1

Она сошла с ума! Никаких сомнений, она определенно сошла с ума.

Кому это знать, как не ей самой, дипломированному психологу?

Вот, пожалуйста, налицо все симптомы. И появились они не сегодня. Она чувствует признаки надвигающегося безумия уже несколько месяцев. Раздражительность, вспыльчивость, забывчивость, апатия, витание в облаках, полная потеря интереса к жизни.

Родители, разумеется, все замечали, но высказывались, как обычно, очень мягко, мол, соберись, Джуд, ты же умница, ты все сможешь. Окружающие косились на нее с тихой жалостью или с недоумением. Она же тихо ненавидела и работу, и студентов, а в друзьях, родных, коллегах и начальстве выискивала и находила десятки недостатков, на которые прежде и внимания не обратила бы.

Открывая по утрам глаза, она с ужасом представляла себе новый день. Усилия, необходимые для того, чтобы выползти из постели и одеться, приобретали масштабы восхождения на высокую гору. Хуже того, ей было неинтересно даже смотреть на эту гору, не говоря уж о том, чтобы карабкаться на нее.

А еще необдуманные, импульсивные поступки. О, да, это стало последней каплей. Здравомыслящая Джуд Фрэнсис Мюррей, одна из самых крепких ветвей семейного древа чикагских Мюрреев, благоразумная и любящая дочь профессоров Линды Мюррей и Джона К. Мюррея, бросила работу!

Да, да! Бросила! Не взяла творческий отпуск или пару недель на отдых, а бросила работу прямо посреди учебного семестра.

Почему? Она понятия не имела, почему.

Для нее это было таким же необъяснимым потрясением, как для декана, коллег, родителей.

Чувствовала ли она что-либо подобное, когда два года назад рухнул ее брак? Нет. Она жила привычной жизнью: готовилась к лекциям, занималась со студентами, делала все необходимое без единой заминки, ни разу не дрогнула, даже когда встречалась с адвокатами и заполняла документы, символизирующие бесславный конец брачного союза.

Правда, вряд ли это был какой-то необыкновенный союз или так уж трудно было общаться с адвокатами, чтобы юридически разорвать его. Брак, длившийся чуть меньше восьми месяцев, не породил запутанных проблем. Или любви.

Любовь, вот чего нам не хватало, думала Джуд. Если бы я любила Уильяма, он не ушел бы к другой женщине, едва завяли цветы в моем свадебном букете. Но поздно и бессмысленно предаваться грустным мыслям. Я такая, какая есть. Или была. Один Бог знает, какая я сейчас.

Так что же все-таки произошло? Может, она просто посмотрела вниз с высокого утеса, увидела бескрайнее темное море однообразия и скуки по имени Джуд Мюррей и, отпрянув, в ужасе помчалась прочь.

Что, впрочем, тоже на нее совершенно не похоже.

От всех этих размышлений ее сердце бешено забилось. Не хватало еще в довершение всех несчастий скончаться от сердечного приступа. Перед мысленным взором Джуд предстал газетный заголовок:

Странный получился бы некролог. Может, он даже попал бы в «Айриш Таймс», любимую бабушкину газету. Родители, естественно, были бы шокированы. Какая недопустимая публичная смерть!

Разумеется, они были бы убиты горем, но более всего озадачены. О чем думала их девочка? Как она могла сбежать в Ирландию от успешной карьеры и прелестной квартиры в кооперативном доме на берегу озера?

Они возложили бы вину на бабушку и, пожалуй, были бы правы. Они были правы с того самого момента, как благоразумно зачали свою дочь ровно через год после свадьбы.

Хотя Джуд вовсе не хотелось представлять интимную сторону жизни своих родителей, она не сомневалась, что их физическая любовь была такой же безупречно элегантной, как идеально поставленные классические балеты, которые они оба обожали.

Господи, как же она докатилась до того, что сидит во взятом напрокат «Вольво» с рулем с идиотской неправильной стороны и думает о сексе собственных родителей?

Глупый вопрос. Такие приходят в голову, когда сходишь с ума.

Джуд закрыла глаза, сжала пальцами веки и не отпускала, пока не избавилась от наваждения. Затем она сделала глубокий вдох, выдохнула, снова глубоко вдохнула. Кислород непременно прочистит и успокоит растревоженный мозг.

Итак, она еще может вытащить чемоданы из багажника, вернуться в здание аэропорта, отдать ключи от «Вольво» ярко-рыжей, с улыбкой до ушей, девице из пункта проката автомобилей и первым же рейсом улететь домой.

Разумеется, у нее больше нет работы, но зато – спасибо, боже, за маленькие радости – накопился приличный портфель ценных бумаг, на который какое-то время можно прожить. Ах да! Жилья тоже нет, поскольку она сдала свою квартиру очень милой супружеской паре. На шесть месяцев. Но ведь можно пока пожить у бабушки.

И бабушка будет разочарованно смотреть на внучку выцветшими, но все еще прекрасными голубыми глазами.

Джуд, дорогая, в своих сердечных желаниях ты всегда останавливаешься у самого края. Почему ты никогда не можешь сделать последний шаг?

– Я не знаю, не знаю! – воскликнула Джуд, в отчаянии закрывая лицо руками и покачиваясь взад-вперед. – Это ты предложила приехать сюда. Это была твоя идея, не моя. Что я буду делать в коттедже на Эльфийском холме целых шесть месяцев? Я даже не знаю, как управлять этой чертовой машиной.

Джуд всхлипнула, чувствуя приближение истерики. Рыдания теснили горло, звенели в ушах, но прежде чем выкатились первые слезы, она вскинула голову, крепко зажмурила глаза и обругала себя последними словами. Слезливость, истеричность, злость и прочие неконтролируемые состояния – результат рвущихся наружу бессознательных или подавляемых желаний и побуждений. Ее воспитания и образования вполне хватает, чтобы понимать это, а значит, она может сопротивляться.

– Давай, Джуд, жалкая идиотка, делай следующий шаг. Хватит разговаривать с самой собой и реветь в арендованной машине. Хватит топтаться на месте. Долой нерешительность! Включай зажигание и вперед. – Джуд судорожно вздохнула, расправила плечи. – Но есть и другой вариант, – пробормотала она. – Закончить то, что начала.

Джуд повернула ключ в замке зажигания, произнесла короткую молитву – Боже, не дай мне убить или покалечить кого-нибудь и себя в том числе – и осторожно вывела машину с парковки.

Она пела. Пела все, что выхватывал из памяти ее взбудораженный мозг. Пела, чтобы не взвизгивать каждый раз, как приближалась к очередному участку шоссе с круговым движением, который ирландцы называли не так, как она привыкла в Америке. Джуд мгновенно забывала, где лево, где право, и в ужасе представляла, как врезается в ни в чем не повинных пешеходов.

За недолгий путь от Дублина до графства Уотерфорд она успела не столько напеть, сколько проорать все популярные мелодии, которые смогла вспомнить, и несколько ирландских застольных песен, а в узком выезде из городка Карлоу провизжать припев последнего хита так громко, что содрогнулся бы сам Мик Джаггер.

В конце концов все как-то обошлось. Вероятно, боги дорог, оглохнув от производимого Джуд шума, отступили и перестали швырять другие машины навстречу ее многострадальному «Вольво». А может, за нее вступилась Пресвятая Дева Мария, фигура которой в маленьких часовнях встречалась вдоль дорог. Как бы то ни было, Джуд немного успокоилась и даже почти наслаждалась путешествием.

По обе стороны шоссе, мерцая в солнечных лучах, как раскрывшиеся жемчужные раковины, перекатывались и растворялись в тени далеких гор волны зеленых холмов. Серебристое небо на горизонте было подернуто дымкой. Казалось, увидеть такую перламутровую прозрачность воздуха можно лишь на полотнах гениального художника, но никак не в реальной жизни. А если долго разглядывать их, то, наверное, можно соскользнуть в волшебный мир, созданный воображением гения.

Правда, все это Джуд видела, если осмеливалась оторвать от дороги напряженный взгляд, и тогда сердце щемило от поразительной красоты пейзажа, а душевная боль, как ни странно, ослабевала.

Неправдоподобную зелень полей рассекали осыпающиеся каменные ограды и живые стены низкорослых деревьев. В загонах лениво щипали траву пятнистые коровы и длинношерстные овцы, на полях тарахтели трактора. По лоскутному зеленому ковру были разбросаны бело-кремовые домики, во дворах хлопало на ветру белье, буйно и беспорядочно цвели пышные яркие цветы.

Вдруг за поворотом изумительно и необъяснимо возникли на фоне ослепительных полей и небес руины древнего аббатства, величественные даже в запустении и будто терпеливо ожидающие момента возрождения.

«Что бы я почувствовала, если бы прошла по этому полю и поднялась по гладким, скользким ступеням, сохранившимся среди развалин? – подумала Джуд. – Можно ли ощутить следы сотен ног, в течение столетий топтавших эти ступени? Можно ли, как уверяла бабуля, услышать – если хорошенько прислушаться – музыку, голоса, эхо далеких сражений, рыдания женщин и смех детей, давно умерших и затерявшихся в глубине веков?»

Разумеется, ни во что такое Джуд не верила. Однако здесь, в этом волшебном свете, в этом волшебном воздухе невозможное казалось возможным. Эта земля предлагала все – от былого величия до чарующей простоты: соломенные крыши, каменные кресты, средневековые замки, деревушки с узкими улочками и вывесками на гэльском языке.

По обочине, поросшей высокой травой, мимо таблички, предупреждающей о возможных осыпях, брел старик с собакой. И на старике, и на собаке были забавные коричневые шапочки. Джуд долго хранила в памяти эту картинку, завидуя свободе парочки и безыскусности их жизни.

Она представляла, как они гуляют целыми днями в любую погоду, затем возвращаются домой в уютный маленький домик под соломенной крышей посреди ухоженного сада. Старик пьет чай у камина или, вернее, очага, а собака – хотя у нее есть конура – сворачивается у ног хозяина.

Джуд тоже захотелось гулять с преданным псом по этим полям. Просто идти и идти, пока от усталости не загудят ноги. Тогда она опустилась бы на землю и сидела бы, пока не надоест. Потрясающе! Делать по-своему все, что хочешь и когда хочешь.

Никогда еще в жизни не было такой естественной, каждодневной свободы, и Джуд испугалась, что, обретя ее, не сможет удержать.

В графстве Уотерфорд серая лента шоссе вилась вдоль побережья, и теперь Джуд видела море – атласно-синее у горизонта и серо-зеленое с белой бурлящей каймой у широкого песчаного берега.

Напряжение, сковывавшее ее плечи, потихоньку исчезало, пальцы, вцепившиеся в руль, расслаблялись. Ей раскрывалась та Ирландия, о которой рассказывала бабушка, ее краски, ее драматическая судьба, ее покой. И Джуд, кажется, поняла, почему наконец приехала посмотреть места, где жили ее предки до того, как оторвались от родной земли и обосновались по другую сторону Атлантики.

Теперь она даже была рада, что не вернулась в аэропорт и не удрала обратно в Чикаго. Разве не одержала она первую победу? Не преодолела большую часть пути – целых три с половиной часа – без единого происшествия? Глупо же считать происшествием маленькую ошибку на кольцевой развязке в Уотерфорд-сити, по которой она проехала трижды и чуть не врезалась в автомобиль с туристами, такими же перепуганными, как она сама.

Но ведь в конце концов никто не пострадал!

Она уже почти приехала. Во всяком случае, это подтверждали указатели с названием Ардмор. Бабуля нарисовала очень подробную карту, и Ардмор был ближайшей к коттеджу деревушкой, где можно купить продукты и все, что понадобится.

Разумеется, бабушка снабдила внучку впечатляющим списком имен людей, которых она должна найти, и дальних родственников, с которыми она должна познакомиться, но это, решила Джуд, вполне может подождать.

В ближайшем будущем она не собиралась ни с кем знакомиться. Подумать только – никаких разговоров несколько дней подряд! Никто не задает вопросов, никто не ждет ответов. Никаких факультетских торжественных сборищ и, следовательно, никаких светских бесед. Никакого расписания, которого надо неукоснительно придерживаться.

Одно мгновение блаженного удовольствия, и Джуд охватила паника. Что же тогда, ради всего святого, делать целых шесть месяцев?

Необязательно жить здесь все шесть месяцев, напомнила она себе, пытаясь успокоиться. Ее не арестуют на пограничном контроле, если она отправится домой через шесть недель. Или через шесть дней. И даже через шесть часов, если уж на то пошло.

Как психолог, она прекрасно знает: ее самая большая проблема заключается в том, что она всю жизнь пытается оправдывать ожидания – и чужие, и свои собственные. И, хотя жизнь показала, что в теориях она гораздо сильнее, чем в практике, пора наконец измениться: начать потихоньку и не отступать от задуманного, сколько бы она ни прожила в Ирландии.

Эти размышления вернули спокойствие Джуд. Она включила радио, изумленно округлила глаза, услышав поток гэльской речи, и стала судорожно тыкать кнопки, надеясь найти хоть что-нибудь по-английски. Увлекшись этим занятием, она пропустила указатель на Тауэр-хилл к своему коттеджу и свернула к Ардмору.

К тому времени, как Джуд заметила свою ошибку, разверзлись затянувшиеся низкими тучами небеса, будто гигантская рука воткнула нож прямо в их сердце. Дождь забарабанил по крыше автомобиля и сплошным потоком обрушился на ветровое стекло прежде, чем Джуд поняла, как в этом чертовом «Вольво» включаются «дворники».

Решив переждать потоп, Джуд свернула на обочину, заглушила двигатель, уставилась в залитое водой стекло.

Деревушка примостилась на небольшом выступе суши между Кельтским морем и Ардморской бухтой. За бодрым шуршанием «дворников» отчетливо слышались угрожающие завывания ветра и гневный грохот прибоя. Буря разбушевалась не на шутку, проникая в самые укромные уголки.

Джуд не раз мысленно бродила по берегу, знакомому по рассказам бабушки, взбиралась на живописные утесы, неспешно гуляла по деревушке, разглядывая хорошенькие домики, заходила в прокуренные, набитые людьми пабы. В ее воображении по залитым солнцем улочкам молодые женщины катили коляски с пухлыми румяными младенцами, мужчины с озорными искрами в глазах, заигрывая, шутливо салютовали ей, прикасаясь к шапкам кончиками пальцев.

Вот именно! По залитым солнцем! Она и представить себе не могла такой внезапный, такой яростный шторм с таким диким ветром, мечущимся по безлюдным улочкам. Может, здесь вообще никто не живет. Может, это деревушка Бригадун из старого американского фильма того же названия, которая появляется раз в сто лет на один день? В фильме именно в этот день в нее попадают двое заблудившихся американцев, вот и Джуд заплутала в другом столетии.

«Еще одна моя проблема – слишком богатое воображение, разыгрывающееся с гнетущей регулярностью», – напомнила себе Джуд.

Естественно, здесь живут люди, просто им хватило ума спрятаться от ливня. А домики такие же хорошенькие, как мысленно она и представляла, похожи на дам с брошенными к их ногам цветами. Правда, сейчас этим цветам приходится несладко, уж слишком безжалостно теребят их дождь и ветер.

Какой смысл ждать, когда вернется солнечный день ее грез? Она устала, у нее болит голова, и хочется как можно скорее спрятаться где угодно, лишь бы было тепло и уютно.

Джуд включила двигатель и под непрекращающимся ливнем медленно тронулась с места, боясь снова пропустить нужный поворот.

Она не сознавала, что едет по неправильной стороне дороги, пока чуть лоб в лоб не столкнулась со встречной машиной, или, точнее, пока встречная машина не успела резко вильнуть в сторону, разразившись возмущенными гудками.

В конце концов Джуд все же нашла нужный поворот, который благодаря венчавшей холм остроконечной, круглой башне даже сквозь пелену дождя трудно было не заметить. Эта башня, как безмолвный часовой, охраняла древний, с обрушившейся крышей собор Святого Деклана и могилы, отмеченные покосившимися каменными надгробьями.

На мгновение Джуд привиделся там мужчина, одетый во что-то, поблескивавшее тусклым серебром. Она напряглась, чтобы рассмотреть его получше, и чуть не съехала со скользкой размытой дороге, если, конечно, это месиво можно было назвать дорогой. На этот раз Джуд так распсиховалась, что даже не подумала запеть. Сердце колотилось слишком сильно, руки, сжимавшие руль, дрожали. Она пыталась разглядеть странного прохожего, понять, что он делает, но не видела ничего, кроме башни, величественных руин и надгробий.

Разумеется, там никого и быть не могло. Кто стал бы бродить по кладбищу в такую жуткую бурю! Просто уставшие глаза сыграли с ней злую шутку. Нужно немедленно найти убежище, теплое и сухое, и перевести дух.

Когда дорога сузилась до едва различимой слякотной тропы, окаймленной с обеих сторон живыми изгородями высотой в человеческий рост, Джуд решила, что безнадежно заблудилась. Она медленно двигалась вперед, надеясь найти местечко для разворота. Автомобиль дергался и, натужно пыхтя, переваливался через торчащие из земли корни.

Вожделенный приют можно найти в деревне, думала Джуд. Наверняка кто-нибудь сжалится над безмозглой американкой, которая не в состоянии добраться до собственного дома.

Сбоку возникла невысокая каменная стена, заросшая колючими кустами – в любое другое время Джуд нашла бы ее живописной, – затем в узком просвете мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее проезд, но Джуд поняла это слишком поздно и побоялась дать задний ход и маневрировать в грязи.

Дорожка, теперь изобилующая не только корнями, но и рытвинами, пошла в гору. Нервы Джуд были на пределе, зубы громко стучали, она почти решилась остановиться и ждать, пока кто-нибудь, сжалившись над ней, не дотянет ее машину до Дублина, когда заметила еще один просвет в каменной стене, и издала стон облегчения. Джуд свернула, оставив на камне часть краски, выключила двигатель, опустила голову и прижалась лбом к рулю.

Она заблудилась, проголодалась, устала, и ей отчаянно хотелось пописать. Теперь предстояло выбраться из машины под проливной дождь и постучать в чужую дверь. Если хозяева скажут, что ее коттедж находится более чем в трех минутах езды, придется проситься в туалет.

Ну, ирландцы славятся своим гостеприимством, так что вряд ли тот, кто откроет ей дверь, отправит ее облегчаться под деревьями. И все же ей не хотелось предстать перед хозяевами коттеджа совсем уж отчаявшейся идиоткой.

Опустив зеркало заднего вида, Джуд ужаснулась. Ее светло-зеленые глаза, обычно безмятежные, сейчас горели диким огнем. Из-за влажности волосы завились мелким бесом, и казалось, что на голове разросся коричневый кустарник. От усталости и тревоги лицо было мертвенно бледным, но сил на то, чтобы достать косметичку и хоть немного привести себя в порядок, у нее не осталось.

Джуд выдавила дружелюбную улыбку, отчего на щеках появились ямочки. Она знала, что рот у нее крупный, а глаза великоваты для ее лица и что ее жалкая попытка больше похожа на гримасу, но на лучшее в данный момент была неспособна.

Сжав в руке сумочку, Джуд распахнула дверцу, решительно шагнула под дождь и краем глаза заметила какое-то движение в окне второго этажа, будто колыхнулась занавеска. Джуд подняла глаза.

У окна стояла поразительно красивая женщина в чем-то белом. Очень светлые волосы пышными волнами струились по ее плечам и груди. Сквозь серую пелену дождя на одно короткое мгновение взгляды Джуд и женщины встретились, и ее глаза показались Джуд невыразимо печальными.

Вдруг женщина исчезла, и не осталось ничего, кроме дождя.

Джуд задрожала под сырым, пронизывающим до костей ветром и, забыв о чувстве собственного достоинства, бросилась к белой калитке. За калиткой оказался симпатичный маленький дворик, утопающий в цветах. К дому вела узкая белая дорожка.

Веранды не было, только крыльцо, но над ступеньками, обеспечивая благословенное укрытие, нависал второй этаж. Джуд ухватилась за медный молоток в форме кельтского узла и застучала по деревянной двери, грубой и массивной на вид с аркой наверху.

Дрожа и стараясь не думать о переполненном мочевом пузыре, Джуд осмотрелась. Кукольный домик, белый кукольный домик. Окна с тонким частым переплетом и ставнями цвета свежей зелени. Соломенная крыша, как в сказке. И три связки колокольчиков над крыльцом – «музыка ветра».

Джуд постучала снова. Решительнее, ведь в доме точно кто-то есть, черт побери! Плюнув на хорошие манеры, она выступила под дождь и заглянула в окно рядом с входной дверью, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь… и, заслышав за спиной деликатные гудки, виновато отскочила.

Видавший виды красный грузовичок, довольно урча отлаженным двигателем, остановился в проулке позади ее машины. Джуд откинула с лица мокрые волосы и приготовилась объясняться.

Выскочившего из кабины человечка в грязных сапогах, замусоленной куртке и рабочих штанах она поначалу приняла за мужчину. Однако лицо, улыбающееся ей из-под козырька грязно-коричневой бейсболки, оказалось женским. И почти идеально красивым.

Глаза девушки были такими же ярко-зелеными, как окружающие холмы, а кожа словно светилась изнутри. Из-под бейсболки выбивались вьющиеся пряди ярко-рыжих волос.

Девушка бросилась к Джуд, умудряясь двигаться грациозно, несмотря на тяжелые сапоги.

– Вы мисс Мюррей! Какая точность!

– Неужели?

– Конечно, а я немного задержалась. Томми, внук миссис Даффи, запихал в унитаз половину своих кубиков и спустил воду. Представляете, сколько всего пришлось разгребать!

– Ну… – Джуд так и не придумала, что сказать, и только удивилась, почему стоит под дождем и болтает с незнакомкой о забитых кубиками унитазах.

– Разве вы не нашли свой ключ?

– Мой ключ?

– От парадной двери. Хотя ладно, у меня есть свой, так что давайте поскорее войдем в дом. Здесь так сыро.

Отличная идея.

– Благодарю вас. Но кто вы?

– О, прошу прощения. Я Бренна О’Тул. – Бренна протянула руку, обхватила ладонь Джуд и энергично встряхнула. – Ваша бабушка наверняка говорила, что я приготовлю коттедж к вашему приезду, разве нет?

– Моя ба… коттедж? – Джуд втиснулась под навес, пытаясь спрятаться от дождя. – Мой коттедж? Это мой коттедж?

– Разумеется, если вы Джуд Мюррей из Чикаго. – Бренна улыбнулась, хотя ее левая бровь вопросительно выгнулась. – Держу пари, путешествие ужасно вас вымотало.

– Да. – Пока Бренна отпирала дверь, Джуд попыталась обтереть лицо ладонями. – А я решила, что заблудилась.

– Похоже, вы нашлись. Ceade mile failte! – С этими словами Бренна отступила, пропуская Джуд в дом.

Добро пожаловать тысячу раз! Уж это по-гэльски Джуд понимала. И почувствовала себя тысячу раз благодарной, шагнув в обволакивающее тепло.

Из прихожей, такой же крохотной, как крыльцо, вела на второй этаж лестница, за многие годы отполированная ногами сновавших туда-сюда обитателей домика. С другой стороны за арочным проемом виднелась маленькая гостиная, хорошенькая, как картинка. Бежевые стены, рамы и подоконники цвета меда, кружевные занавески, пожелтевшие со временем, отчего даже в такой серый день комната казалась солнечной.

Старая мебель. Обивка в бело-голубую полоску, жизнерадостная, хотя и выцветшая. На натертых до блеска столиках теснятся сокровища: хрустальные вазочки, статуэтки, крохотные бутылочки. По широким доскам пола живописно разбросаны цветные коврики, а в каменном очаге сложено что-то, похожее на брикеты торфа.

И запахи земли и чуть более слабые каких-то цветов.

– Мило здесь, правда? – Джуд закружилась, поправляя одной рукой волосы. – Как в кукольном домике.

– Старая Мод любила красивые вещи.

Почувствовав в тоне Бренны легкий укор, Джуд перестала кружиться и внимательно посмотрела на нее.

– Простите, я ее не знала. Вы любили ее.

– Конечно. Все любили Старую Мод. Она была удивительной женщиной. Ей бы понравилось, что вы присмотрите за ее домом. Она бы не хотела, чтобы он стоял пустым. Давайте-ка я вам все покажу, чтобы вы побыстрее освоились.

– Большое спасибо, но для начала мне срочно нужно в туалет.

Бренна хихикнула.

– Мы и вправду далековато от Дублина. За кухней есть крохотная туалетная комната. Мы с отцом соорудили ее на месте кладовки три года назад. Вон там.

Джуд сразу нашла ее. Крохотная. Именно такой и была эта комнатка. Сгибая или поднимая руки, можно было запросто ободрать локти о стены. Но эти самые стены были выкрашены в прелестный бледно-розовый цвет, белый фаянс сиял чистотой, а на крючках висели полотенчики для рук с очень красивой вышивкой.

Джуд взглянула в овальное зеркало над раковиной, и тут же подтвердились ее худшие опасения. Да, она действительно выглядит ужасно и, несмотря на свой средний рост и среднюю комплекцию, рядом с похожей на фею Бренной наверняка кажется воинственной амазонкой.

Разозлившись на себя за дурацкое сравнение, Джуд резко выдохнула, откинула со лба челку и покинула туалет.

– Ой, не стоило беспокоиться.

Проворная Бренна уже выгрузила и втащила в прихожую ее багаж.

– Ну, вы наверняка с ног валитесь. Я отнесу все наверх. Думаю, вам понравится комната Мод, она чудесная. И поставлю чайник, чтобы вы выпили чаю. И разведу огонь, сегодня так сыро.

Бренна говорила без умолку, втаскивая на второй этаж два огромных чемодана с такой легкостью, будто они были пустыми. Джуд поднялась следом с дорожной сумкой, ноутбуком и портативным принтером, пожалев о том, что так мало времени проводила в спортзале.

Бренна показала ей две комнаты, и спальня Старой Мод с видом на сад перед домом действительно оказалась симпатичной. Правда, первые впечатления Джуд были несколько смазаны, ибо одного взгляда на кровать хватило, чтобы она тут же почувствовала свинцовую тяжесть во всем теле.

Джуд вполуха слушала веселый голосок, объясняющий, где лежит постельное белье, как разжечь маленький капризный камин в спальне, и, когда Бренна подожгла торф в камине, спустилась на кухню, еле передвигая ноги.

Бренна, не умолкая ни на секунду, уже готовила чай. Слова доносились до Джуд, как сквозь плотный туман. Оказывается, для нее закупили продукты, а потом она должна будет делать покупки в деревне у Даффи. Еще что-то… Кажется, брикеты торфа сложены за задней дверью, поскольку так было заведено у Старой Мод, но есть и дрова, если так ей больше понравится, и телефон снова подключили, а вот так работает кухонная плита…

– Ох, вы же спите на ходу! – Бренна сунула в руки Джуд большую синюю кружку. – Идите наверх и ложитесь. Я разожгу огонь и внизу.

– Простите, я никак не могу сосредоточиться.

– Вам просто надо поспать. Если вам что-то понадобится, я оставила свой номер около телефона. Наш дом всего в километре отсюда. Нас много: мама, папа, я и четыре моих сестры, так что не стесняйтесь. Звоните или просто загляните к О’Тулам.

– Спасибо огромное. Вообще-то, я обычно не такая рассеянная.

– Ну, не каждый же день вы перелетаете через океан, правда? Пока я не ушла, может, еще чем-нибудь помочь?

– Нет, нет, я… – Джуд привалилась к лестничным перилам, заморгала. – Ой, совсем забыла. В доме я видела женщину. Куда она подевалась?

– Женщина, говорите. Где?

– В окне. – Джуд покачнулась и, чуть не пролив чай, тряхнула головой. – Женщина в окне второго этажа. Она смотрела на меня, когда я приехала.

– Неужели?

– Да. Белокурая женщина, молодая, очень красивая.

– А, это, должно быть, Красавица Гвен. – Бренна отвернулась, прошла в гостиную и принялась разжигать камин.

– Так куда она ушла?

– Думаю, она все еще здесь. – Когда торфяные брикеты разгорелись, Бренна поднялась с колен, отряхнула брюки. – Она живет здесь уже лет триста. Она ваше личное привидение, мисс Мюррей.

– Мое кто?

– Привидение. Не тревожьтесь, она не причинит вам вреда. Ее история длинная и очень печальная. Вы ее обязательно узнаете, но сначала отдохните.

Джуд уже ничего не понимала, ей хотелось поскорее отключиться, дать отдых мозгам и уставшему телу, но кое-что все-таки требовалось прояснить немедленно.

– Вы хотите сказать, что в доме обитает привидение?

– Вот именно. Разве ваша бабушка вам не рассказывала?

– Не припоминаю. А вы, значит, верите в привидения?

Бренна снова приподняла бровь.

– Ну, вы же ее видели? – Джуд нахмурилась. – То-то. В общем, поспите, а когда придете в себя, загляните в «Паб Галлахеров», и я куплю вам вашу первую пинту пива.

Джуд покачала головой.

– Я не пью пиво.

– Быть такого не может, – искренне изумилась Бренна. – Ну, до свидания, мисс Мюррей.

– Джуд, – пробормотала Джуд, с трудом удерживая глаза открытыми.

– Хорошо. До свидания, Джуд.

Бренна ослепительно улыбнулась и выскользнула из дома в дождь.

Дом с привидениями, думала Джуд, поднимаясь по лестнице. Типично ирландские фантазии. Видит бог, бабуля знает кучу сказок. И не о чем больше говорить. Сказки они и есть сказки.

Но кто-то же стоял у окна… или нет?

Нет! Дождь, занавески, тени. Джуд поставила на тумбочку кружку с чаем, который так и не попробовала, и наконец с наслаждением скинула туфли. Привидений не бывает! Это просто прелестный домик на очаровательном маленьком холме. И, увы, дождь.

Джуд упала ничком на кровать, не успев даже натянуть одеяло, и провалилась в сон.

Ей приснилось сражение на зеленом холме. Мечи звенели, отраженные солнечные лучи сверкали на них, как бриллианты. А еще ей приснились танец фей и эльфов в волшебном лесу в лунном свете, слезами рассыпавшемся по листьям, и бескрайний синий океан, ритмично, как сердце, бьющийся своими волнами о застывший в ожидании берег.

2

Джуд очнулась в непроницаемом мраке; торф в маленьком камине выгорел до крохотных рубиновых огоньков. Она приняла их за следящие за ней глаза, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Тут сонный туман рассеялся, в мозгу будто что-то щелкнуло, и Джуд все вспомнила. Она в Ирландии. В коттедже, где девочкой жила ее бабушка. И замерзает.

Джуд села в кровати, растирая ледяные руки, нащупала выключатель прикроватной лампы и, взглянув на наручные часики, озадаченно замигала, затем поморщилась. Почти полночь. Ее восстановительный сон длился почти двенадцать часов.

Джуд поняла, что не только замерзла, но и умирает от голода, и еще несколько секунд она озадаченно таращилась на камин. Поскольку огня в камине практически не было, а она понятия не имела, как развести его, она отправилась на кухню на поиски чего-нибудь съестного.

Дом стонал и поскрипывал – очень домашние звуки, уверяла себя Джуд, хотя то и дело вздрагивала и оглядывалась. Нет, нет, она вовсе не думала, даже не вспоминала о привидении, упомянутом Бренной. Она просто не привыкла к звукам старого дома. В ее чикагской квартире полы не скрипели, а единственным источником света, на который она могла наткнуться ночью, был крошечный огонек в системе безопасности.

Ничего, она привыкнет к новому окружению.

Бренна не обманула ее. И кукольных размеров холодильник, и узкий буфет были забиты продуктами. Может, она и заледенеет, но голодная смерть ей не грозит.

Джуд решила согреть в микроволновке консервированный суп, однако, обойдя с банкой в руке всю кухню, сделала шокирующее открытие.

Микроволновки здесь не было.

А вот это уже настоящая проблема. Придется перелить суп в кастрюльку и подогреть на плите. И тут Джуд поджидало новое разочарование. Автоматического консервного ключа тоже не оказалось.

Старая Мод жила не только в другой стране, но и в другом столетии, решила Джуд, нервно роясь в ящиках.

Она как-то умудрилась вскрыть банку обычным консервным ножом, поставила кастрюльку с супом на огонь, затем выбрала из вазы на кухонном столе яблоко и подошла к задней двери. Снаружи клубился туман, нежный, как шелк, и мокрый, как дождь. Не было видно ничего, кроме дрожащей в ночи бледно-серой пелены. Ни каких-либо предметов, ни огней, только клочья и клубы, порожденные туманом. Дрожа от холода, Джуд вышла на заднее крыльцо в ночную тьму, и туман мгновенно окутал ее.

Одиночество, абсолютное одиночество. Ничего подобного она никогда не испытывала и не представляла. Она протянула руку, и туман поглотил ее ладонь до запястья. Джуд не испугалась, не опечалилась. Это приключение странным образом освобождало ее от всего, что окружало раньше.

Она никого здесь не знает, никто не знает ее. Никто, кроме нее самой, ничего от нее не ждет. И сегодня ночью, этой удивительной ночью она абсолютно одна.

Ей казалось, что она слышит в ночи едва различимое биение, похожее на пульс. Что это? Морские волны? Или дыхание тумана? Она уж хотела посмеяться над собой, как услышала другой звук, очень отчетливый – где-то играла музыка.

Трубы и колокольчики, флейты и свистки? Очарованная, завороженная, Джуд чуть не сошла с крыльца в туман, как лунатик, гуляющий во сне… «Музыка ветра», – поняла она и нервно хихикнула. Это всего лишь «музыка ветра», очаровательные колокольчики над ее парадным крыльцом. И, наверное, она еще не совсем проснулась, если отважилась в полночь покинуть дом и бродить в тумане, следуя за звуками музыки.

Джуд решительно вернулась в дом, крепко заперла дверь и услышала очень прозаический звук – кипел, с шипением заливая плиту, ее суп.

– Черт побери! – Джуд бросилась к плите, выключила горелку. – Что со мной происходит? Двенадцатилетняя девчонка смогла бы без происшествий подогреть чертову банку супа!

Джуд протерла тряпкой плиту, при этом обожгла два пальца. Затем, стоя посреди кухни и ругая себя последними словами, она автоматически подносила ложку ко рту и глотала суп без всякого удовольствия, просто выполняла долг перед изголодавшимся организмом.

Хватит витать в облаках, пора вернуться в реальность. Она не из тех, кто бродит ночами в тумане и мечтает неизвестно о чем.

Пора взглянуть правде в глаза и признать, почему она вообще прилетела в Ирландию. Хватит притворяться, будто она взяла длинный отпуск для того, чтобы исследовать свою родословную и подготовить к публикации работу, которая должна увенчать ее далеко не блистательную университетскую карьеру.

Она прилетела сюда потому, что смертельно устала и чувствовала неумолимое приближение нервного срыва. Стресс стал ее постоянным спутником, с восторгом зазывающим насладиться мигренью или пофлиртовать с язвой желудка.

Дошло до того, что она каждое утро просыпалась в паническом ужасе от необходимости идти на работу, она перестала уделять должное внимание своим студентам, своим родным, самой себе.

Более того, хуже того – в эти дебри она еще не готова была углубляться – стало ясно, что срочно нужны радикальные перемены – отдых, покой, иначе она сошла бы с ума. А мысли о том, чтобы сойти с ума у всех на глазах, она не могла допустить.

Она не имела права так унизить себя или свою семью, которая ничем не заслужила подобного унижения. Поэтому она сбежала. Может, она просто струсила, но бегство показалось единственно верным решением.

И, когда Старая Мод в весьма зрелом возрасте, в сто один год, переселилась в мир иной, представился шанс.

Не воспользоваться этим шансом было бы верхом идиотизма. И Джуд поступила весьма разумно. Ей необходимо провести какое-то время в одиночестве, в тишине, спокойно проанализировать свою жизнь. Именно это она и собиралась сделать.

Она будет работать. Она пустилась в это путешествие, составив подробный план, исполнение которого оправдает проведенное здесь время. Она займется исследованиями, попытается объединить свою родословную со своей профессией или хотя бы запишет местные легенды и мифы, сделает их психологический анализ, что не даст закиснуть мозгам. И эта работа не оставит места грусти и тоске – неотъемлемым чертам ирландского характера, по утверждению ее матери. Да уж, ирландцы лучше всех умеют предаваться грустным размышлениям, вздохнула Джуд, зато она выбрала для этого занятия самое лучшее место в мире.

Отлично! Джуд повернулась, чтобы поставить пустую миску в посудомоечную машину, и обнаружила, что и этого блага цивилизации здесь нет.

Она посмеивалась, поднимаясь на второй этаж в свою спальню.

Распаковав чемоданы, Джуд аккуратно повесила верхние вещи в древний скрипучий гардероб, а белье положила в старинный комод с застревающими ящиками. Восхищаясь антикварной раковиной в ванной комнате, она разложила на полочке туалетные принадлежности и долго наслаждалась горячим душем, стоя в ванне на львиных ножках за тонкой полиэтиленовой занавеской на потускневших медных крючках.

Джуд успела натянуть фланелевую пижаму и закутаться в теплый халат, прежде чем у нее снова застучали зубы, и приступила к нелегкому занятию разжигания торфяных брикетов. Неожиданный успех удивил ее, и она минут двадцать бездумно просидела на полу, обхватив руками колени. С улыбкой глядя на танцующий в камине огонь, она попыталась представить себя счастливой фермершей, ожидающей возвращения мужа с полей.

Джуд резко очнулась от грез и отправилась во вторую спальню посмотреть, можно ли в ней устроить кабинет.

Маленькая комнатка была похожа на коробочку с узкими оконцами. После недолгих размышлений Джуд решила расположить свое рабочее место перед южным окном, чтобы видеть деревенские крыши, церковные шпили и широкую прибрежную полосу. Во всяком случае, она это увидит, когда поднимется солнце и рассеется туман.

Письменного стола в доме не оказалось. Весь следующий час Джуд подбирала в гостиной подходящий столик, а затем тащила его вверх по лестнице. Ее труды не пропали даром – столик отлично поместился у окна на южной стороне комнаты, и на нем хватило места и для ноутбука, и для портативного принтера.

И вдруг ее осенило, что можно было бы работать за кухонным столом у уютного очага под трели колокольчиков. Нет, пожалуй, это будет слишком легкомысленно.

Вздохнув, Джуд нашла переходник для розетки, включила ноутбук и открыла файл, в котором собиралась вести дневник своей жизни в Ирландии.

Прочитав первую фразу, она рассмеялась. Получилось несколько высокопарно, как будто она пережила войну. Джуд собралась было стереть написанное и начать заново, но передумала. Нет, дневник она пишет исключительно для себя, а потому не нуждается в цензуре.

Джуд откинулась на спинку стула и тяжело вздохнула. Да, все будет хорошо.

В три часа утра она снова лежала в кровати под толстым одеялом с книгой в руке. На тумбочке стояла кружка с чаем, в камине горел огонь, по оконным стеклам скользили клубы тумана, а Джуд размышляла о том, чувствовала ли она себя более счастливой.

Она так и заснула на рассвете – с книгой в руке и в очках для чтения, соскользнувших на кончик носа.

Утром, когда ветер разогнал дождь и туман, Джуд увидела совсем другой мир. В нежном солнечном свете поля зеленели так ослепительно, что хотелось зажмуриться. Вовсю заливались птицы, напоминая, что пора достать книгу по орнитологии, купленную специально к этой поездке, но спешить не хотелось. Так приятно было просто стоять и слушать птичьи голоса, и совсем не важно, какие это птицы поют, лишь бы пели.

Густая пружинистая трава стала похожей на дорогой ковер. Топтать ее казалось кощунством, однако Джуд чувствовала, что этому греху не сможет сопротивляться.

На холме за деревней виднелись руины величественного собора Святого Деклана и возвышающаяся над ними круглая башня. Джуд вздрогнула, вспомнив мелькнувшую под дождем фигуру.

Глупости! Это просто кусочек ирландского ландшафта. Историческая достопримечательность. Бабушка рассказывала, и в путеводителе упоминаются огамические надписи[2] внутри собора и на внешнем фризе из ложных арок. А к востоку, если память не изменяет, за утесом с примостившейся на вершине гостиницей, прячется в окружении трех каменных крестов и большого камня, похожего на древний трон, источник святого Деклана.

В ближайшее время она обязательно посетит руины, поднимется по крутой тропинке на вершину холма, может, даже обойдет весь мыс, откуда, если верить путеводителю, открываются потрясающие виды. Но не сегодня. Этот первый день она посвятит более простым, обыденным занятиям.

Воды утихомирившейся бухты мерцали голубыми искрами и, удаляясь от берега, словно густели и отливали темной синевой. Протянувшийся вдоль берега широкий пляж был безлюдным. Еще одно прекрасное место для утренней прогулки в полном одиночестве, но опять же не сегодняшней.

Сегодня она прогуляется по полям, как мечтала, уйдет подальше от деревни, наслаждаясь видом далеких гор. Джуд совсем забыла, что хотела познакомиться с ближайшим окружением – цветами в своем дворе – и заняться первостепенными делами.

Необходимо найти мастера, чтобы установить дополнительную розетку в спальне-кабинете и получить доступ во Всемирную сеть. Необходимо позвонить в Чикаго и сообщить родным, что беглянка благополучно добралась до нового дома. И, конечно, нужно съездить в деревню, выяснить, где и что можно купить, найти местное отделение хоть какого-нибудь банка.

Но как же не хотелось всем этим заниматься! Воздух был таким ласковым, а легкий, прохладный ветерок так приятно бодрил, развеивая остатки вчерашней усталости, что Джуд решительно побрела по траве, восторженно глядя по сторонам, пока ее туфли не промокли насквозь.

Как ей и представлялось накануне, она словно соскользнула в прекрасное художественное полотно, оживленное трепетаньем листьев, трелями птиц, ароматами мокрой травы, а потому вздрогнула от неожиданности, увидев дом за живой изгородью почти у самой дороги, причем дом не совсем обычный. Как живое существо, он тянулся во все стороны, будто по собственному капризу прирастая новыми частями и спереди, и сзади, и с одного боку, и с другого. И, как ни странно, получилось удивительное сочетание камня и дерева, выступов и навесов, окаймленное изобилием цветов. Позади дома за садом стоял сарай – бабуля назвала бы его хижиной, – в котором теснились, явно не умещаясь внутри и вываливаясь в распахнутые двери, какие-то инструменты и механизмы.

На подъездной дорожке скучал автомобиль грязно-серого цвета, выглядевший так, словно сошел с заводского конвейера задолго до рождения Джуд.

Рядом с домом в пятне солнечного света спала или делала вид, что спала, во всяком случае, лежала на спине совершенно неподвижно, как сбитое на дороге животное, огромная рыжая собака.

Жилище О’Тулов? Пожалуй, решила Джуд, когда из задней двери с корзиной выстиранного белья вышла женщина, ослепительно-рыжая, как Бренна, но крепкая и широкобедрая. Именно такой могла быть женщина, выносившая и родившая пятерых детей. Собака очнулась, перекатилась на бок и приветствовала прошедшую к бельевой веревке хозяйку парой ударов хвоста по земле.

Джуд вдруг поняла, что никогда прежде не видела, как развешивают во дворе белье – в центре Чикаго ничего подобного не делали даже самые самоотверженные домохозяйки, – и этот процесс показался ей бездумным, а потому умиротворяющим. Женщина вынимала из кармана фартука и совала в рот прищепки, брала в руки наволочку, встряхивала, закрепляла один конец, затем доставала следующую вещь, снова встряхивала и скрепляла со вторым концом предыдущей, неспешно продвигаясь вдоль веревки.

Завораживающее зрелище.

Корзина постепенно пустела, а развешенное белье раздувалось и хлопало на ветру.

«Еще одна часть моей картины, – подумала Джуд. – Под названием «Фермерская жена».

Когда корзина совсем опустела, женщина повернулась к другой веревке, сняла и сложила высохшее белье, подхватила на бедро полную корзину и направилась к дому. Собака потрусила следом.

Приятные утренние заботы. А вечером, когда все вернутся домой, в комнаты просочатся аппетитные ароматы стоявшего на плите ужина – рагу или жаркого с картошкой, потемневшей от мясного соуса. Семейство рассядется за большим столом, заставленным трогательно разномастными мисками и тарелками, зазвучат разговоры о прожитом дне и смех, и кое-кто украдкой будет подсовывать лакомые кусочки собаке, спрятавшейся под столом и выпрашивающей угощение.

Наверное, уютно жить в большой семье. Нет, конечно, и в маленьких семьях нет ничего плохого, виновато подумала Джуд. В том, что ты единственный ребенок, имеются свои преимущества. Единственному ребенку обеспечено полное родительское внимание. Может, чересчур много внимания, шепнул внутренний голосок.

Джуд отмахнулась от ехидного замечания и решила вернуться в коттедж, чтобы совершить что-нибудь полезное. Первым делом она позвонила домой и, учитывая разницу во времени, поймала родителей как раз перед уходом на работу. Чувство вины блудная дочь заглушила счастливой болтовней, сообщила, что отлично отдохнула, с удовольствием прогулялась и с нетерпением предвкушает новые впечатления.

Джуд прекрасно знала, что родители считают ее внезапный отъезд в Ирландию неким экспериментом, кратковременным отклонением от главного жизненного пути, и пока не развеивала их заблуждений. Несколько облегчало ее совесть то, что родители не возражали. Они были просто озадачены. А она ничего не могла объяснить ни им, ни самой себе.

С мыслями о семейных отношениях Джуд набрала еще один номер. Вот кому не требовались никакие объяснения, так это бабушке Мюррей – она просто понимала. С более легким сердцем Джуд пересказала бабуле все детали путешествия, поделилась впечатлениями и восторгами по поводу коттеджа, одновременно заваривая себе чай и готовя сэндвич.

– Я только что прогулялась. – Плечом прижимая телефон к уху, Джуд поставила свой нехитрый завтрак на кухонный стол. – Руины и башню я видела издали. На днях обязательно посмотрю поближе.

– Там прекрасно, – откликнулась бабушка, – и так много можно почувствовать.

– Мне очень интересны надписи и фриз из ложных арок, но так далеко я сегодня не забиралась. Я видела соседский дом. Должно быть, это дом О’Тулов.

– Ах, Майкл О’Тул. Я помню его совсем парнишкой. Веселый Мик так улыбался, что мог заворожить любую девчонку. Он женился на хорошенькой Молли Логан, и у них родилось пять девочек. Та, с которой ты познакомилась, Бренна, вроде бы самая старшая. Как она поживает, красотка Молли?

– О, я не подошла к ней. Она была занята – развешивала белье.

– Джуд Фрэнсис, в тех местах никто не бывает слишком занят для знакомства. Когда в следующий раз пойдешь гулять, обязательно зайди и окажи уважение Молли О’Тул.

– Хорошо. Да, бабуль, – Джуд улыбнулась, прихлебывая чай. – Ты не говорила, что в коттедже водится привидение.

– Еще как говорила. Неужели ты не слушала аудиозаписи и не читала мои письма?

– Нет, пока еще нет.

– И теперь ты думаешь: вот опять я пристаю к тебе со своими фантазиями. Обязательно все прочитай и послушай. Там есть история Красавицы Гвен и ее возлюбленного эльфа.

– Возлюбленного эльфа?

– Так гласит легенда. Коттедж построен на Эльфийском холме. Дворец эльфов как раз под холмом. Красавица Гвен ждет возлюбленного и тоскует по нему, потому что отвергла свое счастье, повинуясь здравому смыслу, а он потерял свое счастье из-за собственной гордости.

– Как печально, – прошептала Джуд.

– Ну, что верно, то верно. И все же этот холм – хорошее место, чтобы прислушаться к своим сердечным желаниям. Обязательно загляни в свое сердце.

– Пока я просто ищу покоя.

– Отдыхай столько, сколько понадобится, гуляй. Там полно чудесных мест. Только не тяни слишком долго. Мир велик, а жизнь гораздо короче, чем тебе кажется.

– Бабуля, почему ты не хочешь сюда приехать и пожить со мной?

– О, я приеду, но пока твое время. Не трать его понапрасну. Ты хорошая девочка, Джуд, но ты вовсе не должна быть хорошей все время.

– Ты всегда мне так говоришь. А вдруг я закручу роман с каким-нибудь ирландским красавчиком-повесой?!

– Это тебе нисколечко не повредило бы. Пожалуйста, дорогая, положи от меня цветы на могилу кузины Мод. И скажи ей, что я обязательно навещу ее, как только смогу.

– Хорошо. Я люблю тебя, бабуля.

Джуд ошеломленно уставилась на часы. Куда подевалось время? Она же собиралась сделать что-то полезное, хотела повозиться с цветами, сорвать немного, сколько поместится в высокую синюю бутылку, обнаруженную в гостиной, и еще в одну поменьше – граненую, из зеленого стекла. Подходящей вазы в домике пока не нашлось. А потом было так весело сидеть на крылечке, собирать букеты. Жаль только, что она не знает названий цветов. Так подевалось куда-то еще почти полдня.

Затем она отнесла зеленую бутылочку в кабинет и поставила на столик рядом с компьютером. И совершила ошибку.

Джуд честно собиралась прилечь всего лишь на пару минут, но, проспав два часа на узкой кровати в кабинете, проснулась совершенно разбитая и озадаченная.

Где ее хваленая дисциплина? Как быстро она превратилась в отъявленную лентяйку! Уже тридцать часов кряду она только и знает, что бездельничает и спит. И опять ей хочется есть.

Такими темпами, сокрушалась Джуд, рыская по кухне в поисках съестного, она растолстеет, разленится и отупеет за неделю.

Надо выйти из дома, съездить в деревню, найти книжный магазин, банк, почту. Надо разузнать, где находится кладбище, чтобы исполнить поручение бабушки – навестить могилу Старой Мод. Это надо было сделать еще утром. Тогда сейчас с делами было бы покончено, и завтра она смогла бы прослушать бабушкины записи и прочитать ее письма, она уже знала бы, есть ли в них тема для ее исследования.

Сначала Джуд переоделась. Она выбрала элегантные брюки, водолазку и стильную куртку. В них она чувствовала себя увереннее, чем в толстом свитере и джинсах, в которых провела весь день.

Затем она атаковала свои волосы. «Атака» – по ее мнению, единственное слово, точно определявшее то, что ей пришлось сделать, дабы укротить свою шевелюру и собрать волосы в толстый «конский хвост». Волосы так и норовили вырваться и скрутиться упругими пружинами, причем все сразу.

Легкий макияж. Она не очень-то умела краситься, но результаты показались ей вполне приличными для знакомства с деревней. В конце концов в зеркале отразился не суточной давности труп и не уличная девица, как иногда бывало.

Сделав глубокий вдох, Джуд вышла из коттеджа, чтобы еще раз попытать счастья с арендованным автомобилем и ирландскими дорогами. Она уже взялась за руль и потянулась к зажиганию, когда поняла, что ключи остались дома.

– Гинкго билоба, – пробормотала Джуд, выбираясь из машины. – Пора принимать гинкго билоба.

Ключи нашлись на кухонном столе. На этот раз она не забыла включить свет, чтобы не возвращаться в темный дом, и запереть дверь. Джуд не смогла вспомнить, заперла ли заднюю дверь, и, обругав себя, отправилась вокруг коттеджа решать очередную проблему.

Солнце катилось к горизонту, и накрапывал мелкий дождик, когда наконец машина задним ходом выползла на дорогу.

Путь оказался короче, чем помнилось Джуд, и гораздо живописнее без хлещущих по ветровому стеклу дождевых потоков. Красными, похожими на кровь каплями набухали на живых изгородях бутоны дикой фуксии. Иногда попадались колючие кустарники с крохотными белыми цветками – терновник, насколько она знала, – и желтые облачка фрезий.

На холме за поворотом дороги снова, как из старинной легенды, возникли стены собора и высокая круглая башня. И никто там не бродил.

Восемь веков стоят здесь собор и башня, что само по себе чудо. Войны, голод и счастливые дни, кровь, смерти и рождения – все пронеслось и исчезло, а величие осталось, как символ поклонения и защиты. Интересно, права ли бабуля, а если права, что можно почувствовать, стоя в тени этих руин, на земле, видевшей благочестие и скверну?

Какая странная мысль! Джуд потрясла головой, пытаясь избавиться от наваждения, и въехала в деревушку, в свой мир на следующие шесть месяцев.

3

В очаге тускло освещенного паба Галлахеров ярко горел огонь. Все было так, как нравилось посетителям в промозглые весенние вечера. На этом самом месте Галлахеры кормили и развлекали их более ста пятидесяти лет, подавая светлый лагер, крепкий портер, чистый виски в разумных дозах и обеспечивая приятную атмосферу, в которой любой мог с наслаждением посидеть за кружкой пива или стаканчиком чего-нибудь более крепкого.

Когда Шеймус Галлахер со своей преданной женой и помощницей Мег открыл этот паб в одна тысяча восемьсот сорок втором году от Рождества Христова, виски, конечно, стоил дешевле, однако мужчина, каким бы радушным и гостеприимным он ни был, должен все-таки зарабатывать на жизнь. Поэтому теперь виски стоил дороже, но подавался и выпивался с тем же удовольствием.

В этот паб Шеймус вложил и свои надежды, и свои сбережения. Разные бывали времена – трудные и полегче, – а однажды штормовой ветер начисто сорвал крышу паба и унес ее аж в Дангарван. Во всяком случае, так любили рассказывать местные жители после пары-другой стаканчиков доброго ирландского виски.

Несмотря ни на что, паб стоял до сих пор, глубоко пустив корни в пески и скалы Ардмора. Когда пришло время, первенец Шеймуса встал на место отца за старой барной стойкой из благородного дерева, следом его старший сын, а потом и его.

Поколения Галлахеров обслуживали поколения других семейств и процветали, постепенно расширяя бизнес и предлагая все большему количеству страждущих пропустить пинту пива в сырой вечер после тяжелого трудового дня. Здесь можно было найти пищу не только для желудка, но и для души. В большинство вечеров в пабе играла музыка, веселая и грустная, бодрящая и утешающая.

Ардмор всегда был рыбацкой деревушкой, зависел от щедрот моря, приспосабливался к его капризам. Еще Ардмор мог похвастаться живописными видами и прекрасными пляжами, а потому зависел и от туристов. И приспосабливался к их капризам.

Паб Галлахеров был одной из местных достопримечательностей. В благополучные времена или в скудные, ловилась ли рыба в изобилии или бури вспенивали воды бухты так, что никто не отваживался забросить сети, двери паба были открыты для всех.

Табачный дым и алкогольные пары, запахи жареного мяса и мужского пота так глубоко впитались в темное дерево, что, даже когда бар был закрыт, в нем будто кипела жизнь.

Часто субботними вечерами, когда музыка играла особенно громко, стропильные балки угрожающе подрагивали. На полах, исцарапанных мужскими башмаками и сдвигаемыми стульями, кое-где виднелись следы случайных искр от сигарет. Скамьи и стулья были обиты темно-красной кожей, которая крепилась потемневшими медными гвоздиками с большими шляпками.

Однако здесь всегда царила чистота, а четыре раз в год – была в том нужда или нет – все начищалось до блеска, как в шикарном ресторане.

Гордостью заведения была уже упомянутая барная стойка, которую Шеймус собственноручно выстрогал из каштана, погибшего, по преданию, от удара молнии в канун летнего солнцестояния. Потому и считалось, что в этой стойке таится некая магия, и те, кто сидел за ней на высоких табуретах, знали, что занимают лучшие места.

На зеркальной полке позади стойки к всеобщему удовольствию были выставлены бутылки, чистые и сверкающие, как новенькие пенсы. В баре Галлахеров всегда было многолюдно, но очень опрятно. Пролитые капли тут же вытирались, за пылью шла настоящая охота, и никогда ни одну порцию напитка не подали в грязном стакане.

Очаг разжигали торфом, поскольку так нравилось туристам, а именно от туристов зависело, будут хозяева еле сводить концы с концами или процветать. Отдыхающие, привлеченные пляжами, наезжали летом и ранней осенью. Зимой же и в начале весны их бывало гораздо меньше, но те, что приезжали, непременно заглядывали в «Паб Галлахеров» пропустить стаканчик, послушать народные мелодии или попробовать прославленные, сдобренные специями мясные пироги.

Постоянные посетители подтягивались после ужина пообщаться, посплетничать, выпить пинту «Гиннеса». Некоторые приходили и поужинать, но обычно по какому-то особому поводу всем семейством. Заглядывали и одинокие мужчины, которым надоедало готовить еду дома или хотелось пофлиртовать с любезной и улыбчивой Дарси Галлахер.

Дарси работала и за барной стойкой, и на кухне, и обслуживала столики, правда, кухню она любила меньше всего и при первой же возможности спешила улизнуть оттуда, оставляя территорию брату Шону.

Был и еще один брат, Эйдан, самый старший. Все местные знали, что с тех пор, как родители уехали в Бостон и вроде бы решили там остаться, парадом командует именно он. Большинство сходилось во мнении, что Эйдан покончил со своим бродячим прошлым, остепенился и управляет семейным пабом так, что Шеймус им гордился бы.

Сам Эйдан был вполне доволен своим настоящим. За время скитаний он многое понял о жизни вообще и о себе в частности. Страсть к путешествиям, как поговаривали, он унаследовал от Фицджералдов, предков по материнской линии. Его мать до замужества тоже поколесила по свету, неплохо зарабатывая на жизнь своими песнями.

Эйдан закинул за спину рюкзак, когда ему только-только стукнуло восемнадцать, и исходил всю страну, а затем путешествовал по Англии и Франции, Италии и Испании. Целый год он провел в Америке, изнемогал от жары на юге, зимой дрожал от холода на севере, замирал от восхищения в горах и на равнинах Запада.

Эйдан, как и его брат с сестрой, унаследовал от матери ее музыкальность, поэтому, когда не подрабатывал официантом, оплачивал ужин песнями, в общем, поступал так, как его больше устраивало в данный момент. Увидев все, что хотел увидеть, он вернулся домой зрелым двадцатипятилетним мужчиной и последние шесть лет, из которых четыре года стоял во главе семейного бизнеса, работал в пабе и жил в комнатах над ним.

И ждал. Он не знал, чего именно, но ждал.

Даже сейчас, наливая по всем правилам в два приема пинту «Гиннеса», протягивая клиенту стакан «Харпа» и вполуха прислушиваясь к разговору на случай, если придется вставить замечание, он отстраненно и терпеливо наблюдал.

Тот, кому пришло бы в голову присмотреться, заметил бы настороженность в его пронзительно-голубых глазах.

Длинный, прямой нос, крупный чувственный рот, волевой подбородок с едва заметной ямочкой, густые брови глубокого каштанового цвета – худое, резко очерченное, типично кельтское лицо Эйдана привлекало несколько необузданной красотой, которую обеспечили отличные гены его родителей.

Сложен он был, как настоящий задира, – широкоплечий, узкобедрый, длиннорукий. И правда, немалую часть юности Эйдан провел, всаживая кулаки в чужие физиономии или принимая удары в свою собственную. Он не стыдился признавать, что дрался не только из-за буйного нрава, но и ради удовольствия. Он также гордился тем, что – в отличие от младшего братца Шона – ему ни разу не ломали в драке нос.

Повзрослев, Эйдан перестал искать неприятности. Теперь он просто присматривался и верил, что узнает свою судьбу, как только встретит ее.

Джуд он заметил сразу – сначала как хозяин паба, потом как мужчина. С затянутыми в хвост волосами, в красивой куртке, она выглядела очень чистенькой и растерянной. И смотрела по сторонам с таким испугом, как смотрела бы юная олениха на незнакомую тропку в лесу.

Хорошенькая, подумал Эйдан. Так оценивают женщину мужчины, когда видят привлекательное женское личико и ладную фигурку. А поскольку за свою жизнь он видел много женских лиц, то распознал нервозность, пригвоздившую девушку к полу на самом пороге. Казалось, в любую секунду она развернется и убежит.

Ее внешность, ее манера держаться пробудили его интерес, разгорячили кровь.

Незнакомка расправила плечи, позабавив его этим продуманным жестом, и направилась к бару.

– Доброго вам вечера, – произнес Эйдан, протирая стойку тряпкой. – Что вам угодно?

Джуд открыла было рот, чтобы вежливо попросить бокал белого вина, но тут парень улыбнулся, медленно, лениво изогнул губы, отчего у нее внутри что-то дрогнуло, а голова пошла кругом.

Да, вяло удивилась она, здесь все безумно красивы.

Парень не торопил ее и, похоже, готов был ждать сколько угодно. Он поудобнее облокотился о барную стойку и наклонился, приблизив к ней красивое лицо и выгнув брови.

– Красавица, вы заблудились?

Ей показалось, что она тает, просто стекает на пол лужей гормонов и вожделения. Воображение нарисовало такую неприличную картинку, что в голове что-то щелкнуло и мозги заработали.

– Нет, не заблудилась. Я бы выпила бокал белого вина. Шардоне, если можно.

– Разумеется. – Но он даже не пошевелился. – Вы янки. Вероятно, юная американская родственница Старой Мод, остановившаяся в ее коттедже?

– Да. Я Джуд. Джуд Мюррей. – Машинально она протянула руку и осторожно улыбнулась, отчего на ее щеках появились и тут же исчезли милые ямочки.

Эйдан всегда питал слабость к ямочкам на хорошеньких личиках.

Он взял девушку за руку, но не пожал, а просто задержал в своей руке, пристально всматриваясь в ее лицо, пока – она готова была в этом поклясться – у нее не начали плавиться косточки.

– Добро пожаловать в Ардмор, мисс Мюррей, и добро пожаловать к Галлахерам. Я Эйдан, и это мой паб. Тим, уступи-ка место даме. Где твои хорошие манеры?

– О, нет, не беспо…

Однако Тим, грузный мужчина с шевелюрой, похожей на клубок стальных пружинок, уже сползал с высокого табурета.

– Прошу прощения. – Он оторвал взгляд от экрана телевизора, висевшего над стойкой, и подмигнул Джуд, ничуть не огорчившись тем, что его отвлекли от футбольного матча.

– Присаживайтесь, если, конечно, не хотите сесть за столик, – добавил Эйдан, поскольку она все стояла и смотрела на него.

– Нет, нет. Так прекрасно. Благодарю вас. – Джуд взобралась на табурет, мучительно стараясь не ежиться под заинтересованными взглядами посетителей. Она не любила быть в центре внимания. Именно это больше всего угнетало ее в преподавании – все эти лица, обращенные к ней, ожидающие от нее чего-то глубокомысленного и значительного.

Наконец Эйдан отпустил ее. И вовремя. Ей уже казалось, что ее пальцы совершенно растаяли в его руке. Затем он выхватил из-под крана стакан пива и запустил его по стойке в страждущие руки.

– Как вам понравилась Ирландия? – снова обратился он к ней, отворачиваясь и доставая бутылку с зеркальной полки.

– Она прекрасна.

– Ну, здесь вы не найдете никого, кто бы с вами не согласился. – Эйдан стал наливать вино, глядя на нее, а не на бокал. – Как поживает ваша бабушка?

– О! – Джуд поразило, что он не пролил ни капли и поставил бокал точно перед ней. – Отлично. Вы ее знаете?

– Да, конечно. Моя мама до замужества была Фицджералд, и она приходится вашей бабушке то ли троюродной, то ли четвероюродной сестрой. Следовательно, мы с вами родственники. – Он щелкнул пальцем по ее бокалу. – Slainte[3], родственница Джуд.

– А, ну… спасибо. – Она приподняла бокал и вздрогнула от громкого крика. Женский голос, чистый, как звон церковных колоколов, обозвал кого-то проклятым, нескладным болваном, у которого мозгов меньше, чем у репы. В ответ раздраженный мужской голос пробурчал, что лучше уж быть проклятой репой, чем бессловесной грязью, в которой репа растет.

Никого из присутствующих, похоже, не шокировали ни крики, ни проклятья, ни неожиданный грохот, от которого Джуд снова вздрогнула и на этот раз пролила несколько капель вина на тыльную сторону ладони.

– Еще парочка ваших родственников, – пояснил Эйдан, ловко вытирая ее руку. – Моя сестра Дарси и мой брат Шон.

– Понятно. Но разве не нужно посмотреть, что случилось?

– Где случилось?

Джуд вытаращила глаза, поскольку перебранка вспыхнула с новой силой.

– Только посмей бросить эту тарелку мне в голову, змеюка, и клянусь, я…

Угрозу прервал звон бьющейся посуды и следом злобное ругательство. Через мгновение из двери за баром выскочила разрумянившаяся и довольная девушка с подносом, заставленным тарелками.

– Дарси, ты в него попала? – поинтересовался кто-то из посетителей.

– Не-а. Он увернулся. – Дарси вскинула голову, взметнув облако черных, как вороново крыло, волос. Гнев явно был ей к лицу. Ее синие, как ирландские озера, глаза сверкали, пухлые губы мило дулись. Соблазнительно покачивая бедрами, Дарси подошла к семейству из пяти человек, сидевшему за низким столом. Расставляя блюда, она наклонилась к матери семейства, которая ей что-то шепнула, откинула назад голову и расхохоталась. Джуд заметила, что смех идет Дарси так же, как и гнев.

– Я вычту стоимость тарелки из твоей зарплаты, – сообщил сестре Эйдан, когда та подошла к стойке.

– Ради бога! Мне не жалко. И было бы еще веселее, если бы я попала в цель. Клуни заказали еще две кока-колы, имбирный эль и два «Харпа» – пинту и стакан.

– Дарси, это Джуд Мюррей из Америки, – произнес Эйдан, выполняя заказ. – Она будет жить в коттедже Старой Мод.

– Рада познакомиться. – Гнев, кипевший в глазах Дарси, мгновенно сменился неподдельным интересом. Губы изогнулись в ослепительной улыбке. – Хорошо устроились?

– Да, спасибо.

– Вы из Чикаго, верно? Вам там нравится?

– Красивый город.

– С роскошными магазинами, ресторанами и всем прочим. А чем вы занимаетесь в Чикаго? Чем зарабатываете на жизнь?

– Преподаю психологию. – «Преподавала», – мысленно поправила себя Джуд, но объяснять было бы слишком сложно, тем более что она снова стала центром внимания.

– Правда? Как здорово! – В прекрасных глазах Дарси заиграли озорные и чуточку ехидные огоньки. – А вы не могли бы обследовать голову моего брата Шона, когда выдастся свободное время? С ней что-то не в порядке с самого рождения. – Дарси подхватила поднос с напитками, который к ней подвинул Эйдан, и ухмыльнулась. – Я швырнула две тарелки и оба раза промахнулась, но второй раз я чуть не саданула ему по уху.

Метнув прощальную стрелу, Дарси гордо удалилась подавать напитки и принимать заказы.

Эйдан обменял два стакана на фунты, еще две кружки поставил под краны и вопросительно взглянул на Джуд.

– Вам не понравилось?

– Что? – Джуд опустила взгляд и заметила, что едва пригубила вино. – Нет, вино хорошее. – Она из вежливости сделала глоток и застенчиво улыбнулась, сверкнув ямочками. – Даже очень хорошее. Я просто отвлеклась.

– Не расстраивайтесь из-за Дарси и Шона. Шон у нас прыткий и всегда ловко уворачивается. Правда, если бы Дарси действительно хотела в него попасть, давно бы попала. Наша сестрица очень меткая.

Джуд успела лишь издать неопределенный звук, как кто-то заиграл на концертино.

– У меня есть кузены в Чикаго. – Это произнес Тим, оказывается, так и стоявший позади Джуд и терпеливо ожидавший вторую пинту пива. – Демпси. Мэри и Джек. Вы случайно их не знаете?

Джуд развернулась на табурете.

– Нет, простите.

– Понимаю, Чикаго большой город. Мы с Джеком росли вместе. Потом он уехал в Америку работать на мясокомбинате у дяди по материнской линии. Он там уже десять лет, горько жалуется на ветра и зимы, но даже не думает возвращаться домой. – Тим взял у Эйдана кружку, положил на стойку несколько монет. – Спасибо. Послушай, Эйдан, а ведь ты бывал в Чикаго?

– Скорее, проезжал. Озеро очень красивое и большое, как море. Ветры пронизывают до костей. Однако, если память мне не изменяет, там подают такие бифштексы, что можно разрыдаться от благодарности за то, что Бог создал коров.

Разговаривая, Эйдан ни на секунду не прекращал работу. Он загрузил полными бокалами и кружками еще один поднос, подставленный сестрой, протянул бутылку американского пива парнишке, который с виду еще не вырос из молочных коктейлей.

Зазвучала более быстрая мелодия, и, подхватив поднос, Дарси вдруг запела так, что у Джуд округлились от изумления глаза.

И дело было не только в голосе, хотя он поражал своей серебристой чистотой, но и в непринужденности, с которой девушка вдруг запела на публике. В песне рассказывалось об умирающей на чердаке старой деве, о ее судьбе, которая, судя по взглядам всех мужчин в зале – от мальчишки Клуни лет десяти до похожего на скелет древнего старикана, – самой Дарси Галлахер не грозила ни в коем случае.

Все дружно начали подпевать, и пивные краны заработали энергичнее.

Мелодия с еле заметным изменением ритма перетекла в следующую, и Эйдан столь естественно вплел в нее слова о предательстве женщины, еще не снявшей траур, что Джуд изумленно уставилась на него. Его голос оказался таким же прекрасным, как у сестры, и звучал так же искренне и взволнованно.

Эйдан налил пинту светлого пива, запустил кружку скользить по стойке и подмигнул Джуд. Она залилась румянцем, устыдившись, что он застал ее за откровенным разглядыванием, и утешилась тем, что в зале темновато.

Джуд подняла бокал, надеясь, что сделала это непринужденно, будто часто сидит в барах, где со всех сторон льются песни, а мужчины, похожие на произведения искусства, подмигивают ей, и обнаружила, что бокал полон. Она нахмурилась, поскольку помнила, что выпила не меньше половины, но Эйдан был почти на другом конце стойки, а ей не хотелось прерывать ни его работу, ни его песню, поэтому она пожала плечами и решила наслаждаться вином.

Дверь за стойкой, вероятно, ведущая в кухню, снова распахнулась. Джуд понадеялась, что никто не обращает на нее внимания, поскольку опять вытаращила глаза. Похоже, это начинает входить у нее в привычку. Появившийся в зале парень словно только что покинул съемочную площадку фильма о кельтских рыцарях, спасающих королевства и прекрасных девиц.

Он явно чувствовал себя легко и свободно, был высок и худощав и отлично смотрелся в потертых джинсах и темном свитере. Довольно длинные волосы, черные-черные, падали на ворот свитера. В глазах, синих, как глубокие озера, искрилось веселье. Губы, как и у Эйдана, были пухлыми, чувственными, а нос искривлен самую чуточку, ровно настолько, чтобы избавить парня от тяжкой ноши совершенства.

Заметив на его правом ухе ссадину, Джуд поняла, что это и есть Шон Галлахер, не так уж ловко увернувшийся от последней тарелки.

С врожденным изяществом лавируя между столиками, он поставил перед клиентом полную тарелку, затем вдруг одним молниеносным движением схватил сестру, развернул лицом к себе – Джуд затаила дыхание – и закружил в каком-то сложном танце.

«Что же это за люди, которые только что свирепо ругались и вот уже танцуют, весело смеясь, в переполненном пабе?» – изумилась Джуд.

Посетители засвистели, захлопали в ладоши, затопали. Они танцевали так близко к Джуд, что она почувствовала ветерок, поднятый кружащей парой. Когда музыка смолкла, Дарси и Шон обнялись и глуповато улыбнулись друг другу.

Чмокнув сестру в губы, Шон обернулся и с интересом взглянул на Джуд.

– Ну, и кого же ночь привела в паб Галлахеров?

– Это Джуд Мюррей, родственница Старой Мод, – объяснила Дарси. – А это мой брат Шон, тот самый, которому нужна ваша профессиональная помощь.

– Ах да, Бренна рассказывала о вас. Джуд Ф. Мюррей из Чикаго.

– А что означает буква Ф? – спросил Эйдан.

Джуд обернулась, и у нее снова закружилась голова.

– Фрэнсис.

– Она видела Красавицу Гвен, – объявил Шон, и в зале воцарилась мертвая тишина.

– Правда? – Эйдан вытер руки тряпкой, отложил ее, облокотился о стойку.

Все явно ждали ее разъяснений.

– Нет, нет. Мне просто показалось… шел дождь. – Джуд схватила бокал, сделала большой глоток и мысленно помолилась о том, чтобы снова заиграла музыка.

– Эйдан видел Красавицу Гвен на скалах.

Джуд изумленно взглянула на Шона, сделавшего это заявление, перевела взгляд на Эйдана и размеренно произнесла:

– Вы видели привидение.

– Она бродит там и рыдает. От ее рыданий разрывается сердце и болит душа.

Глядя в его глаза, Джуд чуть не впала в транс, но вовремя заморгала и затрясла головой.

– Вы не можете верить в привидения.

Его красивые брови снова приподнялись.

– Это почему же?

– Потому что… их не бывает.

Эйдан рассмеялся громко, раскатисто и подлил вина, раскрыв тайну ее непустеющего бокала.

– Интересно, что вы скажете через месяц. Разве ваша бабушка не рассказывала вам историю Красавицы Гвен и Кэррика, принца эльфов?

– Нет. Хотя она дала мне с собой аудиозаписи, письма, дневники, связанные с легендами и мифами. Я… я хотела познакомиться с ирландским фольклором и изучить его место в психологии культуры.

– Потрясающе. – Эйдан развеселился и не пытался это скрыть, даже когда Джуд нахмурилась, он только подумал, что никогда прежде не видел, чтобы так мило сердились. – Смею заметить, вы приехали в самое лучшее место для сбора информации к такому замечательному проекту.

– Эйдан, обязательно расскажи ей о Красавице Гвен, – вмешалась Дарси. – И остальные истории. У тебя получается лучше всех.

– Обязательно расскажу, только в другой раз. Разумеется, если вам интересно, Джуд Фрэнсис.

Джуд Фрэнсис, раздраженная и, как поняла она с некоторым беспокойством, слегка пьяная, выпрямилась и с достоинством кивнула.

– Разумеется. Я хотела бы включить в свои исследования местный колорит и буду рада назначить вам встречу в любое удобное для вас время.

Он снова улыбнулся. Неспешно, непринужденно. Разрушительно.

– Ну, мы здесь не так официальны. Я просто загляну к вам на днях и, если вы будете свободны, расскажу кое-какие истории из тех, что знаю.

– Хорошо. Спасибо. – Джуд открыла сумочку, выудила бумажник, но Эйдан накрыл ее руку своей.

– Не надо. Вино за счет заведения. Добро пожаловать в Ардмор.

– Вы очень добры. – Интересно, насколько душевным получился ее ответ, подумала Джуд, вставая с табурета.

– Ждем вас снова.

– Я обязательно приду. Спокойной ночи. – Последние слова она произнесла, обводя взглядом зал, поскольку так показалось более вежливым, и снова взглянула на Эйдана. – Благодарю вас.

– Спокойной ночи, Джуд Фрэнсис.

Он смотрел ей вслед, рассеянно наполняя очередной стакан. Хорошенькая. И чопорная ровно настолько, чтобы мужчина задумался, какая она на самом деле. Пожалуй, он с удовольствием это выяснит. Не спеша. В конце концов у него полно времени.

– Наверное, она богатая, – вздохнула Дарси.

– Почему ты так думаешь?

– По одежде видно. Все очень неброско и безукоризненно. А ее сережки-кольца из настоящего золота, и туфли итальянские, не сойти мне с этого места.

Эйдан не заметил ни туфель, ни сережек, у него осталось общее впечатление сдержанной женственности и изящества. И, будучи настоящим мужчиной, он представил, как развязывает ленту, стягивающую ее волосы, как они свободно рассыпаются по ее плечам…

Но его сестра дулась, поэтому он повернулся к ней и щелкнул по носу.

– Дарси, милая, может, она и богатая, но так одинока и застенчива, как тебе вовек не представить. Деньги не купят ей друга.

Дарси тряхнула волосами.

– Я как-нибудь прогуляюсь к коттеджу и навещу ее.

– У тебя доброе сердце.

Ухмыльнувшись, Дарси подхватила поднос.

– Когда она уходила, ты пялился на ее попку.

Эйдан тоже ухмыльнулся.

– И со зрением у тебя все в порядке.

Когда последний посетитель отправился домой, стаканы были вымыты, пол протерт и двери заперты, Эйдан обнаружил, что вовсе не хочет спать. И читать не хочет. И выпить у камина стаканчик виски тоже не хочет.

Он любил провести часок перед сном в своей квартирке над пабом. Он не возражал против одиночества, а иногда даже дорожил им. Но так же сильно любил он долгие прогулки под усыпанным звездами ночным небом и плывущей над бухтой луной.

И сегодня вечером он отправился на скалы, поскольку не мог избавиться от мыслей о Красавице Гвен. Шон не солгал. Эйдан действительно видел ее и не раз. Она стояла на высоком утесе над морем. Ветер развевал ее светлые волосы, раздувал накидку, белую, как луна в небе.

Эйдан был совсем ребенком, когда впервые увидел Красавицу Гвен, и сначала очень испугался, но ее рыдания и отчаяние на лице тронули его до глубины души.

Красавица Гвен никогда не заговаривала с ним, но смотрела на него, видела его. Он готов был в этом поклясться на любом количестве Библий.

Сегодня он не искал привидений, не искал дух женщины, которая потеряла то, что любила больше всего на свете, до того, как поняла это.

Он просто хотел пройтись прохладной ночью, напоенной запахами моря, по земле, на которую вернулся, потому что нигде больше не чувствовал себя дома.

Тропинка, знакомая не хуже, чем путь от собственной кровати до ванны, круто карабкалась вверх. Внизу волны бились о берег, ведя бесконечную вой ну с валунами. Свет полумесяца рассыпался тонкой дорожкой по черной, никогда не успокаивающейся воде. Здесь Эйдан мог свободно дышать и думать обо всем, на что редко находилось время в дневных заботах.

Паб теперь принадлежал ему. Эйдан никогда не предполагал, как может быть тяжела эта ноша, но теперь в полной мере чувствовал ее на своих плечах. Решение родителей остаться в Бостоне после того, как они помогли дяде открыть собственный паб и пережить первые полгода, его не удивило.

Отец очень скучал по брату, а мать всегда обожала переезды и новое окружение. Они вернутся, но не навсегда, просто повидать друзей, детей. А «Паб Галлахеров» снова перешел от отца к сыну.

И, поскольку это его наследство, ему и продолжать семейное дело.

Дарси не будет вечно обслуживать столики и готовить сэндвичи, это ясно. Она откладывает деньги, как белка – орешки. Когда наберется достаточно, только ее и видели.

Шон вполне счастлив на кухне, витает в облаках, пока все девчонки в округе грезят о нем. Настанет день, когда Шон найдет свою мечту и свою женщину и пойдет своей дорогой.

Если он сам хочет сохранить семейный бизнес, а он хочет, то и он должен найти правильную женщину и подумать о сыне – или дочери, если уж на то пошло. Он вполне может немного отступить от традиции и передать свое дело девочке.

Но, слава богу, еще есть время. В конце концов ему всего тридцать один год, и он не собирается жениться только из чувства ответственности. Для брачных уз необходимы любовь и страсть, и слияние душ.

В своих путешествиях он многое понял, а главное, он понял, с чем может смириться мужчина, а с чем – никогда. Можно смириться с жестким матрасом и даже испытывать благодарность, если не хочешь спать на полу. Однако невозможно смириться с женщиной, рядом с которой скулы сводит от скуки, которая не горячит твою кровь, как бы ни было красиво ее лицо.

Эйдан обернулся и устремил взгляд на холм, где белел под звездным небом маленький коттедж. Из трубы вился тонкий дымок, в одном окне горел свет.

Джуд Фрэнсис Мюррей, подумал он и словно наяву увидел ее лицо. Что ты делаешь в своем маленьком домике на Эльфийском холме? Может, читаешь хорошую, серьезную книгу или вдали от чужих глаз наслаждаешься веселой, легкомысленной историей? Тебя тревожит, что думают о тебе окружающие, что они видят, когда смотрят на тебя. Это он понял за тот час, что она просидела за его стойкой.

Однако Джуд не только тревожится, она впитывает все, что происходит вокруг, все, что она видит и слышит. Вряд ли она сама это понимает, но это светится в ее глазах.

Он обязательно разберется в своих впечатлениях, постарается понять, какая она настоящая.

Ее огромные глаза морской богини и непослушные волосы уже разбередили его кровь. Ему понравился ее голос, четкость ее речи, так интригующе вступающая в противоречие с ее застенчивостью.

Интересно, а как поступит красотка Джуд, если он сейчас постучит в ее дверь?

Нет, не стоит пугать ее до смерти только потому, что ему тревожно и почему-то тянет к ней.

– Спокойных снов тебе, – прошептал он, сунув руки в карманы куртки и ежась под пронизывающим ветром. – Как-нибудь ночью я пойду не на скалы, а к твоей двери, и посмотрим, что получится.

Его слова как будто были услышаны. Мелькнула тень, дрогнула занавеска, и Джуд замерла на фоне освещенного окна. С такого расстояния он мог разглядеть лишь ее силуэт. Может, и она видит его тень на далеких скалах.

Занавеска задернулась, и через пару секунд свет в окне погас.

4

Надежность начинается с ответственности, и обе уходят корнями в дисциплину. Этой короткой нотацией Джуд приветствовала следующее утро, затем приготовила незатейливый завтрак и с кружкой чая устроилась в кабинете за столиком у окна.

Никаких прогулок по холмам, хотя день изумительный. Никаких грез среди цветов, сколько бы ни манили они своей красотой. И, разумеется, никаких поездок в деревню и блужданий – даже всего лишь час или два – по манящему золотистым песком берегу.

Возможно, ее намерение исследовать ирландские легенды, устно передаваемые из поколения в поколения, многим показалось бы в лучшем случае причудой, но при правильном, разумном подходе этот проект, безусловно, имеет право на жизнь. В конце концов талант устного пересказа легенд и историй так же, как и письменное слово, – один из крае угольных камней, заложенных в фундамент культуры.

Джуд никак не могла признаться себе, что ее самым тайным, самым сокровенным желанием было письменное творчество. Ей безумно хотелось открыть тот надежно запертый уголок своей души и выплеснуть на бумагу или экран компьютера – что, в общем-то, одно и то же – слова и образы. Однако каждый раз, как крепкий замок начинал дребезжать, Джуд напоминала себе, что желание ее романтично, даже глупо, и объясняется оно очень просто – это зудит ее тщательно обуздываемое честолюбие. Обычные люди со средненькими способностями должны довольствоваться тем, что диктует им здравый смысл.

Исследование с его анализами, детализациями и обобщениями – разумное и практичное занятие. Ее этому учили, от нее этого ждали, и прежде это вызывало в ней глухое недовольство, но сейчас все изменилось. Сама выбранная тема – исследование психологических причин зарождения и сохранения мифов на примере страны своих предков – для нее все равно, что бунт на корабле. И где, как не здесь, воплотить в жизнь свой замысел?!

Ирландия кишит мифами и легендами.

Призраки и привидения-плакальщицы, так называемые банши, злые духи и феи – лишь малая часть существ, порожденных неуемным кельтским воображением. Согласно легенде, коттедж Старой Мод стоит на волшебном холме, под которым скрывается сверкающий дворец эльфов. Кажется, в той же легенде говорится, что феи и эльфы могут заманить или просто утащить смертного в свой мир под холмом и удерживать там столетиями.

Завораживающая история.

Поразительно, что вроде бы нормальные, разумные люди на пороге двадцать первого века делают подобные заявления, свято веря в свои слова и утверждая тем самым торжество мифологии над здравым смыслом.

Джуд на себе испытала власть мифа, когда поверила в него, проведя в старом доме всего пару одиноких ночей. Отдельная благодарность колокольчикам над ее порогом – волшебной музыке ветра, навевающей грезы.

И еще та фигура на скалах. Мужской силуэт на фоне неба и моря, притянувший ее взгляд и вызвавший гулкое сердцебиение. Может, этот мужчина – простой смертный или принц эльфов, вплетающий магию в реальную жизнь, – ждал возлюбленную или скорбел о ней…

Очень романтично и заманчиво.

Разумеется, кто бы ни бродил после полуночи по продуваемым всеми ветрами скалам, он просто ненормальный. Эта трезвая мысль осенила Джуд утром, а всю ночь она ворочалась, вздыхала и дрожала, растревоженная романтичным образом.

Пожалуй, помешательство – за неимением лучшего определения – часть очарования этого народа и его мифов, поэтому придется к нему привыкнуть. Исследовать его, погрузиться в него.

Воодушевившись, Джуд отложила аудиозаписи и письма и приступила к работе.

Джуд улыбнулась. Начало получилось уж очень лиричным для серьезного труда и очень ирландским. На первом курсе колледжа ее работы регулярно критиковали за нечто подобное, мол, она то и дело перескакивает с одной мысли на другую, отклоняется от темы, не придерживается намеченного плана. Прекрасно зная, как важны родителям ее оценки, она научилась сдерживать свои цветистые фантазии.

Однако сейчас некому ее оценивать, и это всего лишь набросок. Отредактировать его можно позже. А пока она будет записывать свои мысли, создавая основу для будущего исследования.

Бабушкиных рассказов вполне хватит для краткого обзора наиболее распространенных мифических существ. Главное – найти самые интересные мифы, дать исчерпывающую характеристику каждому персонажу, а затем объяснить его место в психологии народа, его создавшего.

Все утро Джуд корпела над основными терминами и ссылками, соотносившими ирландские персонажи с их аналогами в других культурах. Она настолько погрузилась в волшебный мир мифов, что не сразу услышала стук в парадную дверь, а услышав, с трудом оторвалась от описания Pishogue – колдуньи, которую в старину можно было встретить почти в каждой ирландской деревне. Засунув очки за ворот джемпера, Джуд поспешила вниз. Бренна О’Тул, уже возвращавшаяся к своему грузовичку, обернулась на звук открывшейся двери.

– Простите, что побеспокоила вас.

– Нет, нет! – воскликнула Джуд, удивляясь, почему так стесняется милой девушки в грязных рабочих сапогах. – Я была в маленькой комнате наверху. Я очень рада, что вы заехали, ведь я даже не поблагодарила вас как следует.

– Ой, ерунда! Вы спали на ходу. – Бренна вернулась к крыльцу. – Как вы устроились? У вас есть все, что нужно?

– Да, спасибо. – Джуд заметила на выцветшей кепке Бренны приколотую над самым козырьком маленькую крылатую фигурку. Фея! Поразительно, что такая практичная девушка носит амулет в виде феи. – Вы не хотели бы зайти, выпить чаю?

– Я бы с удовольствием, но у меня работа. – Однако Бренна явно не спешила покинуть палисадник. – Я только хотела узнать, как вы справляетесь, не нужна ли вам помощь. Я проезжаю мимо раза два в день.

– Пожалуй, у меня все есть. Хотя, не знаете ли вы, с кем мне связаться, чтобы поставить телефонную розетку во второй спальне? Я отвела ее под кабинет и хочу подключить модем.

– Модем? У вас есть компьютер? – В глазах Бренны загорелся неподдельный интерес. – У моей сестры Мэри Кейт есть компьютер, потому что она изучает программирование. Она так трясется над ним, будто он помог ей найти лекарство от глупости, и меня к нему не подпускает.

– Вы интересуетесь компьютерами?

– Мне интересно, как все работает, а она боится, что я разберу его на части, что я, конечно, и сделала бы. А как иначе узнать, как он работает? У нее и модем есть, она рассылает письма нашим родственникам в Нью-Йорке и друзьям в Голуэе. Просто чудо.

– Чудо. Но мы принимаем его как должное, пока не остаемся без него.

– Я передам вашу просьбу по назначению, и рано или поздно вас подключат, – улыбнулась Бренна. – Думаю, скорее, рано, не позднее чем через недельку. А пока я что-нибудь придумаю.

– Отлично. Большое спасибо. Да, я вчера ездила в деревню, но магазины уже были закрыты. Я надеялась найти книжный магазин, подобрать книжки по садоводству.

– Книжки по садоводству. – Бренна задумчиво поджала губы. Странно, что есть на свете люди, которые без инструкций не могут воткнуть цветок в землю. – Даже не представляю, можно ли найти такие в Ардморе, но в Дангарване или в Уотерфорд-сити точно найдутся. А если хотите что-то разузнать о цветах здесь, просто спросите мою маму. Она знает о цветах все, моя мама.

Бренна оглянулась на шум подъезжающей машины.

– А, это миссис Даффи и Бетси Клуни. Я отгоню грузовик, чтобы они смогли подъехать. Миссис Даффи наверняка привезла вам свои знаменитые пирожные. – Бренна помахала женщинам, сидящим в машине: – Ну, я поехала. Если что понадобится, дайте знать.

– Да, я… – Боже, взмолилась Джуд, не оставляй меня наедине с незнакомцами, но Бренна уже бежала вприпрыжку прочь.

Когда грузовичок вылетел через узкий проем в изгороди, Джуд чуть не вскрикнула от ужаса, хотя вероятность столкновения со встречным транспортом была ничтожно мала. Бренна тем временем почти вплотную приткнула грузовичок к машине гостей, поболтала с ними с минутку и укатила.

Пока грузовичок ковылял на ухабах, а вторая машина подъезжала к калитке, Джуд пребывала в панике.

– Доброго вам дня, мисс Мюррей!

С водительского сиденья соскочила пышногрудая женщина с широкими бедрами, плавно переходящими в короткие ножки с крохотными ступнями. На милом лице, обрамленном светло-каштановыми, щедро политыми лаком кудряшками, сверкали блестящие, как у птички, глаза.

Джуд выдавила улыбку и обреченно, будто на эшафот, потащилась к садовой калитке. Пока она судорожно подбирала подходящее приветствие, женщина распахнула заднюю дверцу, без умолку болтая и с Джуд, и со своей спутницей, уже вышедшей из машины, и, похоже, со всем миром.

– Я Кейти Даффи, а это Бетси Клуни, моя племянница, дочка моей сестры. Пэтти Мэри, моя сестра, сегодня занята в продуктовой лавке, не то и она при ехала бы с нами засвидетельствовать вам свое почтение. Я утром так и сказала Бетси, попроси соседку понянчить младшенького, пока двое старших в школе, и мы заскочим в коттедж на Эльфийском холме, познакомимся с американской родственницей Старой Мод.

Женщина ни на секунду не умолкала, даже втиснув верхнюю часть туловища в заднюю дверцу, нетерпеливо перебирая короткими ножками и виляя бедрами, обтянутыми платьем в ярко-красных маках. У Джуд уже рябило в глазах и кружилась голова, когда Кейти Даффи – о, счастье! – выбралась наружу, держа в руках накрытое фольгой блюдо, и обратила к Джуд раскрасневшееся, улыбающееся лицо.

– А вы похожи на вашу бабушку, какой я ее помню с юности. Надеюсь, она здорова.

– Да, спасибо. Как мило, что вы заехали. – Джуд открыла калитку. – Пожалуйста, заходите.

– Мы не спешили, чтобы не мешать вам. – Бетси обошла автомобиль, и Джуд вспомнила, что видела ее в пабе накануне вечером. Она сидела со своим семейством за одним из низких столов. Эта зыбкая связь, как ни странно, помогла успокоиться. – Я сказала тете Кейти, что видела вас в пабе вчера вечером. Помните, у Галлахеров? И мы подумали, что вы уже готовы принимать гостей.

– Вы были со своей семьей. У вас очень воспитанные дети.

– Ах! – Бетси закатила глаза, темно-зеленые, как бутылочное стекло. – Не стану разубеждать вас в самом начале знакомства. Наверное, у вас нет детей?

– Нет, я не замужем. Я приготовлю чай? – предложила Джуд, когда гостьи переступили порог.

– Не откажусь. – Кейти решительно вошла в маленькую прихожую, явно чувствуя себя, как дома. – Мы замечательно проведем время на кухне.

К удивлению Джуд, именно так и получилось. Она с удовольствием целый час общалась с двумя славными и смешливыми женщинами. И неважно, что Кейти Даффи оказалась сплетницей, совершенно не признающей чужого мнения, косточки ближним своим она перемывала без всякой злобы.

Правда, вскоре у Джуд голова уже шла кругом от множества имен, от запутанных родственных связей, от отношений, добрых или враждебных, от описания свадеб и поминок. Если в Ардморе и окрестностях за последние сто лет с кем-то и произошло что-то, о чем не знала Кэтрин Энн Даффи, то это не заслуживало упоминания.

– Как жаль, что вы никогда не встречались со Старой Мод, – заметила Кейти. – Она была чудесной женщиной.

– Моя бабушка ее очень любила.

Кейти кивнула.

– Они хоть и кузины, но были близки, как родные сестры. Ваша бабушка жила здесь в детстве, когда потеряла родителей. Моя мама дружила с ними обеими. Когда ваша бабушка вышла замуж и уехала в Америку, и мама, и Мод очень скучали.

– А Мод осталась здесь. – Джуд обвела взглядом кухню. – Одна.

– Иначе и быть не могло. У нее был возлюбленный, и они собирались пожениться.

– Правда? И что же случилось?

– Его звали Джон Маги. Моя мама говорила, что он был очень красив и любил море. Он ушел на вой ну, Первую мировую, и погиб во Франции.

– Очень печально, – подхватила Бетси, – но романтично. Мод так больше никого и не полюбила. Когда мы ее навещали, она часто говорила о нем, хотя его не было на свете почти три четверти века.

Кейти вздохнула.

– Для некоторых так и бывает. Только один, никого до и никого после. Но Старая Мод, она жила счастливо здесь со своими воспоминаниями и цветами.

– Счастливый дом. – Джуд произнесла это вслух и тут же смутилась, но Кейти Даффи улыбнулась и снова кивнула.

– Да, счастливый. И те из нас, кто знал Мод, счастливы, что теперь здесь живет родной ей человек. Вы погуляйте по деревне, познакомьтесь с людьми, некоторые из них ваши родственники.

– Родственники?

– Вы из Фицджералдов, а их полно и здесь, и в Олд Пэриш. Моя подруга Дейдре – она теперь живет в Бостоне – до того, как вышла замуж за Патрика Галлахера, была Фицджералд. Это в их паб вы заглянули вчера вечером.

– Ах да. – Джуд вспомнила лицо Эйдана, ленивую улыбку, гипнотизирующие голубые глаза. – Мы в каком-то родстве.

– Насколько мне помнится, ваша бабушка приходится кузиной Саре, а Сара то ли двоюродная бабушка Дейдре, то ли ее прабабка, и тогда Агнес и Сара не двоюродные сестры, а троюродные. Впрочем, какая разница. Лучше поговорим о старшем сынке Дейдре… – Кейти задумчиво надкусила одно из своих пирожных. – Бетси, а ведь ты одно время не сводила с него глаз, не так ли?

В глазах Бетси замелькали веселые искорки.

– Может, я и взглянула разок-другой, только мне тогда было всего шестнадцать. Может, и он не отворачивался. А потом он отправился путешествовать, и у меня появился мой Том. Когда Эйдан Галлахер вернулся… ну, может, я и тогда на него поглядывала, но лишь для того, чтобы воздать хвалу Господу за его творение.

– Парнишкой он был довольно буйным, и что-то в его глазах… Похоже, не совсем-то он притих. – Кейти вздохнула. – Я всегда питала слабость к сорвиголовам. Джуд, а не остался ли у вас возлюбленный в Штатах?

– Нет. – На мгновение ей вспомнился Уильям. Интересно, думала ли она когда-либо о своем муже как о возлюбленном? – Никого особенного.

– А если не особенный, нечего и вспоминать.

Нечего вспоминать, думала Джуд позже, проводив гостей и задержавшись на крыльце. Нельзя сказать, что Уильям был для нее такой великой любовью, как Джон Маги – для Мод. Не были они ничем особенным друг для друга – она и Уильям.

А должны были. И какое-то время не было в ее жизни ничего важнее Уильяма. Она любила его или верила, что любила. Черт побери, она хотела его любить, она отдала ему все лучшее, что было в ней.

Только этого оказалось мало. И очень унизительно, что он так легко, так бездумно разорвал еще неокрепшие узы и выбросил ее из своей жизни.

Правда, если бы Уильям умер – от болезни ли, несчастного случая или даже героем, – она не стала бы скорбеть о нем семьдесят лет, просто погоревала бы немного и считалась бы вдовой, а не брошенной женой. И как ни ужасно признавать, она предпочла бы вдовство.

Что мучает ее больше – потеря Уильяма или уязвленное самолюбие? В любом случае, она не допустит, чтобы с ней опять случилось что-либо подобное.

В следующий раз она сосредоточится на себе и на том, что важно лично для нее, на своей независимости и самостоятельности. Она не будет ни к кому приспосабливаться и останется самой собой.

Она вовсе ничего не имеет против брака. У ее родителей очень прочный брак, они преданы друг другу. Может, им не хватает киношной страсти, о которой обычно грезят в юности, но их отношения – прекрасный пример успешного партнерства.

Вероятно, нечто подобное – спокойствие и достоинство – ей представлялось с Уильямом, но не получилось. И виновата она сама.

В ней же нет ничего выдающегося. И, к стыду своему, она просто стала его привычкой, частью заведенного порядка.

В среду в семь часов вечера ужин в одном из трех любимых ресторанов. В субботу театр или кино, поздний ужин и деликатный секс. При обоюдном согласии за сексом следует здоровый восьмичасовой сон, поздний завтрак и обсуждение новостей в воскресной газете.

После свадьбы ничего не изменилось, и покончить с рутиной на самом деле оказалось довольно легко.

Но, боже, боже, как она жалела, что не сама положила всему этому конец. Не совершила что-нибудь безрассудное, не сбежала с любовником в порыве страсти в дешевый мотель, не подрабатывала по ночам стриптизершей, не укатила с бандой байкеров.

Джуд попыталась представить себя в кожаной косухе на заднем сиденье мотоцикла, обнимающей здоровенного татуированного байкера по кличке Зеро, и рассмеялась.

– Должен признать, потрясающее зрелище для мужчины в апрельский день. – Держа руки в карманах, Эйдан непринужденно стоял в просвете живой изгороди и улыбался. – Смеющаяся женщина с цветами у ног. Если вспомнить, где мы с вами находимся, можно принять вас за фею, которая накладывает на цветы заклинание пышного цветения.

Эйдан подошел к калитке и остановился, видимо, ожидая приглашения, а Джуд могла думать лишь о том, что никогда не видела ничего более романтичного, чем Эйдан Галлахер с растрепанными ветром волосами и голубыми мятежными глазами на фоне далеких скал.

– Но вы же не фея, не так ли, Джуд Фрэнсис?

– Нет, разумеется, нет. – Она машинально подняла руку проверить прическу. – Я… я только что проводила Кейти Даффи и Бетси Клуни.

– Я встретил их машину, когда шел сюда. Они сказали, что чудесно провели с вами часок за чаем и пирожными.

– Вы пришли пешком? Из деревни?

– Это не так уж далеко, если любишь ходить пешком, а я люблю.

Джуд снова показалась Эйдану немного растерянной. Как будто она не знала, что с ним делать. Пожалуй, это их уравнивает, только хорошо бы придумать что-то такое, чтобы она улыбнулась, чтобы изогнулись ее губы и на щеках появились застенчивые ямочки.

– Вы меня пригласите или мне идти своей дорогой?

– О, простите. – Джуд поспешила к калитке и протянула руку одновременно с Эйданом. Его ладонь, теплая и крепкая, легла на ее пальцы. Щеколду они подняли вместе.

– О чем вы думали? Почему смеялись?

– Ну… – Поскольку он не выпускал ее руку, Джуд попятилась. – Так, глупости. Идемте. Миссис Даффи привезла пирожные, и чай еще не остыл.

Эйдан никогда не видел, чтобы женщину так пугал разговор с ним, но его это не огорчило. Проверяя свои впечатления, он шагнул вперед, и Джуд снова попятилась.

– Могу представить, что вам уже не хочется ни того, ни другого. Правду сказать, меня иногда так и тянет проветриться, и я отправляюсь на прогулки, которые люди называют блужданиями Эйдана. Если вы не спешите, мы могли бы просто посидеть на вашем крыльце. – Он остановил ее отступление, положив свободную руку на ее бедро. – Вы чуть не наступили на ваши цветы. Было бы очень жаль, если бы вы их растоптали.

– Ой! – Джуд осторожно отодвинулась в сторону. – Я такая неуклюжая.

– Я бы так не сказал. Немножко нервничаете, только и всего. – Вспыхнувший на ее щеках румянец доставил ему странное удовольствие, но захотелось успокоить ее, заставить забыть о неловкости. Он аккуратно развернул Джуд, явно изумив ее, и повел к крыльцу. – Я подумал, не хотите ли вы послушать мои истории. Для вашего исследования.

– Да, да, конечно, очень хочу. – Она облегченно вздохнула и присела на крыльцо. – Я сегодня утром как раз начала работу, попыталась почувствовать ее, набросать план, сформулировать основные принципы.

Джуд обхватила руками колени, сцепила пальцы, подняла голову и увидела, что Эйдан за ней наблюдает.

– Что-то не так?

– Нет, все в порядке. Я слушаю. Мне нравится вас слушать. У вас такой чистый и такой американский голос.

– Хм. – Джуд кашлянула и уставилась на цветы, будто ее приставили сторожить их, чтобы не сбежали. – Так на чем я… да, на принципах. Я хочу рассмотреть различные аспекты. Элементы фантазии, безусловно, но также социальные, культурные и сексуальные аспекты традиционных мифов. Их использование в качестве развлечения, притчи, предостережения.

– Предостережения?

– Да. Матери рассказывают о болотных эльфах, чтобы удержать детей подальше от опасных мест, или о злых духах, чтобы дети лучше себя вели. Мифов с гротескными персонажами сохранилось даже больше, чем с добрыми и великодушными.

– А вам какие больше нравятся?

– Ну, я даже не знаю. В зависимости от настроения.

– А у вас много?

– Много чего?

– Настроений. Я лично думаю, что много. У вас переменчивые глаза.

«Вот так-то! Наконец она на меня взглянула», – подумал Эйдан, но его радость была недолгой – Джуд быстро отвела взгляд. И, разумеется, он не мог знать, что, когда она смотрит на него, у нее внутри все трепещет от вожделения.

– Нет, обычно я не очень подвержена смене настроений. В вашей мифологии эльфы похищают младенцев из колыбелей и подменяют другими, великаны-людоеды пожирают детей. В прошлом веке мы заменили неприятные эпизоды и концовки счастьем на всю жизнь, хотя в ранних формах мифы изобиловали кровью, страданием и смертью. Психологически этот процесс зеркально отображает культурные изменения и взгляд родителей на то, что должны слышать их дети и во что они должны верить.

– А во что верите вы?

– В то, что выдумка, она выдумка и есть, но счастливый конец по крайней мере вряд ли станет источником детских кошмаров.

– Ваша мама рассказывала вам сказки о младенцах, подкинутых эльфами взамен похищенных?

– Мама – нет. – Джуд рассмеялась, представив свою маму за подобным занятием. – А бабушка рассказывала. И очень интересно. Я полагаю, вы тоже умеете рассказывать очень занимательно.

– Одну легенду я расскажу сейчас, если вы прогуляетесь со мной до деревни.

– Пешком? – Джуд покачала головой. – Это же несколько миль.

– Не больше двух. – Ему вдруг безумно захотелось пройтись с ней. – Сожжете калории от пирожных миссис Даффи, и я с чистой совестью накормлю вас ужином. Сегодня в нашем меню «рагу нищего», оно сытное и вкусное. А вечером я прослежу, чтобы кто-нибудь подвез вас домой.

Джуд покосилась на Эйдана и снова отвела взгляд. Так хотелось принять это неожиданное предложение, просто встать и пойти с ним без всяких планов, без всяких условий. И именно поэтому делать это не стоило.

– Очень соблазнительно, но мне нужно еще поработать.

– Тогда приходите завтра. – Эйдан опять взял ее за руку, потянул, поставил на ноги и поднялся сам. – В субботние вечера в пабе Галлахеров живая музыка.

– И вчера у вас была музыка.

– По субботам больше. И несколько более… думаю, вы бы сказали, организованная. Музыканты из Уотерфорд-сити, играют в народном стиле. Вам точно понравится, и нельзя же исследовать ирландские легенды, не услышав народную музыку, верно? Обязательно приходите завтра в паб, а я приду к вам в воскресенье.

– Вы придете ко мне?

Он снова улыбнулся так, будто знал, что сопротивляться его обаянию невозможно.

– Рассказать вам историю. Для вашей работы. В воскресенье днем вас устроит?

– О, да. Замечательно. Отлично.

– Тогда до свидания, Джуд Фрэнсис. – Эйдан неторопливо дошел до калитки, обернулся. Его глаза потемнели, во взгляде сквозило напряжение. – Обязательно приходите в субботу. Мне нравится смотреть на вас.

Она не шевельнулась. Ни когда он отвернулся, чтобы открыть калитку, ни когда покинул сад и пружинисто зашагал по дороге к деревне. Ни даже тогда, когда уже был далеко-далеко.

Ему нравится смотреть на нее. И что это значит? Что он имел в виду? Просто флиртовал от нечего делать? Вроде бы нет. Ничего такого она в его взгляде не заметила.

Джуд заметалась между калиткой и домом. Ну, откуда ей знать, что Эйдан имел в виду, если она видела его второй раз в жизни?

Нет, наверное, все-таки это был флирт, естественное поведение мужчины, привыкшего заигрывать с женщинами. А если вдуматься, просто дружеское приглашение.

– Приходите в паб в субботу, – прошептала она. – Это все, что он имел в виду. И, черт меня побери, почему я опять все анализирую?

Злясь на себя, Джуд вернулась в дом, решительно заперла дверь. Любая нормальная женщина просто улыбнулась бы в ответ на приглашение. Пококетничала бы чуть-чуть. Безобидная, естественная реакция. Если только ты не закомплексованная неврастеничка.

– А ты, Джуд Ф. Мюррей, именно такая. Закомплексованная неврастеничка. Ты не в состоянии открыть свой идиотский рот и сказать что-нибудь вроде: «Зайду, если получится. Мне тоже нравится смотреть на вас». Но нет, ты таращишься на него, как будто ждешь пулю в лоб.

Джуд сцепила руки, закрыла глаза. Докатилась! Она теперь не просто разговаривает сама с собой. Она бранит себя, как будто в ней живут два разных человека.

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Джуд немного успокоилась и решила побаловать себя еще одним чудесным глазированным пирожным. Она отправилась на кухню, стараясь не обращать внимания на тонкий внутренний голосок, объясняющий ее желание с точки зрения психологии. Да, она собирается «заесть» свой промах. Ну и что? Когда едва знакомый, потрясающий мужчина взрывает ее гормоны, она имеет право побаловать себя сладким.

Джуд схватила пирожное, залитое бледно-розовой глазурью, и резко развернулась на громкий стук. Увидев за стеклянной дверью волосатую морду и длинные зубы, она завизжала, дернулась, пирожное взмыло к потолку, отскочило и плюхнулось – разумеется, глазурью вниз – к ее ногам. В те доли секунды, что пирожное летало по комнате, Джуд успела осознать, что у ее двери стоит не чудовище, а собака.

– Боже! Боже милостивый, что творится в этой стране? Каждые две минуты кто-то стучится в дверь. – Джуд запустила пальцы в волосы, освободила кудри и замерла, глядя на собаку. Та тоже не сводила с нее больших карих глаз, в которых вроде бы не было враждебности. Скорее, там была надежда. Да, собака скалила зубы, но из раскрытой пасти свисал язык, так что это было естественно. Огромные лапы уже запачкали стекло грязью, но, когда собака дружелюбно тявкнула, Джуд сдалась и подошла к двери.

Собака куда-то исчезла, однако, открыв дверь, Джуд снова ее увидела. Новая гостья вежливо сидела на заднем крыльце, колотила по доскам хвостом и преданно смотрела на нее.

– Ты – собака О’Тулов, верно?

Собака, похоже, приняла вопрос за приглашение, проскользнула внутрь и затопала по кухне, оставляя грязные следы. По дороге она слизнула пирожное, подошла к камину и опустилась на задние лапы.

– Вообще-то я не собиралась сегодня разводить огонь. – Джуд осторожно протянула руку.

Собака принюхалась, ткнулась носом, подставила под ладонь морду.

– А ты умница. – Рассмеявшись, Джуд любезно почесала гостью за ушами. У нее никогда не было собаки, и весь ее опыт сводился к двум сварливым кошкам – любимицам матери, с которыми обращались, как с королевскими особами.

Наверное, эта собака часто приходила сюда и лежала на кухне у камина, скрашивая одиночество старой женщины. Интересно, тоскуют ли собаки по умершему другу? И тут Джуд вспомнила, что еще не сдержала данное бабушке обещание отнести цветы на могилу Мод.

Накануне Джуд наводила справки и знала, что Мод похоронена к востоку от деревни, над морем. Идти туда надо было по тропинке, ведущей к гостинице, затем повернуть к разрушенной часовне и источнику святого Деклана. Не близкий, но живописный путь.

Поддавшись порыву, Джуд выдернула из бутылки на кухонном столе цветы, наклонилась к собаке.

– Хочешь навестить Старую Мод?

Собака снова тявкнула, вскочила на ноги и последовала за Джуд к задней двери. Джуд с удивлением подумала о том, кто же кого ведет.

Сначала дорога вилась между полями с живыми изгородями, затем тропинкой карабкалась на скалы. Джуд брела рядом с рыжей собакой, сжимала в руке цветы и представляла себя ирландской деревенской женщиной, собравшейся навестить могилу дальней родственницы. Да, это вполне могло войти у нее в привычку, ну, если бы она всегда жила здесь и у нее была бы собака.

Джуд с удовольствием вдыхала свежий воздух, наслаждалась легким ветерком, следила за собакой, все время отбегающей, чтобы принюхаться бог знает к чему, замечала на цветущих кустах восхитительные признаки весны, смотрела на проносящихся мимо птиц и слушала их трели.

Внизу под утесами грохотало море. Когда Джуд приблизилась к разрушенной часовне, из-за облаков показалось солнце, и солнечный свет заплескался на траве и камнях. От трех каменных крестов к источнику вытянулись длинные тени.

Здесь, как упоминалось в путеводителе, совершали омовение паломники. И, наверное, многие из них тайно выливали немного воды на землю в дар богам, надеясь, что их мольбы будут услышаны.

Почему бы и нет? Она сама поступала бы так же.

Мирное место. Трогательное. Может, здесь и начинаешь понимать жизнь и смерть и связь между ними.

Несмотря на ветер, было тепло, как летом. В воздухе витал сладкий аромат цветов, пробившихся сквозь высокую траву и укрывших последнее пристанище мертвых. Слышалось монотонное жужжание пчел и птичьи трели, пронзительно чистые и искусные. Небольшие, грубо вытесанные камни отмечали древние могилы, разбросанные по неровной площадке, и среди них – один новый. Старая Мод сама выбрала это уединенное место на утесе, нависающем над опрятной, почти игрушечной деревушкой, морской синевой и зеленью холмов, уходящих к далеким горам.

Среди камней примостился пластмассовый горшок с темно-красными цветами. Тоже очень трогательно.

Люди часто забывают о могилах умерших, но не здесь. Здесь люди помнят и чтят память о мертвых.

«Мод Эллис Фицджералд», – гласила простая надпись на камне. И ниже: «Провидица». И еще ниже даты начала и конца ее долгой-долгой жизни.

Странная эпитафия, подумала Джуд, опускаясь на колени у невысокого могильного холмика, на котором лежал крохотный пучок первых, чуть привядших фиалок. Джуд положила свой букет рядом с ними.

– Я Джуд, внучка вашей кузины Агнес. Из Америки. Я пока поживу в вашем доме. Недолго. Он очень милый. Мне жаль, что мы не знакомы, но бабушка часто рассказывала, как жила с вами в этом домике, как вы радовались за нее, когда она вышла замуж и уехала в Америку. А вы остались здесь, дома.

– Она была чудесной женщиной.

Сердце чуть не выскочило из груди Джуд. Она вскинула голову и увидела красивое лицо, юное и чистое, синие-синие глаза, длинные черные волосы, падающие на плечи, дружелюбно приподнявшиеся уголки губ. Юноша приблизился и остановился по другую сторону могилы.

– Я не слышала вас. Я не знала, что вы здесь.

– В святом месте шаги неслышны. Я не хотел напугать вас.

– Нет, нет. – Разве что до полусмерти, мысленно добавила она. – Я вздрогнула от неожиданности. – Джуд откинула с лица растрепавшиеся от ветра волосы. – Вы знали Мод?

– Разумеется, я знал Старую Мод, чудесную женщину, как я уже сказал. Она жила честно и благородно. Хорошо, что вы принесли ей цветы, она их любила.

– Это ее цветы, из ее сада.

– Да. – Юноша улыбнулся еще шире. – Тем лучше. – Он положил ладонь на голову собаки, спокойно усевшейся рядом с ним. Сверкнуло кольцо, темно-синий драгоценный камень в массивной серебряной оправе. – Долго же вы шли к своим истокам.

Джуд хмуро посмотрела на него и замигала, поскольку смотреть пришлось против солнца, которое сейчас светило гораздо ярче.

– О, вы имеете в виду Ирландию. Возможно, вы правы.

– Здесь можно заглянуть в свое сердце и увидеть самое важное. – Цвет его глаз изменился, они стали яркими, как кобальт, бездонными, гипнотизирующими. – А затем уже выбирать. Выбирайте тщательно, Джуд Фрэнсис, ибо не только на вас повлияет ваш выбор.

Ароматы цветов, травы, земли клубились, опьяняя, вызывая головокружение. Солнце слепило и жгло глаза. Неожиданно поднявшийся сильный ветер принес – она готова была поклясться – чистейшие звуки флейт.

– Я вас не понимаю. – Одурманенная, Джуд закрыла глаза.

– Поймете.

– Я видела вас. В пелене дождя. – Как сильно кружится голова, господи, как же сильно кружится голова. – На холме у круглой башни.

– Да, видели. Мы ждали вас.

– Ждали? Кто? – Ветер стих так же внезапно, как поднялся, и музыка растаяла в тишине. Джуд затрясла головой. – Простите, что вы сказали?

Но когда она открыла глаза, никого не было рядом с ней, кроме большой рыжей собаки и безмолвных могил.

5

Эйдан не сказал бы, что не любит бумажную работу, – он ее просто ненавидел до глубины души.

Однако трижды в неделю, что бы ни случилось, он больше часа просиживал за письменным столом в своей квартирке над баром, мучительно заполняя чеки и платежные ведомости, подсчитывая расходы и доходы.

И неизменно испытывал глубочайшее облегчение, когда доходы превосходили расходы. Деньги мало волновали его до тех пор, пока семейное дело не перешло в его руки, и он часто задавался вопросом: не стало ли это одной из причин, почему родители передали паб ему? В своих скитаниях он жил одним днем, сводил концы с концами, и это его вполне устраивало. Он не копил деньги и не чувствовал в том нужды.

Ответственность точно не была его вторым именем.

Он рос в достатке и в детстве и в ранней юности вносил свой вклад в общее дело. Однако мыть полы, подавать пиво и петь песни – это одно, а вот решать, сколько заказывать пива или сколько битой посуды – отдельное спасибо сестрице Дарси – выдержит бизнес, вносить цифры в бухгалтерские книги и разбираться налогами – совсем другое. Все это доводило его до головной боли и причиняло не меньшие страдания, чем удаление зуба, но он научился. А научившись, понял, что из-за всех этих мучений паб стал значить для него гораздо больше. Да, его родители умные люди. И хорошо знали своего сына.

Он часами висел на телефоне, пытаясь выбить из поставщиков цены пониже, и это перестало его раздражать, поскольку у него обнаружились способности к переговорам и выгодным сделкам.

Ему нравилось, что музыканты из Дублина и Уотерфорда и даже из графств Голуэй и Клэр не только любят, но и почитают за честь выступить у Галлахеров. Он гордился тем, что за последние годы прославил паб, в том числе и исполняемой в нем музыкой.

Похоже, приближающееся лето, когда в Ардмор хлынут туристы, станет лучшим сезоном в истории семейного бизнеса, только от этого рутинная борьба с цифрами легче не станет.

Эйдан уже подумывал о приобретении компьютера, но тогда придется как-то справляться с чертовым чудом техники. Он не постыдился бы признать, что одна мысль о компьютере пугает его до смерти. А когда он предложил овладеть компьютером Дарси, она только рассмеялась и смеялась до тех пор, пока слезы не полились по ее румяным щекам.

Подступаться с этим предложением к Шону, который не подумал бы поменять лампочку, даже если бы пришлось читать в темноте, вовсе не имеет смысла. А о том, чтобы передоверить документацию постороннему человеку – учитывая, что с открытия паба Галлахеры со всеми делами справлялись самостоятельно, – даже речи не шло. Значит, ему либо и впредь придется пользоваться карандашом и калькулятором, либо собраться с духом и познакомиться с новейшими технологиями.

Наверное, Джуд прекрасно справляется с компьютером. Она могла бы научить его кой-чему, и он получил бы от этого огромное удовольствие. Эйдан расплылся в улыбке, и его мысли потекли в другом направлении.

Он хотел прикоснуться к ней. Он хотел почувствовать вкус ее кожи, ее изумительных пухлых губ. Давно уже ни одна женщина не волновала его кровь, и он наслаждался предвкушением.

Джуд напоминала ему только что родившегося жеребенка, еще не уверенно стоящего на ножках, отшатывающегося при приближении человека и в то же время надеющегося на ласку. Соблазнительное сочетание неуверенности с умом и хорошим образованием.

Дай бог, она примет его приглашение и придет в бар сегодня вечером.

Дай бог, она наденет один из своих элегантных нарядов, соберет волосы в тугой конский хвост, и он будет с удовольствием представлять, как распустит и разлохматит их.

Если бы Джуд имела хоть малейшее представление о мыслях Эйдана, она никогда бы не набралась смелости покинуть коттедж. Даже без этих осложнений она меняла решение не меньше полудюжины раз.

Ее пригласили, и не прийти было бы невежливо.

Если она придет, он подумает, что она надеется на его время и внимание.

Она просто приятно проведет вечер в дружеской атмосфере.

Она не из тех женщин, которые проводят вечера в пабах.

Собственная нерешительность вызвала такое сильное раздражение, что Джуд решила сходить в паб всего на часок. Из принципа.

Она выбрала брюки и жакет стального цвета, освежила их жилетом в тонкую бордовую полоску. В субботний вечер, решила она, вполне уместны длинные серебряные серьги, а раз там будет живая музыка, то не помешает и парочка серебряных браслетов.

Джуд питала тайную страсть к ювелирным украшениям.

Надевая на запястье серебряные браслеты, она вспомнила кольцо мужчины, которого встретила у могилы Мод. Сверкающий сапфир в серебре так странно смотрелся в тихой сельской глуши.

И сам мужчина был таким странным, так тихо появился и исчез, словно пригрезился ей. Но она ведь помнит его лицо и голос очень отчетливо, так же отчетливо, как внезапно усилившийся аромат цветов, порыв ветра и головокружение.

Просто из-за съеденных пирожных уровень сахара в крови повысился, затем резко упал, вот и результат. Джуд пожала плечами, наклонилась к зеркалу проверить, не размазалась ли тушь… Может, она увидит этого странного мужчину сегодня в пабе или когда в следующий раз принесет цветы на могилу Мод.

Веселый перезвон браслетов придал уверенности, и Джуд решительно спустилась по лестнице, на этот раз вовремя вспомнив о ключах. И ладони не вспотели, когда она осторожно вела автомобиль по темной дороге. Кажется, она делает успехи.

Довольная собой, предвкушая тихий приятный вечер, Джуд припарковалась за пабом Галлахеров, на ходу пригладила волосы, глубоко вдохнула, потянула на себя дверь и отпрянула, оглушенная громкой музыкой.

Волынки, скрипка, голоса и дикий рев толпы, подхватившей припев песни «Виски в кувшине». Музыка была такой быстрой, такой бесшабашной, что сливалась в единый вихрь, и этот вихрь подхватил Джуд, втянул внутрь, окутал со всех сторон.

Это был не тихий, темный паб, каким она его запомнила. Этот был забит битком. Люди сидели за низкими столами, теснились у барной стойки, сновали туда сюда с пустыми и полными стаканами и кружками.

Музыканты – как всего три человека смогли устроить такой оглушительный шум! – в рабочей одежде и сапогах и наяривали на своих инструментах как бешеные. Помещение пропахло табачным дымом, пивом и душистым мылом.

Джуд даже подумала, не ошиблась ли дверью, но заметила облако роскошных смоляных волос, стянутых ярко-красной лентой. Дарси! Девушка легко несла поднос, нагруженный пустыми стаканами, бутылками, переполненными пепельницами, и на ходу флиртовала с юношей, чье лицо от смущения было таким же красным, как ее лента, а глаза горели беспредельным восхищением.

Перехватив взгляд Джуд, Дарси подмигнула ей, похлопала обалдевшего юношу по щеке и протиснулась сквозь толпу.

– В пабе сегодня оживленно. Эйдан предупредил, что вы придете, и велел смотреть в оба.

– О… как любезно с его стороны… и с вашей. Я не ожидала, что здесь так много народа.

– Музыкантов у нас любят и приходят посмотреть и послушать.

– Они чудесные.

– Да, играют неплохо. – Дарси больше заинтересовали серьги Джуд, она тут же спросила, сколько Джуд за них заплатила. – А теперь не отставайте, и я доведу вас до бара в целости и сохранности.

Лавируя между столиками и посетителями, локтями, смехом и шутками пробивая себе дорогу, обращаясь к некоторым посетителям по имени, Дарси пробралась к дальнему концу стойки и поставила поднос.

– Добрый вечер, мистер Райли, – приветствовала она древнего старика, оккупировавшего самый крайний табурет.

– И тебе доброго вечера, юная Дарси, – пронзительным тонким голоском отозвался старик и улыбнулся Дарси одними глазами, явно подслеповатыми. – Дорогая, если ты выйдешь за меня замуж, я сделаю тебя королевой. – Он отхлебнул густой темный «Гиннес».

– Тогда поженимся в следующую субботу, ибо я достойна стать королевой. – Дарси чмокнула старика в пергаментную щеку. – Уилл Райли, освободи-ка янки место рядом с твоим дедушкой.

– С удовольствием. – Худой мужчина соскочил с табурета и ослепительно улыбнулся Джуд. – Так это вы янки. Садитесь сюда, рядом с дедушкой, и мы угостим вас пинтой пива.

– Дама предпочитает вино. – Перед Джуд возник Эйдан и протянул ей уже наполненный бокал.

– Да. Спасибо.

– Эйдан, запиши на Уилла Райли, и мы выпьем за всю нашу заокеанскую родню.

– Хорошо, Уилл. – Эйдан улыбнулся Джуд своей неотразимой медленной улыбкой. – Не уходите, договорились? – И вернулся к своей работе.

Она не ушла. Она пила за здоровье людей, о которых никогда не слышала, потому что не хотела показаться невежливой. Она беседовала с обоими Райли об их американских родственниках и об их поездках в Штаты, потому что это было совсем не трудно и потому, что понимала, как разочарует их, если признается, что никогда не бывала в Вайоминге и ни разу не видела настоящего ковбоя.

Она слушала музыку, потому что музыка была замечательная. Мелодии, знакомые и незнакомые, зажигательные и душераздирающие, беспрерывно сменяли друг друга. Джуд подпевала, когда узнавала песню, и улыбалась, когда мистер Райли выводил слова своим тонким голоском.

– Я был влюблен в вашу родственницу Мод, – сообщил мистер Райли. – Но она любила только Джонни Маги, царство ему небесное. – Старик глубоко вздохнул и щедро отхлебнул из своей кружки. – А однажды, когда я в очередной раз подошел к ее двери со шляпой в руке, она сказала, что еще до конца года я женюсь на белокурой сероглазой девушке. В июне мы и поженились, и прожили вместе пятьдесят лет до самой ее смерти. Мод, она многое видела. – Тусклые старческие глаза уставились прямо в глаза Джуд. – Феи и эльфы частенько нашептывали на ушко Мод.

– Правда? – переспросила Джуд, от души наслаждаясь разговором со стариком.

– О, да, а вы ее кровь, может, и вам они что нашепчут. Постарайтесь услышать.

– Непременно постараюсь.

Некоторое время они пили свои напитки в дружелюбном молчании, а когда Дарси обняла костлявые плечи старика и вместе с ним запела своим волшебным голосом о бесконечной любви и утрате, Джуд чуть не прослезилась.

Присмотревшись, она увидела за стойкой Бренну. Девушка разливала виски и пиво. Сегодня кепка отсутствовала, и роскошные рыжие кудри ничто не стесняло.

– Я не знала, что вы здесь работаете, – заметила Джуд с улыбкой.

– Помогаю иногда, когда нужны лишние руки. Что вы пьете, Джуд?

– Шардоне, но я не…

Она уже обращалась к спине Бренны, а через мгновение Бренна наполняла ее бокал.

– В субботы и воскресенья у Галлахеров не протолкнуться. И еще я помогаю летом. Сегодня чудесная музыка, правда?

1

Перевод Григория Кружкова.

2

Огамические надписи (огамическое письмо) – письменность древних кельтов, распространенная в Ирландии до введения латиницы.

3

Ваше здоровье (гэльский яз.).