На отдыхе

Плавучий остров-сад, жемчужина Атлантики, густым зеленым пятном распласталась Мадейра в темно-синей, подернутой солнечной поволокой океанской ряби, и Геннадий, завороженно смотревший в иллюминатор, поймал себя на довольно-таки странной мысли о том, что его присутствие на борту комфортабельного лайнера, летящего на дорогой зарубежный курорт, своего рода нонсенс. В той прежней, социалистической стране, где он родился и вырос, даже поездка в какой-нибудь Крым была бы для него своего рода достижением. И ныне, не изменись политические ориентиры, загорать бы ему исключительно на казенных лесоповалах. Хотя… еще вопрос, стал бы он связывать себя с криминалом, будь у власти суровые коммуняки. Пошел бы, наверное, в завсклады или в завмаги… Обвес, усушка, утруска… Тем бы и пробавлялся. Ан нет – подфартило с демократией. И теперь в компании респектабельных господ из капиталистического мира, вполне соответствуя им по уровню достатка, он, окончивший лишь шесть классов средней школы, не имеющий ни профессии, ни социального статуса, прочитавший не более десятка книг, даже в общем не представляющий, как устроен несущий его в поднебесье самолет, тем не менее пусть и на украденные у других деньги, но пребывает в элите, наслаждаясь всеми привилегиями богатых и сытых.

Однако никакого удовлетворения данное заключение Геннадию не принесло, а, напротив, поселило в нем глухое раздражение перед внезапным осознанием собственной ущербности.

Он оглянулся на полулежавшего в соседнем кресле вдрызг пьяного Грыжу – оплывшего, с багрово-синей физиономией, с тяжелыми морщинистыми веками и сухими фиолетовыми губами. Полбутылки водки – первую похмельную дозу тот вылакал еще в машине, везущей их в аэропорт. Затем бар в зале ожидания, самолет… Полтора литра крепких напитков компаньон уже влил в организм наверняка. Вот же здоровье… Хотя – какое здоровье! Оно в прошлом Грыжи, некогда мастера спорта по классической борьбе. А за последние четыре года, еще до достижения тридцатилетия, превратился бывший спортсмен в полную развалину, имеющую за плечами два инфаркта и цирроз печени – по словам Люськи, угрожающе прогрессирующий…

И ведь вот что забавно: дошел Грыжа до этих печальных достижений благодаря легким денежкам. Как занялся бандитизмом на руководящем уровне – какой уж там спорт! Вместо него – кабаки, компашки. А когда денег столько, что на три жизни хватит, и подниматься к семи утра к станку гудок не зовет, начинаются послабления самому себе в режиме… История, конечно, не из новых, но Грыжа в эту историю влип крепко. Кодировался, завязывал – все напрасно. Признавался: день, мол, кручусь, а под вечер такая скука, такая тоска, куда себя приткнуть – ума не приложу, все из рук валится… А стакашек накатишь – вроде опять с собой в ладу… Спрашивал Геннадия: может, тюряга спасет? Может, и впрямь на нары устроиться по собственному желанию? Да ведь без толку… В зоне водяры – хлебай не хочу, а что по двадцатикратной цене – какого блатного это смутит? На выпивку пацаны пришлют…

Костя, сидевший на крайнем сиденье, у прохода, брезгливо покосившись на Грыжу, произнес:

– Подлетаем… Чего вот только с телом делать?.. – Толкнул бесчувственного Грыжу в рыхлый бок. – Не на тележке же для чемоданов его до такси перемещать? Такой трансфер вроде контрактом не предусмотрен…

– Оклемается, – неуверенно отозвался Геннадий.

Он оказался прав. Черепашьи веки дрогнули, блеклые глаза осоловело уставились в пространство, и Грыжа слабо поинтересовался:

– Где это м-мы? А? Еще не прилетели?

– Снижаемся, – кратко объяснил Константин.

Перегнувшись через него, Грыжа ухватил жирной лапой за ногу проходившую мимо стюардессу. Стюардесса заполошно взвизгнула, но Грыжа, ничуть не смутившись, властно потребовал:

– Пива, поняла?!

В ответ стюардесса затрещала по-португальски нечто угрожающе-возмущенное, и, осознав наконец, что он на борту иностранного самолета и хамство его может квалифицироваться как хулиганство, а не как естественное поведение могущественного криминального босса, Грыжа с неудовольствием пробормотал:

– Сорри… – и посетовал товарищам: – Попалась бы она мне в Москве, коза драная…

Геннадий угрюмо кивнул, покосившись опасливо на удаляющуюся самолетную прислугу, возмущенно комментирующую пустяковую в общем-то закавыку… Ляжку ее тощую потрогали – во, бляха-муха, событие! И ведь хрен чего поперек скажешь, сдаст еще местным мусорам – нахлебаешься… Нравы и законы тут дремучие, заморочки на каждом шагу, все на измене…

Впрочем, обошлось без неприятностей. Миновали таможню, уселись в подкативший автобус и поехали в отель по горному серпантину, тянущемуся вдоль высоких обрывистых берегов, с которых, как с самолета, различалась кривизна морского горизонта.

Кружевная оторочка далеких волн разбивалась о застывшую некогда лаву, отвесно уходившую на километровые глубины. И высилась за приспущенным стеклом автомобильного оконца, из-за заслона реликтового лаврового леса и увитых лианами склонов Пику-Руиву – высшая точка острова, верхушка подводной горы.

Прямо на дорогу с заоблачной высоты летели радужные струи водопадов, сменяли друг друга головокружительные в своей красоте ландшафты, созданные слепым трудом океанских волн и ветров, миллионами лет выедавших рельефы, ущелья и склоны. но на тропическую островную экзотику Геннадий и Константин взирали хмуро, размышляя о практической цели поездки. Цель эту представлял храпящий на заднем сиденье алкоголик, формально – товарищ и компаньон, в действительности же – никчемный, обнаглевший дольщик и будущая жертва.

Разместились в небольшом уютном отеле – одноэтажном комплексе, утопавшем в усыпанном цветами кустарнике.

Умеренно пьющие Геннадий и Константин, распаковав чемоданы и переодевшись в майки и шорты, достали из дорожных сумок по бутылке купленной еще в Москве грошовой, явно некачественной водки и направились к Грыже отметить приезд. Водку брали заведомо ядовитую, решив, что спьяну ее качество компаньон не оценит, а эффект от такого пойла поспособствует задуманному плану. План же был прост: споить в течение отпуска Грыжу насмерть. Чинно и благородно. Никаких утоплений и сбрасываний с обрыва, никаких проблем с полицейским расследованием и судебно-медицинской экспертизой… Впрочем, коли алкоголь окажется бессилен, то в отношении неугодного партнера предусматривалось применение иных методов…

– Дешево и сердито, – изрек Геннадий, разглядывая на свет донышко бутылки, над которым мелкими хлопьями витала мутноватая взвесь.

– Продукт высший сорт, – согласился Костя, открывая дверь номера Грыжи.

Бесчувственное тело пребывающего в забытьи пьяницы грузно высилось на постаменте высокой двуспальной кровати, застланной парчовым покрывалом. Тело, одетое в промокшую от пота рубашку и штиблеты сорок седьмого размера, занимало относительно кровати поперечное положение.

– Ты чего, брат, вставай! – потряс Грыжу за слюнявый подбородок бодрый Константин. – Давай по граммульке за новоселье!

Кое-как растолкав Грыжу и влив в него содержимое обеих емкостей, душегубы, предусмотрительно прихватив с собой опорожненную тару, покинули номер и направились отобедать в прибрежный ресторанчик.

Изысканные рыбные блюда запивали не менее изысканной мадерой, попробовав все ее четыре сорта: сладкую и густую «Мальвазию», полусладкий «Буал», резковатое «Верделло» и сухой, водянистый «Серсьял».

Напиток, носивший название острова – бывшего форпоста Португалии на пути к завоеваниям далеких земель, по своим вкусовым и полезным качествам категорически отличался от того пойла, с которым ныне отчаянно сражалась истерзанная излишествами печень Грыжи.

Наслаждаясь соком перебродившего тропического винограда, гангстеры пребывали в неведении относительно его истории, равно как и истории острова – перекрестка морских дорог, веками снабжавшего вином корабли. Чтобы вино не портилось в дальних путешествиях, сметливые торговцы добавляли в него спирт. То есть, выражаясь языком Геннадия, гнали халтуру. Злокозненность их намерений имела парадоксально положительный результат: вызревая неделями в закупоренных бочках в условиях тропической жары и качки, алкогольный конгломерат превращался в ароматное, насыщенное солнцем диво. Древние морские технологии ныне воспроизводились на суше.

Услужливый официант, узнав, что имеет дело с клиентами из России, не преминул выказать эрудицию, то и дело повторяя словосочетание: «Распутин – мадера». Видимо, и на далеком острове были осведомлены о том, как блудливого старца Григория пытались отравить пирожными с цианистым калием, которые именно мадерой он, согласно преданию, запивал. Этаким посильным участием в российской истории здесь, чувствовалось, немало гордились.

Уловив суть речи официанта, Костя донес ее до Геннадия. Тот в свою очередь хмуро заявил, что влитая в Грыжу водяра именно «Распутиным» и называлась.

После обеда пошли гулять на причал, к бухте, заполоненной разноцветными баркасами и широкопалубными траулерами.

Местные рыбаки, специалисты по ловле глубоководной рыбы-сабли – эшпады, вели кропотливую работу по подготовке снасти, раскладывая бухты лески длиной четыре километра в тазики и насаживая на сотни крючков крохотных анчоусов и сардин.

На осыпанном рыбьей чешуей настиле лежали извлеченные из пучины изувеченные декомпрессией эшпады: антрацитово-черные, с сапфировыми огромными зрачками выпученных глаз, скрюченные так, что хвост каждой рыбы был завернут в ее усеянную расческой длинных и кривых зубов пасть.

– И вот этих крокодилов мы сейчас жевали, – рыгнув, произнес Костя.

– Да ну, ты чего?.. – засомневался Геннадий, вспоминая узкие полоски нежного филе под сметанным соусом.

– Точно, я меню читал, там еще картинка. я думал, типа того, что щука…

– Эта абракадабра такая же щука, как Грыжа – фотомодель, – веско заметил Геннадий.

– Ну, в меню и была фотомодель… Фоторобот то есть…

Около часа они толклись в гомоне толпы, скрипе снастей и грохоте ящиков, среди туристов и рыболовов, тут же продающих дары моря оптовикам, глазея на блестящие, будто отлитые из алюминия, туши тунцов, на распустивших плавники-перья меч-рыб, опасливо огибая лежавших на настиле причала бурых, с корявой шкурой глубоководных акул, чьи мутно-зеленые глазищи фосфоресцировали и при ослепительном свете тропического дня.

– Какая программа на вечер? – спросил Геннадий, одновременно понимая, что внятного ответа на данный вопрос ожидать от Константина не приходится.

– Хрен знает… – Тот пожал плечами. – Трудно, конечно, жить, ничего не делая, но ведь мы не боимся трудностей… Проверим Грыжу, пощупаем пульс, а там – вечер, дискотека… Может, телок склеим… Ты заодно растрясешься… – Он со смешком хлопнул ладонью по животу Геннадия. – Далеко ведь уже за центнер тянешь, а?

– Все мое, – процедил тот, уколотый подобной фамильярностью.

– Ладно, чего надулся, я ж любя, по-братски…

Занятие, впрочем, нашлось: поехали в город прошвырнуться по магазинам. Местные цены показались им возмутительно высокими. А потому, исходя из соображений экономической мести, а может, из побуждений чисто хулиганского толка, решили компаньоны по окончательному злокозненному раздумью украсть из магазина промтоваров пару спортивных костюмов.

Последним криминалом подобного рода на счету Геннадия числилось ограбление пивного ларька, совершенное еще в нежной юности; Константин также не отличался опытом в ремесле откровенной кражи, а потому при выходе из магазина незадачливых жуликов легко вычислила и задержала охрана, препроводив в подсобное помещение для разбирательства.

В подсобке воришек, державших в руках упакованные в полиэтилен костюмы, сфотографировали с помощью аппарата «Полароид», после чего лысый, жирный тип, являвшийся хозяином магазина, принялся названивать в местные правоохранительные органы.

Охранники почтительно именовали лысого сеньором Хулио.

Далее в помещении появилась полная, усатая дама, явно супруга владельца торговой точки. Одобрив краткой репликой манипуляции мужа с телефонным аппаратом, она тотчас же разродилась длиннющей злобной тирадой в адрес иностранных туристов, должных, по ее наивному разумению, приносить трудящимся острова исключительно доход и ни в коем случае не убытки.

Геннадий ощутил невольную дрожь в коленях. Это же надо! Имея в карманах платиновые дебетные карточки и не менее пяти тысяч наличных долларов, угодить в португальскую ментовку из-за каких-то грошовых синтетических тряпок!

Он потерянно обернулся на красного от стыда и унижения Костю. Перехватив его взгляд, тот, словно встрепенувшись, достал бумажник и, мягко отведя в сторону руку Хулио с телефонной трубкой, положил на стол перед хозяином двести долларов.

Хулио опустил трубку на аппарат. Выразительно обернулся в сторону супруги. Дама мгновенно вынесла краткий и категоричный вердикт на непонятном португальском, переведенный Хулио на доступный язык жеста, а именно: выставив перед носом Константина три растопыренных пальца, завмаг дал понять о возможности мирного соглашения на основе финансовой прибавки. При этом в глазах торговца стояла такая холодная решимость, что компаньоны сразу же уяснили: попытка торга означает решительный отказ от дальнейших переговоров.

Исходя беспомощной досадой, Геннадий выложил затребованную сумму, после чего поджарые, черноволосые охранники в белых рубашечках выпроводили задержанных на улицу. Похищенные костюмы, естественно, остались в подсобке.

– Ну, ё-моё, влетели! – тяжело дыша, отплевывался Геннадий.

– Да, классно нас на пять сотен развели… – недоумевал Константин. – В один момент… Умеют, суки! Хулио этот… и его жена Хулинада! Козлы без совести…

– Наверстаем…

– Это конечно…

– Ну и хрена ли стонать?

– А кто стонет-то?..

– Ну и я о том…

В подавленном настроении отправились на местные аттракционы, за пару долларов сфотографировались в обнимку с облезлым, улыбчивым орангутаном, который, согласно распоряжениям своего бдительного командира, умело и четко поворачивал мозолистый зад к объективам халявщиков.

– Ну, брат, ну голова! – восхищался дрессированной обезьяной Костя. – Слышь, Ген, во как надо бабки делать! Орангутана завел и эксплуатируй его на бойком месте! Никакой зарплаты, лишь пара бананов в день…

– А тут эти бананы как у нас пара картофелин, – вдумчиво поддакивал Геннадий.

Вернувшись в отель с целью освежиться под душем и проведать Грыжу, узрели в холле будто бы поджидавшего их менеджера.

Кинувшись к постояльцам, менеджер взволнованно затараторил по-английски нечто, как понял Геннадий, относящееся к персоне оставленного без присмотра Грыжи.

Уяснив, что английский язык гости не понимают, служащий перешел на ломаный польский, не без труда сумев объяснить, что пребывавший в беспамятстве Грыжа час назад очнулся, встал, но тут ему явно поплошело, и он выполз из номера в коридор, где, как перевел остряк Костя, вновь потерял сознательность… Далее Грыжу отвезли в местный госпиталь, адрес которого менеджер друзьям пострадавшего готов любезно предоставить.

Выслушав новость, гангстеры тупо уставились на украшавшую холл гостиницы скульптурную композицию неясного смыслового содержания: отлитую из чугуна несообразность в форме расчлененных мужских гениталий на гладком мраморном постаменте.

– Да, пиковый денек сегодня… – вымолвил наконец Константин. – Чувствую, анекдотец выходит… Типа: «Камикадзе вернулся с задания…» И чего в город нас понесло? Сегодня все бы и решилось… А так – кругом попадалово!

– Прохлопал ушами, хлопай в ладоши, – угрюмо констатировал Геннадий.

Навестив госпиталь и на пальцах объяснившись с дежурным врачом, прояснили ситуацию окончательно: Грыжа был на грани погибели, но усилиями медиков встречи с праотцами избежал, в течение трех дней организм его будет очищен от яда, и доктор надеется, что пациент еще успеет насладиться прелестями восхитительной Мадейры – то бишь острова и ни в коем случае не напитка. Указуя попеременно на свои грудь и живот и отчаянно кривясь, медик дал понять, что дальнейшей борьбы с алкоголем внутренние органы Грыжи не перенесут.

Вечер провели в унынии, проклиная живучего пьяницу и строя вероломные планы его умерщвления. Затем улеглись спать.

Ворочаясь в нежных, пахнувших тонкой парфюмерией простынях, Геннадий раздумывал, не отправить ли ему вместе с Грыжей на тот свет и проворного Костю, одновременно понимая, что и тот способен мыслить в аналогичном направлении.

Заснул под утро – в злобе, боязни и раздражении. Снились осклизлые дохлые акулы и зубастые, ползающие под ногами, как змеи, эшпады.

Из госпиталя Грыжа вернулся осунувшимся и посеревшим. Модная рубаха навыпуск как балахон болталась на его поникших плечах.

– Ну как здоровье? – участливо вопросил Геннадий возвращенного к жизни товарища.

– Вроде… путем… – недоуменно озираясь на обстановку гостиничного номера, молвил тот. Обстановку, судя по всему, Грыжа не помнил даже в общих чертах.

– А нам плели, будто ты чуть сандалеты не откинул… Базарили, что на грани клинической смерти…

– Ну, – угрюмо кивнул Грыжа.

– И… как там? – заинтересованно прищурился Геннадий.

– В госпитале? – Грыжа поморщился. – Да полная жопа! Лежи как бревно, никуда не пускают, покурить – хрен!

– Да не, я не о том… Я в смысле, как оно… там? – Геннадий многозначительно ткнул пальцем в потолок.

– А-а… – Грыжа вздохнул. – Там-то хорошо… Там – наша Родина…

– Печень как? Нормально? – осторожно спросил Константин.

– Работает как часы. На семнадцати камнях! – злобно ответил Грыжа и рассмеялся долго и хрипло.

– Ну вот, а мы как раз по сто грамм собрались… – сокрушенно молвил Геннадий. – За твое, так сказать, выздоровление…

– И чего? – удивился Грыжа. – Кто мешает?

– Ну ты-то ведь бутсы на гвоздь повесил… Неудобняк вроде…

– Ну, грамм пятьдесят за выздоровление и мне не грех… – после некоторого раздумья произнес Грыжа и перекрестился боязливо. – Хоть доктор и стращал, что водка – мой смертный враг…

– Ну, врагов ты никогда не боялся! – польстил Геннадий.

– Алкоголь в малых дозах безвреден в любом количестве, – самым серьезным тоном заявил Константин, подвигая товарищу наполненный стакан.

Напряженно на стакан глядя, Грыжа поделился сокровенным:

– Вот что нехорошо в употреблении водки с утра, так это – трудно будет провести день разнообразно…

– Не по-лысому день проведем, обещаю! – оптимистически заверил его Геннадий, нарезая ломтями ананас. – Тачку мы взяли в аренду, так что прокатимся по ландшафтам… Ананасиком-то закусывай… Тут еще фрукты какие-то непонятные – помесь картошки с клубникой, тропические. видать, у меня от них оскомина вчера вылезла. Но надо воспользоваться, недаром ведь сюда перлись…

– В музей вина, кстати, заедем, – глубокомысленно заявил Константин.

– А чего там?.. – удивленно спросил Грыжа.

– Ну, показывают, как продукт в бочки наливают, какие вообще сорта…

– Пробовать дают?

– Говорят – хоть залейся…

– Это дело!

– Еще бы…

Допив бутылку, отправились на экскурсию.

Геннадий, полагавший, что, как только капля алкоголя попадет в организм Грыжи, остановиться в пьянке тот уже не сможет, в коварном своем расчете не ошибся: в музее местных вин Грыжа, проявивший себя неутомимым дегустатором, купил ящик мадеры для повседневного потребления, а в качестве памятного сувенира приобрел бутылку коллекционного «Верделло» 1870 года, покрытую войлочным слоем пыли. Согласно традиции, бутылку вместе с пылью упаковали в резной деревянный сундучок.

Старания служащих музея, бережно и искусно завернувших старинный сосуд в нежный бумажный кокон, увы, оказались напрасны: после прогулки по музейным окрестностям, похожим то ли на оранжерею, то ли на цветочный магазин, где экзотические фуксии, орхидеи, амариллисы и гортензии произрастали в естественном состоянии, подобно российским елкам-палкам, Грыжа, распотрошив сундучок и выбросив его в канаву, уселся под цветущим кустом, произнеся буквально следующее:

– Хрена ли тяжести на себе таскать? Кому эти сувениры сдались? Люське их дарить? Обойдется! Вообще… жить надо, а не кроить повсеместно! Понял, Гена? Не, ты не понял, ты, сука, жмот… – С этими словами Грыжа раскупорил пыльную бутылку сувенирным музейным штопором и в один присест выдул ее из горлышка. Сплюнув, высказался: – Компот, бляха-муха! А стоит – как цистерна спирта! И за что бабки стригут? Вот тебе и Мадейра… Остров мародеров, мать их!..

Экскурсия продолжилась. Следующим ее этапом по предложению Константина стало посещение высокогорного леса.

Взятая в аренду машинка шустро ринулась по серпантину, огибающему горные склоны.

Грыжу окончательно развезло. То он брался за исполнение тюремно-лирических арий, то предавался пространным философским рассуждениям о бренности земного существования и о никчемности устремления к дензнакам, попутно упрекая в данной приверженности угрюмо поглядывающих на него коллег, то просил остановить машину, дабы совершить физиологические отправления… Данная просьба звучала настойчивым лейтмотивом в его бессвязном монологе, однако остановка на горной дороге исключалась, и сидевший за рулем Геннадий сильно нервничал, полагая, что товарищ не дотерпит, причинив тем самым моральный урон находящимся в машине и материальный урон арендной конторе, который, впрочем, рикошетом отразится опять-таки на нем и Константине.

Однако обошлось. Остановившись на пустынной площадке, располагавшейся между пропастью и небольшим обрывчиком, за которым поднимался колючий кустарник, он открыл дверцу стонавшему от натуги Грыже, выпустив страдальца из салона.

Покачиваясь, Грыжа встал на краю обрывчика, принявшись справлять нужду. Его способности к сохранению равновесия явно противостояла дугообразная и довольно-таки весомая струя, в результате перетянувшая ослабевшее туловище на свою сторону, и, следуя траектории струи, Грыжа совершил перемещение с края обрыва в его низину, заканчивавшуюся топкой канавой.

– Унесенный ветром… – сентиментально молвил Константин, глядя на облачко пыли, оседавшее над пустынной кромкой.

Геннадий издал нервный смешок.

Далее начались работы по извлечению нетрезво матерившегося, перемазанного липкой грязью Грыжи из канавы. В результате Константин подвернул себе лодыжку, Геннадий поранил руку об острый камень, а Грыжа, как ни в чем не бывало завалившись в измазанных шортах на заднее сиденье автомобиля, принялся раскупоривать очередную бутылку.

Экскурсия продолжилась.

Достигли леса, тропинкой прошли на поляну, плюхнулись на густую тонкую травку, сквозь которую пробивались россыпи крохотных розовеньких маргариток.

Долгая прогулка и резкая смена микроклиматов – влажных и душных тропиков на прохладное высокогорье – произвели на самочувствие Грыжи впечатление категорически отрицательное.

Мутно озирая высившиеся над его головой тридцатиметровые деревья с замшелыми стволами, он, еле ворочая языком, прошептал:

– Ребята… Чего-то с сердцем… Не могу… Давайте назад…

В голосе его, слабеющем с каждым произнесенным словом, в жалкой, заискивающей интонации, в том страхе смерти, что властно преодолел дешевенькую и грубоватую браваду насмешки над ней, Геннадий вдруг пронзительно и опаленно почувствовал какую-то иную, тщательно скрываемую под спудом хамства и презрительной жестокости суть того, кто именовался Грыжей… Суть изначальную, человеческую, доверчиво-детскую, знавшую о расплате, о вечности, о сострадании и любви…

Но пораженное постижение этой сути, жившей и в глубине его, Геннадия, что ныне отозвалась на зов чужого гибельного страха, это постижение прервал и развеял деловитый голос Константина:

– Э, Грыжа… Ты вот чего… Ну-ка, встань. И парочку приседаний давай… Все мигом пройдет. Надо, чтобы алкоголь выветрился, понял? – Он попытался поднять грузное тело под мышки, но руки Грыжи безвольно упали вдоль тела, а голова завалилась на грудь. – Х-ха, пульса нет… – задумчиво ощерившись, произнес Костя. Подумав, добавил: – Чем живой человек отличается от мертвого? Температурой и работоспособностью. С работоспособностью – дело ясное, температура тоже вроде падает… – Оттянув веко бездыханного товарища, вгляделся в зрачок. Произнес с притворной горестью: – Ну все… Зенки по семь копеек… Пьяница – добыча дьявола…

– Он умер? – дрогнувшим голосом вопросил Геннадий.

– Еще как! – глубокомысленно подтвердил Константин.

– И… чего делать будем?

– «Чего-чего»!.. – раздраженно отозвался Костя, снимая с покойного золотую цепь. – Дуй в гостиницу, вызывай «скорую» и ментов. Заодно наличность у него конфискуй и перстень, он на телевизоре…

– Давай сначала лопатник его раздербаним, там штукарь зелени, не меньше… – возобладали в Геннадии практичность и одновременно недоверие к шустрому и алчному компаньону.

– Да все поровну поделим, по-братски, чего ты, в натуре… – возмутился Константин, доставая из заднего кармана шорт бумажник Грыжи. – Я тебе крыса какая, что ли?..

Получив деньги, Геннадий отправился к машине, гадая, каким образом делить цепь, часы и перстень.

«Придется продавать, иначе никак…» – пришел он к досадному выводу. И вновь мелькнула мыслишка о том, что славно было бы закопать в этом лесочке и Грыжу, и Константина. Славно, да рискованно – вот в чем беда!

Вечер провели в хлопотах по оформлению смерти перепившего мадеры товарища. Весь следующий день мотались по различным инстанциям, договариваясь о перевозке тела на родину.

А утром Геннадий собрал чемодан, упаковав в него гостиничные мыла, шампуни и похищенные в ресторанах пепельницы.

Покончив со сборами, Геннадий достал бутылку минералки из мини-бара, аккуратно откупорил и, опустошив емкость, налил в нее воды из-под крана. Затем приладил пробку на место, завальцевав рубчатый ободок о край журнального столика, пожелал приятного утоления жажды будущим посетителям и, не забыв поглядеться в зеркало и перекреститься, отправился к машине.

В магазинчике беспошлинной торговли аэропорта сообщники обильно оросили себя одеколонами из пробных пузырьков, а затем, усевшись в креслах зала ожидания и удовлетворенно принюхиваясь к собственным персонам, принялись обсуждать планы самого ближайшего будущего.

– Закопаем Грыжу и наезжаем на Люську, – говорил, шмыгая носом, Константин. – Так, мол, и так, за ним должок, брал из общака на личные нужды, теперь ты возвращай… В общем, тачки его забираем, квартиру тоже и грузим Люсю минимум на триста кусков зелени…

– Квартиру оставим, – покривился Геннадий.

– Ага! Ты щедрый, конечно! Ей, сучке, и комнаты в коммуналке много! А тут такая хата!.. Во заносит тебя! То волком на меня зыришь из-за джипа сраного, когда советую Пемзе его отчинить, то…

– Чего ты на джипе моем зациклился, в натуре? Свою тачку дари!