Дюбост: Вы не излагайте, пожалуйста, слишком подробно, потому что мы не специалисты. Нам достаточно знать, что там производились бесчеловечные опыты над людьми, без их согласия. Покажите нам, какой жестокий характер они носили и к каким результатам приводили?
      Балаховский: Эксперименты, которые производились в блоке номер 46, вне сомнения служили какой-то медицинской цели; но большинство из них никоим образом не могли служить делу науки, поэтому их невозможно даже называть экспериментами. Люди служили в большинстве случаев только объектами, на которых наблюдалось действие медикаментов, ядов и т. д. Например, я хочу рассказать о вакцинах против сыпного тифа, для их изготовления нужны были бактериальные культуры тифа. Это не является необходимым для проведения научных опытов, которые проводятся в институте Пастера или в других научных институтах мира. Всегда можно найти больных тифом для того, чтобы взять у них кровь. Здесь же все было по-иному. В блоке номер 46 мы смогли обнаружить 12 различных культур бактерий тифа, отмеченных буквами "ВИ", что значит Бухенвальд, причем эти знаки шли от одного до двенадцати. Постоянный запас этих культур обеспечивался посредством передачи крови от больного к здоровому, то есть искусственной прививкой - уколом в вену вводилось от половины до одного куб. сантиметра зараженной крови, взятой у больного в разгар кризиса. Хорошо известно, что такая форма искусственной прививки тифа посредством укола в вену неизбежно вызывает смерть. Следовательно, все лица, которые использовались для получения бактериальной культуры, на протяжении всего периода с октября 1942 г. до освобождения лагеря, умерли, и мы смогли насчитать около 600 жертв, погибших только ради того, чтобы обеспечить запас бактерий тифа.
      Дюбост: Значит, их буквально умертвили, чтобы поддержать жизнь бактерий?
      Балаховский: Да. Кроме того, здесь производились опыты по определению силы вакцин.
      Дюбост: Это документ, который Вы называли?
      Балаховский: Этот документ представляет собой записи о культуре бактерий тифа.
      Дюбост: Вы взяли его в лагере?
      Балаховский: Да. Его содержание кратко записано мною в журнале регистрации экспериментов 46-го блока
      Кроме того, в 1944 г. проводились эксперименты по определению силы вакцин. При этих экспериментах погибло 150 чел. Для германской армии использовались не только те вакцины, которые изготавливались в нашем блоке, но применялись и итальянские, датские и польские вакцины. Немцы хотели сравнить силу воздействия различных вакцин. С этой целью они в августе 1944 г. начали производить опыты над 150 чел., заключенными в 46-м блоке.
      Я хотел бы вам рассказать, как функционировал 46-й блок. Этот блок был целиком изолирован и обнесен колючей проволокой. У заключенных не было перекличек и возможности проникнуть наружу, все окна были закрыты, рамы застеклены матовыми стеклами. Никто не мог пройти в блок без разрешения. Управление этим блоком было поручено заключенному - немцу, капо Дитцу. Дитц был страшным человеком. Он отбыл 20-летнее заключение в тюрьме и работал на СС. Именно он делал уколы, прививки, казнил людей по приказу. Как это ни странно, в блоке имелось оружие: пистолеты, автоматы, гранаты. Они предназначались для того, чтобы подавить всякое неповиновение, которое могло возникнуть как внутри, так и вне блока. Могу также сообщить, что в январе 1945 г. в список, где помечались различные заказы для блока, были включены 3 смирительных рубашки, предназначавшиеся для тех, кто оказывал сопротивление при производстве прививок.
      Итак, я возвращаюсь к опытам с тифом и вакцинами. Вы видите, в каких условиях проводились эти опыты.
      750 заключенных разделили на 3 группы. С одной стороны - контрольная группа, с другой - те, над кем непосредственно проводились опыты. Только последним делали инъекции различнымх типов вакцин, которые нужно было испытать. Контрольной группе инъекций не делали. После вакцинации второй группы обеим группам делали прививки путем внутривенных инъекций. 15 дней спустя подопытные первой группы умирали. Что касается других лиц, которым ввели различные вакцины, они умирали по истечении определенного срока, в зависимости от силы вакцин. Некоторые вакцины давали прекрасные результаты с очень низким процентом фатальных исходов. Это были польские вакцины. Наоборот, другие вакцины приводили к более высокой смертности... Проводились также опыты психотерапевтического характера. Использовались химические средства для излечения тифа и все это в условиях 46-го блока. К этим опытам привлекалась германская промышленность, а именно в этих опытах принимала участие "Фарбениндустри", которая предоставляла для опытов определенное количество медикаментов. Среди профессоров, которые поставляли эти медикаменты, зная, что они будут использованы в 46-м блоке, фигурировал профессор Лаутеншлегер из Франкфурта.
      Таким образом, я рассказал об опытах с сыпным тифом. Теперь я перехожу к опытам с фосфором, которые проделывались преимущественно над русскими заключенными. Ожоги фосфором делались по следующим причинам: некоторые бомбы, которые сбрасывала союзная авиация в Германии, вызывали много ожогов среди гражданского населения и военных, ожоги заживали плохо. Поэтому немцы хотели найти ряд медицинских средств, которые могли бы облегчить и ускорить лечение ран от ожогов. Стали производить опыты такого рода в 46-м блоке над русскими заключенными, которых специально обжигали веществами, содержащими фосфор, а затем лечили, применяя различные медикаменты, поставляемые германской химической промышленностью...
      Дюбост: каковы были последствия этих опытов?
      Балаховский: Все опыты кончались смертью людей, над которыми они производились.
      Дюбост: Все опыты кончались смертью? Значит, каждый опыт можно приравнять к убийству, в котором повинны СС в целом?
      Балаховский: Повинны те, кто создал это учреждение.
      Дюбост: То есть эсэсовцы в целом и германская медицинская служба в частности?
      Балаховский: Конечно, так как все приказы поступали из исследовательского отдела номер 5 главного управления войск СС, который находился в Ляйпциге.
      Дюбост: Благодарю Вас. Каковы последствия этих опытов с половыми гормонами?
      Балаховский: Они менее серьезны. Впрочем, с научной точки зрения это нелепые опыты. В Бухенвальде было некоторое число гомосексуалистов, то есть людей, которые были осуждены за свой порок немецкими судами. Гомосексуалистов направляли в концентрационные лагеря, в частности, в Бухенвальд; они находились вместе с другими заключенными.
      Дюбост: То есть вместе с так называемыми политзаключенными, которые в действительности были патриотами?
      Балаховский: С различными категориями заключенных.
      Дюбост: И все соприкасались с этими немцами, склонными к половым извращениям?
      Балаховский: Конечно. Они носили треугольник розового цвета, который был их опознавательным знаком.
      Дюбост: Соответствовало ли ношение треугольников установленному порядку или, наоборот, существовала неразбериха в классификации заключенных?
      Балаховский: Сначала, судя по тому, что мне рассказывали, существовал определенный порядок в ношении треугольников; когда же я попал в Бухенвальд, с января 1944 г., здесь царил совершенный хаос, многие вообще не носили треугольников.
      Дюбост: Либо носили треугольники цвета, принадлежащего другой категории заключенных?
      Балаховский: Совершенно верно. В частности, так было со многими французами. Те французы, которые были присланы в Бухенвальд как уголовники, стали носить треугольники красного цвета, как политические.
      Дюбост: Какого цвета треугольники носили германские уголовники?
      Балаховский: У них был зеленый цвет.
      Дюбост: А им в конце не были выданы красные треугольники?
      Балаховский: Нет. Так как они обладали большими привилегиями, то они носили свой четко различимый знак...
      Дюбост: Можете ли Вы нам рассказать о татуированных людях?
      Балаховский: Татуированные человеческие кожи складывались во 2-м блоке, который назывался в Бухенвальде патологическим.
      Дюбост: Много ли было татуированных человеческих кож в блоке?
      Балаховский: В блоке всегда были человеческие татуированные кожи. Я не могу сказать точно, сколько их там было, так как они все время то поступали, то вывозились. Здесь были не только татуированные человеческие кожи, а также и дубленые кожи, которые были без татуировки.
      Дюбост: Значит, кожу сдирали с людей?
      Балаховский: Кожу снимали, а затем дубили.
      Дюбост: Продолжайте Ваши показания по этому вопросу.
      Балаховский: Я видел эсэсовцев, которые выходили из блока (патологического блока) с дублеными кожами в руках; я знаю по рассказам моих товарищей, которые работали в патологическом блоке, что туда поступали заказы на кожи и эти дубленые кожи выдавались в качестве подарка некоторым охранникам и посетителям, которые использовали их для переплетов книг.
      Дюбост: Нам известно, что Кох, который был начальником в это время, понес наказание за такую практику?
      Балаховский: Я не был свидетелем действий Коха, это было до моего прибытия.
      Дюбост: Следовательно, даже после его ухода все еще были татуированные и дубленые кожи?
      Балаховский: Татуированные и дубленые кожи там находились постоянно, поэтому, когда американцы 11 апреля 1945 г. освободили лагерь, они обнаружили в блоке номер 2 татуированные и дубленые кожи.
      Дюбост: Где дубили эти кожи?
      Балаховский: Кожи дубили в блоке номер 2 и, возможно, в здании крематория, который был расположен недалеко от блока.
      Дюбост: Согласно Вашим показаниям, эта практика продолжалась и после Коха?
      Балаховский: Да, но я не могу сказать, в каких размерах.
      Дюбост: Видели ли Вы кого-нибудь из крупных германских деятелей, которые приезжали в лагерь для его осмотра?
      Балаховский: Я могу рассказать кое-что в отношении посещений, которые были в лагере Дора.
      Дюбост: Простите, я должен задать Вам еще один вопрос о кожах. Известно ли Вам об осуждении Коха?
      Балаховский: Я знаю об осуждении Коха из рассказов моих товарищей, которые находились в лагере при Кохе, но лично я не был свидетелем по этому делу.
      Дюбост: Неважно, нам достаточно знать, что после вынесения ему приговора продолжалось дубление кож.
      Балаховский: Совершенно точно.
      Дюбост: Вы утверждаете это?
      Балаховский: Да. Даже после его осуждения можно было обнаружить татуированные и дубленые кожи.
      Дюбост: Можете ли Вы нам рассказать теперь, кто из видных германских деятелей приезжал в лагерь?
      Балаховский: Связь между внешним миром, то есть германскими гражданскими и даже военными лицами, и концлагерем постоянно существовала. Некоторые политзаключенные получали отпуск и разрешение от СС провести некоторое время в своих семьях. С другой стороны, иногда в лагерь приходили представители германской армии. В 50-й блок приходили курсанты летного училища. Эти курсанты, и представители германской армии, могли видеть все, что там происходило.
      Дюбост: Что они делали в 50-м блоке?
      Балаховский: Они приезжали по приглашению штурмбаннфюрера Шуле, осматривали оборудование. В лагерь было сделано несколько таких визитов.
      Дюбост: Какое оборудование?
      Балаховский: Оборудование для приготовления вакцин, лаборатории и др.
      Дюбост: Благодарю Вас.
      Балаховский: Были и другие посетители, например, в октябре 1944 года в наш блок приезжали медсестры из германского Красного Креста.
      Дюбост: Знаете ли Вы фамилии известных германских личностей, приезжавших в лагерь?
      Балаховский: Известная личность, если хотите, принц Вальдек унд Пьермонт, который был обергруппенфюрером СС и высшим руководителем СС и полиции в Гессене и Тюрингии. Он несколько раз приезжал в лагерь и был в 46-м и 50-м блоках. Он особенно интересовался опытами.
      Дюбост: Известно ли Вам, каково было состояние заключенных незадолго до освобождения лагеря американскими войсками?
      Балаховский: Заключенные в Бухенвальде предчувствовали, что они должны быть очень скоро освобождены. 11 апреля с утра в лагере был образцовый порядок. Несмотря на крайние трудности, удалось тайно спрятать оружие ящики с гранатами и приблизительно 250 винтовок. Все это было разделено на две партии: в госпитале приблизительно 100 винтовок и в моем блоке - около 150 винтовок и ящики с гранатами. Как только американцы стали приближаться к Бухенвальду, 11 апреля, в 3 часа дня, политические заключенные, разбившись на отряды, схватили, а частью расстреляли сопротивлявшихся охранников СС лагеря. Этим охранникам было очень трудно бежать, так как они уносили тяжелые рюкзаки с добычей, то есть украденные вещи, то, что они украли у заключенных во время пребывания их в лагере.
      Дюбост: Благодарю Вас. У меня нет больше вопросов к свидетелю...
      Кауфман (защитник подсудимого Кальтенбруннера): Вы - специалист в области исследований по получению вакцин?
      Балаховский: Да, я являюсь специалистом по проведению этих исследований.
      Кауфман: Скажите, по Вашему мнению, имело ли все то, что производилось там с людьми, какой-то смысл?
      Балаховский: Это не имело никакого научного значения и имело лишь практическое значение: с помощью экспериментов проверяли эффективность действия ряда производимых веществ.
      Кауфман: Но Вы должны иметь свое собственное суждение относительно этого, так как Вы сами видели этих людей; Вы действительно видели этих людей?
      Балаховский: Я очень близко соприкасался с этими людьми, потому что в 50-м блоке мне была поручена часть работы по производству вакцины, и в связи с этим мне хорошо известно, какого рода эксперименты производили в 46-м блоке и почему их производили. Я знаю также, что врачи СС были почти полным ничтожеством, и мы поэтому могли без труда саботировать производство вакцины для германской армии.
      Кауфман: Тогда это были действительно очень большие страдания, которые должны были испытывать люди перед смертью?
      Балаховский: Конечно, эти люди невероятно страдали, особенно при ряде экспериментов.
      Кауфман: Скажите, Вы это также знаете только по наслышке, или Вы это говорите на основании своего собственного опыта?
      Балаховский: В 50-м блоке я видел фотографии ожогов, вызванных действием фосфора, и не нужно быть специалистом-врачом для того, чтобы представлять, что должны были испытывать люди, над которыми производили опыты, когда их тело прожигали до костей.
      Кауфман: Так что Ваша совесть была возмущена?
      Балаховский: Совершенно верно.
      Кауфман: Я спрашиваю Вас, как же Ваша совесть позволяла Вам выполнять этот приказ, который не соответствовал Вашему внутреннему убеждению, почему Вы не помогали этим страдальцам?
      Балаховский: Это объясняется исключительно просто. Когда я прибыл в лагерь Бухенвальд в качестве депортированного, я не скрыл своей профессии, я сказал Только, что я "лаборант", то есть человек, знакомый с аппаратурой лабораторий, человек, не являющийся специалистом; я был направлен в Дора, там я потерял из-за режима, установленного СС, 30 килограммов за два месяца...
      Кауфман: Господин свидетель! Я сейчас говорю только о Бухенвальде и ничего не хочу знать о Доре. Я спрашиваю...
      Балаховский (перебивая): Именно то, что заключенные Бухенвальда общались между собой, привело к тому, что меня заставили возвратиться в Бухенвальд. Господин Жюльен Кэн, директор французской Национальной библиотеки, сообщил обо мне германскому политическому заключенному Вальтеру Кюммельсхейму, который был секретарем в 50-м блоке. Кэн без моего ведома привлек внимание к тому, что в Дора находится французский специалист, хотя сам я этого не говорил. Вот почему я был отозван СС из Дора, чтобы работать в 50-м блоке.
      Кауфман: Простите, что я Вас прерываю. Не будем слишком вдаваться в детали. Я думаю, что все рассказанное Вами сейчас - правда, то есть то, почему Вы попали в лагерь Дора и почему вернулись оттуда обратно. Но я хотел бы спросить о другом. Я еще раз поэтому спрашиваю.
      Вы же знали, что эти люди, говоря человеческим языком, просто были мучениками, правда это или нет?
      Балаховский: Отвечаю на заданный вопрос. Когда я прибыл в 50-й блок, я ничего не знал ни об этом блоке ни о том, какие эксперименты там производили. Лишь в дальнейшем, когда я уже находился в 50-м блоке, я узнал со временем, после того, как я познакомился с рядом лиц, работавших там, подробности относительно экспериментов.
      Кауфман: Хорошо. И после того, как Вы узнали о всех деталях этих экспериментов постольку, поскольку Вы являетесь врачом, неужели в Вашем сердце не родилось чувства глубокой жалости к этим несчастным?
      Балаховский: Я испытывал к ним большую жалость, но речь шла не о том, жалеть их или нет, так как надо было пунктуально выполнять данные приказы или в противном случае погибнуть.
      Кауфман: Хорошо. Итак Вы говорите, что если бы Вы в какой-то степени попытались не выполнить те приказы, которые давались, то Вас бы убили? Верно это?
      Балаховский: Это не вызывает ни малейшего сомнения. С другой стороны, моя работа состояла в производстве вакцины и никогда ни я, ни какой-либо другой заключенный из 50-го блока не бывали в 46-м блоке и не были свидетелями экспериментов. О фактах, касающихся экспериментов, нам было известно лишь на основании регистрационных карточек, которые исходили из 46-го блока и проходили официальную регистрацию в 50-м блоке.
      Кауфман: Да, но я думаю, что для совести человека нет большой разницы между тем, что Вы являетесь свидетелем страданий или непосредственно знаете об этих страданиях. Я хочу задать другой вопрос.
      Председатель: Вы сейчас задали вопрос? Не будете ли Вы любезны сформулировать вопрос?
      Балаховский: Простите, но я хотел бы ответить на последний вопрос.
      Кауфман: Это не было вопросом. Я хочу задать другой вопрос.
      Балаховский: В таком случае я хотел бы ответить на сделанные Вами замечания.
      Кауфман: Ваш ответ меня не интересует.
      Балаховский: Но я настаиваю на том, чтобы мне разрешили ответить.
      Председатель: Отвечайте на вопрос, пожалуйста.
      Балаховский: Страдания в лагере имели место повсюду, а не только в блоке, где производили эксперименты. Они были в карантинных блоках, эти страдания испытывали все, кто находился в лагере. Эти люди умирали ежедневно по несколько сот человек. Царством мук и страданий были все концентрационные лагеря.
      Кауфман: Скажите, существовали какие-либо инструкции относительно того, что об этих экспериментах вообще нельзя говорить?
      Балаховский: В принципе эти эксперименты были совершенно секретными. Всякое неосторожное упоминание об экспериментах, могло быть немедленно наказано смертной казнью. И я должен добавить, что очень немногие знали подробности относительно экспериментов.
      Кауфман: Господин свидетель, Вы говорили об осмотрах лагеря, которые имели место, а также и о том, что медсестры от немецкого Красного Креста посещали лагерь, а также военнослужащие и что также имели место отпуска для некоторых политических заключенных. Скажите, Вы когда-либо присутствовали при таком осмотре лагеря?
      Балаховский: Я присутствовал при всех посещениях лагеря, которые были мною упомянуты.
      Кауфман: Скажите, посетители этого лагеря видели, что производились инъекции в область сердца, или видели ли они, что дубились куски человеческой кожи? Скажите, присутствовали ли эти посетители при издевательствах?
      Балаховский: Я не могу утвердительно ответить на этот вопрос. Могу указать лишь на то, что посетители проходили через мой блок. Чтобы попасть в него, нужно было пройти почти через весь лагерь. Я не знаю, куда могли пройти посетители до или после того, как они попадали в блок, в котором я находился.
      Кауфман: Скажите, кто-либо из Ваших товарищей, может быть, говорил Вам о том, что эти посетители лично присутствовали при этих эксцессах? Да или нет?
      Балаховский: Я не понимаю вопроса. Будьте добры, повторите его пожалуйста.
      Кауфман: Может быть, кто-либо из ваших товарищей говорил вам о том, что посетители лагеря сами присутствовали при подобных эксцессах?
      Балаховский: Я ни разу не слышал о том, чтобы посетители присутствовали при совершении экспериментов или при подобного рода действиях. Единственное, что я могу сказать, говоря о дубленой коже, это то, что я своими глазами видел унтерофицеров или офицеров СС, точно я не помню, были ли это унтерофицеры или офицеры, которые выходили из 2-го блока с дубленой кожей в руках, но это были эсэсовцы, а не какие-либо другие посетители лагеря.
      Кауфман: Скажите, эти посетители, особенно медсестры из Красного Креста, знали о том, что эти эксперименты с точки зрения медицины были совершенно бессмысленными, или они только хотели посетить лаборатории, осмотреть оборудование и т. п.?
      Балаховский: Я еще раз говорю, что посетители входили в мой отдел лаборатории, где они видели то, чем там занимались, то есть заполнение пробирок в условиях стерильности, но я не могу сказать, что видели они до и после этого. Мне лишь известно, что посетители, о которых я говорю, курсанты люфтваффе и представители из Красного Креста - осматривали все оборудование блока. Однако, они вне сомнения знали, каково происхождение этой культуры и могли предполагать, что эксперименты производились на людях, так как там имелись таблицы, графические изображения, которые отражали различные стадии развития культур. Правда можно было подумать, что кровь брали у обычных больных тифом, а не больных, которые были заражены тифом искусственным путем. Я искренне полагаю, что основной массе посетителей не были известны все жестокости, которые происходили в 46-м блоке. Но невозможно было для посетителей, которые проходили в лагерь, не увидеть того, в каком плачевном и ужасном состоянии находилась основная масса заключенных лагеря...
      Кауфман: Вы говорили о том, что политические заключенные могли временно покидать лагерь. Знали ли эти заключенные о тех эксцессах, которые имели место в лагере, и если они об этом знали, имели ли они право говорить об этом в Германии?
      Балаховский: Очень немногим политическим заключенным, причем исключительно немцам, разрешали отлучаться из лагеря. Это были заключенные, которым эсэсовцы доверили ответственные должности в лагере и которые находились в лагере не менее десяти лет. Это, например, был "капо" Карл, начальник столовой войск СС, который отвечал за эту столовую. Он получил двухнедельный отпуск для того, чтобы посетить свою семью в Цейтц. Этот "капо" находился на свободе в течение десяти дней и мог рассказать своей семье все, что знал, но я абсолютно не знаю, делал он это или нет.
      Я могу лишь сказать, что, безусловно, он должен был соблюдать осторожность. Во всяком случае, все заключенные, которые получали разрешение на отпуск, провели в лагере много времени, о чем я уже сказал, и были в курсе почти всего, что в нем происходило, в том числе они были в курсе экспериментов.
      Кауфман: И последний вопрос. Если считать, что люди, о которых Вы здесь говорили, все-таки говорили что-либо своим семьям, даже пусть с условием хранить все в тайне, но руководство лагеря узнало бы об этом, не думаете ли Вы, что в результате этого могли последовать даже смертные казни?
      Балаховский: Безусловно, если семьи не хранили это в тайне и об этом узнали бы эсэсовцы, в данном случае, безусловно, заключенным грозила смертная казнь.
      Кауфман: Благодарю Вас.
      ИЗ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ Ф. БУА
      {IMT, vol. 6, p. 263-278}
      ---------------------------
      Стенограмма заседаний
      Международного военного трибунала
      от 28 и 29 января 1946 г.
      Дюбост: Свидетель, показания которого я попрошу Трибунал выслушать, должен уточнить один важный момент, который оставался невыясненным в течение нескольких недель. Трибунал помнит, что во время представления доказательств моими американскими коллегами встал вопрос, приезжал ли Кальтенбруннер в лагерь Маутхаузен? В качестве доказательства я представляю свидетельские показания господина Буа, который должен показать Трибуналу, что Кальтенбруннер был в Маутхаузене. У свидетеля есть фотографии, на которых зафиксирован этот визит и Трибунал ознакомится с ними.
      Председатель: Очень хорошо. Ваше имя?
      Буа: Франсуа Буа.
      Председатель: Повторяйте за мною слова присяги...
      (Свидетель повторяет слова присяги)
      Дюбост: Вы француз?
      Буа: Я испанский беженец.
      Дюбост: Вы родились 14 августа 1920 г. в Барселоне?
      Буа: Да.
      Дюбост: Вы фоторепортер? И Вы были заключены в лагерь Маутхаузен с...
      Буа: С 27 января 1941 года.
      Дюбост: Вы представили следователям некоторое количество фотографий?
      Буа: Да.
      Дюбост: Они будут демонстрироваться на экране и Вы покажете под присягой, в каких условиях и где Вы сделали эти фотографии?
      Буа: Да.
      Дюбост: Как Вы достали эти фотографии?
      Буа: В связи со своей профессией я попал в Маутхаузен в отдел по установлению личности заключенных в лагере. Там имелся фотоотдел. Разрешалось фотографировать все, что происходило в лагере, для отправки этих фото верховному командованию в Берлин.
      (Демонстрируются фотографии)
      Дюбост: Это общий вид каменоломни. Здесь работали заключенные?
      Буа: Большинство заключенных.
      Дюбост: Где находится лестница?
      Буа: Внизу.
      Дюбост: Сколько там ступенек?
      Буа: Сначала было 160, а затем 186 ступенек.
      Дюбост: Можем перейти к следующей фотографии.
      Буа: Это двор каменоломни во время приезда рейхсфюрера Гиммлера, Кальтенбруннера, гаулейтера Линца и других, имена которых мне неизвестны. Вы видите труп человека, упавшего сверху в каменоломню. Такие случаи бывали каждый день.
      Дюбост: Можно переходить к следующей фотографии.
      Буа: Снимок сделан в апреле 1941 года. Мои товарищи испанцы тянут вагонетку, наполненную землей. Это работа, которую нас заставляли делать.
      Дюбост: Кто сделал этот снимок?
      Буа: На этот раз это был Пауль Риккен, профессор из Эссена.
      Дюбост: Можно переходить к следующей.
      Буа: Это эпизод с одним сбежавшим австрийцем. Он был столяром в гараже. Он сделал ящик, в который можно было спрятаться и таким образом выйти из лагеря. Но через некоторое время его поймали. Его поместили в тележку, в которой перевозили трупы в крематорий, и сделали там надпись на немецком языке: "Все пташки возвратились" Его приговорили к смерти. Провели перед строем из 10 тысяч заключенных под музыку оркестра цыган. Когда его повесили, тело его качалось на ветру, а оркестр играл мелодию известной песни "Черный Биль".
      Дюбост: Следующая. Кто делал эти снимки?
      Буа: Фриц Корнати, обершарфюрер СС. Он был расстрелян в Голландии американскими войсками в 1944 году.
      Этот человек на снимке, русский военнопленный. Его повесили, чтобы заставить нас думать, будто он самоубийца и пытался броситься на колючую проволоку.
      На второй фотографии видны голландские евреи. Это в карантинных бараках. В день своего прибытия евреи были доведены до того, что бросались на колючую проволоку, потому что они хорошо отдавали себе отчет в том, что им все равно не оставалось никакой надежды выйти отсюда.
      Дюбост: Кто делал эти снимки?
      Буа: Обершарфюрер СС Пауль Риккен, профессор из Эссена.
      Дюбост: Следующая.
      Буа: Это два голландских еврея. Можно рассмотреть красную звезду, которую они носили. Это, так называемая, попытка к бегству.
      Дюбост: А что это на самом деле?
      Буа: Эсэсовцы послали их за камнями за колючей проволокой. Эсэсовцы, которые находились в охране за второй оградой колючей проволоки, стали стрелять в них, так как им выдавали премию за каждого человека, который ими был застрелен.
      На другой фотографии снят еврей в период постройки в 1941 году так называемого "русского лагеря", который стал затем санитарным лагерем. Он висит на веревке, которой он подвязывал свои брюки.
      Дюбост: Это самоубийство?
      Буа: Как будто бы. Это человек, который полностью потерял надежду выжить. Его довели до отчаяния, заставляя выполнять непосильные работы и подвергая пыткам.
      Дюбост: Что это за фотография?
      Буа: Это еврей, я не знаю, из какой страны. Его посадили в бочку с водой и держали там до изнеможения. Его избили до полусмерти, а затем дали ему 10 минут с тем, чтобы он повесился. Он это сделал, употребив собственный пояс, так как знал, что его ждет в противном случае.
      Дюбост: Кто делал этот снимок?
      Буа: Обершарфюрер СС Пауль Риккен.
      Дюбост: Что это за снимок?
      Буа: Это посещение каменоломни венской полицией. Это было в июне или июле 1941 года. Эти двое заключенных, которые видны на снимке, - мои товарищи, испанцы.
      Дюбост: Что они делают?
      Буа: Они показывают господам из полиции, каким способом они поднимают камни, так как не было инструментов, при помощи которых это надо делать.
      Дюбост: Знали ли Вы кого-либо из представителей полиции, которые пришли сюда?
      Буа: Нет, потому что они приходили всего один раз. Мы еле успели взглянуть на них.
      Этот снимок сделан в 1943 году по случаю дня рождения оберштурмбаннфюрера СС Франца Цирайса. Его окружает персонал администрации лагеря Маутхаузен. Я могу назвать их всех.
      Дюбост: Давайте следующую фотографию.
      Буа: Этот снимок сделан в тот же день, в день рождения оберштурмбаннфюрера Франца Цирайса. Второй - его адъютант, я не помню его фамилию. Следует отметить, что этот адъютант был из вермахта, но по прибытии в лагерь он стал носить форму СС.
      Дюбост: А это что?
      Буа: Это то же самое посещение Маутхаузена полицией в июне-июле 1941 г. Это дверь в кухню. Здесь стоят заключенные, которые были направлены в дисциплинарную роту. У них на спинах приспособления, которые служили для переноски камней весом до 80 кг. И так до изнеможения. Очень немногим удавалось вернуться из дисциплинарных рот.