Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Золотой адмирал

ModernLib.Net / Исторические приключения / Мэсон Френсис ван Викк / Золотой адмирал - Чтение (стр. 24)
Автор: Мэсон Френсис ван Викк
Жанр: Исторические приключения

 

 


На палубе «Френсиса» пушкари и солдаты заботились о своем вооружении и снаряжении, а новички шумно хорохорились, чтобы только не показаться трусами перед лицом того, что их ожидает впереди.

К четырем часам пополудни английская эскадра, ведомая четырьмя галионами королевского военно-морского флота и четырьмя кораблями Лондонского Сити, смело вошла в проход, ведущий во внешнюю гавань.

Коффин с полыхающей на ярком свету соломенно-золотистой бородой подозвал к себе моряка, утверждавшего, что лет пять назад уже заходил в гавань Кадиса. Новый рулевой говорил о Лас-Пуэркасе, о двух обширных отмелях, преграждающих путь в гавань при входе и вынуждающих суда идти фарватером и проходить рядом с сильно вооруженным фортом. За этим замком-фортом располагался город, а внизу под ним лежала вторая, или внутренняя, гавань; еще дальше вверх по реке находился городок второстепенного значения под названием Пуэрто-Реаль.

Рассказывая, рулевой навалился на румпель и взял слегка влево, чтобы использовать всю силу шквального ветра, налетевшего с северо-западной стороны. Этот ветер оказал «Френсису» такую хорошую услугу, что судно резво понеслось вслед за «Львом» вице-адмирала Бароу.

На английских судах у солдат и матросов постепенно сжимались челюсти и сужались глаза, по мере того как неумолимо приближалась мощная батарея, стоящая ниже ориентира под названием Геркулесовы Столбы. Вот уже стали различаться красные крыши старинного города Кадиса, сверкающие на вершине высокого берегового утеса, потрепанный бурями замок Мата-Хорда и другие более мощные стены, возведенные с целью защиты гавани от атаки с моря.

— Бог ты мой! — неожиданно выпалил Питер Хоптон. — Только взгляните на это!

Корабли авангарда эскадры теперь поворачивали право руля, тем самым открывая вид на порт для тех, кто шел позади. Никто еще на «Френсисе» не видел такой плотной массы судов, что сгрудилась впереди. Моряки узнавали большие каракки, аккуратные военные галионы, скромные транспорты, круглоносые голландские хольки, когги (неповоротливые, неуклюжие тихоходы), а также галеры и галеасы любого мыслимого тоннажа и конструкции.

Хьюберт, как обычно в глубоком волнении, медленно заработал челюстями, как бы прожевывая что-то невидимое. Где-то в одном из тех миленьких городков и селений, усеявших берега залива, Розмари Кэткарт, верно, мучается от ужасных воспоминаний, наблюдая за приближением вот уже второй английской флотилии — хотя в тот момент не было видно ни единого флага с крестом Святого Георгия — и ни один не взвился на мачте до тех пор, пока пара больших испанских галер, несущих службу охраны, не вышла навстречу неизвестным гостям, чтобы осведомиться о цели их прибытия. Дрейк подпустил галеры на расстояние выстрела из длинноствольных пушек и только тогда поднял знамя королевы и несколько Георгиевских флагов. Затем он дал по ним бортовой залп, заставивший изумленных испанцев неуклюже улепетывать в порт Санта-Мария, лежавший вместе с портом Санта-Катерина в той же гавани на другой стороне от Кадиса.

Через десять минут английские корабли поравнялись с фортами и открыли огонь по массе испанских судов, не готовых к плаванию и сбившихся в одну кучу, как овцы в загоне. Многие корабли оказались совсем неспособны к навигации по той причине, что испанский адмирал, маркиз Санта-Крус, чтобы отбить у них охоту к дезертирству, приказал им снять паруса и оставить их на берегу. Другие — и таких было много — все еще не получили свою артиллерию, и их пушечные порты зияли пустыми и черными прогалами, словно в челюсти человека отсутствовали некоторые зубы.

— Итак, попляшите-ка под нашу дудку, — ликовал Питер Хоптон, стоя на своем посту среди пушек «Френсиса». — Смотрите, как жахнул «Бонавентур» по тому здоровенному кораблю из Рагузы.

Один за другим, подходя на расстояние выстрела, корабли Дрейка открывали массированный разрушительный огонь по сгрудившемуся флоту испанцев. Поскольку английские канониры просто никак не могли промахнуться, каждый их выстрел производил страшный беспорядок. Залп за залпом заставляли сотрясаться воды гавани, и грохот, отражаясь от крепостных стен Кадиса, уносился с глухим урчанием по окружающим город холмам. Поодиночке, по двое, по трое высокие английские корабли проникали в гавань и давали залп из всех своих крупных пушек и кулеврин по безнадежно застигнутым врасплох и охваченным паникой береговым батареям.

Когда пришла очередь «Френсиса» присоединиться к этой сокрушительной канонаде, Хьюберт Коффин приказал поднять свой личный золотисто-зеленый флаг с изображением семейного герба, надел шлем и звенящим голосом отдал приказ своему старшему канониру открыть огонь. Рулевому он приказал направить корабль к небольшому голландскому кромстеру, которому удалось выпутаться из чудовищного сумбура, и теперь он пытался улизнуть из гавани.

«Голландец» все приближался, под порывистым ветром трепетал его коричневый грот. Первый бортовой залп «Френсиса» оказался хоть и с небольшим, но недолетом, и Питер, ругаясь, как дьявол, приказал еще дальше загнать подъемные клинья под казенную часть его ярко-бронзовых полукулеврин и сам прочистил щеткой банника зловонный канал ствола третьей бортовой пушки.

«Голландец» шел теперь так близко, что Питеру были видны испуганные физиономии, выглядывающие над поручнями. Рявкнули две его пушки: одно ядро со свистом промчалось сквозь снасти «Френсиса», другое проделало рваную брешь в его треугольном парусе. Во второй раз содрогнулся маленький «Френсис», накренился от собственного залпа, и на какой-то момент «голландец» исчез за большими клубами зловонного серого дыма. Перезаряжая пушки, канониры на «Френсисе» слышали оглушительные взрывы во всех направлениях, треск расщепляемых досок и вопли людей, гибнущих в страшных смертельных муках.

Когда порыв ветра отнес этот дым в сторонку, на «Френсисе» сначала прогремело «ура», а потом разразились горячей бранью. «Голландец» потерял единственную свою высокую мачту, а вдоль его ватерлинии зияли такие пробоины, что ему, очевидно, оставалось только затонуть, унеся свой груз на дно. Члены его экипажа прыгали в воду и отчаянно пытались уцепиться за плавающие обломки.

Адский грохот все возрастал, а с ним — и смятение испанцев. Некоторые вражеские корабли уже загорелись, и плывущий серовато-белый дым орудий смешался с густым едко-синим дымом пожаров, стелющимся над гаванью.

— Давай к тому галиоту! — крикнул Коффин в сложенные рупором ладони, потом шпагой указал на длинное низкое судно, которое шло на веслах и старалось укрыться под защитой орудий батареи близ Санта-Катерины. За этим судном готовились двинуться десять военных галер. Командовал ими адмирал дон Педро де Асуна.

Когда «Френсис» погнался за галиотом, сквайр Коффин нашел возможность оглядеться и увидел, что, подчиняясь сигналам с «Елизаветы Бонавентур», три королевских корабля — «Лев», «Дредноут»и «Радуга» вместе с флагманом — сворачивают в сторону, чтобы встретить угрозу, представляемую галерами дона Педро, оставляя галионы Лондонского Сити и частные военные корабли продолжать вносить хаос в путаницу судов, что стояли на якоре в центре гавани.

Де Асуна решил вести галеры вперед, развернув строем фронта, с тем чтобы каждый корабль его флотилии мог бы стрелять из своих погонных орудий на носу до тех пор, пока не придет момент идти на таран. Всем на «Френсисе» было видно, что на баке и корме вражеских кораблей столпилось множество облаченных в доспехи солдат — в то время считавшихся самыми лучшими и отважными в Европе.

Дрейк, как живо сообразил Коффин, вовсе не намеревался позволять грозным военным машинам Асуны подходить к себе на таранную или абордажную дистанцию, поэтому, ведя четыре королевских галиона кильватерным строем, он прошел прямо перед носом врага и дал по нему несколько сокрушительных бортовых залпов. В сущности, Дрейк впервые в истории применил военно-морской маневр, известный теперь под названием «Пересечение Т».

Теперь, когда «Френсис» быстро догонял свою жертву, Коффин мог только увидеть, как бортовым залпом с «Дредноута» разнесло тройной ряд весел ведущей галеры. Десятки лопастей взлетели высоко в воздух, и, когда галеру повело вбок, сломанные черенки усеяли воду гавани, подобно увядшему рогозу в пруду. Лишенная движущей силы с поврежденного борта, кричаще яркая желто-голубая галера де Асуны резко сбилась с прямого курса и чуть не протаранила соседний в ряду корабль.

Тут же за этим галиот — по флагам венецианский — оказался в зоне досягаемости для артиллерийского огня и пошел палить по «Френсису» из двух маленьких пушек, чьи шестнадцатифунтовые снаряды нисколько не повредили судну Хьюберта Коффина. Резко положив руль вправо, он предоставил Питеру Хоптону возможность произвести сокрушительный бортовой залп по шкафуту противника, который, должно быть, прикончил многих несчастных, прикованных к веслам галиота. Видимо, крепко досталось и воинам, ибо итальянец закричал, предлагая сдаться, и спустил яркий флаг своего города — золотистый крылатый лев Святого Марка на алом гербовом поле.

Глава 6

ПРИЗ

К наступлению темноты вся эскадра Дрейка была охвачена бурным ликованием. О том, что очередной испанский корабль потоплен, загорелся или захвачен, Дрейк, меряющий шагами палубу юта «Елизаветы Бонавентур», узнавал по оглушительным радостным воплям. Вскоре пришло подтверждение: в руки англичан попало тридцать три вражеских судна, помимо сожженных и потопленных кораблей. Из них — пятерка высокобортных больших кораблей из всех портов Испании и Португалии.

Радовало еще и то, что эти высокобортные корабли оказались под завязку загруженными всевозможными морскими припасами, артиллерией и порохом. Через какие-то считанные часы англичане с жадностью взирали на обилие сухарей, оливкового масла, сушеной рыбы, солонины и фруктов. Но больше всего их радовал широкий выбор изысканных вин. Эту провизию испанцам было бы нелегко восстановить. Съестные припасы оказались особенно желанны английской эскадре еще и потому, что на судах королевы провизии хватало всего на три месяца, а на судах Лондон-Сити — на шесть.

Хьюберт Коффин и его команда не спали всю ночь, чересчур поглощенные очень приятным делом: они принимали к себе на борт груз с венецианского галиота. С восторженными возгласами в трюме захваченного судна они обнаружили два железных сундука, да таких тяжелых, что с ними едва могли справиться четыре здоровых матроса. Тяжелым молотком быстрехонько посбивали с них огромные висячие замки, и когда с треском подняли крышки, там лежали мешок на мешке, а в них очумелым глазам победителей предстали монеты — серебряные, но с примесью золота.

Были еще обнаружены шесть мелкокалиберных пушек из бронзы с прекрасными орнаментами и много кирас, шишаков и шлемов, в большинстве своем чудно украшенных инкрустациями из золота и серебра. Далее средь изысканных трофеев оказалось много хрупких и красивых предметов из стекла, которые владельцы галиота «Три Святителя» наверняка продавали, если попадался подходящий покупатель, как и рулоны шелковой материи, настолько тонкой, что сквозь нее можно было читать Библию.

Хоптон радостно похлопал по сундукам с сокровищами.

— Клянусь дымящимся хвостом Сатаны, это целое состояние, сэр, и ошибки быть не может.

— Сущая правда, — ухмыльнулся Коффин. — Нам с лихвой хватит на всех даже после того, как адмирал и счетоводы ее величества потребуют свою долю.

Само собой разумелось, что Золотой адмирал со своей знаменитой щедростью проникнется особым расположением к команде «Френсиса», поскольку этот жирный кусок достался его собственному кораблю и от этого выгода ему будет куда как больше.

К утру всех пленных, взятых во время военных действий, интернировали на одном из захваченных галионов. Дрейк предвидел, что эти несчастные сукины дети отлично могут пойти в обмен за англичан, которые, возможно, гнут спины среди галерных рабов дона Педро де Асуны.

Сгорая желанием поскорей информировать сэра Френсиса о прекрасной добыче, доставшейся его личному судну, Хьюберт приказал спустить на воду шлюпку и в теплящихся лучах рассвета поплыл к тому месту, где в последний раз видел флагманский корабль на приколе. К его сильному удивлению, тот исчез, хотя «Дредноут», «Лев»и «Радуга», как и прежде, оставались на своих местах.

Потом Хьюберт обнаружил адмиральский корабль на новой якорной стоянке близ Пойнт-Пунтал, и от борта «Елизаветы Бонавентур» отваливало судно, в котором он узнал «Королевского купца». В его кильватере шли на веслах, словно утята за матерью, несколько пинасс. Несомненно, их целью была та внутренняя гавань, в которой находился большой галион — собственность адмирала Санта-Крус. Внушительных размеров (свыше 1200 тонн водоизмещения) и совершенно новенький, он красовался великолепной отделкой. Над легкой дымкой тумана верхние летучие реи и паруса нависали величественно, словно венчаюшая горку сосна.

В прибывающем свете утра те, кто служил на кораблях королевы, могли теперь созерцать один из высших актов бесстрашия их адмирала. Гремя бортовыми пушками по тем батареям, что дерзко осмеливались открывать по нему огонь, он вошел прямым ходом во внутреннюю большую гавань и напал на корабль испанского адмирала, словно атакующий молодой бычок.

Затаившим дыхание встревоженным зрителям очень скоро стало ясно, что либо офицеры громадного галиона совершенно глупы и бездарны, либо на нем нет его регулярной команды, ибо из его позолоченных орудийных портов полыхнуло пламенем всего лишь раз пять или шесть, прежде чем «Королевский купец» пристал к его борту. Затем английские стрелы и мушкеты покосили тех, кто отважился стать на пути, и хорошо расчистили путь для тех, кто шел на абордаж, вооруженный шпагами и пиками. Чуть ли не сразу же замерли звуки сражения; это служило аргументом в пользу того, что флагманский корабль маркиза дона Альвареса Басан де Санта-Крус пополнил список трофеев Дрейка.

Увы, его паруса находились на берегу, и хотя галион можно было бы провести на буксире мимо Пойнт-Пунтал в наружную гавань, далее пройти мимо усиленных батарей, охраняющих выходы из гавани в Атлантику, никак не получалось. Поэтому Дрейк приказал снять всю добычу с флагмана, а затем уничтожить его огнем.

Страшно уязвленные этим жутким, немыслимым унижением способнейшего и знаменитейшего адмирала испанского короля Филиппа, испанские батареи осыпали вторгшийся флот сотнями ядер, которые почти неизменно не долетали до цели.

Весь день продолжалась перевозка добычи на те захваченные суда, которые англичане решили увести с собой. Тонны припасов, жизненно важных для организации «Английского предприятия», были свалены в трюмы судов Золотого адмирала.

Из-за множества неотложных дел Дрейк только к вечеру нашел возможность принять и поздравить своих капитанов. Несмотря на то, что почти двое суток адмирал не мог сомкнуть глаз, он бодро расхаживал, как всегда сияя улыбкой, похлопывая кого-нибудь по спине или с кем-то еще обмениваясь шутками. В любезном настроении, несмотря на недавнюю бурную стычку с вице-адмиралом Бароу, который уже намылился поднять паруса и убраться, пока не поздно, Дрейк всех без исключения одаривал подарками и комплиментами.

Услышав о том, как Коффин захватил галиот «Три святителя»и произвел подсчет добычи, он крепко пожал ему руку и позволил себе удовольствие произнести одну из своих очень редких клятв:

— Клянусь зеницами Господа, Хьюберт Коффин, ты истинный девонширец, если я такового встречал вообще. Ступай-ка теперь и скажи своим людям, что я дарую тебе и твоей команде половину той доли, которую я имею в добыче «Френсиса».

Коффин воспарил духом: наконец-то он наверняка восстановит Портледж в его прежнем великолепии! Старый сэр Роберт сможет теперь на закате лет провести свои дни в том комфорте, который можно купить за такие деньги.

Когда Хьюберт спустился на шкафут «Елизаветы Бонавентур», чтобы вернуться на свое судно, было замечено, что из порта Санта-Катерина, расположенного против Кадиса на берегу внешней гавани, вышло купеческое судно. Немедленный интерес вызвал тот факт, что, хотя по конструкции судно выглядело чисто испанским, оно шло под большим белым флагом, развевающимся с грот-марса, и с крестом Святого Георгия, видимо спешно сооруженным, — на бизани. Этот вражеский барк очень смело пробирался меж кораблей и обломков, усеявших воды гавани. Видно было, как его капитан окликает то этот корабль, то другой, пока наконец он не вошел в бейдевинд на расстоянии одного кабельтова от кормы «Елизаветы Бонавентур»и не отдал салюта своими флагами.

Тут же с барка спустили шлюпку, и человек в черном плаще и камзоле спустился на ее кормовой настил. Когда шлюпка подплыла поближе, Коффин смог различить незнакомца: седобородый, лицо покрыто густым загаром и для своих довольно преклонных лет держится удивительно прямо.

— Эй, на борту! — прокричал незнакомец. — Прошу разрешения подняться на флагман.

Хотя его платье было типично испанским, а экипаж не говорил по-английски, в этом оклике явно прозвучали модуляции выходца из восточного Райдинга. Поднявшись на борт, незнакомец прошествовал мимо кучки капитанов, ожидающих свои шлюпки, что позволило Коффину увидеть его вблизи и решить, что более грустных глаз он еще не встречал, что тонкое продолговатое лицо незнакомца все в жестких морщинах.

Дрейк, спустившийся на палубу из своей каюты, чтобы осмотреть особенно редкостный ящик с серебром, ответил на низкий поклон старика любезным взмахом руки, а потом справился о его деле.

— Цель моего визита, сэр Френсис, двоякая. Во-первых, я хочу предложить нашей милостивой королеве свои услуги и судно со всеми его припасами.

Соломенно-желтая бровь адмирала озадаченно приподнялась.

— Нашей королеве? По-моему, вы только что прибыли с берега. И уж конечно во всей Испании нет истинных англичан, пребывающих на свободе.

Будто высеченное из камня лицо старика с пергаментным оттенком кожи чуть залилось румянцем.

— Меня не преследовали, ваше превосходительство. Я католик.

От сердечной улыбки Дрейка не осталось и следа.

— Католик! Тогда, приятель, что вам тут надо?

Незнакомец гордо вскинул седую голову.

— Я здесь, чтобы бороться против самого греховного, самого безжалостного правителя со времен царя Ирода.

— Кого вы имеете в виду? Короля Филиппа Испанского? — Враждебность Золотого адмирала пошла на убыль.

— Да. Всего лишь три дня назад я своими собственными глазами видел приказ, написанный в Эскуриале, в котором говорилось, что, когда поход на Англию закончится ее завоеванием, ни один протестант мужского пола в возрасте свыше семи лет не должен избежать казни.

По заваленной трофеями палубе пронесся сердитый гул голосов. Губы Дрейка сложились в узкую жесткую полоску.

— Вы в этом уверены?

Человек в черном плаще учтиво поклонился.

— Иначе меня бы здесь не было. До той минуты я мыслил себя прежде всего католиком, затем уже англичанином. Но после прочтения того приказа, сэр, я изменил свое мнение на противоположное. Я прошу только об одном: позвольте мне, моему кораблю и моим домочадцам идти вместе с вами. Поверьте, я послужу вам всеми своими силами и способностями, если вы одолжите людей для управления моим «Сан-Марко». Пожалуйста, я готов изменить его название на любое, которое вы предложите.

Дрейк пристально вгляделся в своего посетителя, не переставая подергивать себя за остроконечную маленькую бородку.

— Что ж, сэр, я над этим подумаю. Ваше имя и положение?

— До сего дня я был купцом в Санта-Катерине и Кадисе, торговал по лицензии с испанскими владениями в Карибском море, большей частью с городом, — тут губы незнакомца тронула невеселая улыбка, — который в прошлом году стал и вам очень хорошо известен.

— С Картахеной?

— Нет, ваше превосходительство. Я имею в виду Санто-Доминго. Там ваш набег ополовинил мои богатства и стоил жизни многих близких и дорогих мне людей.

— Вот как? — Дрейк прикрыл свои небольшие ярко-голубые глаза. — От войны всегда кто-нибудь да страдает. Ваше имя?

— Ричард Кэткарт, — отвечал человек в темном дублете, и Хьюберту Коффину показалось, что палуба закачалась у него под ногами. — Я должен бы сообщить вашему превосходительству кое-какие сведения наедине, — продолжал этот грустный, с чувством собственного достоинства человек. Хьюберт подался было вперед, но Дрейк уже ступил ногой на лестницу юта со словами:

— Ну что ж, дорогой мастер Кэткарт, посмотрим, что за сведения вы мне сообщите по секрету.

Впоследствии, и довольно скоро, офицер и простые матросы эскадры Дрейка узнали, что только благодаря доброй воле Ричарда Кэткарта стал возможным захват большого португальского судна «Сан-Фелипе»с сокровищами на борту. Когда месяца два спустя его доставили в английский порт, в сейфах его оказалось состояние ценностью около миллиона фунтов![65]

Сгорая от нетерпения, Хьюберт походил по палубе, затем, пытаясь узнать, что происходит, окликнул «Сан-Марко», но не получил никакого удовлетворительного разъяснения. Темнолицые матросы на барке Кэткарта только глазели в испуге с вытаращенными глазами на эти мрачные военные корабли англичан, стоявшие повсюду, и на бесполезные призовые суда, которые либо пускали на дно, либо поджигали, чтобы они, дрейфуя, уткнулись в берег около эль-Диаман или сели на рифы, называвшиеся Лас-Пуэркас.

Глава 7

ВОССОЕДИНЕНИЕ

Свет от полыхавшего галиона маркиза Санта-Крус и прочих пылающих остатков, отнесенных приливом к полуразрушенному второстепенному порту Санта-Мария, окрашивал снизу в оранжево-красный цвет висящие над гаванью Кадиса клубы дыма.

На баке барка с прежним названием «Сан-Марко», которому теперь предстояло именоваться «Розмари», английские матросы и йонкеры, временно командированные для управления им, пили, плясали, громко распевали непристойные баллады, празднуя перевод из тесных и зловонных жилищ на борту военного корабля на это просторное и относительно чистенькое купеческое судно.

Огни горели на всех кораблях английской эскадры: нужно было еще наложить доски на проломленные деревянные борта, залатать пробоины и кое-где пропустить новые канаты в такелаже. Более чем на дюжине судов, оставленных для пользы Англии, замечалась особенно бурная активность: их новые экипажи усердно трудились, знакомясь с непривычной для них оснасткой.

На сиденье, установленном с подветренной стороны треугольной бизани барка, Розмари Кэткарт прислонилась спиной к сложенному парусу, и ее нежный профиль в свете трескучих пожаров окрашивался попеременно то в желтый, то в красный, то в розовый цвет. Ее пальчики, скрюченные в загорелой руке молодого Коффина, наконец расслабились. Она говорила довольно низким глубоким и мягким голосом:

— Да, Хьюберт, просто в голове не укладывается, что столько всего могло произойти за одну неделю. Каких-то семь дней назад папа из кожи вон лез, оснащая флотилию маркиза Санта-Крус… — Она не договорила, обратив к нему свои губы еще за одним поцелуем. — Никогда не забуду той ночи, когда папа вернулся домой после оглашения того позорного приказа, когда он услышал, что его одобрил и похвалил сам архиепископ.

— Значит, ты готова была плыть в любом случае? — поинтересовался Хьюберт. — Даже если бы наш флот не напал на гавань?

— Да. Папа решил плыть в Голландию с припасами для армии герцога Пармского. Мы бы отплыли на будущей неделе, но… о, Хьюберт, ни он, ни я — мы никогда не забудем этого зрелища: как ваши высокие галионы плещут крестами Святого Георгия в лицо этой крепости Матагорда и всех этих жутких батарей.

— Мы застали порт совершенно врасплох?

Густые цвета — отраженья огней — заиграли на ее темных волосах, и она еще раз кивнула.

— Все как громом были поражены, а когда зазвучало ужасное имя «эль Драго», о, ты бы видел, как все запаниковали. В Кадисе за сотню реалов нанимали простую телегу с ослом, и ты, наверное, заметил, что несколько судов село на рифы — так перепугались их капитаны.

Ее изящная и худенькая фигурка была затянута в желтое бархатное платье, лишенное искажающей формы юбки с фижмами, и поэтому довольно точно повторявшее очертания тела. Коффин обнял девушку и, целуя крепко, прижал к себе. Ответив на поцелуй, она поинтересовалась тем, как закончилось плавание английской армады в прошлом году, и выразила сочувствие по поводу потери Генри Уайэттом его «Надежды». Она даже нашла что-то забавное, услышав правду о баснословных и несуществующих богатствах, которые в Северной Америке нужно просто поднять с земли.

Наконец, снова обняв ее гибкое и трепетное тело, Хьюберт вздохнул и сказал:

— Ну, мне пора, но, прежде чем уйти, я хотел бы попрощаться с твоим отцом.

Розмари тихонько покачала головой.

— Нет, бедный папа все еще стоит на коленях на своей prie-Dieu[66], молясь со своими четками и умоляя Божественное откровение понять, что он не сделал ничего дурного. Дорогой мой, когда и где мы увидимся в следующий раз?

— В Портсмуте скорее всего или, может, в Плимуте. Бог знает, что теперь намерен делать сэр Френсис.

Он был прав. «Френсис» вместе с рядом других небольших частных военных кораблей был отряжен конвоировать захваченные трофеи назад в Англию, чтобы Дрейку ничего не мешало и далее «подпаливать бороду» Филиппу II. С собой он намерен был взять только самые мощные свои корабли и самый быстроходный транспорт с продовольствием.

Где «эль Драго» нанесет свой новый удар? На этот счет испанские власти пребывали в мучительном сомнении, поэтому нарочные загоняли лошадей, скача на юг в Лиссабон, на север в Виго или южнее в Малагу. С бешеной поспешностью слались депеши даже в такую даль, как Старая Картахена, Валенсия и Барселона; кто знал, не захочет ли этот вечно непредсказуемый «эль Драго» вторгнуться в Средиземное море? Или, может, он снова идет в Вест-Индию?

Теперь, когда он разжился небольшим состоянием, Хьюберт Коффин поздравил себя с назначением в конвой, и в этом он был не одинок. Самое важное было теперь — доставить трофеи Дрейка в английский порт и позаботиться о Розмари Кэткарт.

Глава 8

НЕЛЕГКАЯ ЗИМА

Снова засвистели ястребы в давно пустовавших клетках поместного дома в Портледже, а несколько дюжих широкозадых племенных кобыл и высокогривых буйных жеребцов топтались в перестроенных конюшнях. Сегодня редкий снежный буран оставил такое впечатление, словно селедочная чешуя запорошила новые шиферные плиты на крыше поместного дома сэра Роберта Коффина. Мебель, выдержанная в изящном французском или итальянском стиле, заменила те неуклюжие и неудобные стулья с прямыми спинками, которые пару веков прослужили в личных жилых покоях семейства Коффинов.

С осени восстанавливались обваливающиеся стены, и в свинцовое небо торчали две новые печные трубы, свидетельствуя о том, что в главной зале для гостей и в комнате сквайра Хьюберта можно теперь наслаждаться каминным теплом.

Бравые молодые всадники, сопровождаемые дамами в плащах и с платками на головах, восседающими на седельных подушках у них за спиной, все чаще теперь проезжали в каменные ворота, новенькие и красивые, с гербом семейства Коффинов: на зеленом поле четыре черные византийские монеты, разделенные пятью крестиками. Семейный девиз «Omnia Recte Factis Proemia»[67] был выгравирован так отчетливо, чтобы читали все.

К крайнему удивлению Розмари Коффин, она сразу же стала в округе чудовищно популярной, несмотря на ее чужеземное воспитание, иностранный акцент и странную пищу, заказываемую к столу. На большом балу, устроенном для того, чтоб отпраздновать окончание ремонта большого зала, съехались все более или менее важные джентльмены в радиусе двадцати миль, чтобы восхищаться, если попросту не завидовать, серебряным столовым сервизом Хьюберта Коффина, его роскошными фламандскими гобеленами и, наконец, что не менее важно, его черноволосой молодой красавицей супругой. Живость ее ума и неподдельное, не выпячиваемое напоказ знакомство с изящной беллетристикой, искусством живописи и музыкой — почти редкостное для женщины того времени — привели их в восторг, чего не скажешь об их женах.

Старый сэр Роберт теперь, когда обновили его продуваемую всеми ветрами комнату и страдающее тело лежало под теплыми легкими одеялами, а тяжелые бархатные портьеры преграждали путь сквознякам к его четырехстоечной кровати, ставшей ему тюрьмой, — почувствовал себя лучше. Старый вояка поправился настолько, что позволял сносить себя в кресле вниз, чтобы полюбоваться старинным испанским танцем павана. И всем стало казаться вероятным, что старший его сын еще долго останется просто Хьюбертом Коффином, сквайром. Конечно же младшие братья и сестры морского капитана ходили за ним по пятам и смотрели на него с обожанием, готовые подчиниться любому его капризу.

Все это возникло лишь потому, что звонкая монета, обнаруженная в тех сундуках, захваченных на венецианском галиоте, была оценена в сорок тысяч фунтов — шесть тысяч из которых достались Хьюберту в качестве его доли как капитана и благодаря щедрости сэра Френсиса Дрейка.

По Девонширу ходили слухи, что в результате захвата Сан-Фелипе» доля Дрейка в походе 1587 года равнялась семнадцати тысячам фунтов, а его вечно капризной владычицы Англии — кругленьким сорока тысячам.

Из-за сильного северо-западного ветра, с воем несущегося над меловыми утесами, вечер выдался холодным и сырым. Перед сном Хьюберт со своей молодой женой поднялись в спальню сэра Роберта после того, как, исполненные сознанием долга, «председательствовали» за вечерним застольем в большом обеденном зале Портледжа. Там не менее двадцати трех слуг — от управляющего имением до посудомойки — приняли с ними участие в солидной трапезе: говядину, лук и капусту запили обилием кремово-коричневого эля.

Старый дворянин с аккуратно подстриженной коротким клинышком бородкой прилежно читал срочное послание, полученное им в тот день от верного давнишнего друга, лорда Хоуарда Эффингемского.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32