– Очень хорошо! Значит, скоро… – Он не договорил.

Где-то неподалеку грохнул тугой взрыв, затем еще один; застрекотали автоматные очереди…

Лицо Власова побледнело, и на нем отчетливо проступили темные мелкие веснушки, в которых Ракитин не без содрогания признал крапины засохшей крови.

– Ну, ребята, – молвил Власов задумчиво, – дело, оказывается, не кончено. К бою! – Обвел неприязненным взглядом пленников. – Вы! Если хотите жить, будете выполнять приказы! Приказ первый: через окно вылезайте из дома и следуйте за мной. С вещами, блин! Шаг в сторону – расстрел на месте!

В этот момент входную дверь косо пропорола автоматная очередь.

– За мной! – заорал Власов, подталкивая автоматом Астатти и Градова в сторону спальни, где лежал истекающий кровью Мартынов.

Ракитин, забросив рюкзак на плечо, уже выбивал башмаком торчащие из пазов рамы стеклянные зубья, освобождая проем окна.

Али считал себя опытным бойцом. На родине, в Афганистане, он провоевал всю свою сознательную жизнь: сначала с русскими оккупантами, потом с оппозицией; далее набиравшая обороты гражданская бойня спутала все понятия законной власти и противостоящих ей группировок, также именовавших себя властью, и, перемещаясь из банды в банду, Али наконец примкнул к таджикским сепаратистам, сражаясь уже на их стороне с федеральными войсками и пограничниками.

Война стала образом жизни, автомат – единственным верным другом, а вопрос: «Зачем он воюет?» – отпал сам собой. Глупый вопрос. Сродни тому: зачем ты живешь?

Зачем?! А эта несказанная радость сердца, когда твоя пуля точно находит врага, повергая его – опасного и сильного – в прах? А радость обретения трофеев? А блаженство, наркотиков? А власть? А испуганная покорность женщин?

Сегодня предстояло захватить каких-то неверных и отправиться с ними в горы – задача пустяковая, хотя он, Али, подготовился к ней, как всегда, тщательно и вдумчиво, взяв под свою команду многоопытных товарищей и не затруднившись обременить себя тяжкой ношей двух гранатометов и увесистым боезапасом к ним.

Возможно, неверные были невооружены, и опасность несло в себе лишь столкновение с местной зажиревшей милицией, однако Али опасался, что на помощь ей способны прийти войска. В его практике такое случалось. Кроме того, надо было учитывать вероятное преследование, да и вообще любую случайность…

А потому Али был готов к самому внезапному повороту событий. И когда координатор, находившийся в поселке, сообщил, что главный, Ахмед, убит, а к домику движется какая-то машина с военными, Али не без удовлетворения отметил свою воинскую мудрость, в сей же миг отослав часть людей, охранявших дорогу, штурмовать дом, а сам же, расчехлив новенькую «муху», занял удобную позицию для атаки за выступом скалы, на повороте дороги.

Он точно выверил дистанцию выстрела, глядя на приближающиеся фары грузовой машины, и, коротко кивнув напарнику, страхующему его дублирующим снарядом, выпалил в цель, тут же, еще за мгновение до взрыва, уяснив обостренной боевым опытом интуицией: попал!

Следом полыхнула вторая вспышка, напитавшая дополнительной силой огненный смерч, в котором корявым изломанным силуэтом обозначился кузов растерзанной машины.

Пригнувшись, Али запетлял по дороге, слыша, как застрекотали, впиваясь в объятых пламенем людей, недвижно лежащих у горящего остова машины, автоматные очереди.

Впрочем, один из атакованных был жив…

Пусто глядя на приближавшегося Али, залитыми кровью пальцами он держал рацию, что-то в нее выговаривая…

Это было опасно, неверный звал помощь.

Коротко полыхнул автомат, и осколки рации с раздробленной кистью руки полетели в огненную лужу растекающегося бензина.

Больше здесь было нечего делать.

Остов машины надежно перегораживал дорогу, и теперь предстояло спешить на помощь штурмующим дом соратникам.

Там же, судя по взрывам гранат и ожесточенной пальбе, завязывалась нешуточная схватка.

Али вернулся к повороту дороги, подхватил гранатомет, любовно погладив тяжелую стальную трубу…

Он никогда не ленился отяготить себя мощным оружием. Он очень мудрый, Али. И очень трудолюбивый… И Аллах вознаградит его, истинного воина!

Последнее сообщение по рации повергло Власова в шок. Машина с поддержкой была разгромлена из засады, и сюда, к дому, двигался явно превосходящий его группу и по численности, и по вооружению противник.

Добиться каких-либо толковых объяснений от Дипломата о составе и вооружении бандформирования Власов не смог: тот еле ворочал языком, абсолютно ничего не соображая и производя впечатление впавшего в транс умалишенного.

Выведя пленников за бруствер, Власов повел их дальше, в скалы, уходя от дома, ибо понимал, что единственное их спасение – скрыться в горах, заняв в подходящем месте глухую оборону и дожидаясь подкрепления. Единственной его надеждой теперь оставался майор Дронь, должный срочно связаться с военными и прислать сюда боевой вертолет.

Замыкая цепочку понуро бредущих в темноте людей, Власов, стараясь придать голосу уверенность, втолковывал:

– Я вас спасаю, мудаков, это понятно? Душманы за вашими головами пришли и… за пластинами этими… Где пластины-то, кстати?

– Их тут нет, – сказал, коротко на него обернувшись, Ракитин. – Честно!

– Да верю, иди… А что они значат-то, а?

– Долгая история.

– Ну, расскажешь, даст бог… А кто душманов сюда намылил, знаешь? Нет? Так посмотри, вон он, позади тебя ковыляет! Агент ЦРУ засратый! Вот его и поблагодаришь, если чучмеки тебе башку срежут… У-у, падаль! – Пнул взвизгнувшего Диму в зад. – Мартынову теперь каюк, считай… А если еще ребят положат, на антрекоты тебя расшинкую, мразь!

– Я работал на вас. Я ничего не мог сделать иного, – вдруг неожиданно ясно, хотя и через всхлип, произнес Дима. – Это вы там, в поезде, сами облажались… А этот, – кивнул на Астатти, – из баллона мне газом в физиономию плеснул…

– Я все делал культурально, – высокомерно отозвался американец.

– Хрена себе, а?! Во, заявочки!.. – с плаксивым возмущением произнес Дипломат.

– Шагайте, вражины, шагайте, – прокомментировал Власов. – Со всеми разберемся в свой черед…

Светлело. Уже различалась узкая тропа, вившаяся в неизвестность; отдалилась, а потом стихла стрельба; долина с поселком остались позади, и Власов, безуспешно бубнивший в микрофон рации свои позывные, тоже, как и пленники, начал спотыкаться и тяжело, с присвистом дышал, едва превозмогая усталость.

Поднялся ветер – настойчивый, резкий, злой, он протяжно гудел в вышине, облизывал скалы, выметая из трещин мелкую гранитную крошку, секшую лица путников, гнал смерчики колкой пыли вдоль тропы, ухал, срываясь в расселины и провалы…

– Может, привал? Хотя бы пять минут! – взмолился Градов.

– Сейчас… – мрачно кивнул Николай. – С диспозицией надо определиться… Чую, барбосы эти в затылок нам дышат… Так что не привал будет, а засада, вот так!

Место для отдыха.Власов выбрал отменное: на изгибе поднимающейся в горы тропы, идущей по краю обрыва среди нагромождения валунов, откуда ясно просматривалось около трехсот метров пройденной дороги.

Он снял с ремня флягу с водой, отвинтив колпачок, капнул в него живительной жидкости, протянув Ракитину. Усмехнулся:

– Первый – старший по званию…

– Да меня уж разжаловали наверняка…

– А ты чего хотел за свои художества?

– Да какие художества, – устало отмахнулся Александр. – Ну, съездил человек за границу, большое дело!

– Вот и съездил! – с вдумчивой яростью подтвердил Николай. – Вот и результат поездочки!

– Да при чем здесь поездка!

– А что при чем?

– Ну, хорошо, – сказал Ракитин. – Эй, Пол, как считаешь, расскажем человеку правду? А то ведь жизнью рискует, сам кровь льет, а за что – не ведает… А?

Астатти хмуро качнул головой.

– Тем более, – подал голос Градов, – если уж ЦРУ в курсе, то просветим заодно и родимый КГБ… В целях паритета и информационного баланса…

– Ну, значит, так, – начал Ракитин, укладываясь на жесткий грунт и подминая под плечо рюкзак. – Стоял, представьте, дивный солнечный денек. И летел ваш покорный слуга со своим приятелем Мертоном Брауном, пригласившим его в Америку в гости в качестве отплаты за московское гостеприимство, над Тихим океаном. В районе Гавайских островов, куда бы сейчас я не отказался попасть…

– О-у, йес! – вдумчиво произнес Астатти.

Власов слушал Ракитина, не перебивая. В итоге спросил хмуро:

– Ну, информация о землетрясениях, понятно… Но тут-то вы зачем? С целью проверки прогнозов? А?! Где… момент истины, так сказать?

– Вот он, момент, – внезапно сказал Дима, указав на тропу.

Власов сдернул с плеча автомат.

К ним поднимались разорванной цепью пятеро вооруженных людей в чалмах и драных халатах, пузырящихся под напором тугого ветра.

Замыкавший колонну человек тащил за спиной, помимо «Калашникова», расчехленную «муху».

Это Власову не понравилось. Гранатомет сулил серьезную заваруху… И с каким бы удовольствием он обменял сейчас свой компактный диверсионный автомат, предназначенный для ближнего боя, на один из стареньких, потертых «АКМов», которыми были вооружены бандиты, хорошо знавшие, какое оружие необходимо для схваток в горах… Кроме того, попытка прицельной стрельбы из короткого ствола при штормовом ветре являла собой затею по меньшей мере праздную.

– Всем – за камни и ни звука! – Власов неторопливо передернул затвор автомата. – Стрелять придется в упор, так что – без нервов. Лично ты, – ткнул пальцем в Диму, – запомни душевное мое слово: выкинешь фокус, улетишь с обрыва. Хочешь поработать горным орлом? Нет? Тогда замри, как клоп замороженный…

Бандит с гранатометом внезапно замедлил шаг, подозрительно вглядываясь в нагромождение валунов, сулящих угрозу засады.

Власов, затаив дыхание, вытащил из подсумка гранаты, позаимствованные им у одного из убитых в доме «духов», и мысленно заклинал носителя «мухи» пройти еще по склону хотя бы метров двадцать…

Двое бойцов, возглавлявших преследование, тоже насторожились, закрутили головами в чалмах, оглядываясь на своих предусмотрительно подотставших сотоварищей. Выбора, однако, не было – им поневоле предстояло двигаться навстречу неизвестности. Навстречу терпеливо их поджидавшему подполковнику Власову…

Словно подброшенный пружиной, он вынырнул прямо перед ними,, густо полив свинцом из «кипариса» заслонившие его от сквозного огня тела, и, боковым зрением холодно отмечая темно-вишневые рваные разрывы на грязных халатах, бросил с размашистого замаха «РГД» в направлении «духа» с гранатометом, уже наводившего страшную трубу в его сторону.

Затем, упав на одно из бьющихся в судороге тел, бросил вторую «лимонку», разорвавшуюся под ногами ожесточенно палившего из «АКМа» приземистого толстячка, сброшенного взрывом в пропасть.

«Трое готовы, точно…» – мелькнуло у Власова, судорожно сдиравшего с плеча убитого «АКМ» и всматривавшегося в двух оставшихся в живых врагов, спешно укрывавшихся за камнями и продолжавших слепую стрельбу.

Как заметил Николай, «дух» с гранатометом, укрываясь за обломком скалы, явно подволакивал ногу, – видимо, задетый осколком «РГД».

Власов, не обращая внимания на гулко вывшие вокруг пули, непредсказуемо рикошетившие о гладкий твердый гранит, вытащил из подсумков убитых автоматные рожки и ползком вернулся в укрытие.

Внезапно он почувствовал нудную боль в руке, увидел вылезший опаленный ватин из распоротого случайной пулей рукава бушлата, а после с досадой ощутил поползшую по предплечью противную кровяную влагу…

– Ну, – криво улыбнулся подсевшему к нему Ракитину, – давай свою аптечку, задело…

В этот момент сработала проклятая «муха», осыпав их россыпью колкого щебня, оглушив тяжким, жестким разрывом.

– Банкуют, суки… – процедил Власов, снимая бушлат и вспарывая ножом намокшую кровью рубаху.

Рана была глубокой, свинец кинжально взрезал трицепс, но Николай, поливая белесо пенящейся перекисью водорода сине-бордовый разверзтый надрез, постарался отрешиться от подступавшего тошнотой обморочного осознания своей искалеченной плоти, с бодрецой наставляя Ракитина:

– Иглы нет? Тогда займемся кройкой и шитьем на досуге… Стягивай царапину пластырем. Потуже! Давай – давай, не дрейфь!

– У вас мышцы, как у слона… Тут попробуй потуже! – пыхтел Ракитин.

– Ничего, ссохнутся с возрастом… А пока работай с тем, что есть!

«Муха» молчала. Бандиты, видимо, поняли, что тратить вслепую снаряды не стоит.

Разбушевавшийся ветер исключал вообще какую-либо стрельбу, и Власов подумал, что с засадой ему явно повезло: с шести-семи метров при таком буйстве стихии пули из его автоматика разбросало бы по сторонам, как воздушные шарики…

Ракитин закончил перевязку. Сказал, задумчиво глядя в пустое, безжизненное небо, где царствовал неутомимый ветер:

– Сегодня – день аномалии…

– Ты о чем? – спросил Власов.

– Да так… Смотрите! – Ракитин указал в щель между валунами, через которую виднелся нижний участок тропы.

В дымной взвеси заметаемых ветром песка и пыли появился двигающийся вверх отряд в знакомых грязных халатах и засаленных чалмах.

«Мухи», карабины, «АКМы» с подствольниками…

Даже не считая бандитов, Власов понял, что на поддержку своим притаившимся в камнях соратникам идут не менее тридцати бойцов…

Вспомнились последние оперативные сводки, с которыми ознакомил его Дронь: в районе, перейдя афганскую границу, действовали около трех бандформирований, тесно связанных с наркомафией. Наступившая горная весна, очистившая перевалы от снега, положила начало сезону контрабанды и ежедневных стычек между пограничниками, войсками и устремлявшимися в Таджикистан бандами.

– Ну, – задумчиво почесал Власов подбородок, – по-моему, приближается полный капец…

«Духи», вероятно предупрежденные окриками своих хоронившихся в камнях дружков, последовали их примеру, шустро рассредоточившись в спасительных россыпях валунов.

– Может, двинемся дальше? – донесся до Власова вопрос Градова.

– Куда дальше?.. – Тот косо указал на выступ скалы, за которым тропа, уходя на обширную пустошь и пересекая ее, круто тянулась вверх. – Будем там, как куропатки в степи, вмиг всех переколотят… Не знаю, впрочем, как всех, но меня-то – наверняка… – Он задумался. Потом произнес, щуря болезненно глаза: – Вы… вот что… Идите, пожалуй. Я прикрою. Расклад все равно ясный…

Вновь грохнула «муха». Затем прострекотали автоматные очереди, тут же захлебнувшись в напрасном своем усердии…

И вдруг протяжно заохал, морща лицо, Дима, схватившись за ногу.

– Что такое? – подполз к нему Власов. – Ну-ка, дай посмотрю…

– Пуля…

– Да какая там пуля… – Николай взрезал кинжалом брючину. – Кусок камня отскочил, выковырну сейчас… Глубоко сидит, сука…

Дима взвизгнул.

– Терпи, змееныш, – цыкнул на него Николай. – Ничего не задето: ни магистральные сосуды, ни нервные стволы… Был бы сейчас новокаин с желатином да еще пролонгатор типа альбумина, вообще бы плясал… Но да и так потерпишь! Наложим тебе давящую повязочку по всем правилам военно-полевой хирургии…

– Вы врач? – простонал Дипломат.

– Я-то? – усмехнулся Власов. – Нет, мое знакомство с медициной в основном состояло в том, что мне в жизни довелось трахать много медсестер. Ну, они порассказали мне всяких ужасов из своей практики… и кое-что, считай, я запомнил.

– Вы уверены, что все делаете правильно? – пискнул Дима.

– Слушай, ты! – Власов затянул узел на повязке. – В Конституции сказано, что тебе гарантирована охрана здоровья. Насчет же того, кто именно будет его охранять, там ничего нет, так что не вякай.

– У меня плохо с сердцем, – побелевшими губами прошептал Дипломат.

– Чего с ним такое, с насосом твоим? Не гонит кровь в пещеристое тело? – спросил бессердечный контрразведчик, глядя в сторону тропы: бандиты, ведя редкий огонь, видимо, совещались, каким образом провести успешное наступление.

И вдруг ожила рация. В шуме выстрелов и ветра Власов скорее интуитивно ощутил похрипывающий слабый звук в наушнике; судорожно прижав его к уху, заговорил в микрофон:

– Здесь «Арбат», «Арбат»…

– И Красная площадь, – не удержался от реплики Ракитин.

– Молчи, дурак… – процедил Власов. – Здесь «Арбат»… Да, я слышу. Что, вертолет?! Класс! Мы на тропе… Тут уступ, валуны… Внизу – «духи». Что? Около тридцати… Оборону? Держим! Что? Да, две «сигналки» есть, сразу пускаю, как вас увижу… – Он коротко оглянулся на небо, вскричал: – Вижу, братцы, порядок!.. По нам сгоряча не врежьте! Не врежьте по нам, говорю!

В пустоте неба внезапно появились два далеких темных пятнышка приближающихся «вертушек».

Власов, вытащив сигнальный патрон, дернул обрывок витого шнура.

Над пропастью, подхваченная воздушным потоком, взвилась, описывая неверные дымные пируэты, оранжевая ракета, рассыпавшись тысячами искр.

– Это просто судьба… – прошептал Ракитин. – Как и тогда, на Гавайях…

– Какие на хрен Гавайи! – зло оскалился Николай, доставая второй патрон, надобности в котором, впрочем, уже не было: их заметили, и «вертушки», хищно пикируя, шли железными беркутами на хорошо видимую из вышины цель…

Стремительно вырвались из направляющих ячей ракеты воздух – земля.

– Всем лечь! – заорал Власов, вжимаясь щекой в ледяной грунт и машинально раскрывая рот в ожидании сокрушительной взрывной волны…

И уже через секунду не стало ни гор, ни неба, ни воя ветра, ни стрекота «вертушек»…

Все потонуло в громе, огне, осколках щебня и каменном скрежете…

Подлый неверный все же убил трех бойцов и тяжело ранил Али: осколок гранаты разорвал икроножную мышцу и задел кость.

Выстрелив из гранатомета в сторону валунов, за которыми скрывался очень опасный, судя по всему, противник, Али, дожидаясь обещанной ему подмоги, сделал себе укол обезболивающего препарата, выдернул застрявший в ноге осколок и, обработав рану, принялся неторопливо ее зашивать кривым крючком хирургической иглы.

Сердце Али переполняла жажда мщения.

Он взял штурмом дом, потеряв практически всех своих людей, но обнаружил внутри его убитых военных, а те, кого надо пленить, ускользнули в горы, ведомые и защищаемые вероломным, как гюрза, гяуром, не хуже его, Али, умеющим воевать и безжалостно и расчетливо убивать…

Изредка, отрываясь от тягостной хирургической процедуры, он поднимал ввысь голову и, скаля судорожно сжатые от боли и ярости зубы, подвывал в унисон злобно свистевшему ветру, мечтая добраться до горла изувечившего его врага, но, когда на тропе показался долгожданный отряд рябого Фейзуллы, им овладело едва ли не ликование от скорого возмездия, должного свершиться над мерзким неверным псом…

Он окликнул соратников, предупредив об опасности, таившейся за валунами на повороте дороги, и прижался затылком к холодному камню, закрыв глаза.

Голова кружилась, сознание обволакивала свинцовая дремота, и он понял, что потерял много крови.

Хватит ли сил дойти до базы?

Его заставил встрепенуться тонко поющий приближающийся звук.

Звук перешел в тяжелый угрожающий вой, словно кто-то мощный и невидимый, безоглядно устремленный вперед, продирался сквозь плотную ткань, разрывая ее с упорством и нарастающей злобой.

Он встревожился, на миг растерявшись. С трудом открыл слипающиеся глаза. И – увидел кошмар.

Прямо на него несся, заслонив небо и изрыгая пулеметный огонь, железный летающий монстр, от которого отделилась, окутавшись белом дымком, стремительная серебристая ракета…

Каким-то механическим движением ухватив автомат, он нажал на спуск, целя в подслеповатые, разнесенные перегородкой плоскости лобовых стекол, а далее мир превратился в слепой хаос черного огня и всепоглощающего грома.

Находясь под грудой теплого битого камня, он по – степенно выплывал из какой-то зыбкой, кругами расходившейся от него пустоты, оглохшим сознанием уясняя, что, кажется, остался жив.

Наконец выбрался из-под полуметрового слоя каменного крошева.

Ногу пронзила невыносимая, ослепляющая боль.

Али перевел взгляд вниз, оторопело увидев кровавые обрывки кожи и сухожилий на месте лодыжки…

Огляделся. Всюду, присыпанные щебнем, как большие тряпичные куклы, с нелепо вывернутыми ногами и руками, валялись истерзанные трупы бойцов.

Али стало бесконечно грустно. Да, именно грустно и пусто. Вот и пришла пора уйти в миры Аллаха. Аллах не любит самоубийц, но он простит Али – достойного воина, так или иначе обреченного на смерть, но все-таки сумевшего обмануть хотя бы терзающую его боль…

Он вытащил из внутреннего кармана халата пластмассовую коробочку, внутри которой в глубоких лунках лежали пять заполненных наркотиком шприцев; сорвав непослушными пальцами предохранительные прозрачные колпачки, обнажил иглы и одну за другой вогнал их в сизую извилину вены…

И свист ветра превратился в нежный шорох склонившихся над арыком ив, под которыми, возле заставленного яствами ковра, его, Али, ждали, призывно ему улыбаясь, красавицы в легких шелковых накидках…

И он, обманувший боль и смерть воин, шагнул к ним.