- Вы нас обижаете, шеф.
      - Ну, что ж... Лучшего вы все равно не придумаете. Так кого же вы собираетесь заинтересовать такими документами?
      - Я уже заинтересовал.
      - Вот как? А вы не сядете с ним в лужу?
      - Нет, шеф. Он порядочный человек.
      - Это в каком понятии?
      - В классическом, шеф.
      Военный подошел к двери и открыл ее.
      - Войдите! - сказал он.
      ** *
      Письмо тоже было коротким: "Хорошие мои!
      Сегодня отправляюсь в свою первую служебную командировку, вероятно, надолго. Так как все время буду в разъездах, письма от меня могут задержаться. Но вы не волнуйтесь. В Управлении оставлена доверенность, денег вам хватит до моего приезда..."
      Пожилая женщина с горькими морщинками на бледном лице несколько раз прочитала письмо.
      Трясущимися руками вложила листок обратно в конверт и прошептала еле слышно: - Такое же письмо прислал перед отъездом его отец...
      ...Днем в тайге было тихо.
      Вечером поднялся ветер. Ночью он неожиданно перешел в оурю.
      Тайга взволновалась, зашумела. С диким разбойничьим свистом буря мчалась над вершинами деревьев, ломая сучья и швыряя их в базальтовые стены провала.
      Черное небо освещали беззвучные вспышки молний.
      Тяжелая стальная птица, надсадно гудя моторами, слепо пробивалась сквозь мятущуюся мглу. Свирепые порывы ветра бросали ее из стороны в сторону, клонили на крыло. Но, послушная рулям, она выправлялась и упрямо продолжала свой опасный путь.
      Куда она мчалась, зачем?
      В той стране, над которой она летела, никто этого не знал...
      Осатанелый визг турбореактивных моторов на секунду проник в провал. Зина проснулась, подняла голову и не услышала ничего, кроме далекого воя непогоды...
      На рассвете буря утихла. Тучи исчезли. Небо вновь стало голубым и прозрачным. Березовый листок, сброшенный с обрыва последним дуновением ветра, долго плавал в воздухе и наконец медленно опустился на спокойную воду озера.
      Часть седьмая
      ВДВОЕМ
      Первый подснежник
      Утро.
      Зина уже проснулась, хотя глаза ее и закрыты.
      Мягкие отблески света, отразившись в зеркале стенного шкафа, дрожащим пятном ложатся на светло-зеленую эмаль потолка.
      Вместе со светом в окно через раздвинутые створки вливается свежий несравнимый с пыльным воздухом городов - ароматный воздух тайги. Высоченный кедр за окном тянет в комнату могучую лапу, как бы приглашая выйти к нему в лес, на берег озeра.
      В длинном - полукругом - коридоре пусто. Отдыхающие еще спят Толстая нянечка в белом халате сидит за столиком и дремотно покачивает головой. Пушистая тканая дорожка, бегущая по коридору, заглушает звуки шагов.
      Выходная зеркальная дверь открывается также бесшумно.
      Солнце только поднялось, оно еще где-то там, за высоким гребнем скалы. Стеклянная чаша неба опрокинулась над озером, отражаясь в спокойной воде. На просторной площадке, длинным полуовалом примыкающей к зданию, расставлены удобные скамейки. Посредине огромная - в два метра - ваза.
      Вниз ведут две лестницы. Они также заканчиваются площадками, на которых стоят вазы. С площадок опять спускаются по две лестницы, и к берегу сбегают уже четыре ручья пологих ступенек, сложенных из черного шлифованного базальта.
      И только подойдя к самому берегу озера и обернувшись назад, можно окинуть глазами все здание.
      Три этажа, тремя полукольцами возвышаясь один над другим, примыкают к гранитной стене провала. Верхнее, самое малое полукольцо, покрывает остроконечная, многоскатная крыша,- от этого кажется, что все здание находится под ветвями громадной ели. Окружающие деревья подступают к самым стенам, облицованным зеленым гранитом. В просветы между деревьев поблескивает оконное стекло. По фронтону первого этажа полукругом бегут золоченые буквы: САНАТОРИЙ "ЗОЛОТОЕ ОЗЕРО".
      Три чаши, стоящие на лестничных площадиях, отлиты в виде громадных елочных шишек. Полированная поверхность их притягивающе поблескивает. Так может блестеть только один металл... и все же трудно поверить - настолько чаши велики, что они на самом деле сделаны из того металла, которому только один великий человек предсказал достойное будущее.
      Об этих чашах в свое время писала вся заграничная пресса. Зарубежные корреспонденты, приезжая в Москву, делали на самолете крюк в десяток тысяч километров, чтобы только посетить санаторий "Золотое озеро" и убедиться, что большевики выполнили еще одно предсказание основателя своего государства.
      Нижняя поверхность ваз кое-где прорезана глубокими царапинами недоверчивые проверяли монолитность отливки. И убедившись, записывали в свои блокноты, что на самом деле в Советском Союзе есть таежный санаторий для простых рабочих и служащих и в этом санатории на площадках лестницы стоят вазы стоимостью в полмиллиона долларов каждая. Мало этого. Корреспонденты могли переехать озеро и выбраться на скалы возле устья подземного стока. По пробитым тропинкам подойти к самой воде, сунуть руку и вытащить со дна самородок в полфунта весом. Можно даже воровато оглянуться и спрятать его в карман. Корреспондентов никто не обыскивал.
      За ними никто не следил. По озеру в лодках катались молодые веселые граждане - парни в светлых рубашках, девушки в пестрых сарафанах и купальных костюмах. Смеялись, брызгались водой. Пожилые люди сидели на скалах с удилищами. И никому не было дела до того, что вот рядом с ними лежат сказочные сокровища.
      И похититель - правда не всегда, но часто - сконфуженно вытаскивал самородок и незаметно бросал обратно в озеро...
      Зина довольно улыбнулась и, открыв глаза, увидела потолок, обтянутый берестой, печь, уже потемневшую за долгую зиму. Вздохнула. Потом сбросила одеяло и присела на жесткой лежанке.
      Да, все это было в мечтах. Действительным был только воздух, ароматный воздух, волной вливающийся в открытую дверь. Санатория еще не существовало. Но проект его был.
      Прямо перед Зиной, занимая четверть пространства и без того крохотной избушки, на невысоком помосте стоял макет того здания, которое представлялось в мечтах. Правда, это было примитивное сооружение, где мутные пластинки слюды заменяли стекла, стены были из шифера, а базальтовые ступеньки - из кедровых дощечек, закопченных в дыму до черноты. И все же макет давал точное представление о замысле строителя, о красоте общих очертаний здания и гармоничности его деталей.
      Санаторий!
      Проект архитектора Зинаиды Вихоревой.
      Только вчера она закончила последний узел - фронтон главного входа.
      Зина торопливо вскочила с лежанки и, не одеваясь, присела у макета. Пригляделась к карнизу над входными дверями и осталась недовольна. Накануне вечером он показался очень неплох, но сегодня выглядел тяжеловесным. Фигурные выступы по углам карниза были явно не нужны, и она удивилась, что не заметила этого вчера. Положив грифельную, плиту на колени, быстро вычертила эскиз фронтона и-попробовала убрать все лишнее, что усложняло рисунок.
      Солнце поднялось выше, осветились верхушки деревьев. Старая знакомая черная кедровка, зимовавшая где-то рядом, заглядывала в дверь и уже несколько раз начинала свою скрипучую песню... А Зина все сидела над плиткой шифера, хмурилась и стирала ладонью свои рисунки.
      Зимовку она перенесла легче, чем ожидала. Отвесные стены надежно защищали от ветров и метелей. Горячие подземные ключи, впадающие в озеро вблизи избушки, не давали замерзать воде,- всю зиму там дымилась пoлынья, из которой Зина брала воду. Дров хватало, печь топилась целыми днями. Зайцы, рябчики и тетерева в провале не переводились - к обеду всегда была аппетитная, свежая дичь. Правда, мед и кедровый жмых приходилось экономить, но Зина не чувствовала себя голодной.
      Работа над проектом не давала скучать по вечерам, Она старалась не думать о доме, не расстраиваться попусту... и за редкими исключениями ей это удавалось.
      И только увидев первый подснежник, расчувствовалась.
      Согревая в огрубевших ладонях скромный лиловый цветочек, расплакалась, первый раз не стыдясь своей слабости.
      Зима, долгая нудная зима закончилась!
      Взломало и унесло тонкий лед на озере. Зина опять начала посылать свои "водотелеграммы", которых заготовила за зиму более десятка.
      Не может быть, чтобы хоть одна из них да не попала людям на глаза!
      Робинзон находит Пятницу
      Наконец основные линии фронтона определились на рисунке.
      Зина отложила шиферную плиту и только тут вспомнила, что нарушила строгое расписание: еще не купалась и не завтракала.
      Обязательно каждое утро она занималась физзарядкой. Для этого на опушке среди кустов была расчищена небольшая спортплощадка. Имелись и "спортивные снаряды"-две гальки и круглый - в полметра диаметром- валун.
      Зина решила, что в ее жизни обычный комплекс физических упражнений мало подходит, и поэтому придумала себе упражнение потяжелее: каждое утро катала по площадке тяжелый валун. Круглые гальки поменьше заменяли гантели.
      После зарядки, как и полагалось, следовала водная процедура.
      Как только стаял снег и унесло лед, она начала купаться в озере и делала это каждый день, независимо от погоды.
      Верхушка "купального утеса" - скалы, метра на три возвышающейся над озером,- была залита солнцем. С ощущением почти языческого восторга Зина раскинула руки навстречу теплым лучам. Наклонившись, оттолкнулась и почти без плеска врезалась в бирюзовую воду...
      Стоя по колено в воде, Зина выжала волосы: за зиму они отросли, и она больше не подрезала их. У нее появилась расческа, причем весьма оригинальная. Еще осенью ей удалось застрелить в лесу здоровенного филина, вздумавшего охотиться за зайцем в провале. В пищу филин, понятно, не годился. Она отрезала у него крылья, решив, что ими удобно обметать стены. Затем невольно обратила внимание на грозно загнутые когти, подумала и отрезала обе лапы. Расправила их, связала вместе ремешком, высушила у печки, получилась хорошая удобная расческа с шестью надежными, отполированными зубцами.
      Одеваться Зина не торопилась. Ее городская одежда пришла в негодность, а неуклюжая меховая была терпима только зимой. Она так наскучалась за зиму по солнцу!
      И сейчас ей нравилось каждой клеточкой чувствовать упоительный свежий воздух, впитывать солнечные лучи.
      Она ограничила свой наряд короткими трусиками из заячьих шкурок, решив, что отдает этим достаточную дань и приличию и цивилизации. Здесь можно было не бояться попасть в положение рубенсовской Сусанны, а с мнением зайцев сна решила не считаться.
      День начинался как всегда.
      После завтрака она пойдет в лес, затем будет готовить себе обед. Вечером исправит на макете фронтон главного входа.
      Так думала Зина, сидя возле очага и поглядывая на закипающий котелок.
      Внезапно с озера, приглушенный расстоянием, донесся гортанный крик. Она прислушалась... Крик повторился.
      Это кричали гуси.
      Торопясь, Зина накинула коротенькую куртку-безрукавку,- чтобы не оцарапаться, продираясь сквозь кусты,- схватила самострел и кинулась по тропинке в лес.
      Гуси не так-то уж часто залетали в провал и всегда были желанной добычей. Это была солидная птица, достаточно осторожная. Охотиться на нее было куда приятнее, чем на глупых рябчиков.
      Тропинка вывела Зину к концу озера. Едва впереди блеснула вода, Зина присела. Она еще не видела гусей, но слышала возню на воде, хлопанье крыльев и негромкое довольное гагаканье. Здесь, у берега, была мелкая заводь, ее хорошо прогревало солнце, и она вся заросла травой и камышом. В теплой воде среди травы белело множеетво ракушек, очевидно, они-то и привлекали сюда тиц.
      Теперь она уже ползла на животе, волоча за собой самострел. И ноги и куртка ее были мокры от росы. Наконец до берега, на метр поднимавшегося над водой, осталось немного. Зина осторожно подняла голову.
      Первым увидела часового - большого серого гусака, который застыл посреди заводи и, вытянув шею, зорко оглядывал береговые кусты. Она терпеливо дожидалась, когда гусак отвернется в другую сторону, и только тогда подняла самострел.
      До цели было шагов двадцать,- на таком расстоянии она обычно не промахивалась. Раздался знакомый резкий звук спущенной тетивы. Гусь опрокинулся на бок и отчаянно захлопал крыльями, поднимая снопы брызг.
      Остальные птицы шарахнулись на средину озера и остановилась. Попятилась - Есть!
      Зина кинулась к воде... назад.
      У берега лежал человек.
      Вначале она опешила. Рассудок ее не хотел согласиться с реальностью того, что видели глаза. Даже мелькнуло: да не бредит ли она?
      Подбитый гусь все еще кружился на месте, еле шевеля слабеющими лапами. Гусь был настоящий, существующий наяву. Настоящей была вода, песок под ногами, деревья на берегу.
      Глаза ее не ошибались, Значит, настоящим было и тело человека, распростертое у ее ног.
      Он лежал ничком, по плечи в воде... Она не видела его лица, только руки, да голову с прядями светлых волос.
      Правая рука, вытянутая вперед, застывшими пальцами ухватилась за береговую траву. Очевидно, он пытался вылезти из воды и не смог.
      На мягком дне заводи виднелась глубокая борозда.
      Здесь человек полз к берегу. Зеленые водоросли покрывали плечи брезентовой куртки и носки сапог. Он лежал здесь давно, вероятно, с ночи и волосы его и водоросли на куртке уже успели слегка просохнуть.
      З'ина приподняла тяжелое, бессильно обвисающее тело, вытащила его на берег, на траву, и перевернула на спину.
      Теперь она видела лицо.
      Мертвенно белое, даже голубоватое, каменно застывшее Потерявшие окраску губы сжаты, скулы резко выдались. Справа через щеку, от подбородка к виску тянутся длинные ссадины Бледные веки закрыты.
      И странно, почему-то именно эти плотно сомкнутые веки убеждали Зину, что человек еще жив. На солнце снова надвинулись тучи, вчерашняя буря могла повториться. Незнакомца необходимо срочно доставить к хижине.
      Но как?
      Она взяла его под мышки, потащила. Ноги волочились, цепляясь за траву.
      Как быстрее дотащить его?.. Сделать волокушу из жердей - это займет много времени... Сплавить на лодке? Ну, конечно же!
      И Зина со всех ног кинулась по тропинке через лес.
      Она столкнула лодку и погнала ее к заводи так быстро, как только могла. Вдруг ей пришло в голову, что человек уже очнулся и встретит ее недоуменным вопросом- "Где я?" Она торопливо причалила к берегу. Незнакомец лежал по-прежнему неподвижный и безмолвный. Глаза были закрыты. По лицу ползали муравьи.
      Она завалила его в лодку и поплыла обратно, не забыв захватить по дороге и убитого гусака.
      Вытаскивать из лодки и тащить вверх по песчаному берегу безвольно обвисающее тело было тяжело. Зина вспомнила виденную когда-то фронтовую картину, где солдат вытаскивает из боя раненого товарища. Она присела на колени возле незнакомца, примерилась, потом заложила его руку себе на плечо и завалила человека на спину.
      Он весил, вероятно, не менее семидесяти кило. Для обычной девушки это был бы непосильный, груз. Однако десять месяцев жизни в провале, где каждый день был заполнен физической работой - и часто очень тяжелой, не прошли даром.
      Зина донесла незнакомца до хижины и уложила на своей постели.
      За все это время он ни разу не пошевелился, не застонал. Лицо продолжало оставаться мертвенно бледным.
      Однако Зина по-прежнему отгоняла от себя пугающую мысль, что все ее старания напрасны, и единственное, что она сможет сделать для него, это похоронить.
      Ей никогда не приходилось приводить в чувство потерявших сознание. Представления ее были туманны, когда-то читанные - по программе санминимума - медицинские брошюры не остались в памяти. А более запомнившиеся картины из художественной литературы мало годились на практике.
      Она вначале попыталась найти у пострадавшего ПУЛЬС.
      Рука человека была тяжелой и безвольной. Зина напрасно старалась уловить под пальцами биение Тогда она расстегнула куртку и засунула ладонь под рубашку.
      Тело показалось чуть теплым, но ощущение могло быть и ошибочным Его веки по-прежнему плотно прикрывали глаза. И только это и вселяло в Зину уверенность, что в холодном, безжизненном теле упрямо тлеет крохотная искорка жизни. Нужно помочь ей разгореться, пока она не погасла совсем.
      Но как это сделать?
      Прежде всего наДо его согреть. Снять мокрую одежду.
      Зина начала с сапог. Нелегкое это дело: снять с человека, который тебе не помогает ни одним движением, мокрые скользкие сапоги!
      Затем без колебаний и без лишнего смущения она стянула с него куртку, брюки и белье.
      На левой ноге, на бедре, на левом плече багровели ссадины и синяки.
      Зина отвела мешающие волосы и приложила ухо к груди незнакомца.
      Она затаила дыхание, но не услышала ничего, похожего на стук сердца. Растерянно подняла голову и тут сообразила, что слушала с правой стороны груди. Передвинула ухо и вдруг уловила тихо, как далекий шепот,тук!., тук! Потом пауза - и снова - тук!., тук!
      Это билось сердце... Слабо, еле слышно, но билось.
      Зина слушала и улыбалась. Она была права в своем упрямстве- незнакомец оказался жив.
      Она закутала его в одеяла и укрыла зимней меховой шубой.
      Быстро разожгла камин, принесла со "спортплощадки" две круглые гальки, заменяющие ей гири, и уложила в огонь. Потом выбрала на берегу озера несколько подходящих кусков кварцита и тоже бросила их в камин.
      В ожидании, когда камни согреются, Зина подтащила чурбачок и уселась возле лежанки.
      Кто он?
      Незнакомец выглядел молодым. Нос и подбородок были твердо и хорошо очерчены, и вообще, как выразился бы романист, его лицо не было лишено приятности.
      В резких морщинах возле губ притаилась угрюмость.
      Кто он? Вероятно, геолог. Кто еще может забрести в эти глухие места? Но как он попал сюда? Его не мог принести подземный поток, иначе она нашла бы его гдето, возле водопада. Что, если вчерашняя буря сорвала его сверху, с обрыва? Но как он не разбился о воду, упав с такой высоты?..
      И вдруг ей пришло в голову, что пока она возилась с камнями, незнакомец умер, и лицо, которое она так внимательно разглядывает,- уже мертвая маска. Она взволновалась, откинув одеяло, опять приникла ухом к его груди. И чужое сердце ответило ей успокаивающе: Тук-тук!.. Тук-тук!
      Наконец, гальки в камине раскалились. Зина выкатила их на пол, завернула в заячьи шкурки и положила к подошвам незнакомца.
      Теперь все, что знала и могла сделать, она сделала.
      Ей оставалось только сидеть и ждать.
      И она сидела, вглядываясь в бледное, неживое лицо, ожидая, что вот-вот вздрогнут ресницы, человек откроет глаза, увидит ее и произнесет какие-то слова. И она услышит человеческий голос. Зина сидела, боясь отойти, ей казалось, что одно ее присутствие помогает биться этому слабому, еле бьющемуся сердцу.
      Шла минута за минутой.
      Лицо незнакомца продолжало оставаться каменно-неподвижным. Не шевельнулся ни один мускул, глаза по-прежнему были закрыты.
      Зина решила заменить остывшие камни, и только повернулась к камину, как за ее спиной послышался непонятный звук. Слабый и ни на что не похожий.
      В недоумении она оглянулась на открытую дверь, и вдруг до ее сознания дошло, что это человеческий голос.
      Зина кинулась к незнакомцу.
      Он не открывал глаз, только губы его шевелились. Зина ясно услышала слово, самое первое слово, которое произносит в своей жизни человек. Незнакомец сказал: - Мама!
      Он, конечно, просил помощи,-зачем еще зовут мать в трудную минуту.
      Зина была готова ее заменить.
      - Да, да...- склонилась она к нему.- Что вам нужно... скажите.
      Как бы повинуясь ее настойчивому взгляду, бледные веки тяжело поднялись, показались черные расширенные зрачки, смотревшие мимо ее плеча. Вот они передвинулись, встретились с ее глазами. Губы опять шевельнулись и произнесли на этот раз что-то непонятное.
      - Что?.. Что вы сказали?
      В глазах незнакомца появилось отчужденное выражение, веки медленно опустились, голова безвольно качнулась, уткнувшись подбородком в грудь.
      Зине показалось, что он умер. В отчаянии она трясла его за плечо: - Слушайте! Не надо!... Слушайте!..
      Но он уже не открывал глаз.
      Тогда она отбросила одеяло и прижалась ухом к груди. Сердце билось, и даже ровнее, чем прежде.
      Успокоившись, она присмотрелась к его лицу и заметила, что оно потеряло свой голубоватый, неживой оттенок, а стало просто бледным. На губах появилась слабая розовая окраска. Не было сомнения - незнакомец возвращался к жизни.
      Зина сменила остывшие камни в его ногах, забрала грязную одежду и вышла из хижины.
      Дождь перестал. В разрывы туч проглядывало солнце.
      Поблескивали капельки воды на траве. Лес стоял тихий, вымытый и от этого юношески свежий. С охапкой мокрой одежды Зина прислонилась к косяку двери. С новым, радостным настроением оглядела знакомый, много раз виденный пейзаж.
      Наконец-то она не одна.
      Теперь можно признаться себе, как временами мучилась от тоскливого одиночества. Особенно по ночам, когда, погасив огонь, оставалась наедине с собой, а вверху, в тайге, глухо завывала непогода и, как бы отвечая, в провале мрачно и жутко ухал филин. Тогда особенно ощущалось, что вокруг на сотни километров - черная нехоженая тайга, что она одна в своей крохотной избушке и нет к ней ни пути ни дороги, и нет в мире ни одного человека, который бы верил, что она жива, который бы смог прийти на помощь, если ей станет трудно.
      И вот ее заключению приходит конец! У незнакомца, который свалился прямо с неба, конечно, есть товарищи, не один же он бродил по тайге. Его будут искать и в конце концов наткнутся на провал, увидят избушку - ведь ее так заметно с обрыва!
      И если даже их почему-либо не найдут, они теперь сами сумеют выбраться. Вдвоем они что-нибудь придумают.
      - Вдвоем... Вдвоем с товарищем!.. Господи, как это хорошо!
      Зина прижала к груди охапку мокрой одежды. Из парусиновой куртки что-то выпало и больно ударило ее по ноге.
      Она потерла ушибленную ногу и подняла упавшим предмет.
      Красный глазом
      Размерами и формой он очень походил на футляр ученической готовальни. Корпус его был сделан из вороненого металла. На плоской стороне, ближе к одному концу, виднелось круглое окошечко, закрытое красным стеклом. Окошечко пересекала выдавленная в металле стрелка, залитая красной краской. Сбоку находилась кнопка.
      Зина внимательно рассмотрела непонятный прибор, пытаясь догадаться о его назначении. Несколько раз нажала кнопку. И вдруг красный глазок прибора мигнул, как будто за ним зажглась и потухла электрическая лампочка.
      Вначале она решила, что стекло попросту отразило солнечные лучи. Но вот глазок засветился опять и так же внезапно погас. Повертев прибор в разные стороны, она убедилась, что за оювшечком загорается лампочка. Причем горит при определенном положении. Для этого прибор нужно держать горизонтально и так, чтобы красная стрелка указывала в конец озера.
      Решив, что это какой-то индикатор, может быть для поисков радиоактивных руд, Зина вернулась в хижину.
      Положила на стол черную коробку и рядом - остальное, что нашлось в карманах. Вещей оказалось немного: компас, большой складной нож, пара носовых платков, спички в резиновом мешочке. И все. Для человека, путешествующего по необжитой тайге, вещей было, конечно, мало.
      Очевидно, незнакомец или растерял их при своем падении в озеро, или оставил в лагере, от которого отстал.
      Незнакомца могли уже искать. Зина на всякий случай подбросила в очаг побольше дров и зеленой травы,столб густого дыма, поднявшийся над провалом, был заметен издалека. И все время, пока полоскала в озере одежду и развешивала для просушки, поглядывала вверх, каждую минуту ожидая увидеть на краю обрыва человеческую фигуру.
      Но так и не увидела никого...
      Необходимость о ком-то заботиться наполняла новым содержанием обыденную суету. Зина радостно хлопотала у очагa, временами забегая в хижину, чтобы взглянуть, не требуется ли ее помощь больному.
      Увлеченная новыми заботами, она совершенно забыла о макете санатория и обратила на него внимание, подметая хижину. Зина попробовала взглянуть на свое творение глазами нового человека и решила, что ее затея может показаться детской, невыполнимой и хуже всего - ненужной. Ей не хотелось раньше времени ничего объяснять и не хотeлось выглядеть смешной.
      Она принесла из кладовой старую шубу и тщательно закрыла макет...
      Ее больной очнулся только к вечеру.
      Зина вошла в хижину с охапкой свежих цветов, собираясь поставить их на столе. Глаза незнакомца были открыты. Он смотрел на нее с недоумением.
      Она растерялась, хотя давно ожидала этой минуты.
      Положив цветы на стол, стояла молча, опустив руки, ожидая вопроса "где я?", и соображала, что должна будет ответить. - Вы... кто? - тихо, но отчетливо спросил незнакомец.
      Зина заметила, каких трудов ему стоили эти два коротеньких слова. Конечно, он был еще слаб, очень слаб, и это сразу вернуло ей уверенность.
      - Я потом расскажу,- сказала она, наклоняясь к нему и поправляя одеяло,- вы очень ушиблись, вам нужно спокойно полежать. Вы хотите есть?
      Он отрицательно качнул головой.
      - Нет... пить!..
      Зина выскочила и вернулась с берестяной чашкой, наполненной бульоном. Но незнакомец вдруг забеспокоился и отвернулся от чашки.
      - Одежда моя... где?
      - Она была мокрая, я ее повесила сушить,- ответила Зина.
      - Там... в кармане...
      Зина поняла и показала на стол: - Все ваши вещи я положила вот сюда.
      - Индикатор...
      Она взяла со стола черный футляр, похожий на готовальню.
      - Вероятно, вот этот прибор?
      Незнакомец слабо шевельнул рукой. Чина остановила его: - Сейчас индикатор вам не нужен. Я положу его вот здесь, возле вас на стол.
      - Проверить...
      - По-моему, он работает. Во всяком случае лампочка в нем зажигается. Вот посмотрите.
      Зина повернула индикатор стрелкой в конец озера, нажала кнопку. Отблеск красного света упал на ее лицо.
      - Видите?
      - Горит...- незнакомец успокоенно закрыл глаза.
      Волнение исчерпало последние крохи энергии, и он погрузился в прежнее полуобморочное, полусонное состояние.
      Зина бережно положила прибор на cтол и вышла озабоченная и даже расстроенная.
      Ее не удивило, что, очнувшись, незнакомец в первую очередь вспомнил о каком-то там индикаторе. Очевидно, это был очень нужный в его работе прибор, а Зина по отцу еще знала, как самозабвенно относится настоящий геолог к своим поискам, особенно, если чувствует близость цели.
      Ее беспокоило другое.
      Она помнила, с каким недоумением незнакомец ее разглядывал. И только теперь подумала, что, вероятно, довольно-таки странно выглядит в своей меховой одежде.
      И, пожалуй, странно - это наиболее мягкое определение ее внешности.
      Меховые трусики оказались разодраны, очевидно, утром, когда она ползла по берегу за гусем. На коротенькой меховой курточке, надетой прямо на голое тело, кое-где оборвались застежки.
      - Ужас!.. На кого же я похожа! И как я не сообразила этого раньше.
      Зина запахнула развевающиеся полы курточки, чувствуя, как у нее загорелись щеки.
      Но что делать? Если она наденет меховую рубаху и меховые зимние шаоовары, то будет походить на плюшевого медвежонка, вдобавок, очень потертого.
      Рaньше все это Зину не заботило. Она шила себе рубахи, не задумываясь над вопросами их красоты и изящества. Достаточно было, что одежда защищала от дождя и холода.
      А кроме всего, попробуйте-ка сшить красивую одежду, имея под руками только грубые, кое-как выделанные шкурки, сухожилия вместо ниток, костяную иголку чуть ли не в полпальца толщиной, а вместо ножниц здоровенный охотничий нож.
      Так Зина оправдывалась перед собой.
      Причины были уважительные, но все равно - ходить в прежнем виде она уже не могла.
      Все в мире относительно, и сейчас Зине казалось, что за все эти десять месяцев перед ней не вставало более трудной проблемы.
      Она с завистью посмотрела на сохнущую куртку незнакомца - добротную, аккуратно сшитую и по-своему красивую. По сравнению с нею меховое, лохматое одеяние Зины выглядело крайне непривлекательным, даже хуже того - смешным.
      Зина на цыпочках проскользнула в кладовую и вынесла свою старую одежду. Внимательно рассмотрела и огорчилась. Рубашку еще можно было надевать, но брюки! Зина подняла их, встряхнула и убедилась, что дыр значительно больше, чем она предполагала.
      Правда, прорехи можно заштопать. Нужны нитки!..
      Она распустит старый носок. Но вот иголка, стальная иголка!..
      Где ее взять?
      Зина в расстройстве пихнула ногой лежавший возле костра золотой самородок, весом, вероятно, в полпуда.
      Как-то случайно наткнулась на него и притащила сюда ради любопытства.
      Черт побери! У нее этого дурацкого золота столько, что хватило бы скупить все иголки земного шара.
      Иголка, стальная иголка! Чем заменить это гениальное изобретение человека - гениальное хотя бы тем, что проще ничего уже нельзя придумать. Кусочек стальной проволоки с дырочкой на конце!
      Зина задумалась, потом вскочила, подобно Архимеду, открывшему свой знаменитый закон.
      Срезать крючок с лески было секундным делом. Накалив его в огне, она разогнула и обухом ножа сплющила у крючка заусеницу и петельку, чтобы та сделалась меньше. Затем обломком шероховатого песчаника зашлифовала неровности.
      Неважно, что игла оказалась груба и ушко немного великовато, все же она ни в какое сравнение не шла с костяной.
      Наступившие сумерки застали Зину за штопкой одежды. Постель себе она устроила в кладовке, чтобы слышать, как будет вести себя ночью ее больной.
      Незнакомец мирно проспал всю ночь.
      Знакомство
      Он проснулся утром.
      Зина успела выкупаться и разжигала очаг, чтобы приготовить больному завтрак. Из хижины донесся глухой стук, как будто что-то упало на пол. Зина бросила топор и вбежала к незнакомцу.
      Он все так же лежал на спине. Рука свешивалась с лежанки, ощупывая пол. Возле ножки стола лежала черная коробка индикатора. Очевидно, незнакомец как-то достал индикатор, но удержать не смог и уронил.