Среди канонерок были «рыбы» (от благородной «Стерляди» до «Ерша») и «погодные явления» (от «Молнии» до «Тумана»). В списках можно обнаружить «Хвата», «Балагура» и «Щеголя». Кроме того, имелась целая коллекция «лиц дурного поведения» (от «Шалуна» до «Забияки»), насекомых (от «Комара» до «Пчелы»). Достойно была представлена даже нечистая сила – «Русалка», «Баба Яга», «Ведьма», «Леший», «Домовой», «Оборотень».

Броненосец береговой обороны «Вещун». На башне видна установленная защита из матросских коек

Впрочем, такие названия не были чем-то экстраординарным. В списках русского флота числились броненосные башенные лодки (мониторы) «Вещун» и «Колдун», а также вполне себе языческий «Перун».

Были также канонерки, названные в честь народов Дальнего Востока (достаточно вспомнить знаменитый «Кореец»), казачьих войск («Донец», «Кубанец» и другие), а также ластоногих («Сивуч», «Бобр», «Тюлень»).

Что же касается миноносок, то они, главным образом, назывались именами птиц, рыб и других животных.

Подводные лодки российского флота практически все носили названия, связанные с животным миром. Первая лодка – «Дельфин» – первое время в целях секретности именовалась «Миноносцем № 150», а законные права класс подводных лодок получил лишь 6 марта 1906 года. До этого все корабли по привычке классифицировались как миноносцы.

Броненосец береговой обороны «Колдун»

Естественно, большая часть кораблей морских глубин носила «рыбьи» названия. В русском флоте были представлены «Акула», «Бычок», «Ерш», «Камбала», «Карась», «Карп», «Кета», «Кефаль», «Лосось», «Макрель», «Минога», «Налим», «Окунь», «Осетр», «Палтус», «Плотва», «Пескарь», «Сиг», «Скат», «Сом», «Стерлядь», «Судак», «Угорь», «Форель», «Щука» и «Язь». Выбрасывали воду из балластных цистерн китообразные и ластоногие – «Кашалот», «Кит», «Морж», «Нарвал», «Нерпа» и «Тюлень». Не были забыты также морские и водоплавающие птицы – «Гагара», «Лебедь», «Орлан», «Пеликан» и «Утка».

Мореходная канонерская лодка «Кореец»

Большой группой выступали хищники семейства кошачьих – «Барс», «Гепард», «Кугуар», «Львица», «Пантера», «Рысь», «Тигр» и «Ягуар». Прочее зверье делегировало в подводный флот «Вепря» и «Волка». Моря бороздили даже пресноводные пресмыкающиеся – «Аллигатор», «Змея», «Кайман» и «Крокодил». Не обошлось и без наводящих страх мифологических существ – «Дракона» и «Единорога» (такое название в XIX веке носила броненосная башенная канонерка, позже переформированная в броненосец береговой обороны).

Подводная лодка «Дельфин»

Примечательно, что часть подлодок переняла имена винтовых корветов середины XIX века. В те годы также были «Вепрь», «Волк» и «Рысь». Все они были построены в Охтенском Адмиралтействе (Санкт-Петербург), а летом – осенью 1857 года переведены в Черное море, где и прошла вся их служба.

Носили подводные лодки и названия, выпадавшие из общей системы. Корабль под названием «Фельдмаршал граф Шереметев» (в 1917 году переименованный в «Кету») получил свое название в честь полководца эпохи Петра Великого. Первый российский подводный минный заградитель стал «Крабом».

Освящение подводной лодки «Львица»

Серии подлодок, строившихся из деталей американской компании «Голланд» («Holland»), не мудрствуя лукаво, дали вместо «собственных имен» индексы «АГ», за которыми следовали порядковые номера. Отметим, что подлодка, названная «АГ-13», спустя восемь месяцев после спуска на воду была, видимо, на всякий случай, переименована в «АГ-16».

Но наиболее экзотическое название имела одна из подлодок, построенных на добровольные пожертвования после Русско-японской войны. Какие ассоциации может вызывать у непосвященного человека служивший в составе военно-морского флота корабль под именем «Почтовый»?

А объяснялось все просто – лодка была построена на средства, собранные почтовыми служащими Российской империи. «Почтовый» вписал свое имя в историю российского подводного флота и по другой причине – это было первое подводное судно, оснащенное так называемым «единым» двигателем, под которым подлодка могла идти как на поверхности, так и под водой.

На корабле было два двигателя внутреннего сгорания (дизеля тогда еще были слишком капризными), каждый мощностью 130 лошадиных сил. Под водой работал лишь один из них, позволявший кораблю идти со скоростью 6,2 узла[33]. Сжатый до 200 атмосфер воздух для двигателя хранился в 500 баллонах общей емкостью 12 кубических метров, чего хватало на пять часов работы двигателя. К сожалению, первый опыт оказался неудачным – подлодку сильно демаскировал след из мельчайших пузырьков выхлопных газов, тянувшийся за кораблем.

Немало кораблей во второй половине XIX– начале ХХ века было названо в честь российских флотоводцев и офицеров. Из адмиралов этого удостоились основоположник пароходной тактики Григорий Бутаков, кругосветный мореплаватель и командующий Черноморским флотом Михаил Лазарев (1788–1851), герои обороны Севастополя в 1854–1855 годах Владимир Корнилов (1806–1854) и Павел Нахимов, исследователь Дальнего Востока Геннадий Невельской (1813–1876), флотоводцы Дмитрий Сенявин (1763–1831), Григорий Спиридов (1713–1790), Федор Ушаков (1743–1817), Степан Макаров (1848–1904), и Василий Чичагов (1726–1809).

Адмирал Андрей Попов

Имя вице-адмирала Андрея Попова (1821–1898) было увековечено еще при его жизни. Его получил круглый броненосец береговой обороны, причем все круглые суда было высочайше повелено именовать «поповками». По иронии судьбы корабль пережил своего «крестного» – он был списан спустя лишь 5 лет после его смерти, а еще через восемь лет – сдан на слом.

Поповка «Новгород»

Особняком стоит адмирал Василий Завойко (1809–1898), руководитель обороны Петропавловска-Камчатского в 1854 году против англо-французской эскадры. В его честь было названо судно, состоявшее в Военном ведомстве в качестве яхты камчатского губернатора.

Семь кораблей получили свои имена в честь офицеров, находившихся в момент совершения своих подвигов в чине капитана 1-го и 2-го рангов либо в чине капитан-лейтенанта. Так чтили память сподвижника Петра Великого Конона Зотова (1690–1742); взявшего в 1799 году с небольшим отрядом моряков Неаполь Григория (Генриха) Белли (умер в 1826 году, англичанин на русской службе); героя русско-турецкой войны 1828–1829 годов Александра Казарского (1797–1833); героя русско-турецкой войны 1787–1791 годов Рейнгольда Сакена (1753–1788); кругосветного мореплавателя Ивана Изылметьева (1813–1870); героя русско-турецкой войны 1877–1878 годов Николая Баранова (1836–1901); героев Русско-японской войны Владимира Миклухи (1853–1905, брата знаменитого путешественника); Георгия Керна (1864–1905) и Константина Юрасовского (1864–1904). Имена их носили минные суда флота (минные крейсера и эскадренные миноносцы).

Миноносец «Луга»

На бортах были отмечены и подвиги офицеров, состоявших в лейтенантском чине. Речь идет о герое русско-турецкой войны 1787–1791 годов Ломбарде (даты рождения и смерти неизвестны), о создателе проекта подводной лодки Александре Боткине (родился в 1866 году, кстати, еще одни редкий случай – корабль получил имя при жизни офицера), Евгении Буракове (1874–1901, погиб при подавлении «Боксерского восстания» в Китае), герое Чесмы Дмитрии Ильине (1738–1903), героях русско-турецкой войны 1877–1878 годов Измаиле Зацаренном (1850–1887)[34], Федоре Дубасове (1845–1912) и Александре Шестакове (1848–1903), героях Русско-японской войны Николае Кроуне (1857–1904), Еремее (Ермии) Малееве (1877–1904) и Александре Сергееве (1863–1904), полярных исследователях Петре Пахтусове (1800–1835), Дмитрии Овцыне (даты рождения и смерти неизвестны), Степане Малыгине (умер в 1764 году) и Алексее Скуратове (даты рождения и смерти неизвестны).

Минный крейсер «Капитан Сакен»

Три эсминца были названы в честь героев инженеров-механиков Русско-японской войны – Владимира Анастасова (1877–1904), Павла Дмитриева (1872–1904) и Василия Зверева (погиб в 1904 году). До этого традиции увековечения памяти офицеров-специалистов флота в России попросту не существовало.

Справедливости ради заметим, что в честь «нижних чинов» корабли в царском флоте не называли. Исключение – построенная в Порт-Артуре подлодка «Матрос Кошка»[35], но она официально в списки флота не зачислялась.

Вспомогательные суда нарекали обычно по названиям припортовых местностей либо больших рек. Так, при Архангельском порте «работал» баркас «Кузнечиха», была серия «речных» транспортов, а в Черном море ходили шхуны «Ингул», «Псезуапе», «Туабсе», «Новороссийск» и другие. Ледоколы и буксиры могли носить имя «Силач» либо «Надежный». А суда, предназначенные для доставки питьевой и котельной воды на рейд, назвались, естественно, «Водолей».

Кстати, о ледоколах. Известнейшее детище вице-адмирала Степана Макарова – ледокол «Ермак» никогда не состоял в списках Российского императорского флота. Его владельцем было Министерство финансов, хотя во время похода под руководством Макарова к Северному полюсу судно и было укомплектовано главным образом морскими офицерами. В этой связи не лишним будет вспомнить одно не слишком известное высказывание Степана Осиповича:

«Дело командира составить имя своему судну и заставить всех офицеров полюбить его и считать несравненно выше других судов, даже и по качествам».

Выбор названий для боевых судов 1-го и 2-го ранга был исключительно прерогативой императора.

Впрочем, и цари принимали решение о названиях кораблей вовсе не на пустом месте. С давних пор существовала традиция подготовки для монарха материалов, на основе которых он и выносил свой вердикт.

К примеру, 21 декабря 1898 года императору Николаю II было предложено выбрать названия для пяти новых крейсеров и четырех эскадренных броненосцев, которые предстояло построить для Российского императорского флота. Названия «Северный Орел» (это имя носил, в частности, линейный корабль 1-й Архипелагской экспедиции русского флота в XVIII веке), «Илья Муромец» (это название носил парусно-винтовой фрегат, спущенный в 1856 году и списанный в 1863 году), «Кастор» (это название носил парусный фрегат, спущенный в 1831 году и списанный в 1863 году), «Полкан»[36] (это название носил парусно-винтовой фрегат, спущенный в 1853 году и списанный в 1863 году), «Олаф» (это название носил колесный пароходофрегат, спущенный в 1852 году и списанный в 1892 году) и «Оливуца»[37] (это название носил парусный корвет, спущенный в 1841 году и списанный в 1874 году) внимания царя не привлекли. Сразу скажем, что корабли с такими именами в царском флоте так впоследствии и не появились.

Своей рукой он вписал имена Суворова (позже в русском флоте появится эскадренный броненосец «Князь Суворов»), Кутузова, Румянцева и Мстислава Удалого (таких кораблей русского флота построено не будет). Затем, простым карандашом, выбрал названия: для броненосцев – «Цесаревич», «Победа», «Бородино» и «Ретвизан»; для крейсеров – «Баян», «Аскольд», «Богатырь», «Варяг» и «Новик».

Заметим, что последний на тот момент «Цесаревич» был парусно-винтовым линейным кораблем (спущен в 1857 году, списан в 1863 году), «Победа» – парусным линейным кораблем (служил в Черноморском флоте в начале XIX века), «Бородино» – парусным линейным кораблем, позже переделанным во фрегат (спущен в 1850 году, списан в 1863 году), «Ретвизан» – парусно-винтовым линкором (спущен в 1855 году, списан в 1880 году), «Баян» – парусно-винтовым корветом (спущен в 1857 году, списан в 1893 году), «Аскольд» – парусно-винтовым корветом (спущен в 1863 году, списан в 1893 году), «Богатырь» – парусно-винтовым корветом (спущен в 1859 году, списан в 1888 году), «Варяг» – парусно-винтовым корветом (спущен в 1862 году, списан в 1886 году), «Новик» – парусно-винтовым корветом (спущен в 1856 году, погиб в 1863 году).

А за более чем полтора года до описываемых событий – в апреле 1897 года – точно так же получил название будущий крейсер «Аврора». Императору было предложено 11 вариантов, из которых шесть – «Наяда», «Гелиона», «Юнона», «Психея», «Полкан» (как видим, Морское ведомство отличалось настойчивостью) и «Нептун» – так и не появились в списках флота. Помимо будущего «крейсера революции», Андреевского флага были удостоены такие названия из числа предложенных императору, как «Аскольд», «Варяг», «Богатырь» и «Боярин».

Выбор названия корабля зачастую требовал от Морского министерства и серьезных лингвистических усилий.

Так, при наименовании крейсера «Баян» в 1898 году возникла проблема – предыдущие суда писались как через «а», так и через «о» («Боян»). В Морском ведомстве, на всякий случай, составили специальную справку (возможно – единственную в своем роде), в которой писали, что «баян» происходит от древнерусского «баяти» (рассказывать). «Боян» же происходит от слова «боятися», что для военного судна было абсолютно неприемлемо. В итоге в Главном морском штабе приняли соломоново решение – «не вдаваясь в ученые изыскания, сохранить то же название и с тем же правописанием, которое носил его предшественник». А предшественник как раз был «Баяном».

Переименования кораблей (если не говорить о массовой смене названий судов флота после Февральской революции 1917 года) случались чаще всего в трех случаях. Так, номера вместо первоначальных названий присваивались миноноскам и небольшим миноносцам. Причем зачастую дело доходило до абсурда – некоторые кораблики меняли название по несколько раз.

Эскадренный миноносец «Летун»

Так, 23-тонная миноноска «Жаворонок» постройки 1878 года в 1885 году стала «Миноноской № 76», спустя год – «Миноноской № 143», а в 1895 году – «Миноноской № 98».

100-тонный малый мореходный миноносец «Даго» в 1895 году превратился в «Миноносец № 118», а в 1909 году – в посыльное судно «Перископ». В следующий, и уже последний, раз его переименуют в 1921 году, уже при Советской власти – на этот раз в «Тральщик № 15».

Миноносец «Даго»

Другая возможная причина для смены имени корабля – переименование в честь некоей высокопоставленной особы. Про вице-адмирала Попова (в его честь был «перекрещен» круглый броненосец «Киев») мы уже говорили. Но Андрей Александрович был не одинок (отметим, между прочим, наличие поверий, в соответствии с которыми судно, сменившее название, будут преследовать неудачи).

В январе 1874 года в списках Российского императорского флота появился броненосный фрегат «Герцог Эдинбургский». Его назвали в честь британского принца, сына Королевы Виктории Альфреда Эдинбургского, мужа дочери императора Александра II Марии. В 1893–1900 годах Альфред был герцогом Саксен-Кобург-Готским. Стоит заметить, что первоначальное название фрегата было… «Александр Невский» (заложен он был, кстати, как броненосный корвет). Чего не сделаешь ради дружбы между монархиями! Тем более что корабля с названием «Александр Невский» больше в списках Российского императорского флота не было.

Спуск на воду фрегата «Герцог Эдинбургский»

Отметим, что «конъюнктурные» переименования корабля на этом не закончились. В 1918 году давно стоявший на приколе бывший «Герцог» – «Блокшив № 9» (успевший побывать минным заградителем «Онега») был переименован в «Баррикаду». А еще через 13 лет ветеран снова сменит название – на сей раз на «Блокшив № 5». На слом он пойдет только в середине 1930-х годов.

Естественно, бывали случаи, когда корабль менял название по итогам бунта на его борту. Наиболее знамениты в этом отношении броненосец «Потемкин» и крейсер «Очаков».

Эскадренный броненосец «Князь Потемкин Таврический», названный в честь фаворита императрицы Екатерины II, в октябре 1905 года был переименован в «Пантелеймон». Название было глубоко символичным для русского флота – именно в день почитания Святого целителя Пантелеймона (27 августа) произошли первые победы русских моряков над шведами – при Гангуте (1714 год) и Гренгаме (1719).

31 марта 1917 года корабль был переименован в «Потемкина Таврического», однако название не прижилось – возможно, сыграло роль свержение монархии в России. Уже 28 апреля 1917 года в списках появился «Борец за свободу», после чего бывший броненосец, переквалифицированный в 1907 году в линейный корабль, более не переименовывался. Разобрали его в 1920-х годах.

Эскадренный броненосец «Князь Потемкин Таврический» после сдачи румынским властям. На гафеле – румынский флаг

Похожая судьба ждала и крейсер «Очаков». В 1905 году его переименовали в «Кагул» (в честь победы русских войск под командованием фельдмаршала Румянцева в 1770 году над турками). В 1917 году крейсер снова стал «Очаковым», однако в 1918 году был переименован в «Генерала Корнилова» (в честь одного из основателей Белого движения генерала Лавра Корнилова).

Тела участников восстания эскадренного броненосца «Князь Потемкин Таврический» на вновь переименованном корабле

И снова ирония судьбы – легендарный революционный крейсер в 1920 году был уведен белыми за границу, где и был разобран в 1933 году.

Куда менее известно восстание на учебном крейсере «Память Азова», после которого в 1906 году корабль был переименован в «Двину». В 1917 году ему вернули старое название. Спустя два года старый фрегат был потоплен в Кронштадте британскими торпедными катерами.

Но случалось, что по итогам бунта «оргвыводов» и не следовало. Так, после мятежа 1915 года сохранил свое имя линкор «Гангут». Возможно, сыграл роль тот факт, что выступление было нейтрализовано уже через 2 часа. Впрочем, в 1925 году «Гангут» все равно был переименован – в «Октябрьскую революцию».

Речная канонерская лодка «Зырянин»

Не было забыто и название «Пластун», несмотря на то, что 18 августа 1860 года клипер с таким названием погиб в результате диверсии экипажа. Взбунтовавшаяся команда взорвала крюйт-камеру[38], и корабль затонул у шведского острова Готланд на обратном пути с Дальнего Востока в Кронштадт. В апреле 1878 года в списках флота появился новый клипер «Пластун», благополучно списанный в 1907 году (с 1892 года – крейсер 2-го ранга).

В том случае, если корабль сдавали неприятелю (что до Русско-японской войны было делом экстраординарным), его имя обычно навсегда пропадало из списков Российского флота. Примером может служить история фрегата «Рафаил». Дело было во время русско-турецкой войны 1828–1829 годов, в ходе которой корабль стал печально известен в отечественной военно-морской истории как первое российское боевое судно, спустившее свой флаг перед неприятелем.

11 мая 1829 года фрегат в тумане попал в самый центр турецкой эскадры, состоявшей из 6 линейных кораблей, 2 фрегатов, 5 корветов и 2 бригов.

Командир корабля капитан 2-го ранга Семен Стройников (по иронии судьбы ранее он командовал легендарным бригом «Меркурий») был лично храбрым человеком, кавалером ордена Святого Георгия 4-й степени за выслугу лет и Золотого оружия. Как и требовал Морской устав, он собрал офицеров на военный совет, где было принято решение драться до последнего. Однако команда, по словам старшего офицера, погибать не хотела и попросила сдать фрегат. Каково было решение команды на самом деле – нам неизвестно. И снова ирония судьбы – офицеры фрегата были временно помещены на линейный корабль «Реал-бей» – один из преследователей все того же «Меркурия».

Реакция императора Николая II на сдачу «Рафаила» была крайне жесткой. В указе, изданном по данному печальному поводу, были следующие слова: «Уповая на помощь Всевышнего, пребываю в надежде, что неустрашимый Флот Черноморский, горя желанием смыть бесславие фрегата «Рафаил», не оставит его в руках неприятеля. Но когда он будет возвращен во власть нашу, то, почитая фрегат сей впредь недостойным носить Флаг России и служить наряду с прочими судами нашего флота, повелеваю вам предать оный огню».

Крейсер «Память Меркурия»

В турецком флоте «Рафаил» служил под именем «Фазли-Аллах»[39] и был сожжен русской эскадрой 18 ноября 1853 года в Синопской бухте. Рапорт вице-адмирала Павла Нахимова императору Николаю начинался со следующих слов: «Воля Вашего Императорского Величества исполнена – фрегат «Рафаил» не существует».

Как и в любом другом флоте, имелись и корабли со странными, казалось бы, названиями. Например, подводная лодка «Почтовый» была построена на добровольные пожертвования российских почтовых работников, что и обусловило ее название. Портовое судно «Копанец» было приписано к пристрелочной торпедной станции Ижорского завода на Копанском озере. Была, например, шхуна «Крейсерок», имя которой происходило от захватившего ее с грузом контрабанды клипера «Крейсер».

Название могло быть и двусмысленным. Например, «Иваном Сусаниным» был назван бывший канадский ледокол «Минто», превращенный во вспомогательный крейсер на Северном Ледовитом океане. По некоторым данным, «Сусанин» затонул в результате гидрографической ошибки.

Закладка корабля и его спуск на воду обычно обставлялись весьма торжественно. Специально к каждому случаю разрабатывалась программа, приглашались августейшие и высокопоставленные особы – при закладке кораблей 1-го и 2-го рангов очень часто присутствовал император, генерал-адмирал, а также управляющие Морским министерством. Обычно при подготовке торжеств опирались на положения циркуляра Инспекторского департамента Морского министерства от 19 мая 1855 года, в котором четко определялись даже такие детали церемонии, как вознаграждение священника, служившего молебен. Батюшке, в частности, полагалось заплатить два золотых полуимпериала (15 рублей).

Крейсер 2-го ранга «Крейсер»

Сразу скажем, что закладка – то есть прикрепление специальной памятной доски в междудонном пространстве судна – вовсе не означала официального начала постройки корабля. К примеру, крейсер «Очаков» заложили спустя 5 месяцев после начала работ по корпусу. Бывали даже случаи, когда церемонию закладки совмещали со спуском судна на воду[40].

Приведем еще несколько примеров.

Броненосный фрегат (позже броненосный крейсер) «Адмирал Нахимов» фактически заложили 7 декабря 1883 года, а официально – 12 июля 1884 года. Судя по всему, высокопоставленных гостей хотели уберечь от русских морозов.

Броненосный крейсер «Россия» был заложен спустя полтора года после своего включения в списки флота.

Старейшая доска из хранящихся в Центральном военно-морском музее в Санкт-Петербурге относится к 1809 году. Изготовлена она была для брига «Феникс». Примечательно, что, в отличие от большинства своих «потомков», она не прямоугольная, а круглая. Это связано с тем, что первоначально в киль традиционно прятали монеты свежей чеканки. Такую монету нашли, например, в 1877 году при разборке парохода «Курьер», заложенного в 1856 году.

Первоначально доски были железными, медными или латунными. Несколько позже появились серебряные (для высокопоставленных особ), однако до золотых или платиновых все-таки дело не доходило.

Строителю и дирекции верфи приходилось думать о массе вещей – заказе комплектов закладных досок, постройке мостков и трапов для высокопоставленных гостей и «простой» публики, украшении места торжества, а также благоустройстве территории предприятия до того блеска, который так ласкает глаз проверяющих. На штаб командира порта или даже командующего флотом ложилась обязанность разработать детальный церемониал спуска, а также отработать действия караула, включая его торжественное шествие.

К примеру, закладку броненосца береговой обороны «Адмирал Ушаков» приурочили к 22 октября 1892 года – дате спуска на воду броненосного крейсера «Рюрик». Строителю обоих кораблей – Балтийскому судостроительному и механическому заводу в Санкт-Петербурге – а также Главному морскому штабу и столичной конторе над портом пришлось временно забыть о «текучке» и заниматься почти исключительно подготовкой торжества. Печатались пригласительные билеты, сооружалась парадная императорская палатка. Составлялась диспозиция для салютующих кораблей – императорских яхт «Александрия», «Марево» и «Стрела», а также пароходов «Нева» и «Онега».

Броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков»

По требованию завода «от казны» были предоставлены необходимые материалы. Согласно заявке дотошного управляющего Михаила Кази (1839–1896) Морское ведомство выделило кормовой флаг и гюйс, 600 флагов расцвечивания для украшения эллинга, на котором строили броненосец, 550 аршин (391 метр) красного сукна, 600 аршин (427 метров) серого сукна. Не было забыто даже блюдо для закладной доски, кисть и молоток.

Для чего же при закладке боевого корабля требовалась кисть, а также ваза с суриком? Главный участник церемонии – император, генерал-адмирал или иное лицо соответствующего ранга – сначала промазывал краской углубление, куда следовало встать закладной доске. Затем укладывалась сама доска, которую для верности закрепляли в сурике ударами молотка. После этого углубление закрывали металлическим листом и ставили заклепки.

Как мы помним, закладные доски очень часто изготавливались из драгоценных металлов. Вот и в вертикальный киль на 41-м шпангоуте «Адмирала Ушакова» была заложена серебряная пластина размером 125 на 97 мм. Такие же «сувениры» полагались Морскому музею, а также высокопоставленным участникам церемонии. Гости попроще чаще всего получали дощечки из меди.

Текст на лицевой стороне закладной доски «Ушакова» гласил:

«Броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков». Заложен в С. -Петербурге на Балтийском заводе 22-го Октября 1892 г. в присутствии: Их Императорских Величеств Государя Императора и Государыни Императрицы».

Бронепалубный крейсер 2-го ранга «Боярин» на стоянке. Видно носовое украшение

На оборотной стороне упоминались участники закладки рангом пониже – генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович, управляющий Морским министерством адмирал Николай Чихачев (1830–1917), исполняющий должность командира Санкт-Петербургского порта контр-адмирал Владимир Верховский[41], главный инспектор кораблестроения Николай Самойлов[42], главный корабельный инженер Санкт-Петербургского порта старший судостроитель Николай Субботин[43] и наблюдающий корабельный инженер старший судостроитель Дмитрий Скворцов[44].

Первоначально на досках писали и количество орудий будущего корабля. Одна эта традиция постепенно сошла на нет. Ведь трудно было сравнивать мощь броненосца с многопушечным линейным кораблем парусной эпохи.

К закладке 15 августа 1901 года крейсера «Очаков» садовника Севастопольского адмиралтейства командировали в казенные сады Морского ведомства[45]. Цель командировки – украшение гирляндами палатки для титулованных особ, а также строительных лесов стапеля, где собирали будущий крейсер. Садам пришлось пожертвовать двумя возами дубовых веток и дикого плюща. А для высокопоставленных дам в цветочном магазине Виганда заказали букеты белых роз диаметром 19 дюймов[46].

Одновременно с закладкой корабля начинали строить его модель.

«Когда зачнут который корабль строить, то надлежит заказать тому мастеру, кто корабль строит, сделать половинчатую модель на доске и оную, купно с чертежом при спуске корабля отдать в коллегию Адмиралтейскую», – указывал по этому поводу еще Петр Великий. Причем вначале назначение таких моделей было весьма утилитарным – в случае фатальной ошибки строителя всегда можно было найти ее причину.

Спуск на воду крупного корабля обычно также становился важным событием для верфи. Заранее составлялись списки приглашенных; печатались билеты для тех, кто захочет принять участие в церемонии. Очень часто пригласительных билетов не хватало. Так, к спуску на воду броненосца «Двенадцать Апостолов» в августе 1890 года было заготовлено около 8 тыс. билетов, которых в итоге хватило с трудом. Естественно, принимались и меры на случай чрезвычайной ситуации – подводились портовые катера, готовились водолазы.

Павильон для высокопоставленных особ тщательно украшался – если позволяла погода, то доставляли даже экзотические растения из ботанических садов (если таковых не было, то пальмы и прочие фикусы брали напрокат в цветочных магазинах).

Броненосец «Двенадцать Апостолов» в достройке

Присутствующим при спуске было положено быть в вицмундирах[47], но при лентах и орденах. В холодное время поверх вицмундира надевали форменное пальто (так во флоте традиционно именовали сухопутную шинель).

К началу церемонии прибывал почетный караул, занимали места «оркестр музыки» и хор. Приезжали высокопоставленные офицеры флота – на спуск корабля 1-го ранга (броненосцы и крейсера) прибывали руководители Морского ведомства (генерал-адмирал или управляющий Морским министерством), а иногда – и сам император с семьей. Затем вышибались стопора, «оркестр музыки» играл «Боже, царя храни!», почетный караул брал винтовки на изготовку и корабль, под всеобщие крики «Ура!», начинал свое первое плавание.

Отметим, что все корабли, спускаемые со стапелей продольно, сходят в воду кормой вперед. Делается так потому, что кормовая часть имеет более полные обводы (очертания) и бо€льшую плавучесть, нежели нос. А это обеспечивает меньшее зарывание в воду.

Случалось, впрочем, что не все происходило так, как полагали устроители. Эскадренный броненосец «Двенадцать Апостолов», например, 30 августа 1890 года так и не смог сойти в воду – «…сало, которым за несколько дней до спуска полозья были смазаны, успело за это время затвердеть и удерживало салазки», – писала газета «Одесский листок». Пришлось все повторять 1 сентября. На этот раз после традиционного молебна в присутствии управляющего Морским министерством, начальника Главного Морского штаба, николаевского губернатора и начальника Штаба Черноморского флота, а также под радостные крики многочисленной публики корабль все-таки сошел на воды реки Ингул.