– Домой. И побыстрее, – сказал я, назвав адрес.

– Расчетное время доставки – девять минут. Внесите платеж.

Я кивнул Шнайдеру, и тот вставил в терминал ни разу не использованный пластик кредитки. Такси пискнуло и мягко взлетело в ночное небо, практически чистое от транспорта. Повертев головой, я взглянул на уходящие назад огни города и стал мысленно анализировать, насколько качественным было наше прикрытие.

В очередной раз обернувшись, я поймал направленный на меня взгляд Тани Вордени. Она не смотрела по сторонам.

До самой посадки я смотрел вперед, на огни.

Отель оказался выбран правильно. Самый дешевый из построенных во времена больших пассажиропотоков, теперь он служил ночлегом для проституток и калек. Клерк за стойкой носил самое дешевое из тел, от фирмы «Синтета». Силиконовая плоть выглядела сильно потертой, особенно на костяшках пальцев, а на правой руке были видны явные следы ремонта. Стойка, испачканная во множестве мест, но внешней стороне была вспучена через каждые десять сантиметров – следы действия генератора поля. По коридорам, выходившим в плохо освещенный холл, слонялись женщины и мужчины с выцветшими, невыразительными лицами.

Взгляд портье упал на нас так, словно перед ним была куча тряпья:

– Десять санов в час, пятьдесят вперед. За душ и экран – еще пятьдесят.

– Мы на одну ночь. Комендантский час, знаете ли, – сообщил Шнайдер. Физиономия клерка не выражала абсолютно ничего. Может, это было особенностью его тела. Синтеты никогда не отличались чуткими нервными окончаниями.

– Тогда с вас восемьдесят плюс пятьдесят предоплаты. Душ и теледоступ – еще пятьдесят.

– И никаких скидок для постоянных гостей?

Взгляд портье устремился на меня, а его рука нырнула под прилавок. Я мгновенно почувствовал, как обострилась моя реакция, не притупившаяся после стрельбы.

– Вам нужна комната или нет?

– Нужна, – сказал Шнайдер, опасливо глядя в мою сторону. – Считыватель есть?

– Десять процентов сверху, – клерк задумался, копаясь в памяти. – Плата за платеж.

– Идет.

Нетвердо встав на ноги, портье исчез в соседней комнате. Вернувшись, он положил на стол считывающее устройство.

– Наличные, – тихо пробормотала Вордени. – Надо было подумать раньше.

Шнайдер только пожал плечами:

– Нельзя все предвидеть. Когда ты последний раз расплачивалась наличными?

Она с досадой покачала головой. Я сразу вспомнил, когда держал в руках деньги. Три десятка лет назад, за несколько световых лет отсюда. Купюры на пластифицированной бумаге с витиеватым дизайном и голографическими вставками казались огромными. Но то было на Земле, а Земля выпадала из общего доколониального состояния. Тогда мне даже казалось, что я влюбился. И наделал немало глупостей. Тогда, на Земле, во мне что-то умерло.

Другая планета и другое тело.

Я убрал из памяти ее лицо, которое, к несчастью, хорошо помнил, и посмотрел вокруг, возвращаясь к реальности. Из полумрака на меня смотрели другие, неестественно раскрашенные лица. Записки из публичного дома. Боже правый!

Портье бросил на прилавок карточку.

– Пройдете назад и вниз по лестнице. Четвертый уровень. Душ и экран работают до окончания комендантского часа. Если захотите продлить – подойдите оплатить.

Силиконовое лицо сморщилось, изображая улыбку. Ужас. Ему не стоило так стараться.

– Комнаты звукоизолированные. Делайте что хотите.

Коридор и стальная клетка лестницы освещались еще хуже, чем вестибюль. Местами осветительные плитки отвалились от стен. Остальные могли осыпаться в любой момент. Ограждение, некогда намазанное светящейся краской, кое-где обтерлось до металла.

Мы миновали кучковавшихся на ступенях шлюх, и почти все они были с клиентами. Кругом витало ощущение дешевого веселья, воздух просто звенел. Бизнес не выглядел упадочным. Я разглядел в толпе клиентуры пару людей в форме. Еще один, облокотившийся на перила, скорее походил на функционера Картеля. Он задумчиво курил. На нас не обратил внимания никто.

Комната выглядела длинным узким пеналом с невысоким потолком и стенами, покрытыми толстым слоем резинопо-добного состава, вероятно, приклеенного прямо к голому бетону. Цвет – умопомрачительный: интенсивно-красный. В комнате было две спальные полки, прикрепленные на противоположных стенах так, что между ними оставалось примерно полметра. По углам одной из кроватей оказались предусмотрительно закреплены четыре куска пластиковой цепи.

У дальней стены стояла душевая кабина, достаточно широкая, чтобы в нее могло поместиться три человека, если представится такой случай. Против кроватей стояли внушительных размеров экраны, на каждом из которых светилось меню. Фон на экранах был розовым. Оглядевшись, я выдохнул в нагретое как инкубатор помещение и поставил свою ношу на пол.

– Проверь, хорошо ли заперта дверь.

Я вытащил сканер и обошел всю комнату. На потолке обнаружились сразу три «жучка». По одному над каждой кроватью и еще один – в душе. Очень впечатляет. Шнайдер прилепил у каждого стандартный подавитель сигнала. Считывая память «жучка», они копируют два последних часа, а потом крутят этот кусок до бесконечности. Есть и более совершенные модели, способные генерировать правдоподобные сюжеты. Впрочем, в нашем случае это лишнее. Не стоит создавать видимость операции настоящих спецслужб.

– Куда это складывать? – поинтересовался Шнайдер, распаковав одну из сумок на первой кровати.

– Оставь все на месте, – откликнулась Вордени. – Положи, я сама. Это… гм… довольно сложная штука.

Шнайдер поднял бровь:

– Понял. Молчу. Просто смотрю.

Сложная или нет, но сборка оборудования отняла у Тани всего минут десять. Закончив дело, она достала из мягкой упаковки пару модифицированных защитных очков и, надев себе на голову, повернулась ко мне.

– Не хочешь дать это мне?

Дотянувшись до жилета, я достал из кармана сегмент позвоночника. На кости еще висели сгустки крови, но Таня приняла объект исследования спокойно, тут же положив его на рабочую поверхность только что свинченного скребка для обработки артефактов.

Из-под защитного стекла выбивалось бледно-фиолетовое свечение. Мы со Шнайдером наблюдали затем, как Таня воткнула очки в разъем на боковой поверхности установки. Скрестив ноги, она присела на пол и приступила к делу. Из недр машины послышался негромкий скрежет.

– Работает? – спросил я. Она хмыкнула. – Сколько времени это займет?

– Много, если будете задавать идиотские вопросы, – ответила Таня Вордени, не отрываясь от своего занятия. – Вам совсем делать нечего?

Скосив глаза на Шнайдера, я заметил, как он ухмыльнулся.

К моменту окончательной сборки второй машины Вордени почти завершила работу. Глядя через ее плечо на ставшее пурпурным сияние, я смог оценить оставшееся от сегмента позвоночника. Большая его часть уже исчезла, и теперь аппарат соскребал последние кусочки плоти с крошечного металлического цилиндра корковой памяти, или как его еще называли – стека.

Я молчал, поглощенный зрелищем. Наблюдать за изъятием памяти, содержащей списанную из коры головного мозга информацию, приходилось не раз. Но этот способ показался мне самым красивым. С каждой минутой костного вещества оставалось все меньше. Наконец корпус стека оказался совершенно чистым, точно жестянка из-под штампа.

– Ковач, я хорошо знаю свое дело, – медленно, с выражением произнесла Вордени, сосредоточенно манипулируя инструментами. – Если сравнивать с отшелушиванием осадочной породы от марсианских микросхем, это будет грубее пескоструйки.

– Не сомневаюсь. Восхищен тем, что ты можешь делать руками.

Она сердито посмотрела на меня из-под очков, поднятых на лоб специально, чтобы убедиться: не иронизирую ли я. Увидев мое серьезное лицо, Таня снова надвинула маску на глаза и, что-то покрутив на своих инструментах, откинулась назад. Видимо, закончив работу. Ультрафиолетовый свет погас.

– Готово, – дотянувшись до машины, она вынула цилиндрик стека, аккуратно держа его большим и указательным пальцами. – На самом деле эта машина не так хороша, как кажется. Такие покупают молодым археологам, когда они начинают заниматься наукой. Сенсоры довольно грубые. Если доберемся до выступа, мне понадобится кое-что получше.

– Не волнуйся.

Я забрал у Вордени корковый стек и повернулся ко второй машине, стоявшей на противоположной кровати.

– Если это заработает, значит, ты хорошо подготовлена к нашему особому заказу. Теперь слушайте и запоминайте, вы оба. Здесь, в стеке, по всей вероятности, находится «жучок». Он же трассировщик для виртуальной среды. Такое устройство есть почти у всех корпоративных «самураев». Может, его и нет, но пока мы предполагаем, что есть. Что означает следующее: у нас есть всего минута безопасного состояния. До момента, когда трассу можно будет отследить извне. Поэтому, как только таймер покажет пятьдесят пять секунд, вы немедленно гасите всю электронику, выключая систему обнаружения после катастрофы или несчастного случая. Но после входа в виртуальную среду мы получим запас времени в отношении примерно тридцать пять к одному. То есть к реальному масштабу. Итого чуть более получаса – и этого вполне достаточно.

– И что ты собираешься с ним сделать? – спросила Вордени, как мне показалось, не испытывая особой радости. Я почесал макушку:

– Ничего. Времени мало. Мы просто поговорим.

– Поговорите? – в ее глазах застыло странное выражение.

– Что-то вроде. Этого достаточно.

На входе пришлось попотеть.

Система для обнаружения и поиска после катастрофы была относительно новым изобретением. По крайней мере на Иненине ее не было, а опытные образцы появились, когда меня уже выкинули из «дипломатического» корпуса. С того момента успело пройти несколько десятилетий, прежде чем систему смог использовать кто-то вне элитных частей Протектората.

Сравнительно дешевые модели разработали лет пятьдесят назад и в основном для нужд военных советников. Хотя они, разумеется, не были теми, кто мог оценить такую систему должным образом.

Средства обнаружения и поиска после катастрофы по большей части относились к компетенции военных медиков, помогая эвакуировать с поля боя тела убитых и раненых. Иногда это происходило под огнем противника. Наши обстоятельства казались куда более мягкими. Но и оборудование, захваченное вместе с шаттлом, было вовсе не идеальным.

Я закрыл глаза, все еще находясь в комнате с бетонными стенами. Индуцированное поле резко ударило по голове сзади, как будто инъекция тетраметила. Пару секунд меня тащило вниз, в океан головокружительной статической энергии. Потом все исчезло, и вокруг появилось безграничное море пшеницы, неестественно выпрямившейся под лучами полуденного солнца.

По пяткам ударило что-то твердое. Я стоял на длинном деревянном крыльце, выходившем на пшеничное поле. За моей спиной стоял дом, которому и принадлежало крыльцо, – одноэтажное деревянное строение, наверняка старое, но неплохо отделанное на вид. Доски идеально подходили одна к одной, и я не заметил ни трещин, ни иных изъянов. Все походило на интерфейс, чисто машинный образ, лишенный нюансов человеческого восприятия. Сразу очевидно, что это именно интерфейс.

Тридцать минут! – напомнил я сам себе.

Пауза на идентификацию и получение доступа.

Учитывая специфику современной войны, часто не оставляющей от убитого солдата почти ничего, детальный разбор останков стал проблемой для аудиторов. Некоторые солдаты без проволочек получали новое тело. Ценным ресурсом являлись опытные, видавшие виды офицеры: хорошие вояки требовались всегда и в подразделения любого уровня. Проблема была в скорости идентификации и еще – в отбраковке тех, чье восстановление казалось нецелесообразным. И как, скажите, заниматься этим в диком хаосе военных действий? Штрих-коды сгорали вместе с кожей, а жетоны из любого металла могли расплавиться или стать нечитаемыми от удара шрапнели.

Иногда выручало сканирование ДНК. Но реализовать столь тонкий химический анализ в полевых условиях удавалось далеко не всегда. А после атаки с применением мощного химического оружия такое мероприятие вообще не имело смысла.

Что хуже, ни один анализ не показывал, насколько готова к «переодеванию» в новое тело психика пострадавшего солдата. То, как вы умирали – быстро или медленно, один или в окружении товарищей, агонизировали или спокойно лежали, – все это влияло на уровень полученной вами психотравмы. А уровень прошлой травмы определяет будущую боеготовность и, следовательно, время перехода в новое тело. Смена большого числа тел быстро приводила к синдрому «рецидива переодевания». Эффект, который я наблюдал в последний раз около года назад у одного сержанта-подрывника из «Клина». Его «переодели» девять раз с начала боевых действий, в итоге дав новенькое тело двадцатилетнего клона. Он сидел в этом теле, как младенец в собственном дерьме. То и дело плакал, а в перерывах – делал пи-пи. Между острыми припадками сержант тихо изучал собственные пальцы, как давно надоевшие игрушки.

О-опа…

Проблема в том, что медики не могли определить степень повреждения на основе останков с достаточной точностью. К счастью для их бухгалтерии, после изобретения корковой памяти появилась возможность не только персонифицировать отдельные тела, но также оценить степень пригодности солдатских душ к дальнейшей службе.

«Черный ящик» человеческого мозга помещался внутри позвоночника в месте, наиболее безопасном со всех точек зрения, – под основанием черепа. Располагающиеся вокруг кости являлись хорошей защитой сами по себе, а на случай, когда не дает результата старая добрая эволюционная инженерия, носитель корковой памяти изготавливался из материала, стойкого к воздействию поражающих факторов. Вам оставалось отчистить цилиндр песком, протереть, поместить прямо в генератор виртуального окружения и затем – нырнуть в эту среду самому. Весь комплект необходимого оборудования легко помещался в объемистую сумку.

Я вошел в превосходно исполненную деревянную дверь.

На дверной медной табличке значился гравированный код из восьми цифр и имя: Дэн Цзяо Юн. Я нажал дверную ручку. Дверь беззвучно открылась внутрь, и я оказался в по-больничному стерильном пространстве с огромным, державшим всю композицию деревянным столом. У одной из его сторон располагалась пара кресел, обитых горчичного цвета тканью и обращенных к камину, в котором потрескивал огонь. В дальней стене было две двери, по идее, обозначавшие кухню и спальню.

Он сидел за столом, обхватив голову обеими руками. По-видимому, не слышал, как я открывал дверь. Машина запустила его код за несколько секунд до моего входа, так что он получил пару минут форы и успел пережить шок прибытия в виртуальный мир, осознав то, чем теперь стал. Фактически здесь было место его упокоения.

Я негромко кашлянул:

– Добрый вечер, Дэн.

Он поднял голову и уронил руки на стол, увидев меня. Слова сами вырвались из его груди:

– Мы пришли обычной группой, и задание казалось пустячным. Но там ждала засада! Передайте Хэнду: его информаторы облажались. Лучше бы они… – его голос дрогнул, глаза расширились. Он меня узнал.

– Да.

Он резко подтянул ноги:

– Черт… Кто ты?

– Это не важно. Видишь ли…

Поздно. Дэн уже поднялся с места и, огибая стол, направлялся ко мне. Глаза его горели яростью. Я немного отступил:

– Послушай, нет причины…

Сократив дистанцию, он сделал выпад. Удар в колени и кулаком на уровне пояса. Я блокировал, перехватил руку и сделал бросок. Едва коснувшись пола, Дэн снова попытался ударить. Оберегая лицо, я качнулся назад. Легко встав на ноги, он вновь пошел в атаку.

Я шагнул ему навстречу, отбил блоком удар сверху, затем ударил «бабочкой» и тут же ступней и локтем, роняя противника на пол. В момент удара он издал короткий стон и рухнул вторично. Одна рука так и осталась под телом. Я немедленно пошел вниз, приземлившись ему на спину, захватил кисть свободной руки и выкрутил на болевой до скрипа в сухожилиях.

– Ладно, хватит. Это же гребаная виртуалка… Нужно щелкнуть выключателем, и все… Так не заработаешь звезду «Героя Мандрагоры», – замешательство быстро перешло в напряженность. – Кстати, тебя и пытать невозможно: для этого необходимо иметь горло. Просто не знаю, что за программу в тебя вложили. Какая-то запутанная, нелогичная, работает медленно. Ответ я получу все равно, здесь или в другом месте. Повторяю еше раз: Дэн, это единственный шанс. Второго точно не будет.

– Или что?

Браво. Почти на «отлично». Впрочем, бравада построена на очень зыбкой основе. Дважды он готовился к неизбежному, и дважды этого не случилось. Страх сидел у него внутри. Но огонь понемногу разгорался. Крошечный, едва заметный огонь.

Я недоуменно поднял плечи:

– Или я тебя не выключу, а оставлю здесь.

– Что?

– Оставлю здесь. Мы находимся в центре Пустых Земель, на заброшенных раскопках. Не знаю, есть ли у них название. И никого как минимум на тысячу километров в любом направлении. Я оставлю тебя болтаться в виртуалке. Похороненным заживо.

Он растерянно заморгал, пытаясь проанализировать услышанное. Я снова склонился вперед:

– Ты запущен на компьютере из комплекта для обнаружения и поиска после катастрофы. Комплект полевой и способен работать на полном автономе. Долго, дней сто. В виртуальном времени это сотни лет твоего полного одиночества. Причем время покажется чертовски реальным: будешь сидеть и смотреть, как «растет» пшеница. Если она вообще растет. Ты не будешь испытывать ни голода, ни жажды. Но ставлю что угодно: сойдешь с ума, не пройдет и столетия, – я сел в кресло поглубже. Пусть почувствует перспективу. – Есть другой вариант: ответить на вопросы. Предложение все еще в силе. Что решаем?

Молчание. В этот раз совсем иного рода. Я дал ему минуту, потом пожал плечами и встал:

– Шанс был.

Я был почти у двери, когда он сломался.

– Ладно! – словно порвалась струна. – Ладно, все получишь. Он твой, – я замер, потом взялся за дверную ручку. Голос взорвался:

– Я же сказал, он твой! Хэнд. Матиас Хэнд. Этот человек… это он послал нас, гребаный идиот… Я все скажу.

Хэнд. Это же имя Дэн выкрикнул вначале. Можно не сомневаться: он в самом деле заговорил. Я медленно вернулся к столу:

– Хэнд?

Он торопливо закивал.

– Матиас Хэнд?

Дэн посмотрел на меня, и лицо его как-то странно дернулось:

– Ты сдержишь слово?

– Как и обещал. Отправлю твой стек в «Мандрагору» прямо сейчас. Хэнд, говоришь. Увидим, каков этот Хэнд.

– Матиас Хэнд, департамент по развитию.

– Он работал именно с тобой?

– Не совсем так. Все тактические группы обязаны докладывать шефу службы безопасности. Но обстановка военная, и у него в подчинении оказалось семьдесят пять тактических единиц. Нас переподчинили Хэнду из Развития.

– Зачем?

– Откуда мне знать?

– Подумай. Инициатива шла от Хэнда? Или политика фирмы?

Он замялся:

– Говорили, от Хэнда.

– Он давно в «Мандрагоре»?

– Я не знаю, – он взглянул на меня и заметил реакцию. – Ни хрена не знаю. Хэнд работал до меня.

– Репутация?

– Крутой. Лучше не связываться.

– Да, ни с Хэндом, ни с другими начальниками – выше уровня отдела. Все они крутые, засранцы. Скажи еще что-нибудь, что я не знаю.

– Еще вот что. Два года назад какой-то менеджер проекта из отделения разработчиков подвел Хэнда под разборку на высшем уровне – за нарушение корпоративной этики.

– Чего-чего, «корпоративной»?

– Тебе смешно. В «Мандрагоре» за такое стирают, на хрен, в порошок. Если докажут.

– Этого не случилось. Дэн помотал головой.

– Хэнд убедил совет по политике, и никто не знает как. А две недели спустя того менеджера нашли на заднем сиденье такси, мертвого. Говорили, его словно взорвало изнутри. По слухам, Хэнд был связан с братством «Карефоур» на Латимере. Вся эта хрень насчет вуду…

– Хрень насчет вуду, – как эхо повторил я, внутренне не столь безучастный, как могло показаться.

Как бы то ни было, религия – это религия. Как ни крути. Слова принадлежали Квел, а предубеждения относительно загробной жизни ясно говорили о неспособности нормально прожить эту. Кстати, с братством «Карефоур» я связывал самые отвратительные безобразия, с которыми когда-либо приходилось сталкиваться. Здесь я должен упомянуть среди прочих якудза с Харлана, религиозную полицию на Шарье и, наконец, сам корпус Посланников.

Если Матиас Хэнд связан с «Карефоур», его роль в «Мандрагоре» значительно серьезнее, чем обеспечение безопасности развития.

– Итак, что можешь добавить к портрету, кроме хрени насчет вуду?

Дэн пожал плечами:

– Он умен. Незадолго до войны Развитие влезло во множество правительственных контрактов. Эти работы почти не занимали высшее руководство. Говорят, Хэнд сказал политическому совету, что через год добьется места в Картеле. И никто не засмеялся.

– Да-а… Достаточно опасная карьера, имея в виду перспективу украсить салон такси своими кишками. Думаю, нам следу…

Падение.

Выход из системного формата немногим приятнее, чем вход в него. Ощущение такое, словно в полу открывается люк, и ты проваливаешься в дыру, проделанную сквозь самое ядро планеты. Со всех сторон бьет током, разъедая черное пространство вокруг тебя миллионами крошечных молний, постепенно лишая тело всяких ощущений. Внезапно это прошло, растворилось и высыпалось в никуда, и я снова оказался в знакомой реальности, с опущенной вниз головой и тоненькой струйкой слюны, висевшей в углу рта.

– Ковач, ты в порядке? – Шнайдер.

Я моргнул. Атмосфера комнаты показалась неприятно темной, вероятно – последствие электризации. Будто я долго смотрел на солнце.

– Ковач? – голос принадлежал Тане Вордени. Вытерев рот, я глянул вокруг. Рядом тихо жужжал компьютер системы обнаружения и поиска. Зеленый экран остановился на значении «сорок девять». Вордени и Шнайдер стояли рядом, глядя на меня с почти комичной озабоченностью. Убогая обстановка комнаты напоминала сцену плохо поставленного фарса. Поймав себя на глупой ухмылке, я встал и дотянулся до прибора. Затем снял с него блестящий цилиндр стека.

– Ладно, – Вордени слегка подалась назад. – Хватит сидеть и скалиться. Что у тебя есть?

– Достаточно, – ответил я. – Думаю, мы готовы к сделке.