Пролог

Наверное, все из-за дождя. Именно дождь заставил его вспомнить эту историю. Струи воды барабанили в окна, хлестали по крыше, ледяным дыханием заползали под двери.

От пронизывающей сырости кости ломило даже у камина. Возраст особенно давал себя знать осенью, долгими и промозглыми вечерами. Но холодной, темной зимой – он это точно знал – будет еще хуже.

Дети уже собрались: сгрудились на полу, залезли в кресла. Обращенные к нему лица светились ожиданием – он обещал им сказку, чтобы скрасить скуку ненастного дня.

Старик не собирался рассказывать именно эту историю, слишком жестокую для таких малышей. Но дождь свистящим шепотом подсказывал слова, рвавшиеся наружу.

Даже сказочник – а возможно, особенно сказочник – должен уметь слушать.

– Я знаю одну историю, – начал он, и дети нетерпеливо заерзали. – О храбрости и трусости, о крови и смерти и, конечно, о жизни. О любви и утрате.

– А чудовища там есть? – спросил кто-то из самых маленьких; его голубые глаза широко раскрылись от предвкушения страха и восторга.

– Как же без них, – ответил старик. – Чудовища были всегда. Как и те мужчины, которые были на их стороне, и те, кто был против них.

– И женщины! – добавила одна из девочек постарше. Старик улыбнулся.

– И женщины тоже. Храбрые и искренние, лживые и смертельно опасные. В свое время мне встречались и те, и другие. История, которую я вам расскажу, случилась много лет назад. Начиналась она в разное время и в разных местах, а конец у нее один.

Прислушиваясь к завыванию ветра, старик взял чашку с чаем, чтобы смягчить горло. В камине потрескивал огонь, отбрасывая золотистые блики на его морщинистое лицо.

– Вот как она началась… В самый разгар лета под черным небом, прорезанным голубыми вспышками молний, на высоком утесе, который нависал над бушующим морем, стоял волшебник…

1

Эйре, Киури

1128 г.

Внутри у него неистовствовала буря, черная и свирепая, ничем не уступавшая грозе, бушевавшей в небе. Он стоял на блестевшем от дождя утесе, и кровь его кипела, подобно тому, как вскипал вихрями окружавший его воздух.

Имя его бури – скорбь.

Голубоватыми вспышками молний, яркими и пронизывающими, горе сверкало в его глазах. Ярость стекала с кончиков пальцев кровавыми зигзагами, которые раскалывали воздух громовыми раскатами, напоминавшими залпы тысячи пушек.

Высоко подняв жезл, он выкрикнул слова заклинания. Алые молнии его гнева и голубые вспышки грозы сталкивались в небе в беспощадной битве, и это зрелище заставляло людей поспешно прятаться в пещерах и домах, запирать двери и окна, прижимать к себе плачущих и дрожащих от страха детей, моля богов о защите.

Даже волшебники трепетали в своих замках.

Скала гудела, морская вода стала черной, словно разверзнутая пасть преисподней, а волшебник все свирепствовал, изливая свое горе. Дождь, хлеставший из раненого неба, был алым, как кровь, – он шипел, насыщая море и землю своей влагой, а воздух пропитался запахом его испарений.

Потом эту ночь называли Ночью Скорби, и всякий, кто осмеливался упомянуть о ней, рассказывал о колдуне, который стоял на высоком утесе, бросая вызов и небесам, и преисподней – кровавый дождь пропитал его плащ и стекал по худому лицу подобно слезам смерти.

Его звали Хойт, и он принадлежал к роду Маккена, который – согласно преданию – вел свое происхождение от Морриган, богини войны. Сила его была велика – но еще юна, как и он сам. Теперь, движимый взрывом чувств, позабыв об осторожности, долге и свете, он выковывал из своего дара оружие. Свой меч, свое копье.

Имя той, которую он вызвал во время страшной бури, было Смерть.

Под завывание ветра Хойт повернулся спиной к бушующему морю. Существо, стоявшее перед ним на твердой земле, некогда было земной женщиной. Она улыбалась. Неправдоподобно красивая – и холодная, словно зима. Нежные голубые глаза, яркие, словно лепестки роз, губы, молочно-белая кожа. Голос ее звучал чудесной музыкой – пение сирены, уже погубившей бесчисленное количество мужчин.

– Ты так спешил вызвать меня. Жаждешь моего поцелуя, Маккена?

– Ты убила моего брата?

– Смерть… – не обращая внимания на дождь, она откинула капюшон, – не так проста. Ты слишком юн, чтобы понять ее великолепие. Я преподнесла ему дар. Драгоценный и наделяющий силой.

– Он теперь проклят.

– О! – Женщина взмахнула рукой. – Совсем небольшая плата за вечность. Весь мир в его руках, и желаниям его нет преград. Он знает то, что тебе и не снилось. Теперь он принадлежит мне, и моя власть над ним сильнее, чем была твоя.

– Ты – злой дух, и на твоих руках его кровь. Клянусь богиней, я уничтожу тебя.

Она весело рассмеялась – словно ребенок, которому пообещали любимое лакомство.

– Его кровь на моих руках, в моем горле. А моя кровь в нем. Теперь он подобен мне, дитя ночи и мрака. Жаждешь уничтожить собственного брата? Твоего близнеца?

Стлавшийся по земле туман расступался, шелковыми складками собираясь под ее ногами.

– Я чувствую твою силу, твою скорбь и твое удивление. Прямо теперь, на этом месте, я предлагаю тебе дар. Вы опять станете близнецами, Хойт Маккена. Я подарю тебе смерть, равную вечной жизни.

Он опустил жезл и посмотрел на нее сквозь пелену дождя.

– Назови свое имя.

Теперь женщина скользила над туманом, и ее плащ распахнулся. Хойт видел белые холмики грудей, соблазнительно округлявшиеся в вырезе туго зашнурованного корсета. Охваченный сильнейшим возбуждением, он тем не менее ощущал смрадную силу, исходящую от нее.

– У меня много имен, – возразила она и коснулась – как ей удалось подойти так близко? – его руки кончиком пальца. – Хочешь произнести мое имя, когда мы соединимся? Почувствовать на губах его вкус, когда я почувствую твое?

Пересохшее горло жгло огнем. Нежные голубые глаза неудержимо манили, и Хойт тонул в них.

– Да, я хочу узнать то, что известно моему брату.

Она снова засмеялась, но теперь ее смех звучал хрипло. В нем слышался голод – животный голод. Нежные голубые глаза начали наливаться кровью.

– Ревнуешь?

Женщина коснулась губами его губ – обжигающе холодными, как лед. И такими желанными. Сердце учащенно забилось у него в груди.

– Я хочу увидеть то, что видит брат.

Он прижал ладонь к соблазнительной белой груди, но не почувствовал ответного трепета.

– Назови свое имя.

Ее губы растянулись в улыбке, и в темноте этой ужасной ночи сверкнули белые клыки.

– Лилит – вот кто забирает тебя. Лилит – вот кто преображает тебя. Сила в твоей крови соединится с моей силой, и мы станем владыками этого мира и всех остальных миров.

Откинув голову назад, она приготовилась к броску. Хойт проткнул ее сердце жезлом, вложив в удар всю свою боль, всю ярость.

Звук, вырвавшийся из ее горла, пронизал мрак ночи, взмыл вверх и слился с ревом бури. Жуткий, страшный звук, не похожий ни на крик человека, ни на рев зверя. Вой чудовища, отнявшего у него брата, прятавшего злобу за холодной красотой. И теперь этот злой дух истекал кровью, хлынувшей из раны, в которой не билось сердце.

Она вновь поднялась над землей, извиваясь и пронзительно вскрикивая; яркая, сверкающая молния расколола небо. Скованный ужасом, Хойт забыл слова, которые требовалось произнести, и смотрел, как она корчится в воздухе, разбрызгивая кровь, которая испаряется в липком, противном тумане.

– Как ты посмел! – В ее голосе клокотали ярость и боль. – Использовал против меня свою ничтожную, жалкую магию? Я ходила по этой земле тысячу лет. – Она провела по ране рукой и взмахнула окровавленной ладонью.

Капли крови, попавшие на руку Хойта, вспороли кожу, словно нож.

– Лилит! Ты изгнана из этого мира! Лилит, ты побеждена! Моей кровью. – Он извлек из-под плаща кинжал и полоснул себя по ладони. – Кровью богов, которая течет в моих жилах, дарованной мне силой я изгоняю тебя…

Тень пронеслась над землей, и кто-то с яростью отчаяния набросился на него. Сплетясь, они скатились с утеса на плоский выступ под ним. Сквозь волны боли и страха Хойт разглядел лицо противника, почти неотличимое от его собственного. Это лицо когда-то было лицом его брата.

Он чувствовал запах крови и смерти, видел красные глаза зверя, в которого превратился брат. Но в сердце Хойта еще теплились остатки надежды.

– Киан. Помоги мне остановить ее. Прошу тебя, давай попробуем.

– Ты чувствуешь мою силу? – Киан обхватил пальцами горло Хойта и с невероятной силой сжал. – Это только начало. Теперь у меня есть вечность. – Он наклонился и слизнул кровь с лица Хойта почти игриво. – Лилит хочет сама полакомиться тобой, но я тоже голоден. Очень голоден. В конце концов, у нас одна кровь.

Оскалившись, он впился клыками в горло брата, и в эту секунду Хойт вонзил в него кинжал.

Киан с криком отпрянул. Изумление и боль отразились на его лице. Затем он упал, зажимая руками рану. Хойту показалось, что перед ним брат – настоящий. Но через секунду рядом уже никого не было – лишь завывание бури и шум дождя.

Хойт начал карабкаться вверх, на скалу. Скользкие от крови, пота и воды руки с трудом цеплялись за каменные выступы. Вспышки молний освещали его искаженное болью лицо; он медленно поднимался по скале, в кровь сбивая пальцы. Оцарапанная клыками шея горела, словно прижженная раскаленным клеймом. Задыхаясь, он схватился за край утеса.

Если Лилит ждет наверху, ему конец. Магическая сила Хойта иссякла – виной тому безмерная усталость, шок и скорбь. У него не осталось ничего, кроме кинжала, все еще красного от крови брата.

Вскарабкавшись наверх, он перекатился на спину, подставив лицо под колючие струи дождя, и обнаружил, что остался один.

Возможно, его силы хватило, чтобы отправить демонов обратно в ад. И теперь брат – родная плоть и кровь – навеки проклят.

Перевернувшись, он с трудом встал на четвереньки. Все тело пронзила боль, во рту ощущался горький привкус.

Хойт подполз к жезлу и, опираясь на него, поднялся на ноги. Задыхаясь, он поковылял прочь от скал по тропинке, которую мог найти даже с закрытыми глазами. Гроза, как и он сам, выбилась из сил, и теперь просто шел проливной дождь.

Пахло домом – лошадьми, сеном, травами, с помощью которых он отгонял злых духов, и тлеющими в очаге углями. Но не было ни радости, ни наслаждения победой.

Нетвердой походкой он приближался к хижине; дыхание, со свистом вырывавшееся из груди, смешивалось со стонами и уносилось вдаль порывами ветра. Хойт понимал: если та, которая забрала брата, теперь пришла за ним, ему конец. Любая тень, которую отбрасывали растрепанные грозой деревья, могла оказаться его смертью. Нет, это хуже, чем смерть. Ледяные пальцы страха скользили по его коже, и он тратил остатки магической силы на то, чтобы бормотать заклинания – со стороны они больше походили на молитвы.

Лошадь под навесом зашевелилась и фыркнула, почувствовав запах хозяина. Но Хойт, пошатываясь, направился прямо к хижине, подтащил непослушное тело к двери, с трудом переступил порог.

Внутри было тепло, и воздух слегка подрагивал от заклинаний, которые маг произнес перед тем, как отправиться на утес. Хойт запер дверь на засов, оставив на нем следы крови, своей и Киана. Станет ли закрытая дверь преградой для Лилит? Легенда утверждала, что она не может войти без приглашения. Оставалось лишь верить в это, а также в силу заклинания, оберегавшего дом.

Насквозь промокший плащ соскользнул с его плеч и сырой грудой остался лежать на полу. Хойт с трудом заставил себя не улечься рядом. Нужно сварить волшебное зелье, которое поможет ему исцелиться, вернет силу. Нужно всю ночь сидеть у очага, поддерживая огонь. Ждать рассвета.

Хойт сделал все, что мог, для своих родителей, для сестер и их семей. И хотел бы верить, что этого достаточно.

Киан мертв, а тот, кто пришел в его обличье, уничтожен и уже не принесет им вреда – просто не сможет. Но злой дух, чьим порождением он стал, по-прежнему опасен.

Хойт все время думал о том, что нужно еще как-то обезопасить своих родных, защитить их. А потом снова отправиться на охоту за демоном. Теперь вся его жизнь – он поклялся – будет посвящена борьбе с Лилит.

Его руки с длинными пальцами и широкими ладонями дрожали, перебирая горшки и склянки со снадобьями. В ярко-синих глазах отражалась боль – физическая и моральная. Чувство вины свинцовым покрывалом давило на плечи. Внутри бушевали демоны.

Он не спас брата, а лишь проклял и изгнал того, кто принял его обличье, из этого мира. И как ему удалось одержать эту горькую победу? Киан всегда был физически крепче. А чудовище, в которого он превратился, обладало ужасающей силой.

Значит, именно магия уничтожила того, кого он когда-то любил. Его вторую половину, яркую и импульсивную. Его самого можно было бы назвать рассудительным и скучноватым. Он всегда больше интересовался науками и своим даром.

А Киан предпочитал развлечения, таверны, девчонок и хорошую шутку.

– Во всем виновата любовь к жизни, – пробормотал Хойт, продолжая колдовать над склянками. – Его убила любовь к жизни. Я лишь уничтожил то, что удерживало его в зверином обличье.

Он должен в это верить.

Морщась от боли, Хойт стащил рубаху. Синяки уже проступили на груди, черными пятнами расползались по коже – подобно тому, как скорбь и чувство вины постепенно наполняли сердце. Пора применить свои знания, напомнил он себе, накладывая целебную мазь. Потом – со стонами и проклятиями – стянул ребра повязкой. Два ребра сломаны, и Хойт понимал, что путешествие верхом, которое придется совершить утром, чтобы добраться домой, будет крайне мучительным.

Он выпил настой и, прихрамывая, направился к очагу. Подбросил торф, и пламя вспыхнуло ярче. Заварил чай на огне. Затем завернулся в одеяло и, согреваясь горячим чаем, погрузился в размышления.

Боги наделили Хойта особым даром, и он с раннего детства относился к нему со всей серьезностью и ответственностью. Учился, нередко в одиночестве, практиковался в своем искусстве, выясняя его возможности.

Киан не мог похвастаться такими же способностями, да Хойт и не помнил, чтобы брат практиковался с таким же усердием или так же самозабвенно учился. Тем не менее Киан забавлялся с магией. Развлекал себя и других.

Иногда он втягивал в свои проказы и Хойта, преодолевая сопротивление брата, и они вдвоем совершали какую-нибудь глупость. Однажды превратили в уродливого длинноухого осла мальчишку, который толкнул в грязь младшую сестру.

Как же тогда смеялся Киан! Хойт целых три дня, паникуя и упорно трудясь, снимал заклятие, а брат и бровью не повел.

Он же родился ослом. Мы просто вернули ему его истинный облик.

С двенадцати лет Киан больше интересовался мечами, чем заклинаниями. И слава богу, подумал Хойт, потягивая горький напиток. Он безответственно обращался с магией, но был настоящим волшебником меча.

Сталь не спасла его – да и магия тоже.

Хойт откинулся назад; он промерз до костей, несмотря на пылавший в очаге торф. Немного притихший дождь барабанил по крыше, а ветер завывал в лесу, окружавшем хижину.

Больше он ничего не слышал: ни звериного крика, ни угрозы. Хойт остался один на один со своими воспоминаниями и раскаянием.

В тот вечер ему нужно было пойти в деревню вместе с Кианом. Но он работал, ему не хотелось ни эля, ни звуков и запахов таверны, ни людей.

Ему не хотелось женщины – в отличие от Киана, которого всегда тянуло к противоположному полу.

Послушайся он брата, отложи работу на один этот проклятый вечер, и Киан остался бы жив. Злому духу не одолеть двоих. Волшебный дар помог бы увидеть чудовище, скрывавшееся за красотой и обаянием женщины.

Киан никогда бы не пошел с ней, будь брат рядом. И мать бы не убивалась. И могилу не пришлось бы рыть. И – черт возьми – то, что они похоронили, никогда бы не восстало из праха!

Если бы Хойт мог повернуть время вспять, то отказался бы от своего дара, обменял бы его на то единственное мгновение, когда он предпочел свои занятия обществу брата.

– И какой от них толк? К чему мне теперь эти знания? Владеть магией и не суметь с ее помощью спасти самое дорогое? Пропади оно пропадом! – Хойт швырнул чашку в стену маленькой комнаты. – Будьте вы прокляты, боги и чародеи! Киан был лучом света, а вы бросили его во тьму.

Всю жизнь Хойт поступал так, как должно, как от него ожидали. Он отказался от сотен мелких удовольствий, чтобы целиком посвятить себя искусству магии. И теперь те, кто облагодетельствовал его этим даром, волшебной силой, остались в стороне, не помешали отнять у него брата?

Киан пал не от меча и даже не от чистого клинка магии, а стал жертвой зла, не подвластного человеческому разуму. И это расплата, награда за усердие и труды?

Хойт махнул рукой в сторону очага, и пламя зарычало, вспыхнуло ярче. Маг вскинул руки, и гроза над его головой усилилась, а завывания ветра стали похожи на горестные женские крики. Хижина задрожала под натиском бури; шкуры, туго натянутые на окнах, лопнули. Холодные порывы ветра ворвались в комнату, опрокидывая склянки, вороша страницы книг. И во всем этом Хойту чудился хриплый смех тьмы.

Ни разу в жизни он не предал свой дар. Ни разу не использовал его во зло, никогда не прибегал к услугам черной магии.

Возможно, теперь пришло время обратиться к темным силам. Снова найти брата. Сразиться с чудовищем – зло против зла.

Хойт поднялся, не обращая внимания на боль в боку. Затем повернулся к кровати и простер руки над сундуком, запертым с помощью заклинания. Когда крышка откинулась, Хойт достал фолиант, спрятанный в сундук много лет назад.

Книга хранила темные и опасные магические заклинания, в которых использовались человеческая кровь, людские страдания. Чары мщения и алчности, обращавшиеся к силам, которые не признавали ни обетов, ни клятв.

Книга казалась тяжелой и горячей, и Хойт чувствовал исходящий от нее соблазн, который теребил душу. Как он хотел использовать все или хотя бы часть! Чем мы отличаемся от других? От живых богов, которые берут все, что пожелают.

У нас есть на это право! Законы и правила – не для нас!

У него перехватило дыхание – маг понимал, какие возможности откроются перед ним, раскрой он книгу, к которой когда-то поклялся не прикасаться. Неисчислимые богатства, женщины, безграничная власть, бессмертие. И возмездие.

Осталось лишь произнести нужные слова, отринуть свет и броситься в объятия тьмы. Пот липкими змейками струился по спине, в ушах звучали голоса тысячи эпох. Возьми. Возьми. Возьми.

Перед глазами поплыл туман, и сквозь мутную пелену Хойт увидел брата – таким, каким нашел его в придорожной грязи. Из ран на шее течет кровь, и губы тоже в крови. Какой бледный, подумал тогда Хойт. На фоне яркой, влажно поблескивавшей крови лицо выглядело невероятно бледным.

Глаза Киана – живые и синие – открылись. В них застыли боль и ужас. И мольба, обращенная к Хойту.

– Спаси меня. Только ты можешь меня спасти. То, на что я обречен, не смерть. Это хуже преисподней, хуже пытки. Верни меня. Рискни – хотя бы раз. Неужели ты оставишь меня вечно гореть в аду? Заклинаю тебя нашей общей кровью, брат, помоги мне!

Хойт дрожал. Не от холода, проникавшего сквозь разорванные шкуры на окнах, и не от сырости, пропитавшей воздух комнаты, а от чувства опасности, исходящего от ледяного лезвия бритвы, на котором он балансировал.

– Я отдам свою жизнь ради твоей. Клянусь своим даром, тем, кем мы были друг для друга. Если другого выхода не будет, я разделю твою судьбу, Киан. Но только не это. Даже ради тебя.

Видение на кровати исчезло, объятое языками пламени, и его крик не был похож на человеческий. Застонав, Хойт положил книгу обратно в сундук. Потратив остаток сил на заклинание, запирающее замок, он рухнул на пол и свернулся калачиком, словно ребенок, – удобства его уже не интересовали.

Возможно, он спал. Или дремал. Но когда очнулся, гроза закончилась. В комнату проникал свет – дерзкий, яркий, белый, режущий глаза. Хойт заморгал, поморщился, когда сломанные ребра причинили ему невероятную боль, потом попытался сесть.

В белом сиянии мерцали розовые и золотистые полосы, излучавшие тепло. Пахнет землей, понял Хойт, жирной и глинистой, а также дымом от торфа, который все еще тлел в очаге.

Он видел ее силуэт, чувствовал необыкновенную красоту женщины.

Это не злой дух, жаждавший крови.

Скрипнув зубами, Хойт поднялся на колени. Склонил голову, хотя голос выдавал скорбь и гнев.

– Миледи.

– Дитя мое.

Казалось, свет расступается перед ней. У нее были огненно-рыжие волосы, шелковыми волнами разметавшиеся по плечам. Зеленые, как лесной мох, глаза смотрели мягко, даже жалостливо. Белые, расшитые золотом одежды полагались ей по рангу. Богиня войны, она не носила ни доспехов, ни меча.

Ее звали Морриган.

– Ты хорошо сражался.

– Я проиграл. И потерял брата.

– Неужели? – Она шагнула к нему и протянула руку, помогая подняться. – Ты остался верен клятве, хотя искушение было велико.

– Я мог бы спасти его.

– Нет, – Морриган коснулась лица Хойта, и он почувствовал исходящий от нее жар. – Ты бы потерял его – и себя тоже. Поверь мне. Ты можешь отдать за него жизнь, но не свою душу и не души других. Ты наделен великим даром, Хойт.

– И какой с него прок, если я не в состоянии защитить родного брата? Неужели боги требуют такой жертвы – обречь невинного на вечную пытку?

– Его обрекли не боги. И не тебе суждено его спасти. Но будут жертвы, будут битвы. Прольется кровь, в том числе невинная. Ты избран для великого дела.

– Тебе что-то нужно от меня, госпожа?

– Да. Тебе предстоят важные и сложные дела – тебе и другим. Грядет грандиозная битва: добро против зла. Нам нужно собирать силы.

– Я ничего не могу. И не хочу… Боже, как я устал.

Он опустился на край кровати и закрыл лицо руками.

– Мне нужно увидеться с матерью. Сказать, что не смог спасти ее сына.

– Нет, ты не проиграл. Ты сопротивлялся тьме, и поэтому выбор пал именно на тебя. Тебе предстоит использовать свой дар, чтобы бросить вызов силам, способным разрушать миры, и в конце концов уничтожить эти силы. Перестань себя жалеть!

Резкий тон Морриган заставил его поднять голову.

– Даже богам ведома скорбь, госпожа. Ночью я убил брата.

– Твой брат был убит злым духом неделю назад. Тот, кто упал со скалы, не Киан. Ты это знаешь. Хотя он… существует.

– Киан жив? – Хойт с трудом приподнялся.

– Это не жизнь. Без дыхания, без души, без сердца. У такого существования есть название, еще не известное в твоем мире: вампир. Он питается кровью. – Богиня приблизилась к Хойту. – Вампиры охотятся на людей, убивают их или того хуже – гораздо хуже – превращают в себе подобных. У них нет лица, и они должны прятаться от солнца. Они распространяются, словно чума. Именно с ними ты должен сражаться – с ними и с другими демонами, которые уже начали объединяться. Битва состоится во время праздника Самайн[3]. Ты должен победить; иначе погибнет и твой мир, и другие миры, которые тебе еще предстоит узнать.

– Но где мне искать их? Как сражаться с демонами? Ведь воином был Киан, а не я.

– Ты должен покинуть свой дом и отправиться в путь, в другой мир, а потом – в следующий. Твои союзники найдут тебя сами, других будешь искать ты. Ведьма, воин, ученый, тот, кто способен менять облик, и тот, кого ты потерял.

– Их будет пять? Всего пять? И мы вшестером должны сражаться с армией демонов? Миледи…

– Круг шести, сильный и праведный, словно рука бога. К этому кругу могут присоединиться и другие. Но только вы шестеро будете моей армией, шестеро образуют круг. Вы будете учить и учиться, и ваша сила станет больше, чем просто сумма шести сил. Месяц на сборы, месяц на тренировку, месяц на обретение новых знаний. Битва, повторяю, состоится на Самайн. Ты, дитя, будешь моим первым воином.

– Ты требуешь от меня бросить родных, но та, которая отняла брата, может прийти и за ними.

– Та, которая отняла у тебя брата, возглавляет силы зла.

– Я ранил ее. Причинил боль. – Воспоминания были сладкими, словно месть.

– Да, да. Но это лишь первый шаг к грядущей битве. Теперь на ней осталась твоя метка, и скоро Лилит начнет искать тебя.

– Я сам немедленно приступлю к поискам, чтобы ее уничтожить.

– Не получится. Она в ином времени и недоступна для тебя сейчас, а ты сам, дитя мое, еще не готов к этой встрече. Пока вас разделяют время и иные миры, ее жажда мести будет только расти, станет ненасытной, и удовлетворить ее сможет только уничтожение всего человечества. Ты еще насладишься местью, – сказала Морриган, и Хойт встал. – Если победишь ее. Тебе предстоит далекий путь. И страдания. Я буду страдать вместе с тобой, чувствовать твою боль – ведь ты мой. Неужели ты думаешь, что мне безразлична твоя судьба, твое счастье? Ты – мое дитя, точно так же, как и для своей матери.

– А что будет с моей матерью, госпожа? С отцом, с сестрами и их семьями? Без моей защиты они станут первыми жертвами грядущей битвы.

– Но они не будут в ней участвовать. – Богиня простерла руки. – Любовь к близким – это часть твоей силы, и я не прошу отказываться от нее. Если ты не будешь уверен в безопасности своих родных, то не сможешь сконцентрироваться на главном.

Морриган откинула голову назад и подняла руки, сложив ладони ковшиком. Земля вздрогнула под ее ногами, и Хойт увидел летящие по ночному небу звезды. Яркие точки устремились к ладоням богини, превращаясь в пламя.

Она заговорила, и каждое ее слово отдавалось ударами сердца Хойта внутри изломанных ребер. Огненно-рыжие волосы богини колыхались вокруг ее озаренного светом лица.

– Отлитые богами, светом дня и тьмой ночи. Символ и щит, простой и истинный. Награда за веру и преданность. Их магия скреплена пролитой кровью, твоей и моей.

Руку резануло болью. Хойт увидел, как по его ладони потекла кровь, как и по ладони богини, озаренной светом пламени.

– Они неподвластны времени. Благословенны будут те, кто носит крест Морриган.

Огонь погас, и в руках богини появились сверкающие серебряные кресты.

– Кресты защитят твоих близких. Их нужно носить всегда, и днем и ночью, от рождения до смерти. Даже покинув родных, ты будешь уверен, что они в безопасности.

– А если я подчинюсь, ты пощадишь моего брата?

– Торгуешься с богами?

– Да.

Она улыбнулась, как мать улыбается непослушному ребенку.

– Ты был избран, Хойт, потому что ты сможешь победить злые силы. Ты покинешь свой мир и соберешь нужных людей. Вы будете готовиться и тренироваться. В битве в дело пойдут мечи и копья, зубы и когти, хитрость и коварство. Одержишь победу, и миры уравновесятся, а ты сам получишь все, что пожелаешь.

– Но как мне сражаться с вампирами? Один раз у меня уже ничего не получилось.

– Учись, – ответила Морриган. – Учись у таких, как Лилит. У того, кого она породила. У того, кто был твоим, прежде чем стать ее. Ты должен найти брата.

– Где?

– Думай не только о том, где найти его, но и когда. Посмотри в огонь – там все увидишь.

Хойт и не заметил, как они вернулись в хижину и он оказался перед очагом. Острые языки пламени взметнулись вверх и превратились в башни. Перед ним был огромный город. Незнакомые голоса и звуки. Тысячи людей сновали по улицам, вымощенным чем-то вроде камня. Там же проносились машины.

– Что это за место? – удивленно прошептал он. – В каком мире?

– Оно называется Нью-Йорк, и от нашего времени его отделяет почти тысяча лет. Зло все еще живет в мире, Хойт, как и добро, и невинность. Теперь твой брат прожил века. Тебе не помешает помнить об этом.

– Киан стал богом?

– Нет, он вампир. Он должен обучить тебя искусству воина и хитростям вампиров. Он будет сражаться с тобой бок о бок. Без него вам не победить.

Какой огромный город, подумал Хойт. Дома из серебра и камня, выше любого собора.

– Битва произойдет там, в Нью-Йорке?

– Вам сообщат, где и когда. Вы поймете. А теперь возвращайся к родным и дай им амулеты, которые их защитят. Потом ты должен сразу же отправиться к Пляске Богов. Чтобы пройти через нее, потребуются твое искусство и моя сила. Найди брата, Хойт. Вам пора собираться.

Он очнулся у очага, завернутый в одеяло. Нет, это был не сон: на ладони – корка засохшей крови, на согнутых коленях – серебряные кресты.

Еще не рассвело, но Хойт уже сложил в суму книги и снадобья, овсяные лепешки, мед. И драгоценные кресты. Затем оседлал лошадь и на всякий случай произнес заклинание, защитив хижину еще одним магическим кругом.

Он пообещал себе, что обязательно вернется. Но сначала найдет брата и теперь уж точно спасет его. Чего бы это ни стоило.

С первыми лучами солнца Хойт пустился в долгий путь в Анклэр, к родному дому.

2

Хойт ехал верхом по раскисшей после грозы дороге. Сгорбившись, стараясь лишний раз не травмировать поврежденные ребра, он вспоминал ужасы и чудеса минувшей ночи.

Маг поклялся, что если ему суждено будет прожить достаточно долго, он чаще и тщательнее будет практиковаться в искусстве исцеления.

На полях справа и слева от дороги в мягком утреннем свете трудились крестьяне, на лугах паслась скотина. Вода озер становилась все более синей от светлеющего летнего неба. Хойт проезжал леса с грохочущими водопадами, густой тенью и мхом – обителью духов.

Здесь его хорошо знали, и встречные приподнимали шляпы, завидев Хойта Колдуна. Он не останавливался, чтобы воспользоваться гостеприимством обитателей этих мест. Отказывался он и от комфорта больших поместий, и от бесед с монахами в аббатствах.

Хойт решил, что в этом путешествии ему должно сопутствовать одиночество. На время он забыл о предстоящих битвах и приказах богов. Он торопился к родным, чтобы защитить их. А потом он покинет дом, чтобы выполнить свой долг.

Преодолевая милю за милей, он старался выпрямляться на лошади, когда приближался к деревням или заставам: он не хотел, чтобы окружающие замечали его увечье. Но в конце концов ему все-таки пришлось сделать привал у реки, где журчащая вода перекатывалась через камни.

Хойт вспомнил о том, что прежде путь домой из уединенной хижины – через поля и холмы или вдоль берега моря – доставлял ему удовольствие. Сколько раз он ездил по этим дорогам и тропкам – один или вместе с братом, – и солнце точно так же светило ему в лицо. Останавливался на этом самом месте, чтобы перекусить и дать лошади отдохнуть.

Теперь же солнечный свет резал глаза, а запах земли и травы не бередил притупившиеся чувства.

Липкий пот покрывал все тело, черты лица заострились – борьба с непрекращающейся болью утомила его.

Есть не хотелось, но Хойт впихнул в себя несколько овсяных лепешек, запив целебным отваром, который захватил с собой. Ни отдых, ни лекарство не помогали: ребра продолжали ныть, словно гнилой зуб.

Интересно, какая польза от него может быть в бою? Если потребуется прямо сейчас обнажить меч, чтобы защитить свою жизнь, он умрет с пустыми руками.

Вампир. Подходящее слово. Притягательное. Необычное и немного пугающее. Когда у него будет больше времени и сил, нужно записать все, о чем рассказала богиня. Хойт не знал, суждено ли ему спасти этот – или какой-то другой – мир от нашествия демонов, но новые знания ему точно не повредят.

Хойт на секунду закрыл глаза, пытаясь отвлечься от боли. Значит, ведьма. Он старался не иметь дел с ведьмами. Вечно они варят какие-то странные смеси в горшках и бормочут заклинания.

И еще ученый. От него, по крайней мере, хоть польза будет.

Но можно ли по-прежнему считать Киана воином? Хойт очень надеялся на это. Киан, вновь взявший меч и щит, сражающийся бок о бок с ним! Он почти уверовал в то, что справится с порученным делом, если брат будет рядом.

Тот, кто меняет обличье. Странно. Наверное, эльф. Лишь боги знают, насколько можно доверять этим существам. Неужели именно они должны быть в первых рядах битвы со злом?

Он внимательно осмотрел руку, которую перевязал утром.

– Лучше бы это был сон. Я ослаб, устал, а солдат из меня никакой – даже в лучшие времена.

– Возвращайся.

Услышав свистящий шепот, Хойт вскочил и схватился за кинжал.

Лес оставался неподвижным; шевелились лишь черные крылья ворона, сидевшего в тени на камне у самой воды.

– Возвращайся к своим книгам и травам, Хойт Колдун. Неужели ты думаешь, что сможешь победить королеву демонов? Возвращайся, возвращайся к своей жалкой жизни, и Лилит пощадит тебя. А если пойдешь дальше, то она полакомится твоей плотью, выпьет твою кровь.

– А сама она боится сказать мне об этом? Но ей придется это сделать, потому что я буду преследовать ее всю эту жизнь, а если понадобится, то и следующую. Я отомщу за брата. В грядущей битве я вырежу и сожгу ее сердце.

– Ты умрешь в муках и навечно станешь ее рабом.

– Ты мне надоел. – Хойт выхватил кинжал и, дождавшись, когда ворон взлетит, метнул оружие в птицу. Клинок просвистел мимо, но огненная стрела, выпущенная из другой руки, попала в цель. Ворон заверещал, и на землю упала кучка пепла.

Хойт недовольно взглянул на кинжал. Он совсем чуть-чуть промахнулся. Если бы не раны, оружие попало бы в цель. По крайней мере этому его Киан научил.

Теперь нужно поднять проклятый клинок.

Но сначала Хойт достал пригоршню соли из седельной сумки и высыпал на пепел, оставшийся от мрачного вестника. Затем подобрал кинжал, подошел к лошади и, стиснув зубы, взобрался в седло.

– «Навечно станешь ее рабом», – пробормотал он. – Это мы еще посмотрим!

Хойт продолжил путь, пролегающий через невысокие холмы и зеленые поля, по которым в мягком солнечном свете плыли тени облаков. Понимая, что сломанные ребра не вынесут галопа, маг сдерживал лошадь. Потом Хойт задремал, и ему снилось, что он вернулся на утес и снова борется с Кианом. На этот раз именно он сорвался со скалы и стремительно полетел в бездну, чтобы разбиться об острые выступы скал.

Хойт проснулся внезапно, от сильной боли. Смертельной боли, подумал он.

Его лошадь остановилась и щипала траву на обочине дороги. Неподалеку мужчина в островерхой шапке складывал стену из серых камней. Заостренная борода мужчины была желтой, словно кусты лимонника, разбросанные по склону невысокого холма, а запястья – мощными, как ветви крепкого дерева.

– Доброго вам дня, сэр. Наконец-то вы проснулись, – мужчина приветливо дотронулся до шапки, затем нагнулся за следующим камнем. – Сегодня вы уже проделали большой путь.

– Да, это точно. – Хойт не мог понять, где находится. Его лихорадило, липкий жар охватывал тело. – Я направляюсь в Анклэр, во владения клана Маккена. Что это за место?

– Вот, значит, куда тебе нужно, – с готовностью отозвался мужчина. – До ночи туда не добраться.

– Нет. – Хойт посмотрел на ленту дороги, казавшуюся бесконечной. – До ночи не добраться.

– Там, на краю поля, есть хижина с очагом, только ты не можешь задерживаться. Путь предстоит неблизкий. А время уходит – даже сейчас, пока мы тут беседуем. Ты устал, – с сочувствием добавил мужчина. – Но предстоит еще многое вытерпеть.

– Кто ты?

– Всего лишь веха на твоем пути. Когда доберешься до второй развилки, поворачивай на запад. Увидишь реку, поедешь вдоль нее. Около рябины будет священный колодец – Колодец Бригитты, так его называют. Там ты переночуешь, отдохнешь. Не забудь про свой магический круг, Хойт Колдун. Потому что они придут за тобой. Когда дождутся захода солнца. К тому времени ты должен быть у колодца, внутри круга.

– Если вампиры преследуют меня, охотятся за мной, то я приведу их прямо к своей семье.

– Но ты знаешь о них. И ты носишь крест Морриган. За него уплачено кровью. И верой. – Хойту показалось, что светло-серые глаза мужчины на мгновение стали глубокими, словно сама Вселенная. – Если ты потерпишь неудачу, то во время праздника Самайн будет пролита не только твоя кровь. А теперь иди. Солнце уже заходит.

Есть ли у него выбор? Все произошедшее теперь казалось сном, порождением лихорадки. Смерть брата, потом уничтожение того, кем он стал. Существо на скале, называвшее себя Лилит. Неужели к нему приходила богиня или это был просто сон?

Может, он уже мертв и теперь совершает путешествие в загробный мир?

Погруженный в раздумья, Хойт добрался до развилки, повернул на запад и, услышав шум реки, направил к ней лошадь. Его била дрожь – от ран и осознания того, что близится ночь…

Скорее упав, чем спрыгнув с лошади, он без сил прислонился к шее животного. Рана на ладони открылась, и повязка покраснела от выступившей крови. Заходящее солнце походило на затухающий огненный шар, висящий у самого горизонта.

Святой колодец представлял собой низкий каменный квадрат под рябиной. Люди, которые останавливались здесь для отдыха или для молитвы, развешивали на ветках дерева разные безделушки: ленты, амулеты и прочую мелочь. Хойт привязал лошадь и опустился на колени, чтобы поднять маленький черпак и глотнуть прохладной воды. Брызнув на землю несколько капель, предназначавшихся богам, он пробормотал благодарность. Затем оставил на камне медную монетку, запачканную сочившейся из раны кровью.

Ноги его совсем не держали, но Хойт заставил себя сосредоточиться. И начал создавать магический круг.

Это были простейшие заклинания, одни из первых, которыми овладеваешь при постижении магии. Но теперь силы его были на исходе, и задача создания магического круга оказалась непростой. Холодный пот струился по его коже. Хойт отчаянно старался сконцентрироваться и собрать воедино нужные слова, мысли и магическую силу, скользким угрем выскальзывающие из его ладоней.

Он слышал, как кто-то крадется в чаще леса, прячась в самых темных ее уголках. А тени все сгущались, наступая на последние лучи заходящего солнца, с трудом пробивавшиеся сквозь кроны деревьев.

Вампиры пришли за ним и теперь ждали, когда угаснет последний отблеск дневного светила и наступит тьма. Он умрет здесь в одиночестве и оставит семью без защиты. И все ради каприза богов.

– Черта с два.

Хойт заставил себя подняться. Один шанс у него есть. Всего один. Он сорвал повязку с ладони и использовал собственную кровь, чтобы запечатать магический круг.

– Внутри этого круга остается свет. Он горит в ночи по моей воле. Эта магия чиста, и только чистый может войти в этот круг. Гори, огонь, разгорайся, пылай своей яркой силой.

В центре круга замерцал огонь – он был еще очень слаб, но не гас. Пламя постепенно набирало силу, а последние лучи солнца тускнели и исчезали. И то, что пряталось среди теней, выбралось наружу. Теперь оно приняло облик волка: черная шкура и налитые кровью глаза. Тварь взвилась в воздух, и Хойт быстро выхватил кинжал. Но волк, столкнувшись с магической силой круга, был отброшен назад.

Зверь выл, щелкал зубами, рычал. Сверкая белыми клыками, он метался вдоль защитного барьера, пытаясь найти в нем слабое место.

К нему присоединился еще один – крадучись вышел из-за деревьев. Затем еще и еще; Хойт насчитал шесть волков. Они одновременно прыгали и одновременно отскакивали назад. Вышагивали строем, словно солдаты.

При каждом их броске лошадь Хойта отчаянно ржала и пятилась. Не отрывая взгляда от волков, маг шагнул к животному и прижал ладони к его голове. Это, по крайней мере, ему по силам. Он зашептал успокаивающие слова, погружая верную кобылу в транс. Затем вытащил из ножен меч и воткнул в землю рядом с огнем.

Хойт достал остатки еды, набрал воды из колодца, смешал травы, хотя приносили ли пользу его попытки самолечения, знали только боги. Потом лег на землю рядом с огнем – меч с одной стороны, кинжал с другой, жезл поперек ног.

Завернувшись в плащ, чтобы хоть как-то унять дрожь, он заставил себя съесть овсяную лепешку, обмакнув ее в мед. Волки уселись, задрали головы и все, как один, завыли на поднимающуюся над горизонтом луну.

– Проголодались? – пробормотал Хойт, стуча зубами. – Тут вам нечем поживиться. Да, чего бы я только не отдал за постель и глоток хорошего чая. – Он сел, и отблески огня заплясали в его слипающихся глазах. Подбородок бессильно упал на грудь. Никогда в жизни он еще не чувствовал себя таким одиноким. И никогда так не сомневался в правильности выбранного пути.

Хойт принял ее за Морриган – прекрасную, с огненно-рыжими волосами. Прямые, словно струи дождя, пряди спускались до плеч. На ней была черная одежда странного покроя, причем довольно нескромная – обнаженные руки и холмики грудей в вырезе корсажа. На шее – кулон с пентаграммой и лунным камнем в центре пятиугольника.

– Не поможет. – В торопливой речи незнакомки слышался чужеземный акцент. Опустившись на колени рядом с Хойтом, она прижала ладонь к его лбу; прикосновение было прохладным и успокаивающим, словно весенний дождь. От нее пахло лесом, землей и тайной.

На мгновение его охватило желание прижаться к ее груди и заснуть, погрузившись в сладостный аромат ее тела.

– У тебя жар. Ну-ка, посмотрим, что у нас тут есть и что мы можем сделать.

Фигура девушки на секунду стала размытой, затем снова обрела четкость. У нее были зеленые глаза богини, а прикосновение – теплое, человеческое.

– Кто ты? Почему ты вошла в круг?

– Цветы бузины, тысячелистник. Красного перца нет? Ладно, обойдемся.

Хойт смотрел, как волшебное видение хлопочет, словно обычная женщина: зачерпывает воду из колодца, ставит на огонь.

– Волки, – пробормотала она и поежилась, невольно выдавая свой страх. – Иногда мне снятся черные волки или вороны. Иногда женщина. Она хуже всех. Но ты мне приснился впервые. – Девушка умолкла и долго смотрела на него темно-зелеными загадочными глазами. – Хотя твое лицо мне кажется знакомым.

– Это ты мне снишься.

Усмехнувшись, девушка бросила травы в кипящую воду.

– Как скажешь. Тогда я помогу тебе пережить твой сон.

Она провела рукой над чашей.

– Милосердные боги. – Он с трудом приподнялся на локте. – Ты ведь ведьма.

Улыбнувшись, девушка приблизилась к нему с чашей в руке. Опустилась рядом и приподняла его голову, обняв рукой за шею.

– Конечно. А разве ты не из того же теста?

– Нет. – Сил его хватило только на обиду. – Я маг, черт возьми. Убери этот яд. Меня мутит от одного запаха.

– Возможно, но напиток исцелит тебя. – Она без церемоний положила его голову к себе на плечо. Хойт сопротивлялся, но девушка зажала ему нос пальцами и влила в горло горячую жидкость. – Мужчины становятся совсем как дети, когда болеют. Ты только посмотри на свою руку! Вся в крови, грязная. Ладно, и этому горю мы поможем.

– Оставь меня, – слабым голосом запротестовал Хойт, хотя ее запах и ее прикосновения были одновременно манящими и успокаивающими. – Дай умереть спокойно.

– Ты не умрешь. – Она с опаской взглянула на волков. – Твой круг надежен?

– Да.

– Надеюсь, ты не ошибаешься.

Усталость – а еще добавленная в чай валериана – помогла Хойту задремать. Девушка подвинулась и положила его голову себе на колени. Она гладила его волосы, не отрывая взгляда от огня.

– Теперь ты не один. – Ее голос был еле слышен. – И я, кажется, тоже.

– Солнце… Далеко еще до рассвета?

– Если бы я знала. Тебе нужно поспать.

– Кто ты?

Ответа он не услышал.

Когда Хойт проснулся, девушки уже не было – и лихорадки тоже. Туманное мерцание рассвета тонкими лучами пробивалось сквозь густую летнюю листву.

Из волков остался только один – его окровавленная туша лежала у самого круга, снаружи. Хойт увидел, что у волка вспороты горло и брюхо. Поднявшись, он хотел было подойти поближе, но в это мгновение яркий луч солнца, прорвавшийся сквозь листву, полоснул по туше зверя.

Вспыхнуло пламя, и от волка на почерневшей земле осталась лишь горстка пепла.

– Будь ты проклят – ты и тебе подобные.

Отвернувшись, Хойт занялся делом: накормил лошадь, заварил чай. И только закончив утренние хлопоты, он обратил внимание, что рука его зажила. Остался лишь тонкий шрам. Он несколько раз сжал и разжал пальцы, повернул ладонь к свету.

Хойт поднял рубашку. Синяки и кровоподтеки на боку не исчезли, но стали намного бледнее. Попробовав сделать несколько движений, он понял, что его ребра больше не болят.

Если ночная гостья была пророческим видением, а не порождением его лихорадки, то, наверное, следует поблагодарить ее.

Его никогда еще не посещали такие яркие образы. И не оставляли за собой такой ощутимый след. Он мог поклясться, что до сих пор чувствует запах незнакомки, а в его ушах все еще звучат интонации и переливы ее голоса.

Если верить словам девушки, ей знакомо его лицо. Как это ни странно, у него тоже сложилось впечатление, что он ее знает.

Хойт умылся и почувствовал, что голоден. Пришлось съесть оставшуюся горбушку черного хлеба и лесные ягоды.

Он закрыл магический круг, посолил почерневшую землю за его границей. Затем вскочил в седло и пустил лошадь галопом.

Если повезет, к полудню он будет дома.

Остаток пути ему не попадались ни вещие знаки, ни посланники зла, ни красивые ведьмы. Только зеленые поля, тянущиеся до самых гор, контуры которых проступали вдали, да тайные закоулки леса. Теперь дорога была знакомой – он узнал бы ее и через сто лет. Заставив лошадь перепрыгнуть через низкую каменную стену, огораживающую последнее поле, Хойт помчался к дому.

Он представил себе мать, сидящую в зале у очага. Наверное, плетет кружево или ткет один из своих гобеленов. И ждет вестей о сыновьях. Жаль, но он не сможет обрадовать ее.

Отец, скорее всего, беседует с кем-то из торговцев или объезжает поля, замужние сестры хлопочут в своих домиках, а малышка Нола (это уж точно!) играет в конюшне с щенками.

Дом построили прямо в лесу, потому что так захотела бабушка – именно от нее они с Кианом унаследовали магическую силу, хотя брат был наделен ею меньше, чем Хойт. Каменное здание с окнами из настоящего стекла стояло на берегу ручья. А сад, наполненный буйным цветением роз, был гордостью матери.

Выскочивший из дома слуга взял лошадь под уздцы. В ответ на молчаливый вопрос в его глазах Хойт покачал головой. Потом подошел к двери, на которой все еще висело черное полотнище, знак траура.

Внутри еще один слуга помог ему снять плащ. На стенах зала висели гобелены, вытканные его матерью и бабушкой. Один из волкодавов отца с радостью бросился к нему.

Хойт вдохнул запах пчелиного воска и недавно срезанных роз из сада. В очаге горел слабый огонь. Пройдя через зал, Хойт направился в гостиную матери.

Как он и предполагал, мать уже ждала его. Она сидела на стуле, сложив руки на коленях и стиснув их так крепко, что побелели костяшки пальцев. Ее скорбное лицо еще больше помрачнело, когда она увидела глаза Хойта.

– Мама…

– Ты жив. И невредим. – Она встала и протянула к нему руки. – Я потеряла младшего сына, но мой первенец вернулся. Наверное, ты проголодался после долгой дороги.

– Мне нужно многое вам рассказать.

– Еще успеешь.

– Как скажете… Но я ненадолго. Мне очень жаль. – Он поцеловал мать в лоб. – Мне очень не хочется расставаться с вами.

За обильно накрытым столом собралась вся семья, не было только Киана. Но трапеза проходила в непривычной тишине: ни смеха, ни шумных споров. Рассказывая о том, что с ним приключилось, Хойт внимательно всматривался в родные лица, красивые, значительные и печальные.

– Если будет битва, я пойду с тобой. Буду сражаться рядом.

Хойт посмотрел на своего зятя Фергуса: широкие плечи, крепко сжатые кулаки.

– Ты не сможешь попасть туда, где должен быть я. Это не твоя битва. Вы с Ойном останетесь здесь и вместе с отцом будете защищать нашу семью, наши земли. Я не буду спокоен, не убедившись в том, что вы здесь не замените меня. Вы должны носить амулеты.

Хойт достал кресты.

– Каждый из вас наденет их, даже дети, которым еще предстоит родиться. Носите их днем и ночью. Смотрите. – Он поднял один из крестов. – Это крест Морриган, отлитый в волшебном пламени богов. Того, кто носит его, вампир не сможет превратить в существо, подобное себе. Это знание должно передаваться следующим поколениям в сказках и песнях. Сейчас вы – каждый – поклянетесь, что будете носить крест до самой смерти.

Он встал и надел амулеты каждому члену семьи, выслушивая клятву.

Затем подошел к отцу и опустился перед ним на колени. Какие старые у него руки, вдруг заметил Хойт, и сердце его пронзила жалость. Руки землепашца, а не воина. Хойт знал, что отец умрет первым, еще до наступления Святок. И он больше никогда не посмотрит в глаза человеку, который дал ему жизнь.

Ему стало грустно.

– Я покидаю вас, отец. И прошу вашего благословения.

– Отомсти за брата и возвращайся.

– Обязательно. – Хойт встал. – А теперь мне нужно собраться.

Он пошел в свою комнату, которая находилась в самой высокой башне дома, и начал собирать травы и настойки, сам не зная, для чего они могут ему пригодиться.

– А где твой крест?

Оглянувшись, Хойт увидел стоявшую в дверях Нолу; водопад темных волос спускался до пояса девочки. Ей всего восемь, с нежностью подумал он.

– Богиня не сделала для меня креста, – кратко ответил Хойт. – У меня другая защита, и тебе не нужно волноваться. Я знаю, что делаю.

– Я не буду плакать, когда ты уйдешь.

– А почему ты должна плакать? Мне ведь и раньше приходилось уезжать, но я всегда возвращался, правда?

– Ты вернешься. В башню. Вместе с ней.

Хойт, аккуратно расставлявший склянки в сумке, замер и внимательно посмотрел на сестру.

– С кем?

– С женщиной – рыжеволосой. Не богиней, а смертной. У нее будет знак ведьмы. Я не могу видеть Киана и не знаю, победишь ли ты. Но вижу тут тебя с ведьмой. И еще вижу, что ты боишься.

– Мужчина не должен вступать в бой, не испытывая страха. Именно страх помогает ему остаться в живых.

– Я в этом не разбираюсь. Но мне так хочется быть мужчиной и воином. – Ее нежные губы тронула улыбка. – Ты не запретишь мне пойти за тобой, как запретил Фергусу.

– Разве я посмею? – Он закрыл сумку и шагнул к сестре. – Мне страшно. Только не говори остальным.

– Не скажу.

Она умеет растопить его сердце, подумал Хойт, взял крест сестры и произнес заклинание, так что на обратной стороне амулета проступили древние ирландские знаки – имя Нолы.

– Теперь крест только твой.

– Мой и тех, кто будет носить мое имя после меня. – Глаза девочки заблестели, но она сдержала слезы. – Еще увидимся.

– Обязательно.

– К тому времени круг уже сложится. Правда, не знаю, как это случится и почему.

– Что ты еще видишь, Нола?

Она лишь покачала головой.

– Темно. Ничего не могу разглядеть. Я буду зажигать для тебя свечу каждую ночь, пока ты не вернешься.

– Ее свет приведет меня к дому. – Хойт наклонился и обнял девочку. – Больше всего я буду скучать по тебе. – Он нежно поцеловал ее и отстранился. – Береги себя.

– У меня будут дочери! – крикнула она ему вслед.

Он с улыбкой обернулся. Малышка смотрела на него – хрупкая и сильная.

– Неужели?

– Я так решила. – В словах сестры звучала такая убежденность, что губы Хойта дрогнули. – И они не будут слабыми. Не будут целыми днями ткать, вязать и готовить.

Теперь он уже не прятал улыбки, понимая, какую радость доставят ему воспоминания об этом разговоре.

– Правда? И чем же они будут заниматься, позволь тебя спросить, юная мамаша?

– Мои дочери станут воинами. Та, которая называет себя королевой вампиров, задрожит от страха, увидев их.

Нола сложила ладони – точно так же, как мать, – но в ее жесте не было смирения.

– Да помогут тебе боги, брат.

– Счастливо оставаться, сестричка.

Они смотрели ему вслед – три сестры, их верные мужья и их дети. Родители, слуги и мальчишки, присматривавшие за конюшней. Хойт последний раз окинул взглядом дом и поместье, которые любил всем сердцем.

Потом махнул им на прощанье рукой и направился к Пляске Богов.

Это место находилось на склоне, заросшем жесткой травой с густой россыпью ярко-желтых лютиков. Небо начало затягиваться облаками, сквозь которые пробивались лишь редкие лучи солнца. Хойт поразился необыкновенной тишине и спокойствию, и на мгновение ему почудилось, что он едет мимо расписанного холста. Серое небо, зеленая трава, желтые цветы и кольцо древних камней, кружившихся в безмолвном танце с незапамятных времен.

Маг чувствовал силу этих камней, ощущал исходившую от них вибрацию, которая пронизывала воздух, щекотала кожу. Хойт обогнул кольцо и остановил лошадь, чтобы прочесть древние символы на главном камне.

– Миры ждут, – перевел он. – Время течет. Боги наблюдают.

Он собирался спешиться, когда заметил золотистое сияние. На краю поля стояла лань. Зеленые глаза животного сияли так же ярко, как и ошейник из драгоценных камней. Царственной походкой лань приблизилась к нему и приняла знакомый облик богини.

– Ты вовремя, Хойт.

– Тяжело расставаться с семьей. Лучше не тянуть.

Он соскользнул на землю и поклонился:

– Миледи.

– Дитя мое. Ты был болен.

– Обычная лихорадка – уже прошла. Это ты прислала ко мне ведьму?

– Зачем присылать того, кто придет сам? Ты снова встретишься с ней. И с другими.

– С братом.

– Его ты увидишь самым первым. Скоро стемнеет. Вот ключ к вратам. – Она раскрыла ладонь и протянула ему маленький хрустальный жезл. – Не расставайся с ним и будь осторожен: не разбей. – Хойт собрался снова сесть в седло, но богиня покачала головой и взяла поводья. – Нет, ты должен идти пешком. Лошадь вернется домой сама, целая и невредимая.

Подчиняясь воле богов, он вскинул суму на плечо. Потом укрепил на поясе меч и взял в руку жезл.

– Как я его найду?

– Через ворота в грядущий мир. Войди в Пляску Богов, подними ключ, произнеси слова. Твоя судьба там. Через ворота, – повторила она, – в грядущий мир. Войди в Пляску Богов, подними ключ, произнеси слова. Через ворота…

Хойт шел между гигантских камней, и в его ушах звучал голос богини. Маг сумел подавить страх. Если такова его судьба, ничего не поделаешь. Жизнь длинна – он это знал. Просто поделена на короткие отрезки.

Он поднял хрустальный жезл. Одинокий луч света пробился сквозь густые облака и ударил в его верхушку. Руку словно пронзило стрелой.

– Миры ждут. Время течет. Боги наблюдают.

– Еще раз, – подсказала Морриган и вместе с ним повторила эти слова, превращая их в заклинание.

– Миры ждут. Время течет. Боги наблюдают.

Воздух вокруг него вздрогнул, наполнился ветром, светом и звуком. Хрусталь в поднятой руке сиял, словно солнце, и пел сладкозвучной сиреной.

Хойт слышал гром собственного голоса – теперь заклинание звучало вызовом.

Он полетел. Сквозь свет, ветер и звук. Мимо звезд, лун и планет. Над водой, от которой к горлу подступала тошнота. Все быстрее и быстрее, пока свет не ослепил его, звуки не оглушили, а ветер не стал таким яростным, будто старался сорвать с него кожу.

Затем сияние потускнело, ветер стих, и мир погрузился в тишину.

Хойт оперся на посох, тяжело дыша и ожидая, пока глаза привыкнут к изменившемуся освещению. Он чувствовал какой-то запах – кажется, запах кожи и роз.

Комната, сообразил он, хотя ничего подобного ему еще не приходилось видеть. Диковинная мебель – низкие длинные стулья яркой расцветки – и ткань на полу. На одних стенах картины, вдоль других – книги. Десятки книг в кожаных переплетах.

Очарованный, он шагнул вперед, но почувствовал слева какое-то движение и замер.

Брат сидел за чем-то похожим на стол, на котором стояла лампа, заливавшая комнату необычным светом. Волосы у него были пострижены короче, чем прежде, и едва доходили до скул. В глазах застыло удивление.

В руке Киан держал металлический предмет – Хойт понял, что это оружие.

Направив предмет прямо в сердце Хойта, брат откинулся на спинку стула и положил ноги на стол. Затем широко улыбнулся.

– Ну-с, посмотрим, что принесла кошка.

Хойт нахмурился и растерянно оглянулся, ища кошку.

– Ты меня узнаешь? – Хойт шагнул вперед, чтобы свет падал на него. – Я – Хойт. Твой брат. Я пришел…

– Убить меня? Слишком поздно. Я уже давно мертв. Стой на месте. Я прекрасно вижу в темноте. Ну и вид… забавно. Тем не менее я впечатлен. И долго ты овладевал искусством телепортации?

– Я… – Похоже, после прохождения через врата он стал туго соображать, подумал Хойт. Или во всем виновата встреча с мертвым братом, который выглядит как живой. – Киан…

– Я давно не пользуюсь старым именем. Теперь меня зовут Кейн. Разница всего в двух буквах. Сними плащ, Хойт, – посмотрим, что под ним.

– Ты вампир.

– Совершенно верно. Плащ, братец.

Хойт расстегнул застежку и сбросил плащ на пол.

– Меч и кинжал. Многовато оружия для мага.

– Будет битва.

– Думаешь? – Вновь удивление. Холодный взгляд. – Уверяю тебя, ты проиграешь. То, что я держу в руке, называется пистолетом. Отличная штука. Глазом моргнуть не успеешь, а из него уже вылетит пуля. Ты умрешь на месте, не успев вытащить меч.

– Я пришел сражаться не с тобой.

– Неужели? Во время нашей последней встречи… дай-ка вспомнить… Ах да, ты столкнул меня с утеса.

– Ты первым сбросил меня с той проклятой скалы, – с жаром возразил Хойт. – Сломал мне ребра. Милосердные боги, Киан, я думал, ты исчез навсегда.

– Нет, как видишь. Возвращайся туда, откуда пришел, Хойт. Мне потребовалось около тысячи лет, чтобы забыть о тебе.

– А для меня ты умер только неделю назад. – Он поднял рубашку. – Эти синяки – твоих рук дело.

Киан скользнул взглядом по ребрам брата, затем снова посмотрел ему в лицо.

– Довольно быстро зажили.

– Я пришел по поручению Морриган.

– Морриган, вот как? – Киан удивленно хохотнул. – Здесь нет богов. Нет Бога. Нет королевы эльфов. В этом времени нет места ни тебе, ни твоей магии.

– Но ты же здесь.

– Приспособление – залог выживания. В современном мире бог – деньги, а их союзник – власть. У меня есть и то, и другое. Я уже давно избавился от таких, как ты.

– Этому миру – и всем остальным – придет конец во время праздника Самайн, если ты не поможешь остановить ее.

– Кого остановить?

– Ту, что сделала тебя таким. Которая называет себя Лилит.

3

Лилит. Это имя вызвало у Киана воспоминания, от которых его отделяли сотни жизней. Он видел ее, ощущал ее запах, чувствовал пронизывающий до костей ужас, охвативший его в то мгновение, когда она отняла его жизнь.

Киан помнил вкус ее крови, а также то, что принесла эта кровь. Ужасный, мрачный дар.

Его мир изменился. И ему была дарована привилегия – или проклятие – наблюдать за тем, как на протяжении бесчисленных десятилетий меняются другие миры.

И ведь он чувствовал: что-то должно произойти. Иначе зачем ему сидеть в одиночестве посреди ночи и ждать?

Какой гнусный каприз судьбы отправил его брата – точнее, брата того человека, которым он некогда был, – через пласты времени и заставил произнести то самое имя?

– Вот теперь ты меня заинтриговал.

– Ты должен вернуться вместе со мной, приготовиться к битве.

– Вернуться? В XII век? – Киан усмехнулся и вновь откинулся на спинку стула. – Можешь не сомневаться, меня туда ничем не заманишь. Я привык к новой жизни, к современным удобствам. Вода здесь горячая, Хойт, и женщины тоже. Мне не интересны ни твои интриги, ни войны, ни боги.

– Битва все равно состоится, с тобой или без тебя.

– «Без» звучит явно лучше.

– Ты никогда не уклонялся от драки, не прятался от врага.

– Думаю, термин «прятаться» не совсем верен, – беспечно парировал Киан. – Времена меняются. Можешь мне поверить.

– Если Лилит одолеет нас, ты лишишься всего, что тебе дорого в этом времени, – навечно. Человечество будет уничтожено.

Киан склонил голову набок.

– Я не человек.

– Таков твой ответ? – Хойт шагнул вперед. – Ты будешь сидеть и наблюдать за ее бесчинствами? Наблюдать, как она делает с другими то, что сделала с тобой? Убивает твою мать, твоих сестер? Превращает Нолу в вампира?

– Они мертвы. Давным-давно. Превратились в прах.

Разве он не видел их могил? Киан не мог совладать с собой и все время возвращался в прошлое, чтобы постоять перед надгробными камнями – их и тех, кто пришел вслед за ними.

– Ты забыл, чему нас учили? Говоришь, времена меняются. И не просто меняются. Мог ли я оказаться здесь, будь время непроницаемым? Судьба миров еще не определена, и твоя тоже. Мне пришлось оставить отца, зная, что он умирает. Живым я его больше не увижу.

Киан медленно встал.

– Ты и представить себе не можешь, кто она и на что способна. Лилит существовала уже не одну сотню лет, когда забрала меня. Думаешь, ее можно остановить мечом или молнией? Ты еще глупее, чем я думал.

– Я рассчитываю остановить ее вместе с тобой. Помоги мне. И если не ради человечества, то ради самого себя. Или ты встанешь на ее сторону? Если в тебе уже ничего не осталось от моего брата, покончим с этим прямо сейчас.

Хойт вытащил меч.

Киан некоторое время смотрел на клинок, взвешивая в ладони пистолет. Затем сунул оружие в карман.

– Убери меч. Господи, Хойт, ты не мог одолеть меня даже в те времена, когда я был еще жив.

Глаза Хойта вспыхнули.

– Но и тебе не повезло.

– Совершенно верно. Мне потребовалось несколько недель, чтобы прийти в себя. Днем я прятался в пещерах, голодал. Знаешь, я искал ее тогда. Ту, которая сделала меня таким, – Лилит. По ночам, когда мне удавалось добыть немного еды, чтобы не умереть с голоду. Она бросила меня. Так что у меня есть причина поквитаться с ней. Убери этот чертов меч!

Пока Хойт раздумывал, Киан прыгнул. В мгновение ока он пролетел над головой брата и приземлился на спину. Потом одним легким движением кисти он разоружил его.

Хойт медленно повернулся. Острие меча уперлось ему в горло.

– Ловко, – выдавил он.

– Мы быстрее и сильнее. И не испытываем укоров совести. Мы должны убивать, чтобы питаться. Чтобы выжить.

– Тогда почему я еще жив?

Киан пожал плечами.

– Будем считать, что причиной тому любопытство и в какой-то степени память о прошлом. – Он отбросил меч в угол комнаты. – Ладно, давай выпьем.

Киан подошел к шкафчику и открыл дверцу, краем глаза заметив, как меч перелетел через всю комнату и снова оказался в руке Хойта.

– Тоже неплохо, – невозмутимо отметил Киан и достал бутылку вина. – Стальным оружием меня не убьешь, но ты можешь – если повезет – отрубить от меня кусок, который я предпочел бы сохранить. Руки и ноги у нас заново не отрастают.

– Я уберу оружие, если ты последушь моему примеру.

– Справедливо, – Киан извлек из кармана пистолет и положил на стол. – Хотя у вампира оружие всегда с собой. – Во рту у него сверкнули клыки. – Тут уж ничего не поделаешь. – Пока Хойт освобождался от меча и кинжала, он налил два бокала. – А теперь присаживайся и расскажи мне, почему я должен участвовать в спасении мира. У меня дел по горло. Бизнес.

Хойт взял бокал, внимательно изучил его содержимое, понюхал.

– Что это?

– Превосходное красное вино. Итальянское. Мне незачем подсыпать тебе яд, – чтобы придать своим словам убедительности, он пригубил из своего бокала. – Я могу перекусить тебе шею, словно прутик. – Киан сел и вытянул ноги. Затем махнул рукой Хойту. – В современном мире нашу беседу назвали бы переговорами, и теперь ход за тобой. Итак… просвети меня.

– Сначала мы должны объединиться: ученый, ведьма, а также тот, кто способен менять облик, и воин. Воин – это, наверное, ты.

– Нет. Я не воин, а бизнесмен, – не меняя непринужденной позы, Киан лениво улыбнулся Хойту. – Значит, боги поручили тебе невыполнимую задачу, снабдив негодными средствами, – старая песня. И с этой жалкой горсткой смельчаков и теми глупцами, которые присоединятся к вам, ты рассчитываешь победить армию, которую возглавляет могущественный вампир. Армию, которая состоит из таких, как она, а также из других демонов – если Лилит снизойдет до них. В противном случае мир погибнет.

– Миры, – поправил Хойт. – Их много.

– Не стану спорить. Тут, по крайней мере, ты прав.

Киан отпил из бокала и задумался. В своем теперешнем обличье он уже многое преодолел. Но новость, о которой рассказал ему брат, показалась ему интересной.

– А что твои боги говорили о моей роли в этом деле?

– Ты должен пойти со мной, рассказать все, что знаешь о Лилит и подобных ей, научить, как одержать над ними победу. В чем их слабость? В чем сила? Какое оружие и какую магию можно применить против них? У нас есть время до праздника Самайн – нужно выяснить все о вампирах и создать первый круг.

– Так долго? – В его голосе сквозил сарказм. – А мне что за выгода? Я богатый человек, и у меня достаточно дел – здесь и сейчас.

– А она позволит тебе сохранить богатство и власть, если станет править миром?

Киан поджал губы.

– Интересный вопрос. Скорее всего, нет. Но, помогая тебе, я еще с большей вероятностью лишусь всего – и жизни в придачу. Мне бы твою молодость…

– Я старше.

– Если не считать последних девятисот лет. В любом случае молодые думают, что будут жить вечно, и глупо подвергают себя неоправданному риску. Но прожив так долго, как я, становишься осторожным. Понимаешь: жизнь превыше всего. Мною движет инстинкт самосохранения. В этом смысле у вампиров и людей много общего.

– Ты выживаешь, сидя в своем доме, в темноте и одиночестве?

– Это не дом, – рассеянно заметил Киан. – Это офис. Здесь занимаются делами. Кстати, у меня много домов. Тоже вопрос выживания. Приходится иметь дело с налогами, документами и тому подобным. Такие, как я, стараются долго не задерживаться в одном месте. Мы кочевники – по своей природе и по необходимости.

Он наклонился вперед, упираясь локтями в колени. Лишь с немногими он мог откровенно говорить о своей сущности. Это был его выбор, его жизнь.

– Я видел войны, Хойт, огромное количество. Таких ты даже представить себе не можешь. В них не бывает победителей. Ты умрешь, если решишься на этот шаг. Или станешь таким, как я. Лилит будет гордиться, что сумела превратить в вампира могущественного мага.

– Думаешь, у меня есть выбор?

– О да. – Киан снова выпрямился. – Выбор всегда есть. За множество своих жизней мне не раз приходилось его делать. – Он прикрыл глаза, лениво потягивая вино. – Что-то назревает. Я слышу глухой гул в том мире, который находится внизу, под нашим. В его темных уголках. Если ты прав, все гораздо серьезнее, чем я думал. Нужно быть начеку. Как правило, я не общаюсь с вампирами.

Хойт нахмурился, вспомнив, что Киан всегда был очень общительным.

– Почему?

– Потому что в большинстве своем они лжецы и убийцы и, кроме того, слишком много внимания уделяют собственной персоне. Люди, которые имеют с ними дело, – либо безумцы, либо обреченные. Я плачу налоги, мои документы в полном порядке. Сижу тихо и не высовываюсь. Примерно раз в десять лет переезжаю и меняю имя, чтобы замести следы.

– Из твоих слов я и половины не понял.

– Как это ни парадоксально, – продолжил Киан, – эта битва только всем сделает хуже. Так всегда бывает с массовыми убийствами, и те демоны, которые собираются уничтожить мир, глупы и недальновидны. Мы должны научиться жить в этом мире. Так?

Киан умолк. Сосредоточившись, он мог бы услышать каждый удар сердца брата, малейшее изменение в звуке включенного кондиционера, жужжание электрической лампочки на столе. Или, наоборот, отключиться и не слышать их, не обращать внимания на привычный шум.

Он научился управлять собой – времени для этого у него было достаточно.

Выбор. А почему бы и нет?

– Все сводится к крови, – сказал Киан, не открывая глаз. – В конечном итоге все сводится к крови. Без нее мы не выживем – ни вы, ни мы. Именно ее мы приносим в жертву – богам, которым вы поклоняетесь, государствам, женщинам. И проливаем по тем же причинам. Хотя таких, как я, причины не интересуют.

Теперь он открыл глаза, демонстрируя Хойту, что в них может гореть красный огонь.

– Мы просто насыщаемся этой кровью. Стремимся к ней, жаждем ее. Без нее мы прекратим существование. Мы созданы для того, чтобы охотиться, убивать, пить кровь. Одним из нас это нравится больше, другим – меньше. Как и людям. Некоторые получают удовольствие, причиняя боль, нагоняя страх, истязая и пытая добычу. Как и люди, мы все разные, Хойт.

– Ты убийца.

– А когда ты в лесу охотишься на оленя и отнимаешь у него жизнь, это ты не считаешь убийством? Для нас вы точно такая же дичь, не больше и не меньше.

– Я видел твою смерть.

– Падение со скалы еще не значит…

– Нет, я видел, как она тебя убила. Сначала мне показалось, что это сон. Ты выходишь из таверны и садишься в ее карету. Вы бросаетесь в объятия друг друга, и карета уезжает из деревни. А потом ее глаза меняются, в темноте сверкают клыки, и она впивается в твое горло. Я вижу твое лицо. Боль, потрясение и…

– Похоть, – закончил за него Киан. – Экстаз. Довольно сильное ощущение.

– Ты пытался бороться, но она набросилась на тебя, словно дикий зверь. Мне показалось, ты мертв, но это было не так. Вернее, не совсем так.

– Нет. Для того чтобы насытиться, вампир просто пьет кровь своей жертвы. Но чтобы изменилась сущность человека, этот самый человек должен вкусить крови своего убийцы.

– Она вспорола себе грудь и прижала твой рот к ране. Ты пытался сопротивляться, но затем начал сосать, словно младенец.

– Соблазн очень силен, и, кроме того, это вопрос выживания. Либо пить кровь, либо умереть.

– Сделав свое дело, она швырнула тебя на дорогу и уехала. Там я тебя и нашел. – Хойт сделал большой глоток, чтобы унять подступившую к горлу тошноту. – Перепачканного кровью и грязью. Так ты надеялся выжить? К подстреленной на охоте дичи и то проявляют больше уважения.

– Будешь меня поучать? – Киан встал и снова потянулся за бутылкой. – Или ты пришел за знаниями?

– За знаниями.

– Так вот. Одни вампиры охотятся группами, другие – поодиночке. Мы наиболее уязвимы в момент пробуждения – когда впервые восстаем из могилы, или вечером, если весь день спали. Мы ночные существа. Солнце для нас – смерть.

– Вы сгораете в его лучах.

– Ага, кое-что тебе уже известно.

– Видел. Они охотились на меня, когда я возвращался домой. В облике волков.

– Менять облик могут только вампиры, достигшие определенного возраста и силы, находящиеся под покровительством другого могущественного демона. Большинство же вынуждено мириться с тем обликом, в котором они умерли. Физически мы не стареем. Еще одно приятное дополнение.

– Да, ты, пожалуй, не изменился, – отметил Хойт. – Хотя есть немного. И дело не только в одежде или прическе. Ты двигаешься иначе.

– Я не тот, что прежде, и ты должен это запомнить. Наши чувства обостряются, и чем дольше мы живем, тем эти чувства сильнее. Огонь, как и солнце, для нас смертелен. Святая вода, если она освящена должным образом, обжигает нас, а крест, который носят с верой в душе, нас отгоняет.

Кресты, подумал Хойт. Морриган дала ему кресты. Он почувствовал некоторое облегчение.

– А вот мечи, кинжалы – любое металлическое оружие – абсолютно бесполезны, – продолжал Киан. – Разве что ты ухитришься отрубить голову. Тут уж ничего не поделаешь. Но в целом…

Он снова встал, взял кинжал Хойта, подбросил его в воздух, ловко поймал и вонзил клинок себе в грудь.

При виде крови, обагрившей рубашку брата, Хойт вскочил.

– Забыл, как это больно. – Поморщившись, Киан выдернул кинжал из раны. – Наказание за хвастовство. Но если проделать то же самое деревянным предметом, мы мертвы. Но пронзить нужно именно сердце. Мы умираем в муках – так мне говорили.

Он достал носовой платок и вытер лезвие. Затем снял рубашку. Рана уже начала затягиваться.

– Один раз мы уже умерли, и теперь уничтожить нас не так просто. Мы яростно сражаемся с тем, кто пытается нас убить. Лилит – самый старый вампир из тех, кого я знаю. И самый жестокий.

Киан умолк, задумчиво разглядывая вино.

– Как наша мать?

– Она в отчаянии. Ты был ее любимцем. – Встретив взгляд Киана, Хойт передернул плечами. – Мы оба это знали. Просила меня попытаться поискать способ вернуть тебя. Горе ее так велико, что ни о чем другом она думать не могла.

– Думаю, даже твоя магия не способна оживить мертвых. Или вампиров.

– Той ночью я пошел к твоей могиле – молить богов, чтобы они успокоили сердце матери. И нашел тебя, с головы до ног покрытого грязью.

1

Драйден Д. Пиршество Александра, или Сила гармонии. Пер. В. Жуковского. (Здесь и далее, за исключением специально оговоренных случаев, примечания редактора.)

2

Шекспир У. Антоний и Клеопатра. Пер. Б. Пастернака.

3

Самайн – в шотландском (гэльском) и ирландском языках является обозначением месяца, аналогичного современному ноябрю. У кельтов издавна обозначает третий месяц осени, а также праздник, посвященный окончанию лета и сбору урожая, длившийся семь суток.

4

Геката – в греческой мифологии богиня мрака, ночных видений и чародейства.