Брид сочувственно кивает:
      - Да... Хорошо, что я не связан гармонией.
      - И я тоже, - добавляет Кадара.
      - Сколько еще до Дью?
      Брид вздыхает.
      - Не считая сегодняшнего, еще день, а то и полтора. Это если мы получили точные указания.
      - До сих пор Лидрал не ошибалась, - говорит Доррин и спиной чувствует, как ухмыляется позади него Кадара. - Перестань!
      - Чего перестань, я и слова не сказала.
      Кадара достает короткий меч и приступает к упражнениям.
      Доррин смотрит на свой посох, озирается по сторонам и следует ее примеру.
      Через некоторое время они поднимаются на вершину холма - еще одного в длинной, бесконечной гряде. Оттуда видны огороженные луга и загоны.
      - Скоро должна быть перевалочная станция, - бодро заявляет Брид. Можно будет передохнуть.
      - Надеюсь, ты не собираешься ехать всю ночь? - спрашивает Доррин.
      Ни Брид, ни Кадара не отвечают. Брид на своем мерине обгоняет Меривен, и ком земли из-под конского копыта едва не попадает Доррину по колену.
      С вершины следующего холма никаких признаков чего-либо похожего на перевалочную станцию не обнаруживается.
      Все, что остается Доррину, - это вздыхать и ерзать в седле.
      Часть вторая
      КУЗНЕЦ И ЦЕЛИТЕЛЬ
      XXXIV
      Брид с Кадарой ждут на гребне холма. Доррин подъезжает к ним и смотрит на неглубокую долину, отделяющую их от места назначения.
      На плоском плато над невысоким водопадом лежит разделенный надвое рекой Вайль городок Дью. Он не разбросан по равнине, как скотоводческий Вивет, не стиснут каменными стенами, как Джеллико, не чахнет под белым хлыстом Фэрхэвена, как Вергрен. Нижняя часть города, расположенная в дельте, представляет собой заштатный порт. Порт настолько бедный, что даже вездесущая Лидрал посещает его лишь от случая к случаю.
      Другая, не портовая часть Дью, к которой примыкают фермы и разбросанные по ближним холмам арендуемые участки, представляет собой непритязательное поселение на дороге, ведущей из Клета к неприветливому северному побережью Кандара. Этот захолустный тракт превращается чуть ли не в тропу, заканчивающуюся тупиком в нескольких кай за Дью, городком, где Закатные Отроги встречаются с Северным Океаном. За теснящимися на плато постройками и вьющимися над ними струйками дыма высятся чудовищные, покрытые вечными снегами и льдами каменные громады, в сравнении с которыми все притулившиеся у подножий людские строения кажутся жалкими и ничтожными.
      - Вид не вдохновляющий, - высказывается Брид.
      - По крайней мере, все соответствует условиям, - указывает Кадара. Мы побывали в Фэрхэвене, перебрались через Рассветные отроги и теперь попытаемся прожить у подножия Закатных по крайней мере более одного года.
      - Вот это "по крайней мере, более" мне с самого начала не нравилось, ворчит Брид. - Что значит "более" - на день или на полгода?
      Доррин хмурится: перед ним Лортрен таких условий не ставила и сроков, даже столь нечетких, не определяла. Просто сказала, что он должен найти себя.
      - Ну что ж, сидя здесь, на ветру, в Дью не попадешь, - говорит Кадара и щелкает поводьями гнедой, направляя ее по дороге к городу. Брид следует за девушкой. Доррин мешкает, глядя, как непринужденно держатся в седле его спутники, а потом наклоняется, гладит Меривен по шее, и говорит:
      - Ну что, красавица, поедем и мы. Поедем, куда бы ни вел нас путь.
      XXXV
      Доррин присматривается к деревянному, увенчанному трубой зданию кузницы и покрытому навесом дворику, отделяющему его от маленького сарая, кораля с парой лошадей и загона для свиней. За сараем высятся три могучих дуба, еще не покрывшихся листвой.
      Стоило ли являться сюда одному? С другой стороны, решает Доррин, это только его дело. У Брида с Кадарой свой путь - они бойцы и должны искать соответствующую службу.
      - Можно войти? - громко спрашивает он, но никто не отзывается. Спешившись, Доррин привязывает Меривен к железному кольцу на квадратном столбе и заходит в помещение, наполненное покалывающим глаза туманом и металлическим запахом. Протискиваясь бочком мимо нагроможденных у одной стены сломанных орудий и каких-то непонятных металлических заготовок, юноша отмечает, что в сравнении с кузницей Хегла в этой мастерской царит полнейший кавардак и даже инструменты на полках набросаны кое-как, вперемешку. Зато их разнообразие производит впечатление. Многие из них обычные молоты и молотки, штамповочные молот и прессы, приспособления для чеканки и прочее - Доррину хорошо знакомы, но он видит и чудные приспособления. Например, щипцы, напоминающие по форме змей, или два больших конических пробойника на тяжеленных основах. Из двух резервуаров с угольной пылью один разделен на две части.
      Мускулы на спине кузнеца бугрятся, когда вздымается и падает его молот и когда он берет щипцами горячее железо. Потом железо остывает и возвращается в горн. Мастер внимательно следит за накалом и в нужный момент вновь перемещает заготовку на наковальню.
      Наконец, когда деталь - сложной формы изогнутая скоба устанавливается на краю горна для прокаливания, мастер откладывает молот и поворачивается к вошедшему.
      - Ты кто, парень? Что тебе нужно?
      - Меня зовут Доррин. Джардиш сказал, что тебе нужен помощник. Вот я и хотел бы поступить в подмастерья.
      - Джардиш? С каких это пор торговцы стали разбираться в кузнечном деле?
      Доррин отмалчивается, вежливо улыбаясь.
      - Ты малый тощий, а стало быть, прожорливый. Всех молодых парней надобно кормить на убой, ровно свиней, - мастер обходит Доррина вокруг, внимательно его разглядывая. - И с чего ты вообще решил, будто можешь работать в кузне?
      - Я уже работал. Был подмастерьем.
      - Так почему там и не остался?
      - Я... с Отшельничьего.
      - А, из этих... И за что же они тебя поперли?
      - Я хотел делать игрушки, маленькие машины. Ну а они там не видят в этом никакого проку.
      - Хм... я, признаться, тоже.
      - Но я могу делать все, что требуется.
      - Рассчитываешь поработать у меня годик-другой, а, малый?
      - Нет, почтеннейший. Я не рассчитываю занять это место надолго.
      - Ха! Оно для тебя недостаточно хорошее?
      Доррин прикусывает язык.
      - Если я стану хорошим кузнецом, то мне придется уйти раньше, чем ты будешь готов от меня отказаться. Ну а не стану - так ты сам меня выставишь.
      - Ну, парень, на язык ты, я вижу, востер. А что знаешь о нашем ремесле?
      - Немного... Во всяком случае, недостаточно.
      - Умеешь орудовать вон теми большими мехами? Гвозди ковать можешь? Хороший подмастерье способен выковать за утро не одну сотню. Пазы сращивать умеешь? Так, чтобы схватило намертво? Чушки у тебя ровные, не колются?
      - Обычно нет, - Доррин ухитряется-таки вставить слово в эту тираду. Спиной он чувствует, что в кузнице появился кто-то еще, однако не оборачивается.
      - Работа у нас трудная. Будешь меня слушаться? Делать что я скажу, и чтобы без дерзостей?
      - А вопросы задавать можно?
      Кузнец хмурится.
      - Если ты прогонишь этого парня, Яррл, то будешь распоследним Белым болваном, - звучит позади твердый голос.
      - Это наши, кузнечные дела, Рейса, - говорит Яррл, оборачиваясь на вошедшую женщину. Доррин отмечает ее седые волосы, широкие плечи и культю правая рука ниже локтя у нее отсутствует. Кузнец тем временем вновь переводит взгляд на Доррина и пожимает плечами:
      - Плачу я немного. Еда, койка в угловой каморке при кузнице и медяк за восьмидневку, пока не научишься толком работать самостоятельно. Но коли спустя первую восьмидневку ты не сможешь как следует орудовать молотом и ковать хорошие гвозди, можешь проваливать. Неумехи и бездельники мне не нужны.
      - Справедливо. А найдется в конюшне свободное стойло, которое я мог бы почистить и занять?
      - Стойло? - Яррл в недоумении. - Ты что, хочешь спать в стойле?
      - Не я, почтеннейший. У меня есть лошадка.
      - А чем ты собираешься ее кормить? Я на нее тратиться не собираюсь.
      - Это само собой. Но ежели от меня будет толк, то я заработаю и на прокорм лошадке, а нет - так ты все одно меня выставишь. Ну а на первое время осталась у меня еще пара монет.
      - Ну... я не знаю.
      - Яррл... - Женский голос тих, но настойчив.
      - Ладно. Но конюшню чистить и все такое будешь в свободное время. А сейчас отведи лошадь и возвращайся сюда. Хочу не откладывая посмотреть, способен ли ты отработать хотя бы харч.
      - Да, почтеннейший.
      - Этот по крайней мере не грубиян, - ворчит кузнец, отворачиваясь и берясь за молот.
      Рейса, слегка покачав головой, улыбается Доррину и обращается к мужу:
      - Я провожу его на конюшню.
      Следом за однорукой женщиной юноша направляется к сараю и трем стойлам. В первом мул, второе и третье свободны.
      - У Петры есть гнедая и повозка, но они сейчас на рынке.
      - Петра - это твоя дочка?
      - Да, и славная дочка, - в голосе Рейсы почему-то слышится нотка раздражения.
      - Значит, тебе повезло, - улыбается Доррин.
      - А ты что, вправду подмастерье кузнеца?
      - Во всяком случае, был им. А еще я целитель.
      - Целитель? И хочешь работать в кузне?
      - Ну... в общем, меня тянет к металлу.
      - Понятно. Но ты и впрямь целитель, один из Черных?
      Доррин кивает, невольно глядя на ее культю. Женщина качает головой:
      - Ну, это никакому целителю не под силу. А вот животных ты лечишь?
      - Если не слишком тяжелый случай.
      - Как насчет коз?
      - Ими не занимался, но могу попробовать.
      - Тогда пристраивай тут лошадку, да собери свои вещички - отнесешь в каморку. Место не ахти, но всяко лучше сарая, а со временем, думаю, Яррл устроит тебя поудобнее. Как освободишься, взглянешь на мою козу.
      Взяв грабли, Доррин разравнивает глину, потом разбрасывает поверх нее солому и, расседлав Меривен, чистит ее. Затем, перекинув через плечо сумы и прихватив спальный мешок, он следует за Рейсой. Она указывает ему дверь в заднем углу, за которой находится комнатушка с единственным окном, закрытым ставнями, но незастекленным. Грубые половицы пропитались пылью, а всю обстановку составляют приделанная к стене койка с соломенным тюфяком, табурет да колченогий стол, на котором стоит покореженная медная масляная лампа.
      - Скромно, зато уютно.
      Положив свои вещи, Доррин поворачивается к Рейсе:
      - Пойдем к твоей козе?
      В маленьком загоне возле сарая он видит козу со вздутым животом и проводит рукой по козьей спине, потом по бокам.
      - Она носит.
      - Я знаю.
      - Я не великий мастер по части животных, но, по-моему, она вынашивает нескольких.
      - Скольких?
      - Кажется, трех.
      - Можешь ты что-нибудь сделать?
      - Попробую, - Доррин старается привнести добавочную гармонию в организм козы и неродившихся козлят. Хочется верить, что это поможет. Наконец он выходит из загона, утирая лоб и стараясь не чихать от влажного запаха соломы.
      - Ну как?
      - Пока не знаю. Может потребоваться некоторое время...
      - А вроде на ногах бедняжка стоит потверже, - говорит Рейса, глядя на козу.
      Доррин, привалясь к изгороди, с трудом переводит дух.
      - Э, паренек, да прежде чем идти в кузницу, тебе нужно подкрепиться. Садись на крыльцо, а я принесу что-нибудь перекусить. Я и забыла, что исцеление - это работа.
      Доррин присаживается на верхушке крыльца, поставив ноги на нижнюю ступеньку. Прислушиваясь к доносящимся из кузни ударам молота, он подставляет лицо по-зимнему скупому на тепло солнцу. Весна еще не добралась до Дью.
      - Вот.
      - Спасибо, госпожа Рейса.
      Женщина краснеет:
      - Какая я тебе госпожа, паренек. Ты угощайся.
      На поцарапанной деревянной тарелке лежат два ломтя овсяного хлеба, намазанных маслом, а поверх масла еще и густым, темным вареньем, и тонкий ломтик сыра. Помимо того, Рейса вручает юноше большую глиняную кружку с холодным сидром. Еда приходится кстати - слабость и дрожь в руках быстро проходят.
      - Ну, теперь тебе лучше пойти в кузницу.
      - Спасибо, - говорит Доррин, вставая.
      Войдя в кузню, он снимает куртку и рубаху, вешает их на крюк в углу и остается в одной майке без рукавов.
      Яррл кивает в сторону разложенного на боковой скамье толстого кожаного фартука.
      - Раздувай меха. Противовес у них обычный, а для облегчения служит вон тот верхний рычаг. Будем калить, но хотелось бы не совсем добела...
      Доррин надевает фартук, надеясь, что заработает не слишком много волдырей, прежде чем его руки успеют задубеть снова.
      XXXVI
      - Надо ли нам вообще заниматься Отшельничьим? Единственное, что делают Черные, - это культивируют свою разлюбезную гармонию на своем острове. А всякого несогласного с ними или просто непохожего на них изгоняют - как правило, к нашей пользе.
      - Но мы сейчас говорим не о войне, - мягко произносит Джеслек. Неужто тебе не претит то, что наше золото уходит на Отшельничий, а потом Черные закупают на него товары из Хамора и Бристы?
      - Их пряности и вина лучше и дешевле прочих, - грохочет голос с заднего ряда.
      - И их шерсть...
      - Если ты сможешь носить ее, Майрал!
      - Что ты предлагаешь, Джеслек?
      - Ничего особенного. Всего лишь повысить ввозную пошлину на товары с Отшельничьего. На тридцать процентов.
      - Тридцать процентов! Тогда я лучше буду пить ту бурду из Кифриена!
      - Точно так я и думаю.
      - Это увеличит число контрабандистов.
      - А мы потратим часть дополнительных доходов на постройку сторожевого флота. Контрабандистам не поздоровится.
      - А куда пойдут остальные деньги? В твой карман, Джеслек?
      - Это вряд ли. Решать будет Совет, но я предложил бы разделить сумму на три части. Одну потратить на увеличение довольствия членов Совета, другую - на перестройку площади и третью - на строительство дороги. Кто хочет высказаться?
      - А не будет ли это способствовать оттоку золота в Спидлар?
      - Как насчет Сарроннина?
      - В Южном Оплоте будут довольны...
      Вышедший под шумок из зала Стирол смотрит на Анию и задумчиво произносит:
      - Совершенно прозрачно. Прозрачно, но умно.
      - Они одобрят это?
      - Конечно. А стало быть, и флот увеличится, и его популярность вырастет.
      - А что предпримет Отшельничий?
      - Ничего. Будут ворчать да наращивать торговлю с землями за Океаном. Но первым последствием этого, - тут Стирол улыбается, - станет отток судов и товаров из Лидьяра в Спидларию. А стало быть, если мы не хотим оставить наших купцов не у дел, нам придется прибрать Спидлар к рукам не позже чем через год.
      - Ты думаешь? - начинает собеседница.
      Стирол, однако, продолжает говорить, не выслушав вопроса, и на лице Ании появляется намек на раздражение.
      - К тому времени Джеслек уже станет Высшим Магом и сочтет нужным запретить торговлю с Отшельничьим. То есть он, конечно, не станет ничего запрещать напрямую, а просто повысит пошлины еще процентов на сто. В результате Черным придется тратить все свое золото на покупку хлеба в Хидлене, потому как из Хамора ни зерно, ни муку без потерь не доставить. Они, конечно, начнут скулить, но вмешаться в погоду, как это делал Креслин, не рискнут. Отчасти - из боязни поставить под удар свое драгоценное население, но главным образом - потому, что у них сейчас нет мага с такими способностями... Ухудшение положения на острове повлечет за собой недовольство и беспорядки. Число изгнанников с Отшельничьего увеличится, а о каких-либо действиях не придется и говорить... до поры.
      - Тебя послушать, так ты незыблемо веришь в осуществление всех Джеслековых замыслов.
      - Быть Высшим Магом в эпоху перемен не так-то просто, - Стирол тихо смеется. - Вернусь-ка я в зал - надо проследить за голосованием, пусть это и простая формальность.
      - А они правда осуществятся? Я о его планах.
      - Не исключено - если только его успехи не будут чрезмерными. А они такими и будут, - Стирол кивает в сторону зала. - Идем, Ания.
      Ания хмурится, но направляется в зал Совета следом за Высшим Магом.
      XXXVII
      - Это все, - Яррл опускает молот.
      Раздув большие двухкамерные меха, Доррин закрепляет верхний рычаг и, окунув тряпицу в масло, тщательно протирает наружную поверхность этих мехов. Яррл тем временем убирает тяжелый молот и щипцы.
      Положив на полку и свой молот, Доррин берется за метлу. Вообще-то подметать каждый вечер вовсе не обязательно, однако юноша чувствует себя лучше, когда в кузнице чисто, и терпеть не может оставлять после себя беспорядок. Он уже успел переложить по-своему редко используемые инструменты, хотя те, за которые Яррл берется регулярно, оставил на привычных для кузнеца местах.
      Яррл уходит. Доррин кладет совок и метлу на место и, задвинув дверь, идет к колодцу, смывает пепел и сажу, а оставшиеся капли выливает на маленькую клумбу.
      На севере, над океаном, собираются тучи. Солнце уже садится, касаясь краем оледенелых пиков Закатных Отрогов. Вздохнув, Доррин направляется к себе в каморку. Она приобрела более обжитой вид благодаря камышовому коврику и полученному от Рейсы старенькому стеганому покрывалу. Скоро он сделает скобы для стола, а потом смастерит какой-нибудь ларь для своих скудных пожитков.
      Юноша берет стоящий позади двери посох и направляется к загону, откуда слышен жалобный голос козы. Он старается восстановить гармонию организма матери и еще не рожденного потомства, однако для этого ему не хватает то ли сил, то ли знаний.
      - Это все, девочка, - говорит Доррин, почесав между рогов тычущуюся носом ему в руку козу, после чего открывает дверь сарая.
      В сарае он тренируется, подвесив грубо сделанную соломенную куклу, которая служит ему в качестве мишени. После нескольких восьмидневок упражнений он чувствует себя куда более уверенным - и в своих руках, и в своем посохе. Конечно, упражнения с куклой не заменят тренировок с напарником, но теперь он, по крайней мере, чувствует посох.
      Проделав первую серию упражнений, Доррин перебрасывает через балку веревку, подвешивает к ней мешочек с песком и толкает его, чтобы он качался. Ему удается нанести по этой движущейся цели пяток довольно сильных ударов, но в целом у него еще не все ладится и с равновесием, и с точностью.
      Через некоторое время его прошибает пот, а колени начинают дрожать от усталости. Упражнялся он вроде бы не так уж долго, но после целого дня работы в кузнице выматывает и это. Убрав мишени и отставив посох в сторону, Доррин берется за скребницу.
      Меривен тихонько ржет.
      - Знаю, подружка, знаю. Мне стоило почистить тебя раньше, но ведь мы с тобой еще прогуляемся. Сегодня после ужина.
      XXXVIII
      Доррин привязывает Меривен к железному кольцу на побитом деревянном столбе перед лесопилкой - зданием с покатой крышей и скользящей дверью, приоткрытой как раз настолько, чтобы он мог войти, не протискиваясь бочком.
      От поднятых его шагами опилок чешется нос, и, входя в помещение, где, уминая хлеб с сыром, сидит чернобородый молодой человек, Доррин усиленно трет переносицу.
      - Прошу прощения. Ты Хеммил?
      - Я? Хеммил? Хотелось бы, приятель, но увы... Я всего лишь Пергун, тутошний, подмастерье. А любопытно... - Пергун присматривается к темно-коричневому одеянию гостя. - Что могло потребоваться от Хеммила целителю? Ты ведь целитель, да? И одет похоже, и вид у тебя... этакий целительский.
      - Отчасти я целитель, но вообще-то - подмастерье у кузнеца Яррла. И не то чтобы мне был нужен сам Хеммил, просто я ищу обрезки дерева...
      - Ага. Надо думать, полешки в пару локтей длиной и без сучков? Пергун говорит с набитым ртом, и слова его звучат не вполне разборчиво.
      - Да нет же, тьма! Я имею в виду именно обрезки. Куски дерева в пол-локтя...
      - Ладно, паренек, - со смехом говорит Пергун, проглатывая последний кусок и направляясь к выходу из-за загородки. - Скоро придет Хеммил, и мы возьмемся за работу, а пока можешь поискать, что тебе надо. Вон там стоит ларь с отходами, какие решено пустить на растопку. Приноси сюда, что найдешь, и мы столкуемся, - он поворачивается и, снова приглядевшись к Доррину, добавляет: - Одного вот только не пойму, на кой кузнецу деревянные чушки?
      - Да я не для Яррла подбираю. Они мне нужны для работы... - легкая головная боль тут же заставляет Доррина дать дополнительное объяснение: - Я собираюсь смастерить несколько действующих моделей.
      - А-а... - Пергун поднимает руку, чтобы почесать макушку, но тут же опускает ее. - Ладно, тащи деревяшки.
      - Спасибо.
      - Паренек, а звать-то тебя как?
      - Доррин.
      - Слышь, Доррин, а как ты ладишь с мистрисс Петрой? Я ведь так понимаю, у нее... То есть, люди-то толкуют... Ну, ты небось и сам...
      - Ежели ты имел в виду "дурной глаз", - с ухмылкой отзывается Доррин, - то брехня все это, и насчет Петры, и насчет Рейсы. Семья у них славная, а что нелюдимы - так ведь это не преступление.
      - Ну... вообще-то я и сам так думал. Хонсард говорит, что Яррл мастер первостатейный. Он и для Хеммила всякую всячину мастерил. Наша новая пила - это ведь его работа. Зубья держит лучше, чем у Генштааля, - что тут еще скажешь. Ладно, - подмастерье тычет пальцем в сторону древесных отходов, - давай, выбирай что приглянется, Доррин.
      Подбирая подходящие обрезки, юноша осматривает помещение. Запах дерева и опилок действует на него успокаивающе, однако расхолаживаться некогда. Яррл отпустил его неохотно, да и то лишь потому, что лесопилка закрывается в одно время с кузницей.
      Отобранные деревяшки Доррин кладет на скамью рядом с загородкой, за которой какой-то мужчина выговаривает Пергуну:
      - Нужно ему, гляди ж ты... Да ежели каждый подмастерье в Дью наладится сюда таскаться...
      - Да, хозяин. Но он просил только коротенькие...
      - Коротенькие... Знаем мы эти коротенькие...
      Оба оборачиваются, как будто уловив присутствие Доррина. Хеммил, ни слова больше не сказав, направляется к пиле.
      - Сколько с меня? - спрашивает Доррин у подмастерья.
      - Я бы за так отдал, да видишь, какие дела... - Пергун со значением кивает вслед хозяину.
      - Слышал я ваш разговор, - вздыхает Доррин, глядя на деревяшки. - Но медяка-то хватит?
      Он надеется, что его голос не звучит слишком уж просительно.
      - Не то чтобы ты отобрал такие уж большие куски... - Пергун ухмыляется, запускает пальцы в черную бороду, а потом машет рукой: - Ладно, пусть будет медяк, но только потому, что мне вовсе не с руки огорчать да сердить целителя. Во всяком случае, так я скажу Хеммилу.
      Доррин роется в своем кошельке.
      - Сам-то я с радостью отдал бы тебе все даром, - уверяет Пергун, - сам ведь подмастерье и знаю, что у нашего брата денег не густо, но ведь Хеммил меня живьем зажарит, - бородатый малый делает паузу, а потом спрашивает: А ты когда-нибудь заглядываешь к Кирилу? Мы собираемся там в конце каждой восьмидневки.
      - Нет, я там не бывал. Я вообще плохо знаю Дью, да и устаю так, что на гульбу сил не остается.
      - Ну, ты слишком молод, чтобы сидеть в четырех стенах, - Пергун качает головой. - А узнать Дью как следует успеешь, когда женишься на хозяйской дочке и осядешь у нас.
      - Я на ней не женюсь, хоть она и славная, - возражает Доррин.
      - Ну тогда просто так приходи, гульнем, да и город тебе покажем.
      - Постараюсь, - говорит Доррин, вручая ему медяк.
      - Вечером, в конце любой восьмидневки. Прихвати с собой пару медяков вот и все, что требуется.
      - Может, не на этой восьмидевке, но приду обязательно, - обещает Доррин, забирая обрезки.
      XXXIX
      Чуть ли не со стоном Доррин выходит на середину сарая и начинает выполнять упражнения, которым больше года назад - неужели прошло столько времени? - его научила Лортрен. Сосредоточившись, он старается гармонизировать движения посоха и собственного тела. Спустя некоторое время юноша подвешивает качающуюся цель, толкает ее, приводя в движение, и начинает наносить удары из разных позиций.
      Увлекшись, он подходит слишком близко ко второму стойлу, и его посох рикошетом отскакивает от деревянной скобы. Юноша поскальзывается на соломе. Как только не упал! Но именно такие неудачи и заставляют его упорно продолжать тренировки.
      Наконец, взмокший от пота, с налипшими на лицо и руки соломой и мякиной, он ставит посох в угол.
      - Координация движений у тебя недурна, но ты именно проделываешь упражнения, а нужно чувствовать себя, как в настоящей схватке, - произносит Рейса. Она только что вошла в сарай. - Ты малоподвижен. Чтобы уйти от твоему удара, меченосцу достаточно слегка отступить.
      - Знаю. Кадара говорила мне нечто подобное, - соглашается Доррин, указывая на раскачивающуюся мишень. - Поэтому я и подвесил эту штуковину.
      - Вообще-то тебе надо привыкнуть одновременно с выпадом делать шаг вперед, - ухмыляется Рейса, - а так - ты молодец. Во всяком случае, для кузнеца или целителя у тебя получается неплохо. Мечом ты владеешь так же?
      - Мечом я вообще не владею.
      - Это потому, что ты целитель.
      Доррин утирает лоб тыльной стороной ладони и кивает.
      - А твои друзья? Они владеют мечом так же, как ты посохом?
      - Лучше. Гораздо лучше.
      Попавший в открытую дверь сарая порыв ветра облепляет просторные брюки Рейсы вокруг ее ног.
      - Жаль... - седовласая однорукая женщина качает головой.
      - Тебе жаль, что ты не родилась на Отшельничьем? - удивляется Доррин, отвязывая веревку и снимая набитый песком мешочек. - Где ты изучала боевые искусства?
      - Далеко отсюда, - женщина смотрит через плечо, словно надеясь что-то разглядеть вдали. - В Южном Оплоте.
      - Ты жалеешь, что покинула его?
      - Бывает. Но человеку не дано получить все желаемое. Ему дается лишь то, чего он способен добиться, - Рейса на минуту умолкает, а потом переводит разговор на другую тему: - На ужин придешь?
      - Пожалуй, нет. Я договорился с Бридом и Кадарой, мы встретимся в таверне.
      - Понимаю. Они слишком хороши, чтобы бывать здесь.
      Доррин, держа в руках свою мишень, молча ждет, когда жена кузнеца продолжит.
      - Ежели ты оказываешься слишком хорош для того, что делаешь, размышляет она вслух, мысленно возвращаясь в прошлое,- тебя в конце концов настигает хаос. Но в твоем случае это произойдет не скоро.
      - Почему? - спрашивает Доррин, сматывая веревку.
      - Ты еще не научился всему тому, что тебе нужно знать, - отвечает Рейса с едва заметной улыбкой. - И не принимай мои слова близко к сердцу: старухи вечно ворчат. Развлекайся со своими друзьями.
      Она уходит так же бесшумно, как и пришла.
      Убрав принадлежности для упражнений, Доррин чистит щеткой Меривен и переодевается в чистую полотняную рубаху и коричневые штаны. Натянув сверху тонкую кожаную тунику, он возвращается в стойло и седлает лошадь.
      Клумба у заднего крыльца залита лучами полуденного солнца и радует глаз зеленью, оттененной желтизной и пурпуром шалфея. Забыв на миг обо всем, Доррин полной грудью с наслаждением вдыхает пряные ароматы.
      В седло он взлетает с куда большей легкостью, чем мог даже мечтать в тот день, когда впервые взгромоздился на Меривен.
      Едва свернув на проходящую за домом Яррла дорогу, Доррин нагоняет фургон, помеченный эмблемой Хонсарда, каковой самолично сидит на козлах.
      - Добрый день, мастер Хонсард, - говорит Доррин, слегка склонив голову.
      - День добрый, - бурчит с козлов возница.
      Легкие белые облака клубятся над западным горизонтом в свете послеполуденного солнца, когда Доррин останавливает Меривен напротив трактира. Точнее, перед его обгорелыми, дымящимися развалинами.
      Какой-то солдат из Спидлара придерживает коня перед покосившейся стеной и закопченной вывеской неподалеку от того места, где остановился Доррин. На вывеске угадывается дно пивной кружки; верхняя часть изображения выгорела. Позади чудом не рухнувшей стены высится здоровенная, в рост человека, груда мусора и обломков, усыпанных сверху черепицей от провалившейся крыши.
      - Демоны! - бормочет солдат себе под нос.
      На камне возле дымящихся развалин сидит женщина с перепачканным сажей лицом и младенцем на руках.
      - Господин, - умоляюще произносит она, завидев солдата, - подай на еду, мне и моей дочурке.
      Воин колеблется, но потом машет рукой и со словами "а, все равно бы пропил!.." бросает на мостовую монету.
      Женщина тянется за ней, но тут из проулка выскакивает какой-то оборванец. Схватив медяк, он пытается улизнуть.
      - Вор! - пронзительно и отчаянно кричит нищенка. Доррин не успевает понять, как оказавшийся в его руках посох словно сам собой сбивает похитителя наземь.
      - Ублюдок! - злобно рычит тот, вскакивая на ноги и выхватывая нож.
      Неуловимое движение посоха - и выбитый ударом по запястью нож со звоном падает на камни.
      - Отдай женщине ее монету, - говорит Доррин.
      Юнец смотрит на свой нож, потом поднимает глаза на Доррина и, внезапно отскочив в сторону, припускает бегом в другой проулок.
      На сей раз Доррин не успевает зацепить его посохом. Надо бы побольше упражняться верхом, но где взять время еще и на это?
      Юноша поднимает нож - белая бронза окутана хаосом, болезненно воспринимаемым его чувствами, - и опускает трофей рукоятью вверх в маленький мешочек у передней луки седла.
      Встреча с Кадарой и Бридом была назначена в "Пивной Кружке", а не в "Рыжем Льве" Кирила. У солдат вообще принято посещать "Кружку", тогда как завсегдатаи "Льва" - в большинстве своем горожане.
      - Видно, приятель, придется теперь и нам ехать к Кирилу, - замечает солдат. - Как я понимаю, теперь, кроме "Рыжего Льва", податься некуда.
      Он поворачивает серого в яблоках коня и направляет его вверх по улице. Доррин, бросив последний взгляд на сгоревшую гостиницу, берется за поводья, но его останавливают жалобные причитания нищенки:
      - А мой медяк, господин? Как же мой медяк?
      От нее исходит ощущение хаоса, однако не зла, а просто беспорядка.
      Порывшись в кошельке, Доррин бросает ей медяк, а потом, взяв двумя пальцами отобранный у воришки нож, кидает ей и его: