- В продаже пряностей нет ничего опасного, а целители должны уметь способствовать росту.
      - А ты хотел бы заняться и выращиванием, и продажей?
      - Как получится.
      - Дело в девушке... а, парнишка?
      - Так или иначе, мне нужны деньги, - Доррин старается отвечать уклончиво.
      - Поверь старой Рилле, целительство - не то ремесло, какое поможет пустить пыль в глаза девчонке. Да и кузнечное дело тоже.
      - И все же... - бормочет Доррин, уставясь в пол.
      - У меня есть семена пряностей, зимних сортов. Я даже не пробовала их выращивать. Думаешь, ты мог бы попробовать?
      Доррин медленно кивает.
      - Если они еще живы... думаю, да.
      - Сдается мне, ты один из изгнанников.
      Он поднимает брови.
      - Паренек, может, я не ахти какая целительница, но все-таки малость соображаю.
      - Так ты меня возьмешь?
      - Почему бы и нет? Мне всегда хотелось получить зимние пряности. А твой хозяин, он не против того, чтобы ты проводил время у меня? - прищурясь уточняет целительница.
      - Я с ним договорился. Буду приходить сюда по утрам.
      - А что ты рассчитываешь получить от меня?
      - Землю.
      - Надо же... но по крайней мере честно. Зачем тебе земля?
      - Мне хотелось бы получить участок возле пруда, чтобы кое-что строить. Я могу заплатить.
      - Хм... Все это интересно, но ты пока ничем не доказал, что вообще способен к целительству.
      Доррин встает и кладет посох ей на колени.
      - Тьма! - восклицает женщина, пробежав пальцами по темному дереву. Тебе не нужны никакие наставницы! Это ты вылечил ногу Квиллера? И спас Гонсарова мальчонку?
      Доррин кивает.
      - И при этом ты просишь меня об одолжении? Растолкуй-ка старой дуре, почему? - допытывается она, погладив тяжелое дерево и вернув ему посох.
      - У чужаков порой возникают трудности, которых не бывает у местных.
      - Ха! А ты смекалистый малый. Как тебя зовут?
      - Доррин.
      - Потом, небось, пойдешь в подмастерья еще и на лесопилку, чтобы выучиться на лесопильщика?
      - Нет, зачем... - острая вспышка боли тут же заставляет его исправиться. - Дело в том, что я хочу строить машины. Для этого нужно работать и с железом, и с деревом, но главное - нужны деньги. А мне хотелось бы обзавестись собственной мастерской и своим домом.
      - Но ты не хочешь, чтобы люди думали, будто от тебя исходит угроза?
      - Да какая от меня угроза!
      - Паренек, - тихонько смеется Рилла, - хоть ты такой скромный и такой вежливый, мне за всю мою долгую жизнь не случалось встретить более опасного человека.
      Доррин непроизвольно поднимает брови.
      - Но это не имеет значения. Я старая дура, и ты мне нравишься.
      LXI
      Закрыв дверь сарая, Доррин смотрит, как поднимающийся над дымоходом кузницы горячий воздух из горна тает в сером холоде ранней зимы. Потом с легкой усмешкой он глядит на потрепанную обложку книги, которую держит в руках. Книга озаглавлена "Целитель". По правде сказать, юноша вообще не ожидал, что Рилла окажется грамотной, а уж тем паче не чаял найти у нее какие бы то ни было книги. А людей недооценивать не стоит - ведь помимо книги старая целительница одарила его и кое-какими полезными советами.
      Заслышав на улице грохот колес, Доррин спешит в свою комнату, где оставляет книгу и посох. К тому времени, когда он, переодевшись в рабочее платье, подходит к дверям кузницы, фургон, влекомый двумя тяжеловозами, уже вкатывает во двор. На его стенке красуется эмблема дома "Фукс и сыновья". Возница подгоняет фургон к боковой двери кузницы, где уже собрались Яррл, Доррин и Ваос.
      - Он доставляет железо корабелам в гавань, - тихонько говорит Ваос.
      - От моря досюда конец неблизкий, да еще вверх по склону, - отзывается Яррл и кашляет, когда переменившийся ветер сдувает едкий дым из трубы в сторону двора. - Тем паче с грузом железных чушек в пятьдесят стоунов. Надо думать, мы у них на сегодня последние.
      Возница в овчинной куртке поверх заляпанной коричневой рубахи неторопливо слезает с козел.
      - Привет, Яррл. Нынешняя партия тянет на ползолотого.
      - Это на серебреник дороже обычного.
      - Тут уж ничего не поделаешь. Совет вовсю закупает железо, так что и Фукс, само собой, повысил цену. Будешь брать?
      - Разгружай. Я сейчас вернусь, принесу еще серебреник. Сунув кошель за пояс, кузнец направляется к крыльцу.
      - Эй! Сначала деньги, потом разгрузка.
      - Да брось ты... - Яррл сплевывает в угол между крыльцом и кузницей. Я тебя когда-нибудь надувал?
      - Ну, тебя я, положим, знаю... - бормочет возница.
      - Берись за мелкие железяки, вон с того краю, - говорит Доррин, глядя на Ваоса.
      - Что я, хиляк что ли?
      Доррин переглядывается с возницей.
      - Ладно, малый. Держи, - говорит тот, подавая Ваосу плоский брус.
      Его вес оказывается для паренька неподъемным. Ноги его подгибаются, так что Доррин едва успевает подхватить железяку.
      - Не стоит надрываться, Ваос. Железо - оно тяжелое.
      - А ты крепкий. Хоть с виду и не скажешь, - замечает возница, глядя на Доррина.
      - Это что! Видел бы ты, как он с посохом управляется, - похваляется товарищем Ваос.
      - А... ты из этих. Тогда понятно, почему ты к Яррлу прибился. То-то я гадал, как это кузнец свалил самого Нисо какой-то палкой.
      Доррин несет в кузницу железный брус, Ваос плетется за ним с охапкой тонких железных прутьев.
      - Что потолще - сюда, что потоньше - вот туда, - распоряжается Доррин, распределяя железо по полкам.
      - Да, мастер.
      - Я еще не мастер.
      - Почти что мастер.
      К тому времени, когда они возвращаются к фургону, Яррл, ворча про "грабеж среди бела дня", уже расплачивается за товар.
      Возница спрыгивает с фургона и тащит в кузницу еще пару брусков. Сделав несколько ходок, все вместе разгружают фургон, после чего малый в овчине закрывает заднюю дверь и задвигает засов.
      - Послушай, - обращается к нему Доррин, - сколько может стоить железный лист той же толщины, что эти тонкие прутья, и размером четыре на четыре локтя?
      - Точно не скажу, но в Битии листы пять на пять идут по серебренику. А зачем тебе такой здоровенный лист? Он ведь тяжелый.
      - Думаю, потянет стоунов на пятнадцать, а то и на все двадцать.
      - Вот-вот. Тут потребуется упряжка из шести лошадей, да три здоровенных мужика для погрузки. Короче, такое дело надо обговорить с Фуксом. Ну, до встречи, кузнец, - добавляет он, повернувшись к Яррлу.
      - Надеюсь, к следующему разу вы не взвинтите цены еще выше, - ворчит Яррл.
      - Времена нынче тяжелые, - отзывается возчик, пожав плечами. Говорят, Белые вытесняют аналерианцев в южный Спидлар. Грязные пастухи! он сплевывает на пожухлую, мерзлую траву. - Проклятые чародеи! Они друг друга стоят.
      Щелчок вожжами - и фургон, скрипя, трогается с места.
      - Вернемся к работе, - говорит Яррл, задвигая дверь в кузницу так, что остается лишь узкий проход. - Нужно еще закончить цепные зажимы для Блайгера. А ты, - он поворачивается к Доррину, - еще не раздумал строить тот двигатель?
      - Строить-то не раздумал, но пока еще не разобрался, какие нужны поршни.
      Яррл хмурится, будто впервые слышит подобное слово.
      - Может быть, будет лучше, если я сделаю два маленьких, по обе стороны от вала? Нужно только, чтобы они находились точно один против другого.
      - Поршни - это такие цилиндры? - уточняет кузнец.
      - Вообще-то они могут быть любой формы, лишь бы прочные. Но цилиндры вполне годятся.
      - Прочные, как пушечные стволы? - спрашивает Ваос.
      - А что, мастера, которые делают насосы, могут изготовить железные цилиндры?
      - Интересно, во сколько это обойдется? - размышляет вслух Доррин.
      - Ладно, - Яррл поднимает несколько железных прутьев и кладет их на полку. - Давайте уберем все лишнее, и за работу. Нам ведь не только Блайгеров заказ выполнить надо, но и доделать, что осталось для Гонсара. А перво-наперво, - тут он поворачивается к Ваосу, - нужна полная тачка древесного угля.
      - Сейчас привезу.
      - Зима нынче будет долгая, - бормочет кузнец, взяв одной рукой щипцы и потянувшись другой за штамповочным молотом.
      Доррин начинает орудовать рычагом мехов. Ваос возвращается с тачкой угля.
      "Долгая и холодная..."
      Ваос подкатывает тачку, и кузнец начинает засыпать уголь в горны. Доррин примечает еще несколько сброшенных возницей железных прутьев и убирает их на полку.
      LXII
      Обеденный стол накрыт на двоих, а на соседнем, маленьком, красуется бутылка вина. На столешнице из белого дуба лежит листок пергамента. Взяв его, Джеслек погружается в таблицы и цифры. Расчеты показывают, что для строящихся дополнительно десяти кораблей потребуется еще двадцать волшебников.
      - Я даже знаю, кто войдет в это число, - бормочет чародей. Держа в левой руке листок, он хмурится, размышляя о проблемах, создаваемых гармонией и упрямством Спидлара. Хотя, на первый взгляд, - какая может быть связь между гармоническим началом в магии и упертостью спидларских купцов? Сосредоточившись на этих предметах, он смотрит в зеркало, и из белого марева возникает образ рыжеволосого юноши с молотом и щипцами в руках. Джеслек не узнает его. Слышится стук в дверь, и изображение тает.
      Маг прячет листок в папку, а папку в шкаф. При этом он старается не прикоснуться ни к одному переплету, ибо книги укорачивают его жизнь. Затем Джеслек с улыбкой открывает дверь. На пороге, источая аромат трилии, стоит Ания.
      - Добрый вечер, дорогая.
      - Добрый вечер, Высший Маг, - губы Ании касаются его щеки.
      Он закрывает за ней дверь, но не запирает ее.
      - Ты не задвинул засов, - с улыбкой указывает она.
      - А зачем? - усмехается Джеслек. - Никакие замки не помешают подслушивать или подглядывать тому, кто достаточно силен в магии. В отличие от Стирола, я реалист. Как и ты. Иначе бы тебя здесь не было.
      - Вот как?
      Остановившись возле стола, он разливает вино в два бокала и протягивает один ей.
      - Ты очень сильна, дорогая, даже сильнее Стирола. Однако тебе понятно, что Совет едва ли выберет когда-нибудь женщину Высшим Магом.
      - А тебе, видимо, доставляет большое удовольствие ставить себя в двусмысленное положение? - взяв бокал, Ания бросает взгляд на стоящий у стены широкий диван и пленительно улыбается.
      - Дорогая, никому не под силу коснуться ни тебя, ни меня. Но даже ты и Стирол недостаточно сильны, чтобы справиться со мной. За тебя, дорогая.
      Джеслек поднимает бокал.
      - За Высшего Мага, - отзывается Ания, поднимая свой.
      LXIII
      - Холод - прекрасная возможность попрактиковаться в гармонии, бормочет Доррин себе под нос. Стужа юноше нипочем, его не смущает ни занесенный снегом по пояс двор кузницы, ни свисающие с крыши острые, как кинжалы, сосульки, однако долгая зима надоела даже ему.
      Доррин откладывает расчеты в шкатулку и, открыв другую, достает тетрадь с несколько претенциозным заголовком: "Размышления о Началах Гармонии". Это его заметки.
      "Посох может быть насыщен гармонией. Однако в силу закона сохранения Равновесия подобное сосредоточение гармонии неизбежно должно привести к тому, что где-нибудь возрастет хаос. Следовательно, чем больше усилие по концентрации гармонии в материальных объектах, тем больше в мире свободного хаоса..."
      Логика этого предположения представляется ему здравой и убедительной. Доррин потирает лоб, но, найдя, что сегодня ему нечего добавить к этим заметкам, убирает тетрадь и закрывает шкатулку.
      Слегка подкрутив фитиль лампы, он переносит ее на консоль возле кровати. Как жаль, что изделия практически никогда не получаются полностью соответствующими замыслу - во всяком случае сразу... Если допустить, что он сможет-таки (а это далеко не факт!) построить паровой двигатель, нельзя обойти вопрос о том, на какие деньги покупать материалы. Из шестнадцати золотых, полученных от Совета и вырученных от продажи двух замысловатых моделей, у него осталось чуть больше двенадцати.
      Правда, он прикупил железа, к тому же у него есть оставшийся от посоха лоркен и кое-какое другое дерево. Однако для двигателя, по самым скромным подсчетам, потребуется железа и меди золотых на двадцать. Это не говоря о подгонке, насосах и всем таком. А первый двигатель, как учит опыт, работать как следует не будет.
      Ему нужны деньги - больше, чем можно заработать и у Риллы, и у Яррла. А что он еще умеет делать? Игрушки? Но удастся ли ему смастерить еще что-то толковое и не похожее на изделия Квиллера? И купит ли Виллум что-то не столь хитрое, как те модели?
      Стянув сапоги, он забирается в постель, подтыкает со всех сторон одеяло и заново перечитывает уже пожелтевший листок письма.
      Доррин.
      Я подумывала, не махнуть ли обратно через Райтел и той дорогой, по которой мы ехали в Аксальт, но Белые Стражи перекрыли путь под тем предлогом, будто бы Аксальт задолжал Фэрхэвену торговые пошлины. Если письмо и дойдет до тебя, то только благодаря друзьям из Фенарда, поскольку нынче безопасны лишь главные дороги, но я не могу платить чародейские пошлины.
      Фрейдр уговаривал меня не уезжать далеко от Джеллико, но как может торговец зарабатывать деньги, сидя на месте? Я постараюсь добраться на каботажном судне до Спидларии, а то и прямо до Дью, однако это будет возможно только весной, когда Северный Океан очистится ото льда.
      Цены на многие ткани теперь поднялись; говорят, из-за того, что Фэрхэвен нуждается в парусине для строящихся судов. Возможно, это только предположения, однако ткани, так или иначе, не дешевеют.
      Хочу предложить тебе подумать об изготовлении на продажу еще нескольких моделей - я могла бы выручить за них ту же цену. Кроме того, у меня накопились к тебе кое-какие вопросы, но я задам их при встрече, когда бы эта встреча ни произошла. Желаю тебе всего доброго и верю: ты занимаешься тем, что считаешь нужным.
      Лидрал.
      Еще раз вчитавшись в каждое слово, Доррин складывает листок и засовывает его под обложку "Целителя". Потом он задувает лампу и поплотнее заворачивается в стеганое одеяло.
      Ветер снаружи завывает и швыряет снег с такой силой, что заметает его под дверь и раздувает по дощатому полу.
      LXIV
      Открыв без стука дверь в нижнем этаже башни, Ания молча входит в освещенную двумя лампами комнату и задвигает за собой засов. Оконное стекло дребезжит под напором зимнего ветра.
      Стирол стоит у стола над затянутым белыми туманами зеркалом. Взор его мрачен.
      - Как ты?
      - Нелегко иметь дело с великим любовником и мастером хаоса.
      - Тебя никто не обязывал.
      - А тебе легко говорить. Словно ты не знаешь, как история Белых относится к женщинам!
      - Ладно, рассказывай.
      - Оставь этот снисходительный тон, Стирол. Каждый из вас готов переспать со мной, и всяк при этом тужится показать, что в вопросах магии я мужчинам не соперница.
      - Ты сильнее большинства из них.
      - Все это знают, но многие ли признают? - Ания опускается в кресло напротив бывшего Высшего Мага. - У тебя осталось вино?
      - Найдем... немножечко.
      - Тьма! Я же просила оставить этот тон!
      - Надо же, какие мы сегодня вспыльчивые!
      - Если ты добиваешься того, чтобы я выложила Джеслеку все насчет твоих замыслов, то тобой избрана верная тактика.
      Сняв с верхушки книжного шкафа стеклянный бокал, Стирол сдувает с него белую пыль, от которой не избавлено ни одно, даже самое новое, строение Белых и выливает туда из бутылки остаток красного вина.
      - Все, что осталось. Это тебе.
      - Спасибо, - говорит Ания, отпивая глоток. - Знаешь, как любовник он не очень хорош.
      - Можно было догадаться. Думаю, в постели он таков же, как и в магии: одна сила и никакой техники.
      - Сходство есть. Но его магия все-таки более изощренна.
      - Ну, и какие шаги он намерен предпринять?
      - Прежде всего прибрать к рукам Спидлар, но не наскоком, а, как и обсуждалось, постепенно. Но интересно другое: перед тем как я вошла, он что-то спрятал, и в помещении явственно ощущался налет Черного.
      - Джеслек? Вызывал Черную энергию?
      - Походило на то, будто он изучал что-то Черное. Однако ощущение было не столь тяжелым, какое возникает, когда изучаешь Отшельничий.
      - Странно слышать эти слова рядом: ты и Отшельничий.
      - Думаешь, если я женщина, так я уже не изучаю важных предметов?
      - Ладно... Выходит, он нашел что-то или кого-то, концентрирующего гармонию. Хм... К этому стоит приглядеться.
      - Этим я и собираюсь заняться, - говорит Ания, допивая бокал. - А нет ли у тебя еще бутылки?
      - Вообще-то... есть. Мне подумалось: вдруг ты захочешь немного выпить?
      - Ты предусмотрителен, Стирол.
      Ания улыбается, а бывший Высший Маг встает и тянется к ведерку со льдом за второй бутылкой.
      LXV
      Достав листок, привезенный Джардишем перед самым ужином, Доррин вскрывает печать, но вдруг задумывается: неужели торговец проделал неблизкий путь в Дью только ради этого письма? А вдруг печать была уже вскрыта и поставлена заново? Он исследует твердый воск чувствами, но потом пожимает печами.
      Трудно определить что-либо после того, как сам энергично отколупал печать ножом. Да и вообще, какая разница, читал ли Джардиш письмо? Какие там могут оказаться тайны?
      Доррин приступает к чтению, почти сразу поняв, что Лидрал писала это письмо, еще не получив его ответа на предыдущее.
      Доррин.
      Я собиралась ехать через Пассеру и вниз по реке к Элпарте, но теперь это уже невозможно. Дорожные патрули защищают только тех торговцев, которые имеют лицензию Фэрхэвена, а на дорогах царит сплошной разбой. Даже лицензированные торговцы боятся заезжать в Спидлар и выезжать из него, хотя некоторые все равно готовы рискнуть.
      Говорят, будто страшный голод в Кифриене и Галлосе позади: это так, поскольку все голодавшие уже умерли. Пастухи в большинстве своем ушли и угнали стада.
      Новые горы между Галлосом и Кифриеном - их уже прозвали Малыми Рассветными Отрогами - еще остаются горячими и растапливают выпадающий снег. Один купец рассказывал, что нынче по чародейской дороге страшно ездить: снег испаряется, и вокруг стоит сплошная завеса непроглядного тумана. Горы голые, там пока ничего не растет.
      Торговля идет вяло, но в этом нет ничего необычного: зимой она замирает даже в удачные годы. Надеюсь, что смогу увидеть тебя в скором времени.
      Лидрал
      Перечитав письмо еще раз и спрятав в ту же шкатулку, где хранится предыдущее, Доррин достает листок с чертежами игрушек и встает, задвинув стул. В комнате холодно, и юноша выдыхает пар.
      Он выходит на заснеженный двор и направляется к кузнице по дорожке, проложенной между высокими, по грудь, сугробами.
      Подойдя к горну, Доррин зажигает от его угольев сосновую щепку и засвечивает единственную лампу. Потом, добавив к тлеющим уголькам древесного угля, он берется за меха.
      Пристроив поудобнее лампу, он раскладывает листок с чертежами на верстаке и снова поворачивается к мехам.
      - Доррин, тебе помочь? - возле ларя для шлака стоит Ваос.
      - Спасибо, но это моя работа, а не платный заказ. Во всяком случае, пока.
      - Неважно. Я так согреюсь, а то холодно. Петра дала мне еще одно старое одеяло, но у горна теплее. К тому же я не устал. - Ваос зевает. - Во всяком случае, не очень устал.
      - Зима нынче холодная.
      - Самая холодная на моей памяти, - говорит паренек, подходя к ручке мехов. - А что ты собрался делать?
      - Хочу посмотреть, не удастся ли мне смастерить кое-какие игрушки.
      - А у меня никогда не было игрушек, - вздыхает Ваос.
      - А какие бы ты хотел иметь?
      - Не знаю, - светловолосый паренек пожимает плечами. Одеяло сползает с них, он поднимает его и закутывается снова. - Я игрушек и вблизи-то не видел, разве только у Виллума в витрине. Как-то попробовал вырезать сапожным ножом юлу, но она, почитай, и не вертелась. А Форра задал мне трепку за затупленный нож.
      - Смотри ты...
      - Тебе сильный жар нужен, Доррин?
      Юноша присматривается к светящимся уголькам.
      - Притормози на мехах... примерно вполовину.
      - Так что ты хочешь сделать?
      - Маленькую ветряную мельницу с рукояткой, чтобы лопасти вертелись.
      - А не легче ли вырезать из дерева?
      - Легче, но мне хочется сделать железный механизм. Так интереснее.
      - А настоящий, большой механизм - он такой же?
      - Не совсем. Для игрушки не требуется такая точность, как для настоящей машины. Но детали все равно должны стыковаться.
      После того как заготовка несколько раз раскалялась докрасна и возвращалась на наковальню, на кирпичи рядом с горном ложится для охлаждения маленькое зубчатое колесико.
      - Собираешься сделать сегодня еще одно? - спрашивает Ваос.
      - Надеюсь смастерить три, и это будет половина работы. Завтра сделаю еще два таких и два со штырями.
      - Ух ты! Сколько, оказывается, возни с игрушками.
      - И это только начало. Перед тем как подгонять детали к дереву, мне надо будет их подточить, отфилировать и отшлифовать. А сейчас, - Доррин вынимает из горна металлический прут, - чуть полегче на мехах.
      - Хорошо, все-таки, что здесь тепло, - говорит Ваос, утирая лоб.
      LXVI
      Холод снаружи такой, что Меривен поначалу отказывается покидать стойло. Выдыхая пар, юноша направляет кобылу в сторону жилища Риллы. Рука его непроизвольно касается посоха. У целительницы он, может, и ни к чему, а вот по дороге к Виллуму вполне может потребоваться.
      Вовсю валящий из трубы белесый дымок указывает, что целительница уже давно на ногах, а цепочка ведущих к крыльцу следов - что к ней уже заявились посетители.
      Подыскивая, где лучше оставить Меривен, он привязывает ее к кусту бузины.
      Потопав, чтобы стряхнуть с сапог снег, он стучится и, не дожидаясь ответа, проскальзывает внутрь, быстро закрывая за собой дверь.
      Крикнув: "Рилла, это я, Доррин!", юноша берет веник и начисто обметает сапоги, после чего - настолько в доме тепло! - снимает куртку.
      - А я тебя заждалась, парнишка, - говорит целительница. - Тут вот люди пришли...
      В комнате греются у огня молодая женщина и девочка в грязном, потертом овчинном полушубке, придерживающая левую руку правой. Щеки ее запали, в глазах боль.
      - Маленькая Фриза прищемила ручонку дверцей стойла, - сообщает Рилла весьма скептическим тоном.
      - Да-да, так оно и было, - торопливо заверяет мать, одетая в латаный шерстяной плащ, который когда-то был голубым. - Герхальм недоглядел.
      Доррин отмечает покрасневшие глаза матери и улавливает ее боль - иную, чем у дочки. Он делает шаг к Фризе, однако девочка испуганно шарахается от него и жмется к грязным маминым брюкам.
      - Нужно осмотреть руку этой резвушки, - произносит Рилла все тем же нарочито спокойным голосом.
      Темные глаза девочки тревожно перебегают с целительницы на Доррина.
      Оглядевшись, Доррин видит, что Рилла приставила табурет к книжному шкафчику, на котором стоит около дюжины книг. Выдвинув его на середину комнаты, юноша садится прямо перед Фризой.
      - Признаться, я не очень-то разбираюсь в девочках, - начинает он, стараясь придать ребенку побольше уверенности, - но у меня есть кобылка. Наверное, ты могла бы назвать ее девочкой-лошадкой. Ее зовут Меривен.
      - Дурацкое имя для кобылы, - грубовато замечает Рилла.
      - Ну, она так представилась. Что я мог поделать? - отзывается Доррин, пожав плечами и положив руки на колени. - А тебя как звать? Может, Снежная Киска?
      Фриза молча смотрит себе под ноги, на дощатый пол перед очагом.
      - Или девчушка-резвушка? - Доррин умолкает, потом заговаривает снова: - Думаю, моя Меривен тоже когда-то была изрядной резвушкой. Она рассказывала, что вечно куда-то спешила. Правда, мы с ней тогда не были знакомы.
      - Лошади... не разговаривают.
      - Да, они больше отмалчиваются, но Меривен поговорить любит. Особенно, когда дорога длинная: у нее всегда есть, что порассказать. То о травке толкует, то на оводов жалуется, а то... - он делает паузу. - Конечно, она уже большая девочка, но ведь и ты когда-нибудь вырастешь.
      Доррин ощущает исходящую от матери волну страха, но заставляет себя улыбнуться.
      - Но ты, наверное, умница, а Меривен хоть и большая, а глупышка. Бывает что летом, на лугу, она просит меня снять с нее седло и катается по траве. Ей очень нравится запах зеленой травки.
      - Ты... ты сам дурачок.
      - Мне мама тоже так говорила. Это было давно, но с тех пор я, похоже, так и не поумнел.
      Фриза косится на Доррина с интересом, но продолжает жаться к ногам матери.
      - Может быть, как раз поэтому мы с Меривен так ладим, - продолжает юноша. - Хочешь с ней познакомиться? Я покажу ее тебе, только сначала взгляну на твою ручку.
      - У тебя что, и правда есть лошадь? - спрашивает мать девочки.
      - Для подмастерья он не такой уж бедняк, Мерга, - говорит Рилла.
      - Меривен существует на самом деле, - ухмыляется Доррин. - Я привязал ее рядом с домом к кусту бузины.
      - Бузина - не лучший корм для лошади, - замечает Рилла.
      - Я покормил ее перед отъездом.
      - А можно мне ее погладить? - спрашивает Фриза.
      - После того, как мы хорошенько вправим твою ручку, - отвечает Доррин.
      - Ручка болит.
      - Я знаю. А в каком месте?
      - Вся болит.
      Не вставая, Доррин пододвигается на табурете поближе к матери и дочке.
      - Можно мне взглянуть?
      Девочка остается у ног матери, однако когда Доррин касается пальцами ее руки, не отстраняется.
      - Думаю, надо наложить лубок, - высказывается Рилла.
      Доррин, ощутив перелом, кивает. Кроме того, он чувствует, что малышка голодна.
      - Есть у тебя кусочек хлеба? Ей бы покрепиться.
      - Она может поперхнуться.
      - Малышка, мы хотим вылечить твою ручку, - говорит юноша, серьезно глядя на Фризу. - Может быть, на момент тебе сделается даже больнее, но это сразу пройдет, а потом будет легче. А когда закончим, дадим тебе хлебца.
      - Мерга, - обращается к матери целительница, - надо будет подержать девочку, чтобы не дергалась. Сумеешь?
      Молодая женщина кивает.
      Девочка стонет, но мать и целительница держат ее крепко, а Доррин быстро соединяет концы сломанной кости, одновременно укрепляя внутреннюю гармонию. Рилла ловко накладывает лубок, и спустя несколько мгновений успокоившаяся Фриза уже берет здоровой ручонкой кусочек хлеба.
      - Готово, малышка, - говорит Доррин, прикасаясь пальцами ко лбу девочки. - Если ты не будешь ни на что натыкаться, ручка скоро заживет,
      Мерга вопросительно смотрит на Риллу, потом на Доррина.
      - Четыре, может быть пять восьмидневок, - уточняет юноша.
      - Ты обещал показать лошадку, - напоминает девочка.
      - Покажи ей, - говорит Рилла, - а я тем временем расскажу Мерге, что надо делать.
      - А можно еще хлебца? - просит Фриза.
      - Сейчас принесу, - говорит Доррин и спешит на кухню. Как только он возвращается, девочка жадно хватает хлеб, а целитель осторожно, чтобы не задеть больное место, поднимает ее на руки.
      - Через две восьмидневки приводи дочку ко мне, посмотреть, как заживает. И следи, чтобы рука ни обо что не ударилась и все такое... слышит он за спиной наставления Риллы перед тем, как закрыть за собой дверь.
      - Смотри, - говорит он Фризе, останавливаясь возле кобылы, которая, несмотря на горечь, все-таки обгрызла куст бузины. - Вот и Меривен.
      - Славная, - лопочет девочка.
      Утро стоит безветренное и ясное, а снег сверкает так ярко, что Доррин невольно щурится, вспоминая белые мостовые Фэрхэвена.
      Меривен подставляет лоб, и Фриза гладит кобылу здоровой рукой.
      - Ну, нам пора идти, - говорит Доррин, заметив, что девочка ежится от холода.
      - До свиданья, лошадка.
      Зайдя в дом, юноша плотно закрывает дверь и ставит Фризу на пол.
      - У него есть всамделишная лошадка, черненькая, - сообщает она.
      - Спасибо, великий, - говорит со слезами на глазах Мерга, кланяясь Доррину. - Нам надо домой.
      Доррин смотрит на Риллу, но морщинистое лицо целительницы остается совершенно невозмутимым. Юноша открывает дверь и провожает взглядом мать с дочерью.
      - Закрой дверь, Доррин. Нечего тут холод напускать.
      - Чего ты ей наговорила?
      - Сказала правду - что ты великий целитель. Молодой, но великий.
      - Тьма, я всего лишь неплохой кузнец, а если и целитель, то недоучка.
      - Послушай-ка, паренек! В твоих костях достаточно гармонии чтобы загнать любого Белого мага аж за Северный Океан. Я ведь видела, что ты сделал для девочки.
      Доррин хмурится.
      - Она вовсе не прищемила руку. Ее отец бил их обеих, и я хотел бы...
      - Ты не можешь устраивать за людей их жизнь.
      - Ты права. Я сделал что мог, но этого недостаточно.
      - Иначе и быть не может. Ты делаешь в целительстве все, на что способен, однако одного лишь владения магией гармонии недостаточно, говорит Рилла, окидывая Доррина с головы до ног взглядом удивительно ясных и молодых голубых глаз. - Скажи, достаточно ли иметь сильные руки, чтобы быть хорошим кузнецом?
      - Нет.
      - А может выращивание трав подсказать тебе, как их использовать? Тоже нет. Ты таков же, как и все Черные, но... - тут Рилла делает паузу. Может, с тобой все не так плохо. Ты, по крайней мере, умеешь слушать людей, а в сочетании с твоими способностями это сулит многое. Возьмем сломанную кость, как у малютки Фризы. Чтобы она срослась, нужно соединить сломанные концы, но как ты поддерживаешь их вместе, чтобы не разошлись?
      - Накладываю твердый лубок и чуток гармонизирую место стыка.
      - Вот видишь. Я могу сделать первое, но для второго необходим Черный...
      Ее фразу прерывает стук в дверь.
      - Кто там? - спрашивает Рилла.
      - Я, Верта... у меня эта проклятая бородавка.
      - Заходи и скорее закрывай за собой дверь, - говорит целительница, ухмыляясь Доррину.
      Тот ухмыляется в ответ. Бородавка - это, конечно, дело серьезное.