— Я так мечтала об этой свадьбе, — призналась Мила, не глядя на стилиста, — думала, что всё будет необычно, красиво, торжественно…

— А получилось всё, как всегда, — подхватил дядя, — те же пьяные морды, только популярные, обожравшиеся телеведущие, которые обычно сидят на диете, традиционные крики «горько», хотя и жених и невеста хотели бы просто отдохнуть…

— Да нет, я не об этом, — досадливо поморщилась Мила. — Да ты и сам знаешь, сколько сил я потратила, чтобы дойти до этого дня. Ради Павлика я пошла на такие поступки, что даже вспоминать стыдно! И вот теперь чувствую только разочарование, хотя, по сути, должна радоваться. Ведь моя мечта сбылась: я получила Пашку!

— И денежки его отца, — добавил Саша, вытащив из пустого бокала оливку и сексуально облизав её.

Он всё ещё надеялся, что неподалёку стоит тот самый симпатичный смуглый официант с тугой попкой, и наблюдает за ним. С тем мальчиком в доме Резников на новогоднем празднике он прокололся, но этот — точно гей!

Мила вздохнула. Этот день должен быть лучшим днём в её жизни, так почему же ей так грустно? Почему кажется, что она обманула всех, и себя в том числе?

— Пойду к мужу, — она встала с качели. — Мы же всё-таки новобрачные…

Саша игриво помахал ей вслед ухоженными пальчиками, и наткнулся на взгляд того самого официанта.

Жанна брезгливо доставала свою одежду из шкафа. Ну как она могла носить такие вещи? Эта розовая кофточка в рюшах, а эти джинсы со шнуровкой на боку! А платье… Ужас! Хотя, впрочем, платье она носила во время беременности, а всем известно, что вещи для беременных женщин очень редко их красят.

И, если смотреть правде в глаза, вещи были совсем уж не так и плохи: все красивые, известных лейблов, практически новые, модные. Немаловажную роль в этом играл психологический фактор: Жанна решила сбросить с себя кожу Ирины, как змея во время линьки. Она захотела возродиться, как птица Феникс, обновлённой, но всё той же Жанной.

И, самое ужасное, не могла. Она не нащупала грань между Ириной и самой собой, той, которая была до того, как стала Ирой.

Жанна выучила все пункты из своего списка, который продолжал пополняться, но всё равно этого было мало для того, чтобы вернуться в прежнее обличье.

А ещё было то, чего так не хватало Жанне. Она даже не смогла убить эту сволочь, назвавшуюся её мужем! Не смогла отключить его от электропитания, хотя он причинил ей столько зла. Но почему-то Жанне было жаль его, несмотря ни на что.

Жанна считала, что это в ней говорит Ирина. Потому что настоящая Жанна не любила людей, вызывающих у неё жалость, и не жалела их!

А Ирину следует заткнуть, пусть она молчит. В жизни Жанны больше нет места Ирине!

И всё-же возвращение к прежней жизни давалось ей очень нелегко. Жанна перестала брать заказы на создание талисманов, потому что сочла это недостойным занятием для себя, настоящей.

Надежда несколько раз приходила, умоляла её, просила, подняла процент в два раза, но Жанна была непреклонна.

Она уже знала, что будет делать дальше, и теперь готовилась к этому. Ей нужно быть во всеоружии, когда она вернётся в Семью. Ей нужно забыть о нежности и кротости Ирины, и снова стать воинственной и сильной Жанной. Всё это требует времени, того, чего у неё нет. Жанна физически ощущала, что время работает против неё, что каждый день отдаляет её от настоящей жизни. Ей нестерпимо хотелось вернуться обратно домой, но приходилось сдерживать себя.

— Я ещё не готова, я пока не готова, — твердила она себе, шагая по комнатам, так что нянечка просто шарахалась от неё в ужасе.

Жанна подозревала, что женщина давно бы уже оставила эту работу со странной хозяйкой, которая, верно, сошла с ума и называет себя не Ириной, а Жанной. Но она слишком хорошо ей платила, и они нужны были друг другу. Жанна не могла одна справиться с дочерью, во-первых, потому что была слишком молода и неопытна, а во-вторых, потому что ей теперь постоянно требовалось одиночество.

Этот ублюдок Мальчик, покупая фальшивый паспорт для неё, указал, будто ей 23 года. А на самом деле — Жанна это точно знала — ей совсем недавно исполнился 21 год. Совершеннолетие по-американски. И она не успела отметить свой день рождения, потому что была Ириной на тот момент.

— Ну, ничего, — пробормотала она, кормя Полинку грудью, — у меня в жизни будет ещё много дней рождения. Я теперь буду отмечать каждый из них, и наверстаю упущенный!

Полина забеспокоилась и уставилась на мать мутными голубыми глазёнками.

Жанна мгновенно растаяла под этим взглядом. Теперь в целом мире у неё был только один человечек, ради которого она должна выжить и выстоять. Иначе она и не стала бы бороться с судьбой.

— Вообще-то я на минуточку, твоя жена, — бушевала Мила, — и ты должен проявлять ко мне уважение.

Вернувшись в дом, она нашла новоиспечённого мужа пьяным в стельку. Ну или не совсем в стельку, потому что Павел всё-таки мог разговаривать.

— А ты, наверное, думала, что у нас будет романтическая ночь? — он ухмыльнулся и пьяно икнул.

— Ты мне противен, — повысила голос Мила.

— А — ну, иди сюда, любимая жёнушка, — Павел попытался подняться с огромного дивана, на котором он полулежал, но не смог, и разочарованно дотянулся до полупустого графина с анисовой водкой.

— Хватит пить, — Мила вырвала у него из рук графин. — Мы женаты, разве ты ещё этого не понял?

— Понял, — кивнул муж и опустил голову. — Уйди, пожалуйста, — внезапно попросил он совсем другим тоном. Дурашливости в нём не было и грамма. — Мне надо побыть одному. Обещаю — только сегодня, ладно? Завтра всё будет иначе. Сегодня я хороню свою последнюю надежду. Уйди, а?

— Опять Жанна? — вызверилась жена. — И сколько ещё это будет продолжаться? Ты же сам сделал мне предложение, помнишь?

— Я прошу тебя уйти, — твёрдым тоном попросил Павлик. — Повторяю, это только сегодня. Завтра я буду другим. Тебе не придётся жаловаться на меня, обещаю. Я признателен тебе и очень благодарен. Ты очень помогла мне.

— Но ты меня не любишь, — уныло закончила Мила.

— Люблю, — Павлик вскинул голову. — Я уже научился любить тебя, правда. Но мне нужна сегодняшняя ночь, чтобы окончательно попрощаться с НЕЙ…

Мила изо всех сил швырнула графин в стену, жалея, что не может вот так же швырнуть его в голову Павла, чтобы выбить из неё все воспоминания о Жанне. А потом развернулась и выскочила из комнаты, решив про себя, что на свадьбе слишком много симпатичных парней, чтобы провести первую брачную ночь в одиночестве.

— Я занят, — резко ответил Тофик. — И вообще, я же просил тебя не звонить!

Он отключил телефон и в сердцах бросил его на заднее сидение машины. Он злился на неё, но больше — на себя. В конце концов, Настя не виновата, что является племянницей Резника. Так же, как не виноват Тофик в том, что его отец — лидер азербайджанской ОПГ, которую почему — то, вслед за дядей Маликом, называет Семьёй. Хотя вовсе не почему-то: их группировка — не обычная банда, шайка, в привычном смысле слова, а община, где все — родственники. Отсюда и название — Семья. Здесь каждый знает друг друга, даже обычные «чёрные» рабочие.

Но сейчас речь не о них. Рафат потерял зрение, и очень мало надежды на то, что докторам удастся восстановить его. Отец уже месяц в Швейцарии, отдыхает от дел, у него даже телефон частенько отключен.

Остаётся Тофик — именно он, по законам Семьи, должен взять руководство Семьёй на себя. Именно на него смотрят люди, те, которым доверял Малик, а вслед за ним Шахид. Доверенные лица ждут от него указаний. А что он может сделать? Он всегда был против войны с Резником. Как говорится в русской пословице, худой мир лучше доброй войны.

Отец и так наломал дров, теперь Тофику остаётся подчищать за ним. Резник перестал принимать удары, и стал отвечать на них, после того, как отец совершил очередную ошибку с похищением сына олигарха.

А тут ещё призрак Жанны! Она же умерла, её похоронили, неподалёку от Малика.

Тофик уже поверил, что это была не она, а просто похожая на неё женщина. Но иногда, нет — нет, да и проскользнёт у него подозрение: а что, если Жанна инсценировала свою смерть? Что, если ей просто захотелось, чтобы её оставили в покое?

Вдобавок ко всему в личной жизни у него был полный аут.

Он любил Настеньку, но с отчаянием понимал, что не может быть у них ничего общего. То-же самое было и у Жанны с Павлом, и вот как оно всё кончилось. Быть Ромео и Джульеттой под вторым номером, после Жанны с Павлом, ему не хотелось. Ничего хорошего из их любви не получилось, и у Тофика с Настей тоже ничего не получится. И как он сразу этого не понял?!

Если Настя выйдет за него замуж, ему придётся привести её в Семью, но это не страшно. Страшно то, что она сможет докладывать обо всём, что происходит в общине, своему дяде. И Тофик никогда не сможет уличить её в этом. Ведь не станет же он запрещать ей видеться с Резниками, и звонить им!

Мало того — его отец никогда не позволил ему жениться на ней, чтобы не допустить предательства со стороны Насти. Даже если она будет молчать, как рыба, всё равно при малейших неудачах в Семье на неё будут показывать пальцем, и обвинять именно её. Что же это будет за жизнь?

И — сам Резник не позволит Насте выйти замуж за него, сына лидера ОПГ. То —же самое было и с Павлом, и у Резника наверняка до сих пор волосы на голове дыбом встают от воспоминаний!

Тофик заскрипел зубами. И куда он смотрел, где была его голова, когда он делал предложение Настеньке? Позарился на её аппетитную упитанную фигуру, просто привык к ней?

И правильно говорят, что история повторяется! Тофик теперь чётко и ясно видел, что ничего хорошего из их дальнейших отношений с Настей получиться не может.

Кто знает, на что способен Резник? Он уже наказал Рафата за похищение собственного сына, наказал бы и Шахида, кабы тот перед этим не попал в аварию. И кто знает, не благодаря ли Резнику случилась та автокатастрофа, в которой чуть не погиб отец Тофика? И неизвестно, что ещё предпримет Резник, чтобы не допустить брака Тофика и Насти. Может быть, совершит покушение уже на Тофика? Так же, как Малик когда-то хотел убить Павла?

Но ему хотелось жить. И даже ради Настеньки он не был готов отказаться от того, что имел. Ведь Жанна даже ушла из Семьи, чтобы быть рядом с Павлом, и, тем не менее, у них ничего не вышло! Как много девушек хороших, а тянет что-то на плохих, пришло ему в голову.

Он потёр покрасневшие глаза. Настя звонила уже который раз, она ничего не понимала, сердилась, обижалась. В самом деле, когда он уже сделал ей предложение и даже подарил кольцо, вдруг пропал!

Но так будет лучше для них обоих. Настя забудет о нём, а он забудет её. На данном этапе никак нельзя вступать в очередной конфликт с Резником. В Семье наступили чёрные времена. Надо думать о том, чтобы наладить оборот денежных потоков, а не о борьбе с могущественным Резником.

Тофик ясно понял, что тот, если бы захотел, уже давно мог бы просто раздавить их, как клопов. Почему он не сделал этого с самого начала — оставалось загадкой. Тофик был далёк от мысли о благородстве Резника. Может быть, у него просто руки не доходили? Может быть, ему казалась мелкой эта распря, особенно после того, как он спас своего сына, убив бывшего лидера группировки?

Тофик не стал озадачиваться ответом на этот сложный вопрос. И предпочёл сегодня же созвать всех приближённых к Шахиду людей и взять на себя смелость сообщить от лица отца о том, что война с Резником временно прекращена. Семье следует укреплять экономические позиции.

Тофик взглянул на фотографию улыбающейся Настеньки, и сложил её пополам. Порвать снимок у него не хватило духа.

— Ух ты, — завистливо протянул Кравчук, разглядывая браслет на руке племянницы.

Мила с удовольствием крутила им перед носом стилиста. Браслет радостно брызгал в разные стороны бриллиантовым блеском и алел рубинами.

— Муж подарил, — сообщила Мила, с утра пораньше прискакавшая к Саше.

— Так у вас, мамочка, полный консенсус? — подмигнул он ей.

— Ага, коитус, — в том же шутливом тоне подтвердила Мила.

Они с Павликом только что прилетели с Сейшельских островов, где проводили свой медовый месяц. Правда, месяц этот ограничился десятью днями: новобрачный деловито сообщил, что выходит на работу. Он передумал возвращаться в благотворительный фонд, к матери, и решил пойти в юридический отдел «Терра — нефть», куда давно звал его отец.

Во время медового месяца Павел был чрезвычайно предупредителен, вежлив и щедр: каждый день в их бунгало специально для Милы доставлялся роскошный букет каких-то диковинных, экзотических цветов. Они наполняли чудным ароматом их уютный домик, и, кажется, даже способствовали тому, что Павел каждое утро набрасывался на молодую жену с утроенным желанием.

Мила поняла, что призрак Жанны больше не висит над ней дамокловым мечом. И уже никогда не будет висеть. Павел вёл себя идеально, как и полагается новоиспечённому мужу. Утром они занимались любовью, завтракали в основном фруктами и соками, и купались в океане, дурачились, валялись на белом нежном песочке.

Потом возвращались, обедали, спали, или отдыхали, сидя в тенёчке в шезлонгах. Иногда перекидывались с другими отдыхающими партеечкой в шахматы или нарды. То есть, играл Павлик, а Мила наблюдала. Единственное, во что она умела играть, это в карты. А приличное общество, как она точно знала, в карты не играет.

Потом плескались в бассейне, который был расположен в метре от входа в их бунгало, пили коктейли и опять занимались любовью.

Вечером шли на дискотеку, которая устраивались специально для молодёжи, сидели в ресторанчиках на берегу, танцевали… Павел нежно прижимал Милу к себе, и она поверила, что теперь он полностью и безраздельно принадлежит только ей.

А ночью опять любили друг друга — сумасбродно, как бывает только в юности и только по большой любви. Впрочем, Мила догадывалась, что так ещё бывает, когда человек изо всех сил отгоняет от себя тени прошлого и старается доказать самому себе, что настоящее — прекрасно! Но она предпочла не развивать дальше эти мысли.

В первый же день их приезда Павел подарил ей роскошные серьги с рубинами. А в последний день — этот самый браслет, которым она хвасталась перед дядей. Он потрясающе подходил под серьги с рубинами, и обручальное кольцо, в котором тоже были рубины, и очень нравился его обладательнице.

— Ты похудела, что ли? — завистливо поинтересовался Кравчук.

В последнее время у него что-то появился животик, и второй подбородок. А Мила выглядела чудесно: свежая, загоревшая, похудевшая и даже помолодевшая.

— Да? — обрадовалась она. — Возможно! Знаешь, Павел меня мучил сеансами любви по три раза на дню!

— Везёт тебе, — вздохнул Кравчук.

После того официанта в греческом доме Резника у него не было ни одного любовника.

Мила вдруг посерьёзнела.

— Даже не знаю, что сказать, — пожаловалась она, отложив браслет в сторону. — Вроде бы всё хорошо, я добилась Павла, и он без ума от меня. Ну, или делает вид, что без ума. И теперь я могу попросить деньги у него на свой новый альбом, и могу заняться поиском авторов и музыкантов, правильно? То есть я реально могу сделать себе ошеломляющую карьеру. Но почему же меня всё это не радует?

Саша перестал думать об отсутствии любовников и уставился на Милу, внимая каждому её слову.

— Почему же у меня такое чувство, будто всё это не моё, будто я заняла чужое место, и всё это досталось мне по ошибке? — продолжала она.

Стилист хмыкнул.

— Может, потому, что ты столько сил положила на этот алтарь, что уже и счастью своему не веришь? — предположил он.

Мила покачала головой.

— Ну тогда… тогда, мамочка, есть ещё одно объяснение: ты и вправду обманом заняла чужое место. И оно всю жизнь будет обжигать тебе задницу, и напоминать о том, что твой шесток — вовсе не этот, и что когда-нибудь тебя с него скинут, а это место займёт та, которой оно по праву принадлежит…

Жанна, одетая в новую шубу из щипаной норки белого цвета, которая очень шла к её выкрашенным в чёрный цвет волосам, стояла у могилки отца.

Возле неё была установлена стела, на которую и смотрела Жанна. Она положила на могилу отца букет белых кал, и он трогательно колыхался на холодном зимнем ветру.

— Вот и я, папочка, — прошептала она, чувствуя, как одинокая слезинка поползла из уголка глаза по щеке.

Но она не торопилась утирать её. Наоборот, позволила, чтобы из другого глаза потекла ещё одна слезинка.

Это было удивительно чувство: Жанна с детства не умела плакать. Ей никогда этого и не хотелось. И, только после того, как она была вынуждена уйти от Павла, тогда ей очень хотелось заплакать. Но она себя сдержала. Она же — дочь Малика, не пристало ей плакать! Она — сильная женщина, которая не плачет!

А теперь ей даже не было стыдно за то, что по ещё щекам несутся слёзы, убыстряя свой путь. Это достижение не Жанны, Ирины.

Но она поумнела. Она теперь не пытается полностью исключить из себя Ирину. Жанна старалась постепенно приучать себя к мысли, что Ирина — вовсе не враг ей. Что это просто определённое состояние её организма. И что, может быть, даже вовсе не плохо, когда ты из одной женщины превращаешься в другую, и в тебе живёт не одно существо женского пола, а сразу два?!

Но всё это были игры разума. А на деле Жанна частенько срывалась, хоть и пыталась поддерживать любовь и уважение к себе, несмотря на то, кем она являлась на данный момент — самой собой или Ириной. И, потом, кто бы мог сказать ей правду: какая она на самом деле? Правда ли именно она — Жанна, а Ирина — это приграничное состояние?

Она совсем запуталась в этих терминах, потратила массу сил, чтобы изгнать из себя ту женщину, которой она была, живя вместе с Мальчиком. И всё-же смирилась. Вернее, сделала вид, что смирилась. Это было легче всего, потому что иначе настоящая Жанна могла бы просто сойти с ума.

Таким вот нехитрым образом она пыталась обмануть саму себя, временно примирившись с Ириной. Потом, когда она станет крепче, сильнее, когда поймёт, что она уже способна вступать в борьбу с самой собой, тогда она постарается изгнать Ирину. Если захочет.

Жанна приехала в Москву вчера. С помощью Надежды, которая «подмазала», кого надо, она продала роскошный дом, в котором жила с Мальчиком, прописав того в крохотную домушку — развалюшку на окраине города, в котором они жили.

Цена, за которую Жанна выставила дом, была просто смехотворна. Ей хотелось уехать как можно скорее, именно поэтому она продала его очень дёшево. Жанне требовались деньги, хотя бы на первое время в столице.

Она была твёрдо намерена вернуться домой. В первый же день приезда Жанна сняла квартиру, а сегодня с утра нашла нянечку для Полинки. В обоих агентствах — недвижимости и по подбору домашнего персонала — она заплатила, не торгуясь. Пока что денег ей хватит, а там она разберётся, как лучше преподнести своё возвращение, и вернётся домой. В настоящий дом, тот, в котором жила вместе с отцом. Тем более что после его смерти она — его главная наследница. Так что она довольно состоятельная женщина. Во всяком случае, она сделает так, чтобы Полина ни в чём не нуждалась.

— Видишь, папочка, как всё получилось, — Жанна наконец вытерла слёзы, потому что лицо замёрзло. — Я теперь собираюсь с силами, чтобы отомстить за тебя. Обязательно придёт момент, когда я смогу убить Мальчика. Мне просто нужно немного времени, понимаешь? Всё-же он был моим мужем, к тому же он отец моей дочери… Видишь, как всё получилось… Я никогда не думала, что любовь способна привести к ненависти!

Она постояла ещё немного, а потом повернулась, взглянула на мечеть, в которую когда-то ходила вместе с отцом, и медленно пошла по тропинке между могил по направлению к шоссе.

Жанна ненавидела себя за то, что влюбилась в Павла и не смогла совладать с этой любовью. А ведь, если разобраться, именно из-за неё, этой проклятой любви, погиб отец. Именно из-за неё она сама попала в такое положение, когда ей пришлось жить с человеком, виновным в смерти отца.

А в результате у неё вся жизнь пошла наперекосяк: она теперь не любит Павла. Мало того, она и его ненавидит и презирает. Он не смог найти её и вернуть, даже после того, как она написала ту записку, что уходит навсегда. Вот цена его любви! Он женится, вернее, уже женился, на Миле! Интересно, как бы он отреагировал, если бы она приехала на его свадьбу и поздравила бы новобрачных? Равнодушно мазнул бы по ней взглядом? Или упал бы на колени и стал молить о прощении? Надо же, какова ирония судьбы: её соперница приехала к ней же, чтобы заказать обручальные кольца! Но, насколько Жанна знала Милу, вряд ли та согласилась на простенький лунный камень. Наверняка заказала себе кольцо с громадным бриллиантом! Ну и пусть! Этот бриллиант будет погребальным камнем на могиле её брака с Павлом!

Жанна фыркнула и откинула со лба прядь волос. Эта стрижка очень раздражала её, но она догадалась хотя бы выкрасить волосы в чёрный цвет, свой натуральный. Так что теперь в зеркало ей гораздо легче смотреть на себя.

И всё-же, что ей теперь делать? Впрочем, на этот вопрос она ответила, не раздумывая: возвращаться в Семью, конечно же! Именно там находится её настоящий дом! Дом, который она предала ради своей несостоявшейся любви, на поверку оказавшейся такой мелкой и ничтожной. И от этого ей было ещё хуже. Было бы за что страдать — было бы не так обидно. Но знать, что всё это случилось из-за Павла, который оказался недостоин даже её мизинца! В голове у неё зашумело, кровь прилила к щекам. Волна бешенства накатила на неё, как раньше, в подобных ситуациях, когда она злилась.

Жанна постаралась успокоиться. У неё ещё будет время, мало того, у неё теперь очень много времени и возможностей наказать бывшего жениха.

И вообще, ей хотелось наказать всех: не только Павла, но и старшего Резника, Шахида, который настроил Семью против неё в тот момент, когда она была так уязвима, и особенно нуждалась в родственниках, Мальчика, который в своей больничной койке будет терпеливо дожидаться, пока Жанна созреет и сможет покончить с ним. Ту пустоту, которая образовалась в ней с того самого момента, когда она протягивала Миле эскизы свадебных колец и возвращала фотографию, Жанна пыталась заполнить ненавистью и местью. Это удивительным образом успокаивало и утешало её, и всё больше приближало к ней прежней. Внезапно она остановилась, увидев на одном из небольших могильных памятников своё имя. Надо же, её похоронили? Ах да, верно, Мила ведь что — то говорила о знакомой, которая так похожа на неё, и которая погибла от взрыва в машине… Жанна усмехнулась. Понятно теперь, почему Тофик так вытаращился на неё. Подумал, видно, что она с того света вернулась… А взрыв устроил Мальчик, кто же ещё. Хитрый, стервец! Чтобы не искал её никто, сделал так, будто она погибла! Жанна протянула руку и прикоснулась к холодному граниту. И увидела на своей руке перстень с малахитом, в виде виноградной лозы. Она медленно стащила его с пальца и положила на свою могилу. Перстень был ей теперь не нужен. Он принадлежал её прошлой жизни, а она похоронила то время, которое жила с Мальчиком! Ей не нужна ни одна вещь из этого омерзительного времени. Она хочет забыть, что занималась недостойным делом, какими — то камнями, считала, что камни меняют судьбу… Чушь какая!

Она вышла на дорогу и остановила первую же серебристую «иномарку».

— Куда едем, красавица? — поинтересовался молодой водитель. Глазки у него так и блестели, разглядывая девушку.

Жанна, не раздумывая, назвала адрес дома, в котором прожила много лет и была счастлива в Семье, с отцом. Там она чувствовала себя на своём месте.

Только там и было её место. И отныне будет всегда!

Она возвращается! И отныне её имя — Месть!