- Где? Утонула, конечно. Он ее просто разрезал пополам.
      - Подожди, а я на чем сижу?
      - Ящик с креслом дона Мигеля. Выбросило ударом.
      - Значит, тех...
      - Видимо, так. Ударил прямо по каюте.
      - И трех человек нет... Бедный дон Мигель. Ты вовремя прыгнул, Клим. Почему же эсминец не остановился нас подобрать?
      - А на нем могли и не услышать ничего. Ведь он как шел, наверное, под пятьдесят. Может, толкнуло чуть. Если вахтенный сигнал просмотрел, то и на толчок внимания не обратил. Много нужно, чтобы расколоть такую скорлупку? Да он разрезал яхту, как пирожное.
      - Пирожное?.. Пирожное - это бы хорошо, а то я наглоталась морской воды. Фу! Противно слышать, как она там булькает. Когда же нас подберут?
      - Днем, надеюсь. Мы не так далеко от берега.
      - Клим, а тебе там не холодно в воде? Садись рядом. Думаю, ящик выдержит двоих.
      Но ящик сразу же угрожающе закачался, и Клим оставил свою попытку.
      - Центр тяжести высоко, - сказал он. - Забраться бы внутрь.
      - Крышка на замке.
      - Попробуем открыть.
      - У тебя есть ключ?
      - Ну, ключ не ключ... - Клим сунул руку в воду, достал из кармана нож. Послушно выскочило лезвие, он потрогал его пальцем. - Отличный нож оказался у твоего парня.
      - Вот и я говорила тебе, и сам парень неплох.
      Клим нащупал место, где был врезан внутренний замок-защелка. Нож в притвор крышки не проходил. Клим вырезал полукругом кромку крышки возле замка, острием ножа поднял защелку - крышка открылась.
      - Ура! - сказала Ника, спустившись в воду. - Кресло нельзя оттуда выкинуть.
      - Пусть стоит, удобнее сидеть.
      - Тогда забирайся, ты потяжелее - ящик будет устойчивее.
      Клим осторожно перевалился через край ящика в кресло. Но как он там ни теснился, свободного места для Ники не оставалось.
      - Вот что, - сказал он решительно. - Садись ко мне на колени.
      Ника замешкалась.
      - Ника...
      - Да, да! Я уже лезу, Клим.
      Она неловко пристроилась у него на коленях.
      - Пятьдесят килограммов, - сказала она. - Полцентнера.
      - Ладно, как-нибудь вытерплю.
      Ящик осел в воду. Клим сунул руку через край, - до воды оставалось сантиметров двадцать пять - тридцать. "Если волны не будет, то ничего, а то захлестнет. И крышку закрыть нельзя, голову некуда убрать".
      - Хорошо бы крышку приподнять из воды и наклонить над головой. Она от случайной волны прикроет. Если ее, крышку, чем-то подпереть.
      - Вот - шпага.
      - Откуда?
      - Тут, в ящике, за спиной лежала.
      Клим подпер крышку шпагой.
      - Теперь дощечку какую вместо весла, чтобы ящик разворачивать крышкой на волну.
      - И мотор подвесной.
      - Тоже бы неплохо... Вон, плавает что-то. Давай, подгребем.
      Они стали подгребать ладонями.
      - Смотри, скрипка!
      Клим поднял скрипку, вылил из нее воду. Дека была разбита, но задняя сторона оставалась целой, скрипка вполне могла заменить собой весло.
      - Бедный дон Мигель! - сказала Ника. - Его уже нет, а его вещи все еще приходят нам на помощь. Что там наши ребята думают? Петрович поди решил, что нас утопили.
      - Почему обязательно - утопили! Скажет, похитили.
      - А зачем нас похищать?
      - Похищать вроде бы тоже было незачем. - Клим перешел на шутку. Можно потребовать за нас выкуп.
      - У тебя папа - миллионер!
      - Мой папа - счетовод. Но бандиты могут шантажировать нашего тренера. Все же я перспективный боксер - лишнее очко команде. Тренер запросит спорткомитет...
      - А я? Тоже лишнее очко?
      - Тебя бандитам проще продать в гарем.
      - Кое-где, думаю, имеются.
      - Как интересно! А сколько за меня можно взять?
      Клим перестал следить за ящиком, и случайная волна плеснула через край.
      - Заговорился с тобой!
      Он взял скрипку и развернул ящик крышкой на волну. Но крутые волны были редки, пологая зыбь мягко обтекала их "корабль", он только плавно покачивался.
      - Как колыбель, - сказала Ника.
      - Может, нам вздремнуть до утра.
      - Что ты, я не усну.
      - Попробуем. По системе йогов, с самовнушением.
      Клим завозился, устраиваясь, чтобы ему и Нике было поудобнее. Она приподнялась.
      - Задавила?
      - Будет тебе. Прислони голову к моему плечу - оно все же помягче, чем стенки ящика.
      Ника потыкала пальцем в мускулистое предплечье Клима.
      - Ну, разве только чуть-чуть.
      Она пристроилась удобнее, послушно закрыла глаза и неожиданно для себя - да и для Клима - уснула. Он прислушался к ее спокойному дыханию: "Крепкие нервы у девушки, что там ни говори!" и тоже попытался отключиться: "Я спокоен... спокоен... Хочу спать... глаза мои..." и тоже если не уснул, то на какое-то время забылся в зыбком полусне. То и дело просыпался, осторожно работая "веслом", выправлял ящик и опять погружался в дремоту. Наконец у него уже затекла спина, так хотелось пошевелиться, но он терпел, не желая тревожить Нику, хотя и подумал невольно, что, пожалуй, сам он тревожится больше, нежели она.
      Проснулись они разом.
      Их разбудил глухой отдаленный рокот. Он не приближался, не усиливался, и догадаться, откуда он шел, не представлялось возможным.
      - Слышишь?
      - Какое-то судно идет в стороне, мимо нас. А где - не пойму. Звук растекается в тумане, не сообразишь.
      - Может, крикнем?
      - Бесполезно. Слышишь, как гремит, грузовоз какой-нибудь. Разве там что услышат.
      Стало заметно светлее. Видимо, уже наступило утро, но туман не рассеивался, только стал чуть прозрачнее, видимости прибавилось на какой-то десяток метров.
      - Ты спал?
      - Подремал немножко.
      Ника повела затекшими плечами.
      - Не ожидала, что могу в такой обстановке уснуть. Сейчас как деревянная вся. Что если я выкупаюсь, для разминки!
      - Попробуй.
      Клим полностью откинул крышку, она легла на воду. Ника стала на края ящика за его спиной, стянула рубашку и юбку, чтобы не мочить подсохшую одежду. Придерживаясь за крышку, спрыгнула в воду, прошла быстрым кролем десяток метров.
      - Не отплывай далеко, а то еще потеряешься в тумане.
      Пока Ника купалась, Клим повнимательнее пригляделся к креслу, на котором сидел. У кресла было массивное квадратное сиденье, обтянутое черным кожзаменителем. Клим просунул руку и убедился, что сиденье доходит до самого низа ящика. Под ногами было сухо - ящик воду не пропускал. Справа и слева у кресла находились такие же массивные подлокотники, сзади - толстая ерника, которая чуть выдавалась над краем ящика. Над верхним краем спинки Клим заметил несколько витков толстого изолированного провода.
      На правом подлокотнике он обнаружил белую пластмассовую ручку, какие обычно ставятся на электрических пускателях. Она заканчивалась острым выступом, против которого стояли две точки - белая и красная.
      Сейчас указатель ручки стоял против белой отметки.
      Клим осторожно взялся за ручку, покачал ее из стороны в сторону, чуть сдвинул в сторону красной точки - что-то глухо загудело под ногами, и он тут же вернул ручку обратно. "Черт-то что, не отправиться бы еще к мушкетерам!" - подумал он. Впрочем, подумал без всякой иронии приключение, случившееся с доном Мигелем, не оставляло места для шуток.
      Ника выбралась из воды, оделась и присела на край ящика.
      Клим ожидал, что днем туман рассеется, но туман остался, только посветлел. Зыбь уменьшилась, не слышно было даже плеска волн о стенки ящика, и эта тишина неприятно действовала на нервы. Они переговорили обо всем, о чем можно было говорить, что не выглядело бы искусственно нарочитым, но вскоре оба заметили, что и говорить им стало труднее - сохло во рту.
      Очень хотелось пить.
      Пить хотелось обоим. Клим ощущение жажды переносил пока легко. Нике это давалось труднее. Клим, конечно, помнил эксперименты Алена Бомбара о питье морской воды, но помнил и авторитетное заключение медицинской комиссии, что пить морскую воду нельзя.
      Ника опять пристроилась на его коленях и старалась больше дремать; во сне пить хотелось вроде бы меньше, но как только она просыпалась, просыпалось и ощущение жажды.
      Так прошел день. Клим заключил это по тому, как туман начал темнеть.
      Он осторожно поглядел на Нику, дремавшую на его плече, увидел ее сухие потрескавшиеся губы, ощутил на щеке ее горячее, воспаленное дыхание и подумал, что им предстоит нелегкая ночь.
      Потом он подумал еще с минуту и решительно повернул белую ручку. Под ногами глухо загудело...
      ГОД ТЫСЯЧА ШЕСТЬСОТ...
      1
      Ящик сильно качнуло.
      Ника стукнулась щекой о плечо Клима, открыла глаза и тут же прищурилась от яркого солнечного света.
      Тумана не было. Голубое небо отражалось в голубой стеклянно-прозрачной воде. Голубые пологие волны мягко покачивали ящик. Было тихо и тепло. И по-прежнему хотелось пить.
      "Это сколько же я проспала?"
      От груди Клима шло тепло, как от хорошей печки. Она выпрямилась, сильно потерла лицо ладонями. Клим молча и пристально смотрел куда-то в сторону. Выражение лица его было необъяснимо странным. Она резко повернулась туда же, куда смотрел он.
      И увидела корабль...
      На фоне ослепительно ясного неба отчетливо вырисовывались его черные мачты и белые квадраты парусов. Он выглядел таким неестественным, словно цветное изображение на киноэкране при показе детского мультфильма.
      Но это был настоящий корабль. Ника смогла разглядеть даже движущиеся фигурки матросов на его борту.
      Тогда чему так удивляется Клим?
      А он был явно удивлен, и это было так заметно. Конечно, сейчас странно встретить в море парусник, причем не спортивную яхту, а большое парусное судно, двухмачтовый бриг. А почему именно - бриг? Отроду не интересовалась морской терминологией и вдруг - бриг! И главное, почему так на него уставился Клим, будто увидел не настоящее судно, а его призрак "Летучий голландец"?..
      Нике стало чуть не по себе.
      - Клим, ты что, ты как будто спишь?
      Он снял правую руку с подлокотника кресла, опустил ее в воду, вытер мокрой рукой лицо.
      - Нет, уже не сплю.
      - А то я подумала...
      - Что ты подумала?
      - Ну вроде не проснулся еще. Вид у тебя был, во всяком случае, такой. А корабль красивый, как игрушка. Что будем делать, кричать?
      Клим промолчал. Он смотрел на корабль, в его глазах Ника заметила сомнение, и ей опять стало не по себе. Она тоже пригляделась к кораблю. Нет, корабль был самый настоящий. Даже было видно, как шевелится парус на слабом ветру.
      - Клим!
      - А?.. Нет, кричать не будем, далеко. Не услышат. Если они... Попробуем махать.
      - Чем махать?
      Клим откинул крышку ящика, она плюхнулась на воду. Расстегнул пуговицы на рубашке, стянул ее с плеч.
      - Вставай на ящик.
      Ника выбралась на край. Клим придержал ее за ноги. Она замахала рубашкой над головой.
      - Эй, вы!.. Не видят.
      - Увидели уже.
      Ника заметила, что фигурки матросов на корабле задвигались быстрее, задний парус чуть развернулся, бриг изменил курс и пошел прямо на них. Она присела, опираясь ногами на подлокотник кресла. Клим нагнулся, разыскал на дне ящика ее босоножки. Тоже присел для равновесия на противоположный край ящика. Подгребая разбитой скрипкой, развернул ящик в сторону подходившего корабля.
      - Вот сейчас напьемся, - сказала Ника. - Ох, как хочу пить. А ты?
      - Не знаю...
      - В чем дело, Клим? Что тебе не нравится?
      - Нет, почему же, наоборот, все очень даже нравится. До удивления.
      - Правда, корабль какой-то странный... Учебный, что ли?
      Ника пригляделась внимательнее. На корабле тем временем убрали большой парус, матросы побежали по реям, другие паруса развернулись в разные стороны. "Ложатся в дрейф!" - подумала Ника и опять удивилась, откуда она все это знает. Часть матросов столпилась у борта, они махали руками, показывая друг другу на ящик. Одежда на них была разномастная, ничем не напоминающая форму современных моряков, даже полосатых тельняшек, таких привычных на моряках, здесь Ника не заметила ни одной.
      На носу корабля, придерживаясь за канаты треугольных парусов кливеров! - Ника уже перестала удивляться, - стоял рослый мужчина. Одет он был, как и дон Мигель, в рыжий камзол, только без кружев на рукавах. На голове его был черный парик и плоская треугольная шляпа.
      - Вот здорово! - удивилась она. - Здесь снимают исторический кинофильм.
      - Нет, - спокойно ответил Клим. - Это не кино.
      - А что же?
      - Это... это, по-моему, семнадцатый век.
      Ника так резко повернулась к нему, что чуть не опрокинулась назад в воду. Она ухватилась за крышку, ящик качнулся.
      - Осторожнее, Ника, а то утопишь нашу... нашу машину времени. Видишь ли, я повернул вот тот переключатель, и вот что получилось.
      Ника взглянула на белую ручку, стоявшую поперек подлокотника, против красной отметки. Она ожидала, что Клим сейчас улыбнется, скажет, что пошутил, но лицо его оставалось серьезным.
      - Как ты сказал?
      - Мы в семнадцатом веке. В том самом, где дон Мигель получил удар шпагой.
      - Ты... ты что, серьезно?
      - А ты так все еще не веришь?
      Нельзя сказать, что Ника так уж упрямо не верила в чудеса. Романтики у нее хватало даже на то, чтобы выслушивать без особого недоверия сообщения о летающих блюдцах и тайнах Бермудского треугольника. Но чтобы здесь, вот сейчас...
      - Нет, Клим... это невозможно. Наверное, мы с тобой все еще спим.
      Клим положил скрипку на сиденье. Не спеша сунул ладонь в воду и плеснул Нике в лицо. Соленая вода защипала глаза. Ника медленно вытерла лицо рукавом рубашки.
      - Нет, не спим... Поверни ручку обратно!
      - Подожди, это мы всегда успеем сделать. Неужели тебе не интересно? Подумай только! Настоящий семнадцатый век, это надо же...
      - Что мы в нем будем делать?
      - Не знаю. Посмотрим по обстоятельствам. Пока - нас спасают, мы поднимемся на корабль.
      - А потом?
      - Потом... Напьемся, хотя бы. Ты же хочешь пить?
      - Уже не хочу.
      - Это от неожиданности. Сейчас захочешь.
      - Но там нас будут спрашивать.
      - Конечно, будут. На всякий случай, отработаем легенду. Мы... Ну, скажем, англичане, брат и сестра. Ты - Ник Джексон, я Клим... Климент Джексон. Шли на корабле с Кубы на Ямайку. Ночью в тумане на нас наскочило судно. Спаслись в этом ящике... И вообще, говорить и отвечать на вопросы, предоставь мне, а ты только отвечай: йес, йес, очень устала... или что-то в этом роде. Вот только... - Клим взглянул на коротенькую юбочку Ники, на ее голые коленки, - одета ты несколько не по моде.
      Это Ника поняла сразу. Забеспокоилась, как забеспокоилась бы любая женщина на ее месте. Из кино и исторических романов ей было известно, как одевались приличные дамы в XVII веке. Хотя они и разрешали себе глубокие декольте, но коленки у них были прикрыты длинными юбками. И Нику уже не успокаивала необычность ее появления в этом фантастическом, но реально видимом мире. Выглядеть смешной, - хуже того - неприличной, она не хотела. Даже в семнадцатом веке.
      - Что же делать, Клим. Ну, придумай что-нибудь.
      - Попробуй надеть вместо юбки мою рубашку.
      Ника попробовала, она обернула рубашку вокруг пояса. Пуговица воротника как раз застегнулась на талии. Короткие рукава рубашки она заправила внутрь - получилось вроде карманов.
      - Совсем неплохо, - заключил Клим.
      - Здесь топорщится.
      - Ничего, похоже на кринолин. Для встречи сойдет.
      - А материя?
      - Что - материя?
      - Это же синтетика, они такой отроду не видывали.
      - Ну, на взгляд сразу не отличишь.
      Приближавшийся корабль развернулся на ветер и сейчас медленно надвигался на них. Клим прочитал надпись на борту: "Аркебуза". Порта приписки указано не было.
      - Похоже - голландец. Тем лучше, нам - англичанам можно не знать их языка, меньше будет вопросов. Но по-английски, думаю, кто-нибудь там да говорит: слишком уж вездесуща была эта морская нация.
      Мужчина в камзоле, видимо, капитан, обернулся к матросам. Один из них грязный, рыжеволосый, с характерной скандинавской округлой бородкой, в кожаной куртке, из-под которой выглядывало толстое волосатое брюхо, раскрутил над головой кольцо веревки, ловко бросил в сторону ящика. Клим поймал веревку на лету. Ящик подтянули к борту. Спустили веревочную лестницу с деревянными перекладинами.
      - Полезай, Ника.
      Она осторожно, как бы все еще не веря в реальность происходящего, потрогала перекладину. Взглянула вверх.
      Ей так хотелось увидеть на борту оператора с кинокамерой, режиссера в темных очках... Ничего такого там не было, ни режиссера, ни оператора с кинокамерой. Ника увидела грубоватые физиономии мужчин, которые разглядывали ее без всякого удивления, с обычной мужской и совсем не платонической внимательностью.
      Ника невольно проверила, все ли пуговицы на юбке были застегнуты.
      - Чего уставились, черт их побори!
      Она сказала это тихо, по-русски. Клим взглянул с удивлением, он не замечал раньше у Ники склонности к энергичным выражениям.
      - Полезай... с Богом, - сказал он, и тоже удивился, сам он раньше так никогда не говорил. - Лезь, я пока закрою ящик.
      - Захвати с собой шпагу, - сказала Ника.
      Она поднялась по ступенькам до уровня палубы. Мужчина в парике нагнулся через борт, протянул ей руку. Ника опять замерла растерянно, рассудок ее пока еще плохо соглашался со всем тем, что видели глаза. Она посмотрела вниз, на Клима. Он, стоя на лестнице, захлопнул крышку ящика, выпрямился и стукнулся головой о подошвы ее босоножек. Только тогда она подняла руку, и мужчина в парике помог ей перебраться через борт.
      Следом за ней, без чьей-либо помощи на палубу ступил и Клим.
      Шпагу он захватил с собой... Уже потом, после всего случившегося, Клим как-то прикинул, а как бы развивались все дальнейшие события, не вспомни Ника про шпагу и не захвати он эту шпагу с собой. "Как в воду глядела!" - подумал он...
      Клим не ошибся во флаге корабля, мужчина в парике представился голландским негоциантом Ван Клумпфом - владельцем торгового брига "Аркебуза". Он предложил своим случайным гостям располагаться на борту его корабля.
      Ника уже смирилась с тем, что, как бы ни протестовал ее здравый смысл, ей придется согласиться с реальностью окружающего ее мира и вести себя соответственно его правилам и обычаям. Поэтому, закусив от волнения губу, она взялась кончиками пальцев за уголки климовой рубашки и, как подобает воспитанной английской мисс, сделала легкий ответный реверанс.
      Ван Клумпф тут же снял шляпу и поцеловал ей руку.
      Клим наклонился к Нике и сказал тихо, по-русски:
      - Великолепно! Ты держишься, как придворная дама из свиты его королевского величества. Продолжай в том же духе. Только следи за моей... за своей юбкой, я помню, верхняя пуговица на рубашке плохо держалась...
      2
      Пуговица оторвалась сразу, как только Ника напилась воды.
      К счастью, это произошло уже в каюте, которую гостеприимный Ван Клумпф предоставил своей очаровательной гостье, тут же переселив из нее своего помощника.
      Пришить пуговицу было нечем.
      Клим в деликатной форме передал капитану о затруднениях своей "сестры". Иголки на корабле были, разумеется, но все они служили преимущественно для починки парусов, и ни одна из них не пролезала в крохотные отверстия пластмассовой пуговицы из двадцатого века. Тогда Ван Клумпф предложил мисс Джейсон выходной костюм из своего набора товаров. Он сказал, что сочтет за честь, и все такое прочее, и Клим не стал отказываться. Ника с сомнением оглядела костюм, но все же обрядилась в черные бархатные штаны, отороченные чуть пониже колен черными же кружевами, и в замшевую курточку с узкими рукавчиками, тоже в кружевах.
      "Любили кружева в семнадцатом веке", - подумала Ника.
      Клим оглядел ее в новой одежде и заметил, что она вполне "смотрится".
      Ящик подняли на палубу и поместили в трюм.
      Когда его двигали, поднимали, опускали в люк, Клим приглядывался с некоторым опасением, как бы ящик не вернулся без них в двадцатое столетие, - что бы тогда они стали здесь делать с Никой, Клим боялся даже представить. Ван Клумпфу он объяснил, что в ящике находится лечебное кресло, которое он везет своему отцу, больному подагрой. Что такое подагра, капитан знал очень хорошо, а в лечебные свойства кресла поверил без лишних сомнений, в те времена даже образованные люди прочно верили в алхимию, в философский камень и прочие чудеса.
      "Аркебуза" шла на Кубу, капитан рассчитывал прибыть в гавань Гуантанамо к вечеру, но ветер стих, паруса бессильно обвисли на реях. Используя вынужденную задержку, капитан решил устроить обед в честь спасенных англичан. Мешая английские и голландские слова, он втолковал Клину, что голландцы и англичане волей божьей сейчас союзники и, хотя не очень дружат, но плохой мир лучше доброй ссоры. - Он - мирный торговец и готов выпить за здоровье любого короля, который в своей политике придерживается этой умной поговорки.
      Слушая Ван Клумпфа и припоминая историю средних веков, Клим попробовал сообразить, в какой год они попали. Он решил, что выяснит дату без всяких вопросов из беседы за столом.
      Ника, сославшись на вполне оправданное утомление после ночных переживаний, отказалась от участия в застолье. Клим решил идти один. Ника вернула ему рубашку, а капитан предложил камзол из своего гардероба.
      Камзолы капитана были свободны Климу в талии, однако узковаты в плечах, поэтому они подыскали свежую матросскую куртку, достаточно просторную. Клим повязал шею цветным платком, решив, что это вполне заменит отсутствующую верхнюю пуговицу на рубашке.
      Ника сказала, что ему не хватает черной повязки на глазу.
      - Буду походить на адмирала Нельсона?
      - Вообще-то я имела в виду пирата Билли Бонса, впрочем, тебе, историку, виднее. Клим, ты там недолго? Одной мне что-то здесь не по себе. Куда ты положил шпагу?
      - Вот она, на кровати. Чего ты боишься?
      - Не то чтобы боюсь... Только все же возвращайся побыстрее.
      Оставшись одна. Ника присела на лежанку и оглядела маленькую каютку.
      У изогнутого борта, под квадратным окном - на таком же месте, как у дона Мигеля, - был прикреплен стол, на нем, в специальном ограждении, находился красивый глиняный кувшин - Ника заглянула в него, там была вода. Возле стола - табурет, в углу - высокий сундучок, красиво окованный медными начищенными полосками.
      Крепко пахло трубочным табаком.
      Ника с подозрением пригляделась к потертому покрывалу на лежанке.
      "Поди, еще и блохи есть?" - подумала она. "Ну и черт с ними..."
      Она отодвинула шпагу, прилегла, закинув руки за голову. Полежала некоторое время, прислушиваясь к обрывкам разговоров на незнакомом языке, доносившемся с палубы через открытое окно. И незаметно для себя задремала.
      Проснулась от стука: по палубе катили что-то тяжелое - похоже, бочку.
      Клима еще не было. "Вот, распировался там!"
      Она встала с лежанки, прошлась по каюте, выглянула в окно. Красное солнце висело над горизонтом, тускло просвечивая сквозь наползавшую мутную пелену.
      "Фу ты, пропасть! И здесь туман..."
      От нечего делать Ника взяла с лежанки шпагу, стала в позицию. Сделала длинный выпад для прямой атаки, и только собралась ударить в дверь, как она открылась и на пороге появился Клим.
      - Ой-ой! - сказал он.
      - Дьявольщина! - вырвалось у Ники, и она почему-то уже не удивилась, хоть раньше никогда не употребляла этого слова. - Чуть не проткнула тебе живот.
      Клим прошел в угол, удобно расположился там на сундучке. Кивнул на шпагу.
      - Упражняешься, значит? Надеешься попасть в Гавану, на финал?
      - А чем это от тебя несет?
      - Ром, добрый ямайский ром!
      - Я его жду, жду. А он, видите ли: "добрый ямайский ром".
      - Выпил стаканчик, неудобно было отказаться, пили за нашего короля.
      - Какого - нашего?
      - Английского, разумеется. Его высочество Вильгельма Оранского.
      - Не помню такого.
      - Ничего не потеряла. Неважный был король.
      - Тем более нечего было за него пить.
      - Зато я примерно узнал время, где мы находимся. Из истории известно, что Вильгельм Оранский захватил английский престол...
      - На это у него все же ума хватило?
      - Так все короли старались прибрать к рукам то, что плохо лежит. Захватил престол в 1688 году... Наша "Аркебуза" идет из Порт-Ройяла, вышла из него два дня назад, он был еще цел. Погибнет Порт-Ройял в 1692 году. Следовательно, мы находимся где-то между 88-м и 92-м годами семнадцатого столетия.
      - Ничего себе. Только, знаешь, как-то плохо верится...
      Ника подняла шпагу, ткнула ее в пол. Опустила руку, шпага упруго качнулась из стороны в сторону. Клим посмотрел на рукоятку шпаги задумчиво.
      - Да, - сказал он. - Поверить трудновато, конечно...
      - А может, ничего этого нет, Клим. Просто плывем мы в своем ящике по морю... И грезим, как во сне.
      Клим толкнул рукоятку шпаги пальцем, некоторое время следил, как она покачивается. Потом взглянул на Нику, кивнул одобрительно.
      - Знаешь, такая мысль мне тоже приходила, но не было времени продумать все, как следует. Сейчас я это попробую сделать. В смысле гипотезы, разумеется.
      - Давай хоть гипотезу.
      - С позиции привычных понятий допустить, что мы на самом деле, то есть физически, переместились в прошлое - трудно. С физикой как-то не увязывается. Я тоже думаю, что мы с тобой плывем в кресле по Карибскому морю и грезим, как ты сказала. Ощущаем себя в семнадцатом веке. Переместились не мы, а наше воображение.
      - Это как?
      - Примем за основу то, что дон Мигель рассказал мне про своего брата. Он был талантливым физиком, как Хевисайд, и до многого сумел додуматься. Скажем, он утверждал: "Все, что происходит в нашем мире, не исчезает бесследно". По его теории "свершившееся - существует!" Можно представить себе еще мир, в котором события происходят те же, что и у нас, но отстают от наших по времени. Рассуждая так, брат дона Мигеля не одинок, - свойства времени и пространства нам неясны до сих пор. Йоги, скажем, тоже толкуют о многомерности миров, но их рассуждения относят к области теософии, а теософию современная физика обходит стороной. Но брат дона Мигеля пошел дальше рассуждений. Зная, что мышление человека - это движение электронов, следовательно - волновой процесс... Я рассуждаю предположительно, понимаешь, я же не физик.
      - Это хорошо, что ты не физик.
      - Почему?
      - Вот тогда бы я уже ничего не поняла. Но продолжай. Так, что сделал брат дона Мигеля?
      - Ни много ни мало, он сконструировал прибор, назовем его генератор каких-то там колебаний, который, воздействуя на наше сознание передвигает его в этот параллельно существующий, но отстающий по времени, мир. Я повернул ручку на кресле, генератор включился, и вот мы в семнадцатом веке, и наше сознание следует по событиям, которые происходили в мире почти триста лет тому назад.
      - Значит, нас здесь нет, одно воображение?
      - Одно воображение.
      - Это уже лучше... И наше воображение следует по событиям, которые когда-то происходили в Карибском море? Значит, все, что мы видим, уже когда-то было.
      - Следовательно, было.
      - В семнадцатом веке плыла "Аркебуза" на Кубу. И подобрала на борт двух пассажиров, двух советских граждан в одежде из синтетики, которой в то время и быть не могло...
      - Умница!
      - Но, черт возьми, как же так, Клим?
      - Вот этого я тебе объяснить не могу. Сам не понимаю. Какое-то наложение будущего на прошлое.
      - А дон Мигель, он так же путешествовал в прошлое? Сидел в ящике, а воображение его было в семнадцатом веке. Может быть, в Порт-Ройяле?
      - Воображаемой?
      - Конечно. Ты же сама обратила внимание, что ни на рубашке, ни на камзоле не осталось следа после удара. И рубашка была цела, и камзол.
      Ника выдернула шпагу из пола, потрогала пальцем ее острие.
      - Это что же... Если я, скажем, ударю тебя сейчас шпагой, то когда мы вернемся в наше время, у тебя окажется такая же рана, как у дона Мигеля?
      - Конечно.
      - А если я ударю сильно и точно, и ты здесь умрешь...
      - То и в наше время вернусь уже мертвым.
      - Ну тебя! Ум за разум заходит.
      - А поэтому не будем много размышлять. Рассуждения мои тоже приблизительные и весьма. Но одно мне ясно - мы ощущаем себя здесь, и это главное. И это для нас настоящее. Хотя этот мир как бы невзаправдашний, иллюзорный, но рисковать в нем нам нельзя. Никак нельзя.
      - Клим, я боюсь. Где наш ящик?
      - Он в трюме, закрыт на замок. Капитан Ван Клумпф везет в трюме вина и, чтобы не искушать напрасно команду, закрывает люки трюма на ключ. Потерпи до завтра.
      - А что будет завтра?
      - Придем в Гуантанамо. Станем в порту на якорь. Капитан откроет трюм, мы заберемся в ящик. Я поверну ручку, и мы вернемся в наше время, как я понимаю, в то же мгновение, в которое из него выбыли.
      - И будем плыть по морю?
      - Будем плыть по морю, и тебе захочется пить.
      - Ладно, потерпела бы... Ну его к дьяволу, этот семнадцатый... А что ты на меня уставился?
      - Я все хочу тебя спросить. Почему ты здесь так ругаешься?
      - Разве я ругаюсь?
      - Поминаешь то черта, то дьявола. Очень энергично выражаешься. Раньше я такого за тобой не замечал.
      - Не знаю, Клим, - растерялась Ника. - Эти черти и дьяволы как-то сами слетают у меня с языка, я даже не замечаю... Да, и еще... Мне в голову приходят такие морские выражения, которых я отроду не знала. Может быть, этот генератор на меня так действует?
      - Тогда понятно.
      - Чего тебе понятно?
      - У меня тоже самое. Только - наоборот. Находит на меня какое-то мирное, я бы сказал, благочестивое настроение. Лезут слова молитв, а я их тоже слыхом не слыхал. Даже хочется стать на колени, сложить руки, вот так, поднять глаза к небу...
      - Ты серьезно?
      - Вполне.
      - Еще не хватало. Все чертов... фу ты! Почему бы это?
      Клим откинулся на стенку каюты, прищурился сосредоточенно.