Не рыжая, как ты, а светловолосая. Она жила больше двух тысяч лет назад в городе Ис. Никто не знает, где находился город Ис, но, может, там, где между Киброном и Бель-Илем плещется море. Когда-то здесь была суша. Ис был злым городом, полным ведьм и колдунов, но самой злой из них была Дахут, дочь короля. Она брала себе в любовники, кого хотела. Они удовлетворяли ее ночь, две ночи, редко три. Потом она бросала их, говорят некоторые, в море. Или, как говорят другие, отдавала их своим теням...
      Билл прервал:
      - Что ты хочешь этим сказать?
      Лицо его еще больше побледнело. Де Керадель пристально смотрел на него. Я сказал:
      - Я хочу сказать - теням. Разве ты не слышал в песне, что она была королевой теней? Она была ведьмой и заставляла тени подчиняться себе. Любые тени: тени убитых ею любовников, тени демонов, инкубов и суккубов из кошмаров.
      - Наконец боги решили вмешаться. Не спрашивайте меня об этих богах. Если это было до христианства, то языческие, если после - христианские. Во всяком случае они, по-видимому, считали, что тот, кто живет мечом, от меча и должен умереть и все подобное. Они послали в Ис юного героя, которого Дахут полюбила страстно и неистово. Это был первый человек, которого она полюбила, несмотря на все свои прежние связи. Но он оказался очень скромен. Он мог простить ей прежние приключения, но чтобы полюбить ее, он хотел убедиться, что она сама его любит. Как она могла убедить его? Очень просто. Ис был построен ниже уровня моря, и его от воды защищали прочные стены. Были одни ворота, через которые могло войти море. Зачем были сделаны эти ворота? Не знаю. Вероятно, на случай вторжения, революции или чего-то подобного. Во всяком случае легенда гласит, что такие ворота были. Ключ от них всегда висел на шее короля Иса, отца Дахут.
      - "Принеси мне ключ, и я поверю, что ты меня любишь", - сказал герой. Дахут прокралась в спальню отца и сняла у него с шеи ключ. И отдала его своему любимому. Он открыл морские ворота. Море ворвалось в город. Конец злому Ису. Конец злой Дахут Белой.
      - Она утонула? - спросила Элен.
      - В легенде есть любопытная подробность. Дахут в порыве дочерней преданности прибежала к отцу, разбудила его, взяла своего большого черного жеребца, оседлала его, посадила перед собой короля и попыталась ускакать от волн на возвышение. В конце концов в ней было что-то хорошее. Но - еще одна интересная подробность - восстали ее тени, устремились в волны и стали их двигать все быстрее и выше. И волны обогнали черного жеребца, Дахут и ее папу. И тут уж действительно конец. Но она по-прежнему едет по берегам Киброна на своем черном жеребце, и у ее ног теневая свора... - я неожиданно смолк.
      Левая рука у меня была поднята, в ней я держал стакан. Свечи отбрасывали резкую тень руки на скатерть прямо перед мадемуазель.
      И белые руки мадемуазель что-то делали с тенью моей руки, как будто просовывали что-то под тень, чем-то окружали ее.
      Я опустил руку. Она быстро спрятала свои под стол. Я тотчас же схватил ее за руку и разжал пальцы. В них был длинный волос. Я поднял его над столом и увидел, что волос ее собственный.
      Я поднес его к огню свечи и подождал, пока он сгорит.
      Мадемуазель насмешливо рассмеялась. Я слышал и смешок де Кераделя. Странным казалось, что его смех был не только откровенным, но и дружеским. Мадемуазель сказала:
      - Сначала он сравнивает меня с морем, с предательским морем. Потом намеком, скрытно, со злой Дахут, королевой теней. А потом решает, что я ведьма, и сжигает мой волос. И в то же время говорит, что он недоверчив, что он не верит!
      Она снова рассмеялась, и де Керадель снова подхватил ее смех.
      Я чувствовал себя глупо, очень глупо. Несомненно, это туше. Я взглянул на Билла. Какого дьявола он завел меня в эту ловушку? Но Билл не смеялся. Он смотрел на мадемуазель с каменным выражением лица. Не смеялась и Элен.
      Я улыбнулся и сказал ей:
      - Похоже, еще одна леди посадила меня на гнездо ос.
      Наступило короткое неловкое молчание. Нарушил его де Керадель.
      - Не знаю почему, но мне вспомнился вопрос, который я хотел задать вам, доктор Беннет. Я очень интересуюсь обстоятельствами самоубийства мистера Ральстона, который, как я понял из газет, был не только вашим пациентом, но и близким другом.
      Билл ответил спокойно, в лучшей профессиональной манере:
      - Вы правы, доктор де Керадель, как друга и пациента я знал его, вероятно, лучше, чем кто бы то ни было.
      Де Керадель сказал:
      - Меня интересует не только его смерть. Упоминались еще три самоубийства и намекалось, что все они вызваны одной причиной.
      - Совершенно верно, - сказал Билл. Де Керадель посмотрел на свой стакан, медленно повертел его в руке и сказал:
      - Я действительно очень заинтересован, доктор Беннет. Мы все здесь психиатры. Ваша сестра... и моя дочь... мы им доверяем. Они не станут болтать. Вы действительно считает, что у этих четырех смертей есть нечто общее?
      - Несомненно, - ответил Билл.
      - Что? - спросил де Керадель.
      - Тени! - сказал Билл.
      5. ШЕПЧУЩАЯ ТЕНЬ
      Я недоуменно смотрел на Билла. Вспомнил, как он беспокоился из-за того, что я упомянул тени в разговоре с репортерами, и его напряженность, когда говорил о тенях Дахут Белой. И вдруг он снова о тенях. Должна быть какая-то связь, но какая?
      Де Керадель воскликнул:
      - Тени! Вы хотите сказать, что все они страдали аналогичными галлюцинациями?
      - Тени - да, - сказал Билл. - Галлюцинации - не уверен.
      Де Керадель задумчиво повторил:
      - Вы не уверены. - Потом спросил: - Об этих тенях ваш друг и пациент говорил, что хочет считать их объективными, а не субъективными? Я с большим интересом прочел газетные материалы, доктор Беннет.
      - Я в этом уверен, доктор де Керадель, - ответил Билл, и в голосе его чуть слышно звучала ирония. - Да, он хотел, чтобы тень я считал объективной, а не субъективной. Тень, а не тени. Была только одна... - он помолчал и добавил подчеркнуто: - у каждого лишь одна тень, вы знаете.
      Я решил, что понял план сражения Билла. Он основывался на интуиции, блефовал, делал вид, что знает о теневой ловушке смерти, чем бы ни была эта тень, точно так же как он делал вид, что знает общую причину смерти всех четверых. Он использовал эту ловушку, чтобы приманить свою рыбу поближе к крюку. А теперь заставляет рыбу клюнуть. Не думаю, чтобы он знал больше, чем когда мы разговаривали с ним в клубе. И подумал, что он опасно недооценивает де Кераделя. Последний удар был слишком очевидным.
      Де Керадель спокойно говорил:
      - Одна тень или несколько, какая разница, доктор Беннет? Галлюцинация может возникать в одной форме - традиция утверждает, что тень Юлия Цезаря появлялась перед раскаивающимся Брутом. Или может быть умножена тысячекратно. Мозг умирающего Тиберия произвел тысячи теней убитых им, они окружили его сметный одр, угрожали ему. Существуют органические нарушения, которые вызывают такие галлюцинации. Например, нарушения в области зрения. Или наркотики и алкоголь. Их порождают аномалии мозга и нервной системы. Они дети самоотравления. Результат лихорадки и высокого кровяного давления. Их также порождает совесть. Следует ли понимать, что вы отвергаете все эти рациональные объяснения?
      Билл флегматично ответил:
      - Нет. Скорее я не принимаю ни одно из них.
      Неожиданно вмешался доктор Лоуэлл:
      - Есть еще одно объяснение. Внушение. Постгипнотическое внушение. Если Ральстон и остальные попали под влияние человека, который знает, как контролировать мозг такими методами... тогда я понимаю, как их могли убедить убить самих себя. Я сам...
      Пальцы его сжали ножку бокала. Бокал сломался, порезав его. Он обмотал кровоточащую руку носовым платком. И сказал:
      - Не беда. Хотел бы я, чтобы воспоминание, вызвавшее это, не резало глубже.
      Мадемуазель смотрела на него, на губах ее была легкая улыбка.
      Я уверен, что де Керадель ничего не упустил. Он сказал:
      - Вы принимаете объяснение доктора Лоуэлла?
      Билл неуверенно ответил:
      - Нет... не полностью. Не знаю.
      Бретонец замолчал, изучая его со странным напряжением. Потом сказал:
      - Ортодоксальная наука утверждает, что тень - это всего лишь уменьшение света в определенном месте, вызванное появлением материального тела между источником света и поверхностью. Тень нематериальна. Она ничто. Так говорит ортодоксальная наука. Каким же было материальное тело, бросившее тень на четверых, если это не галлюцинация?
      Доктор Лоуэлл сказал:
      - Мысль, коварно помещенная в человеческий мозг, может вызвать такую тень.
      Де Керадель вежливо ответил:
      - Но доктор Беннет не принимает эту теорию.
      Билл ничего не сказал. Де Керадель продолжал:
      - Если доктор Беннет считает, что причина смерти тень, не признает галлюцинации и то, что тень отбрасывало материальное тело, тогда мы неизбежно придем к заключению, что он приписывает тени признаки материального тела. Тень откуда-то появляется, она преследует человека и принуждает его в конце концов убить себя.
      - А это предполагает познавательные способности и целеустремленность, волю и эмоции. Все это - в тени? Все это атрибуты материальных тел, феномены сознания, находящегося в мозгу. Мозг материален и находится в несомненно материальном черепе. Но тень нематериальна, у нее нет черепа для размещения мозга; следовательно, у нее нет мозга и нет сознания. И опять следовательно - нет познавательных способностей и целеустремленности, нет воли и эмоций. И наконец, следовательно, у нее нет понуждений, стремлений, желаний пугать или принуждать материальное существо к самоуничтожению. И если вы все это не признаете, мой дорогой доктор Беннет, вы признаете... колдовство.
      Билл спокойно ответил:
      - Если так, то почему вы надо мной смеетесь? Что такое ваши теории, которые вы сегодня излагали, как не колдовство? Может, вы обратили меня в свою веру, доктор де Керадель.
      Бретонец неожиданно перестал смеяться. Он сказал:
      - Да? - и снова медленно: - Да! Но это не теории, доктор Беннет. Это открытия. Или вернее повторение открытий... неортодоксальной науки. - Вены у него на лбу дергались. Он добавил с явной угрозой: - И если именно я открыл вам глаза, то намерен завершить ваше обращение.
      Я видел, как внимательно Лоуэлл смотрит на де Кераделя. Мадемуазель смотрела на Билла, и в глазах ее мелькали маленькие дьявольские огоньки: и в ее слабой улыбке я увидел и угрозу и расчет. Над столом нависло странное напряжение, как будто что-то невидимое подготовилось к удару.
      Нарушила молчание Элен, сонно процитировав:
      - Поцелуй тени и благословение тени...
      Мадемуазель рассмеялась: смех ее больше всего походил на смех маленьких волн. Но в нем были полутона, которые мне понравились еще меньше, чем угроза в улыбке. Что-то в этом было нечеловеческое, как будто волны смеются над утонувшим человеком.
      Де Керадель быстро заговорил на языке, который я, казалось, узнаю, и в то же время я его не понимал. Мадемуазель стала сдержанной. Она сладко сказала:
      - Простите, мадемуазель Элен. Я смеялась совсем не над вами. Я вдруг вспомнила нечто очень забавное. Когда-нибудь я вам расскажу, и вы тоже засмеетесь...
      Де Керадель прервал ее, тоже вежливо.
      - И вы меня простите, доктор Беннет. Вы должны извинить грубость энтузиаста. И его настойчивость. Я очень прошу вас, если это не нарушает, конечно, доверия между врачом и пациентом, рассказать о симптомах мистера Ральстона. Поведение этой... этой тени, как вы ее называете. Я весьма заинтересован... как профессионал.
      Билл ответил:
      - Ничего не хотел бы больше. Вы, с вашим уникальным опытом, можете увидеть то, что укрылось от меня. Чтобы удовлетворить профессиональную этику, давайте назовем это консультацией, хотя и посмертной.
      Мне показалось, что Билл доволен, что он добился чего-то, к чему вели его маневры. Я немного отодвинул стул, чтобы видеть одновременно мадемуазель и ее отца. Билл сказал:
      - Начну с самого начала. Если захотите, чтобы я что-нибудь разъяснил, прерывайте не стесняясь. Ральстон позвонил мне и попросил его осмотреть. Я уже несколько месяцев не видел его и не слышал о нем, думал, что он в одной из своих поездок за границей. Он начал неожиданно. "Что-то со мной неладно, Билл. Я вижу тень. - Я рассмеялся, но он оставался серьезен. И повторил: - Я вижу тень, Билл. И я боюсь!" Я ответил, все еще смеясь: "Если бы ты не видел тени, тогда действительно с тобой что-то неладно".
      Он ответил, как испуганный ребенок: "Но, Билл, эту тень ничего не отбрасывает!"
      Он придвинулся ко мне, и тут я понял, что он держит себя в руках исключительным усилием воли. Он спросил: "Я схожу с ума? Видеть тень - это симптом сумасшествия? Скажи, Билл, так ли это?"
      Я ответил, что это вздор; вероятно, у него неполадки со зрением или с печенью. Он сказал: "Но эта тень... шепчет!"
      Я сказал: "Тебе нужно выпить" и дал ему. Потом продолжал: "А теперь постарайся точно описать, что ты видишь, и если можно, когда тебе в первый раз показалось, что ты видишь".
      Он ответил: "Четыре ночи назад. Я был в библиотеке, писал..." Позвольте вам объяснить, доктор де Керадель, что он жил в старом доме Ральстонов на Семьдесят восьмой улице, жил один, если не считать Симпсона, дворецкого, унаследованного от отца, и полудесятка слуг. Он продолжал: "Мне показалось, что кто-то скользнул вдоль стены за занавес, закрывавший окно. Окно у меня за спиной, я был погружен в письмо, но впечатление такое яркое, что я вскочил и подошел к окну. Там никого не было. Я вернулся к столу, но не мог избавиться от чувства, что кто-то... или что-то находится в комнате". Он сказал: "Я был так встревожен, что отметил время".
      - Умственное отражение зрительной галлюцинации, - сказал де Керадель. - Очевидное сопутствующее обстоятельство.
      Билл сказал:
      - Возможно. Во всяком случае немного погодя движение повторилось, но на этот раз справа налево, в противоположном направлении. За последующие полчаса оно повторилось шесть раз, и всегда в противоположном направлении, то есть слева направо, потом справа налево и так далее. Он подчеркнул это, как будто считал очень важным.
      Он сказал: "Как будто она ткала". Я спросил, на что она похожа. Он ответил: "У нее нет формы. Она движение. Тогда не было формы". Чувство, что он не один в комнате, усилилось настолько, что спустя короткое время он ушел из библиотеки, не выключая огни, и лег спать. В спальне повторения симптомов не было. Спал он хорошо. И на следующую ночь его ничего не тревожило. И на следующий за этим день он почти забыл о происшествии.
      В тот вечер он обедал не дома и вернулся около одиннадцати. Пошел в библиотеку, чтобы просмотреть почту. Он сказал мне: "Неожиданно у меня появилось сильнейшее чувство, что кто-то смотрит на меня от занавеса. Я медленно повернул голову. И отчетливо увидел на занавесе тень. Вернее, тень переплеталась с занавесом, как будто ее отбрасывало что-то стоявшее сзади. По форме и размеру тень напоминала человека". Он подбежал к занавесу и рывком отодвинул его. За ним ничего не было, ничто не могло отбросить эту тень.
      Он снова сел за стол, но по-прежнему чувствовал на себе чей-то взгляд. "Немигающие глаза, - сказал он. - Взгляд не отрывался от меня. Как будто кто-то постоянно находится на самом краю поля зрения. Если я быстро поворачивался, он скользил за мной и смотрел уже с другой стороны. Если я двигался медленно, точно так же медленно двигалась и тень".
      Иногда ему казалось, что он уловил это движение, увидел эту тень. Но она тут же растворялась, исчезала, прежде чем он мог рассмотреть ее. И тут же он чувствовал на себе взгляд с другого направления.
      "Оно двигалось справа налево, - говорил он, - и слева направо... и снова назад... и опять... и опять... все ткало... ткало..."
      "Что ткало?" - спросил я.
      Он ответил просто: "Мой саван".
      Он сидел в библиотеке до тех пор, пока мог выдержать. Потом сбежал в спальню.
      На этот раз спал он плохо, ему казалось, что тень ждет его на пороге. Он прижался к двери, прислушиваясь. Но ничего не услышал. Тень не входила.
      Наступил рассвет, и он крепко уснул. Встал поздно, играл в гольф. пообедал, Пошел со знакомой в театр, а потом в ночной клуб. Несколько часов и не вспоминал о событиях ночи. Он сказал: "Когда я подумал об этом, то рассмеялся своей детской глупости". Домой он приехал в три часа ночи. Вошел. И, закрывая дверь, услышал шепот: "Ты сегодня поздно!" Слышал совершенно ясно, как будто шепчущий стоял рядом...
      Де Керадель прервал:
      - Прогрессирующая галлюцинация. Вначале мысль о движении, потом форма становится отчетливее, затем звук. Галлюцинация прогрессирует от зрительной к слуховой.
      Билл продолжал, как будто не слышал:
      - Он сказал, что у голоса было странное свойство, которое - я цитирую - "заставляет вас чувствовать отвращение, как будто вы рукой коснулись скользкого слизняка в саду ночью, и в то же время нечестивое желание слушать этот шепот вечно". Он сказал: "Безымянный ужас и извращенный восторг в одно и то же время".
      Симпсон не выключал огни. Холл был хорошо освещен. Но никого не было видно. Однако голос звучал вполне реально. Ральстон несколько мгновений стоял, пытаясь справиться с собой. Потом вошел, снял шляпу и пальто и начал подниматься по лестнице. Он сказал: "Я случайно взглянул вниз и увидел тень, скользящую примерно в шести футах передо мной. Поднял глаза она исчезла. Я медленно начал подниматься по лестнице. Когда смотрел на ступеньки, видел тень, идущую передо мной. Всегда на одном и том же расстоянии. Поднимал голову - ничего. Тень была резче, чем накануне. Мне показалось, что это тень женщины. Обнаженной женщины. И вдруг я понял, что шепчущий голос тоже принадлежал женщине".
      Он пошел прямо к себе в комнату. Миновал дверь. Посмотрел вниз и увидел, что тень по-прежнему в двух шагах перед ним. Тогда он быстро шагнул назад, вошел в комнату, закрыл дверь и запер ее на ключ. Включил все огни и стоял, прижавшись ухом к двери. "Я услышал, как кто-то смеется, тот же голос, что шептал". - А потом он услышал шепот: - "Я буду ждать снаружи сегодня, сегодня, сегодня..." Слушал он с той же странной смесью ужаса и желания. Он хотел распахнуть дверь, и в то же время какое-то отвращение удерживало его.
      Он сказал: "Я не выключил свет. Но это существо выполнило свое обещание. Оно всю ночь ждало у моей двери. Но не просто ждало. Оно танцевало... Я не видел его, но знал, что оно танцует и ткет... справа налево... слева направо... и снова... и снова... танцевало и ткало, пока не занялся рассвет... ткало мой саван, Билл..."
      Я спорил с ним, примерно как вы, доктор де Керадель. Тщательно осмотрел его. Внешне ничего необычного. Взял образцы для различных анализов. Он сказал: "Надеюсь, ты что-нибудь обнаружишь, Билл. Если же нет, значит тень реальна. Я предпочел бы сойти с ума. В конце концов сумасшествие можно излечить".
      Я сказал: "Ты не пойдешь домой. Живи в клубе, пока не получим результаты анализов. А потом, что бы они ни показали, садись на корабль и отправляйся в длительное путешествие".
      Он покачал головой: "Я должен вернуться домой, Билл".
      Я спросил: "Но почему, ради Бога?"
      Он колебался, на его лице появилось выражение удивления. Потом он сказал: "Не знаю. Но должен".
      Я твердо заявил: "Останешься на ночь у меня, а завтра уплывешь. Куда угодно. Я сообщу тебе результаты анализов и свои предписания по радио".
      Он ответил все с тем же удивленным выражением: "Я не могу уплыть сейчас. Дело в том... - Он колебался... - дело в том, Билл... я встретил девушку... женщину... я не могу бросить ее".
      Я смотрел на него, разинув рот. Потом сказал: "Ты хочешь на ней жениться? Но кто она?"
      Он беспомощно смотрел на меня. "Не могу сказать тебе, Билл. Ничего не могу сказать о ней".
      Я спросил: "А почему не можешь?"
      Он ответил с той же удивленной нерешительностью: "Не знаю, почему. Но не могу. Это кажется частью... частью того. Но... не могу тебе сказать". И на любой вопрос, касающийся этой девушки, он отвечал так же.
      Доктор Лоуэлл резко сказал:
      - Вы мне ничего этого не рассказывали, доктор Беннет. Он больше ничего не говорил? Что не может ничего сказать об этой женщине? Что не знает почему, но не может?
      Билл ответил:
      - Больше ничего.
      Элен холодно спросила:
      - Что вас так забавляет, мадемуазель? Не вижу в этом ничего смешного.
      Я посмотрел на мадемуазель. Маленькие светло-лиловые искорки ожили в ее глазах, красные губы улыбались - жестокой улыбкой.
      6. ПОЦЕЛУЙ ТЕНИ
      Я сказал:
      - Мадемуазель - подлинный художник.
      Над столом повисло напряженное молчание. Его торопливо нарушил де Керадель.
      - Что вы этим хотите сказать, доктор Карнак?
      Я улыбнулся.
      - Подлинный художник радуется, когда искусство достигает совершенства. Умение рассказывать - это искусство. Доктор Беннет рассказывает превосходно. Поэтому ваша дочь, подлинный художник, довольна. Прекрасный силлогизм. Разве не так, мадемуазель?
      Она негромко ответила:
      - Это вы сказали. - Но больше она не улыбалась, и в глазах ее появилось новое выражение. И в глазах де Кераделя тоже. Прежде чем он смог заговорить, я сказал:
      - Всего лишь дань восхищения одного художника другому, Элен. Продолжай, Билл.
      Билл быстро продолжал:
      - Я спорил с ним. Дал выпить крепкого. Сослался на некоторые случаи галлюцинаций: Паганини, великий скрипач, временами видел теневую женщину в белом, она стояла рядом с ним и играла на скрипке, и он играл с ней дуэтом. Леонардо да Винчи считал, что разговаривал с Хироном, мудрейшим из кентавров, тем самым, что воспитывал молодого Асклепия. И десятки подобных примеров. Я говорил ему, что он вступил в общество гениев и что, вероятно, это значит, что от него тоже можно ждать чего-нибудь гениального. Через некоторое время он смеялся. Сказал: "Ну, ладно, Билл, ты меня убедил. Но мне не нужно убегать. Наоборот, нужно идти навстречу и победить". Я ответил: "Конечно, если ты считаешь, что справишься. Это всего лишь одержимость, игра воображения. Попробуй сегодня ночью. Если придется туго, позвони мне. Я сразу приеду. И побольше выпей". Ушел он от меня в нормальном состоянии.
      Он не звонил мне до второй половины следующего дня, а когда позвонил, спросил, что с анализами. Я ответил, что все анализы свидетельствуют о полном здоровье. Он негромко ответил: "Я так и думал". Я спросил, как он провел ночь. Он рассмеялся и ответил: "Очень интересно, Билл. Очень. Я последовал твоему совету и напился". Голос его звучал нормально, даже весело. Я спросил: "А как же твоя тень?" - "Превосходно, - ответил он. - Я ведь говорил тебе, что это тень женщины? Так оно и есть". Я сказал: "Тебе лучше. Хорошо ли относится к тебе твоя женская тень?" Он ответил: "Скандально хорошо, и обещает быть еще скандальнее. Именно это и сделало ночь такой интересной". Он снова рассмеялся. И неожиданно повесил трубку.
      Я подумал: "Ну, раз Дик может смеяться над тем, что еще день назад приводило его в ужас, значит ему лучше". И сказал себе, что дал ему хороший совет.
      Но я чувствовал смутное беспокойство. Оно росло. Чуть позже я позвонил ему, но Симпсон ответил, что он отправился играть в гольф. Это казалось вполне нормальным. Да, все это лишь мимолетный случай, все нормализуется. Да, я дал хороший совет. Какие... - Билл неожиданно прервал свой рассказ. - Какие мы иногда глупцы, доктора!
      Я украдкой взглянул на мадемуазель. Ее большие глаза были широко открыты, смотрели нежно, но в глубине их таилась насмешка.
      Билл сказал:
      - На следующий день я получил еще несколько результатов, все хорошие. Позвонил Дику и сообщил ему. Забыл сказать, что я велел ему обратиться к Бьюканану. Бьюканан, - Билл повернулся к де Кераделю, - это лучший окулист в Нью-Йорке. Он не нашел никаких нарушений, и это устраняло многие возможные причины галлюцинаций, если это галлюцинации. Я рассказал это Дику. Он весело ответил: "Медицина - наука исключения, не так ли, Билл? Но если после исключения всего вы добираетесь до чего-то, о чем ничего не знаете, что вы тогда делаете, Билл?"
      Странное замечание. Я спросил: "Что ты этим хочешь сказать?" Он ответил: "Я всего лишь жадный искатель знаний". Я подозрительно спросил: "Ты много пил накануне?" - "Не очень". - "А как тень?" - "Все интереснее". Я сказал: "Дик, я хочу, чтобы ты немедленно приехал. Я тебя осмотрю". Он пообещал, но не приехал. Меня задержал тяжелый случай в больнице. Я освободился около полуночи и позвонил ему. Ответил Симпсон. Он сказал, что Билл лег рано и приказал его не тревожить. Я спросил Симпсона, как выглядит Билл. Нормально, даже очень весел. Но я не мог избавиться от необъяснимого беспокойства. Попросил Симпсона передать мистеру Ральстону, что если он до пяти часов на следующий день не приедет ко мне, я сам отправлюсь к нему.
      Он приехал ровно в пять. Я сразу почувствовал, как тревога усиливается. Лицо его осунулось, глаза казались странно яркими. Не лихорадочными, скорее будто он принимал какой-то наркотик. Во взгляде оживленное выражение и в то же время легкий ужас. Я не выдал того шока, который получил от его внешности. Сказал, что получил последние результаты и они все отрицательные. Он сказал: "Итак, я здоров? Ничего со мной неладного?" Я ответил: "Так свидетельствуют анализы. Но все же я хочу, чтобы ты для обследования на несколько дней лег в больницу". Он рассмеялся и ответил: "Нет. Я совершенно здоров, Билл".
      Он сидел молча и смотрел на меня, в его слишком ярком взгляде смешивались оживление и ужас, и вообще он как будто намного превзошел меня в каком-то знании и в то же время ужасно этого знания боится. Он сказал: "Мою тень зовут Бриттис. Она мне сказала об этом прошлой ночью".
      Я подпрыгнул. "Какого дьявола? О чем это ты говоришь?"
      Он терпеливо ответил: "Моя тень. Ее зовут Бриттис. Так она сказала мне прошлой ночью, лежа рядом со мной в постели. Женская тень. Обнаженная".
      Я смотрел на него, а он рассмеялся. "Что ты знаешь о суккубах, Билл? Я полагаю, ничего. Хорошо бы Алан вернулся, он-то знает. У Бальзака есть отличный рассказ, я помню, но Бриттис говорит, что это не о ней. Сегодня утром я пошел в библиотеку и стал искать. Рылся в "Malleus Maleficarum"...
      Я спросил: "А это что такое?"
      "Молот ведьм". Старая книга инквизиции, в которой говорится, кто такие инкубы и суккубы, что они могут сделать, как выявлять ведьм, как поступать с ними и тому подобное. Очень интересно. Там говорится, что демон может превратиться в тень, в таком виде прикрепиться к живому человеку и стать материальным, настолько материальным, чтобы зачать, как весьма красочно это называет Библия".
      Демоны женского пола - это суккубы. Когда одна из них возжаждет мужчину, она соблазняет его так или иначе, пока не добьется своего. Он дает ей свою искру жизни и, вполне естественно, сам умирает. Но Бриттис говорит, что у меня не будет такого конца и что она не демон. Она...
      "Дик, - прервал я его, - что это за вздор?"
      Он раздраженно ответил: "Клянусь небом, я хотел бы, чтобы это было галлюцинацией. Но если я здоров, как ты утверждаешь, этого не может быть. - Он колебался. - Даже если веришь, что это реально, что ты можешь сделать? Ты не знаешь, что знает тот, кто послал к тебе тень. Вот почему я хотел бы, чтобы Алан был здесь. Он знал бы, что делать.. - Он снова помолчал, потом медленно добавил: - Но... я не уверен... что принял бы его совет... теперь..."
      Я спросил: "Что ты имеешь в виду?"
      Он ответил: "Начну с того времени, когда мы решили, что мне лучше пойти домой и бороться. Я пошел в театр. Сознательно задержался. Когда вошел в дом, у двери меня не ждал никто. Пошел в библиотеку и по-прежнему ничего не видел. Смешал себе коктейль, сел и стал читать. Включил все огни в комнате. Было два часа ночи.
      Пробило полчаса. Я оторвался от книги. Ощутил странный аромат, незнакомый, вызывающий необычные представления: я подумал о лилии, раскрывающейся по ночам под лунными лучами в тайном пруду среди древних руин, окруженных пустыней. Поднял голову и осмотрелся в поисках его источника.
      И увидел тень.
      Больше не было похоже на то, что кто-то стоит за занавесом и отбрасывает тень. Она видна была совершенно отчетливо, в десяти футах от меня. Четко очерченная, в комнате. Видна была в профиль. Стояла неподвижно. С девичьим лицом, тонким, изящным. Я видел ее волосы, уложенные на голове, и две пряди более темной тени, спускающиеся между круглыми, наклоненными грудями. Тень высокой девушки, стройной, с узкими бедрами, стройными ногами. Она двинулась. Начала танцевать. Она не была ни черной, ни серой, как мне показалось сначала. Слегка розоватой, жемчужно-розового оттенка. Прекрасная, соблазнительная, живая женщина не может быть такой. Она танцевала, потом задрожала - и исчезла. Я услышал шепот: "Я здесь". Она была за мной... танцевала... сквозь нее я смутно видел комнату.
      "Танцевала, - продолжал он, - ткала. Ткала мой саван... - Он рассмеялся. - Но богато украшенный саван, Билл."
      Он сказал, что ощутил желание, какого никогда не испытывал к женщине. А с ним и страх, ужас, тоже никогда не испытанный. Как будто приоткрылась дверь, через которую ему нужно пройти в немыслимый ад. Желание победило. Он побежал к танцующей розовой тени. И тень, и ее аромат исчезли, как будто задули свечу. Он снова принялся читать, ожидая. Ничего не происходило. Часы пробили три, потом пол четвертого. Он пошел к себе. Разделся и лег в постель.
      Он сказал: "Медленно, как ритм, возник аромат. Он пульсировал, все быстрее и быстрее. Я сел. Розовая тень сидела в ногах моей кровати. Я потянулся к ней. Но не смог двинуться. Мне показалось, что я слышу шепот: "Еще нет... еще нет... еще нет..."
      - Прогрессирующая галлюцинация, - сказал де Керадель. - От зрения к слуху. От слуха к запаху. Потом вовлекаются мозговые центры цвета. Все это очевидно. Да?
      Билл не обратил внимания, продолжал:
      - Он внезапно уснул. Проснулся утром очень возбужденным и почему-то с решением избегать меня. У него было только одно желание: чтобы день побыстрее кончился и он смог встретиться с тенью. Я саркастически спросил: "А как же другая девушка?"