Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Флибустьер

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Миллер Линда Лейл / Флибустьер - Чтение (стр. 7)
Автор: Миллер Линда Лейл
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Фиби сравнивала себя с этим уязвимым существом: всякий раз, как она отваживалась бросить взгляд на Дункана, он внимательно смотрел на нее, как будто мог видеть, как бьется ее сердце, как ее легкие наполняются воздухом и снова опадают, словно мог видеть ее потаенное место, которое все еще сжимала сладкая судорога при воспоминании о его ласках, хотя с тех пор прошло много часов.

— Как там Алекс? — спросила Фиби, чувствуя легкий стыд, потому что вспомнила о нем только сейчас.

Дункан смотрел, как весло поднимается из воды, роняя поблескивающие капли, и затем снова погружал его в море, не замедляя ровного, размеренного темпа.

— Его тело выздоравливает, — ответил он, не глядя на девушку. — Физически Алекс жив, но, похоже, что душа уже покинула его. Он выказывает столько интереса к происходящему вокруг, что с таким же успехом мог выкопать могилу и скрыться в ней.

Фиби опустила руку в воду, но вспомнила впечатляющую сцену из фильма про акулу, и поспешно отдернула ее. Изящный плащ, ставший пыльным и рваным, она свернула и подложила под себя, чтобы не вклиниться между суживающимися бортами каноэ.

— Алексу нужно время, — мягко сказала она. — Он оплакивает то, что потерял, свою ногу, свою былую жизнь и все то, на что он больше не способен, — но это абсолютно естественно. Не ждешь же ты, что он пожмет плечами и скажет: «Ну ладно, у меня осталась еще одна нога, так зачем волноваться из-за другой?» Дункан, он разберется в своих чувствах, но это сложный и долгий процесс.

Дункан, наконец, встретил ее взгляд, и она увидела в его глазах не только ужасную грусть, но и кое-что еще. Возможно, первые проблески надежды.

— Объясните мне, мистрисс Фиби, как вы со своим умом все время попадаете в разные переделки?

Она опустила голову, чтобы скрыть краску удовольствия, вызванную его словами. Ее самомнение сильно пострадало из-за развода и потери работы в двадцатом веке, а также страданий, которые она причинила мистеру Биллингтону в этом столетии. Комплимент Дункана, хотя и несколько двусмысленный, частично восстановил веру Фиби в себя.

— Это потому, что я часто иду на риск, — ответила она после недолгих размышлений, потому что хотела упрочить репутацию проницательной женщины. — Но при этом всегда делаешь много ошибок. Однако жить по-другому мне бы не хотелось. — Она помолчала и широко улыбнулась, уверенная, по крайней мере, в своей философии. — Конечно, известная осмотрительность всегда уместна, но она легко может превратиться в трусость.

Дункан ничего не ответил. Он только криво усмехнулся в своей обычной манере, отчего у Фиби забилось сердце, и продолжал грести, внимательно осмотрев горизонт, а затем берег.

Фиби погрустнела. — Но потом происходит нечто, вызывающее желание спрятаться под одеяло и больше никогда ничего не предпринимать.

— Что именно? — спросил Дункан.

— Я никогда не забуду того, что случилось с мистером Биллингтоном, — призналась она.

— Как ты сама сказала, это не твоя вина. Кроме того, он бы снова так сделал, наш Джессеп, да и ты тоже, так зачем же мучить себя напрасными сожалениями?

Фиби задумалась. — Ты прав. Нет смысла на этом зацикливаться. Но, правда, если бы ты видел его спину…

— Видел, — перебил ее Дункан тихим, невыразительным голосом. — Никто не отрицает, что там, где поработал хлыст, особой красоты ждать нечего. Но, разумеется, чувствовать это на своей шкуре гораздо неприятнее.

Она удивленно посмотрела на Дункана. — Ты хочешь сказать, что тебя тоже секли?

— Я ничего не хочу сказать, — возразил Дункан. — За исключением того, что желал бы, чтобы ты помолчала с полчаса. Мне надо подумать.

Как быстротечна слава, подумала Фиби. Пять минут назад она была мудрой женщиной, а теперь чувствовала себя ребенком, которого отчитали за плохое поведение в церкви.

Она снова стала наблюдать за рыбами. Через какое-то время под лодкой промчался дельфин и вынырнул с правого борта, поблескивая гладкой серой кожей на солнце. Фиби засмеялась от радости. Кажется, животное поняло, что обрадовало ее, и начало прыгать и кувыркаться, как настоящий артист. Когда девушка зааплодировала, дельфин удвоил свои старания и даже проплыл так близко, что Фиби дотянулась до него рукой. Его тело оказалось твердым и гладким на ощупь, как корка арбуза. Наконец, дельфин нырнул с невероятным изяществом и исчез.

Дункан молчал, но, взглянув на него, Фиби увидела, что он улыбается. Ему не нужно было говорить о своей любви к морю и всем его обитателям: это чувство внезапно вспыхнуло в его глазах, как солнце, отражающееся от воды.

Должно быть, он заметил перемену погоды гораздо раньше Фиби. К тому времени, как по небу потянулись тучи, закрывая аквамариновое небо мрачными черными пятнами, и волны, несущие каноэ, стали грубо швырять его, хрупкое суденышко уже стремилось к ближайшему пляжу.

Фиби не спрашивала, высаживаются ли они на том же самом острове, на котором был расположен Куинстаун, или на каком-то другом. Она просто вцепилась в борта лодки обеими руками и следила за мрачным и сосредоточенным лицом Дункана.

Первые теплые крупные капли тропического дождя, оставляющие оспины на беспокойных волнах, мгновенно вымочили пассажиров каноэ. Лодка наполнилась водой к тому времени, как врезалась носом в песок, и Дункан приказал Фиби вылезать и бежать в укрытие.

Девушка выскочила из каноэ, пробежала по песку и, спрятавшись под кроной источающего аромат дерева, смотрела, как он вытаскивает лодку из разъяренного прибоя и тащит ее по песку к дереву, под которым она пряталась. Потоки воды с оглушительным ревом низвергались с неба, барабаня по морским волнам, земле и широким листьям пышной растительности.

Дункан затащил Фиби еще глубже в заросли, и она только сейчас заметила, что он принес ее плащ, все еще свернутый в комок и, как ни странно, почти сухой.

— Завернись! — заорал он, перекрикивая рев урагана.

Фиби подчинилась без лишних слов. Листва образовала над их головами густой полог, почти не пропускавший дождь. Дункан нашел немного сухих веток и листьев, достал огниво и после нескольких попыток развел маленький костер. Фиби, которая поняла, что у нее стучат зубы, только когда увидела первые языки пламени, пододвинулась поближе к огню.

— Я хочу найти пресную воду? — Громкo сказал Дункан, и Фиби увидела походную сумку на его плече и пистолет за поясом. Она не заметила в каноэ ничего подобного, но это значило только, решила она, что нужно было смотреть внимательно. — Я постараюсь вернуться поскорее.

Она кивнула и, когда Дункан ушел, встала, стянула с себя мокрую одежду и снова завернулась в свой верный плащ. Огню стало не хватать пищи, и она скормила ему старые, крошащиеся обломки плавника, очевидно, занесенные на сушу каким-то предыдущим штормом, и пламя затрещало с жизнерадостной алчностью.

Дункан отсутствовал не меньше часа, и в конце концов Фибя забеспокоилась. Может быть, он упал в яму и сломал ногу? Или его захватили каннибалы? Она совсем уже собиралась снова надеть свою мокрую одежду и идти на поиски, когда он появился с весьма самодовольным видом. Он где-то нашел старинное оловянное ведро, на дне которого копошились два больших краба.

Фиби наморщила нос. Она выросла в Сиэтле и любила дары моря, но в целом была настроена против того, чтобы питаться едой, пытающейся выбраться из котелка.

— Ты не нашел фруктов или ягод? Дункан выпучил глаза.

— На женщину не угодишь! Если ты хочешь пастись, как олень, то занимайся этим сама. У меня же намерения иные.

Он оставил крабов под присмотром Фиби. Они толкались и ползали друг по другу в мелкой впадине, обложенной камнями, и она думала, не отпустить ли их на свободу. В конце концов, однако, решила, что рисковать не стоит.

Дункан вернулся, проверил, на месте ли его пленники, и поставил ведро, полное воды, на край костра. Сделав это, он развязал подол рубашки и высыпал на колени Фиби кучку липких красных ягод. Она несколько секунд смотрела на них, затем мрачно засунула одну ягоду в рот.

— Спасибо, — сказала она.

Дункан сел на песок около огня, начал было снимать мокрую рубашку через голову, но остановился. Фиби собралась было заметить, что он может не стесняться, поскольку она уже видела его голым, но на самом деле это было не так. Их первая интимная встреча произошла в полной темноте, а во второй раз Дункан был одет.

— Что ты скрываешь? — спросила она, пока крабы ударялись друг о друга, как кости, в своей жалкой тюрьме. — Наколку «Не забуду мать родную» или «Вечный неудачник» ?

Дункан смотрел на нее с таким неподдельным непониманием, что Фиби рассмеялась.

— Прости, — сказала она. — Я еще не приспособилась к жизни в этом столетии. — Она вздохнула, глядя на его намокшую одежду. — Но все равно, если ты будешь сидеть в своих мокрых отрепьях, то подхватишь первосортную простуду.

— Что? — переспросил он раздраженно.

— Ты заболеешь, — терпеливо объяснила Фиби.

— Я и раньше болел, — сказал он, глядя в ведро с кипящей водой, и поднялся, чтобы найти топливо. Фиби надеялась, что в своем новом воплощении несчастные крабы превратятся во что-нибудь несъедобное.

— Им не будет больно? — спросила она. — Когда ты кинешь их в воду?

— Кому? — переспросил Дункан.

— Крабам, — ответила Фиби, покраснев. Вот будет здорово, если она сама разболеется, после того, как отчитала Дункана.

Он вздохнул и сказал: — Нет. Они очень примитивные существа.

— Представь себе, как явится какой-нибудь великан, схватит нас, как котят, и швырнет в кипящую воду. Может быть, он тоже станет считать нас примитивными, но мы-то наверняка почувствуем боль.

— Ну, хорошо, — возразил Дункан раздраженно, — тогда не будем ничего есть, кроме ягод и корешков, так, что ли? — Фиби открыла было рот, чтобы сделать краткий экскурс на тему вегетарианства в двадцатом веке, но он прервал ее. — Ах! — продолжал он, пародируя искреннее удивление. — Но, насколько нам известно, растения тоже обладают чувствами. Единственный оставшийся выбор умереть с голоду.

— Я сдаюсь, — сказала Фиби.

— Давно пора, — откликнулся Дункан.

Вода в ведре постепенно дошла до состояния неуверенного, как будто недовольного чем-то, кипения, и Дункан кинул в нее крабов одного за другим. К огромному облегчению Фиби, они оба незамедлительно испустили дух, не делая жалких, тщетных попыток выбраться из котелка.

К тому времени, как Дункан палочкой выудил обед из кипящей, пенящейся воды, зубы у него стучали вовсю. Фиби поморщилась, когда он оторвал клешню краба и стал раскалывать ее двумя небольшими камнями, но от аромата сочного крабового мяса у нее закружилась голова.

Вместо тарелок Дункан разложил на земле большие гладкие листья. Дрожа всем телом, он принялся за еду.

Фиби жевала свои ягоды, жалея, что зачем-то заговорила о вегетарианстве. Она обожала и цыплят, и рыбу и не отказывалась от иногда перепадавшего ей филе-миньона в то время, когда жила в двадцатом веке. Просто ее привела в негодование идея о том, чтобы бросать живых тварей в кипящий котел, но теперь она уже не могла попросить крабового мяса.

В последовавшей торжественной тишине Дункан разломил пару клешней, положил их на лист и протянул Фиби.

— Вот, — сказал он. — Глотай, если не помешает гордость, застрявшая в горле.

Фиби приняла еду и стала поспешно глотать, не думая о приличиях. Вкус был великолепным.

— Все-таки я думаю, что тебе нужно снять рубашку, — сказала она, когда они сидели в мирном молчании, слушая шум дождя. — Я не буду смотреть, если это тебя так волнует.

К тому времени Дункан уже начал зеленеть. Бросив на Фиби негодующий взгляд, он развязал шнурки и стащил рубаху через голову. Его грудь была достойна статуи Давида работы Микеланджело, хотя густо заросла черными волосами, и Фиби не понимала, почему он стесняется. Но, когда она взяла у него рубашку и стала развешивать ее рядом со своими вещами, она увидела его спину.

От шеи до пояса его кожу прорезали отчетливые белые шрамы, и Фиби поразилась, что не почувствовала их в предыдущую ночь, когда ласкала и гладила его в приступе страсти. Но, разумеется, в тот момент все ее чувства были заняты совсем другим.

Дункан неподвижно сидел в свете костра, подставив себя ее взорам и выдерживая эту пытку.

— Что это? — спросила Фиби ровным голосом, возвратившись на свое место около костра, и опустилась на колени на песок, положив руки на бедра, прикрытые бархатным плащом.

— Меня высекли, — объяснил он, вызывающе глядя ей в глаза.

При этих словах к горлу Фиби подступила желчь, но она проглотила комок и не стала отводить взгляда, догадываясь, что он хочет переглядеть ее.

— Господи, Дункан, об этом даже я могу догадаться. Я хочу знать за что? Кто сделал это с тобой?

Он бросил остатки крабовой скорлупы в огонь, глядя, как пламя лижет их. Фиби выиграла матч в гляделки, но не чувствовала триумфа.

— Расскажи мне, — тихо настаивала она. — Здесь нет ни клавесина, ни другого инструмента, чтобы принять твою ярость и обратить ее в музыку.

— Разве это не симптомы зависимого поведения? — спросил он.

«Почему у него такая хорошая память?» — подумала Фиби.

— Нет, — сказала она. — Я не могу изменить того, что случилось, и не могу заставить тебя забыть. Но я могу слушать, а ты, может быть, почувствуешь себя лучше, если выговоришься.

Дункан очень долго молчал, и Фиби решила, что он остался при своем мнении, но, наконец, не поднимая глаз от огня, он начал рассказывать.

— Мне было пятнадцать лет, — сказал он. — Я жил около Чарльстона со своей семьей мой отец выращивал хлопок на плантации. Мы жили хорошо, хотя мне приходилось работать с того возраста, когда я мог поднять мотыгу. У нас были книги, картины, к нам приходили учителя. Моя мать играла на арфе и фортепьяно, и она учила меня…

Но я, конечно, сбился с праведного пути. Я был рослым не по возрасту и к тому же похотливым. Во время одной из частых поездок с отцом в город я познакомился с женщиной, скорее, с девушкой по имени Франческа Шеффилд. Она только что приплыла из Англии со своим мужем, английским капитаном, который был ровесником моего отца. Франческа была красива и очень тосковала по родине, а капитан обходился с ней грубо. Мы с ней подружились, потому что любили одну и ту же музыку и одни и те же книги и в конце концов стали любовниками.

Фиби молча ждала продолжения, вспомнив, что Дункан назвал свой корабль именем этой женщины. Она как будто видела все, о чем он рассказывал, собственными глазами мужественный юный плантатор, красавица Франческа, сосланная из единственного знакомого ей мира в глушь на милость человека, который не мог и не хотел ее понять…

— Когда Шеффилд узнал обо всем Чарльстон маленький город, и тайны в нем живут недолго, меня обвинили… в попытке изнасиловать Франческу, и я был арестован. Мой отец отправился к капитану с пресловутой оливковой ветвью он знал всю правду и, хотя был в ярости, когда узнал о моих отношениях с прелестной мистрисс Шеффилд, не мог вынести, что меня обвинили в таком преступлении.

Дункан замолчал, разгребая угли палкой, и Фиби заметила, к своему бесконечному изумлению, что уже стемнело.

— А Франческа не пыталась тебя защищать? — спросила она после длительного молчания.

— Конечно. Но Шеффилд избил ее хлыстом, как рассказывала Бесси, которая в то время была у них кухаркой, и запер ее в комнате, чтобы она размышляла о возмездии за грехи. Меня потащили к судье к несчастью, близкому другу капитана, и никакие мольбы и уговоры моего отца и Франчески не могли изменить хода событий. Меня привязали к столбу на окраине города, воздвигнутому специально для этой цели и высекли. Когда я потерял сознание от боли, Шеффилд приказал полить меня холодной водой и продолжил истязание. Он, вероятно, убил бы меня, если бы не вмешались мой отчаявшийся отец, брат и их друзья.

Прежде чем заговорить, Фиби молчала несколько секунд, подавляя очередной приступ тошноты. Вся эта сцена ярко пылала перед ее внутренним взором, хотя это произошло тогда, когда человек, сидевший перед ней, был еще мальчишкой. Затем она спросила: — Почему они не вмешались раньше?

— Шеффилд был капитаном армии его величества, — сказал Дункан. — Помимо этого, он имел поддержку в лице судьи и десятка солдат, которые помогли ему привести приговор в исполнение. Моего отца, брата и остальных могли бы повесить за то, что они сделали явились на место расправы с мушкетами и шпагами и потребовали, чтобы меня освободили, но они все равно пошли на риск. Слезы жгли глаза Фиби и щипали горло.

— Что было потом?

— Лукас, мой старший брат, отвязал меня от столба, я был почти без сознания и весь окровавленный, как ты можешь представить, и меня подняли на лошадь отца. С ним, прижавшим меня к груди, я доехал до дома. — Голос Дункана был глухим и отчужденным. — Помню, что он рыдал.

— А твоя мать?

— Она была в истерике: перед ней был ее милый мальчик, залитый кровью с ног до головы. Но вскоре она справилась со своими чувствами. Со временем я поправился, а несчастная Франческа была с позором отправлена в Англию. Капитан, как я слышал, получил чин майора и храбро сражается за короля и свою страну.

Буря не только не ослабевала, а наоборот, бушевала все сильнее, пригибая верхушки деревьев над их головами, завывая в сумерках, как полчища духов, ищущих убежища в своих могилах.

— И ты продолжал жить там в Чарльстоне после того, что с тобой сделали?

— Да, пока мои политические взгляды не настроили отца против сына и брата против брата. Но я стал блудным сыном после альянса с Континентальной Армией, а не после инцидента с капитаном Шеффилдом.

В слове «инцидент» Фиби почувствовала неприятную двусмысленность.

— Ты хочешь сказать, что твой брат и отец тори? — спросила она, не в силах скрыть свое удивление.

— До мозга костей, — ответил Дункан без злобы. — Сестра сообщила мне, что, после того как я забрал свою долю наследства, которое наша бабушка оставила Лукасу, Филиппе и мне, и снарядил судно, она построила часовню и молится каждый день, чтобы я осознал свои заблуждения, перестал быть изменником и пиратом и мирно выращивал хлопок. Или, по крайней мере, помог подавить этот ужасный бунт.

— О Дункан! — пробормотала Фиби, потрясенная тем, что должен означать этот разрыв для него и его семьи. — Они ненавидят тебя Лукас и твой отец?

— Нет, — сказал он странным голосом, пряча лицо в тени. — Правда, возможно, им было бы лучше меня ненавидеть. Хотя они верноподданные короля и я их не виню, поскольку с обеих сторон сражаются как хорошие и честные люди, так и подонки, но мои действия должны были вселить в них подозрение. Я не жалею ни о чем, кроме боли, которую причинил им.

Больше говорить было не о чем. Фиби пододвинулась к Дункану, накрыла его своим широким мягким плащом, и они пролежали всю ночь у костра, обнявшись, но не занимаясь любовью.

К утру шторм затих и бирюзовое море снова было безмятежным под безоблачным небом. Дункан и Фиби позавтракали ягодами и кокосом, собрали свою не до конца просохшую одежду и оделись. Затем Фиби стоически забралась в каноэ, снова уселась на свернутый плащ, и Дункан оттолкнул крошечное суденышко от берега, направив его навстречу волнам.

Ближе к вечеру Дункан заметил на горизонте корабль для Фиби это была всего лишь темная точка, которую она бы вовсе не заметила, если бы ей не показали на нее, и они снова направились к берегу, в укромную бухту. Оказавшись среди буйства и изобилия тропической растительности, Фиби сплела венок из благоухающих белых и розовых цветов, похожих на орхидеи, и украсила им голову.

Дункан, не обращая на нее внимания, наблюдал за кораблем, пытаясь понять, не направляется ли он на остров.

— Нам еще не пора кричать «Англичане идут, англичане идут» ? — спросила Фиби. Она как будто поглупела от страха, но легкомыслие пошло ей на пользу: благодаря ему все происходящее стало больше напоминать игру, чем смертельно опасную ситуацию.

— Нет, — ответил Дункан без тени юмора в голосе, даже не взглянув в ее сторону. — Мы будем держать рты на замке и молиться небесам, чтобы нас не заметили.

Фиби уставилась на точку, маячившую на горизонте. — Как они могут нас заметить? — спросила она.

— Может быть, через подзорную трубу? — предположил он язвительно.

— А! — вымолвила Фиби и добавила после паузы: — А, собственно, кто они, если не англичане?

— Это пиратский корабль, — сказал Дункан. Он уже спрятал каноэ, и они следили за морем из рощицы жутковатого вида деревьев, с ветвей которых свисал мох, но тревога все равно не оставляла его. — Судя по тому, как мне везло в последнее время, это наверняка Морно, и он, вероятно, следил за нами задолго до того, как мы его заметили.

Фиби проглотила комок. Ее опыт подобных ситуаций ограничивался просмотром «Пиратов Пензанса» в исполнении гастролирующей труппы, поездкой в Диснейленд и парой любовных романов. Она надеялась, что такое положение вещей сохранится и дальше.

— Ну, по крайней мере, на этот раз я не виновата, — сказала она с жалкой улыбкой.

— Нас бы не было здесь, если бы не ты, — ехидно заметил Дункан.

Фиби оставила эту тему и стала ждать, прикусив губу и глядя на далекий корабль. Она не могла сказать, удаляется он или приближается, а спросить Дункана не решалась.

Наконец, корабль исчез в ослепительной дымке солнечного сияния.

— Уплыл, — сказала Фиби, поправляя венок, сползший ей на глаза. — Теперь мы можем не беспокоиться.

— Спасибо, — откликнулся Дункан, — но позволь мне побеспокоиться еще немного. Возможно, Морно отвел корабль за остров, надеясь нападением с тыла застать нас врасплох.

— Даже к тебе судьба не может быть такой злопамятной, — сказала Фиби. Она устала, хотела искупаться, ее терзала головная боль, а аспирин будет открыт не раньше, чем через сто лет. Она была не в таком состоянии, чтобы справиться с пиратами.

— Не будем рисковать, — ответил Дункан, взял ее за руку и увлек еще глубже в джунгли, где со всех сторон над головой чирикали, щебетали и порхали птицы.

Фиби старалась не отставать от Дункана, свободной рукой придерживая венок.

— Чем ты не угодил этому типу, что он преследует тебя с таким упорством? — спросила она, задыхаясь.

— Например, я раз или два отбирал у него груз, — ответил Дункан, не останавливаясь. — А однажды у Берега Слоновой Кости сжег его корабль до ватерлинии.

— О, черт! — выразительно сказала Фиби.

— Вот именно, — ответил Дункан.

Он оставил ее на берегу ручья, приказав ждать и сидеть тихо, пока он не вернется. Единственной причиной для его отлучки было, как он заявил, желание осмотреться. И все должно быть в порядке.

И все было бы в порядке, если бы Фиби не закричала. А закричала она только из-за обезьяны, которая с визгом спрыгнула с дерева прямо ей на колени. Но ни англичане, ни пираты не появились, потому что они были слишком далеко. Из джунглей появилась группа туземцев, их было двенадцать в шрамах и татуировках, одетых в набедренные повязки и с копьями в руках. Они глазели на Фиби, которая только что прогнала обезьяну, показывая друг другу на ее одежду, которая казалась им крайне причудливой, и на ее венок.

Сердце Фиби глухо застучало в груди. Она думала о крабах, которых они с Дунканом ели вчера вечером, о каннибалах с гигантскими кипящими котлами и о божественном возмездии. Если Бог заботится о воробьях, подумала она истерически, то, наверно, он присматривает и за ракообразными.

— Дункан! — пропела она еле слышным голосом, который он никак не мог услышать. На большее у нее не хватило дыхания. — О Дунка-ан!

Один из туземцев упал на колени, сжимая копье крепкими темными пальцами. Его примеру последовал следующий, еще один и еще, пока все они не оказались коленопреклоненными. Они начали скандировать:

— Дуун-кан! Дуун-кан!

— О Господи! — прошептала Фиби, закрывая рот рукой.

Они разом встали не без изящества и, продолжая петь, окружили ее. В горле Фиби зародился крик и там же умер, будучи слишком слабым, чтобы вырваться из ее рта. Затем, как актеры в плохом фильме о, если бы это только оказалось фильмом, пусть самым никудышным! туземцы подняли Фиби на свои плечи, как футбольного тренера, который только что привел свою команду к победе.

— Дункан! — закричала Фиби.

— Дуун-кан, Дуун-кан! — скандировал ее конвой, неся ее через джунгли и ни разу не оступившись.

Туземцы принесли ее в деревню, круг хижин посреди поляны и поставили на большой камень, который, как надеялась Фиби, не был алтарем для жертвоприношений. Мужчины, очевидно, решили, что она какая-то богиня, но женщины, одежды на которых было немногим больше, чем на их мужьях, явно были не столь очарованы. Они все ходили и ходили вокруг камня, указывая на Фиби пальцами и усмехаясь. Сильный пол рассердился на такое неуважение, что привело к яростной перебранке. В воздух поднялись тучи пыли, на деревьях заголосили птицы.

Во время спора, сопровождавшегося громкими криками и энергичными жестами, Фиби попыталась улизнуть, но ее заметили и почтительно вернули на трон, расположенный в самом сердце боевых действий.

Женщины в конце концов угрюмо подчинились, и мужчины завели вокруг Фиби хоровод. У нее так кружилась голова, что она едва не падала в обморок. Без сомнения, туземцы размышляли, как наилучшим образом почтить такое странное божество. Они прикасались к ее коротким волосам, заглядывали ей в глаза и, возможно, стали бы рассматривать ее грудь, если бы она не сложила руки и не произнесла импровизированное заклинание.

Это была всего лишь строчка из старой песни «Битлз» первое, что пришло Фиби на ум, но, произнесенная властным тоном, она, должно быть, произвела сильное впечатление, потому что племя поклонников слегка отступило и более не осмеливалось давать волю рукам. Фиби удерживала дикарей на расстоянии огненным взглядом, на который с течением времени у нее оставалось все меньше и меньше сил. Ей нужно было в туалет, Дункан что-то не спешил на выручку, и кто знал, что эти люди делают со своими богинями, может быть, сжигают их на кострах? Бросают их в действующие вулканы? Было очень подозрительно, что, кроме Фиби, здесь отсутствовали какие-либо иные божества, а, как известно из истории, эта профессия всегда отличалась высокой смертностью.

На закате туземцы разожгли огонь и попытались скормить Фиби нечто, что выглядело и пахло как кишки крупного животного. Она их, отогнала произнеся суровым голосом все песни из последнего альбома Элтона Джона. Однако неизвестно было, сколько времени этот фокус будет действовать. Рано или поздно она не справится с натиском.

Неожиданно в чаще раздался громкий треск, и у Фиби заныло сердце. Дункан наконец-то пришел ей на помощь. Она целый год будет чистить его башмаки и постарается больше не раздражать его своим жаргоном двадцатого века… Жители деревни поспешно бросились за копьями, и Фиби затаила дыхание. Дункан, в конце концов, был только один, и, каким бы хитроумным он ни был, он не сможет взять верх над этой толпой, вооруженный всего лишь старинным пистолетом. Затем из-за деревьев вышел человек, и Фиби едва не прокричала предупреждение, но захлопнула рот, с ужасом поняв, что это не Дункан. Это был страшный длинноволосый пират с лицом цвета кукурузной муки и изуродованным, будто откушенным, носом. Он носил высокие ботфорты, полосатую фуфайку и золотое кольцо в ухе, и Фиби оценила бы, насколько хорошо он справляется со своей ролью, если бы не повалилась на землю в обмороке.

Она пришла в себя чересчур быстро и обнаружила, что пришелец разговаривает с туземцами на их языке. Теперь он был окружен другими пиратами зубы у всех до единого были плохими, если не отсутствовали вовсе, и они явно причинили много огорчений своим матерям. Состоялся обмен деньгами Фиби ошеломленно подумала, во сколько оценивалась в те дни добрая богиня, и затем ее потащили сквозь джунгли.

Она подумала, не стоит ли сопротивляться, но решила, что такая попытка будет тщетной, если не откровенно глупой, и попыталась придумать план бегства. На ум ничего не приходило, но эти усилия удерживали ее от паники по крайней мере, до тех пор, пока ее не подняли на борт вонючего корабля и бросили, как балласт, в трюм.

К тому времени Фиби была уверена, что Дункан не спас ее, потому что уже мертв или его держат в плену где-то здесь же, на корабле.

Нет! Она постаралась привести в порядок свои отчаянные, разбегающиеся мысли. На самом деле она не знает, где находится Дункан, и что с ним случилось. Что-то наверняка случилось, и едва ли хорошее. Только одно было абсолютно ясно: если она хочет чем-то помочь ему, то должна сперва помочь себе.

ГЛАВА 8

Фиби сидела во тьме, чувствуя себя Ионой во чреве кита, но не имея радостной перспективы оказаться через три дня на каком-нибудь далеком берегу живой и невредимой. Она скорчилась почти как эмбрион, подтянув колени к подбородку и крепко обхватив руками колени, делала медленные, неглубокие вдохи, как существо, впавшее в спячку, и прислушивалась к размеренному стуку сердца, чтобы не думать, что случится, когда она неизбежно предстанет перед Морно.

Царапающий звук у двери прервал ее медитации, и она в немом ужасе подняла голову. Кожа мгновенно стала липкой от пота. Заскрипели петли, раздалось приглушенное проклятье. В дверной проем хлынул свет, на фоне которого появилась гигантская фигура.

— Ради Бога! — прошипел знакомый голос. — Не кричи!

— Дункан! — Фиби едва могла этому поверить, она решила, что у нее галлюцинации. Тем не менее она неуклюже поднялась на ноги и, шатаясь, направилась к нему, спотыкаясь о ящики и мотки каната, и из ее горла непроизвольно вырвался дрожащий стон.

Дункан обнял ее и крепко прижимал к себе несколько секунд, и тогда Фиби поняла, что он настоящий, и чуть не умерла от облегчения. Над головой громко шумели люди Морно.

— Как ты сюда попал? — прошептала Фиби, ухватившись за рубашку Дункана обеими руками и позволив себе стать слабой и беззащитной. Позже она всегда сможет отрицать это.

— Неважно, — ответил Дункан. — Нужно выбираться отсюда.

Фиби находилась в глубоком потрясении и до этого мгновения не замечала, что его одежда мокрая, а сам он пахнет водорослями и солью.

— Неужели ты приплыл сюда?!

— Приплыл, и тебе придется плыть, — ответил Дункан, выводя ее из трюма в узкий проход.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19