Часть 1-ая

Он расшвыривал спутавшуюся лозу, спотыкался, падал, обдирая в кровь руки, поднимался снова и лупил, лупил по песку в каком-то истеричном остервенении, сотрясая воздух страшным сквернословием. Выходные туфли, конечно же, подпортил изрядно… Но обо всём этом он пожалеет завтра. А пока, пока ничего не жаль, ничего!

Споткнувшись в очередной раз, он не удержался и рухнул, больно ударившись спиной. Мгновенно перехватило грудь, в глазах потемнело, и он лежал, боясь шелохнуться, и хватал как рыба воздух. Но едва ясность ума стала неторопливо возвращаться, первое, что увидел: высокое звездное небо. Оно раскинуло над ним своё роскошное покрывало, а он, крошечный взбунтовавшийся человек, потрясённый мощью и силой мерцающего полотна, медленно восстанавливал дыхание и понимал, что успокаивается.

Еще накануне, готовя грандиозное мероприятие в одном из залов «Интуриста», посвященное своему рождению, он подумать не мог, что его так испугает эта цифра. Пятьдесят. Не знал, что, проснувшись праздничным утром, он утрёт со лба липкую испарину и твёрдо решит никуда не идти. Вернее, на минуту забежит в нарядно украшенный зал, любезно поблагодарит всех собравшихся и, сославшись на срочную операцию, предложит праздновать его юбилей без него. Прихватит со стола бутылку «Столичной» и, старательно пряча глаза, под недоуменное, явно неодобрительное молчание выскочит из зала. Сорвет с места машину и, нарушая скоростной режим и правила обгона, примчится сюда, за город, где чистый воздух, где он один, где нет удушающего липкого лицемерия. Где он, наконец, может быть самим собой.

«Это не истерика, нет не истерика», – успокаивал он себя, – «И не страх перед осознанием того, что тебе полтинник. Это просто – поступок». Он наконец-таки сделал не то, что принято и обязан, а то, что пожелал сам.

Валера сел, обхватил руками колени и долго смотрел перед собой невидящим взглядом, вдоволь напитавшимся холодным светом. С той поры, рассматривая себя в зеркало, он то и дело отмечал, что глаза переняли этот мерцающий блеск. Что-то закралось в душу, оставаясь пока невнятным и плохо читаемым.

Но уже ставшей привычной рациональность хозяйственника быстро выпроводила из мыслей романтические грёзы. Надо бы дней через десять поле перекопать… Листья вроде убирал, а вон их, сколько вокруг лозы набилось. Он сгрёб их к себе поближе и, собирая в кучу, вдруг ощутил под ладонью маленький колючий комочек. Ёж? Ну конечно ёж! Откуда ты здесь, малыш? Валера бережно поднёс бедолагу к лицу и долго любовался, как тот сопит и, не просыпаясь, настороженно водит розовой кнопкой носа. Поначалу он решил уложить ежа обратно в листья, но, почувствовав, как продрог сам, быстро поднялся на ноги и побежал к дому, крепко прижимая к себе нежданный, свалившийся буквально с неба, подарок.

Уже войдя в дом, заметил, как сиротливо смотрится на столе пустая бутылка водки. Неужели допил? Всю? Когда? Так и не вспомнив про это «когда», он отставил пустую тару под стол и повалился на диван.

Утро наступило быстро.

Валера проснулся. Несмотря на выпитое, голова ни капли не болела. Да и без сухости во рту, видимо, обойдёмся. Вот что значит хорошая водка и чистый воздух. Правда, не ел ни черта. Он взял связку ключей и вышел во двор открывать кухню. Долго стоял возле распахнутого холодильника, но ничего интересного не обнаружил. Затем открыл ванную комнату и надолго пристроился к унитазу. Моча показалась чистой, прозрачной, что ему очень понравилось. И чего люди боятся пятидесяти лет? Вроде, всё точно так же… Чудики, одним словом.

На душе было хорошо и спокойно. Вот только, он было собрался открыть водяной кран, как почувствовал, что на него кто-то пронзительно смотрит. Отвратительное ощущение, особенно в момент, когда знаешь, что вокруг в действительности никого. Он внимательно осмотрел себя в зеркале. Глаза чистые, всё так же гладко выбрит, за ночь щетина даже и не отросла. Он пригладил рукой мелко вьющиеся волосы. Красив. Чертовски красив. Валера любил себя, но еще больше его любили женщины… Чей-то внимательный взгляд не дал таки додумать эту приятную мысль до конца. Валера повёл глазами и невольно вздрогнул. Из слива раковины его изучали два блестящих глазика.

– Ах ты, бестия… А ну, вылезай! – он просунул пальцы в отверстие. Но куда там. Шустрый гекон уж был таков. – Надо же, пугать меня пришёл, – Валера усмехнулся своему отражению. – Пугать меня? Да здесь хозяин – я! Я и никто больше! Сам кого хочешь сейчас напугаю! – отбросив зубную щетку, он выскочил во двор и долго бегал по своему полю, получая удовольствие от холодного воздуха, что заглатывал не жалея горла, от низкого прозрачного неба, вечнозелёных ёлок и олив, что так удачно посадил и которые здорово смотрятся теперь среди голых деревьев.

Наверно со стороны это выглядело забавным, как взрослый солидный седовласый мужчина в выходном костюме носится среди деревьев, но ему было хорошо, а это – главное!

Успокоившись и отдышавшись, Валерий долго раздумывал, как поступить с ежом, но затем махнул рукой и взял его в город. Собрался, перепроверил: надёжно ли закрыты замки, и пошёл выводить свою красавицу из гаража.

По дороге он притормозил машину возле черного хода продуктового магазина, тайным постукиванием коснулся двери, и она почти тут же отворилась. Минут через десять он вынес оттуда клетку с яйцами, осторожно пристроил её на заднее сиденье и тронулся дальше. С центрального входа далеко вперед тянулась неспокойная очередь из простых смертных, тоже желающих есть.

Сиделка должна была ждать его на проспекте, сразу за аптекой. С ней самой он не разговаривал, но так его заверила приятельница, что организовала эту встречу. Валерий понимал, что запаздывает, но никаких угрызений совести не испытывал. Он привык, чтобы его ждали. Всё утро хмурившееся небо наконец-то выжало из себя первые капли. И они, вырвавшись на свободу, тарабанили по лобовому стеклу с такой силой, что пришлось включить дворники.

Валера свернул с центральной улицы на проспект, всё же мысленно проиграв несколько винительных фраз, внимательно оглядел улицу и невольно усмехнулся. Возле аптеки и даже несколько дальше – его не ждали. Во всяком случае, никто из тех редких прохожих, которых он увидел, приспустив оконное стекло, не вписывался в его представление о том, как должна выглядеть обычная сиделка. Хороша работница, ничего не скажешь, подумал он, сворачивая на повторный круг. Так он, окончательно разозлившийся, прокатался вхолостую еще несколько раз. Затем резко тормознул возле аптеки, до конца опустил стекло и высунулся наружу. На улице никого не было. Да это и понятно, лило, как из ведра. Обычно на этой стороне, что рядом с вокзалом, шла бойкая торговля всякой всячиной, а тут закрылись даже лавчонки. Несколько невежливых холодных капель шлёпнули по макушке, и он, смахнув их с волос, поспешно укрылся в салоне. На улице и вправду никого не было, за исключением странного существа – не то мальчика, не то девочки, стоящего под голым деревом и видно, что насквозь промокшего. Какого оно пола из-за короткой стрижки и несуразной одежки было не разобрать. Существо держало что-то в кулаке и с аппетитом уплетало, но, заметив к себе интерес, руку опустило и будто нерешительно подалось вперед. Валера вечно зверюшку всякую жалел, а тут человек мокнет. И потому, не раздумывая, он перекинул коробку с ёжиком на пустующее сиденье переднего пассажира, приоткрыл заднюю дверцу и махнул рукой:

– Давай, садись…Кто ты там есть… Вместе подождем… Только смотри, яйца мне не разбей.

Существо, будто ждало приглашения. Через мгновенье в салоне их было уже двое.

Валера, в который раз за день усмехнувшись в усы, поправил зеркало заднего видения так, чтобы ему было видать еще одного нежданного гостя, и спросил:

– Ты вообще кто?

– Женя, – тихо послышалось в ответ.

– Женя… Понятно… Ну что, Женя, ждёшь кого?

– Уже дождалась…

Валерий, не сумев сдержать удивления, резко развернулся назад: – Кого это ты уже дождалась? – теперь он сам понял, что это всё-таки она, а не он, и принялся снисходительно осматривать пассажирку.

– Вас, – послышалось еще тише.

– Так, девушка милая, Ваш загадочный ответ начинает меня раздражать, – произнес он полу брезгливым тоном. – Верно, говорят, не стоит быть таким жалостливым, это тут же может усложнить жизнь… Давай, доедай скоренько свой хлеб и выкатывайся из машины по добру по здорову.

Девушка смешалась и протянула ему ладошку.

– Это не хлеб… Посмотрите… Это пирог. Это я вам везла…Просто, Вас долго не было, я замёрзла и, чтобы быстрее время прошло, взяла кусочек… Там еще есть, много, смотрите, – она раскрыла какую-то котомку, развернула полотенце.

И Валерий действительно увидел аккуратно разрезанные куски пирога. Рука сама потянулась за одним из них. Аромат ванили и корицы наполнил салон машины забытым теплом. Он надкусил и не смог сдержать сорвавшегося стона. Проглотив кусок, Валера поджал губы, потому что глаза наполнились горячими слезами. Эта свалившаяся на голову странная девчонка со своим несуразным пирогом напомнила ему… Напомнила ему, как воскресным утром он просыпался от запаха сдобных булочек…обязательно с кишмишом… Сонный, с румяными от сна щеками шлёпал на кухню и, прислонившись к дверному косяку, наблюдал, улыбаясь, как мама с подвязанными волосами и в белом крахмальном переднике достает из духовки первую готовую партию. А сверху на плите ждут своего часа ватрушки и обязательный с плетеными косичками пирог.

Чувствуя, что задыхается от воспоминаний, Валерий набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул. Сжав в кулаке остаток пирога, он сверкнул глазами в сторону девчонки и сквозь зубы процедил:

– Ты кто и откуда?

– Я Женя…

Валерий прокрутил второпях свою жизнь и понял, что в такую дурацкую ситуацию еще не попадал ни разу. Ему хотелось выйти из машины, резко открыть дверцу, схватить в охапку это существо, которое, как ему казалось, обязательно будет упираться, и вышвырнуть её из своей жизни, как ускользнувший утренний сон. Когда вроде что-то еще помнишь спросонок, но чаще – не помнишь… Благоразумнее так было бы и поступить… Но, он еще раз осмотрел улицу, никого не обнаружил, чертыхнулся про себя и снова обернулся к ней. Девчонка сидела неестественно прямо, скрывая изо всех сил, что дрожит от холода, и вдобавок с её коротких волос то и дело смешно плюхалась капля. Валера отчего-то перестал сердиться, демонстративно долго в этот раз, рассматривая её с ног до головы, и, наконец, откинулся на спинку сиденья, не сдерживая судорожного смеха. Он хохотал над собой. Смеялся над тем, что мало того, он, взрослый пятидесятилетний человек, попал в глупую и нелепую ситуацию, так вдобавок: ловит себя на мысли, что не собирается из нее выпутываться, а скорее наоборот – желает участвовать в спектакле и дальше. И быть ни кем иным, а самым что ни на есть главным действующим лицом. Рядом с этой странной крохой он вдруг почувствовал себя сильным, важным и каким-то значимым, чуть ли не вершителем судьбы человеческой.

– Так сколько тебе лет, Женя?

– Восемнадцать, – с каким-то вызовом ответила девушка.

– Сколько? – недоверчиво переспросил Валерий. – Надо же…я бы больше двенадцати не дал.

Он еще раз усмехнулся в усы, заметив, какой безмолвной обидой наполнились её глаза.

– Ладно, ладно, – примирительно продолжил он. – Жень, ну объясни ты мне, глупому, старому дурню, почему ты везла этот пирог именно мне?

Она подняла на него удивленные глаза, смешалась и некоторое время молчала, видимо подыскивая более тактичный ответ. Затем еле слышно произнесла:

– А я не именно Вам везла… Я дедушке…

– Какому дедушке? – и тут, хлопнув себя по лбу, Валера всё понял. – Господи боже мой…так ты и есть та самая сиделка, которую я битых два часа, как жду?!

– …это я Вас…два часа… – Женя потупилась и не договорила.

Теперь он совершенно иными глазами осматривал девчушку.

– И ты хочешь сказать, что тебе я доверю жизнь своего отца? Тебе? …Да ты посмотри на себя, ребёнок! …Стоит, на улице хлеб ест…

– …Это не хлеб…это пирог… – робко послышалось сзади.

– Да молчи уже… – Валера повернул ключ зажигания и, наплевав на остывший мотор, рванул с места. – Ну, поехали, к дедушке… Пусть сам с тобой разбирается. Тоже мне…Га-а-авро-о-о-ош-ш-ш…

Последним словом он выплеснул весь накопившийся за жизнь сарказм и еще раз поправил зеркало, чтобы видеть свою скукожившуюся вдруг пассажирку.

……..

Часть 2-ая

После внезапного ухода матери, отец, прежде тихий и покладистый человек, разом превратился в склочного капризного старикашку. Валера было предложил ему переехать жить к себе, но тот категорически запротестовал. Мало того закатил серьезный скандал, обвинив сына в бездуховности и осквернении материнской памяти.

– Я здесь с ней всю жизнь прожил! – срывающимся голосом кричал отец. – А ты…а ты… – воздуха больше не хватило, и пожилой человек тяжело и обреченно опустился на стул.

Валера пытался было напомнить, что в этой квартире, пробитой им через друзей-приятелей, они живут не так уж и давно, но, глядя на трясущиеся руки и подрагивающий подбородок отца, смолчал.

Старческое ворчание и обиды еще как-то можно было сносить, но вот капризы в еде, когда многое приходилось доставать всеми правдами и неправдами, и беспочвенные жалобы соседям, обижали и уязвляли. Особенно он ощущал это, когда въезжая во двор на ослепительно чистой машине, выходил из неё такой наглаженный и напомаженный, а отец жалкий и неопрятный, услужливо поднимался с лавочки и, оставив своих престарелых подружек в цветных платочках, мелко семенил навстречу. «Откуда он достал эти лохмотья?» – с досадой думал Валера. И, пока подчеркнуто согбенный отец плёлся к нему, красивый, благополучный сын стоически терпел осуждающие взгляды и откровенные перешептывания. Сам, вон каков франт, а отец-то отец… И как не стыдно? Как?..

Дома, открыв холодильник, под завязку забитый так и не тронутыми банками с икрой, ветчиной, рыбой, пачками масла и прочим недоступным в повседневной жизни продуктом, Валера взрывался.

Отец упорно ел лишь яичницу и дешевую вермишель, ни к чему иному не прикасаясь.

– Ну что ты прибедняешься? Ну что? Тебе есть разве нечего? Ты же от этих яиц заболеешь! Я стараюсь, тащу… Что не так, папа? Что не так? – эмоционально кричал сын.

И тут отец совершил невиданное. Он в страхе закрылся от него руками.

Валера застыл посреди кухни с приоткрытым ртом.

– …что?…что? Ты от меня закрываешь? Ты меня боишься?.. Неужели ты думаешь, что я могу тебя ударить?.. – обалдело вопрошал сын. – Папа, да ты что? – он, разом покрасневший, бросился к отцу, коснулся его рук, но тот, громко вскрикнув, стал рьяно отмахиваться. Валера отошел от него, присел на стул и крепко сжал ладонями виски, потому что внутри что-то начало взрываться. Он понял, что это так крепко ударило по мозгам резко подскочившее давление, и если сейчас не успокоиться, то: то ли еще будет…

Отец тоже, как что-то поняв, успокоился и сидел теперь словно мышка.

Время томительно потянулось. Оба сидели тихо, не шелохнувшись. В этой зловещей тишине могла пройти целая вечность.

– Папа, ладно, забыли, – Валера тяжело поднялся со стула. – Пойду я…

– Опять шляться, гулять спешишь, а мне тут одному сидеть, – язвительно послышалось в ответ.

– Да уж, а то к тебе тут никто не приходит. Соседка скажешь, с пятого этажа не спускается?

– Да что ты, что ты! – отец замахал на него ладошками, как на черта. – Какой сам, так и на людей порядочных наговариваешь! Тебе все плохие, один ты хороший! – отец опять разошелся не на шутку. Он разволновался, и затрясся всем телом.

Но Валеру тоже было не остановить:

– Ну да, я плохой! Но именно я делаю вид, что не вижу, как из дома пропадают вещи! Мамины, между прочим, вещи!

Отец схватился за сердце и повалился на диван.

– Не притворяйся мне здесь, не притворяйся! – безжалостно произнес сын.

– Что именно у тебя пропало? – неожиданно спокойным тоном произнёс отец.

Валера аж растерялся и не нашелся, что ответить. Он оглянул комнату и выпалил:

– Вот где книги? – он повел по корешкам, демонстративно проваливаясь пальцами в пустующие прорехи. – Тут уже столько не хватает, что никакая маскировка не поможет! А посуда где? – он подошел к посудному шкафу и сделал вид, что пытается отодвинуть стекло, именно то, которое никогда не отодвигалось.

Уловка удалась, отец не выдержал и бросился к нему – удерживать.

– Не трогай! Это пока моё всё! А раз моё, то, что хочу, то и делаю. Кому хочу, тому и дарю! Не твоё дело!

– Ой, папа… Если бы ты дарил… Обирают тебя твои добрые люди, – Валера с особым сарказмом произнёс последние слова. Он ждал ответной тирады, но так и не дождался. Отец, сцепив между коленями руки, сидел согнувшийся и оттого невозможно жалкий. Захотелось подойти к нему, обнять крепко-крепко и сидеть долго-долго… Но это был один из тех упущенных моментов, о которых потом жалеешь всю оставшуюся жизнь. Слабость, которую принято считать минутной, рассеивается и наступает обычная суровая действительность, в которой мужчине неловко показаться сентиментальным.

Время было упущено. Отец ждал, но так и не дождался. Порыву, которому ничего не стоило наладить отношения, не случилось стать действием. Он так и остался порывом…

– Ладно, пап, я действительно тороплюсь… Пойду я, – Валера, стесняясь своей силы и здоровья, мялся и искал предлог, как бы скорее отсюда уйти. Квартира любимой мамы, куда он всегда рвался и стремился, куда нёс свои тайны, радости и печали, невозможно его тяготила. Верный друг ушёл, а этот остававшийся, вроде тоже родной человек, но ведёт себя ведь хуже врага.

Валера, понимая, что если вот так сейчас оставит его, то потом получит еще большую головную боль. Отец перестанет подходить к телефону, откажется от пресловутой яичницы, да еще и дверь на щеколду запрет. Надо было мириться.

– Ладно, давай руку. До скорого, пап… Ты скажи, что тебе в следующий раз привести?

Отец подал ему вялую руку и ответил:

– Сиделку.

– Кого? – улыбнулся сын. Отец так его удивил, что он разом забыл о недавнем конфликте, даже ушла тяжесть с души. – Пап, кого тебе привести?

Отец, поняв настроение сына, уловил также то, что нечаянно придуманное для очередного каприза слово и вдруг сорвавшееся – можно и нужно отстаивать.

– Ничего не знаю, найди мне сиделку! Пусть приходит, смотрит за мной… И это…как его…пусть следит, чтобы у меня ничего не украли! – глаза отца блеснули вредным, но молодым светом.

– Ну ты меня прям огорошил, право… Где я тебе сейчас сиделку найду? Люди из города уезжают.

– Это не моё дело. Где хочешь и кого хочешь – ищи, – категорично заявил отец. – Дверь захлопнешь.

Разговор и посещение на этом заканчивались.

И вот теперь этого «кого хочешь» Валера вёз отцу. Он еще раз усмехнулся, предвкушая его первую реакцию на это чудо. Дальше порога он нас не пустит, решил Валера и поддал газу. Ливень не унимался, и оттого из-под колёс взметнулись высокие брызги. Тротуар был безлюден и пуст. Окатить было некого. И потому можно позволить себе такое роскошество.

Девчонка продолжала дрожать. Нужно было поддержать разговор, чтобы как-то вывести её из такого состояния.

– Так что же ты, Женя, к старому постороннему человеку в машину уселась-то? Не побоялась?

Он ожидал быстрой реакции на свои слова, но девчонка будто спала с открытыми глазами. Совсем замороженная, подумал он.

– …Я номер машины увидела…а Вы же всё время мимо проезжали…

– А-а-а…ну да… ну да… Слушай, а ты хоть что-то делать можешь? – он посматривал на неё в зеркало заднего обзора. – Ну там, еду готовить, стирать, убирать умеешь?

– Умею, – спокойно послышалось в ответ.

Валера усмехнулся подобной самоуверенности и нахальству.

– В детском саду тебя этому научили? – произнёс он и еще раз наткнулся на колючий взгляд, который его невозможно смешил.

В этот момент из-под колёс обгонявшей с её стороны машины взметнулась водяная волна и окатила оконное стекло. Девчонка чертыхнулась и недовольно произнесла:

– Ой ты…как они ужасно ездиют!

– Они что?! – Валера даже развернулся. Но Женя, решив, что мужчина пожилой и оттого не расслышал, спокойно повторила:

– Да, ездиют они, говорю, ужасно…

– Деточка моя, ты откуда приехала?

– Ниоткуда. Я здесь живу.

– Где, здесь?

Женя недопонимала, что именно требует от неё этот человек.

– Я сейчас в посёлке живу. Но раньше жила в другом месте. Вам адрес сказать?

Валера еще раз, сощурив глаза, посмотрел на неё, то ли дурочка, то ли издевается… Да нет, скорее святая простота. Нет, ну надо же…

– Где училась, спрашиваю? Кто тебя учил так разговаривать?

– Как так?

– Боже мой, вот я попал… Боже мой, кого я везу?.. Ты хоть знаешь к кому ты едешь?

– Знаю, – обиженно произнесла Женя.

– Так к кому?

– К дедушке.

– Ах, ну да…к дедушке, – Валерий громко выдохнул. Он видел, как девчонка нервно заёрзала, забилась в угол и боится теперь поднять на него взгляд. Он приметил, как до того, она то и дело его внимательно осматривала. Ну, чего я завелся-то? Ну, подумаешь, слово не так сказала, надо значит объяснить человеку как правильно.

– Жень, а Жень, ты мне там яйца не подавила? – как можно веселее и примирительнее спросил он. И по смешно раздувшимся ноздрям и всхлипнувшему носу догадался, что на подобную мысль сам же и натолкнул. – Ну-ну, осторожнее… я вот тебе раздавлю! – он от души рассмеялся чему-то своему и совершенно непонятному ей. Уже въезжая во двор, Валера тихо сказал:

– Женя, запомни: машины ездят. Ездят они. Поняла? Ездят, а потом останавливаются, – на этом слове он притормозил машину у подъезда. – Вот и приехали. А то смотри, дедушка у нас умный, – он протянул ей коробку с ежом: – Давай, понимайся на третий этаж. Там коричневая такая дверь, и звоночек справа. Вот в него и звони. Нажала, отпустила. Нажала, отпустила. И так три раза.

Женя звонила долго, но никто не открывал. Дверь была красивая. На золотистой табличке наклонными буквами выгравировано: Нилов С.Д.

Валерий поднялся, вздохнул и молча открыл дверь своим ключом. Отец стоял у стены, согнувшийся и напуганный. Но, заметив сына, а за ним девушку, он прямо на глазах начал выпрямляться. Валерий уж и позабыл, что отец может быть таким высоким.

– Папа, знакомься, это Женя, – он подтолкнул девчонку вперед.

– Какая очаровательная девушка. Проходите, проходите, пожалуйста, – послышалось в ответ.

Валера никак не ожидал подобной реакции. Он еще раз критически осмотрел Женю. Девчонка, как девчонка… Ничего особенного. Курточка странная, дешевенькая, брючишки коротенькие, наверно материала не хватило длиннее сделать, сапожки какие-то подозрительные. Но предел всему – стрижка, эта убивающая стрижка! Слов нет! Какая там девушка? Да она мальчишка! Гаврош! Ну да, Гаврош и есть…

Но отец, по всей видимости, так не думал. Следующий его поступок не просто удивил Валеру, а убил окончательно. Он приблизился к девушке и поцеловал ей руку. Такой вот галантный кавалер.

Странное дело, но Женя совершенно тому не смутилась. Напротив, она в таком кокетливом изяществе склонила голову, будто это было её жизненным предназначением: подавать руку для поцелуя. Таким счастливым и волнующимся Валера отца никогда еще не видел.

– Ну вы, ребята, даете! Может мне вообще, уйти? Папа, не забывайся, я тебе не развлечение привёз, а того – кого ты просил, – следующее слово он произнёс по слогам: – Си-дел-ку… Сиделку, папа!

Улыбка с лица отца сошла, а само оно как-то разом скукожилось. Он согнулся и молча пошёл в свою комнату, как послушный ребенок, обиженный несправедливым окриком. Но в настроении уходящего отца было больше необъяснимого разочарования, нежели детской обиды.

– Женя, а ты чего стоишь? А ну-ка, марш в ванную. Отогреваться!

Еще один напуганный зверёк выпучил на него глаза.

– Боже мой…как мне этот детский сад надоел! А ну-ка снимай обувь и быстро иди раздеваться! Тоже мне, Гаврош! Что это ты держишь?

Женя безмолвно протянула ему обувную коробку, под крышкой которой, закутанный в тёплые тряпочки, безмятежно посапывал маленький колючий комочек, которому одному пока здесь было хорошо и спокойно.

Она аккуратно сняла сапожки, поставила их в уголок, но один из них предательски наклонился. Женя испуганно его поправила, но Валерий, конечно же, заметил громадную дырищу на подошве. Он оттолкнул девушку, взял разом два сапожка и перевернул. Вторая подошва ничем от первой не отличалась.

– Это что?

Женя густо покраснела и тронула входную ручку.

– Откройте…

– Это что, спрашиваю? Ты так по улицам ходишь? Видно до тебя никому дела нет…

– Есть до меня дело… А это ничего. Ерунда… Просто до остановки далеко очень, вот я и бегаю… Это от бега всё, честное слово! Меня дома тоже ругают…

– От бега говоришь? А не от того, что у тебя дрянная обувь?

– От бега… Это новые сапожки… Честное слово! Стёрлись просто быстро…

– Угу, вижу, что новые… Иди в ванную. Хватит болтать. И так весь день из-за вас потерян…

Часть 3-я

Валерий глянул на часы и ужаснулся. В этой суматохе совершенно ведь вылетело из головы, что он давно должен был выйти из дома! Сегодня они с его царицей Тамарой планировали уехать за город дня так на два на три, чтобы вдвоем отметить его день рождения.

Эта женщина, случайно появившаяся в жизни, сумела задержаться в ней на десять лет. Познакомились они более чем романтично – она неторопливо шла по тенистой стороне улицы, но шла так, будто лебедь плыла. А он, выхватив и сразу оценив эту царственную походку, резко притормозил у пыльного бордюра, пригнулся к рулю и, внимательно наблюдая за заворожившими взгляд ножками, судорожно выстраивал стратегический план захвата этой породистой, как он решил, бабёнки. На его счастье, а скорее погибель, она остановилась возле аптеки, как бы раздумывая: входить/не входить, а затем, элегантно поправив темные очки, все же вошла. Он, разумеется, тут же последовал за ней…

С тех пор его и без того насыщенная жизнь приобрела особую пикантность. Эдакую перчинку. Откуда ему, наивному человеку, было тогда знать, что в тот знаменательный день на улице города разыгрался тщательно продуманный спектакль, в котором Царица Тамара искусно прикинулась жертвой. Лишь спустя много лет, во время бурной ссоры, ему, в сердцах, раскрыли глаза на эту хлёсткую правду…

Впрочем, к тому времени он уже сам, пресытившись острыми ощущениями, многое понял и нет-нет да и ловил себя на мысли, что ему всё чаще хочется завопить что есть мочи: мужики, дурни такие, ну не знакомьтесь вы с ними на улице, не верьте вы в случайности и совпадения! Но накричавшись внутренне, ничего в своей жизни не менял. Наоборот, чем глубже и отчетливее раскрывалась перед ним сущность этой женщины, тем сильнее и судорожнее он её любил.

Не без добрых людей стало известно, что он у неё не один. Не один: давно и множественно. Узнав об этом, он избил гадину до крови и, выхлестнув всю злость, любил в ту ночь её с еще большей силой. Да и она отдавалась ему по-особенному неистово. Как никогда еще за их жизнь…

Уставшая и довольная, откинувшись на подушки, шептала в самое ухо: – …бог ты мой…как сладко…Да за такое счастье, я готова терпеть от тебя всё что угодно…Только ***,… *** меня вот так всегда… Ни с кем и никогда мне не было еще так хорошо… – и, впившись в него, расчувствованного, целовала, целовала умопомрачительно долго…

Это для неё, царицы своей, он выстроил этот дом в пригороде, куда уехал от всех и так спокойно выспался прошлой ночью. Для неё посадил деревья, что так радуют сегодня глаз. И это она регулярно оставляла их несостоявшихся сыновей в известном медицинском учреждении.

Валерий нервничал, волновался за неё, просил предпринимать хоть какие-то меры, но она лишь лениво отмахивалась.

– Глупости всё это… Чтобы я, когда мне так хорошо, вскакивала и бежала куда-то сломя голову?.. Да не будет этого никогда. Чего ты-то издёргался? За свои удовольствия я сама и расплачиваюсь… Это ты у меня, гуманист редкий, – произнесла она с какой-то злостной усмешкой, – вон как прытко в ванную-то бежишь…

Да, права, именно так и бежал. А что… Команда командой – хорошие все люди, но он, давно ей не доверяя, полагал, что благоразумнее поберечься. Пусть обижается, но береженого бог бережет.

Хотя… Именно она тогда спасла им жизнь. С особой нежностью и благодарностью он целовал небольшой шрам под её левой лопаткой.

Они любили наезжать туда, в их общий дом, даже зимой. Кое-как пережив первые холода, Валерий надумал на будущий год сложить настоящий дровяной камин. Проштудировав массу информации, опросив знатоков и прочих смыслящих в этом вопросе, задумку в жизнь таки воплотил. Камин смотрелся не так уж цивильно, но дрова в нём разгорались по-настоящему. Так приятно потом было сидеть у него вечерком, обнявшись, не в силах отвести взгляд от притягательного яркого пламени. Щеки пылали, а зрачки переглядывающихся, будто только влюбившихся людей отражали пламенные язычки, ответно излучая счастье и радость. Валеру же переполняло еще одно дополнительное чувство: гордость, что и это у него получилось!

Потом, спустя время, анализируя случившиеся, он никак не мог восстановить в памяти многие фрагменты того вечера, а вернее ночи, понимая, что действовал необдуманно, сплошь на инстинктах. По всей видимости, что-то нарушилось в тяге, раз в комнату повалил коварный угарный газ… Но, они беззаботно спали и, разумеется, обо всем этом знать не могли.

Он только почувствовал, как по малой, видимо, нужде через него бесцеремонно перелезла его царица. Слышал, как она борется с щеколдой, которая действительно иногда заедала… Слышал, но не мог разлепить глаз. И тут громкий вскрик, грохот падающего стула и…очертание оседающего на пол человека заставили его очнуться. Он рывком сел в постели и тупо смотрел, как обездвиженное тело лежит возле двери. Помнил, что еще с досадой подумал, как же теперь откроет заблокированную дверь. Мозги затуманились, и голова напрочь отказывалась соображать. Потом в это сложно было поверить, но он на самом деле не понимал тогда, где находится и кто это так неловко тут упал…

Пошатываясь, Валерий шагнул к двери, благо это было недалеко, подхватил подмышки застонавшую женщину и только теперь страшно запаниковал. Наконец дошло в какой они опасности, и сейчас, если не открыть дверь, то он и сам повалится рядом. Щеколда мягко поддалась, а может, это руки оказалась такими сильными. Холодный, морозный воздух обжёг легкие. Но Валерий сам дышал как пёс и заставлял дышать её.

Они сидели на пороге, не ощущая холода, и плакали будто дети.

– Ты спасла нас…спасла…

И ведь на самом деле, не встань она по нужде… Нет, лучше не думать, что могло бы быть: не встань она по нужде.

На ранку под лопаткой ему пришлось наложить два шва, ведь падая, она напоролась на выступ от спинки стула. Опять была кровь, много крови. Но она, еще его и воодушевляя, всё шептала:

–..мне не больно…не волнуйся, мне не больно… главное, что живы остались…

Царица. Одним словом, царица, – слеза капнула прямо под руку, когда он уже накладывал повязку.

…Вот отчего этот шрам под её левой лопаткой был ему особенно дорог.

Из ванной комнаты валил пар, а из самой ванны уже собиралась переливаться вода.

Валерий, бегая по квартире, запнулся об обувную коробку. Тьфу ты… Крышка коробки съехала, а ёжика слегка качнуло к противоположному боку. Такое невежливое обращение ему не понравилось, и он решил приоткрыть глаз.

– Женя, где тебя носит? – выкрикнул из ванной Валерий, и его грозный голос раскатистым эхом отозвался в квартире. – Я из-за вас невозможно опаздываю!

– Здесь я, – раздалось у него за спиной.

– Ох, так ты всё это время здесь стоишь что ли? Чего тогда я ору на всю квартиру и кому, спрашивается, ору, если ты здесь? Вот тоже…недоразумение, – он ворчал, получая в действительности невероятное удовольствие от своей разливающейся грозности. Еще строже сдвинув брови и едва сдерживая смех, Валера гаркнул: – А ну, марш в ванну!

– …как в ванну…Вы же…

– Ну и что я! Детей я, по-твоему, не видел никогда? И не мыл? – Валерий, прекрасно понимая, как же жутко она стесняется, уходить никуда не собирался. Девчонка может серьезно простудиться и её нужно как следует прогреть. Сама она, разумеется, этого сделать не сумеет. – Стесняешься? Ну, стесняйся дальше, – он бесцеремонно стянул с нее кофту, подхватил Женю, удивившись невесомости этой девчушки, и в чем осталась – усадил в ванну. Та было завизжала и попыталась противиться, но Валерий, отвесив ей необидный подзатыльник, окунул поглубже: – А ну-ка, молчать. Вот только пикни мне. Сиди и получай удовольствие. Думаешь, мне больше заняться нечем, как с тобой тут возиться? Если думаешь так, то возомнила ты о себе, кикелка этакая, дальше некуда! – с этими словами он открыл душ и пустил крепкий напор горячей воды ей на голову.

Женя закрыла лицо ладонями и покорно сидела, не издавая больше ни звука.

– Так… тебе какой шампунь лучше? – свободной рукой Валерий перебирал на полке яркие флакончики, не зная на чем остановиться.

– Не лейте так сильно, я захлебнусь сейчас…мне уже сердцем плохо…

Женя и вправду сильно раскраснелась.

– С сердцем?! Согрелась? Прохладнее воду сделать? – Валера понял, что перестарался с температурой, бросил душ и виновато замешкался. – Совсем плохо? Чего молчала-то?

Женя лишь на него выразительно посмотрела.

Валерий сбегал на кухню и принёс ей стакан прохладной воды, который она с жадностью осушила.

– Ну что? Полегче тебе?

– Да, уже хорошо…спасибо…

– Ну вот, выбирай шампунь, сейчас голову вымоем, оденем тебя, позавтракаем, и я побегу…

– У Вас так много шампуней! – произнесла Женя восхищенно. – Но, мне мыло лучше…

– Что еще за мыло? – искренне удивился Валера.

– Детское.

– Ах, детское! Ну-да… ну-да…детское… Вот только я не уверен, есть ли оно у нас. А то мы, знаешь ли, мужики. Мы чаще хозяйственным моемся, – он нехорошо хохотнул и, напустив на лицо серьезную мину, выкрикнул в коридор: – Папа! Пап, ты где там? Мыло детское у тебя есть? А то наша Женя ничем другим не моется! – закончил он всё-таки полушутливо.

Отец, как оказалось, околачивался поблизости. Тут он в очередной раз потряс Валеру своими действиями. Кто бы мог подумать, что простая просьба в поиске этого злосчастного куска мыла отзовется в старом человеке такой участливой прытью. Он отворял дверцы шкафов, выдвигал ящики и, ничего не обнаружив, недовольно задвигал их обратно. Даже порывался выйти на открытый балкон, куда никогда в это время года, Валера голову давал на отсечение, в жизни не выходил. Берегся. А тут… Нет, ну надо же… Ай да папа…

Поняв, что если его не остановить, сегодня он не закончит с этим серьезным поручением.

– Ладно, пап, не ищи. Уж как-нибудь мы её нашими средствами сейчас худо-бедно обработаем. Как новенькая будет! – улыбаясь, он вылил полную пригоршню шампуня на Женькины короткие волосы и энергично принялся её намыливать. Пены получилось выше крыши.

Девчонка под его руками оказалась такой размякшей, податливой, с каким-то на удивление благодарным и добрым взглядом, что по телу мужчины пробежал электрический разряд. Нет, это чувство показалось ему не легко объяснимым возбуждением. Тут было что-то иное, доселе неведомое. Наверно, нечто схожее испытывают отцы, у которых подрастает дочка. На этой мысли он хоть и тяжело вздохнул, но удивительно: на душе перестали скрести кошки, и из какого-то забытого далёка напомнило о себе теплое, пока что неуверенное в себе спокойствие.

…О, нет, – решил Валерий, – нельзя так расслабляться.

Он, будто что-то оборвав в себе, грубо всучил Жене душ:

– Давай, дальше сама… А то размечталась она… Ты что думаешь, я тебя тут сейчас всю мыть буду? Вот не было у человека печали, – Валерий напустил на себя как можно больше непричастного безразличия и непринужденно продолжил: – Как раз и постирушку, может, здесь же устроишь? А что…вот прям в этой же ванне сразу всё и постираешь. А, Женечка? Постирушечку устроим? – ему невозможно опротивел свой же голос, но уже было не остановиться: – В следующий раз, если придешь, дома всё грязное собери и сюда неси. Мы тут с дедушкой тебе всё постираем… Больше же нам заняться нечем! – последние слова он произнёс действительно с откуда-то вдруг вынырнувшей злостью.

Как и следовало ожидать, девчонка тихо расплакалась от этих его необъяснимых перепадов в настроении. А её худенькие плечики так трогательно подрагивали…

– Ладно, ладно тебе…лишнюю сырость тут нам не разводи, – Валера, заметно смущаясь, произнес эти слова более мягко и миролюбиво. – Сейчас я тебе халат принесу, – но все-таки не удержался от вредности: – От бабушки моей остался.

Не заходя в ванную, он просунул руку, нащупал крючок и повесил на него большое полотенце. Следом мягкий махровый халат. Мужской, правда. Всё новое, из упаковок. Не пожалел.

Женя стояла в коридоре, рассматривая себя в огромные зеркала – от пола до потолка. Как только она, распаренная, вышла, Валера подвязал ей халат огромным, как кушак, поясом, а из полотенца соорудил на голове роскошный тюрбан. Поодаль притулились мужчины и, не сговариваясь, любовались ею, как результатом сотворения рук своих.

– Очаровательная девушка, – благоговейно вымолвил отец.

Валера, усмехнувшись по-доброму и внутренне с ним согласившись, вслух произнёс совсем иное:

– Она что ли очаровательная девушка? Она? Вот эта? – он, выказывая явное недоверие его словам, вопросительно глянул на отца, выжидая, что же ему ответят.

Тот, растерявшийся и не принимающий его игры, явно был на стороне Жени и не постеснялся этого продемонстрировать.

– Да, вот эта, – с вызовом произнёс отец и стал еще выше и ровнее. Правда, за толстыми линзами очков глаза показались непривычно увеличенными, с беззащитно подрагивающими веками. Валера приобнял отца за плечи и подтолкнул вперед.

– Ладно, народ, на кухню ступайте. А то мы сегодня к завтраку подтягиваемся, как истинные аристократы. К полудню. – И будто случайно склонившись к Жене, шепнул: – А ты, будешь интересной женщиной. Когда-нибудь будешь… – сказал и как ни в чем не бывало прошел вперед, оставив за спиной ошарашенную девчонку.

Отец давно сидел на своем месте за столом и всё порывался выглянуть в коридор, недоумевая отчего Женя не идет.

– Где…она? – спросил он конечно же у сына, но в то же время как-то отстраненно, не глядя в глаза.

– Кто? – как можно удивленнее переспросил сын.

– …Девушка, – и чтобы предупредить вопрос, уточнил: – Которую ты привез, – отец говорил, как неуверенный школьник.

– Женя?

– Да.

– Ах, Женя, – потянул слова сын, вольготно облокотившись на диван и раскинув руки по его спинке. – Да чего-то в коридоре стоит. Тебя наверно стесняется… А может и боится… Жень, ты дедушку стесняешься или боишься?

Отец посмотрел на Валерия поверх очков, потом долго их поправлял, всё всматриваясь и всматриваясь в его лицо. Пошевелив губами, ничего так, правда, не сказал. Того, что хотел в действительности сказать. Слегка подрагивающим, но хозяйственно-повелительным тоном, в котором явно читалось, что смеется тот, кто смеется последним, он произнёс нервно и нетерпимо:

– Ладно, хватит-хватит… пошутили достаточно. За стол пригласил, а что у нас имеется из угощения?

– Не знаю, папа. Это мы у тебя в гостях. Тебе и угощать. Яиц, правда, я не привез. Женька их по дороге все перебила.

Он так и знал, что возмущенная этим беспочвенным обвинением Женя тут же влетит в кухню. И не ошибся. Тюрбан с головы спал, а она с надувающимися щеками, растерянная, удивленная, потрясенная – была невозможно милой и в самом деле – очаровательной. Только вот эта стрижка…

Валерий подмигнул ей, как сообщнику, загадав, что если ухватит задумку, то в разведку с ней ходить можно.

Он уменьшил звук радио, еще раз усмехнулся в усы, кашлянул и совершенно серьезным, даже ищущим сочувствия тоном, начал:

– Вот представляешь, папа…с таким трудом я достал эти яйца… Выстоял громадную очередь, на холоде, под проливным дождем, а Женька влетела в машину и в одну секунду хрясь на них!

Все присутствующие невольно сморщились, представляя, как это могло быть…

– Ей-то что…молодая, задорная…а вот нам с тобой теперь как, без яиц?

Отец, изо всех сил хмуря брови, чтобы ни за что не выказать как ему смешно, прикрыл лоб рукой, а другой примирительно замахал: что вроде ничего в этом страшного нет. Потом, взбодренный, но все-таки несколько обескураженный, пряча добрую улыбку, неровным голосом дал понять, что ничуточки не расстроен.

– Не будем же мы из-за такой ерунды переживать. Валерий, загляни в холодильник. Там у нас с тобой, по всей видимости, неплохие запасы сконцентрированы.

– Сконцентрированы, – Валера улыбнулся слову, порадовался этому «у нас с тобой» и посмотрел на Женьку.

– Ну, чего встала? Садись и наблюдай, что я делаю. Сегодня покажу, а завтра уже тебе тут хозяйничать.

Он открыл хлебницу и только тут вспомнил, что не привез свежий хлеб. Чертыхнулся, но потом подошел к плите, поставил на конфорку круглую железку и разложил на ней кусочки чурека. Ноздри защекотало вкусно подгорающей корочкой. Обжигая пальцы, он перевернул хлебушки на другой бок. И через время горячий ароматный чурек на большой тарелке лежал посередине стола. К нему он подрезал сыра, колбаски, ветчины, выложил в масленку кусочек сливочного масла. Поразмыслил и решил сварить каши.

– Женя, ты кашу умеешь варить?

– Нет, – тихо ответила девушка, напряженно следившая за каждым его движением.

– Вот тебе раз… Пап, она даже кашу варить не умеет! Может, выгнать её, пока не поздно?

Женька испуганно уставилась на деда.

– Ничего, ничего…научится.

Женька, не скрывая своего успокоения, громко выдохнула.

– Ладно, смотри, – Валера достал чугунок, насыпал в него немного овсяной крупы, заварил кипятком и поставил на маленький газ. – А теперь, подсоли и помешивай ложечкой…

– На воде? – удивилась Женя.

– Именно на воде! Ты кому кашу варишь? Старенькому немощному дедушке… Ну, и нам полезно будет такой кашки съесть.

Когда уже они уютно расположились за столом, а перед каждым стояла большая тарелка с парившей кашей, и оставалось только взять ложку, чтобы…отец коснулся руки Валерия, но смутился и смолчал.

– Пап, ты чего-то хотел?

Отец продолжал мяться. Валера ему не мешал. Подавив неловкость, с тихим укором он наконец вымолвил:

– Валерий. Ты же не представил меня нашей очаровательной гостье.

– Ах да! Как же я так опростоволосился… Сейчас. Приготовились. Уже представляю.

Отец, вцепившись в край стола, начал приподыматься.

– Да сиди уже… – он насильно усадил его обратно. – Женя, представляю тебе своего отца – Нилова Сергея Даниловича…

Девушка привстала, и они пожали друг другу руки.

– Нет, ну это надо, какие церемонии… Приятного всем аппетита! – и будто опомнившись: – Папа, в последний раз повторяю: это не гостья! Это…Женя!

Вежливо поблагодарив, ему ответно пожелали приятного аппетита и отправили в рот по первой ложке.

И было совсем непонятно: то ли каша действительно удалась, то ли дело в чем-то другом, но уплели они её быстро, и теперь, довольно переглядываясь, дружно помешивали сахар в чае.

Валерий, зная, что отец сам не решится, а Женька застесняется, накрутил им внушительных бутербродов и с удовольствием наблюдал, как они их уплетают.

– Ну ладно, – Валера механически глянул на часы, театрально ужаснулся: – Это ж надо так опаздывать? – сказал то ли вопросительно, то ли с насмешкой.

В коридоре он незаметно прихватил сапожки и, держа их перед собой, чтобы никто не видел, уже на выходе в закрывающуюся дверь выкрикнул: – Женечка, что не доешь, в газетку с собой заверни. Так все работницы делают.

Сбегая по ступенькам, он вспомнил, что в ванной остались мокрые вещи. Он тут же вернулся и, наткнувшись на недоуменные взгляды, гаркнул:

– Что, не ждали?! – и уже более покладисто: – Извините, я ненадолго, – спиной протиснулся в ванную комнату, громко хлопнув дверью.

– Наверно живот прихватило, – сказал отец.

– Культура прёт, а выхода нет, – ответил в щелку Валерий и еще раз громко закрылся.

Там он, усмехаясь, быстренько прополоскал девчоночью мелочишку, отнес в тазике на открытый балкон и развесил там по редким веревкам.

К вечеру просохнет…

– Ну всё, закрывайтесь! Теперь точно ухожу! – он ласково улыбнулся девчонке. Потом порядка ради нахмурил брови: – Хорошо себя веди! Не балуйтесь мне тут с дедушкой.

– Не страшно, – сказала Женя и, поведя плечиком, прошла в комнату.

Часть 4-ая

Прокатавшись по городу и нигде не обнаружив своей царицы, Валерий заскочил к старинному приятелю. Тот, прежде учительствовал, но, выйдя на пенсию, не сидел дома сложа руки, а сделался, кто бы мог подумать – сапожником. Фактическим волшебником. Ему можно было принести убитую обувь, и через время получить вполне новую фабричную пару.

– Здравствуй, Савва! – Валера, раскланиваясь, протиснулся в узкую дверную створку. – Вторую нельзя открыть? – он взялся за шпингалет.

– День добрый, день добрый… Не трожь, сквозит мне. Давно не был… Не навещал старика… Садись, я вот, как чуял, чайку поставил.

Валерий взялся за горло руками, захватив его в промежуток между большим и указательным пальцами.

– Не могу, брат. Дел по зарез. Выручи. Руки у тебя золотые… – он, стесняясь, протянул ему Женькины сапожки.

– Да-а-а-… – оглаживая чистой рукой роскошную белую бороду, протянул Савва. – Откуда у тебя такое добро?

– Да, ладно… Сделай, пожалуйста. Да… и стельки тоже тепленькие проложи. Обратно буду ехать – заскочу.

– А ты куда?

– Да свою потерял. Сейчас конфеты куплю, да к её матери заеду, отбелюсь маненько, – он широко улыбнулся Савве.

Тот, задержавшись на его белозубой улыбке, неодобрительно мотнул головой: – Иди, рисовальщик. Одного не пойму, для чего тебе это надо?

– Что? – напрягся Валера.

– Да угождать всем. Не понимаю я тебя…

Валерий перестал улыбаться, сокрушенно опустил голову и пошел.

– Валер, вернись. Мне тебе что-то сказать надо…

Тот застыл спиной к нему.

– Да ладно тебе, не дуйся. Садись сюда, – Савва освободил маленький стульчик и похлопал по сиденью ладонью. Несмотря на тесноту и специфику его труда в каморке было чисто и уютно. – Вот уеду скоро, не на кого будет сердиться.

– Что?! Савва, что?!

– А что слышал! Уезжаю я…

– И ты?..

– И я.

Валерий послушно сел на стул и удрученно молчал. Савва, пыхтя, выставлял стаканы, блюдца, заглянул в сахарницу и принялся энергично что-то из нее выдувать.

– Смотри-ка, муравьишка завёлся. Ну, теперь точно весна. …Чего молчишь?

– Расстроил ты меня, Савва, – горько произнес Валерий. – Как же так, как же так?..

– Вот, еще ты мне душу не травил! – эмоционально пробасил Савва.

– Может, одумаешься? Куда ехать собрался? Чего вы все, как не знаю, кто бежите?! Что вообще в городе происходит?! – Валерий начал бушевать. – Может, я чего просто недопонимаю? У меня вон тоже двое заявление написали. Шепчутся, что если им подпишу, то следом лавина ляжет. В Израиль они, понимаете ли, отлетают. Их там говорят у трапа самолета с поименными табличками встречают. За бесплатными пирожными собрались, мать их так… С кем я работать буду? Не с кем работать…не с кем… Записную книжку хоть выбрасывай. Только и делаю, что кого-то из нее вычеркиваю. А теперь еще и ты…туда же!

Савва к тому времени разлил чай, и они молча смотрели, как пузырится и лопается пена на поверхности стаканов.

– Не уезжай… – голос прозвучал пронзительно и беззащитно.

Мужчины, не сговариваясь, подались друг к другу и крепко обнялись.

– Валера, не добивай меня и сам не казнись. Время такое настало. Всем нам уезжать надо. Кому-то раньше, кому-то позже… – Савва смахнул слезу. – Чай пей, а то остывает, – он подколол нового сахара, достал банку и долго рассматривал её на свет. – Не пойму, что за варенье такое?..

– Да какая разница… Я не буду.

– Ну не будешь, не надо. Задвинем взад, – он убрал банку обратно.

– Ладно, спасибо за чай, пойду я, – Валера хлопнул себя по коленям и поднялся. – Да, а чего молчишь, куда едешь-то?

Савва, помявшись с ответом и заинтересованно простукивая подошву сапожка, ответил так, как произносят нечто обыденное и привычное слуху:

– В Израиль.

Валера присвистнул и уселся снова.

– Издеваешься?

– Нет.

– Тогда объясни мне по-человечески.

– Ну, ты же торопился…

– Никуда я не тороплюсь. Не уйду, пока всё мне не объяснишь! – он уселся плотнее. – Савва, я понимаю, ты меня за беспросветного дурака держишь… Так тем более объяснить обязан, как русский мужик… Видишь, даже не спрашиваю «зачем» и «не за каким хреном», спрашиваю «как». Так вот, как русский мужик в Израиль едет?

– И ты поедешь, – спокойно произнес Савва. – Ты забыл? Жены у нас кто?.. А-а-а, молчишь теперь. Вот то-то же! – он тоже помолчал, а затем, будто себе внушая, продолжил: – Да не пропаду я там. Я хоть и старик уже, но человек, ты же видишь, мастеровой. Чем-то займусь. Да там и фруктов много, климат почти что наш, пенсия будет хорошая… – потом вздохнул: – Только вот другое скажи…не дома мы там будем. Не дома.

Они опять надолго замолчали.

Савва механически прилаживал новую подошву, подклеивал, подбивал, то и дело растирая глаз рукавом.

– Ты не уходи. При тебе сейчас сделаю. Чайник поставь. Пока суд да дело, заново вскипит. Когда еще в следующий раз соберемся?

– Скорее всего, никогда, – выдохнул Валера. На душе было плохо, да на сердце кто-то злостный и беспощадный начал оставлять первые царапины.

Сапожки давно были закончены, ни один раз выкипел чайник, но мужчины не думали расходиться. Сидели, говорили о разном. Хмурились, над чем-то посмеивались, одним словом – прощались. Прощались навсегда. Состояние это было пока что новое и непривычное. Валера не знал тогда, что каждый следующий отъезд будет приносить еще большую боль и делать куда беззащитнее. Потери лишь внешне одевают человека в броню, до безобразия истончая внутренние перегородки…

– Ох, Валер, чего это у тебя глаз какой красный?

– Да фиг его знает… Щиплет. Да плевать… Наверно капилляр лопнул, – он завертелся в поисках зеркала, потом решил, что посмотрит на себя в машине.

Уходя от Саввы, он замешкался и, перебирая носком какой-то камешек, а затем, отфутболив его что было мочи, сказал:

– Ну, ты смотри, брат, если что надо, ну там… помочь собраться…или свозить куда…ты не стесняйся, говори! Я всегда к твоим услугам, – еще раз стиснув его, грубо оттолкнул и пошел.

– Валера, погоди, – Савва возился возле тумбочки что-то из ее недр вытягивая. – Погоди, говорю! Я же тебе кофе припас! – он выудил стеклянную бугристую банку с железной крышкой, с нарисованной на ней головой воинственно настроенного индейца. – Вот, тебе держал!

Валерий выхватил у него гостинец и быстро пошел. Горло перехватило так, что он не сумел даже элементарно поблагодарить человека. Он знал, что Савва стоит и пронзительно смотрит вслед, и потому поднял согнутую в локте руку, сжал кулак, изобразив известный всем взбадривающий жест, и, не оборачиваясь, свернул за угол.

…Совсем расквасился, – укорял он себя, когда вышел к людям.

К так называемой теще он решил не ехать. Прав Савва – незачем! Из ближайшего автомата, благо работающего и не глотающего монеты, звякнул царице и повелительным тоном, пресекшим её готовое к выплеску негодование, наказал срочно ехать к отцу.

– Быстро я сказал!

Валерий три раза позвонил в дверь. Никто не открыл. Он удивленно и обеспокоено отворил замок. В коридоре тоже никого не было. Он ринулся в комнату и застал такую картину: Женька, страшно напуганная, но, невольно отметил, в своей одежке, торчала с ногами на диване, а отец, вцепившись в спинку стула костяшками пальцев, сидел, подогнув комично ноги. Они приподнялись от пола ну максимум сантиметра на три…

– Что тут у вас???

– У вас кто-то бегает! Постоянно бегает! Мы боимся! – она испуганно показывала под шкафы.

Валерий недоверчиво посмотрел на нее, но нагнулся. Оттуда на него внимательно смотрели две черные бусинки.

Ежику было страшно. Он отвернулся и побежал искать более укромное место, где не так шумно и никто не орет истошным голосом. Лапки его угрожающе заскребли по паркету.

…С непривычки и в самом деле: жутко, – согласился Валерий. – Ну вот весна и наступила.

К тому времени в квартиру поднялась его царица. Остановилась в дверях и, оценив обстановку, любезно поздоровалась с отцом, делая вид, что в упор не видит Валерия. На что-то там промямлившую Женю, она лишь кратко, но пренебрежительно глянула.

– Добрый вечер, Сергей Данилович, …как поживаете? О-о-о, вижу у Вас гости… Может, я не вовремя?

– Что Вы, что Вы, – залепетал отец. – Проходите, пожалуйста…

Не представляя, что сейчас может учудить отец, Валерий взял инициативу в свои руки.

– Девочки, думаю, вас особо представлять не надо. К тому же сегодня я устал, как ненормальный.

– Что же ты делал такого? – с насмешкой спросила женщина.

Сделав вид, что не расслышал колкости, он продолжил начатое:

– Помнишь, я тебе рассказывал, что ищу человека для папы. Вот Женя – как раз и есть тот самый человек.

– Понятненько… Но всё-таки, где ты сегодня был?

– Тебе это именно сейчас так важно выяснить? …Вот сейчас я всё брошу, сяду и до завтрашнего утра может быть закончим. Время, время не бережете… А нам, между прочим, ехать надо! Сейчас что-нибудь перекусим и поедем.

– Нам еще с утра надо было!.. Не буду я здесь рассиживаться. У нас другие были планы, если ты помнишь!

– Ладно, раз ты хочешь, расскажу, – Валера демонстративно уселся на стул и со сталью в голосе начал: – Понимаешь ли…я с утра не смог выехать в виду форс-мажорных обстоятельств. У нас на площадке начала рожать кошка, и я просто обязан был оказать ей первую помощь…

Тут совершенно не вовремя звонко рассмеялась Женька. К ней присоединился отец. Да и Валерий поймал себя на мысли, что перестал заводиться, и посмеивается теперь, как последний глупец.

– Очень смешно, – отметила женщина. – При любых обстоятельствах пострадавшая сторона не должна нести убытки.

Она неторопливо расхаживала по комнате. Подошла к трюмо, взяла с него сумку, покачала в руках. Потом покопалась внутри, что-то достала, небрежно полистала и швырнула обратно.

Женя смотрела на нее во все глаза, порываясь что-то сказать. Женщина её лишь насмешливо осмотрела.

Затем, улучив момент, вплотную приблизилась и едва слышно задала вопрос:

– Так ты чья?

– Ничья…

– Ничья, говоришь? – женщина впилась в девушку пронизывающим взглядом. – Ну, смотри… Особо здесь не расставляйся. Надеюсь, всё тебе понятно? – голос звучал глухо, по-змеиному. И буквально через секунду, как только к ним подошел Валерий, налился елеем:

– Валера, девочка – просто чудо какое-то! Вот, теперь и отцу не будет так одиноко. Правда, Сергей Данилович? – она ласково взяла его за руки. Отчего пожилой человек расчувствовался и расплылся в смущенной улыбке.

– Женя, ты чего опять замерла? Вот смешная. – Валерий рассмеялся. – Иди, собирайся. Домой тебя подвезу.

Когда та вышла, он, продолжая улыбаться, как-то виновато спросил: – …Тебе и вправду девчоночка понравилась? – и, перехватив одобрительный кивок, продолжил более уверенно: – Ох, гора с плеч. А я ведь волновался. Думал, как ты отреагируешь, – Валера облегченно выдохнул и привлёк женщину к себе. – Она, видимо, на самом деле – наш человек.

Ему, разумеется, не было видно, как некрасиво скривилось у его царицы лицо. Сергей же Данилович как-то поспешно принялся рассматривать пуговицу на своем тёплом жилете.

В комнату ворвалась опешившая Женька. Она держала в руках начищенные сапожки.

– Это не мои… Где мои?

– Совсем плохая, – Валерий покрутил у виска и сделал ей страшные глаза. – Не пойму, тут атмосфера что ли тяжелая? Люди дурнеют на глазах, что даже обувь свою не узнают. – Он еще раз выразительно посмотрел на Женю.

Та присела на корточки и долго возилась с замком.

– Женечка, Вы сумку на трюмо забыли, – отец услужливо зашаркал в комнату.

– Спасибо, – сказала ему вслед Женя. Она посмотрела на другого человека, и именно его благодарила в действительности.

…………..

Часть 5-ая

– Садись вперед, – сказал он Жене и втолкнул на сиденье.

Царица стояла возле машины, недоуменно на него глядя. Она всегда сидела рядом, а тут…

Валерий открыл заднюю дверь и тоже смотрел на неё, но выжидающе.

– … …С тобой сегодня и вправду что-то произошло. Так мне сюда садиться, да, Валерушка? – сохраняя самообладание, произнесла царица.

– Моя ты радость… – он привлек женщину к себе и крепко поцеловал. – Чего ты тоже начинаешь? Чего прибедняешься? Мне поговорить с ней надо, и пусть рядом сидит – дорогу показывает… Нам её к черту на кулички вести.

Заводя мотор, Валерий украдкой глянул на Женьку. Та сидела с невозможно довольным выражением лица, отстукивала реанимированными сапожками какую-то мелодию и подыгрывала себе пальчиками.

– Женя, что вы на обед с отцом ели? …Женя, ты где сейчас?!

Она не сразу отозвалась, затем развернулась, уставилась, как впервые увидев.

– На обед?.. А-а-а-а…я суп варила из сосиски, – ответила, как отмахнулась, и опять ушла в свои мысли.

– Ненормальная, – рассмеялся Валерий, но посерьезнел, уловив, как многозначительно посмотрели на него в зеркало дальнего видения.

Ладно, Женька, не будем ронять твой авторитет…

– Из сосиски говоришь… И отец этот суп ел?

– Да! Целую тарелку!

– …Хм… …Ну ладно…

Ехали молча. За городом машину стало подбрасывать на ухабах, дорога была разбитая, в ямах и рытвинах.

– Женька, ты куда нас завезла? Если я сейчас машину разобью, ты мне новую купишь, поняла?

– У меня денег нет.

Она ответила так просто, что Валерию стало неловко. Он закашлялся и, чтобы не ехать в напряженной тишине, покрутил ручку радио. Оно зашипело, завопило, не отозвавшись ни голосом, ни мелодией.

– Вот, в этих краях даже радио не ловит! В городе жить надо. В городе, Женя…

– А я не могу там…мне там страшно…

– Где тебе страшно?

– В городе.

– Видишь, как хорошо. Вроде, все на одном языке говорим, но в то же время – каждый о своем. И ничего…всё у всех просто замечательно!

Они переглянулись, и стало понятно, что Женька ни черта не понимает, отчего он опять злится.

– Говори, куда ехать.

– Ничего… Вы здесь остановите, я дальше сама дойду.

– Нет, ты видишь? – он тормознул машину и развернулся к царице. – Ты это видишь? Я, значит, вез ее полдня, а когда осталось пару шагов – она мне говорит – спасибо, дальше не надо. И откуда столько гонора, спрашивается?

Царица снисходительно усмехнулась.

– Никогда здесь не была, – сказала она, вглядываясь в темень. – Мы вообще, где находимся?

Валера увидел, как съежилась Женя, кожей почувствовал до чего ей обидно. Он обнял спинку ее кресла.

– В общем, так. Этот дом? – он показал на одиноко виднеющуюся девятиэтажку.

– Да.

– Какой подъезд?

– Второй.

– Иди, собирайся, завтра в десять утра жду тебя со всеми твоими узлами, баулами. Как-никак, жить к нам едешь. Мы с тобой еще ни о чем конкретно не договаривались, но, думаю, ты и сама сориентировалась: что и как. Выйдешь, дверью сильно не хлопай, – сказал он, посмеиваясь.

Женя попрощалась и, тихо прикрыв дверь, пошла, а он светил фарами на дорогу, пока она не скрылась за углом.

– Ну что? – он развернулся к царице. – С одним делом покончили, поехали праздновать? …Знаешь, складывается впечатление, что я здесь один. Как отсюда теперь выбираться, понятия не имею… – он, чертыхаясь, поехал куда-то, практически наобум.

На удивление, добрались они быстро. Оказалось, что от Женькиного поселка до пригородного дома намного ближе, нежели, если ехать из города.

Они сидели за столом, потягивали шампанское и практически не разговаривали. Особого повода не было, чтобы вот так безмолвствовать, но в воздухе нависло напряжение, и два человека почувствовали, как уходит из отношений, рассеиваясь неуловимой дымкой, что-то очень важное.

– И откуда ты её выкопал, эту Евгению Сергеевну Илическую? – в сердцах вымолвила царица.

Валерий обалдело на нее уставился.

– Вроде я столько не выпил… Веришь, даже я не знаю, как ее зовут. Тебе-то откуда это стало известным?

– А, – вроде как «да, ну тебя», отмахнулась царица. – Я паспорт её посмотрела.

– Что? Где ты видела ее паспорт?

– В сумке.

– Что?! – он хлопнул по столу ладонью. Жалобно задребезжала посуда.

Валерий встал из-за стола и всё ходил взад-вперед, мотая головой. Потом принялся судорожно заводить будильник.

– А потом я от девчонки чего-то требую. Ладно, давай, ложиться. Завтра вставать рано.

«Илическая Евгения Сергеевна, значит…» – сказал он спустя время себе под нос.

Валерий не мог уснуть и до самого восхода лежал, заложив руки за голову, уставившись в темный потолок. Он вспоминал…

…Накануне условившись с дворовыми ребятами, что вечером встречаемся в Доме офицеров, Валера весь день прокорпел над учебниками. Мама мечтала, чтобы в этом году он поступил в институт, и любящему сыну не хотелось ее расстраивать. Но еще важнее было лишний раз не дать повода отцу усомниться в его способностях. И потому, он не щадил себя. В комнату то и дело на цыпочках входила мама, подставляя на край стола тарелку то с ягодами, то с пирожками. Валера на нее не реагировал, делая вид, что полностью погружен в зубрёжку. А она, довольная, что сыночек так усиленно занимается, пятилась и плотно прикрывала дверь.

– Мама! Не закрывай дверь! Задохнусь я здесь!

– Хорошо, Валерушка, хорошо… я просто, чтобы тебе не мешать…

Часов в семь он поднялся с пудовой головой и вышел, наконец, на воздух. На улице еще было жарко, в клуб идти рано. И потому он прохаживался по бульвару, ел мороженое и лениво оглядывал прохожих. Из дворовых ребят никого не встретил, они куда-то разом запропастились. Наверно, там ждут, – решил Валера и подошел поближе к воде. Не жалея брюк, присел на насыпь и долго всматривался вдаль. Мечтой всех глупых пацанов его времени было доплыть до острова, который даже в ясную погоду едва проглядывался за плотной дымкой. Экскурсионный пароходик уходил далеко от города, но, так и не приблизившись к вожделенной цели, сворачивал обратно. Тайна влекла. Поговаривали, что остров этот – военный объект, и так просто туда не попасть, даже если случится чудо, и ты доплывешь. Но ведь так хотелось! Валера подскочил на ноги, отряхнул зад, в полной уверенности, что сегодня пусть не эта, пусть другая его мечта – исполнится. Откуда взялось это чувство, он так и не понял.

Подходя к клубу и издалека заслышав музыку, понял, что танцы начались, и он идет вовремя.

Предчувствие не подвело. Сразу же, как вошел, он увидел девушку. Девушка как девушка. Цветастое платьишко, завитые локоны… Но отчего тогда мир, перевернувшись, встал с ног на голову, а потом обратно?

Валерий, справившись с головокружением, быстро осмотрел себя в зеркало, пригладил разметавшиеся кудри и направился к ней. Но чем ближе он подходил, тем сложнее оказалось произнести это избитое: «Девушка, Вы танцуете?»

Дурень, дурень, чего ты…

Пока он занимался воодушевлением, девушку пригласил на танец другой кавалер, и водил её по кругу с такими хозяйственными нотками во взгляде, что вроде попробуй сунься. Валерий, разумеется, тут же сунулся. В итоге его препроводили в туалет и легонько там приложили. Дворовых ребят в зале не оказалось, и потому вступиться было некому.

Валерий стал ходить на танцы каждый день и систематически получать по морде. Ребята его отговаривали, потому как, связываться со шпаной никому не хотелось. Но он был упрям, настойчив и принципиален. Чем больнее за женщину бьют, тем сильнее за нее хочется бороться, ответствовал он им. И шел снова.

Валерий, утирая кровь, поднимался с пола, но оступился и уселся обратно.

Неожиданно кто-то со спины подхватил его подмышки и рывком поставил на ноги.

– Марго они тебе просто так не отдадут. Даже не рассчитывай.

Прижав губу ладонью, Валерий исподлобья взглянул на автора этих слов.

Место общих разборок посетил не кто иной, как известный в городе парнишка Серёга Илический, по прозвищу – Серый. Городские ребята и шпана относились к нему одинаково уважительно. Было за что. Известным фактом считалось, что ни с кем он особо не сближался, и потому Валерий больше недоумевал, что этому человеку от него понадобилось. Было наивным полагать, что нарисовался он здесь случайно.

– Морда у тебя красивая… Но вот то, что бьют – это, брат, плохо.

– А тебе какое до этого дело?

– Никакого. Просто я бережно отношусь ко всему красивому, – он медленно обошел его. – А ты коренастый, – осмотрев Валерия со всех сторон и прощупав бицепсы, отметил Серый. – Хоть папаша твой и большой человек, но деревня из тебя прёт – просто изо всех дыр, – он с прищуром уставился на парня.

– Думаешь, что обидел? Ха, – Валера сплюнул себе под ноги. – У меня мама деревенская. Причем, жутко стесняется своего происхождения. Всячески старается его скрыть, но тем самым еще больше себя выдает. Смешная… Чего стесняться своих корней?

– Надо же… какая правильная политика. Еще что-нибудь такое умное скажи, и, считай, что я твой друг.

Валерий посмотрел на него оскорблено. В то же время он поражался умению некоторых людей, не предпринимая ничего экстраординарного, так безоговорочно проявлять свое лидерство.

«Что за стержень такой особенный в этом парне, что я, сам того не желая, ведусь у него на поводу?» – Не сумев ответить себе самому, Валерий еще больше рассердился.

– Не заводись, – усмехнулся Серый. Затем, внимательно посмотрел в глаза, будто размышляя: говорить или не говорить, и заговорщицки зашептал: – Место одно есть. Где могут научить защищать твою красивую морду.

С того дня жизнь понеслась, как по накатанной. Серый оказался настоящим другом. Они практически не расставались. Вместе готовились к экзаменам, удачно их сдали и мало того: были зачислены в одну группу. Вечерами торчали в секции, где носы квасились чаще и хлеще, чем в уличных схватках. А главное, он официально познакомил Валеру с Марго. И тот короткое время спустя ходил в женихах. Марго тут же поставила условием, что до свадьбы никаких глупостей. Ну, а свадьбу они сыграют не раньше, чем окончат институт и отработают три года по распределению. Так что женихаться Валере, как минимум две пятилетки. Но он был молод, влюблен и готов на любые условия, лишь бы видеть её, держать за руку, задыхаться от аромата духов, долго стоять у двери в квартиру, не в силах расстаться, и довольствоваться наспех перехваченным и снисходительно позволенным поцелуем. Чтобы плестись потом на заплетающихся ногах домой, крепко сцепив грудную клетку, которую разрывает от переполняющего счастья.

Серый жил с Марго в одном дворе, и договорился с местными ребятами, чтобы Валеру пальцем не трогали. Сам он встречался с какой-то девчонкой с окраины. Говорил, что мама, если узнает, сляжет с сердечным приступом, но и отказываться от своей любви он не собирается. И потому, часто интересовался у Валеры, как живут его родители.

– Да нормально живут. Вот ты пристал!

– Не понимаешь ты, не понимаешь… Валер, а давай, я тебя к нам домой отведу, ты маме о своих расскажешь? Побольше романтики в сюжет, экспрессии… Маман расчувствуется, а мы её к тепленькой стеночке-то и прижмем. Ну как? Поможешь мне?

– Ты прекрасно знаешь, что помогу… Но отчего не сказать ей прямо? Неужели не поймет?

Серый замахал на Валеру, как черт на ладан.

– Что ты…что ты… Нельзя маму расстраивать. Как ты не понимаешь! Здоровье наших родительниц в наших руках… Да и потом, браться за дело без предварительной подготовки – это заведомый проигрыш. Без изящества нам, брат, никак нельзя. Или ты забыл, на кого мы учимся? – он обворожительно улыбнулся и обнял друга за плечи. – Кто-то, не помню кто, но явно мудрый, сказал: «Нет ничего прекрасней человеческих отношений». Как, хорошо?

– Ну, это известно, кто сказал… Экзюпери! Антуан де Сент-Экзюпери – французский писатель и профессиональный лётчик. О его гибели до сих пор ничего не известно.

Серый посмотрел внимательно и через паузу продолжил:

– Да, вот еще, «Ничто не стоит нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость»…

– Не так! «Ничто не обходится нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость». Мигель де Сервантес Сааведра. Всемирно известный испанский писатель. Прежде всего, известен как автор одного из первых романов в современном понимании «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский».

– Надо же…откуда такие умные люди-то берутся? – он изобразил искреннее удивление. – Ладно, не смущайся. Это я от большой любви. Идем с мамой знакомиться. У нее сегодня затевались слоеные пирожки.

– Ух ты! Идем тогда скорее! Пирожки я люблю. А с чем они?

– Ах ты, чревоугодник, – улыбнулся Серый. – Откуда мне знать с чем? У нее обычно с разными начинками… Надкусишь и узнаешь.

Чем и как обаял Валера его маман, осталось загадкой, но с тех пор они, как только выпадало свободное окно, неслись к Серому домой и не вылезали оттуда ни за какие коврижки. Стала заходить Марго. А потом и, якобы, подружку привела. Мама, как что-то предчувствуя, на девушку поначалу кривилась. Не сразу она ей понравилась… Когда же открылась правда, куда было деваться бедной женщине? Привыкла…

Друзья довольно переглядывались. План Серого сработал.

Удачливый стратег, он стал смелее в своих задумках. Через полгода он работал сам и заставил Валеру устроиться на ночные дежурства в одну из больниц.

– У меня там врач знакомый. Ночами оперирует. Ему нужны помощники. Но такие, чтобы держали язык за зубами. За себя я ручаюсь. А вот за тебя… – Серый помедлил, добавляя волнения во вперившийся в него взгляд. – …За тебя тоже ручаюсь! – он рассмеялся и похлопал друга по спине.

Поначалу Валеру воротило на этих операциях.

– Что, против твоей морали идем? – усмехался Серый. – Ничего, попривыкнешь. Скажи, что именно тебя смущает?

– …Стыдно как-то…перед этими…ну ты понимаешь.

– Тебе стыдно? – Серый откровенно рассмеялся. – Ну ты, брат, даешь! Мы, между прочим, по-своему, благое дело делаем. Всё так тонко в этом мире…всё так относительно…

– Вот именно! Сегодня мы помогаем обманывать, а завтра так же поступят с нами!..

– Валер, – Серый говорил с каким-то надрывом, – ты думаешь, мне так приятно и так хочется всем этим заниматься? Веришь, не хочется. Мне тоже противно из мужиков лопухов делать. И ведь так легко выяснить, кого именно мы опустили. …Так и хочется открыть невинное личико и надавать сучке звонких пощечин. Но наше дело маленькое. Деньгу в карман положил, рот на замок закрыл, и совсем глухой, совсем слепой стал. Ничего, привыкнешь.

Валера и вправду привык. Он перестал быть ранимым и чувствительным. Может, внутри что-то поменялось, повзрослело, а может, легкие деньги начисто лишают идейности. Кто его знает?

…………….

Часть 6-ая

Как-то вечером Валера проводил Марго и возвращался особенно счастливым. Она позволила поцеловать себя в губы. Правда, недолго продолжалось сие блаженство… Но тем не менее! Он, довольно улыбающийся, уже выходил из подворотни, широко выставляя ноги и размахивая руками, как заметил тень, но ничего не успев понять, повалился оземь, схватившись за бок. Больше он ничего не помнил.

– Ну, наконец-то! Очнулся! А я тут волнуюсь. Матери твоей наврал, что у тебя резкий приступ аппендицита. Она, вон, с бульоном куриным к тебе стоит. А ты всё в себя не приходишь и не приходишь… Ох, переволновался я из-за тебя, дурень! Бульон-то желтый, насыщенный, – улыбался Серый.

– Гад, воды дай…

– Нет, вы посмотрите на этого интеллигента. Не успел с того света вернуться, как обзывается и сразу чего-то просит. …Так, разговаривать мне с тобой времени нет, мама рвется. В общем, дело было так: мы сидели у меня, у тебя прихватил бок, остальное не помнишь.