Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Глория

ModernLib.Net / Социально-философская фантастика / Михальчук Вадим / Глория - Чтение (стр. 7)
Автор: Михальчук Вадим
Жанр: Социально-философская фантастика

 

 


— Давайте!

Они рванулись ко мне, выхватывая ножи, и я закричал:

— Стойте! Стойте!

Я искренне рассчитывал, что мой голос сорвется от страха и напряжения — и он не подвел меня.

Он остановился, стоя спиной ко мне, и я лихорадочно заговорил в его широкую черную спину:

— Хорошо! Я отведу вас, отведу! Только не убивайте...

Он стоял ко мне спиной, но я знал, что он ухмыляется, ухмыляется своей змеиной ухмылкой до ушей, радостно облизывая языком темные зубы. Он не сделал ни единого движения, но его люди отпустили меня.

Я ударил стоящего слева локтем в лицо, успел сбить стоящего справа. Я рванулся вперед, отлично понимая, что это мой последний рывок. Я рванулся вперед, к этой черной фигуре предо мной. Я знал, что мне придется пройти сквозь него, через него, над ним, но я не смогу обойти его. Я хотел только одного — сжать своими руками его холодную шею и давить, изо всех сил давить, глядя в его безумные черные глаза.

Он отскочил влево, когда я был уже рядом с ним. Я услышал свист размахивающейся металлической палки.

Удар пришелся мне в левую ногу и обрушился на меня, как кувалда. Я упал. Боль была такой сильной, что я ослеп. Перед глазами вспыхнуло огромное яркое ослепительно-белое солнце. Я задохнулся от боли. Я ослеп, оглох и онемел.

Я почувствовал, что меня переворачивают на спину и белый огонь, полыхавший у меня в голове, погас. Я с трудом открыл глаза.

Он широко улыбался, глядя на меня. Его покрытый белым налетом язык поминутно облизывал его потрескавшиеся губы, как червяк выскакивает из сырой земли.

— Говорят, ты был Гонцом, — донеслось до меня из темноты.

— Вот именно, идиот. Ты именно был гонцом.

Что-то темное и тяжелое упало на меня сверху...

Я пришел в себя в своей комнате. Моя левая нога была закована в гипсовый сапог и подвешена на двух шнурах над кроватью. Я открыл глаза на несколько секунд, удивился тому, что все еще жив, и заснул. Кто-то сжалился надо мной тогда — я спал спокойно, без снов, наверняка, доставив этим удовольствие Никишу...

Я открыл глаза и по освещенной стене справа понял, что сейчас — раннее утро. Вокруг меня сидели все наши — Марта, Артур, Чарли, Арчер, бледный, но ухмыляющийся Лис, все наши девушки, Блэк — от него пахло конюшней, Мига и Ихор.

Я посмотрел на Мигу и проскрипел:

— О, а ты как?

Он был худым, щеки ввалились, все лицо было в заживающих шрамах. Ихор выглядел не лучше, его нос напоминал раздавленную картофелину.

Мига улыбнулся и пожал плечами:

— Выпустили. Там и так слишком много людей внутри.

— А Саймон?

Его лицо вытянулось и он отрицательно покачал головой.

У меня хватило сил сдержаться и не разреветься при всех. Марта засуетилась, выгнала всех и принялась меня кормить. От нее я все и узнал.

Артур и ребята вернулись незадолго до темноты. Они ждали меня без малого час, а затем, прихватив фонари, вышли меня искать. Нашли на том самом месте, где Никиш оставил меня. Сначала подумали, что я — мертвый, но потом заметили, что я еще дышу. Артур, Чарли, Арчер и Лис перенесли меня в дом, а Блэк помчался за врачом. Привез его, сонного и злого. Доктор обработал мои раны, наложил гипс на перелом, устроил все, как надо, оставил необходимые лекарства и уехал в коляске Блэка, получив двойной гонорар.

Марта так и не спросила Артура, чем они занимались в городе во время осады. Она была счастлива оттого, что они вернулись целые и невредимые. Я не задавал вопросов о доне Торио и о револьверах Артура и Арчера. Сломанная нога надежно приковала меня к кровати и мне было не до расспросов. Каждую ночь мне снились кошмары.

Я был последней жертвой той полосы неудач, обрушившихся на банду Артура в 175 году от Приземления.

Розыски Никиша, предпринятые Арчером, не дали результатов. Он покинул Фритаун вместе со своими людьми и перебрался на другой берег Диссы. Арчер так и не смог узнать, в каком районе он затаился. Почему Никиш и его люди пытались расправиться с бандой Артура, осталось для меня загадкой, которая разрешилась только после того, как я сумел встать на ноги и заново научиться ходить...

Глава 5. Без движения

Утром следующего дня я спросил Артура:

— Сколько я буду лежать?

Он невесело усмехнулся, как бы через силу:

— Месяца три-четыре. И не лежать, а поправляться.

Артур замолчал и я спросил его:

— Помнишь, когда я ходил с Саймоном, ты сделал из меня хромого?

Он улыбнулся, улыбнулся и я, хотя смеяться здесь особенно было нечего. В первый раз я заметил в глаз Артура слезы. Он перехватил мой взгляд и улыбнулся.

— Поправляйся, малыш, — сказал он мне, похлопал по плечу и вышел.

Сейчас, как никогда, Артур напомнил мне старика. Его плечи сутулились, глаза утратили здоровый блеск, волосы казались неживыми, выцветшими. Казалось, он смертельно устал, все силы покинули его и он держится на ногах только благодаря своей извечной привычке — не падать никогда...

Следующий день показал мне, что многое может измениться, но некоторые вещи остаются неизменными всегда.

Утром Марта накормила меня кашей, вынесла судно (неприятнейшая неизбежность неподвижных существ) и в комнату вошел Арчер. Вот уж он не изменился ни на йоту: подтянут, собран, молчалив. Он внимательно оглядел стену позади меня, хмыкнул и втащил в комнату ящик с инструментами. Складным метром он измерил кровать, на которой в полном замешательстве лежал я, и копался в инструментах довольно долго, пока я не спросил его:

— Что ты там делаешь?

Стук железа прекратился и он встал надо мной, как карающий меч. Он посмотрел на меня и выдал мне речь:

— Ты лежишь и становишься слабым. Еще месяц-два и ты заплывешь жиром, как кабан на откорме. Я приделаю пару блоков к стене и буду регулировать твой вес. Будешь заниматься каждый день.

Арчер посмотрел на меня и приступил к работе. Послышался невыносимый грохот, когда он вбивал в стену железные крючья. Через две минуты в комнату ворвалась Марта. Выражение ее лица говорило о том, что она собиралась испепелить любого, кто посмел нарушить мой покой. Но она увидела Арчера и вышла, притворив за собой дверь. Арчера он, судя по всему, боялась и недолюбливала. Я часто замечал, как она недовольно посматривала на Арчера, но он был правой рукой Артура, а она была женщиной Артура, так что они терпели друг друга ради Артура. Вообще, жизнь в нашей семье требовала уступок от всех, не унижая при этом достоинство каждого. Я, с одной стороны, понимал, почему Марта недолюбливает Арчера. Женщины чувствуют натуру мужчины гораздо лучше, чем те же мужчины. Она чувствовала, что Арчер беспощаден ко всем, кроме Артура, Арчер никогда не проявляет своих чувств внешне, никогда не поймешь — сердит он или спокоен, в ярости он или все еще держит себя в руках. Любая женщина терпеть не может неожиданностей. С другой стороны, я знал, что для Арчера не существует ничего, кроме дружбы Артура и еще нескольких людей, которых Арчер терпел ради Артура. Арчер разорвал бы за Артура любого, это была больше, чем дружба, это было братство по крови. Сейчас я просто уверен, что Марта была спокойна за Артура, зная, что Арчер с ним. Марта могла не любить Арчера, но она знала, что надежнее человека для ее мужа, чем Арчер, нет и никогда не будет. Артур как-то говорил, порядочно поддавши: «У мужика должна быть любимая женщина и верный друг. Любовь женщины и верность друга нельзя купить за деньги. Это можно только заслужить». Тут, как всегда, я влез в разговор: «А как?» Он улыбнулся и ответил: «Не спрашивай, малыш. Ты должен узнать все это сам».

Два часа Арчер стучал молотком, прикреплял блоки, протягивал стальную проволоку сквозь отверстия блоков. Он открыл окно и свежий юго-восточный ветер поздней осени врывался в комнату, расшвыривая пыль по углам, проводя холодной рукой по шее. Я закутался в одеяло поплотнее и заснул в комнате, заполненной свежим воздухом и дыханием океана. Я заснул и спал спокойно. Кошмары оставили меня. Черный человек со сросшимися бровями не преследовал меня в моем сне. Мне снился океан, таким, как его видишь с мыса у порта, когда соленые брызги летят тебе в лицо. Ветер гудит в ушах, белые клочья пены пытаются оторваться от закипающих волн. Чайки летают над водой, их крики печальны, как плач ребенка.

Я закрываю глаза сейчас, но до сих пор вижу свинцовые волны, ощущаю соленую воду на губах и слышу жалобные крики чаек над предштормовым океаном...

Дальше все вошло в обычное, если так можно сказать, русло. Я просыпался рано, сам умывался — просто ставил таз с водой со стула рядом с кроватью себе на живот и брызгался водой в лицо, потом занимался — три подхода на каждую руку по десять движений разным хватом рук. Тяжести мне ставил Арчер вечером накануне. Затем завтракал и принимал посетителей. Часто это был Лис — играл со мной в карты, рассказывал новости, Чарли — он почти всегда приносил мне яблоки или что-нибудь вкусное. Артур обычно читал газету по утрам у меня в комнате. Потом я делал два раза по два подхода с меньшей тяжестью и делал наклоны, пытаясь не сдвинуть с подвесок загипсованную ногу. К тому же Арчер заставлял меня делать разминку для верхней части туловища. Он строго подсчитывал количество упражнений, но никогда не доводил до полного упадка сил. Потом обед и сон. Вечером часто в моей комнате Марта вязала вместе с Розой — девушкой Чарли. Вообще девушек стало меньше — на консервной фабрике появились вакансии и многие нанялись на работу, снимая комнаты по соседству с рынком Росса, почти рядом со Средним городом. Я тянул тяжести в третий и последний раз за день, делал по настоянию Арчера большее число подходов и поэтому засыпал, как убитый.

Времени было много и я думал обо всем — как там носятся по осенним улицам в дождь и грязь гонцы, как дон Чезаре сидит в своей конторе за своим колоссальным дубовым столом, чья теперь бывшая моей цепь. Что делали Артур, Чарли, Блэк, Арчер и Лис во время облавы? Кто такой дон Торио? И тут же, без всякого перехода думал о том, что Марта приготовит на завтрак и какой будет погода завтра — будет солнце или пойдет дождь? Часто вспоминал Саймона, Любо и Мону и, засыпая, просил кого-то, не знаю кого, но просил за них, чтобы у них все было хорошо, просил за всех наших. Я засыпал, но просыпался под утро от странных безоблачных снов, в которых я летал над облаками, где-то рядом с солнцем...

Нога заживала, под повязкой чесалось немилосердно. Вы никогда не пробовали чесать гипс?!

Все шло, как и раньше. Артур и ребята уходили в Город на два-три дня, возвращались и проводили столько же времени дома.

В городе прочно обосновалась зима. Ледяные норды ревели в трубах, срывая вывески и сбивая пену с волн в гавани. Ветра бились в стены домов вперемешку с упругими струями воды, летящей из низких свинцовых облаков. Иногда дождь шел несколько дней подряд, улицы превращались в реки мутной воды, смывавшей мусор и опавшие листья.

С каждым днем мне все меньше и меньше хотелось говорить. Я вспоминал все, что произошло со мной за всю мою короткую жизнь. Если раньше я склонен был к тому, что жизнь была не такой уж плохой, то сейчас мне вспоминалось все самое плохое, что происходило со мной. Я вспоминал то, о чем раньше никому не говорил. Однообразными повторами — Селкирк, пулеметы, Никиш — я доводил себя до бешенства. Бывали моменты, когда только сломанная нога не давала мне сокрушить все, что находилось в комнате. Я представлял себе, как вцепляюсь в горло Никиша, как бью его, режу ножом. Эти мечты доставляли мне тогда большое удовольствие, что показывает, как близко я был к тому, чтобы сойти с ума.

Я не мог себе позволить кричать на Артура или на кого-нибудь из домашних. Поэтому я выкладывал всю свою злость на тяжестях. С каким-то нелепым, но вместе с тем понятным, удовольствием я чувствовал, как дрожат мои мышцы после серии упражнений. Усталость и опустошенность, приходящие ко мне, позволяли засыпать и не видеть снов. По крайней мере, какое то время я не видел снов. Потом стало хуже.

Кошмары сводили меня с ума — мой враг настигал меня в каждом. Я то бежал от него, то дрался с ним, пуская в ход даже зубы, но все было тщетно. Он неизменно побеждал меня. Каждый раз его лицо заслоняло весь становившийся нереальным мир, он усмехался, кривя толстые губы, я чувствовал свист, глухой стук удара по голове — и просыпался. Во рту стоял привкус крови, руки сжаты в кулаки так, что оставались следы на ладонях.

И я шипел сквозь сжатые до скрипа зубы:

— Я убью тебя, Никиш, убью, убью!

Может быть, я бы и сошел с ума тогда, но произошло несколько событий.

Во-первых, погода изменилась. Остаток зимы прошел без изматывающих душу дождей.

Во-вторых, доктор, навещавший меня несколько раз, снял гипс и я смог встать, но, увы, не на ноги, а всего лишь на костыли.

В-третьих, в тот день, когда уехал доктор, в мою комнату вошли Артур, Чарли, Арчер и Лис. Они сели на мою кровать и Артур начал небольшую речь:

— Мы уже долгое время вместе, малыш. Ты жил в нашей семье, ты стал одним из нас, ты работал и не задавал вопросов о том, чем же мы, собственно, занимаемся. То, что ты, будучи дьявольски любопытным, смог никогда не спросить никого из нас, сидящих сейчас перед тобой, откуда у нас деньги, говорит о том, что у тебя в голове есть какие-то мозги и ты иногда ими пользуешься.

Артур усмехнулся и продолжил:

— Насчет твоих мозгов я, правда, никогда не сомневался, ты знаешь это. Ты видел револьверы у меня и у Арчера в тот день, когда убили Любо. В тот день, когда ты попал к нам, ты видел ружье Арчера. Конечно, ты понимал, что обычные люди не имеют дела с оружием. Представляю, сколько тебе потребовалось терпения, чтобы не возникнуть с вопросами, — улыбнулся Артур, — наверняка, они так и вертелись у тебя на языке, да, малыш?

Я молча кивнул. Любопытство распирало меня.

— Также ты не мог не слышать того, о чем болтают во Фритауне, — продолжил Артур, — болтают обо мне, об Арчере, о ребятах. Чтобы прояснить тебе мозги, малыш, Чарли расскажет тебе кое-что.

Артур закурил. Чарли, до этого момента смотревший в окно, повернулся ко мне:

— Ты знаешь, кто управляет Городом, Алекс?

— Короли, — ответил я.

Лис ухмыльнулся, но промолчал. Чарли отрицательно покачал головой.

— Нет. Люди, живущие в Верхнем Городе, не короли, они просто люди, наделенные силой. Они обладают властью, подкрепленной оружием. Сто семьдесят лет назад они захватили власть над людьми. Они набрали из числа людей Корабля армию и победили остальных. Каждый из них стал хозяином и выбрал себе помощников, те, в свою очередь, еще помощников и так далее. Те, кто живут в Верхнем Городе и Крепости, живут за счет своих слуг и работников. За них все делают другие. По большому счету им наплевать, что происходит в Нижнем Городе. Им все равно, лишь бы им платили положенные им деньги. Во Фритауне три тайных хозяина, у них нет никаких официальных должностей, но зато есть власть. Первый, Виктор Треви — хозяин Гавани, Росс — хозяин Рыбного рынка, третий — Чарльз Торио.

Чарли почему-то хмуро посмотрел на меня.

— Он — наш хозяин.

— Что же вы делаете для него? — тихо спросил я.

— Все, что он скажет, — также тихо ответил Чарли.

— Он говорит нам собрать долги с должников — мы собираем долги, — говорит Артур, глядя в пол и глубоко затягиваясь.

— Он говорит нам разобраться с кем-нибудь — мы разбираемся. Он говорит нам — и мы идем.

Они молча смотрели на меня.

— Кто он? — спрашиваю я у замолчавшего Артура.

Он медленно поднимается со стула, идет к окну, выбрасывает окурок. Садится на стул, закуривает, медленно потирая лоб, как будто у него болит голова. Он невесело усмехается:

— Не знаю, почему я рассказываю тебе это, малыш. Хотя, — он устало смотрит на меня, — ты заслужил это. В конце концов, тебя покалечили именно из-за того, чем мы занимаемся. Это было десять лет назад. Мне было столько же, сколько и тебе, когда Никиш встретил тебя. Я уже год жил на улице, разносил газеты и жил вместе с тремя десятками «газетчиков» в старых сараях позади рынка Росса. Тогда у меня появился друг. Он вступился за меня перед строккерской шпаной, выбивавшей из нас наши жалкие гроши, и нас на пару здорово избили. Это был Арчер.

Арчер сидит и смотрит мимо меня, словно это его не касается.

— Мы жили впроголодь. Иногда нам удавалось украсть на рынке что-нибудь из еды, но этого было мало. Работы для нас не было никакой, на любое место было десять таких же, как мы. Там, где требовалась сила, над нами просто смеялись — в городе было множество сильных, здоровых мужчин, согласных работать просто за еду. В нас постоянно горела ненависть ко всем, кто мог есть досыта. Мы согласны были на все, что угодно, лишь бы поесть. Мы пережили холодную и голодную зиму. Весна, на наше счастье, была теплой. Мы шли по улице Меркар, в центре Фритауна, за башней Судьбы. Дело шло к вечеру и мы спешили в Южный район, чтобы найти место для ночлега. Мы проходили мимо конторы «Гринберг и Грайер» — сейчас ее уже нет, — когда дверь распахнулась и на улицу вылетел парень, как нам показалось, года на два старше нас, довольно прилично одетый. Швейцар, выбросивший его, закрыл дверь. Парень поднялся, сплюнул, засунул руки в карманы плаща и медленно пошел по улице.

Артур медленно и сумрачно улыбается. Ни лице Арчера мелькает тень улыбки, тут же пропавшая.

— Тогда мы с Арчером были готовы на все. Мы пошли за ним. Один нож на двоих, нож за пазухой у Арчера. Мы шли за ним, дожидаясь, когда он свернет в переулок. Плащ можно было загнать и пару дней протянуть без судорог в животе. Мы шли за ним. Он остановился под фонарем и сказал, как бы разговаривая сам с собой: «Только один человек! Только один! Кто сможет мне помочь?! Кто?»

Артур медленно качает головой и закуривает новую сигарету.

— Словно дьявол толкнул меня в спину. Я вышел в свет фонаря и сказал: «Мы можем помочь тебе». Он медленно обернулся. Он не выглядел удивленным или испуганным. Он просто посмотрел мне в глаза и сказал: «Хорошо».

Артур сидит на стуле и сигарета медленно тлеет в его пальцах. Белый дымок, медленно змеясь, плывет к потолку.

— Это был Чарльз Торио. Тогда он был никто и мы были никем — полуголодными, злобными крысами. Он был племянником богача, у которого проси сто лет — не допросишься. Его мать жила на подачки богатых родственников, он унижался, чтобы получить работу. Деньги были совсем рядом с ним, их можно было потрогать, но нельзя было взять. И он нанял нас в долг, представляешь, малыш, — улыбается Артур невеселой улыбкой, — он нанял нас в долг. Мы вошли в дело. Через неделю нас было уже восемь человек. Три банковских конторы рухнуло и обанкротилось потому, что их документы были уничтожены в пожаре. Несколько складов, под завязку набитых хлопком, вылетели в небо. Огонь сопровождал нас повсюду.

Я только молча киваю. О пожарах я слышал, об этом нельзя было не слышать, когда живешь в банде Артура.

— Что дальше? — спрашиваю я.

— Дальше все просто. Чарльз Торио становится наследником дядюшкиных денег и становится доном Торио. Мы становимся его силой. Он платит Закону и Закон закрывает на нас глаза. Мы выполняем для дона Торио всю необходимую работу. Он постепенно перемещается в тень, нанимает собственных людей, становится одним из сильных людей Фритауна, но не лишает нас своей поддержки. Мы начинаем работать по домам зажиточных людишек, регулярно выплачивая необходимый процент участку Закона в башне Судьбы. Иногда дон Торио поручает нам выполнить кое-какие дела. Он не забывает, кто сделал его таким, какой он есть сейчас.

Артур умолкает.

— Люди, убившие Любо, были связаны с теми, кто начал войну с Торио, — говорит Чарли, — нам пришлось воевать с ними. Мы полагаем, что Никиша наняли специально для того, чтобы свалить нас. К сожалению, под удар попал именно ты.

Я снова киваю:

— Значит, оружие у вас и разрешение на него — это все от хозяина?

— Да, — отвечает мне Чарли.

Все становится на свои места. Они молча смотрят на меня и словно ждут чего-то.

— Зачем ты рассказываешь мне об этом, Артур? — спрашиваю я.

— Мы потеряли троих. Я хочу восполнить потери.

Теперь моя очередь криво усмехаться:

— Если ты помнишь, я — хромой, Артур.

— Придет время — посмотрим, — невозмутимо отвечает мне. — Я дождусь, когда ты встанешь на ноги и тогда я скажу тебе, хромой ты или нет.

Каждый хлопает меня по плечу, они выходят из комнаты. Чарли задерживается на минуту:

— Пойми, Алекс, Артур рассказывает тебе то, о чем знали немногие — мы и Марта, больше никто.

— Зачем он делает это? — растерянно шепчу я.

Сил говорить не осталось. Сегодня на меня свалилось слишком много слов, я тону в них. Мне надо в них разобраться.

— Он думает, что ты имеешь на это право, — мягко говорит Чарли, — ты заслужил это.

Он выходит из комнаты, а я думаю, что сломанная нога — довольно дорогая цена для того, чтобы узнать, как Артур стал таким. Впрочем, может быть, я и ошибаюсь. Может, это начало чего-то большего, чем все, что происходило со мной до этого?

Я закрываю глаза. Почему-то я устал, устал так, что не могу думать. Я засыпаю и снова просыпаюсь посреди ночи. Сжав зубы, я шепчу своему врагу:

— Будь ты проклят!

Я смотрю в темноту. Цветные пятна прыгают у меня перед глазами в бешеном танце. Я упорно всматриваюсь в темноту. В комнате так темно, что я не вижу своих рук, даже когда подношу их к лицу. Темные, тяжелые мысли в моей голове. Я размышляю над тем, как люди становятся такими, как они есть. Я думаю над тем, как люди могут измениться. Впервые в жизни я думаю о том, что я сам могу измениться и стать другим. Почему-то мне хочется выть.

Я не хочу спать, потому что знаю, что, когда я закрою глаза, мой враг будет ждать меня там, по ту сторону темноты...

Первый день я стою на ногах пять минут. После этого левая нога горит огнем. Я падаю обратно на кровать. Боль сильная, кажется, что в голове, как раз за глазами, протягивают раскаленную проволоку. Ногу дергает, как гнилой зуб. Боль выметает из головы остатки мыслей. Хочется только одного — чтобы боль ушла. Ради этого я готов на все. Я специально выбрал момент, чтобы в комнате никого не было и теперь лежу на кровати один. Костыли стоят рядом, их отполированное дерево доводит меня до бешенства.

За окнами — весенний пасмурный день. Я сделал все тридцать два шага на костылях, но успел добраться до окна. Никогда не думал, что буду так рад увидеть то, что видел тысячу раз — тропинку, убегающую за холм, обрыв и серую грудь океана. Солнце — за тучами, но я знаю, что оно есть. Боль постепенно отпускает и меня пришибает холодный пот.

Скрипит дверь и входит Марта — я слышу это по звуку шагов. Я закрываю глаза. Я не хочу показывать, что мне больно. Я считаю до десяти, потом медленно открываю глаза.

Марта стоит у окна.

— Вот и весна.

Он некоторое время стоит неподвижно и смотрит в окно. Затем оборачивается ко мне:

— Как ты?

— Нормально, — отвечаю.

— Есть хочешь?

— Неплохо бы.

— Спустишься вниз?

Она улыбается, глядя на меня. Я прищуриваю левый глаз и смотрю на костыли. По-прежнему уродливый вид. Закрываю правый. Картина не изменилась. «Господи», проскакивает в голове, «как же я буду дальше?» Ответ всплывает голосом Арчера: «Будешь». И я соглашаюсь: «Конечно, буду».

Я улыбаюсь Марте в ответ:

— Вряд ли.

— Тогда я принесу, — говорит она и, не дожидаясь ответа, выходит из комнаты.

Улыбка сползает с моего лица, как резиновая. Я беру костыли и ставлю перед собой.

Встать — это как прыгнуть в пропасть...

Каждый день я хожу все больше. Хожу до тех пор, пока раскаленный прут не вонзается мне в ногу. Я отсчитываю положенное число шагов и каждый день прибавляю еще десяток. Я могу уже спускаться вниз по лестнице, более того — я могу взобраться наверх без посторонней помощи...

Прошел месяц. В тот день, когда я отбросил за ненадобностью правый костыль, в мою комнату вошел Арчер. В его руках была массивная, тяжелая на вид, трость. Ее рукоять была покрыта потускневшей от времени причудливой гравировкой. Он поставил трость рядом с кроватью.

— Это мне? — спросил я.

Арчер молча кивнул и сел рядом со мной.

— Когда почувствуешь, что костыли тебе больше не нужны, возьмешь трость.

Я потянулся к ней. Рукоять казалась прохладной на ощупь.

— Завтра будешь учиться работать с ней, — сказал Арчер, глядя на то, как я прикидываю ее вес.

Я удивленно посмотрел на него.

— Это не только подпорка, — хмуро улыбнулся Арчер, — при случае лучше оружия тебе не найти. Трость будет с тобой постоянно, она не будет привлекать внимания. Когда понадобится, ты воспользуешься ею. Я научу тебя как.

Он встал и вышел.

Я сидел на кровати и долго держал в руках костыли. Их отполированное множеством рук дерево впитало тепло и моих рук. Они были моими ногами. Я ненавидел их, я с яростью отбрасывал их, когда боль ослепляла меня. Сотни раз я хотел сломать их, разбить о стену. Теперь мне грустно оставлять их. Эти неуклюжие деревянные подпорки (Арчер нашел отличное слово) долгое время были частью меня, казалось, даже частью моего тела, необходимой и неотъемлемой частью.

Я пробил свою скорлупу и вырос из нее. Моя старая скорлупа, казавшаяся такой уютной и теплой, стала сухой и старой. В эту скорлупу уже нельзя вернуться.

Вечером этого же дня Марта унесла костыли и я их больше никогда не видел...

Весь следующий день я привыкал к своей новой подпорке. Арчер наверняка знал мой рост — трость оказалась как раз впору. С наступлением вечера я спустился вниз. Девушки накрывали на стол, горели свечи в подсвечниках, затейливо разукрашенных стеарином. Наши вернулись из города полчаса назад. Я слышал их голоса в коридоре. Я сидел на своем месте за столом, поставив трость перед собой и опершись на нее подбородком.

Я смотрел на пламя свечи. С некоторых пор мне нравилось смотреть на огонь. Он завораживал меня. В темноте — пятно света, живое в мертвом, танцующее в неподвижном. Он не может без воздуха, но боится ветра. Он несет тепло, но может обжечь. Может умереть, если не будешь заботиться о нем, а может и убить, если позабудешь его.

Я смотрел на огонь и в неясных бликах света видел людей, которых не было здесь.

Саймон сидит в кресле, его глаза смотрят на меня. Они не видят, но маленькие точки света дрожат, отражаясь в них.

Любо сидит на стуле, поджав под себя ноги. Он тихо бормочет себе под нос, это бормотание похоже на урчание кота. «Огонь, огонь всегда один. Он наш слуга и господин. Он нас жалеет и хранит. Он мою душу бередит. Я вижу пляску желтых змей, сплетенье солнечных огней. Я вижу жизнь и смерть в огне, вот только кто поверит мне?»

Мона стоит на сцене в белом платье. Она похожа на свечу и я боюсь, что она догорит до конца. Она поет, объятая пламенем, она горит, но не сгорает. Она протягивает руки ко мне. Я чувствую, как тепло ее сердца, в котором горел неугасимый костер, входит в меня.

Я вижу двух братьев, один — старше и выше, другой — младше. Я вижу, как внутри каждого горит огонь. В старшем горит огонек разгорающегося безумия. В младшем — огонь, бегущий в его жилах, толкает его, не дает стоять на месте. Огонь горел в каждом из них и каждый из них сгорел, сгорел по-своему.

Я грежу наяву и только голос Лиса возвращает меня обратно:

— Как ты можешь спать перед ужином? — говорит рыжий, падая на стул рядом со мной.

— Кто сказал, что я сплю? — возражаю я.

В зал спускаются остальные. Я спрашиваю у Артура:

— Что дальше, Артур?

Он улыбается уголком рта, глядя на меня.

— Все повторяется, да, малыш? Третий раз ты сидишь напротив меня и задаешь мне один и тот же вопрос.

Я ухмыляюсь в ответ:

— Похоже, что только ты три раза подряд знаешь ответ.

Они смеются и все садятся ужинать. Я не был со всеми уже долго и я соскучился по нашим общим трапезам. Ужин проходит, как раньше, как я всегда помнил: весело, с шутками, с вкусной едой, с радостью, от которой я уже отвык. Впервые за пять месяцев я выпил вина и захмелел. Остаток ужина я пьяно-благодушно смотрел на всех и мне было хорошо и легко.

Когда мы встали из-за стола, ко мне подошел Чарли.

— Ты спрашивал у Артура, чем ты будешь заниматься?

Я кивнул отяжелевшей головой:

— Можно сказать и так.

Чарли смотрит на меня и почему-то тяжело вздыхает.

— Когда ты достаточно окрепнешь и Арчер скажет, что ты готов, ты станешь моей тенью.

Наверное, я у меня глупый вид, потому что Чарли улыбается.

— Артур приставит тебя ко мне. Боится, как бы меня не заделали в одиночку, — смеется он, глядя на меня.

Отсмеявшись, он продолжает:

— Ты станешь одним из нас. С тростью или без нее, ты войдешь в команду. Все согласны с Артуром — Лис, Блэк. Арчер, тот вообще тебя любит, по-своему, конечно, — снова смеется он, глядя на то, как я расплываюсь в широкой и, наверняка, идиотской улыбке.

— Значит, я — твоя тень, — как всегда от волнения, хриплю я.

— Пока полностью не освоишься — да, — кивает в ответ Чарли, — с недавних пор мне нужна поддержка. Да, — оживляется он, — Арчер здорово придумал с тобой. Трость, хромота — кто подумает, до кого вообще дойдет, на что ты способен. Арчер доволен тобой, говорит, что ты в порядке.

— Я в порядке, — говорю, — спасибо, Чарли.

— Да за что там, — отвечает он и жмет мне руку.

Я засыпаю и сплю без снов. Никиш не появляется. Я засыпаю. Теперь уже снова все хорошо. Теперь я знаю, что будет дальше. Теперь я знаю, что мне делать. Теперь я спокоен...

Вполне уместно будет перелистнуть месяц. Интересного там было мало — разве что занятия с Арчером и упорная длительная ходьба. Иногда я забывал, что не могу бегать, но палка в левой руке надежно напоминала мне об этом. Сравнивая себя до перелома и после, я замечал, что мои движения из быстрых и порывистых стали медленными и расчетливыми. Я смотрел в зеркало и видел, что вроде бы стал шире в плечах. Может, это казалось мне из-за того, что я начал сутулиться. Я начал сутулиться, сам не замечая того. В лице тоже что-то изменилось. Я не мог сказать точно, что именно, но изменения были. Также я не мог сказать, к лучшему или к худшему были эти изменения. Я мог сделать только один вывод: я изменился. Что-то изменилось снаружи, что-то изменилось внутри. Это все, что я могу сказать о том, как я встал на ноги и заново научился ходить...


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22