Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дестроер (№62) - Седьмой камень

ModernLib.Net / Боевики / Мерфи Уоррен / Седьмой камень - Чтение (стр. 4)
Автор: Мерфи Уоррен
Жанр: Боевики
Серия: Дестроер

 

 


— Итак, что же ты скажешь? — спросил Римо.

— О чем?

— Я сойду с ума?

— Нет, — возразил Чиун. — Я тебя тренировал.

Чиун нанес кисточкой еще несколько штрихов. Возможно, следует лишь намекнуть на белизну Римо, а потом рассказать, как возникает ощущение, что Римо стал настоящим Синанджу, а затем корейцем и, разумеется, уроженцем деревни. Таким образом, создастся впечатление, будто под уродливой оболочкой белого человека, Чиун обнаружил подлинного корейца, гордого и благородного.

Впечатление-то создать можно, но позволит ли Римо сохранить его? Он хорошо знал Римо. Тот никогда не стыдился своего белого происхождения. И никогда не станет его скрывать.

— Чиун, я очень странно себя чувствую, как будто во мне что-то не в порядке. Это тоже часть моего обучения? Ты когда-нибудь испытывал такое?

Чиун отложил кисточку.

— Все в мире имеет свое развитие. Некоторые события происходят так быстро, что люди их не замечают, другие происходят так медленно, что люди их не замечают. Но если ты — Синанджу, ты ясно осознаешь их последовательность и протяженность во времени. Ты понимаешь, что и медленное, и быстрое — равно неразличимы. Ты осознаешь свое раздражение и гнев, который другие люди, с их медлительностью, мясоедением и нечистым дыханием, просто не замечают.

— Я снес стену только потому, что обслуга появилась недостаточно быстро, папочка.

— И тебе удалось их вызвать?

— Да, — кивнул Римо.

— Тогда ты — первый человек на Караибах, кому удалось получить то, что он хотел.

И Чиун добавил к своему свитку еще один пример великого учения. В его истории их было уже множество.

— Я хочу что-то делать, все равно что. Этот отпуск только ухудшил все дело, — сказал Римо.

Он посмотрел в окно на берег. Чистая белизна, протянувшаяся на мили и мили. Бирюзово-голубая вода. Белобрюхие чайки, ныряя и разворачиваясь, парили в легких, пронизанных лучами солнца струях утреннего ветерка.

— Этот остров сводит меня с ума.

— Если тебе нужна какая-то деятельность, мы будем изучать историю, — заявил Чиун.

— Я уже изучал ее, — возразил Римо, одним духом отбарабанив имена всех Мастеров Дома Синанджу, начиная с первого, который вынужден был кормить голодающую деревню, и далее через многовековую историю вплоть до подвигов Великого Ванга, младшего Ванга, присовокупив сюда все, чему каждый из них учился, чему учил последователей и чему когда-нибудь будет обучать сам Римо.

— Ты никогда не изучал даров, — сказал Чиун. — Сама жизненная суть деревни Синанджу не была тобой познана.

— Я не хочу учить список даров, папочка. Я ведь занимаюсь этим делом не ради денег. Я американец. И люблю свою страну.

— Э-э-э-э-а-х, — застонал Чиун, схватившись за грудь, — Вот слова, пронзающие мое сердце. Подумать только, мне все еще приходится быть свидетелем такого невежества. Где, о великие Мастера, предшествовавшие мне, где я совершил ошибку? Чтобы после стольких лет обучения ассасин смел вымолвить подобные слова?

— Да ты же всегда это знал, — заявил Римо. — Деньги меня никогда не заботили. Если Синанджу нуждается в деньгах, я помогу их добыть. Только ведь в твоей дыре в Корее до сих пор еще целы золотые изваяния от Александра Великого, значит, никто там голодать не собирается. Следовательно, мы вовсе не должны убивать ради сохранения жизни неким якобы бедным и голодающим крестьянам.

— Предательство! — заявил Чиун.

— Ничего нового, — возразил Римо.

Он снова посмотрел на этот омерзительный белый пляж. Они с Чиуном тут уже несколько дней. Может даже целых три.

— Мне необходимо что-то делать, — сказал Римо. Он раздумывал, можно ли разбить пляж. Впрочем, пляж ведь уже и так разбит. Песок состоит из крошечных обломков скал и кораллов. Тогда Римо задумался, удастся ли ему воссоздать первоначальный облик побережья.

— Тогда давай изучать дары. Или, как сказали бы американские торговцы, подведем баланс.

— Все равно я сейчас очень нервный. Ну ладно. Давай пройдем списки даров. Тебе не обязательно переходить на английский. Ты же научил меня корейскому языку.

— Поистине так, но я уже начинаю упоминать в моей истории, что порой при твоем обучении использовался и английский язык.

— Только сейчас? Почему же именно теперь, когда я учусь только по-корейски, а в начале говорил исключительно по-английски?

— Достань свиток, — велел Чиун.

Свиток находился в одном из четырнадцати сундуков, с которыми Чиун всегда переезжал с одного места на другое. Только в двух из них находилась его одежда, а в остальных содержались в основном старинные безделушки, а также множество свитков хроник Синанджу. Чиун попытался как-то ввести содержание этих свитков в память компьютера, но по случайности компьютер стер страницу с именем Чиуна, после чего Чиун стер с лица земли продавца компьютеров.

Римо отыскал первый список с дарами, где значились лошади и гуси, ячмень и просо, а также бронзовая статуя какого-то давно сгинувшего бога.

К тому времени, когда они подошли ко времени китайских императоров и миллиарду золотом, мысли у Римо стали путаться. А когда они достигли места, которое Чиун назвал самым важным, Римо встал, собираясь заняться рисом.

— Сядь. Это самое важное, — и Чиун поведал Римо о принце, который соглашался заплатить, но не прилюдно.

— Это уже будет последнее? — спросил Римо.

— На сегодня — да, — ответил Чиун.

— Ладно. Давай, — согласился Римо.

Ему вдруг очень захотелось понять, умеют ли чайки мыслить. А если умеют, то о чем они думают? А песок думает? Был ли рис на самом деле свежим? Может, сегодня надеть сандалии? Обо всех этих предметах и размышлял Римо, пока Чиун старательно втолковывал ему: нельзя позволить, чтобы считалось, будто наемному убийце не заплатили, ибо тогда другие тоже попытаются не платить. Однажды такое произошло, и именно по этой причине некоего принца следовало преследовать по всему известному тогда миру.

— Они испробовали один за другим шесть способов защиты, и все шесть оказались бесполезными. Из одного края в другой бежал тот принц, и таким образом Рим и Китай, Крит и Скифия узнали, что никто не смеет оскорбить или опозорить Синанджу.

— Так где же его в конце концов убили? — спросил Римо.

— Его не надо было убивать. Цель преследования заключалась в том, чтобы доказать и защитить священную и непреложную истину: ассасину должно быть заплачено. Тогда как ты даже не думаешь о дарах, и после этого еще жалуешься, что сходишь с ума.

— И что же произошло с тем принцем, который не заплатил? — снова спросил Римо.

— Он был лишен и своего королевства, и безопасного места, где мог бы преклонить голову для отдыха, лишен славы и чести. Точно ночной вор, точно ничтожнейший червь вынужден был он скрыться, дрожа от страха.

— Значит, мы упустили его? — просил Римо. — Синанджу упустило его?

— Займись своим рисом.

— Мы все-таки упустили его, верно? — упрямо продолжал спрашивать Римо, и лицо его вдруг просияло.

— Послушай, на твоем лице написано счастье. Если в ты только видел свою злобную белую усмешку, ты бы сгорел со стыда.

— Мне совершенно не стыдно. Я хочу узнать, как было покончено с принцем. Покажи мне его голову. Когда-то в Багдаде это было весьма популярно — выставлять головы казненных на городских стенах. Вот я и хочу посмотреть на такую голову.

— Он был унижен, — заявил Чиун.

— Мы не смогли его заполучить, правильно? Так как же тогда все разговоры о том, что якобы существует лишь один мир, где можно прятаться, а поскольку в этом же самом мире есть мы, следовательно, спрятаться нельзя нигде. Никто не может укрыться. Даже мы не можем. Куда же он скрылся, папочка?

— Рис.

— Теперь мой отпуск начинает мне нравиться, — заявил Римо. — Я хочу узнать, где он спрятался. Афины? Рим? Китай?

— Это, — возразил Чиун, — нехороший отдых.

— Кто его упустил — Великий Ванг или другой?

— Отстань, — буркнул Чиун, подбирая складки своего кимоно и пряча в них свиток.

Именно поэтому Римо никогда не хотелось изучать дары Дому Синанджу. Это же очевидно. Он не был готов к этому, а он, Чиун, не намерен заниматься превращением бледного клочка свинячьего уха в подлинного Мастера Синанджу. Некоторые вещи находятся за пределами возможностей даже Великого Чиуна.

* * *

Уорнер Дебни совершенно не выносил двух вещей. Во-первых, терпеть поражение, а во-вторых — признаваться в нем, и вот теперь он вынужден страдать от того и от другого, да еще когда речь идет о клиенте, у которого больше денег, чем у арабских шейхов.

На его глазах полученный им заказ и деньги улетучивались, несмотря на кучу находившихся в его чемоданчике подслушивающих устройств, некоторые из которых все еще были приклеены к полоскам пластыря. Он пытался объяснить мистеру Воберну, почему оказалось невозможно прослушать эту парочку.

Мистер Воберн обладал самыми холодными глазами из всех, какие Дебни когда-либо видел на человеческом лице. И движения у него были странные, очень странные, даже для богатого наследника, который привык, что его всегда обслуживают. Медленные. Медленные жесты и каменное лицо. А поскольку этот богатый отпрыск Вобернов оказался весьма неразговорчивым, то есть он вообще ничего не говорил, точно какой-нибудь чертов король, восседающий на своем треклятом троне, Уорнеру Дебни из “Систем безопасности Дебни, Инк”, приходилось самому говорить гораздо больше, чем хотелось бы.

Он подробно распространялся о настенных подслушивающих устройствах с наводящимся лучом, которые могут распознавать текст с помощью фокусированного луча, но в конце концов вынужден был признаться мистеру Воберну:

— Я потерпел неудачу. Просто сокрушительный провал, мистер Воберн, и я приношу вам свои извинения.

— Вы утверждаете, что вам ничего не удалось уловить из разговоров этих людей?

— Не то, чтобы уж совсем ничего. Мы поймали одно слово.

— Какое это слово?

— Рис... больше ничего. Это может что-то значить?

— Это означает, что корейцы часто едят рис, — пояснил Реджинальд Воберн Третий.

— Я хочу сказать, что эти ребята собрали все. Буквально все. Точно в доме была весенняя уборка. Вы понимаете. Они все это проделали с такой же легкостью, с какой вы или я, войдя в комнату, заметили бы сигарету в пепельнице, понимаете. Просто вошли в свой номер и, точно порядок наводили, сразу же собрали и выкинули все жучки до одного. В это время я стоял за дверью, но они даже не обсуждали ничего. Вот я и остался на бобах со всеми своими лучевыми подслушками и компьютерными чипами, пришлось мне воспользоваться собственными ушами, только эти ребята очень странные. Они вообще не говорили о подслушках, просто занялись распаковкой вещей, а устройства выкинули вместе с пустой коробкой из-под салфеток.

— Вам будет заплачено полностью, — произнес Реджи.

— Сэр?

— Благодарю вас. Можете идти.

— Но вы ведь поняли, мистер Воберн, мне так и не удалось подслушать ни одной их фразы...

— Мы всегда оплачиваем счета за предоставленные услуги. Мы — надежные клиенты. Мы вам заплатим. Ваши извинения приняты, — произнес Реджи.

Чудесно, подумал Реджи. Техника потерпела поражение, ибо имела за собой всего лишь один век развития. Но про себя Реджи знал, что за ним стоят века, поэтому он использовал уши, которые могут слышать неслышимое, как сказал камень. А какой-то там мелкий шпион оказался неспособен. И почему этот человек все еще стоит в его кабинете с разинутым ртом?

— Могу ли я еще что-то для вас сделать, мистер Воберн?

Разве он уже не сказал этому типу, что его извинения приняты?

— Уорнер Дебни к вашим услугам. Те ребята и в самом деле оказались слишком твердым орешком. Но в следующий раз... — начал Дебни.

— Повторите-ка еще раз, как ваше имя?

Следовало еще раньше все проделать, когда он только выслушивал все оправдания, это и означало бы прощение.

— Дебни, сэр. Уорнер Дебни.

— Уорнер, дайте мне вашу руку, — попросил Реджи и опустил руку в ящик стола.

Там имелась игла с химическим веществом, останавливающим сердцебиение. Оно было разработано для нужд хирургии в одной из фармацевтических фирм Воберна, но его еще следовало опробовать на людях. Вся сложность состояла в том, чтобы сделать мощное средство достаточно безопасным. Мельчайшая его доза — одна часть на миллион — была уже смертельна.

Уорнер Дебни неуверенно протянул руку. Если богатый клиент, который платит даже за неудачи, просит о какой-то глупости, нельзя говорить ему “нет”. Уорнеру еще никогда раньше не платили за провалы.

— Благодарю вас, — сказал Реджинальд, беря протянутую руку и очень нежно поглаживая Уорнеру подушечки пальцев.

Потом Реджи улыбнулся и вонзил иглу в ладонь. Уорнер Дебни рухнул, как камень. Бац! И он на полу. Реджинальд убрал иглу. Средство было испытано на людях. Оно действовало.

В полиции, куда позвонил Воберн, согласились, что смерть по-видимому наступила в результате сердечного приступа, и “Дель Рей Промоушен” следует только похоронить несчастного.

— Его голова по-прежнему на месте?

— Да, господин офицер, — ответил Реджи.

— Тогда эта смерть быть естественная. Мы тут, на Караибах, очень осторожны, когда расследовать необычные смерти. Если он умер от стрелы в сердце, мы никак не можем сказать, что смерть естественна, сэр.

— Я полностью согласен с вами, констебль, и пожалуйста, передайте нашу признательность Дому правительства и милым людям вашего острова за столь теплый и радушный прием, какой был нам оказан сегодня.

— Как пожелаете, ваше высочество, — сказал констебль, недоумевая, почему вдруг у него вырвались эти слова.

А потом он вспомнил. Разговаривая с мистером Воберном, он испытал то же самое чувство, какое охватило его, когда он стоял по стойке “вольно” перед королевой Великобритании Елизаветой. Он извинился перед мистером Воберном за невольную оговорку.

— Мы принимаем ваши извинения, — сказал Реджи. Когда Уорнер Дебни ногами вперед покинул кабинет с помощью двух швейцаров, Реджинальд Воберн Третий не смог подавить подлинной радости от удачи первого же своего выпада против врага.

В намерения Воберна не входило осведомлять слуг о своих мыслях. Сам того не зная, Уорнер Дебни добился успеха. Узнав, как легко справилась эта парочка с подслушивающими устройствами, Реджи понял, что они уже сталкивались с такими вещами, причем не раз, а, безусловно, довольно часто. По мысли Реджи, такая практика вполне подходила к образу наемного убийцы. Они и должны быть привычны к такого рода устройствам. А тут еще кто-то из обслуживающего персонала сообщил Реджи, что один из этих совладельцев и был тем самым человеком, который вышиб стену.

— Поверите ли, что он сделал это голыми руками, сэр?

— Мы верим, — просто ответил Реджи.

Он нашел их, точнее, они нашли его. Теперь можно идти дальше по пути седьмого камня. Все складывалось просто великолепно.

— Вы хотели бы взыскать с них за сломанную стену, мистер Воберн?

— Нет. Мы просто желаем с ними побеседовать.

В тот же день Чиун встретился с первым, воистину достойным уважения белым, владельцем недвижимости, который выразил старику сочувствие по поводу сыновней неблагодарности — хотя Чиун не то, чтобы выражал недовольство — ив связи с трудностями, возникающими, когда работаешь на правительство.

Нельзя сказать, чтобы Чиун и на это жаловался. Он вообще не жаловался. Даже если упомянутое правительство, подобно всем схожим выдумкам белых, не умело оценить его работы. Как это характерно для белых. Как это по-американски!

— Вы действительно сказали “по-американски”, не правда ли? — радостно переспросил Реджи и получил в ответ кивок. — Мы так и думали, что правильно поняли, — сказал Реджи.

На следующий день позвонил Смит и сообщил, что есть срочное задание, а когда Римо уехал на автомобиле, Реджинальд Воберн Третий приветствовал это событие коротким радостным танцем среди жалких остатков зарослей алоэ.

Сработало!

Глава пятая

Смит ждал в аэропорту с бумажником и чемоданом. Его худое лицо даже вытянулось от напряжения.

— Я очень сожалею. Знаю, что вам крайне нужен отдых, но я вынужден был вас вызвать, — сказал он Римо и больше не вымолвил ни слова, пока они не сели в машину, серый “шевроле”.

Римо знал, что этот человек может распоряжаться миллионами долларов и летать на личном самолете, стоит ему только пожелать. И все же он путешествовал в экономическом классе, брал в наем самые дешевые автомобили и в жизни не потратил на себя лишнего пенни, хотя прекрасно знал, что никакая правительственная комиссия никогда не сможет заглянуть в расходную книгу организации. И Римо подумал, что при назначении Смита на должность руководителя организации, был сделан правильный выбор.

Римо заглянул в бумажник. Там лежал пропуск в Белый Дом для представителя прессы. В чемодане находилась белая рубаха, костюм неопределенного цвета и соответствующий галстук.

— Я так понимаю, что костюм предназначен мне, — сказал Римо, когда они выехали со стоянки.

— Да. Без него вы не можете появится в пресс-центре Белого Дома.

— А почему такой больничный цвет? Кто может носить костюмы такого цвета?

— Вы должны выглядеть как настоящий репортер, — ответил Смит.

Римо снова взглянул на костюм. Розовато-серый. Да, это и в самом деле розовато-серый цвет.

— Они что, получают доплату за ношение такой одежды? — спросил Римо.

— Нет. Она им нравится. Они всегда выбирают подобные цвета. Конечно, кроме телевизионных журналистов. Те по большей части — актеры и актрисы, а потому умеют одеваться. А вот настоящие репортеры одеваются так. И вы должны стать одним из них. Еще раз приношу свои извинения за то, что прервал ваш отпуск.

— Я сходил с ума от безделья, — ответил Римо.

— Будьте осторожны, — предупредил Смит. — Я не шучу. Берегите себя.

Римо протянул руку к рулю и коснулся его подушечками большого и указательного пальцев, Римо явственно воспринимал малейшее движение частиц в пластмассе, из которой был сделан этот руль. Задолго до того, как мир узнал о существовании атомов и молекул, Мастера Синанджу уже знали, что все в мире состоит из взаимотталкивающихся и взаимопритягивающихся друг к другу мельчайших частиц.

Синанджу было ведомо и то, что в мире нет покоя, все находится в движении. Римо ощущал движение машины и вдыхал застоявшийся из-за закрытых окон воздух. Он осязал теплую гладкость серого пластмассового руля, одновременно отмечая незаметные глазу рытвинки и щербинки. Пальцами он чувствовал тяжесть руля, твердость и упругость пластмассы, напряжение материала и далее, движение космоса, на таком уровне слишком слабое, чтобы восприниматься глазом, так как вселенная слишком велика для этого. В одно мгновение Римо перевел один-единственный атом в некой молекуле на другую орбиту, достаточно было напряжения воли. Мысль прошла через кончики пальцев, и вот уже там, где Римо касался пластмассы, в руле появился разрыв в три четверти дюйма.

С точки зрения Смита, это выглядело так, будто Римо протянул руку и часть рулевого обода просто исчезла. Все произошло слишком быстро. Смит не сомневался, что Римо просто каким-то образом выломал кусочек руля и где-то его спрятал. Настоящее волшебство.

— Значит, мне нужен отдых. Значит, я не в форме. Кто же представляет для меня опасность? — спросил Римо. — У кого какие сложности? Я и во сне могу справиться с кем только вам угодно. Где возникли проблемы?

— Я забочусь о том, чтобы вы как можно дольше сохраняли здоровье. И росли, что ли. Не знаю. Но я точно знаю, что, если б не крайность, я бы никогда не стал вызывать вас из отпуска.

— Отпуск у меня уже закончился. Я, кажется, целую вечность проторчал на этом острове. Боже мой, да это длилось не меньше четырех дней, — сказал Римо.

— Сегодня днем во время пресс-конференции президента собираются убить.

— Кто это вам сказал?

— Убийца.

— Вы хотите сказать, что были угрозы?

— Нет, — покачал головой Смит. — Угрозы — это пустые слова. Я бы не стал вас сюда вызывать из-за какой-то там угрозы. Президент Соединенных Штатов получает около сотни подобных угроз в неделю. Секретная служба их проверяет и заносит имена в компьютер. Если б не он, нам пришлось бы строить целый склад только под эти имена.

— Откуда вы знаете, что этому убийце попытка может удаться? — спросил Римо.

— Потому что он уже кое-что сделал, — ответил Смит. Он достал из кармана пиджака записку и, не отрывая глаз от дороги, передал ее Римо. Там значилось: — “Не сегодня, но в четверг, в два часа дня”.

— И что из этого? — спросил Римо. — В чем тут дело?

— В эту записку была завернута маленькая бомбочка, которую президент обнаружил в кармане пиджака. Он обедал с очень важным человеком, занимающимся сбором средств на предвыборную кампанию. Такой скромный частный обед с мистером Эбнером Востером. И тут президент услышал звонок в своем кармане. Нащупал выпуклость и обнаружил бомбу. Не больше миниатюрного калькулятора, но заряда хватило бы, чтобы превратить президента в салат. Секретная служба немедленно выпроводила бизнесмена.

— Ладно, значит, он — ваш подозреваемый.

— Не так все просто, — остановил его Смит. — Сегодня ночью, когда президент чистил зубы, он снова услышал звонок. На этот раз в своем халате.

Смит снова полез в карман пиджака и достал еще одну записку, такого же размера, написанную тем же почерком и содержащую то же самое сообщение.

— Тогда был устранен личный камердинер президента, Роберт Кевон. Но и это не помогло.

Смит вытащил из кармана очередную записку. И повернул на широкий бульвар. Римо кинул быстрый взгляд на записку, она в точности повторяла первые две.

— Дейл Фриво, — произнес Смит.

— Кто он такой?

— Новый агент Секретной службы, которому было поручено охранять президента, — пояснил Смит.

— Еще одна бомба?

— Совершенно верно. В новом бронежилете, который Фриво принес президенту. Предполагалось, что этот жилет защитит президента, если бомба окажется в его костюме или халате, — сказал Смит.

— Почему мне надо действовать под прикрытием репортерского пропуска? — спросил Римо.

— Потому что в четверг в два часа дня, то есть сегодня, президент обычно проводит пресс-конференции. И убийца наверняка это знает. Вы должны будете защитить президента.

— А что мне делать, если бомбу уже подложили в одежду президента? — спросил Римо.

— Я не уверен, Римо, но сегодня среди ночи я видел, как дрожал президент моей страны, и я просто не мог ему не сказать, что мы будем рядом, даже если рискуем раскрыть себя. Этим занималась Секретная служба, ФБР и ЦРУ, но у них ничего не получилось. Вся надежда на вас, Римо. Спасите президента, если сможете. И поймайте убийцу.

— Вы полагаете, есть вероятность, что ему удастся?.. — спросил Римо.

— Это не просто вероятность, — ответил Смит.

Автомобиль вдруг тряхнуло, несмотря на мощные американские амортизаторы.

— Вы не могли бы вернуть тот кусок, который выломали? — поинтересовался Смит.

— Я его не выламывал, — ответил Римо.

— Тогда что же вы сделали? У меня дырка в рулевом колесе.

— Не знаю. Не могу объяснить. Мне обязательно надевать этот костюм?

— В нем вы не будете привлекать внимание, — сказал Смит, высаживая Римо в нескольких кварталах от Белого Дома.

Пресс-конференция проходила в Розовом саду. Президент хотел объявить о самом удачном квартале в истории деловой жизни страны. Уровень безработицы пошел вниз, инфляция тоже. Зато на лицо был рост промышленного производства. У бедных американцев появилось больше реальных доходов и они веселее тратили их, улучшая тем самым благосостояние других американцев. Собственно говоря, только одна, десятая процента населения находилась в стесненных обстоятельствах — невероятно низкая доля, такое неслыханное процветание до сих пор не достигалось еще ни одной цивилизацией.

— Мистер президент, а что вы делаете для нуждающихся?

Таков был первый вопрос. Второй журналист поинтересовался, почему президент с таким черствым равнодушием относится к этому скромному меньшинству — одной десятой процента. Может, причина этого в том, что их так мало и они беззащитны?

Следующий вопрос: не считает ли президент, будто наличие этой десятой части процента само по себе доказывает, что уповать на свободное предпринимательство слишком жестоко и бессердечно, а также свидетельствует о необходимости новый государственных программ помощи неимущим, а иначе в глазах всего мира Америка предстанет в качестве страны с жестокой диктатурой?

Был ли когда-нибудь господин президент в числе этой десятой части процента?

В течение двадцати минут все вопросы касались исключительно пресловутой одной десятой процента неимущих, пока наконец президент не объявил, что у него имеется конкретный план по искоренению этого зла. Тогда корреспондентский корпус перешел к внешней политике. Президент упомянул новый мирный договор, заключенный при непосредственном участии Америки, этот договор положил конец тридцатилетней приграничной войне в Африке. Тут вопросов не последовало.

Римо следил за президентом, следил за его окружением. Он чувствовал, что президент нервничает. Он несколько раз смотрел на часы. Тут же последовал вопрос, не сломаны ли часы господина президента и каким образом эта поломка связана с его президентством.

Римо тоже глянул на часы. Два часа дня настали и минули. Никто не пошевелился. Ничего не произошло, и президент объявил пресс-конференцию законченной после последнего вопроса: не думает ли господин президент, что десятая часть процента, которой столь легко пренебрегают, что эти неимущие люди просто выпали сквозь дыру в страховочной сетке общечеловеческого участия, и не проистекает ли эта неудача его правления из того же источника, что и поломка президентских часов?

— Нет, — ответил президент, и улыбка его на этот раз была гораздо веселее, потому что на часах уже значилось два часа пять минут пополудни. Когда же президент отвернулся, из-за камеры вдруг выскочил человек с прямыми черными волосами и малазийским темнокожим лицом, неизвестный сжимал в руке кинжал и вопил:

— Смерть тебе! Смерть тебе!

Появление этого человека было неожиданным. Секретная служба, ошеломленная внезапным нападением со стороны прессы, растерялась, и Римо понял, что убийца со своим кинжалом доберется до подиума в Розовом саду раньше, чем его смогут остановить. Тогда он, сидя в первом ряду, кинул в убийцу записную книжку в картонном переплете.

Со стороны казалось, что Римо просто раскрыл ладонь, но на самом деле книжка летела с такой скоростью, что начисто срезала руку, сжимавшую кинжал, убийца достиг подиума уже лишенный кисти, он все еще грозил смертью, но в грудь президента ткнул обрубком, а бесполезный кинжал валялся на лужайке.

Агенты Секретной службы накинулись на человека, свалили его на землю и быстро удалили из Розового сада президента; а потом вдруг со стороны лежащего послышался зуммер, сопровождаемый хлопком. Хлопок издал красный влажный предмет, взлетевший в воздух. Это оказалось сердце убийцы. Что-то вытолкнуло или вырвало его из грудной клетки человека.

После проверки корреспондентских удостоверений установили личность нападавшего — Дю Вок из Индонезийской пресс-службы. Ранее этот человек был известен как солидный журналист, недоступный для всякого рода взяток и подкупов, поскольку имел независимый доход. Он не принадлежал ни к одной политической группировке, что, конечно, выделяло его среди остальных индонезийцев, которые либо стояли за правительство, либо за повстанцев.

Следующую ночь Римо по настоянию Смита провел рядом с президентом. Однако ни записок, ни бомб больше обнаружено не было. Римо остался еще на три дня, по-прежнему не снимая своего костюма странной расцветки. А последний день он даже находился в дальнем крыле Белого Дома.

И опять-таки ничего — ни записок, ни какой-либо причины, по которой индонезиец по имени Дю Вок пытался убить президента. Еще более загадочным казалось то, каким образом ему удавалось подбрасывать записки в одежду президента. Из имевшихся объяснений наилучшим было то, где виновником называли некую радиотелевизионную сеть. Только зачем средствам массовой информации понадобилось убивать президента?

Римо уже находился в пути, возвращаясь к месту своего отдыха, когда его самолет изменил курс в связи с государственной необходимостью. Авиалайнер направлялся к Далласскому международному аэропорту, и пассажиры начали ворчать. По прибытии все они были сняты с борта, кроме Римо, которому дали знак пройти в кабину.

Там его ждал Смит. Он молча вручил Римо листок белой бумаги. Такого же размера, как и те, в которые были завернуты бомбы, найденные на президенте.

— Они опять добрались до его тряпок? — спросил Римо.

— Если бы нам так повезло, — отозвался Смит.

— Они убили его?

— Если бы нам так повезло, — повторил Смит. — Президент — важная фигура, но ведь он — не Монтана, Миннесота и Айова вместе взятые, а если ветер поспособствует, то еще и весь Средний Запад, включая Чикаго.

— Каким образом они собираются взорвать всю центральную Америку? Они ведь не русские, — спросил Римо.

— Для этого не надо быть русскими. Кроме того, существуют вещи, похуже, чем несколько атомных бомб, — ответил Смит.

* * *

Реджинальд Воберн Третий был одет в шорты, белую майку и сандалии, он весело напевал себе под нос. И смотрел фильм. На экране рвался к президенту Дю Вок с кинжалом. Летела записная книжка Римо. Реджи открутил пленку назад, и книжка от руки с кинжалом отлетела обратно к тому, кто ее бросил. Съемки производились камерой с невероятной скоростью фиксации. А иначе ни за что не удалось бы поймать движения человека в розовато-сером костюме. Правда, дело несколько осложнялось тем, что семнадцать человек было одето в одинаковые костюмы. Однако искомая личность могла находиться только среди трех серо-розовых, сидевших в первом ряду. А фильм Воберна, был единственным, где имелось нужное количество кадров в секунду, чтобы запечатлеть движение записной книжки. И в самом деле, книжка летела так быстро, что воздух раздирал ее страницы точно наждак.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11