ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Сунь остановила изображение.

Несколько секунд Хэнд продолжал сидеть молча, внешне безразличный к увиденному. Теперь на голографический дисплей не смотрел никто. Напротив, все участники экспедиции, сидевшие вокруг экрана или сгрудившиеся в дверном проеме, дружно уставились на командира Хэнда.

– Нанотехнологии. Верно?

Хансен озвучил мысль за всех остальных. Хэнд кивнул. Его лицо оставалось непроницаемым, но мой опыт Посланника подсказывал: командир в ярости. Я сказал:

– Это экспериментальные нанотехнологии, Хэнд. Я полагал, что беспокоиться нам не о чем и это обычная самореклама Картеля.

– Обычно так и есть, – без выражения проговорил Хэнд. Хансен тут же заявил:

– Мне приходилось работать с армейскими наносистемами. Но я не встречал ничего подобного.

– И не мог встретить, – ответил ему Хэнд. – Это опытный образец новой нанотехники. То, что вы видели, – совершенно безобидная конфигурация, ни на что не запрограммированная.

– Тогда что она здесь делает? – спросила Амели Вонгсават. Хэнд удивился:

– Как что? Ничего. Госпожа Вонгсават, эти нано не делают ничего. Такова их миссия. Питаются, используя радиацию от взрыва, размножаются, и еще они… Они существуют. Согласно техзаданию на разработку.

– Звучит слишком безобидно, – с сомнением проговорила Крюиксхэнк. Я заметил, как при этих словах переглянулись Хэнд и Сутъяди.

– Разумеется, безобидно. Так оно и есть.

Хэнд пробежал пальцами по кнопкам, и картинка исчезла.

– Капитан, предлагаю закончить обсуждение. Могу ли я понять вас так: датчики установлены, и есть гарантия, что ни у кого не получится скрытно подойти к нашему лагерю?

Сутъяди сразу нахмурился:

– Мы увидим все, что движется. Но…

– Отлично. Тогда все за работу.

Среди присутствовавших пронесся ропот. Кто-то неодобрительно фыркнул, и Сутъяди с холодным спокойствием попросил тишины. Встав с места, Хэнд пошел к себе за занавеску, и, провожая начальника взглядом, Оле Хансен скривился. Собрание продолжил Сутъяди. Нагоняя на аудиторию мороз, он назначал задания надень.

Наконец брифинг закончился. Поодиночке и попарно участники экспедиции начали расходиться. Последним шел Сутъяди. Задержавшись в дверях купола, Таня Вордени бросила взгляд в мою сторону, но к ней тут же склонился Шнайдер, что-то шепнул, и оба уплыли с общим потоком. В свою очередь на меня недовольно посмотрел Сутъяди – заметив, что я остаюсь в куполе. Однако и он прошел мимо, не произнеся ни слова.

Выждав для приличия пару минут, я постучал и, отодвинув занавеску, вошел в четвертушку, которую занимал Хэнд. Тот лежал, растянувшись во всю длину кровати и изучая потолок. В мою сторону он даже не посмотрел.

– Что тебе нужно, Ковач?

Я взял стул и присел.

– Ну, для начала – поменьше балагана.

– По-моему, я не пытался никого ввести в заблуждение. Просто выдерживал общее направление.

– И не сказал правды. Рядовые – это одно, но в случае со специалистами ты сильно ошибся. Они не идиоты.

– Да, они умны. – Хэнд произнес эти слова так, словно наклеивал этикетки. И продолжил мысль:

– К тому же им платят. Что всегда хорошо действует. Упрощает ситуацию.

Я посмотрел на свою ладонь.

– Мне тоже платят. Что хорошо, но не избавит тебя от удушья – если обнаружу, что ты водишь меня за нос.

Наступила пауза. Если разговор и был неприятен Хэнду, он не выпустил наружу ни одной эмоции. Первым не выдержал я:

– Итак. Ты собирался рассказать, что на самом деле происходит с этими нано.

– Ничего не происходит. Так я ответил госпоже Вонгсават, и это чистая правда. Нано сброшены в «нулевой» конфигурации. Никакого задания у них нет.

– Кончай валять дурака, Хэнд. Если нет задания – тогда почему эти нано вывели тебя из равновесия?

Он все так же смотрел в потолок. Казалось, был поглощен созерцанием серой поверхности купола. Захотелось встать со своего места и нажать на Хэнда физически. Оставался шаг, но сделать его не позволяла психология Посланника. Хэнд продолжал размышлять. О чем? Наконец он тихо пробормотал:

– Известна ли тебе величайшая истина о войне – такой, как эта?

– Не давать «мясу» слишком много думать?

Хэнд улыбнулся:

– Нет. Иметь потенциал для инноваций.

Казалось, слова добавили энергии самому говорившему. Внезапно Хэнд рывком сел на кровати, сцепив ладони вместе, обхватил руками колени и принялся буравить меня глазами.

– Ковач, что ты думаешь о Протекторате?

– Шутишь?

Он помотал головой:

– Не шучу и не ловлю на слове. Что такое Протекторат лично для тебя?

– «Строящих козни за оба яйца держит костлявая длань мертвеца».

– Весьма поэтично, но я не спрашивал, как это называла Квел. Я спросил, что думаешь лично ты?

Я пожал плечами:

– Думаю, она права.

Хэнд кивнул без лишних эмоций.

– Хорошо. Она была права. Человечество шагнуло к звездам. Мы действуем в измерениях, ощутить которые физически не имеем возможности. Создаем одно новое общество за другим в мирах, находящихся настолько далеко друг от друга, что самые быстрые из космических кораблей должны лететь тысячу лет, пересекая сферу нашей экспансии от края до края. А знаешь, как мы добились этого?

– Такое чувство, что я слушаю политическую речь.

– Это сделали корпорации. Не правительства. Не политики. Это не фокус гребаного Протектората – фальшивки, созданной на наши деньги. Видение этого будущего обеспечено корпоративным планированием. Оно создавалось на средства корпораций и усилиями служащих им людей.

– Браво! Аплодируем корпоративному духу! – я несколько раз хлопнул в ладоши. Хэнд не обратил на этот демонстративный жест никакого внимания.

– А что произошло, когда мы сделали то, что сделали? Появились Объединенные Нации, и нас заставили замолчать. ОН отобрали у нас власть, данную во времена великого переселения. Ввели новые налоги и переписали законы по-новому. Они просто нас кастрировали.

– Хэнд, я сейчас заплачу.

– Это совершенно не смешно, Ковач. Ты хотя бы способен вообразить, до какого уровня могло дойти технологическое могущество человеческой расы – не будь на нас намордник? Знаешь, как быстро мы развивались на пике миграции?

– Читал про это.

– Космоплавание, криогеника, бионика, машинное мышление. – Он считал, отгибая пальцы по очереди. – То были десять лет, достойные целого столетия. Глобальная инъекция допинга, введенная всему научному сообществу. И все закончилось, едва Протекторат подписал свои протоколы. Если бы этого не случилось, мы уже имели бы средства для сверхсветового космического полета. Гарантированно.

– Теперь можно говорить все что угодно. Думаю, ты опустил кое-какие незначительные детали, хотя дело даже не в них. Не хочешь ли ты сказать: если бы не те протоколы, вы покончили бы с этой войной в два счета?

– В сущности, да. – Руки Хэнда, зажатые между колен, непроизвольно задвигались. – Это, разумеется, не официальная позиция. Точнее – не более официальная, чем линкоры Протектората, которых якобы нет в районе Санкции IV. Неофициально же каждый из членов Картеля имеет право разрабатывать продукцию военного назначения как ему угодно.

– И что такое ползает по округе? Продукция военного назначения?

Хэнд процедил сквозь сжатые губы:

– Умная нанобиосистема сверхкороткого жизненного цикла, сокращенно – УНБС.

– Звучит многообещающе. И что она может?

– Не знаю.

– И на кой хрен…

Хэнд склонился вперед:

– Я сказал «не знаю». Никто не знает. Пока. Это совершенно новое направление разработок. Тема называлась так: «Масштабируемые адаптивные наносистемы с открытым программированием и коротким жизненным циклом». Сокращенно – системы МАНОПКЖ.

– Системы МАНОПКЖ? Ну и название. Это что, оружие?

– Конечно.

– И как оно действует?

– Ковач, прочисти уши! – Судя по голосу, в Хэнде просыпался энтузиазм. – Это адаптивная, саморазвивающаяся боевая система. Эволюция чистого ума. Никому не известно, по каким законам она действует. Постарайся вообразить, как могла сложиться жизнь на планете Земля, случись молекулам ДНК обрести частицу разума или хотя бы способность к примитивному мышлению. Вообрази – и ты поймешь, насколько быстро пошло бы эволюционное развитие. Теперь умножь на миллион или даже больше – именно этот коэффициент стоит за «коротким жизненным циклом». В последний раз, когда я слышал о проекте на одном из совещаний, говорили о четырехминутном цикле смены поколений. Как действует? Ковач, мы едва способны наметить основные направления. Развитие системы моделировали на компьютере «Мандрагоры», в виртуальной среде. И всякий раз получали новый результат. Однажды она построила что-то вроде скорострельной пушки в виде кузнечика размером с танк-паук. Он мог прыгать метров на семь в высоту и вести огонь в падении, почти не промахиваясь. В другой раз система приняла вид облака из спор, разрушавших молекулы углерода при непосредственном контакте с карбоновой броней.

– О-о… Бог ты мой.

– Ну, в нашей местности ничего подобного случиться не должно. Здесь попросту нет достаточного числа военных, чтобы служить фактором эволюции.

– Однако ваше чудо может найти себе иные занятия.

– Вполне допускаю. – Хэнд уставился на свои руки и задумчиво добавил: – Когда станет активным.

– И сколько времени осталось до начала активной фазы?

Хэнд пожал плечами:

– Пока МАНОПКЖ не столкнется с охранным комплексом Сутъяди. Спираль эволюции начнет раскручиваться после того, как по ней начнут стрелять.

– Что, если мы решим ее уничтожить? Сутъяди предложит именно это.

– Чем? После того как мы включим ультравибраторы «Нагини», боевая наносистема окажется подготовленной к встрече с нашими средствами охраны периметра. Применив иные воздействия, мы заставим противную сторону эволюционировать, противодействуя новым факторам – вырабатывая устойчивость к ним и становясь гораздо умнее. Вообще это целая наука, наноматика. По аналогии с микробами, частицы боевой наносистемы – назовем их нанобами, практически невозможно уничтожить. То есть их нельзя убивать по одному. А вместе они – сила, и кто-то всегда остается в живых. Черт побери, Ковач, в наших исследованиях говорится, что степень поражения нанобов в восемьдесят процентов идеально соответствует их быстрой эволюции. Таков принцип работы этой штуковины. Вот тут и зарыта хреновина: выживают только сильнейшие – именно те, что на следующем витке спирали раздавят тебя самого. Все – абсолютно все, чем будет нанесен удар по наносистеме в нулевой конфигурации, – сместит ситуацию в худшую для нас сторону.

– Должна существовать кнопка, которая выключает или ликвидирует оружие.

– Да, такая кнопка предусмотрена. Для остановки проекта нужен код. Которого у меня нет.

Не знаю, была ли причиной радиация или, наоборот, лекарства, но внезапно я почувствовал сильную усталость. В голову не приходило ничего, кроме слов Вордени, сказанных вчерашним вечером. Напрасное сотрясение воздуха. Что толку разговаривать с этими солдатами, чиновниками из корпораций и политиками? Их нужно мочить всех подряд, и мир станет гораздо лучше. Позади них одно дерьмо, и кому-то еще приходится это убирать.

Хэнд негромко кашлянул.

– Если повезет – уберемся отсюда раньше, чем эта хреновина разовьется в нечто существенное.

– Хочешь сказать: если Геда на нашей стороне?

Он улыбнулся:

– Можно и так.

– Хэнд, ты не веришь ни одному своему слову.

Улыбка исчезла.

– Откуда тебе знать?

– МАНОПКЖ. УНБС. Аббревиатуры тебе знакомы. Ты знаешь результаты моделирования. Имеешь представление о гребаных программах и железе, на котором они запущены. Когда Карера нас предупреждал, говоря о сброшенных в этом районе наносредствах, ты глазом не моргнул. А теперь ни с того ни с сего писаешь в трусы. Беспокоят нанобы… Что-то не так.

Хэнд привстал на койке.

– Тяжелый случай. Ковач, я сказал ровно столько, сколько хотел.

Одним движением я поставил чиновника на ноги, одновременно активизируя оружейный интерфейс правой руки. В ладонь тяжело упал автомат.

– Сидеть.

Хэнд спокойно посмотрел в направленный прямо на него ствол:

– Не делай глупостей… – он поднял голову, взглянул мне в глаза и осекся.

– Сидеть.

Хэнд осторожно опустился на койку.

– Ковач, сделаешь это – и потеряешь все. Деньги и обратный билет на Латимер.

– По тому, как это сказано, у меня вряд ли появились накопления.

– Ковач, у меня достаточно копий. Если и выстрелишь, то совершенно впустую. В Лэндфолле меня перешьют в другое тело и…

– Не получал пулю в живот?

Глаза Хэнда на мгновение встретили мой взгляд. Чиновник замолчал.

– Это разрывные пули повышенной энергии. Особенно хороши для ближнего боя. Думаю, ты видел, что стало с группой Дэна. Эти пули входят целиком и выходят в виде мономолекулярных осколков. Если я продырявлю тебе брюхо, умирать придется до вечера. Знаешь, что это будет, здесь и сейчас? Что бы ни сделали психохирурги, ты не забудешь этого никогда. Однажды я умирал так же и могу сообщить: лучше не дергайся.

– Мне кажется, у капитана Сутъяди будет особое мнение.

– Сутъяди сделает так, как скажу я. Остальные тоже. На собрании ты не приобрел никакой поддержки. Ни я и никто из них не захочет умирать, в особенности от рук твоих «эволюционирующих нанобов». Рискну предположить, что мы закончим этот разговор цивилизованно.

Я наблюдал затем, как Хэнд оценивает решимость в моих глазах и жестах. Определенно, он владел некоторыми из психологических навыков. Хэнд понимал, что почем, но в сравнении с подготовкой Посланника корпоративное биообеспечение просто отдыхает. Посланники действуют рефлекторно, на основе подспудного синтеза факторов. И в тот момент я не знал, буду стрелять или нет.

Он прочитал это в моих глазах. И сломался. Я увидел, как изменилось его лицо, и убрал оружие, не зная сам, что произошло бы при ином раскладе. Часто бывает, люди не знают, что творят. Так и у Посланников.

Хэнд сказал:

– Информация не должна выйти из этой комнаты. Иное решение будет контрпродуктивным.

Я поднял бровь:

– Так плохо?

Он ответил нехотя, с трудом выговаривая слова:

– Может показаться… будто я сам себя напрягаю. Нужно остерегаться.

– Кого?

– Ты не должен их знать. Конкурентов.

Я сел на прежнее место.

– Другая корпорация?

Хэнд отрицательно качнул головой:

– Нет. МАНОП – проект «Мандрагоры». Изначально мы действительно купили технологию УНБС у независимых разработчиков, но теперь проект полностью за «Мандрагорой». И хорошо прикрыт. Хотя внутри корпорации есть люди, завязшие в интригах, и они постараются обязательно влезть. Коллеги-с… – последнее слово он выговорил с особенным выражением.

– И много таких «коллег»?

Хэнд скорчил гримасу.

– Ковач, в «Мандрагоре» нет друзей. С тобой идут до тех пор, пока получают финансирование. Если поверишь хоть раз – тебя сразу утопят. Вечная борьба за место под солнцем. Боюсь, я немного просчитался.

– Значит, боевую наносистему сбросили, чтобы гарантировать твое невозвращение из Дэнгрека? Не слишком дальновидно, зная конечные цели нашей экспедиции.

Представитель «Мандрагоры» только развел руками.

– Думаю, они не имеют понятия, для чего мы здесь находимся. Все данные надежно скрыты в архиве корпорации, и доступ разрешен мне одному. Пытаясь докопаться до причин, они рискуют потерять все, что имеют.

– Но если им придет в голову взять тебя здесь, на месте…

Хэнд кивнул:

– Точно.

Тут я подумал о причине, по которой Хэнд мог не хотеть получить пулю. Мои предположения о его капитуляции требовали немедленного пересмотра. Хэнд не сломлен. Он просчитан.

– Как надежно укрыты твои данные?

– От доступа извне? Чертовски надежно. Для доступа изнутри корпорации? – Он изучающее посмотрел на свои руки. – Не знаю. Мы уходили в спешке. Коды безопасности не менялись достаточно давно. Вопрос времени.

Я предложил:

– Мы можем протрубить отступление. Вызови Кареру, он же дал нам код.

Хэнд натянуто улыбнулся:

– Как ты полагаешь, Карера дал нам тот код? Экспериментальная нанотехнология закрыта кодом, неизвестным Карере. Чтобы произвести сам сброс, моим врагам требовалось иметь влияние на уровне Военного Совета. Что предполагает доступ ко всем кодам, в том числе и кодам «Клина». Забудь о Карере. Карера – карманный политик. Предположим, коды были действительны на момент его информации, но сейчас это не более чем средство для точного наведения ракет, ждущих сигнала. Средство для нашего уничтожения. – Последовала еще одна напряженная улыбка. – Как я знаю, «Клин» очень точно попадает в цель.

– Обычно они не промахиваются.

– Итак. – Хэнд встал с места и подошел к окну с занавеской. – Итак, тебе все известно. Доволен?

Я задумался.

– Единственный шанс уйти с этого места целым – это…

– Совершенно верно. – Хэнд не стал даже отворачиваться от окна. – Подробный доклад о нашей находке вместе с заявочным номером, соответствующим бую, сброшенному на новую собственность «Мандрагоры». Единственное, что может вернуть меня в игру на верхнем этаже. С картой старше, чем у скептиков.

Немного посидев, я вдруг понял, что разговор окончен, и собрался идти. Хэнд ни разу посмотрел в мою сторону. Обратив внимание на выражение его лица, я почувствовал неожиданную симпатию. Просчитаться – знакомое мне состояние. У самого порога я на секунду остановился.

– Что? – спросил Хэнд.

– По-моему, еще стоит помолиться. Это помогает.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Своей работой Вордени занималась как каторжная.

Таня упивалась штурмом неприступной, скрученной из множества слоев конструкции ворот. Казалось, временами она впадала в неистовство. Часами срисовывала техноглифы, стараясь вычислить закономерности их повторения. Быстрыми, словно у джазового пианиста движениями загружала последовательности знаков в серые блоки памяти. Потом пропускала данные через синтезаторы, расставленные вокруг ворот, и наблюдала за эффектом, обхватив голову руками.

Наш археолог предлагала неземной конструкции свои протоколы последовательных воздействий, а приборы регистрировали все самые скупые ответные реакции. Поверхность ворот рассматривалась скрупулезно, через пятьдесят семь расставленных по периметру экранов. От Вордени не мог укрыться ни один блик. Анализ реакции ворот помогал генерировать следующую тестовую серию. И так далее.

Поняв наконец невозможность когерентного воздействия на техноглифы, Таня собрала записи и удалилась в купол, где решила начать все сначала.

Вордени скрылась в куполе, а я тихо присел, держась в стороне от остальных. Хотелось видеть, как эта женщина будет работать над задачей, немыслимо трудной с точки зрения профессионального ученого. Из люка «Нагини» я время от времени видел мелькавшее в окне купола лицо Тани. Сделать это мог только я – помогала нейрохимия зрения. Глаза Вордени устремлялись то на устройство ввода текста, то на интерфейсы мгновенной памяти. Потом Таня исчезала в глубине помещения, и оставалось любоваться картинкой с хаотично разложенными зарисовками техноглифов. В эти секунды я подсознательно старался отыскать ее изображение на стене, сплошь увешанной мониторами.

Волосы она убрала назад – так, чтобы не мешали работать, но пряди время от времени выбивались и падали налицо. Тогда мне не было видно лица Тани. Неожиданно появилось желание подправить ей локоны.

Я наблюдал за работой Вордени и за тем, что делала с ней эта работа.

Сунь с Хансеном работали за выносным пультом управления системами. Сутъяди ни на минуту не оставлял входа в каверну, где трудилась Вордени – независимо от ее присутствия.

Остальная часть нашего экипажа смотрела частично закодированное спутниковое телевещание. В основном смеха ради – пропагандистские каналы кемпистов. Иногда, при очень плохом приеме, переключались на правительственное вещание. Появление самого Кемпа на экране сопровождалось улюлюканьем и издевками. И наоборот, номера Лапинии вызывали радость и дружные аплодисменты. Постепенно реакция аудитории притупилась, а каждому из выступавших с экрана артистов отошла своя доля внимания.

Депре и Крюиксхэнк безудержно хвалили Лапинию, в каком бы сюжете ни появлялась певица, но весь экипаж дружно поносил идеологизированный бред Кемпа, состоявший из поз и демагогии. То, что должно, по идее, зажигать зрителей, провоцировало лишь хохот. Общему веселью поддался даже Сян. По лицу ниндзя несколько раз прошла тень улыбки.

Хэнд наблюдал за океаном, и его внимание в основном привлекал либо юг, либо восток. В какой-то момент, задумавшись, я поднял взгляд к усыпанному яркими звездами небу. Наблюдают ли за нами сверху? И кто?

После двух дней пассивного ожидания наше охранение нанесло удар по колонии нанобов.

Когда сработала батарея ультравибраторов, меня как раз тошнило. Это почти всегда ощущаешь физически – как зуд в костях. Или чувствуешь тупую боль в желудке.

Импульсов было три. Потом наступила тишина.

Вытерев рот, я хлопнул по кнопке удаления мусора и вышел из своего купола на берег. Небо у линии горизонта уже посветлело. В той стороне виднелось лишь смутное марево, шедшее от Заубервилля. Не было ни дыма, ни огней и никаких признаков, говоривших о попадании в боевую технику.

На открытом отовсюду пространстве стояла Крюиксхэнк. Опустив лазерный «Санджет», она всматривалась в горы. Я подошел ближе.

– Ты почувствовал?

– Угу… – Набежала слюна, и пришлось сплюнуть в песок, под ноги. В висках продолжала пульсировать боль, не знаю – то ли от визга ультравибраторов, то ли от резкого пробуждения. – Похоже, отсидеться не удалось.

Она покосилась на меня:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Ну началось. Только не надо брызгать слюной. Еще пара дней – окажешься на моем месте.

– Спасибо на добром слове.

Еще один, более мощный аккорд ультравибраторов. Дрожь волной прокатилась через внутренности. Хорошо согласованная серия импульсов и раскат отчетливо слышной реакции от встречи залпа с целью. Стиснув зубы, я закрыл глаза.

– Есть накрытие, – сказала Крюиксхэнк. – Первые три – это пристрелочные импульсы. Теперь цель на мушке.

– Отлично.

Вибрация утихла. Наклонившись, я попытался высморкаться, вычищая одну ноздрю от сгустков рвоты. Крюиксхэнк с любопытством следила за моими действиями.

– Что?

– О-о. Извини, – сказала она и отвела взгляд. Прочистив и вторую половину носа, я опять сплюнул и осмотрелся вокруг. Горизонт оставался чистым. В песке, у самых моих ног, виднелись пятна крови и рвоты. Похоже, распадаюсь на части. Хреново.

– А где наш Сутъяди?

Крюиксхэнк махнула рукой в ту сторону, где стояла «Нагини». Под носовой частью штурмовика находилась изогнутая передвижная площадка, на которой я увидел Сутъяди и Хансена. По-видимому, они обсуждали нечто важное, касавшееся вооружения ближнего боя.

Недалеко от корабля на песчаном берегу сидела Амели Вонгсават и наблюдала за дискуссией. Депре, Сунь и Сян либо все еще не вышли из камбуза, либо решили убить время на подсобных работах.

Рассматривая фигуры стоявших на передвижной площадке, Крюиксхэнк ладонью прикрыла глаза от яркого солнца.

– По-моему, наш капитан всерьез полагается на носовую установку. Про это он говорит с первого дня. Смотри, смотри – улыбается.

До площадки я добрался, с большим трудом преодолевая то и дело подступавшую тошноту. Сутъяди, видевший мое приближение, присел на край. Улыбнуться он не посмел.

– Похоже, времени у нас не осталось.

– Не совсем так. Судя по рассказу Хэнда, нанобам требуется эволюционировать несколько дней. Для построения ответа на удар ультравибраторов им осталось около половины пути.

– Будем полагаться на археолога. Возможно, она развивается столь же быстрыми темпами. Вы с ней разговаривали?

– А что, с ней можно разговаривать?

Сутъяди состроил кислую мину. С момента, когда мы узнали о сбросе наносистемы, Вордени окончательно замкнулась. Даже ела механически, без всякого видимого удовольствия. От разговоров она уходила, односложно и зло обрывая любые попытки контакта.

– Хотелось бы получить доклад о состоянии, – сказал Сутъяди.

– Он в процессе.

Я перебрался на другую сторону песчаного пляжа, по дороге обменявшись с Крюиксхэнк замысловатым рукопожатием. Жест, казавшийся рефлекторным, вызвал улыбку у меня самого и отчасти помог избежать нового прилива дурноты. Что-то вроде психотехники Посланников. Рефлекс цепляется за то, что глубоко внутри.

– Поговорим? – спросила Амели Вонгсават, когда я оказался рядом.

– Разумеется. Я вернусь через минуту. Нужно взглянуть, над чем работает наша неутомимая коллега.

Теперь уже никто не улыбался.

Я обнаружил Вордени сбоку от ворот. Таня сердито смотрела на объект своего исследования. На изящных, напряженно мерцавших над ее головой экранах шли бесконечные тестовые последовательности. Дисплей, расположенный перед рабочим местом, оказался пуст, зато на угловом экране в свернутом объемном окне крутились какие-то данные.

Странная для опытного исследователя конфигурация. Большинство предпочитают изучать результаты в проекции на плоскость. Это всегда лишь электронный эквивалент реальных данных, представление которых можно в любой момент изменить, растянув по комнате одним движением курсора.

Я наблюдал, как она снова и снова рассматривает объемную проекцию под разными углами. Археолог прокручивала картинку раздраженными, резкими движениями, смещая панораму то в одну, то в другую сторону. Мне нравился ее жесткий стиль.

Первой спросила она:

– Надеюсь, ты не станешь задавать глупых вопросов?

– Теперь в игре нанобы.

Вордени кивнула.

– Я уже почувствовала. Что у нас есть? Дня два или три?

– Хэнд считает, что на открытой местности эволюция займет четыре дня. Не стоит думать, будто ты работаешь под прессом.

Последовала слабая улыбка. Похоже, она немного оттаивала.

– Что-нибудь получается?

– Ковач, это глупый вопрос.

– Ну извини. Пододвинув ящик, я сел.

– У Сутъяди начался зуд. Ему нужно действовать.

– Понимаю. Хватит ерундой заниматься, просто открой эту штуку…

Я с трудом выдавил улыбку:

– Вроде того. А хорошо бы, правда?

Молчание. Ворота поглощали и мое внимание. Таня тихо произнесла:

– Я очень близко. Длины волн подобраны. Идет проверка звуковых и визуальных стимулов. Здесь чистая математика, и насколько я разбираюсь в математике, это непременно сработает. Мне приблизительно ясно, что должно произойти, остается экстраполировать. Примерно так мы работали в прошлый раз, насколько помню. Черт, они должны открыться! Но я что-то упустила. Забыла. Выпало что-то важное… Даже не знаю, было ли оно… – Лицо ее дрогнуло. – Из меня все стерли.

В голосе Вордени зазвучала истерическая нота, и она осеклась, не желая преодолеть барьер, ограждавший оставленное позади. Нужно было ей помочь.

– А если кто-то уже побывал здесь до нас? Они могли поменять пароли на вход?

Некоторое время Таня молчала. Я ждал. Наконец она подняла голову и прокашлялась:

– Спасибо. Гм… За участие. Сам знаешь, такое маловероятно. Один шанс на миллионы. Нет. Я точно знаю, что просто чего-то не знаю. Забыла.

– Но ворота можно перешить?

– Ковач, можно! Можно вообще все. Но реально – вряд ли. Человеку такое просто не под силу.

– Людям удалось открыть ворота.

– О да. Ковач, собака тоже способна открыть дверь – если сможет дотянуться до ручки. А ты когда-нибудь видел собаку, сперва снявшую дверь с петель, а потом повесившую ее на место?