутку. – Он прошел за прилавок и откинул ковровую занавеску. За ней был люк. Поу-Поу отвернул винт и поднял его. Проем пахнул жирным черноземом, деревянные ступеньки уходили вниз, в подвал. Поу-Поу спустился на несколько ступенек, ввернул в свисавший на проводе патрон лампочку и поднялся наверх. – Туалет налево, где маленькая дверь, – сказал он Свон. – Иди.

Она взглянула на мать. Та пожала плечами и махнула рукой идти. Свон спустилась в люк. Стенки подвала были из плотно спрессованной глины, потолок – из толстых деревянных балок, проложенных крест-накрест. Пол был из пористого бетона. В помещении длиной около двадцати футов, шириной – десять и высотой – семь или восемь, стоял диванчик, проигрыватель и радио, полка с обложками журналов, на которых были Луис Ламур с собачьими ушами и Брет Холлидей. На стене висела афиша с Долли Партон. Свон нашла дверь в крошечную кабинку, где были раковина, зеркало и унитаз.

– Вы здесь живете? – спросил старика Джош, который смотрел в люк.

– Конечно, здесь и живу. Раньше жил на ферме в паре миль отсюда к востоку, но продал ее, когда жена умерла. Мои парни помогли мне выкопать этот подвал. Не Бог весть что, но все же крыша над головой.

– Фу! – сморщила нос Дарлин. – Пахнет, как в могиле.

– А почему вы не живете с сыновьями? – спросил Джош.

Поу-Поу посмотрел на него с любопытством и сдвинул брови.

– С сыновьями? У меня нет сыновей.

– А я подумал, есть, раз они помогли вам выкопать подвал.