Григорьич, принимавший в тех странных событиях непосредственное участие, вообще поменял взгляд на многие вопросы. Раньше он был законченным материалистом, теперь все чаще вспоминает своих православных родителей, которых в свое время не слушал. Сама Марина вынесла изо всей этой истории неприязнь к попыткам вторгаться туда, где человеку быть не положено. Ко всем «экстра», «пара» и прочим ненормальностям, в том числе исследованию этих самых столбиков.

Если б три месяца назад Марина на какое-то время задумалась и стояла перед классом молча, восьмиклассники не преминули бы заполнить тишину собственными голосами, и в результате поднялся бы невообразимый шум. А сейчас они терпеливо смотрели на свою учительницу, ожидая, когда она что-нибудь скажет. Действительно, счастье – это великая сила, заставляющая окружающих преклониться перед тобой. Как говорится, «кто счастлив, тот и прав». А Марина, несмотря ни на что, чувствовала себя счастливой: какие бы проблемы не назревали, вечером она увидит Григорьича. Они живут вместе, и этим все сказано…

По пустому классу из угла в угол ходил представительный, начинающий полнеть человек лет сорока пяти, темноволосый, но с седеющими висками. Это был новый педагог Александр Львович Долмат, руководитель исторического кружка. Он с волнением ожидал своих первых учениц: придут – не придут, отпустят их или не отпустят… В принципе это не имело большого значения, ведь собраться можно после уроков, как оно, кстати, и полагается. Но Александр Львович был суеверен. Если он загадал что-то в начале дела, должно исполниться, иначе это будет плохим знаком. Пусть даже пустяк, все равно нельзя, чтобы тебе в самом начале не повезло. А уж в том грандиозном, можно сказать, фантастическом предприятии, которое он замыслил, все должно идти без сучка-задоринки. Иначе его жизнь, подходящая сейчас к кульминации, так и не достигнет ее и останется серенькой незаметной жизнью.

За дверью послышались шаги, смешки, шелест одежды, и в класс вбежала группка нимфеток: все семеро, которых он приглашал сегодня в коридоре. Это и был хороший знак, нужный Александру Львовичу. Теперь он мог рассчитывать, что все задуманное получится.

– Вот мы пришли, – выдохнула бежавшая впереди всех растрепанная девчонка.

– Я очень рад, девочки! Садитесь где удобно. Сейчас мы начнем наше первое занятие…

Нимфетки быстро и бесшумно заняли ближайшие столы, не спуская глаз с нового учителя. Все-таки ему удалось их заинтересовать, рассказав в коридоре про древний клад, посвященный греческим богам. Еще он говорил, что клад спрятан в относительно доступном месте и что существует возможность энергетически почувствовать золото… Понятное дело, для этого годен не каждый человек. Там же в коридоре Александр Львович определил у первых подвернувшихся под руку девчонок излучение их внутренней энергетики. Он действовал навскидку, больше по интуиции – разве можно точно замерить высоту энергетических столбиков среди шума-гама школьной перемены? Да еще и учителя мимо шмыгали, так что измерения приходилось то и дело прерывать. Но похоже, судьба подсунула ему неплохие экземпляры: не зря он с ходу объявил, что именно эти семеро, вившиеся вокруг него, и есть те самые, которые призваны отыскать древние сокровища. Ясное дело, девчонки теперь на крючке. Но самое невероятное заключалось в том, что сам Александр Львович верил собственному рассказу. Это и был его план – завладеть кладом с помощью этих юных дурочек, которых он превратит в медиумов, специально натасканных на золото. Как это сделать, он знает. Сейчас существует много специальной литературы, приглашающей человека заглянуть дальше обыденного…

– Ну что же, – зазвучал голосок черноглазой восточной толстушки, словно с оборванных бус посыпались хрустальные шарики. – Вы скажете нам, как его добыть?

– Кого, моя дорогая? – нарочно уточнил он.

– Клад, который привезли на быках. Ну, вы же рассказывали!..

– Не все сразу, девочки, не все сразу, – успокоительно произнес Александр Львович. – Сперва нам предстоит должным образом подготовиться. Ведь вы же еще не знаете меня, и я вас не знаю. Между тем мы должны быть в контакте!

– Типа вы хотите иметь контакт с каждой из нас? – невинно поинтересовалась растрепанная девчонка, вбежавшая первой. И в классе воцарилось веселье: не дождавшись его ответа, эта негодница прыснула в кулак, и восточная толстушка поддержала ее горстью рассыпанных хрустальных смешков. Хорошенькая нимфетка с робким, слегка печальным лицом нерешительно улыбнулась, и похожая на матрешку красотуля залилась звонким жизнерадостным смехом. Скуластая девчонка в веснушках, сидящая позади всех, чуть растянула в улыбке уголки губ. И только двое никак не отреагировали на эту спонтанную разрядку: некрасивая длинноносая девка с признаками вырождения в топорном, словно из дерева вырубленном лице, да смуглая молчунья со сведенными у переносья бровями…

Ну что ж, это хорошо, что все они разные, отметил про себя Александр Львович. В многообразии – сила. И потом, он сам еще точно не знает, какая понадобится ему для исполнения его замысла. Все семь должны быть задействованы, но одной назначена особая роль – первой подойти к заповедному месту. И она же, если принимать всерьез все, что говорят книги, может стать потом жертвой духов, охраняющих клад. Но это уж звучало чересчур экзотично, успокаивал себя Александр Львович. В этой части повествования он решил книгам не верить.

– Может быть, хватит смеяться. Кажется, ничего смешного не сказал, это уж вы сами… Какие вы, оказывается, озорницы!

– Еще какие, – пропела в ответ толстушка. – Вы нас еще не знаете!

– Вот именно! – посыпалось со всех сторон. – С нами опасно связываться!

Ой-ой-ой! Берегитесь нас!

Надо было дать им выплеснуть эмоции. В них бурлило стремление развивать тему, соответствующую внутреннему бурлению гормонов – возрастному и весеннему, ибо за окнами вовсю блистало мартовское солнце. В иных обстоятельствах он и сам был бы не прочь поболтать с нимфетками «про клубничку», но сейчас перед ним стояли более важные задачи. Что же, они так и будут хихикать – три минуты, пять, десять? Неожиданно одна из нимфеток, скуластая с задней парты, пришла ему на помощь:

– Кончайте бардак! – Это было обращено к зачинщицам веселья, растрепанной хиппи и восточной толстушке. – Кажется, мы пришли сюда заниматься делом. А если вам нужны хиханьки-хаханьки, то дуйте себе назад на историю!

– Золотые слова! – тут же подхватил Александр Львович, не дав девчонкам времени огрызнуться. – Пора заниматься делом. Вот сейчас мы проведем один психологический эксперимент…

– Усыплять будете? – поинтересовалась толстушка.

– Так уж сразу и усыплять! – усмехнулся он. – Пока все гораздо проще. Давайте начнем с… ну, вот с тебя и начнем, – выбрал Александр Львович патлатую, сидевшую к нему ближе всех. – Как тебя зовут?

– Катерина. Сорокина Катя.

– Опыт заключается в том, что сейчас ты, Катя, закроешь глаза и будешь произносить всякие слова, какие только придут тебе в голову. Не думая, одно за другим. Готова?

– Что-то я не усекла, – жеманно повела плечами нимфетка. – Какие слова надо говорить?

– Любые слова, какие захочешь, только имена существительные и быстро, не выбирая. Ну, стол, стул, доска… Ну, давай дальше!

– А зачем это надо?

– А вот это я тебе потом объясню. Поехали, или будем считать, что ты не справилась с первым заданием! Ну, закрывай глаза, так удобней…

Катерина смежила веки и начала, посмеиваясь, выдавливать из себя примитивные слова, уже названные им в качестве примера:

– Стул… Стол… Доска… ой, не могу, смешно! Окошко… Пол… Потолок…

– Дальше, – не допускающим возражений тоном понукал Александр Львович.

– Улица… Дерево… Трамвай… Дом… Комната…

– Ну-ну, не останавливайся!

– Шкаф… Свитер… Легинсы… Юбка… Топик… Бикини…

– Быстрее! – Чтобы усилить свое воздействие, он склонился к ней и выдохнул это слово в сальную полосу волос, за которой скрывалось ухо. Важно было не упустить момент, когда девчонка разговорилась и начала выдавать направленность своих мыслей.

– Темнота… Спальня… Мужик… Руки… ой!

– Все в порядке, Катерина, – заверил довольный опытом Александр Львович. – Теперь я узнал тебя не по анкете а, так сказать, более действенно. Мне это пригодится для нашего дела. Что ж, пойдем дальше…

– А вы обещали объяснить, зачем это надо! – сварливо заявила девчонка, которой теперь, пожалуй что, было стыдно.

– Потом, дорогая, не то другие не дадут такого же чистого опыта. Кто следующий?

– Только не я, – замахали руками нимфетки.

– Нет уж, милые мои, так дело не пойдет. Хотите добыть клад, извольте выполнять все мои указания. Тест на слова должны пройти все, а кто не желает – скатертью дорожка!

– Давайте я буду следующей! – сказала скуластая девчонка в веснушках, та, что осадила хихикавших подруг. – Меня зовут Лена Малютина.

– Очень хорошо, Лена. Расслабься, сядь поудобнее. Закрой глаза и представь себе, что ты лежишь на берегу моря. Рядом шумит волна… набегает на песок… касается тебя гребешком пены…

– А мы правда поедем в Крым, Александр Львович? – перебила нетерпеливая Катерина.

– Конечно, поедем, иначе как мы разыщем клад? Ведь греки зарыли его как раз там, где основали свою первую черноморскую колонию… Это был дар, призванный умилостивить богов, чтобы на новом месте жизнь пошла хорошо…

– И она пошла? – поинтересовалась улыбчивая нимфетка, явно желающая, чтобы все у всех было хорошо.

– А нам какая разница! Наше дело – клад, – обрезал он, слегка раздраженный этим неумеренным альтруизмом. – А сейчас вернемся к опыту – начинай, Лена! Только помни: говорить надо быстро и без разбору; все, что приходит в голову!

Этот психологический опыт был основан на том, что человек, не контролирующий себя за недостатком времени, «проговаривается» – выдает те слова, суть которых наиболее близка ему самому. То есть подсознательно срабатывает принцип «у кого чего болит, тот о том и говорит». Скрытый садист начнет частить что-то вроде «кровь, плетка, виселица». Жадный помянет экономию, добряк забубнит «радость, дружба, подарок». Одним словом, кто о чем, а вшивый о бане. Тайные пристрастия выходят наружу через непроизвольный выбор слов, наиболее подходящих данному индивидууму.

Проведенный с нимфетками опыт должен был познакомить Александра Львовича с его будущими медиумами. Он показал, что Катерина сугубо мечтает об объятиях в темноте, упрямая Ленка ищет смысл жизни, а трогательно красивой Рите недостает родственного тепла. Долгоносая Таня вообще не знает никаких слов, кроме «мать», «братья», «каша», «уроки». Внутренний мир лучезарной матрешки Маши также не блистал изысканностью: мама, папа, бабушка, домашняя кошка, пупс – любимая кукла детства… одним словом, примитив спокойного невозмутимого быта. А вот нимфетка по имени Инна произвела наилучшее впечатление: произносимые ею слова как нельзя больше подходили к задуманному самим Александром Львовичем: «Сила. Стремление. Прорыв. Право. Возможности. Вершина».

Интересный результат получился и в отношении Зейнаб: оказалось, девчонка очень любит золото. Нет, конечно, все собравшиеся испытывали склонность к этому благородному металлу, точнее, к перспективам, которые он открывал. А Зейнаб – к нему самому. В торопливой необдуманности того, что говорит, нимфетка сыпала слова, в каждом из которых подразумевалась причастность к золоту: «кольцо», «браслет», «ожерелье», «цепочка», «диадема»…

В общем, команда подобралась что надо – настоящий цветник, полная гамма оттенков. С такими девицами можно найти древний клад, заложенный аж в восьмом веке до нашей эры. Разумеется, под опытным руководством Александра Львовича. Он прочел много книг о том, как ищут клады, исторических и эзотерических. В принципе все они описывали два принципиально разных подхода к делу: исторические давали реальные ориентиры, основанные на параметрах места, времени, опознания примет, в то время как эзотерика открывала более фантастические, захватывающие дух перспективы. Оказывается, клад можно почувствовать. Чистое золото без примесей, а такое безусловно и было у греков, излучает в окружающую среду особые сигналы, воспринять которые может специально подготовленный медиум. Лучше всего, отрок или девушка, едва шагнувшая за черту детства… Кроме того, необходимо вступить в контакт с хранителями клада – теми богами, которым посвящено сокровище. Обычно греки высекали в скале их изображения, или ставили фигуры идолов возле места, где закопан клад. И снова упоминалось о жертве, якобы боги должны получить ее в компенсацию утраченного. Интересно, какую из семерых учениц Александра Львовича они могли бы пожелать? Ту, которая обещает стать самым сильным медиумом или ту, которую больше всех тянет к золоту? Впрочем, как знать – может быть, хранителям клада приглянется незамутненное зеркало Машкиного примитива, или упрямое желание Ленки добираться во всем до сути, или бьющая через край сексапильность Катерины. А не то потянет их на хрупкую западную красоту Риты Стеглик, или, ради смеха, захочется получить в жертву генетически неполноценную Таньку Трепашкину…

Итак, первое занятие прошло успешно. Александр Львович собрал в портфель диктофон, которую еще предстояло прослушать дома, и тетрадь, куда записал имена, фамилии, телефоны своих новых учениц. Пора было уходить. Нимфетки еще раньше выпорхнули из кабинета, предварительно условившись, когда прийти в следующее раз. Все они думали теперь только о том, как станут богаче Березовского и Абрамовича. Воспользовавшись их ажиотажем, Александр Львович запретил рассказывать о кладе в классе – дескать, другие тоже захотят включиться в поиски, а вас должно быть ровно семь. Дома тоже надо держать язычок на привязи: зачем болтать о том, что еще не совершилось? Вот на время весенних каникул он повезет их в Крым, якобы с познавательными целями. А там они найдут золото, вернутся богаче олигархов – вот тогда пожалуйста, рассказывайте сколько угодно о своих приключениях. Говоря это, Александр Львович внутренне усмехался. Если он верил в первую часть плана, то относительно второй у него были свои особые соображения.

– Ну как вам, типа, новый учитель? – спросила Катерина, чуть только все они гурьбой вывалились за дверь. – По-моему, клевый мужик! Во всяком случае, не зануда. И лоб у него такой выпуклый, и глаза… Вот только кадык мне не очень нравится, я люблю, когда острый…

– У нашей Кати одно на уме!.. – усмехнулась Ленка.

– Тебе что нужно, кадык или золото? – зажурчал ей в поддержку голосок Зейнаб.

– И кадык, и золото… Ну ладно, молчу. Куда мы сейчас пойдем – на историю?

– А куда еще? – откликнулась Маша. – Раз мы уже освободились, значит, надо на историю…

– Не в баню же, – коротко бросила долгоносая Таня.

– Ты-ы… – набрала воздуху Катерина. – Ты вообще молчи! Баню вспомнила, придурочная! – Она хотела дальше сказать, что если кому и не стоит ходить вместо уроков в баню, так это детям из семьи алкоголиков, вот как Танины братья, например. Ну, и сестра этих самых братьев. Но длинноносая уже прошла своей деревянной походкой мимо, а на плечо Катерины легла нежная тонкая рука:

– Не заводись, Катюша…

– Оставь, Ритка! Надо проучить эту Буратинку, чтобы не спорила с приличными людьми!.. И вообще я не хочу идти на историю – вон солнышко в окно светит, а мы сиди в душном классе!

– Заведи кислородную подушку! – беззлобно посоветовала обернувшая Маша.

– Обойдусь! Просто уйди сейчас из школы, и все! А то смотрите – сперва сидеть на истории, потом алгебра, химия, два русских… Ну, физики, может быть, не будет, физичка еще не вышла…

– Вот и отдохнем на физике, выйдем погулять, – уговаривала Рита. – А сейчас пойдем на историю, не то Марина Кирилловна заругает…

– А что мне, блин, твоя Марина Кирилловна?! Скоро я буду гораздо более важный человек, чем она!

– Как это? – испугалась Рита.

– Ну, в миллион раз богаче. Вот сколько получает учитель за месяц?.. А сколько стоит одна монета чистого старинного золота, ты знаешь?

– О-чень много, – мечтательно пропела Зейнаб. – Только сперва надо его найти, – со вздохом добавила она.

– Кто ищет, тот всегда найдет!.. Нет, правда, девчонки, давайте прогуляем сегодня все уроки!

Рита помотала своей кудрявой головой на высокой шейке и пошла вслед за Машей, Ленкой и уточкой переваливавшейся Зейнаб. Что касается Тани, она уже давно свернула за угол коридора, так что ее не было видно. Вздохнув, Катерина поплелась за подругами – прогуливать в одиночку было неинтересно. Вот дуры девчонки, что боятся плюнуть на эту самую историю, и на другие уроки заодно! Это же так ясно: зачем им семерым школа, если скоро они станут самыми богатыми в стране? Теперь нужно думать только о занятиях исторического кружка, а все остальное послать куда подальше…

Если бы Катерина оглянулась назад, она была бы очень удивлена. Одна из их избранной семерки все-таки решила прогулять школьный день: прямая фигурка Инны удалялась по коридору в другую сторону, по направлению к выходу. Девчонки про нее забыли, да и вообще не всегда замечали, тут ли она и что делает. А Инна преспокойно спустилась вниз, взяла в раздевалке свою куртку и молча прошла мимо нянечки с таким хмуро—сосредоточенным лицом, что нянечка не решилась ее остановить. Наверное, подумала: у этой девочки что-то случилось дома.

Александр Львович был свидетелем всего, что происходило. Сперва он слушал разговор нимфеток из-за приоткрытой двери, и посмеялся насчет того, что Катерине не нравится его кадык. Потом исподволь проследил, кто куда идет, и провожал Инну к выходу, держась от нее на расстоянии нескольких шагов. Он сделал интересное наблюдение: не зря говорят, что противоположности сходятся. Самой скрытной, самой молчаливой из семерых девчонок пришло на ум то же, что и самой безалаберной, самой разболтанной. Едва ступив на путь поиска, обе решили, что клад уже у них в кармане, так что учебой и прочей ерундой в жизни можно пренебречь. Только Катерине не хватило воли самостоятельно исполнить это намерение, тогда как Инна, ни с кем не советуясь, решительно покинула школьный кров.

Наступала весна, особенно долгожданная после недавних тридцатиградусных морозов. Люди уж и не чаяли, что когда-нибудь станет тепло. Анна Васильевна Сорокина, в просторечии просто Васильна, с радостью заняла свой весенний пост на лавочке возле подъезда. Теперь можно и людей посмотреть, и себя показать, и подъезд как-никак в призоре: воры не любят, когда у дверей кто-то сидит. А дышать после зимы легко, над головой весеннее небо, и в луже посередь двора отражаются ветки тополя, готовые выпустить мягкие красные сережки.

– Здравствуйте, – говорили Анне Васильевне проходящие мимо, и она всем важно кивала, поджидая человека, с которым можно было бы не просто поздороваться, а обменяться словцом-другим.

Раньше у нее здесь было полно знакомых, более близких, чем на одно только «здравствуйте». Во дворе гуляли бабки с детьми, как и она со своей Катериной. У кого мальчик, у кого девка, а у кого сразу двое. Из соседнего подъезда близнецы выходили, не различишь. И Акимовна, подружка Анны Васильевны, выгуливала свою Машеньку, ровесницу Катерины. Потом обе в школу пошли, и до сих пор учатся в одном классе…

Анна Васильевна вздохнула по тем временам, когда под тополями собиралось много народу. Ну ладно, ее внучка выросла, как и у Акимовны Маша. А новые дети где? Почто двор весною пустой стоит?

Если б вышла на лавочку Акимовна, они бы и обсудили с ней этот вопрос – почему сейчас не рожают. Но подружка, вырастив свою Машу, разъехалась с молодыми. Купили ей где-то на окраине комнату в коммуналке, невесть как далеко. Теперь сама себе хозяйка: в гости иногда приезжает, а под ногами у молодых не путается.

– Здравствуйте, Анна Васильевна, – раздался над ухом женский голос.

– Здравствуйте! – вздрогнула она.

Это врачиха в подъезд пошла: кто-то из жильцов заболел. Тоже знакомый человек, давно уже на своем посту. И тоже дочка у ней, в одном классе с Катериной и Машей.

– Как живы-здоровы? Все вызывают вас, покою не дают!

– Покой нам только снится, – улыбнулась врачиха. – Что ваша внучка, гланды больше не беспокоят?

– И думать забыли! Чуть только выросла, так – ффью! – все болезни как ветром сдуло.

– Вот и хорошо. Все-таки следите, чтоб нараспашку не ходила и пупок наружу не выставляла. Дурацкая мода для девчонок: и некрасиво, и как-то, знаете, нескромно… Да и органы можно застудить – ведь им потом рожать…

Анна Васильевна согласно закивала, немножко стыдясь, что ее Катерина уже везде прославлена: вот и врачиха знает, что ходит девка с голым пупком. А что сделаешь? Мать не раз говорила, отец на нее орал; а лупить поздно, большая выросла. Ее, бабкины, слова так и вовсе ничего не значат. «Ты в современной жизни не понимаешь!» – вот тебе и весь сказ. Верно, она не все понимает, что нынче как. Но сердце у нее за Катерину болит: кого ж ей еще любить, как не свою кровинку?

Врачиха прошла в подъезд, а со стороны улицы – легка на помине! – появилась внучка с девчонками. Как только на ножки поднялась, с тех пор никогда не ходит одна, все с табунком подруг. И что-то вроде как рано они сегодня, уроки в школе еще не кончились.

– Вау! Вот и бабуля! – заорала, как всегда, Катерина. – Ты уже на свет выползла, а я думала, еще несколько дней дома просидишь!

– Чего там несколько дней! – задорно отвечала Анна Васильевна. – Вон оно солнышко какое!

– Здрассте! – разноголосо поздоровались девчонки.

– Здравствуйте, красавицы, здравствуйте. Что рано нынче?

– У нас физики нет, бабуль, учительница болеет. Не подкинешь деньжат на мороженое?

Анна Васильевна сунула руку в карман – ах ты вдовье горе, одна мелочь по десять, по пятьдесят копеек! Знала бы, что не будет этой самой физики и придет Катерина посередь дня, взяла бы отложенные с пенсии сто рублей и выдала сейчас девчонкам. Сколько их тут – раз… два… три… шестеро – как раз бы на всех хватило!

– Не надо мороженого, – сказала кудрявая девчоночка, высокая и тоненькая, что твоя тростинка. – Мы же просто пройтись решили, обсудить…

– А что, нельзя обсуждать с мороженым? – Чернявая толстушка, не из наших, достала расшитый бисером кошелек и вытащила пятисотенную бумажку. – Вот, угощаю всех, кто хочет!

– Мани-мани! – дурашливо заорала Катерина. – Ты гений, Зейнабка, хотя, как известно, счастье не в деньгах…

– …а в их количестве, – хором закончили подружки и все дружно засмеялись.

Анна Васильевна причины смеха не поняла, но с готовностью любовалась на веселье, плещущее возле ее лавочки. Известное дело, молоденькие, беззаботные! Только одна из девчонок уже хлебнула лиха – Танька, дочь Шуры-пьяницы. Отец у нее в тюрьме, мать по канавам валяется, а на ней три братика, три маленьких хулигана. Она их кормит, манку им покупает, когда есть на что. И вообще присматривает.

– Между прочим, проблема денег всех нас очень касается, – вдруг заявила Ленка, дочь врачихи (Анна Васильевна не успела сообщить ей о том, что мать рядышком, только что прошла в подъезд по вызову). – Вы не подумали, на какие средства мы поедем в Крым?

– Как на какие средства?! – испуганно вырвалось у молчавшей до сих пор Таньки.

– Вот так, на какие?

– Может быть, школа нас повезет? – неуверенно спросила кудрявая.

– Ага, школа тебе! Держи карман шире! – на весь двор заорала Катерина. – Типа когда на экскурсию едем, сами деньги сдаем! А Крым – это тебе не в музей сходить!

– Может быть, Александр Львович за нас заплатит? Ведь ему это надо… ну, чтобы мы искали, – предположила Маша, внучка Акимовны.

Ох и до чего же она похорошела, прямо золотится под солнышком! Волосы пшеничные, глазки с искорками, кожица свет отражает… Анна Васильевна хотела спросить ее про бабку, мол, скоро ль в гости приедет, но не стала девчонок перебивать. Если спросишь не вовремя, Катерина потом будет сердиться. Да и послушать интересно: что еще там за Крым?

– Искать мы будем не за просто так, а за свою долю, – зажурчал голосок чернявой. Вот вроде тоненько говорит, а слыхать, наверное, за версту, до того звонко каждое словечко выходит. – А поедем за свои денежки. Что вы все, сиротки? Попросите у папы с мамой!

– Конечно, – откликнулась Катерина.

Ей бы все «конечно», как дома денег просить, подумала Анна Васильевна. Ну да что делать – если подружки куда-то едут, не одной же дома оставаться? Да Анна Васильевна сама кубышку развяжет, но отправит внучку как полагается!

– Я думаю, мне мама даст, – сказала Ленка.

И вот тут как раз из подъезда вышла ее мама со своим докторским чемоданчиком. Ленка кинулась к ней, а чернявая подошла к палатке с мороженым. Там с ней долго спорили – сдачи, должно быть, не было, с пятисот рублей. Все-таки девка на своем настояла и получила из окошка замороженную трубочку. Но едва надкусив, скорчила гримасу. Зубы у нее, что ли, болят? Надкусанное мороженое она протянула Шуриной Таньке, которая, чуть помедлив, взяла. Ну и правильно. Когда же ей в жизни мороженого поесть, как не при таком случае?

Анна Васильевна уцепила стоявшую возле скамейки Машу, чтобы обо всем ее расспросить. Чего бабка в гости не приезжает? Прошла ль у нее спина? И когда будет так, что она, Анна Васильевна, подружку свою вживе увидит?

– Бабушка приедет на Пасху. Она хочет в церковь меня сводить. А сейчас пока убирается у себя в комнате. Потому начнет куличи печь и яйца красить…

– Ох, ох, не много ль всего! – переживала Анна Васильевна. – Уборка, да куличи, да еще дел набежит – как бы опять спина не заболела!

– А еще она на последней неделе перед Пасхой в церковь каждый день ходит. Как это – на Страстной…

– Ох, ох! – вздыхала Анна Васильевна. – А ты бы сказала бабке: побереги, мол, себя, не молоденькая… А когда, говоришь, приедет?

– Точно еще не знаю…

– Ой, да отстань ты, бабуль, от Машки, – подскочила к ним Катерина. – Лучше мы с ней сейчас домой зайдем, я новый диск покажу… Пойдемте с нами, Рита, Зейнабка!

– В школу не успеем вернуться… – зябко повела плечиками кудрявенькая Рита.

– Ну, блин, так у нас ведь одна алгебра осталась, хоть последний-то урок можно прогулять!

– Я не могу… У меня за последнюю контрольную тройка…

– А я пойду домой, – сказала чернавка Зейнаб. – Завтра пятница, надо маме помочь кус-кус готовить.

Девчонки с любопытством обернулись – что это за кушанье такое, кус-кус? Они бы и посмеяться не прочь, Катерина уж губы закусила, да, видать, с подружкой ссориться неохота. Все-таки чего-то сказать ей надо, без этого никак:

– Уж будто твоя мама сама не справится!

– Не справится, – важно зажурчала чернявая. – К нам завтра два моих дяди приедут из Шемахи. Надо сделать баранину, и кус-кус, и халву мы сами готовим. Знаешь, сколько трудов – мама иногда всю ночь с четверга на пятницу спать не ложится!

– Может, типа, вы служанку наймете? После того, как мы из Крыма вернемся!.. – подмигнула Катерина.

– Может, и наймем. Еще до Крыма. – Зейнаб поправила вылезший на лоб черный завиток. – Но пока мне, девочки, некогда….

– Ладно-ладно, скажи уж лучше, что будешь подлизываться теперь к маме, чтобы дала тебе денег на Крым!

– Да не вопрос! – фыркнула Зейнаб. – На Крым мне в любой момент дадут. Хоть дяди из Шемахи, для них это, между прочим, мелочь!

– Ну иди, шемаханская царица, готовь свой кус-кус, а мы с Машкой пошли слушать диск!

И, не взглянув на родную бабку, Катерина потянула Машеньку в подъезд. Тоненькая Рита, вежливо сказав Анне Васильевне «до свидания», повернула в сторону школы – до чего ж умница девочка, одна из всех не захотела урок прогуливать… сумела же мать воспитать такую… Чернавка, что хвалилась богатыми дядьями, пошла в другую сторону, верно, к себе домой. Ленка еще раньше ушла с матерью. Перед подъездом осталась одна Танька, дочь Шуры—пьяницы. Топталась на месте и, видать, шибко о чем-то думала, собирая кожу на лбу в толстые складки. Анне Васильевне стало жаль девку: как подружки-то с ней неласково, никто с собой не позвал. Надо сказать Катерине, что эдак не годится…

Вдруг Танька вскинула голову и крикнула вслед чернявой:

– Зейнаб! Постой-ка!

– Чего тебе? – обернулась та.

– Ты вот что… – Танькино грубое лицо стало розовым – это она так покраснела. – Ты говоришь, твоей маме помощница нужна? Этот, как его… кукс готовить?

– Какой куск? Кус-кус! – залилась Зейнаб звонким смехом на всю улицу. – А ты потому спрашиваешь, что я сказала «Хоть служанку нанимай»? – отсмеявшись, деловито спросила она. – Хочешь заработать на Крым?

Танька опустила голову, а Анна Васильевна едва не крикнула девчонкам, чтобы не дурили. Это чего ж такое получается – одноклассницы, друг дружке ровня – а одна к другой в служанки собралась наниматься. Да где это видано! Но она прикусила язычок, вспомнив любимые слова своей Катерины: ты, мол, бабушка, ничего в современной жизни не понимаешь.

– Ладно, пойдем со мной, – позвала Татьяну Зейнаб. – Пойдем, я спрошу у мамы! Ведь ты понимаешь, что нанимать людей может только хозяйка дома. А я пока не хозяйка – вот как выйду замуж…

– А может, я потом приду? – с надеждой спросила Танька. – Мне сперва кашу братьям надо сварить…

– Потом ты не пройдешь. У нас охранник – сын моего третьего дяди, он никого не пускает. Вот если вместе со мной, тогда другой вопрос!

– А если я скажу, что к тебе…

Чернавка окинула Татьяну таким взглядом, от которого та стала вовсе пунцовой и заморгала – верно, впрямь слезы на глазах выступили. Правду сказать, с виду она не смотрелась… Сама носатая, кубастенькая, брючки заношенные, свитерок цвет от старости потерял. Ну да ведь не на бал просится, а работать.

– Так ты идешь? – издали крикнула ей чернявая.

Танька постояла с минутку, а потом двинулась вслед за ней.

Временами он сам спрашивал себя, не сошел ли он с ума. И отвечал себе так: если бы это происходило лет двадцать назад, ответ был бы однозначен – чистой воды безумие. Но теперь совсем другое дело, потому что за последние годы сам мир удивительным образом изменился. Стерлись, а то и вовсе исчезли границы нормы: что разумно, что странно, что можно, что нельзя.