– Так его же похитили горцы!
– Точно так, похитили. Привезли к себе и заставили лечить своего командира: «Вылечишь – отпустим да еще наградим, а не вылечишь – убьем».
– Значит, вылечил?
– Конечно! Он просто творит чудеса. На второй день поднял больного с койки. И ему подарили кольцо с бриллиантом. Но в Агдам возвращаться не хочет, говорит, Вревский негодяй и пропойца, хуже инквизитора.
– Что ж, велите доктора позвать.
Алексей Андреевич Фокс, по отцу – англичанин, а по матери русский, оказался кругленьким сдобным человечком, лысоватым, в очках, с хитрыми глазками и белыми мягкими ладошками. Их он беспрестанно потирал друг о друга. А когда размотал кровавые бинты на Федотове, по комнате разнесся тошнотворный запах гноя. Кое-кто закрыл нос платком. Доктор жестко попросил:
– Господа, соблаговолите выйти отсюда. Вы мешаете мне работать.
Лишь Одоевскому он позволил остаться: тот сказал, что учился на медицинском и готов ассистировать.
Все ждали за дверями больше получаса, а затем набросились на вышедшего Фокса: что и как? Тот ответил прямо, потирая ладони:
– Ситуация нехорошая. Брадобрей сделал операцию грамотно, но, как видно, не сумел обеззаразить рану полностью. Нам пришлось ее снова вскрыть и прижечь как следует. Если нагноение будет продолжаться и завтра, ногу придется ампутировать.
– Неужели?!
– Это крайняя мера, на которую мы пойдем, чтобы сохранить ему жизнь. Но посмотрим, как пройдут день и ночь. Нам же остается только молиться.
Лермонтов и Одоевский собрались «на разведку» на базар. Декабрист по дороге восхищался мастерством доктора – золотые руки, тонкая работа, гений медицины.
– Он бы мог иметь богатую практику в Петербурге или Москве, – продолжил Александр Иванович, – так ведь нет. Добровольно поехал на Кавказ, подвергается опасности и спасает людей. Что за человек, право слово!
– Мало ли подвижников на Руси, – заключил Михаил.
– В том-то все и дело, что мало.
На базаре отыскали торговцев лошадьми и посмотрели их товар, приценились. Наибольшее впечатление произвел жеребец Эльмас из табуна так называемого «ханского завода» – высота в холке сорок вершков (около 140 сантиметров), шея мускулистая, грудь глубокая и широкая, ноги и копыта короткие, но крепкие, лоб высокий, глубоко посаженные глаза. Эта порода называлась по-местному «кеглян».
– Вы нигде такой больше не найти, – убеждал торговец-татарин с жидкой бородкой. – Чистокровный джинс-сарыляр. Род ведет от отборный хорезмский аргамак. Посмотри, хозяин, где шея, где кадык. А? Только у аргамак есть такой. Волос тонкий и мягкий, как шелк. Золотистая масть. И у нас весь табун не худшей.
– А почем? – спросил Одоевский.
– Двести рубль, – не моргнув глазом, ответил хитрец.
– Эк, куда хватил! За такие деньги в России двух приличных жеребцов купить можно.
Но торговец презрительно поморщился.
– Э-э, Россия! Разве там есть такой красавец?
– Сто пятьдесят, – назвал Лермонтов цену.
– Обижаешь, хозяин. Разорить меня хочешь?
– Коль по сто пятьдесят, мы возьмем двадцать. И на круг выйдет три тысячи. Разве плохо?
– Три тысяч – хорошо. Но когда по двести – выйти четыре тысяч. Еще лучше.
– Ну, как знаешь. Мы пойдем искать других продавцов.
– Стой! Стой! – испугался татарин. – Сто девяносто.
– Сто шестьдесят – и точка.
– Вай, зачем точка? Надо торговаться побольшей.
– Торг окончен. Красная цена – сто шестьдесят.
– Дай хотя бы сто семьдесят.
– Ни за что.
Продавец нахмурился.
– Должен говорить с мой хозяин. Завтра приходи.
– Хорошо, придем. Только, чур, Эльмаса никому без нас не продавай.
– Нет, нет, Эльмас – для вас.
– Стихами заговорил, каналья! – засмеялся Лермонтов. – Завтра мы придем вчетвером и, Бог даст, с нашим командиром. Коль уговоримся, то поедем отбирать скакунов к вам в табун.
Приложив ладони к груди, коневод кланялся, уверяя в своем почтении.
Удалившись, друзья продолжили обсуждать карабахских лошадей и решили, что могла бы выгореть неплохая сделка. Возвратившись в крепость, рассказали о своих впечатлениях. Но майор слушал как-то отрешенно. Наконец промолвил:
– Нет, по сто шестьдесят многовато.
– Он за меньшее не отдаст.
– Свет клином на нем не сошелся.
– Может, и сошелся. Экземпляр выдающийся, правду говорим.
– Ну, посмотрим завтра.
Пообедав, друзья отправились на прогулку. Лермонтов рисовал (по его словам – «снимал виды») крепость, мечеть, уличные лавочки. Вечером играли с офицерами в карты, пили местное вино (хуже кахетинского), слушали истории об амурных похождениях служащих гарнизона. Те особенно хвалили жрицу любви по имени Мириам.
– Что, армянка?
– Нет, еврейка. Мы такой груди вовек не видали.
– Что берет?
– Рубль за час. Два рубля за ночь. Но в гондоне.
– А без гондона?
– Как договоритесь, но не меньше трех…
Утренний осмотр доктором Фоксом дал неплохие результаты: нового нагноения не случилось, жара не было, у больного появился аппетит. А поев, сказал, что хотел бы со всеми ехать на базар.
– Я бы не советовал, – счел своим долгом предупредить медик. – Даже сидя в повозке, вы не сможете уберечь рану от толчков и вибрации. А для заживления нужен полный покой.
– Ерунда, забинтуйте ногу потуже – и все в порядке.
– Можно и потуже, но тогда ранение не будет дышать. А приток воздуха очень важен для вентиляции: чем быстрее подсохнет, тем лучше.
– Понимаю, но потерплю несколько часов. А когда уладим главные дела, отлежусь два дня перед обратной дорогой.
– Ох, рискуете вы, Константин Петрович.
– Тот не драгун, кто не рискует.
Рассудили так: на базар Федотов поедет, сам посмотрит Эльмаса и решит вопрос о цене. А затем офицеры отправятся в табун отбирать других лошадей без него.
Утро было прохладное, дул студеный ветер, впервые природа давала понять: начался ноябрь и не за горами зима. Командир сидел в небольшой повозке, завернувшись в шинель; был он бледен, но бодр. На базаре нашли вчерашнего продавца, тот приветливо кланялся, говорил, что его хозяин рад служить русским офицерам и готов уступить еще пять рублей и назначить цену в сто шестьдесят пять за голову. Ничего не ответив, майор попросил помочь ему сойти с таратайки. Опираясь на здоровую ногу, поддерживаемый под мышки с двух сторон, запрыгал к Эльмасу. Осмотрел коня со всей тщательностью и остался весьма доволен. Обернулся к татарину.
– Коли остальные не хуже, я готов купить двадцать одного, но по сто шестьдесят два с полтиной.
Неожиданно татарин выдвинул встречное предложение:
– Будь по-твоему, господин, сто шестьдесят два с полтина. Но купи тогда двадцать три.
На лице Федотова отразилось сомнение: он считал деньги. Наконец определился:
– Двадцать двух куплю, но по сто шестьдесят одному рублю.
– Вай, совсем меня разорить хочешь. Мой хозяин меня убить. Ладно, господин, только для тебе: двадцать две по сто шестьдесят одному с полтина.
Рассмеявшись, майор кивнул.
– Черт с тобой, уболтал, мерзавец. Дайте ему задаток в тысячу рублей. Остальные – после завершения сделки. С Богом, господа, отправляйтесь в табун. Я поеду обратно в крепость… – Помолчав, добавил: – Прошу остаться со мной корнета Лермонтова. У меня до вас будет дело, Михаил Юрьевич.
– Слушаюсь, господин майор.
Возвращались молча. А потом, когда оказались в комнате вдвоем, Федотов произнес:
– Дни мои сочтены. До Караагача я не доберусь.
Лермонтов вздрогнул.
– Константин Петрович, вы поправитесь!
– Дайте сказать. Мне вчера во сне явились жена с доченькой… Ждут меня на небе. Вот и хорошо, я измучился от разлуки с ними и хочу скорее соединиться. Мы теперь составим с вами завещание и потом заверим у коменданта. Сходите в армянскую церковь, позовете батюшку, чтобы исповедал меня и соборовал. А когда окажетесь в Петербурге, отдадите завещание моему духоприказчику – я вам расскажу, как его найти. Уж не откажите в любезности, Михаил Юрьевич.
– Константин Петрович, сделаю все по вашему желанию. Но уверен: доктор Фокс вам не даст покинуть этот мир.
– Ах, уймитесь, право. Мне лучше знать. – Он откинулся на подушки и закрыл глаза.
9
Лошадей подогнали к Шуше к вечеру. Их поместили в специальный загон и поставили четверых казаков и четверых солдат с пушкой для охраны, в том числе и Одоевского. Лермонтов без друга заскучал и хотел вначале отправиться к Мириам, но потом раздумал, опасаясь нехороших болезней. Вытащил тетрадь с «Демоном», начал изменять некоторые строки – например, под своим впечатлением от Эльмаса написал:
Под ним весь в мыле конь лихой
Бесценной масти, золотой.
Питомец резвый Карабаха
Прядет ушьми и, полный страха,
Храпя косится с крутизны
На пену скачущей волны.
Впрочем, сочинять настроения тоже не было. Завещание, составленное Федотовым, и его возможная скорая смерть угнетали. Сам-то он когда? В тридцать три? Или, может, раньше? Да, Одоевский говорит, будто смерть – избавление. Отчего же тогда при мысли о смерти душа болит? Ева съела запретный плод, даже зная, что станет смертной. Что важнее – быть смертным, но вкусить от древа познания или быть бессмертным, но при том непричастным к тайнам бытия? Вот вопрос вопросов! Ахиллес при дилемме – либо краткая, но славная жизнь, либо долгая, но бесславная – выбрал первое. Он, Лермонтов, выбрал бы то же. Лучше умереть молодым и греметь в веках. Только, черт возьми, как не хочется умирать рано!
Александр Иванович, сменившись в карауле, возвратился в крепость за полночь. Увидев Михаила, сидящего на порожке и курящего трубочку, улыбнулся.
– Что, не спится?
– Грустные думы одолевают.
– А меня – напротив – отрадные. Ночь такая тихая! Я стоял в карауле, а кругом только редкие фонари, небо звездно-черное, зубчатые стены крепости, и восточные мотивы наполнили сердце. Начал фантазировать на тему «Соловей и Роза». Помните, у Пушкина? У меня такой вышел перепев:
Примечания
1
Розен Григорий Владимирович (1782 – 1841) – барон, генерал от инфантерии, участник войны 1812 г., в 1837 г. командир отдельного Кавказского корпуса и главноуправляющий гражданской частью и пограничными делами. Последние годы жизни был в Москве сенатором.
2
Бастард – внебрачный ребенок.
3
Иванова Наталья Федоровна (1813 – 1875) – предмет юношеского увлечения Лермонтова, их разрыв относится к 1831 г. Замужем за Н. М. Обресковым, последние годы жила в Курске.
4
Сушкова Екатерина Александровна (1812 – 1868) – знакомая Лермонтова, прототип княгини Негуровой в романе Лермонтова «Княгиня Лиговская». Замужем за А. В. Хвостовым. Автор воспоминаний, где описала свои взаимоотношения с поэтом.
5
Лопухина Варвара Александровна (1815 – 1851) – одна из самых глубоких сердечных привязанностей Лермонтова, прототип Веры в повести «Княжна Мери». Замужем за Н. Ф. Бахметевым. Почти все письма Лермонтова к ней уничтожены ревнивым стариком мужем.
6
Безобразов Сергей Дмитриевич (1801 – 1879) – генерал, в 1836 – 1842 гг. полковник, командир Нижегородского драгунского полка.
7
Нечволодов Григорий Иванович (ок. 1780 – год смерти неизв.) – в 1837 г. подполковник Нижегородского драгунского полка в отставке.
8
Чавчавадзе Александр Гарсеванович (1786 – 1846) – князь, грузинский поэт, родоначальник грузинской романтической поэзии. Один из первых переводчиков А. С. Пушкина на грузинский язык.
9
Грибоедова Нина Александровна (1812 – 1857) – княжна, старшая дочь А. Г. Чавчавадзе, с 1828 г. жена А. С. Грибоедова.
10
Чавчавадзе Екатерина Александровна (1816 – 1882) – княжна, средняя дочь А. Г. Чавчавадзе, сестра Н. А. Грибоедовой; с 1839 г. жена князя Д. Л. Дадиани.
11
Сперанский Михаил Михайлович (1772 – 1839) – русский государственный деятель, юрист и дипломат, с 1808 г. ближайшее доверенное лицо Александра I. Автор проекта конституционного ограничения монархии. В 1812 впал в немилость, отстранен от дел и сослан; с 1816 г. пензенский губернатор, с 1819 г. генерал-губернатор Сибири. Был другом Аркадия Столыпина, регулярно писал ему из Пензы письма, в которых откликался на распрю Е. А. Арсеньевой с Ю. П. Лермонтовым из-за внука; как друг семьи Столыпиных, принял сторону Арсеньевой и 13 июня 1817 г. вместе с пензенским предводителем дворянства засвидетельствовал завещание Арсеньевой, разлучавшее отца с сыном до совершеннолетия Лермонтова. С 1835 г. преподавал наследнику престола – цесаревичу Александру Николаевичу – юридические науки. Пожалован титулом графа.
12
Гогона – девочка (груз.).
14
О, какой тонкий комплимент! (фр.)
16
Аббат Прево – французский писатель, автор романа «История кавалера Де Грие и Манон Леско» (1731).
17
Лопе де Вега – испанский драматург («Учитель танцев», «Собака на сене»).
18
Тирсо де Молина – испанский драматург («Дон Хиль Зеленые Штаны»).
19
Доброй ночи, сеньорита. Как поживаете? Как ваши дела? (исп.)
20
Доброй ночи, мадемуазель. Как поживаете? (фр.)
21
Очень хорошо, спасибо (фр.).
22
«Про» и «контра» – pro et contra (лат.) – «за» и «против».
23
Мой дорогой друг (фр.).
24
Одоевский Александр Иванович (1802 – 1839) – князь, русский поэт, декабрист. После 7 лет каторги и 3 лет поселения в Сибири, в 1837 г. был определен рядовым в Кавказский корпус, с 7 ноября 1837 г. – в Нижегородский драгунский полк. Умер от лихорадки, находясь в действующей армии на берегу Черного моря.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.