Не благодаря ли ее молитвам дети уцелели в плену и вернулись домой через четыре года? С ними обращались гуманно, но перемена в характере Генриха тем не менее была заметна сразу же. Из жизнерадостного, приветливого ребенка он превратился в угрюмого, замкнутого юношу, обозленного на целый свет. Из всех придворных он доверял только Диане, потому что запомнил прощальную ласку прелестной женщины, ее нежный рот и запах духов. Король Франциск I встревожился – да уж, самое время! – и сделал Диану воспитательницей Генриха.

Герцогиня к тому моменту уже овдовела, и ей нужно было закрепиться при дворе, а роль наставницы принца подходила как нельзя лучше. О, благословен будь тот единственный поцелуй, быть может, никогда женщина не давала столь драгоценного поцелуя!

– Я сделаю Его Высочество своим рыцарем, – сказала она.

Разумеется, Диана не строила амурных планов. Она была старше мальчишки на двадцать лет. Благородные традиции рыцарства Диана имела в виду, и только. Но принц влюбился в нее всеми силами юного сердца. Его удивительные глаза не обращались ни к одной из девушек, которыми щедро окружал его двор. Как этот юноша был мил! Его чувство тронуло сердце опытной кокетки. Она стала учить Генриха, нежно и проникновенно. Тонкий вкус, галантные манеры, секреты любовных игр… Диана и образовывала принца, и развращала его.

Хоть это и невероятно, но при дворе никто не догадывался об их чувствах. И так продолжалось бы еще долго, если б не летний турнир. По старинным правилам, его участники должны были приветствовать своих дам, и Генрих преклонил стяг перед Дианой. Слухи распространились со скоростью пожара и дошли до короля прежде, чем герцогиня вернулась домой и расшнуровала корсет. Король был скорее обрадован, чем рассержен. Мальчик вырос, и это нужно использовать в интересах Франции – заключить династический брак, и как можно быстрее. Вскоре в Париж явилась невеста, худая, рыжая Екатерина Медичи. Диана увидела ее, и камень упал с души. Девушка не блистала красотой, хотя, пожалуй, глаза у нее были выразительные и она могла нравиться. Но юная дофина, воспитанная в купеческой Флоренции, не получила должного образования. Она оказалась невежественна, не умела красиво говорить, не была обучена тонкостям этикета, не владела изящными искусствами, которые так украшают жизнь, и даже писала с ошибками. Увы, дофина, впоследствии – королева, не могла конкурировать с Дианой. Придворные дамы еще обсуждали модную новинку – мороженое, поданное итальянскими поварами к свадебному пиру, а Диана уже везла свою добычу, юного новобрачного, в замок Экуи. Там, среди гобеленов и витражей самого игривого содержания, она впервые отдалась пылкому влюбленному, и эта ночь связала их крепче, чем связало бы благословение папы…

Юный, пылкий дофин! А потом коронация… Диана была рядом с королем, их вензеля переплетались на драпировках, и округлые, чувственные очертания букв напоминали ей о прошедшей ночи, и фаворитка краснела, прикрываясь веером… А Екатерина стояла поодаль, в тени… сладкий миг торжества! О, это ощущение власти над государем, над государством! Трудно было не опьянеть, не потерять голову от такого чувства, но Диана была разумна и давала королю добрые советы, всегда…

Вплоть до последнего времени.

А теперь с трудом достигнутое пятилетнее перемирие с Испанией расторгнуто. Снова идет война, проливается кровь. Бедняга Генрих терпит одну неудачу за другой. Он пытается завоевать Неаполь – однако и там короля Франции ждет сокрушительное поражение. Но и того мало! С подачи фаворитки Генрих учредил при парламенте чрезвычайный трибунал для суда над еретиками. Огненная палата – так этот суд назвали в народе. Он не выносил оправдательных приговоров. Никогда. Каждый, вступивший под своды Огненной палаты, был заранее виновен в грехе ереси, каждый обречен на сожжение.

И костры горели каждый день.

Диана и сама не могла бы сказать, зачем она толкала короля на жестокость. Зачем среди объятий на горячих от их страсти простынях она шептала ему не о любви, а о грехе и покаянии, о необходимости искоренить реформаторскую ересь и железной рукой привести бедную, погрязшую в заблуждениях страну к Господу? Что Диане были эти несчастные кальвинисты, которые шли поджариваться кротко, как барашки?

Она не знала. И ездила в закрытой карете смотреть на казни. Пряча лицо под маской. Но Диана никого не могла обмануть, и народ стал звать ее Кровавой Королевой. Даже в объятиях короля она чувствовала запах крови, пороха, горького дыма, и этот запах волновал ее больше, чем самые горячие поцелуи. Свидания с Генрихом стали походить на сражения, новую чувственность открыл король в фаворитке – безумную, извращенную, неодолимую.

И день ото дня Диана казалась все прекраснее. Пылающие по всей Франции костры, на которых жгли еретиков, давали блеск ее глазам, а от пролитой на поле брани крови алели губы, от проклятий кровь быстрее бежала по жилам герцогини. Зеркало покорно и лукаво отражало ее новую красоту.

Красоту убийцы. Красоту вампира, упивающегося кровью. Красоту демона в женском облике.

Нет, не ангелом был Бенвенуто Челлини…

Ангельские творения не требуют человеческих приношений…

Только языческие боги, многорукие, стоглазые, с отвратительно висящими языками, с рогами, клыками, гипертрофированными половыми органами – только эти боги пожирают жизни.

Только их каменные жертвенники дымятся от свежей крови жертв…

И последняя жертва была принесена.

Копье графа Монтгомери ударило в шлем короля, пронзило забрало, вошло в глаз Генриха и вышло из уха. Зрители завопили, закричали, зарыдали – но не было ли среди них женщины, чье сердце сладко замерло от злого счастья?

Да. О, да.

Король прожил еще три дня, но так и не пришел в сознание, и Диану не пустили с ним проститься. Она сидела в своих покоях и видела, как на затуманившейся, словно от слез, поверхности зеркала проступает слово:

Superbia[1].

Екатерина, жалкая итальянская купчиха, бесприданница и глупышка, стала королевой Франции и, уж конечно, отыгралась на фаворитке. У нее отобрали все подарки короля, все драгоценности, все замки – кроме замка Анэ, принадлежащего еще покойному мужу герцогини. Туда Диану и отправили в изгнание. Там она и провела последние годы своей жизни – под черной вуалью, вечно молчащая, вечно плачущая. Кто говорил – она оплакивает короля, другие считали – свою былую власть и славу.

На самом деле Диана тосковала по зеркалу, канувшему в глубины сокровищницы королей Франции.

Разлука с ним была ужасна. Диана чувствовала, что сердце вынули у нее из груди. Пусть это было злое, закосневшее в грехах – но это было ее сердце! И к тому же с утратой зеркала к Диане вернулась способность понимать, что хорошо и что дурно. Потому она плакала еще и от мук совести.

Но если бы Диане выпал шанс зеркало вернуть – она бы не медлила ни минуты, такова была страшная власть этого предмета.

Даже удача охотницы изменила герцогине. Лошадь испугалась, понесла и сбросила Диану. Лежа на заледеневшей земле, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, задыхаясь от невероятной боли в спине, она поняла, что умирает.

И почувствовала огромное облегчение.

Она умрет! Все это окончится! Какое счастье!

И в гробу Диана была красива как никогда, и глядящим на нее людям приходили в голову чудовищные мысли – о соблазне, о дьяволе, о кровавых ритуалах и оргиях, вершащихся в багровом мраке под крики истязаемых грешников.

А зеркало затаилось в казне, как змея под камнем.

Оно ожидало своего часа. Оно насытилось и не спешило.

У него была целая вечность в запасе.

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.