 |
|
Популярные авторы:: Чехов Антон Павлович :: БСЭ :: Лесков Николай Семёнович :: Азимов Айзек :: Борхес Хорхе Луис :: Нортон Андрэ :: Сименон Жорж :: Желязны Роджер :: Толстой Лев Николаевич :: Шукшин Василий Макарович Популярные книги:: The Boarding House :: Жил-был щелкунчик :: Бурый волк :: Колдовской камень :: Живая хронология :: Великие неторопливые короли :: Цивилизация каннибалов :: Авторитет :: Николай Черкасов :: Бочка со зловещей меткой |
ИзбранноеModernLib.Net / Поэзия / Маяковский Владимир Владимирович / Избранное - Чтение (стр. 33)
как ласточка! Туча нам помеха ли? Взяли и объехали! Помни, кто глазеть полез, — рот зажмите крепко, чтоб не плюнуть с поднебес дяденьке на кепку. 4 Опускаемся в Париже, осмотреть Париж поближе. Пошли сюда, пошли туда — везде одни французы. Часть населения худа, а часть другая — с пузом. Куда б в Париже ни пошел, картину видишь ту же: живет богатый хорошо, а бедный — много хуже. Среди Парижа — башня высокая страшно. 5 Везет нас поезд целый день, то лес, то город мимо. И мимо ихних деревень летим с хвостом из дыма. 6 Качает пароход вода. Лебедка тянет лапу — подняла лапой чемодан, а мы идем по трапу. Пароход полный, а кругом волны, высоки и солоны. Волны злятся — горы вод смыть грозятся пароход. Ветер, бурей не маши нам: быстро движет нас машина; под кормой крутя винтом, погоняет этот дом. Доехали до берега — тут и Америка. 7 Издали — как будто горки, ближе — будто горы тыщей, — вот какие в Нью-Йорке стоэтажные домища. Все дни народ снует вокруг с поспешностью блошиною, не тратит зря — ни ног, ни рук, а все творит машиною. Как санки по снегу без пыли скользят горой покатою, так здесь скользят автомобили, и в них сидят богатые. Опять седобородый дым. (Не бреет поезд бороду!) Летим к волне другой воды, летим к другому городу. Хорош, да не близко город Сан-Франциско. 8 Отсюда вновь за океан плывут такие, как и я. Среди океана стоят острова, здесь люди другие, и лес, и трава. Проехали, и вот она — японская страна. 9 Легко представить можете жителя Японии: если мы — как лошади, то они — как пони. Деревья здесь невелики. Строенья роста маленького. Весной, куда глаза ни кинь — сады в деревьях карликовых. На острове гора гулка, дымит, гудит гора-вулкан. И вдруг проснется поутру и хлынет лавой на дом. Но люди не бросают труд. Нельзя. Работать надо. 10 Отсюда за морем — Китай. Садись и за море катай. От солнца Китай пожелтел и высох. Родина чая. Родина риса. Неплохо: блюдо рисовой каши и чай — из разрисованных чашек. Но рис и чай не всегда у китайца, — английский купец на китайца кидается: «Отдавайте нам еду, а не то — войной иду! На людях мы кататься привыкши. Китайцев таких называем «рикши». В рабочих привыкли всаживать пули. Рабочих таких называем «кули». 11 Мальчик китайский русскому рад, Встречает нас, как брата брат. Мы не грабители — мы их не обидели. За это на нас богатей английский сжимает кулак, завидевши близко. Едем схорониться к советской границе. Через Сибирь вас провозит экспресс. Лес да горы, горы и лес. И вот через 15 дней опять Москва — гуляйте в ней. 12 Разевают дети рот. — Мы же ехали вперед, а приехали туда же. Это странно, страшно даже. Маяковский, ждем ответа. Почему случилось это? — А я ему: — Потому, что земля кругла, нет на ней угла — вроде мячика в руке у мальчика. 1927 ВОЗЬМЕМ ВИНТОВКИ НОВЫЕ Возьмем винтовки новые, на штык флажки! И с песнею в стрелковые пойдем кружки. Раз, два! Все в ряд! Впе- ред, от- ряд. Когда война-метелица придет опять — должны уметь мы целиться, уметь стрелять. Ша- гай кру- че! Цель- ся луч- ше! И если двинет армии страна моя — мы будем санитарами во всех боях. Ра- нят в ле- су. к сво- им сне- су. Бесшумною разведкою — тиха нога — за камнем и за веткою найдем врага. Пол- зу день, ночь мо- им по- мочь. Блестят винтовки новые, на них флажки. Мы с песнею в стрелковые идем кружки. Раз, два! Под- ряд! Ша- гай, от- ряд! 1927 МАЙСКАЯ ПЕСЕНКА Зеленые листики — и нет зимы. Идем раздольем чистеньким — и я, и ты, и мы. Весна сушить развесила свое мытье. Мы молодо и весело идем! Идем! Идем! На ситцах, на бумаге — огонь на всем. Красные флаги несем! Несем! Несем! Улица рада, весной умытая. Шагаем отрядом, и мы, и ты, и я. 1928 КЕМ БЫТЬ У меня растут года, будет и семнадцать. Где работать мне тогда, чем заниматься? Нужные работники — столяры и плотники! Сработать мебель мудрено: сначала мы берем бревно и пилим доски длинные и плоские. Эти доски вот так зажимает стол-верстак. От работы пила раскалилась добела. Из-под пилки сыплются опилки. Рубанок в руки — работа другая: сучки, закорюки рубанком стругаем. Хороши стружки — желтые игрушки. А если нужен шар нам круглый очень, на станке токарном круглое точим. Готовим понемножку то ящик, то ножку. Сделали вот столько стульев и столиков! Столяру хорошо, а инженеру — лучше, я бы строить дом пошел, пусть меня научат. Я сначала начерчу дом такой, какой хочу. Самое главное, чтоб было нарисовано здание славное, живое словно. Это будет перед, называется фасад. Это каждый разберет — это ванна, это сад. План готов, и вокруг сто работ на тыщу рук. Упираются леса в самые небеса. Где трудна работка, там визжит лебедка; подымает балки, будто палки. Перетащит кирпичи, закаленные в печи. По крыше выложили жесть. И дом готов, и крыша есть. Хороший дом, большущий дом на все четыре стороны, и заживут ребята в нем удобно и просторно. Инженеру хорошо, а доктору — лучше, я б детей лечить пошел, пусть меня научат. Я приеду к Пете, я приеду к Поле. — Здравствуйте, дети! Кто у вас болен? Как живете, как животик? — Погляжу из очков кончики язычков. — Поставьте этот градусник под мышку, детишки. И ставят дети радостно градусник под мышки. — Вам бы очень хорошо проглотить порошок и микстуру ложечкой пить понемножечку. Вам в постельку лечь поспать бы, вам — компрессик на живот, и тогда у вас до свадьбы все, конечно, заживет. Докторам хорошо, а рабочим — лучше, я б в рабочие пошел, пусть меня научат. Вставай! Иди! Гудок зовет, и мы приходим на завод. Народа — уйма целая, тысяча двести. Чего один не сделает — сделаем вместе, Можем железо ножницами резать, краном висящим тяжести тащим; молот паровой гнет и рельсы травой. Олово плавим, машинами правим. Работа всякого нужна одинаково. Я гайки делаю, а ты для гайки делаешь винты. И идет работа всех прямо в сборочный цех. Болты, лезьте в дыры ровные, части вместе сбей огромные. Там — дым, здесь — гром. Гро- мим весь дом. И вот вылазит паровоз, чтоб вас и нас и нес и вез. На заводе хорошо, а в трамвае — лучше, я б кондуктором пошел, пусть меня научат. Кондукторам езда везде. С большою сумкой кожаной ему всегда, ему весь день в трамваях ездить можно. — Большие и дети, берите билетик, билеты разные, бери любые — зеленые, красные и голубые. Ездим рельсами. Окончилась рельса, и слезли у леса мы, садись и грейся. Кондуктору хорошо, а шоферу — лучше, я б в шоферы пошел, пусть меня научат. Фырчит машина скорая, летит, скользя, хороший шофер я — сдержать нельзя. Только скажите, вам куда надо — без рельсы жителей доставлю на дом. Е- дем, ду- дим: «С пу- ти уй- ди!» Быть шофером хорошо, а летчиком — лучше, я бы в летчики пошел, пусть меня научат. Наливаю в бак бензин, завожу пропеллер. "В небеса, мотор, вези, чтобы птицы пели". Бояться не надо ни дождя, ни града. Облетаю тучку, тучку-летучку. Белой чайкой паря, полетел за моря. Без разговору облетаю гору. «Вези, мотор, чтоб нас довез до звезд и до луны, хотя луна и масса звезд совсем отдалены». Летчику хорошо, а матросу — лучше, я б в матросы пошел, пусть меня научат. У меня на шапке лента, на матроске якоря. Я проплавал это лето, океаны покоря. Напрасно, волны, скачете — морской дорожкой на реях и по мачте карабкаюсь кошкой. Сдавайся, ветер вьюжный, сдавайся, буря скверная, открою полюс Южный, а Северный — наверное. Книгу переворошив, намотай себе на ус — все работы хороши, выбирай на вкус! 1928 ПЕСНЯ-МОЛНИЯ За море синеволное, за сто земель и вод разлейся, песня-молния, про пионерский слет. Идите, слов не тратя, на красный наш костер! Сюда, миллионы братьев! Сюда, миллион сестер! Китайские акулы, умерьте вашу прыть, — мы с китайчонком-кули пойдем акулу крыть. Веди светло и прямо к работе и к боям, моя большая мама — республика моя. Растем от года к году мы. смотри, земля-старик, — садами и заводами сменили пустыри. Везде родные наши, куда ни бросишь глаз. У нас большой папаша — стальной рабочий класс. Иди учиться рядышком, безграмотная старь. Пора, товарищ бабушка, садиться за букварь. Вперед, отряды сжатые, по ленинской тропе! У нас один вожатый — товарищ ВКП. 1929 Пьесы ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ Трагедия ПРОЛОГ ДВА ДЕЙСТВИЯ ЭПИЛОГ ДЕЙСТВУЮТ: Владимир Маяковский (поэт 20-25 лет). Его знакомая (сажени 2-3. Не разговаривает). Старик с черными сухими кошками (несколько тысяч лет). Человек без глаза и ноги. Человек без уха. Человек без головы. Человек с растянутым лицом. Человек с двумя поцелуями. Обыкновенный молодой человек. Женщина со слезинкой. Женщина со слезой. Женщина со слезищей. Газетчики, мальчики, девочки и др. ПРОЛОГ В. Маяковский Вам ли понять, почему я, спокойный, насмешек грозою душу на блюде несу к обеду идущих лет. С небритой щеки площадей стекая ненужной слезою, я, быть может, последний поэт. Замечали вы — качается в каменных аллеях полосатое лицо повешенной скуки, а у мчащихся рек на взмыленных шеях мосты заломили железные руки. Небо плачет безудержно, звонко; а у облачка гримаска на морщинке ротика, как будто женщина ждала ребенка, а бог ей кинул кривого идиотика. Пухлыми пальцами в рыжих волосиках солнце изласкало вас назойливостью овода — в ваших душах выцелован раб. Я, бесстрашный, ненависть к дневным лучам понес в веках; с душой натянутой, как нервы провода, царь ламп! Придите все ко мне, кто рвал молчание, кто выл оттого, что петли полдней туги, — я вам открою словами простыми, как мычанье, наши новые души, гудящие, как фонарные дуги. Я вам только головы пальцами трону, и у вас вырастут губы для огромных поцелуев и язык, родной всем народам. А я, прихрамывая душонкой, уйду к моему трону с дырами звезд по истертым сводам. Лягу, светлый, в одеждах из лени на мягкое ложе из настоящего навоза, и тихим, целующим шпал колени, обнимет мне шею колесо паровоза. ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ Весело. Сцена — город в паутине улиц. Праздник нищих. Один В. Маяковский. Проходящие приносят еду — железного сельдя с вывески, золотой огромный калач, складки желтого бархата. В. Маяковский Милостивые государи! Заштопайте мне душу, пустота сочиться не могла бы. Я не знаю, плевок — обида или нет, Я сухой, как каменная баба. Меня выдоили. Милостивые государи, хотите — сейчас перед вами будет танцевать замечательный поэт? Входит старик с черными сухими кошками. Гладит. Весь — борода. В. Маяковский Ищите жирных в домах-скорлупах и в бубен брюха веселье бейте! Схватите за ноги глухих и глупых и дуйте в уши им, как в ноздри флейте. Разбейте днища у бочек злости, ведь я горящий булыжник дум ем. Сегодня в вашем кричащем тосте я овенчаюсь моим безумием. Сцена постепенно наполняется. Человек без уха. Человек без головы и др. Тупые. Стали беспорядком, едят дальше. В. Маяковский Граненых строчек босой алмазник, взметя перины в чужих жилищах, зажгу сегодня всемирный праздник таких богатых и пестрых нищих. Старик с кошками Оставь. Зачем мудрецам погремушек потеха? Я — тысячелетний старик. И вижу — в тебе на кресте из смеха распят замученный крик. Легло на город громадное горе и сотни махоньких горь. А свечи и лампы в галдящем споре покрыли шепоты зорь. Ведь мягкие луны не властны над нами, — огни фонарей и нарядней и хлеще. В земле городов нареклись господами и лезут стереть нас бездушные вещи. А снеба на вой человечьей орды глядит обезумевший бог, И руки в отрепьях его бороды, изъеденных пылью дорог. Он — бог, а кричит о жестокой расплате, а в ваших душонках поношенный вздошек. Бросьте его! Идите и гладьте — гладьте сухих и черных кошек! Громадные брюха возьмете хвастливо, лоснящихся щек надуете пышки. Лишь в кошках, где шерсти вороньей отливы, налепите глаз электрических вспышек. Весь лов этих вспышек (он будет обилен!) вольем в провода, в эти мускулы тяги, — заскачут трамваи, пламя светилен зареет в ночах, как победные стяги. Мир зашевелится в радостном гриме, цветы испавлинятся в каждом окошке, по рельсам потащат людей, а за ними все кошки, кошки, черные кошки! Мы солнца приколем любимым на платье, из звезд накуем серебрящихся брошек. Бросьте квартиры! Идите и гладьте — гладьте сухих и черных кошек! Человек без уха Это — правда! Над городом — где флюгеров древки — женщина — черные пещеры век — мечется, кидает на тротуары плевки, — а плевки вырастают в огромных калек. Отмщалась над городом чья-то вина, — люди столпились, табуном бежали, А там, в обоях, меж тенями вина, сморщенный старикашка плачет на рояле. Окружают. Над городом ширится легенда мук. Схватишься за ноту — пальцы окровавишь! А музыкант не может вытащить рук из белых зубов разъяренных клавиш. Все в волнении. И вот сегодня с утра в душу врезал матчиш губы. Я ходил, подергиваясь, руки растопыря, а везде по крышам танцевали трубы, и каждая коленями выкидывала 44! Господа! Остановитесь! Разве это можно?! Даже переулки засучили рукава для драки. А тоска моя растет, непонятна и тревожна, как слеза на морде у плачущей собаки. Еще тревожнее. Старик с кошками Вот видите! Вещи надо рубить! Недаром в их ласках провидел врага я! Человек с растянутым лицом А может быть, вещи надо любить? Может быть, у вещей душа другая? Человек без уха Многие вещи сшиты наоборот. Сердце не сердится, к злобе глухо. Человек с растянутым лицом (радостно поддакивает) И там, где у человека вырезан рот, многим вещам пришито ухо! В. Маяковский (поднял руку, вышел в середину) Злобой не мажьте сердец концы! Вас, детей моих, буду учить непреклонно и строго. Все вы, люди, лишь бубенцы на колпаке у бога. Я ногой, распухшей от исканий, обошел и вашу сушу и еще какие-то другие страны в домино и в маске темноты. Я искал ее, невиданную душу, чтобы в губы-раны положить ее целящие цветы. (Остановился.) И опять, как раб в кровавом поте, тело безумием качаю. Впрочем, раз нашел ее — душу. Вышла в голубом капоте, говорит: «Садитесь! Я давно вас ждала. Не хотите ли стаканчик чаю?» (Остановился.) Я — поэт, я разницу стер между лицами своих и чужих. В гное моргов искал сестер. Целовал узорно больных. А сегодня на желтый костер, спрятав глубже слёзы морей, я взведу и стыд сестер и морщины седых матерей! На тарелках зализанных зал будем жрать тебя, мясо, век! Срывает покрывало. Громадная женщина. Боязливо. Вбегает Обыкновенный молодой человек. Суетится. В. Маяковский (в стороне — тихо) Милостивые государи! Говорят, где-то, — кажется, в Бразилии — есть один счастливый человек! Обыкновенный молодой человек (подбегает к каждому, цепляется) Милостивые государи! Стойте! Милостивые государи! Господин, господин, скажите скорей: это здесь хотят сжечь матерей? Господа! Мозг людей остер, но перед тайнами мира ник; а ведь вы зажигаете костер из сокровищ знаний и книг! Я придумал машинку для рубки котлет. Я умом вовсе не плох! У меня есть знакомый — он двадцать пять лет работает над капканом для ловли блох. У меня жена есть, скоро родит сына или дочку, а вы — говорите гадости! Интеллигентные люди! Право, как будто обидно. Человек без уха Молодой человек, встань на коробочку! Из толпы Лучше на бочку! Человек без уха А то вас совсем не видно! Обыкновенный молодой человек И нечего смеяться! У меня братец есть, маленький, — вы придете и будете жевать его кости. Вы всё хотите съесть! Тревога, Гудки. За сценой крики: «Штаны, штаны!» В. Маяковский Бросьте! Обыкновенного молодого человека обступают ее сторон. Если б вы так, как я, голодали — дали востока и запада вы бы глодали, как гложут кость небосвода заводов копченые рожи! Обыкновенный молодой человек Что же, — значит, ничто любовь? У меня есть Сонечка сестра! (На коленях.) Милые! Не лейте крепь! Дорогие, не надо костра! Тревога выросла. Выстрелы, Начинает медленно тянуть одну ноту водосточная труба. Загудело железо крыш. Человек с растянутым лицом Если бы вы так, как я, любили вы бы убили любовь или лобное место нашли и растлили б шершавое потное небо и молочно-невинные звезды. Человек без уха Ваши женщины не умеют любить, они от поцелуев распухли, как губки. Вступают удары тысячи ног в натянутое брюхо площади. Человек с растянутым лицом А из моей души тоже можно сшить такие нарядные юбки! Волнение не помещается. Все вокруг громадной женщины. Взваливают на плечи. Тащат. Вместе Идем, — где за святость распяли пророка, тела отдадим раздетому плясу, на черном граните греха и порока поставим памятник красному мясу. Дотаскивают до двери. Оттуда торопливые шаги. Человек без глаза и ноги. Радостный. Безумие надорвалось. Женщину бросили. Человек без глаза и ноги Стойте! На улицах, где лица — как бремя, у всех одни и те ж, сейчас родила старуха-время огромный криворотый мятеж! Смех! Перед мордами вылезших годов онемели земель старожилы, а злоба вздувала на лбах городов реки — тысячеверстые жилы. Медленно, в ужасе, стрелки волос подымался на лысом темени времен. И вдруг все вещи кинулись, раздирая голос, скидывать лохмотья изношенных имен. Винные витрины как по пальцу сатаны, сами плеснули в днища фляжек. У обмершего портного сбежали штаны и пошли — одни! — без человечьих ляжек! Пьяный — разинув черную пасть — вывалился из спальни комод. Корсеты слезали, боясь упасть, из вывесок «Robes et modes» '. Каждая калоша недоступна и строга. Чулки-кокотки игриво щурятся. Я летел, как ругань. Другая нога еще добегает в соседней улице. Что же, вы, кричащие, что я калека?! — старые, жирные, обрюзгшие враги! Сегодня в целом мире не найдете человека, у которого две одинаковые ноги! 3анавес Платья и моды (фр). ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ Скучно. Площадь в новом городе. В. Маяковский переоделся в тогу. Лавровый венок. За дверью многие ноги. Человек без глаза и ноги (услужливо) Поэт! Поэт! Вас объявили князем. Покорные толпятся за дверью, пальцы сосут. Перед каждым положен наземь какой-то смешной сосуд. В. Маяковский Что же, пусть идут! Робко. Женщины с узлами. Много кланяются. Первая Вот это слезка моя — возьмите! Мне не нужна она. Пусть. Вот она, белая, с щелке из нитей глаз, посылающих грусть! В. Маяковский (беспокойно) Не нужна она, зачем мне? (Следующей.) И у вас глаза распухли? Вторая (беспечно) Пустяки! Сын умирает. Не тяжко. Вот еще слеза. Можно на туфлю. Будет красивая пряжка. В. Маяковский испуган. Третья Вы не смотрите, что я грязная. Вымоюсь — буду чище. Вот вам и моя слеза, праздная, большая слезища. В. Маяковский Будет! Их уже гора. Да и мне пора. Кто этот очаровательный шатен? Газетчики Фигаро! Фигаро! Матэн! Человек с двумя поцелуями. Все оглядывают. Говорят вперебой. Смотрите — какой дикий! Отойдите немного. Темно. Пустите! Молодой человек, не икайте! Человек без головы И-и-и-н… Человек с двумя поцелуями Тучи отдаются небу, рыхлы и гадки. День гиб. Девушки воздуха тоже до золота падки, и им только деньги. В. Маяковский Что? Человек с двумя поцелуями Деньги и деньги б! Голоса Тише! Тише! Человек с двумя поцелуями (танец с дырявыми мячами) Большому и грязному человеку подарили два поцелуя. Человек был неловкий, не знал, что с ними делать, куда их деть. Город, весь в празднике, возносил в соборах аллилуйя, люди выходили красивое надеть. А у человека было холодно, и в подошвах дырочек овальцы. Он выбрал поцелуй, который побольше, и надел, как калошу. Но мороз ходил злой, укусил его за пальцы. «Что же, — рассердился человек, — я эти ненужные поцелуи брошу!» Бросил. И вдруг у поцелуя выросли ушки, он стал вертеться, тоненьким голосочком крикнул: «Мамочку!» Испугался человек. Обернул лохмотьями души своей дрожащее тельце, понес домой. чтобы вставить в голубенькую рамочку. Долго рылся в пыли по чемоданам (искал рамочку). Оглянулся — поцелуй лежит на диване, громадный, жирный, вырос, смеется, бесится! «Господи! — заплакал человек, — никогда не думал, что я так устану. Надо повеситься!» И пока висел он, гадкий, жаленький, — в будуарах женщины — фабрики без дыма и труб — миллионами выделывали поцелуи, всякие, большие, маленькие, — мясистыми рычагами шлепающих губ. Вбежавшие дети-поцелуи (резво) Нас массу выпустили. Возьмите! Сейчас остальные придут. Пока — восемь. Я — Митя. Просим! Каждый кладет слезу. В. Маяковский Господа! Послушайте, — я не могу! Вам хорошо, а мне с болью-то как? Угрозы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43 |
|||||||