Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Страсти обыкновенные (сборник)

ModernLib.Net / Михаил Башкиров / Страсти обыкновенные (сборник) - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Михаил Башкиров
Жанр:

 

 


– Давай лучше в шахматы сразимся.

– Ваня, ты же обещал поговорить с ним по-мужски!

– Он у нас теперь человек самостоятельный, вон какую жизненную программу развернул. Пусть дурачки бегают за рекордами, а наш сын рванет за благами.

– Ваня, ты же обещал!

– Ну, а если серьезно, то думаю, он давно все понял и деньги больше у кого попало занимать не будет, икону без спроса брать не будет и выигрывать у отца на зевках не будет.

– Игра есть игра!

– Я бы могла инфаркт схватить! Хоть бы записочку оставил!

– Мать, да наплюй ты на нее. Давайте лучше овчарку шотландскую заведем.

Кирилл принес шахматы, высыпал фигуры на тахту, разместил поудобнее доску.

– А Ирка, дура, от иконы пришла в телячий восторг! И наградила меня поцелуем в щеку!..

16

На этот раз Сластенов проснулся рано – то ли потому, что жена в эту ночь спала крепко и даже не бегала смотреть икону, то ли потому, что сам выспался досыта.

В спальню заглянул Кирилл, сообщил, что мать с получки обещала дать на кассеты, и убежал, хлопнув со всей силы входной дверью, назло соседкам.

Сластенов подошел к окну.

На небе – чистота.

Лишь на асфальте, внизу – россыпь луж.

Денек будет прекрасный… А все-таки вчера я выиграл три партии подряд… Или Кирилл специально поддался – в благодарность за спасение от разноса… Надо бы принять душ – взбодриться малость… В пешечных окончаниях он слабоват…

Сластенов отыскал в шифоньере свежие трусы в синий горошек и пошел в ванную.

Разделся, бросил трусы и майку в пластмассовый таз.

Лучше бы не привозил икону… Обычно жена не любила накапливать белье, а сейчас ее как подменили… Да и на кухню теперь не загонишь…

Сластенов убрал из ванны сумку Кирилла, настроил воду попрохладней, закрыл глаза, подставляя то лоб, то затылок под урчащий душ.

Ничего, скоро успокоится… Остынет… В прошлом году так же с кактусами носилась – а через два месяца все раздарила…

Сластенов растерся полотенцем, обмотал им голову и пошел на кухню.

Прочитал записку, прислоненную к кофейнику.

Жена просила сдать бутылки и купить молока.

Сластенов достал из холодильника яйца, сообразил глазунью.

Может, действительно завести шотландскую овчарку?.. Гулять с ней по вечерам… Идешь с женой, а рядом этакий красавец, породистый, откормленный, довольный…

17

Когда Сластенов через полчаса вышел из подъезда, за кустами акации сразу заметил тренера.

Крепыш стоял прямо на газоне, в мятой кепчонке и все в той же неизменной мастерке.

Сластенов отвернулся, прибавил шагу – бутылки в сетке принялись названивать.

Тренер настиг Сластенова за углом.

– Извините…

Тренер убрал с рукава мастерки налипший листок.

– Прошу вас буквально на две минуточки… Очень важно…

– Насаждения ломаете!

Сластенов поставил сетку с бутылками на скамейку возле карусели.

– Нехорошо!

– Скажите мне откровенно…

Тренер сел на скамью и начал трогать пальцем горлышко каждой бутылки.

– Вас не утомила еще возня с этой нелепой иконой?

– Лично меня – нет. Видите ли, чтобы нарушить мой жизненный уклад, одной иконы совершенно недостаточно.

– Вы человек серьезный, допустим, а как насчет жены?

Два пацана в одинаковых панамках раскручивали пустую карусель.

Визжа и дребезжа, карусель переваливалась с боку на бок, чиркая низом о песок.

– Знаете, мне еще по магазинам надо пробежаться. Так не ходите зигзагами, а действуйте прямо. К чему финтить?

– У меня создалось такое впечатление, что у вашей жены от обладания чудотворной иконой вскружилась голова. Мы-то с вами, конечно, понимаем истинную ценность данной иконы и не впадаем в иллюзии, но вот попробуйте переубедить женщину, вбившую себе в голову, что она обладает раритетом, пробуйте доказать ей обратное…

– Что поделаешь, такой характер. Если что втемяшится, то прочно.

Пацаны бросили карусель и побежали к качелям.

Вздрогнув, карусель накренилась и застыла.

– Вы сделаете доброе дело, если убедите дражайшую половину отнести икону в музей. Во-первых, там вашей жене раскроют глаза, во-вторых, если икона окажется действительно редким экземпляром, ей предложат определенную сумму и душевный покой… Искусство, тем более древнее, должно принадлежать народу.

– Самое забавное, что моя жена такого же мнения, только вот она сама никогда в музей не пойдет.

На облезлую дугу карусели сел воробей, покрутил клювом, спрыгнул в песок.

– Сходите вы.

Тренер нагнулся, подобрал камушек и швырнул в наглого воробья.

– Разрубите узел.

– Скажите, действительно Кирилл способен вытянуть?

Сластенов поднял сетку – бутылки со звоном сгрудились.

– На мастера спорта?

– Потенциал есть!

Тренер нагнулся за очередным камушком.

– Упорства парню не хватает!

– Ну, мне пора.

Сластенов повернулся и, не оглядываясь, прошел мимо качелей.

Пацаны в одинаковых панамках пробежали мимо…

18

Из магазина Сластенов вернулся через два часа, отстояв очередь среди бодрых старушек и усталых женщин.

Сунул молоко в холодильник.

Вытянул из кармана газету, купленную по пути в киоске.

Нашел в столе у Кирилла карандаш.

И устроился на тахту разгадывать кроссворд.

Первые три слова дались без малейшего усилия.

Но, застряв на парнокопытном из пяти букв, Сластенов утратил интерес к слишком заковыристому кроссворду и попробовал сходу расшифровать географический ребус.

Тоже безуспешно.

Отложив газету, взялся за так и не дочитанный английский детектив.

Но циничные выводы Кирилла, высказанные недавно про сюжет и фабулу, резко принизили действенность интриги.

Бедный сэр Чарльз…

Оставив молодого сержанта в самый трудный период расследования, Сластенов прошел в комнату сына.

Снова открыл письменный стол и достал шестикратную лупу.

Захотелось провести собственное пристальное исследование иконы.

Но розыски «почти чудотворной» не принесли результата.

Иконы не оказалось ни в серванте, ни шифоньере.

Сластенов заглянул под все кровати, передвинул все кресла и стулья, даже проверил кухню, разбив попутно блюдце.

Иконы нигде не было.

Сластенов упорно вел обыск.

Наконец-то «почти чудотворная» нашлась – и в самом неожиданном (как в хорошем детективе) месте.

Икона преспокойненько лежала на антресолях в старом чемодане.

Сластенов отнес «почти чудотворную» в комнату и положил на стол в квадрат солнечного света.

Долго, пока не онемела рука и не затекла шея, рассматривал в лупу извивы трещинок и черную копоть, покрывающие витиеватые мазки.

Потом так же долго созерцал икону без лупы.

Почему она меня не волнует?..

Древний возраст должен действовать магически…

Эта вуаль, поволока, эти огромные чужие глаза…

Как-никак, Бог…

Перед ним плакали, молились, искали защиты…

А я выменял Спасителя на спиннинг и привез в качестве забавного сувенира…

Наверное, лет двадцать назад загорелся бы прикладным религиоведением…

Начал копаться в литературе…

Шерстить каталоги…

Но сейчас…

Меня больше волнует, кто ухлопал сэра Чарльза…

Наверное, это участь любого человека, погруженного не в библейское ветхозаветное бытие, а обыкновенный привычный быт…

И Богу такие омещанившиеся и самодовольные граждане, мечтающие о расширении жилплощади да о шести сотках на даче, абсолютно не интересны…

Сластенов отнес лупу на место.

Пока жена не вернулась с работы, надо отвезти икону в музей…

Завернув «почти чудотворную» в газету с неразгаданным кроссвордом, сунул под мышку.

Давненько я не был в художественном музее…

В последний раз это было, кажется в десятом классе, и на удивление запомнился только витраж на лестнице да Венера из гипса с прикрытыми бедрами…

Сластенов, выйдя из подъезда, покосился на газон – тренера не было.

Только бы в музее на смех не подняли…

19

Когда за Сластеновым захлопнулась массивная дверь с бронзовыми ручками и перестали дребезжать стекла в ближнем окне, затянутом узорчатой решеткой, он шагнул по темному паркету в настороженную тишину и замер, увидев перед собой широкую лестницу с медными прутьями, а за ней – нижний край витража: две босые ноги, ступающие по сизому облаку.

Из-за высоких дверей за спиной начали просачиваться звуки улицы: чьи-то приглушенные голоса, шум проскакивающих мимо автомобилей.

Сластенов повернул голову и напротив окна увидел нишу.

Там сияли ряды никелированных вешалок.

Сластенов подошел к деревянному облезлому барьеру.

За барьером сидела женщина в синем халате и пила чай.

Запах свежего чая стоял в нише, как в заводи.

– Мне бы, знаете, тут одну вещь показать…

Сластенов положил газетный сверток на барьер.

– Рыбу не берем!

Женщина швыркнула чаем.

– Берем шкурки соболиные и беличьи.

– Да не рыба это, икона старинная!

– Так бы сразу и говорил… Тебе, милок, надо к Александре Филипповне… Дуй по лестнице, там увидишь огнетушитель, а рядом дверца малюсенькая, так ты не стесняйся, прямо туда и по коридорчику…

– Спасибо.

Поднявшись по лестницу, Сластенов постоял перед витражом.

Витраж то ли потускнел со временем, то ли его, наоборот, подновили, но в данный момент шедевр старых мастеров абсолютно не трогал, как тогда, на давнишней экскурсии.

Через узкий коридор, где вдоль стен торчали запыленные рамы от картин, Сластенов прошел до нужной двери, робко постучал и, услышав повелительный голос, внес икону в кабинет с низким сводчатым потолком.

– Мне бы Александру… Александру… Извините, забыл отчество…

– Если Александру Филипповну, так это я.

Женщина за мрачным письменным столом отложила в сторону какую-то бумагу.

Зазвонил телефон.

Александра Филипповна расторопно подхватила трубку.

– Перезвони минут через десять… Буду ждать…

– Я вот икону принес…

Сластенов скомкал газету.

– Почти чудотворную!

Женщина по-доброму, без издевки, улыбнулась.

– Почему же почти?

– Жена верит, а я нет. И сын тоже.

– Я поняла. Вы к нам на консультацию?

– Нет. Хочу предложить раритет музею.

– Превосходно.

Александра Филипповна взяла икону, включила яркую настольную лампу, достала из пластмассового футляра большую лупу на длинной ручке.

– Только учтите, у нас финансовые возможности ограниченные.

– Я же принес не ради денег, я подарить хочу.

– Подарить?

Александра Филипповна выключила настольную лампу.

– Вы знаете, сейчас никто ничего не дарит, всем нужны рубли, рубли, рубли, как можно больше рублей.

– А я хочу подарить!

– Ну если вы настаиваете…

– Настаиваю!

– Тогда пишите дарственное заявление.

Александра Филипповна извлекла из верхней папки чистый лист бумаги.

– Я, такой-то, такой-то… Укажите место находки иконы, дайте краткое описание композиции…

– Да на ней же ничего не разобрать, кроме гневных глаз.

– Пишите: Спас с житием…

Сластенов начал послушно заполнять заявление под четкую искусствоведческую диктовку.

Текста оказалось не так много – хватило десятка обтекаемых слов.

Александра Филипповна не скрывала удовлетворения.

– Так, хорошо. Сейчас составим акт приемки!

Александра Филипповна не выпускала нежданный подарок из рук.

– Кстати, вы когда последний раз посещали наш музей?

– Давненько.

– Тогда сделаем так… Пока я оформляю документы, вы пройдитесь по экспозиции… Не возражаете?

– С удовольствием.

Сластенов положил перед Александрой Филипповной заявление.

Александра Филипповна нажала какую-то потайную кнопку, и под низким сводом появилась юная особа с указкой в руках.

Александра Филипповна приняла торжественную позу:

– Дорогой наш товарищ Сластенов… От имени всех работников музея приношу вам нашу самую искреннюю благодарность! И в качестве награды мы предлагаем вам личную экскурсию с нашим лучшим гидом, который может вам представить полноценный обзор всей экспозиции…

– Не откажусь.

Сластенову понравилось, как отреагировали музейные работники на широкий жест и благородный поступок.

– У нас есть чем похвастаться!

Юная особа увлекла Сластенова за собой.

– Шедевр на шедевре!..

20

Сластенов осторожно ступал по узорному паркету, старательно слушал слова, полные экспрессии, украдкой читал надписи на рамах.

Редкие посетители оглядывались на странную одиночную экскурсию.

Наверное, принимали щедрого дарителя за высокопоставленную иностранную персону.

Переходя из зала в зал, Сластенов все искал ту Венеру с укрытыми бедрами, но ее, видно, надежно запрятали.

21

Где-то через час, одурев от множества картин и поражаясь неутомимости языка юной особы, Сластенов подписал не читая приготовленные Александрой Филипповной документы и, вырвавшись из ее душного кабинета, присел на стул под огнетушителем.

Совсем рядом был витраж, но Сластенов крепко зажмурил глаза.

Начал спускаться по лестнице.

Подмывало обернуться, но Сластенов упорно смотрел на ступеньки.

На последней, которая показалась ему сильнее всех стертой ногами, – или это свет от зарешеченного окна, падающий сбоку, сделал ее такой плоской – он все же остановился, положил руку на широкие перила, обернулся и стал разглядывать витраж так же, как утром разглядывал икону.

Витраж на этот раз ожил – солнце простреливало цветные стекла и длинными размытыми бликами скатывалось по лестнице.

Опять останется в памяти, как заноза, лишь витраж…

Сластенов отвернулся.

Блики терялись, не доходя до высоких дверей, и лишь одинокий заблудившийся лучик уперся в маковку витой бронзовой ручки.

Надо сразу позвонить жене на работу…

Сластенов быстро миновал нишу с пустыми вешалками.

Она поймет… Сама же предлагала отнести икону…

Выйдя из музея, Сластенов на секунду ослеп.

Но постепенно стал различать прохожих, медленные автобусы, юркие легковушки.

И наконец на той стороне улицы, рядом с витриной гастронома, обнаружил две телефонные будки – они стояли впритык друг к другу, на солнцепеке, у одной было выбито стекло, а у второй – дверь нараспашку.

Отыскал в кармане двухкопеечную монетку.

Пересек улицу бегом.

Выбрал будку с открытой дверью.

Мутный диск на старом облупленном автомате скрежетал при обратном ходе.

– Мне Сластенову, будьте добры… Муж… Хорошо, подожду…

В будке стало невыносимо душно.

– Машунчик, это я… Бутылки сдал… Молоко купил… Прошу, не перебивай… Я отнес икону в музей… Взяли с радостью, даже деньги предлагали… Можем мы себе раз в жизни позволить красивый жест?.. Сказали, отдадут на реставрацию… Обещали пригласить на выставку… Ты не сердишься?.. Ну, пока… Целую…

Сластенов повесил трубку, расстегнул на рубахе еще одну верхнюю пуговицу, вышел, прикрыл дверь – она открылась.

Сластенов еще раз толкнул упрямую дверь, и она снова отползла обратно.

Вот и все… Жизнь вошла в прежнюю колею… Можно с легкой душой прошвырнуться по городу…

Сластенов прошел мимо газетного киоска, но вдруг остановился, повернул назад.

Паренек в белой рубашке терпеливо выбирал значки.

Сластенов через его плечо заглянул внутрь киоска и увидел сбоку от разложенных газет номер журнала с продолжением детектива.

Паренек, выбрав значок с Авророй, ликуя, удалился.

Сластенов заплатил за журнал.

– Вам повезло, успели!

Киоскерша отсчитала сдачу.

– Расхватали, как горячие пирожки!

– Все жаждут разгадки чудовищного преступления.

– До конца еще ой как далеко… Наверняка растянут до последнего номера.

– Точно. До подписки наверняка.

Сластенов завернул в сквер, присел на скамью возле фонтана и бегло просмотрел начало очередной главы.

Ушлый сержант полиции в саду обнаружил очередной труп – и на этот раз труп неизвестного.

Тело без признаков насильственной смерти находилось в чемодане.

Сластенов мгновенно припомнил, как самовольно покинул деревню, как долго трясся в автобусе.

Завтра надо будет продолжить командировку, пока начальство не застукало…

Интересно, зачем автору понадобился этот неопознанный труп?..

На будущее лето надо будет снова поехать в деревню к тете Кате, только не на работу, а в отпуск, и обязательно с женой…

Первым сержант обнаружил сэра Чарльза или его секретаря?..

Надо же, забыл…

Тетя Катя наготовит клубничного варенья…

Нет, все верно, сержант вначале наткнулся на сэра Чарльза…

Бедный сэр Чарльз…

22

Вечером того же дня Сластеновы пили на кухне чай с ватрушками.

– Кирилл, если ты когда-нибудь женишься, то, надеюсь, твоя супруга будет так же хорошо стряпать, как наша мама!

Сластенов взял очередную, еще горячую, ватрушку.

– Сейчас в моде холостяцкая жизнь.

Кирилл отодвинул пустую кружку.

– К тому же алименты платить не надо.

– А я вам завтра сделаю торт!

Сластенова поставила в духовку лист с последними ватрушками.

– Наполеон!

– Мам, ты не забудешь с получки выделить мне на кассеты?

– Иди лучше детектив почитай, я купил продолжение… Там еще один труп в старом большом чемодане, и пока – никакого следа от реликвии сэра Чарльза…

– Мам, так не забудь.

Кирилл вышел из кухни.

Сластенова сняла фартук.

– Вань, скажи по-честному…

Повесила фартук на гвоздь.

– Ты не жалеешь, что икону отнес в музей?

– Там чудотворной будет лучше. Специальная температура, особая влажность и, самое главное, – круглосуточная охрана.

– Конечно, лучше…

Сластенова присела к столу.

– Но жизнь-то наша снова пустая.

Разломила ватрушку.

– Что, кроме работы, стряпни да стирки… Дачи нет, машины нет, так хоть бы икона своя была!

Сластенов хотел ответить шуточкой, но не успел.

На кухню заглянул Кирилл.

– Давай партеечку сгоняем на сон грядущий!

Приставил озорно к глазу журнал, свернутый в трубку.

– Эй, на барже, предлагаю сразиться – или боязно?

– Что ты вечно суешься не вовремя?

Сластенов показал сыну кулак.

– Смойся, изверг!

Кирилл подчинился.

Сластенова забыла положить в чай привычные три ложки сахара.

– Я ни разу на лотерейный билет не выигрывала, и вообще сплошь невезучая…

– Ватрушки горят!

– Ой, совсем забыла!

Сластенова открыла духовку, выхватила тряпкой лист, поставила на край плиты.

– Давай помогу, Машунь.

Сластенов взял нож и принялся отдирать поджаристые ватрушки.

– Какая прелестная корочка… Я всегда любил такую, чуть горьковатую корочку…

23

Прошло больше полугода с того дня, как икона попала в музей.

Сластенов давно прочитал окончание английского детектива.

Кирилл не угадал: убийцей оказался не сержант полиции, а неизвестный из чемодана, который был внуком одной знаменитой актрисы – ее в молодости соблазнил и покинул коварный дедушка сэра Чарльза.

Так этот внук, ухлопав сэра Чарльза, его молодую жену, секретаря и старого верного слугу с бакенбардами, залез в чемодан, а его сообщник, бывший жокей, отнес чемодан не в багажник своей машины, как было запланировано, а в сад и там влепил внуку прямо через крышку отравленный укол.

А реликвией сэра Чарльза оказалась всего-навсего подвязка любовницы дедушки, той самой, которая потом стала знаменитой актрисой.

Реликвию отыскал сержант полиции в туалетном бачке.

Бедный сэр Чарльз…

Месяца три назад Кирилл приволок от тренера щенка шотландской овчарки, но через две недели его отдали знакомым.

Щенок испортил палас, тапочки, сумку Кирилла и плед.

Сластенова изредка поглядывала на японский карендарь и вспоминала икону.

Вспоминала, как обнаружила чудотворную в пыльном чемодане, как ездила с тренером в переполненном автобусе, как смазливый и приторный Иннокентий Иннокентьевич искушал жалкими ста рублями, угощал фирменным коктейлем, прикидывался валенком и как за дверной гардиной обнаружилась комната, вся увешанная иконами.

Сластенова испытывала злорадное удовлетворение, представляя, какая рожа будет у жадного коллекционера, когда он узрит в музее чудотворную.

Рано или поздно это случится.

Отреставрируют и поместят на самое видное место постоянной экспозиции.

Сластенова терпеливо ждала встречи с очищенным от вековой копоти экспонатом.

И вот настал долгожданный час.

Дружную семью Сластеновых в полном составе пригласили в музей на торжественное открытие выставки «Древнерусское искусство и современники».

Отреставрированная чудотворная ждала своих благодетелей в одном из тихих залов.

– Я волнуюсь.

Сластенова отдала шубу из искусственной цигейки мужу.

– Очень волнуюсь.

Сластенов пробился к барьеру.

Сейчас здесь пахло не чаем, а духами.

Женщина в синем халате сунула Сластенову номерки.

Кирилл протянул гардеробщице меховую куртку.

– Главное, чтобы там была табличка с нашей фамилией!..

Кирилл первым поднялся по лестнице.

Супруги поспешили за ним.

Сластенова приготовила на всякий случай платочек.

Переживая и предвкушая момент встречи с чудотворной.

А Сластенов крутил пальцами в кармане пластмассовый номерок.

На лестничной площадке под витражом в ожидании дарителей высилась живой скульптурой Александра Филипповна.

– Друзья мои! О вас будет очерк в областной газете!

Александра Филипповна втиснулась между супругами.

– Возможно, даже с фотографиями!

Александра Филипповна повела почетных гостей наверх.

– Вы свою икону сейчас не узнаете! Такой стала красавицей…

Кирилл окинул взглядом витраж, поправил галстук – на облаке отразилась его физиономия – и пошел следом, предвкушая реакцию класса на газетную заметку.

Александра Филипповна без умолку сыпала искусствоведческими терминами, доверительно раскрывая реставрационные тайны.

Сластеновы благоговейно внимали, не понимая ни слова.

Музейный работник миновала зал за залом, коридор за коридором, лестницу за лестницей, не прекращая взволнованный монолог, обращаясь то к отцу, то к матери, то к сыну.

На шее музейного работника подрагивала золотая цепочка.

В зале толпился народ, но все почему-то сбились в один угол.

Сластенов направился было туда, но Александра Филипповна устремила троицу в какой-то безлюдный закуток.

Остановились перед рядом икон.

– Смотрите, здесь табличка с нашей фамилией!

Кирилл ткнул пальцем в крайнюю икону.

– Надо же, красотища какая!

Сластенова приложила платок к губами.

– Не верится!

Александра Филипповна взволновано продолжила комментарий:

– Пришлось снять более поздние наслоения, кое-какие важные детали были записаны. Обратите особое внимание, как раскрыт первоначальный фон!

Александра Филипповна вновь углубилась в реставрационные дебри.

– Правда, сюжет не нов, да и манера письма традиционна, но наш музей имел только две похожие вещи… Кстати, они тоже в экспозиции… Пройдемте…

– Что-то мне не нравятся глаза…

Сластенов остался у иконы.

– Те были вроде с гневом, а эти спокойные.

– Надо было содрать с них деньги, – шепнул Кирилл отцу. – Но подновили они ее здорово.

Сластенов догнал жену и Александру Филипповну.

– А кто занимался реставрацией, скажите, пожалуйста?

– Я лично!

Александра Филипповна грустно улыбнулась.

– Объект был в очень тяжелом состоянии. Осыпи, шелушение, утраты, копоть…

– Огромное вам спасибо за упорный труд!

Сластенова тронула платочком глаза.

– Я буду часто приходить сюда.

Потом была долгая и обстоятельная беседа с корреспондентом.

Правда, не фотографировали.

После смотрели картины местных современников.

Разношерстная публика состояла из творцов, их жен, любовниц, детей, коллег и поклонников.

Александра Филипповна в трогательных выражениях представила семью Сластеновых вальяжному бомонду.

Блаженных наградили жидкими аплодисментами.

Сластенова прятала в рукав замусоленный платочек.

Кирилл снисходительно улыбался провинциальной богеме.

Сластенов делал вид, что поглощен глубиной реализма представленных работ.

Александра Филипповна проводила Сластеновых до раздевалки, пригласила бывать почаще и солидно удалилась под низкие своды.

24

В своем кабинете Александра Филипповна посмотрелась в карманное зеркальце, подкрасила губы и только затем сняла телефонную трубку.

Не торопясь, кончиком заколки набрала номер.

– Иннокентий Иннокентьевич?.. Физкульт-привет!.. Ваш экземпляр понравился дарителям… Уверяю, не заметили подмену… Стараемся… Недельки через две я закончу работу над Житием… Думаю, оно будет украшением вашей коллекции… Не стоит благодарности, ведь идея обмена принадлежит вам… Да, удачное совпадение, что у вас оказался сходный сюжет… Надеюсь, угостите фирменным коктейлем…

Александра Филипповна положила трубку, полюбовалась своим отражением в старинном зеркале.

А икона и впрямь оказалась чудотворной!

Теперь можно будет новую машину купить…

У старой давно мотор на ладан дышит и багажник прогнил…

В дверь робко постучали.

– Одну минуточку!

Александра Филипповна поправила высокую прическу.

– Войдите!

В кабинет, с пластмассовым номерком в руке, протиснулся Сластенов.

– Я прикинул… прикинул…

– Не надо так волноваться.

– Александра Филипповна…

– Внимательно слушаю.

– Глаза-то на иконе другие… Не те глаза…

Любовь студента, или По всем правилам осадного искусства

1

Студент пятого курса филфака шел по нечетной стороне улицы. То и дело замедляя шаги, поглядывая мимо заснеженных тополей, поверх сугробов, через укатанную дорогу на фасады. И вот, наконец, сквозь медленно падающий снег он различил две черные цифры на белом квадрате на пестрой стене, как будто подранки на замерзающем озере.

Поставив дипломат у ног – ботинки разбухли от налипшего снега – студент палец за пальцем снял перчатки, засунул их в карманы, расстегнул верхние пуговицы тяжелого пальто и достал из горячей глубины пиджака записку с адресом – шарф следом вылез наружу, вздулся.

Верно: дом двадцать два, или, как говаривала бабка Анна, играя в лото, – дикие уточки…

Все погожие летние вечера просиживала бабка с неугомонными соседками под окнами ветхого, с резными наличниками, облупленными ставнями и рассыпающимися завалинками, особняка. Старухи, войдя в азарт и сгребая с блюдца липкие медяки, выражались сочно и метко…

Студент заправил шарф, колючий от снежинок, и натянул перчатки.

Весной будет три года, как похоронили бабку Анну. Могила ее просела и заросла – так нет, все чаще и чаще всплывает в памяти, как живая, и почему-то всегда в одном и том же сером платье с вязаным воротником, хотя платье это совсем редко вынималось из сундука… Впрочем, бабка Анна было что надо, пока совсем не слегла, пока не измучила вконец мать…

Клочок с адресом, подброшенный ветром, зацепился за окантованный медью угол дипломата, потом сорвался, перемахнул через сугроб, исчез под колесами такси.

Переступая с ноги на ногу, постукивая отсыревшими ботинками, студент не решался перейти улицу – в том доме, с вереницей неоновых витрин, опоясывающих первый этаж, его не ждали.

…Бабка Анна обожала выкрикивать номера лото… Поднося очередной бочонок прямо к носу и разобрав цифры, откидывалась назад и, выдержав паузу, проговаривала чуть нараспев: кривые ноги… Счастливчики торопливо накрывали разноцветными пуговицами – семьдесят семь, остальные умоляюще поглядывали на бабку, которая, запустив руку по локоть в мешок, шурудила старательно по уголкам, надеясь на скорую «квартиру». Туды-сюды, как свиньи спят, – это, кажется, шестьдесят девять… Венские стульчики – сорок четыре… Дед, конечно, – девяносто… Бабка восемьдесят… Неужели так мало запомнилось? Да, вот еще: бычий глаз – десять…

Окончательно продрогнув, студент подхватил дипломат занемевшими пальцами и, черпая ботинками снег, перескочил на льдистую дорогу, обождал, когда проедет, чадя дизелем, автобус.

Рекламная спираль простреливала длинный фасад от края до края.

Студент, разогреваясь, прошелся мимо беспрестанно хлопающих дверей.

Зачем-то юркнул в гастроном и сейчас же выскочил обратно.

Кругом суетливые люди с пакетами и тугими сумками.

На тротуаре снежное радужное месиво.

Добравшись кое-как до противоположного конца дома, остановился возле углового окна.

В пустом зале две женщины, удобно рассевшись в креслах, воинственно размахивали длинными расческами.

Спорят о чем-то своем или ругают клиентуру?.. Им хорошо в тепле, пропахшем одеколоном… Сколько еще торчать у этой парикмахерской?.. Надо решаться… А все началось с недавнего разговора с Андрюхой, когда возвращались из кино, недосмотрев сеанс.

Фильм был французский, широкоэкранный и цветной, но уже через полчаса зрители дружно потянулись к выходу…

2

– Так, значит, ваш диплом пробуксовывает на ровном месте?

Андрюха швырнул скомканные билеты рядом с уличной опрокинутой урной.

– Стыдно, стыдно…

– Тебе бы такую занудную тему…

– У нас в политехе на одних чертежах пупок надорвешь!

Андрюха разбежался, лихо проскочил по черной полосе льда метров двадцать, а потом так же лихо – назад.

– То ли дело у вас. Обхвати голову руками покрепче и думай.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4