Это не спасло. Зазвонил домашний. Этот упрямый, твердолобый тип не отвяжется. Лучше с ним поговорить.
      – Что, опять пожар? – с места в карьер начал я.
      – Да, сгорел мужик в автомобиле шестой модели. Вчера.
      – Это оказался Джорж Буш, и ты звонишь в такую рань, чтобы я стал первым, кто за тебя порадуется? – съехидничал я.
      – Нет, фамилия у него интересней и красивей – Апрельцев.
      – Как? – не понял я.
      – Апрельцев.
      – Ржавая шестерка?
      – Мы не знаем, насколько она ржавая. Машина тоже сгорела.
      Меня как будто ударили бейсбольной битой по голове. Хотя откуда у нас в России бейсбольные биты? Скорее, это была обыкновенная скалка. Ударили раз, по макушке, потом – два, по затылку, и – три в спину. Я упал на колени.
      – Бывший мент, частный охранник?
      – Да! – обрадовался Полупан. – Я же говорил, выстрелит! А ты не верил!
      – Ты где?
      – Еду в морг.
      – Я тоже выезжаю. Давай пересечемся.
      Минут пять я сидел на полу, уронив голову на диван. В это трудно поверить, но Апрельцев, он же «Отличник» – безобидный обжора сгорел, выполняя мое задание. Итак, череда пожаров продолжилась. А ведь как хорошо день начинался!
      Я не помню, как и что я на себя напяливал. Джемпер я натягивал в коридоре, а дубленку – в лифте. Макарыч открыл дверь и распахнул рот, может, он даже что-то сказал, но мне было не до него. Я так торопился, что даже забыл запереть ворота в гараж, машина вылетела наружу, спугнув дворника. Он упал в сугроб и уронил метлу.
      Нужно взять себя в руки и успокоиться, нужно подумать о чем-нибудь другом. В конце концов, кто он мне, этот Апрельцев? Не мать, не жена и не дочь. И тут мне пришла в голову мысль, от которой у меня похолодели пятки, ступни, а потом и все тело до самой макушки. Апрельцев погиб в тот самый момент, когда следил за моей женой, а, значит и за дочерью, потому что вчера жена уехала из дома вместе с Маринкой.
      Тут уж не до обид и не до понтов. Я решил немедленно позвонить жене, но, оказалось, что телефон остался дома. Вот гадство!
      Я долетел до центрального городского морга минут за пять. По пути я так глупо вел машину, что реально мог увеличить количество его постояльцев голов на пять, или даже сам оказаться в числе его клиентов. Но Бог уберег.
      Полупан уже вошел внутрь, меня, естественно, не пустили. Я минут десять стоял у входа, смотрел на трещины в асфальте и дрожал. Я страдал от бездействия. Где этот чертов придурок? Почему пошел без меня?
      Наконец, его мужественное лицо показалось в конце коридора, за стеклянной дверью.
      – Дай телефон! – как ужаленный закричал я, когда он приблизился. – Быстрее дай трубу!
      – А где здравствуй? – с чувством превосходства поинтересовался он. Как же! Гений! Сама прозорливость! Я чуть не разбил ему нос.
      – Давай быстрее! – руки у меня тряслись.
      Увидев, что я пребываю в невменяемом состоянии, мент не стал возражать и выдал мне трубку.
      Я позвонил жене – недоступна, дочери – та же картина! Я набрал, чего уж там, номер тещиного телефона.
      – Алло.
      – Где Ольга?
      – Кто это?
      «Рабиндранат Тагор», – почему-то захотелось сказать мне.
      – Я.
      – А почему ты спрашиваешь?
      Блядь, что за дура!
      – Она у вас?
      – А почему она должна быть у меня?
      – Она вчера поехала к вам вместе с Маринкой.
      – А что случилось?
      – Вы можете четко и ясно сказать: они к вам приезжали?
      – Нет, а что случилось?
      – Ничего, – я нажал отбой.
      Потом набрал Чебоксарова.
      – А…
      – Ольга с тобой?
      – Да ты что, я еще сплю.
      – Послушай, меня не интересуют ваши отношения. Скажи, с ней все в порядке?
      – А что случилось? Какие отношения?
      – Ты ее вчера видел?
      – Нет, я так и не смог ее найти.
      Я подумал, что лучше бы она была с ним. Это, конечно, проблема, но не такая крупная, как исчезновение жены и дочери.
      – А что случилось-то?
      – Они куда-то пропали. Со вчерашнего дня.
      – Ну и что ты переполошился? Почему-то вчера тебя это не волновало.
      – Ладно, пока.
      Я прервал связь.
      – Надо что-то делать! – истерично заверещал я.
      – Что?
      – Нужно срочно их искать! Ты чего стоишь? Звони куда надо, пусть начинают операцию по поиску, – я бросил в него телефон.
      – Успокойся.
      – Хули ты меня успокаиваешь? На кой хер мне успокаиваться? У меня жена пропала! Дочь пропала! Виталика сожгли! Бабу его сожгли! Апрельцева убили!
      – Это еще неизвестно.
      – Кому неизвестно? Тебе неизвестно? Мне зато все известно! Ты чего стоишь, как идиот? Двигайся давай! – голос сорвался на визг.
      Полупан ударил меня по щеке. Не больно, но звонко.
      – Заткнись. Не будь бабой.
      Я немного пришел в себя.
      – Еще раз повторяю, успокойся, – попросил мент. – Возьми себя в руки, оттого, что ты орешь, никто сам по себе не найдется. Я не пойму, при чем здесь твоя жена, кладовщик с бабой и этот топтун?
      Мне пришла в голову одна мысль.
      – А ты точно знаешь, что это мой Апрельцев?
      – Нет, не точно.
      – Давай я его опознаю.
      У меня зародилась надежда на то, что все это простое совпадение и меня не касается.
      – Что ты там опознаешь? Одни угли.
      – А как тогда вы узнали?
      – По номерам машины.
      – А вдруг там тело другого человека? Это насильственная смерть, или какая другая?
      – По предварительным данным, он кого-то ждал в машине. Двигатель был включен, мужик уснул. Надышался выхлопными газами. Где-то закоротило электропроводку, загорелся движок, бензопровод, потом рванул топливный бак. Костер за сто километров видно было. Пока не ясно, он вначале задохнулся и умер, а потом сгорел, или заживо. Очаг возгорания под капотом.
      – Опять шито-крыто?
      – Вроде да. Ты успокоился?
      – Охуительно! Само спокойствие!
      – Тогда рассказывай. Кто он? Откуда ты его знаешь? Какая связь между ним и твоей семьей?
      Он взял меня под локоть и мы пошли ко мне в «тойоту». Я сел за руль.
      – Мне надо закурить.
      – На, – он протянул мне пачку «мальборо».
      – Я боюсь курить.
      Полупан посмотрел на меня как на дебила.
      – Тогда не кури. Хорош кривляться.
      Я завел двигатель и включил печку. У Полупана зазвонил телефон.
      – Это тебя, – протянул он мне трубку.
      – Слушай, повтори еще раз, что случилось? – попросил Чебоксаров.
      – Мои жена и дочь поехали к теще, но на место не прибыли. Телефоны у обеих отключены. Где они могут быть, никто не знает. Сгорел Апрельцев. В своем автомобиле. Вчера, как раз в то время, когда пропали жена и дочь.
      – Да ты что?!
      – Вот именно. Дальтоник присвистнул.
      – А при чем здесь Апрельцев?
      – При том!
      – Ты где?
      – Сидим с Полупаном в моей машине около морга.
      – А зачем трубу отключил?
      – Батарея села.
      – Ясно. А что ты там говорил на счет каких-то отношений?
      – Забудь.
      – Дурак ты. Я сейчас приведу себя в порядок и подъеду. Не теряйся и не совершай глупостей. Позвонить Спарыкину?
      – Да.
      Мент потряс меня за плечо, потом положил пятерню мне на затылок и повернул голову к себе. Посмотрел в глаза.
      – Апрельцев сгорел позавчера ночью, в это время твоя жена с дочерью еще спали в постелях. Так что успокойся, – посоветовал мне Полупан.
      – Если моя жена была в это время дома, то тогда за кем он в это время следил?
      – В этом я и хочу разобраться. Давай, рассказывай.
      Я рассказал ему все честно и доступно. Когда я начал рассказывать про то, как мы ловили воров с помощью «Отличника», он меня перебил и сказал: «Знаю». Сложнее всего было объяснить, зачем я нанял Апрельцева. Тем не менее, я попытался. Мне показалось, что он не понял, тогда я попытался еще раз. Когда вот так начинаешь кому-то рассказывать про свои подозрения, то они кажутся полным бредом.
      Тем не менее, Полупан почти все время понимающе кивал.
      – Ясно, – сказал он, когда я закончил.
      – Что будем делать?
      – Понимаешь, если ты пойдешь и напрямую напишешь заявление о розыске, то никто твоих девчонок искать не станет. Они тебя бросили, хлопнули дверью. Мало ли где скрываются. Теща тоже не показатель. Она молчит, чтобы ты их не искал. Поэтому мне придется обращаться неофициально.
      – Я заплачу.
      – Да не в этом дело. Даже неофициальное обращение выглядит неубедительно. Что с ними могло случиться? Убивать их бессмысленно. Коммерсант у нас – ты. Несчастный случай тоже маловероятен. Остается одно: похищение. А похитители всегда чего-нибудь требуют. Подумай, чего от тебя можно потребовать?
      – А Апрельцев?
      – Честно говоря, Апрельцев тут вообще ни к селу, ни к городу. Совсем непонятно.
      – Я надеюсь, ты не будешь говорить, что его смерть – простое совпадение?
      – Нет, не буду. Но, все очень странно. Похитители сами должны выйти на связь. Наверное, лучше подождать.
      Я опять чуть его не ударил.
      – Как ждать?! Просто сидеть и ждать?! Крыша съедет. Тебе легко говорить, а у меня там дочь, – я схватился обеими руками за голову. – И жена!
      – Давай сначала подумаем, прежде чем дергаться. Откуда он вообще взялся, этот Апрельцев?
      – Его притащил Спарыкин. Видимо раньше по работе приходилось сталкиваться.
      – А Спарыкин у нас кто?
      – Спарыкин – это как бы наш третий компаньон. Тоже бывший мент. Только он не работает почти. У него другие задачи.
      – Крыша что ли?
      – Что-то типа того. Вообще-то он в долях.
      – Понятно.
      – Что тебе понятно?
      – Ничего. Просто там, где совершено преступление, раньше искали уголовника или криминальный след. А теперь в большинстве случаев нужно выявлять на причастность работников силовых структур, или ментов, или ментов – пенсионеров.
      – Ты думаешь, что тут замешан Спарыкин?
      – Я его не знаю и ничего не думаю. Я констатирую факт. За долгое время общения со всяким отребьем человек привыкает к криминальному мышлению и сам начинает мыслить их категориями. Психика меняется. Бывшему менту психологически гораздо легче человека завалить. Он этого вдоволь насмотрелся. Некоторые вопросы он по-другому и решать-то не умеет, даже не представляет, как.
      – А ты сам-то кто?
      – По себе и сужу. Иногда такие мысли в голову приходят, что сам потею.
      – А какой Спарыкину смысл?
      – Пока не знаю. Я просто выставил наружу одну из версий.
      У Полупана зазвенел телефон.
      – Опять тебя.
      – Мне Колька дал этот номер, он у него определился. Колька мне все рассказал, – это Спарыкин. Легок на помине. – Вы сейчас где?
      – Около морга.
      – Ждите, Чебоксаров едет за мной, и мы вместе к вам.
      Тоже мне место для свиданий.
      – У меня солярка на нуле, – сказал я Полупану. – Поехали, заправимся.
      На заправке мы выпили по стакану кофе. Я постоянно думал о дочери. И еще о Деде Морозе. Я все время говорил себе, что не надо о нем думать, но все равно думал.
      Пацаны с бензоколонки залили мне полный бак. Хватило бы до Москвы. Я взял у Полупана телефон и вызвал Спарыкина:
      – Подъезжайте на заправку. Морг наводит на меня страшные мысли.
      Мой собеседник закурил.
      – Я пока ничего не пойму. Что вообще творится? – нахмурившись, рассуждал он. – В чем соль? Воров вы нашли, с конкурентами вопрос решили. Но ведь что-то происходит! Наверное, все дело в компьютерах, иначе, зачем бы их стали воровать с места преступления? С другой стороны, если их уже забрали, тогда зачем Апрельцев и твоя семья? Не хватает какого-то звена. Оно вот-вот появится, но, ты прав, если ждать, то можно вообще неизвестно чего дождаться.
      – Давай что-то делать.
      – Подожди, приедут люди, может, что подскажут на свежую голову.
      Они подъехали через пятнадцать минут. У Чебоксарова все еще была забинтована рука, а Спарыкин зачем-то надел милицейскую форму. Ни дать, ни взять – два сельских клоуна. Я познакомил полковника с Полупаном.
      – Раньше на этом месте была подстанция, – начал свою песню Спарыкин после пожатия. – Так вот, приходит сигнал на пульт, что на территории за забором найден труп мужчины…
      – Слушай, может, заткнешься, – перебил его я. – Мы здесь собрались не для того, чтобы твои байки слушать.
      – Действительно, чего ты? У человека проблема, – поддержал меня Дальтоник.
      – А я чё? Я для начала.
      – Давай, рассказывай, – предложил мне Колька. – Что случилось?
      Я рассказал, о том, как я снимал проституток, о том, как от меня ушла жена, о том, как нанял Апрельцева, чтобы он за ней следил. Еще я не забыл упомянуть, о странном звонке Апрельцева, который оказался его последним звонком.
      – Слушай, – спросил полковник, – с чего ты взял, что жена тебе наставляет рога?
      – Были признаки.
      – Ты подозревал кого-то конкретно?
      – Да.
      – Кого? – спросил Чебоксаров.
      – Тебя, – ответил я и посмотрел ему прямо в глаза.
      Лицо у «Дальтоника» сделалось пунцовым. Какое-то время он не мог вымолвить ни слова. Потом обхватил голову руками и выдавил из себя:
      – Ты полный идиот.
      – Возможно, – сказал я.
      А возможно, и нет. В конце концов, предо мной сидят двое самых главных подозреваемых. И если кто-то из них причастен ко всему происходящему, то их ужимки вполне объяснимы.
      Полковник заржал.
      Полупан картинно прищурившись, не отрывал от него взгляда.
      – Что он подозревал и о чем догадывался, – сказал он, – это дело семейное, не наше это дело. Давайте говорить о фактах. Я считаю, что причина всех бед в компьютерах. Их зачем-то похитили. Разумеется, не из-за железа. Видимо, там была какая-то информация. Что за информация? Вот в чем вопрос!
      – Какая в наших компьютерах может быть информация, из-за которой можно сгубить столько народу? – не поверил ему Дальтоник. – Никакой! Мы торгуем бумагой и канцелярией. Не наркотиками, не девочками, и даже не оружием. Кому нужна наша бухгалтерия? Бред какой-то.
      – А помнишь? – обратился ко мне Полупан. – Ты рассказывал про подозрительного программиста, который рылся в твоем компе?
      – Было дело. Скорее всего – просто совпадение. Я ведь толком ничего не выяснял. Просто поспрашивал у людей.
      – Стоп, – прервал нас Дальтоник. – А разве наши компьютеры сгорели? Хоть один?
      – Я не слышал.
      – И я. Вот в чем дело. Там вытаскивали чужие компьютеры. Так что мы тут совершенно ни при чем.
      – Давайте уточним, – предложил Спарыкин. – Я правильно понял, что Апрельцев сгорел, когда твои дамы мирно спали?
      – Да, – подтвердил Полупан.
      – А кто мешал Апрельцеву параллельно с твоим заниматься еще какими-нибудь другими делами?
      – Никто.
      – Так что, если его убили, то не обязательно в связи с твоей женой. И еще очень большой вопрос на счет убийства. Это ведь вы так решили. А что случилось на самом деле, решит экспертиза.
      – Ты хочешь сказать, – не поверил ему я. – Что Виталик, его баба и Апрельцев сгорели случайно?
      – Виталик с бабой, может и не случайно. Но, только это нас не касается. Может и касается, но только косвенно, по крайней мере, ты и твоя жена тут уж всяко ни при чем. Наши компьютеры никто не воровал, не поджигал и на момент пожара, их на складе не было. Ты зря поднял кипиж.
      – А чего же тогда Апрельцев звонил со слежки и говорил о каких-то странных вещах?
      – У этого дурака, – ответил полковник, – любая мелочь – событие. Черная кошка дорогу перебегала, он уже задумывался.
      – Хорошо, – не сдавался я. – А где мои жена и дочь?
      – Тут еще проще. Жена от тебя ушла. В ее понимании, что ты будешь делать?
      – Не знаю.
      – В ее понимании ты начнешь заколебывать ее звонками. Она отключает телефоны, а чтобы ты не донимал тещу, едет не к ней, а куда-нибудь в другое место. А маме говорит, чтобы молчала. Логично?
      – Куда едет?
      – Это ты у нее потом спросишь.
      – А как же работа?
      – Этого я не знаю.
      Я с трудом поднял глаза на Чебоксарова. Он тоже на меня не смотрел.
      – Позвони, пожалуйста, ей на работу, спроси девчонок, может, она отпрашивалась?
      Дальтоник набрал номер. Его там все знали. Он поговорил вначале с одной, потом с другой. Потом помолчал минуты две, что-то еще спросил, потом долго слушал. Наконец он произнес:
      – Спасибо, до встречи, – и радостно улыбнулся.
      – Оказывается, она отпросилась еще позавчера днем, у заведующего отделением. Сказала, что приболела. Выйдет теперь только после Нового Года.
      – Сразу после того, как увидела меня с блядями. Она уже тогда все решила. Может, думала, что уйдет тем же вечером, но я пришел поздно и на бровях.
      – Вот видишь, – гордо произнес Спарыкин. – Все и решилось. Ты зря бучу поднял.
      Как-то глупо все получилось. Особенно с Чебоксаровым.
      – Че, давайте разъезжаться? – спросил полковник.
      – Давайте, – согласился я.
      Мы вышли из забегаловки. Валил снег. Крупными хлопьями. Вроде стало теплее. Черт поймет эту погоду.
      – Я поеду в морг, – сказал Спарыкин. – Там у меня главный патологоанатом – свой парень. Попрошу, чтобы был повнимательнее. Потом заскачу в прокуратуру, пройдусь по связям, пусть еще раз покажут мне дела о смерти Виталика и его бабы. На всякий случай.
      – Я тоже поработаю, – сказал Полупан. – А ты езжай домой, возьми телефон, может, объявятся, да позвонят.
      Спарыкин сел в Колькин «мерседес», а Полупан в мою «тойоту».
      – Как ты мог? – спросил Чебоксаров.
      Я пожал плечами.
      – Тебе надо голову лечить.
      – Я уже начал.
      – И пить бросай.
      – Уже.
      – Но, это не оправдывает. Я думаю, что нам после этого придется разбежаться. После Нового Года будем делить фирму.
      – Как хочешь.
      Он, сгорбившись, пошел к машине. Его почти засыпало снегом. Я заметил, что он не опустил уши у шапки. При его трепетном отношении к здоровью это непростительная невнимательность.
      Я отвез Полупана к машине, которую он оставил у дверей морга. Чебик туда же доставил полковника. Я остановился рядом, и мы опять встретились глазами. Настроения не было никакого. На обратном пути, продираясь сквозь густой снегопад, раскидывая по обочинам жидкий творог, я представлял себя лягушкой в молоке. Даже романтически чистый снег напоминал перхоть, а никак не черемуховый цвет.
      Дома я минут пятнадцать ходил по комнатам, страдая от одиночества, потом пришел на кухню, поставил локти на стол и подпер ладонями подбородок. Сегодня уже самое время для появления зимнего салата, оливок, красной икры и запаха мандаринов. Я залез в холодильник, достал что-то и съел. Я не ощущал вкуса. Мне было все равно.
      Я шаркал тапочками и двигал ногами из зала в спальню, из спальни в детскую, из детской – в кабинет. Каким образом я оказался на лоджии? Я не знаю. Там стояла пихта. Она придала мне сил. Я нашел себе занятие. Полчаса я искал крестовину для елки, еще минут десять – елочные игрушки. Укрепив дерево на подставке, я занес его в комнату и перерезал путы. Лесная красавица улыбнулась и стала распрямлять затекшие чресла.
      Я буду ее наряжать после того, как она окончательно примет форму. У меня еще есть время. Я нашел трубку домашнего телефона и набрал Аркашку.
      – Слышь, Спицын, я передумал. Пусть Дед Мороз и Снегурочка приезжают ко мне тридцать первого
      – Ну, шеф, ты даешь! Я кое-как уломал их не приходить, а теперь, представляешь, кем я буду выглядеть, если снова перезвоню и опять повторю заказ?
      – Ты будешь выглядеть полным мудаком и это будет соответствовать истине. Мне плевать, закажи других.
      – Где ты найдешь тридцатого числа нормального Деда Мороза? Тебя устроит размалеванный дегенерат с кашей вместо слов и блевотиной вместо подарков?
      – Нет.
      – Тогда хорош издеваться. Наряжайся сам.
      – Борзеешь.
      – А сколько можно?
      Связь прервалась.
      Держа в руке трубку домашнего телефона, я вспомнил, что до сих пор так и не включил сотовый. Я пошел к нему. Батарейка была полная. Я нажал «enter». Телефон тут же зазвонил. Шамрук возмущал радиоволны и посылал мне сигналы.
      – Дружище! – орал он. – Меня эти уроды отсюда выгоняют. И меня, и мою племянницу. Они не хотят брать кровь и говорят, что я слишком пьян.
      – Какую кровь?
      – Мою. И моей племянницы. Ну-ка скажи им, что у меня кровь – что надо!
      – Какой племянницы?
      Шамрук сделал паузу и перешел на шепот.
      – Это одна прошмандовка. Я же не могу им так сказать. Я сказал, что она – моя племянница. Когда они позвонили, мы как раз зависали. Да ты что, Новый Год же! Но, я все бросил, раз надо, значит надо! Мы ведь с тобой друзья. Мне для друга ничего не жалко, даже крови. А эти врачи, представляешь, говорят, что у пьяных они кровь брать не будут. А где они сейчас трезвого найдут? Возможно, я пьян. Зато заразы никакой!
      – Слушай, давай по порядку. Ты где? – если честно, но я даже обрадовался его пьяному бреду. Хоть какой собеседник.
      – Как где? – удивился он. – В больнице. У твоей жены. Они ведь меня по твоей просьбе вызвали? Честно говоря, я думал, что ты здесь. Звоню, звоню тебе, а ты все недоступен и недоступен. Ты где?
      – Я-то дома. А вот ты зачем поперся в больницу моей жены? – меня разбирал смех, наверное, его кто-то разыграл.
      – Не твоей жены, а к твоей жене. Мне позвонили, спрашивают: «Вам Ольга Тихонова известна?». Я говорю: «Известна». Они говорят: «Она находится в реанимации, срочно нужно сдать кровь». Я все бросаю и мчусь.
      – Кто находится в реанимации?
      – Ёб… Твоя жена, кто же еще? Ты что ничего не знаешь?
      – В какой реанимации?
      – В больнице скорой помощи.
      Меня бросило в пот.
      – А где дочь?
      – Какая дочь?
      – Моя.
      – Я не знаю. Я думал, что ты в курсе. Я думал, что это по твоему поручению звонят. Я вообще ничего не знаю. Тут менты какие-то ходят. И меня не пускают. Ты скажешь им, в конце концов, что у меня кровь хорошая?
      – Ты ее видел?
      – Кого?
      – Ольгу?
      – Нет. Но, говорят, она пришла в сознание.
      Я опять сел задницей на пол, уже в который раз за день.
      – Повтори еще раз, – попросил я. – Тебе кто-то позвонил и сказал, что моя жена в больнице?
      – Да.
      – А почему не мне?
      – Ты, наверное, был недоступен.
      – Могли ведь позвонить, например, матери или Чебоксарову. Почему именно тебе?
      – А я почем знаю?
      – Просто позвонили и сказали, что Ольга в больнице?
      – Да, сказали, что надо сдавать кровь. Я все бросил и приехал сюда. А меня тут посылают. Слушай, я даже не спросил, что с ней случилось.
      – Так спроси и перезвони мне! И узнай, где моя дочь! Я уже еду!
      – Так ты, был не в курсе?!
      – Я и сейчас не в курсе. Все. Я еду.
      В машине я набрал Спарыкина и сообщил ему последние новости. Вся его теория рассыпалась в прах. Из-за него мы потеряли несколько часов драгоценного времени. Да и сам я дурак, не мог включить телефон сразу, как пришел. Было же мне сказано! Тем более что никто и никогда не звонит ко мне домой. Многие даже не знают, моего домашнего номера.
      Спарыкин все еще находился в машине Чебоксарова. Он воспринял известие спокойно и без лишних слов выразил желание тотчас приехать в больницу.
      – Мы там будем раньше тебя, – заверил он.
      Вдоволь напсиховавшись утром, сейчас я был спокойнее. Внутри я, конечно, весь горел, но вел машину гораздо осторожнее. Вчера мне уже приходилось следовать этим маршрутом на прием к доктору Сенчилло. Больница та же, а поводы разные.
      Где-то на середине пути позвонил Шамрук.
      – Ее нашли вчера в придорожной канаве. Всю избитую и переломанную. Дочери рядом не было. Это без балды. Кажется, ее выкинули из машины на полной скорости, прямо под встречную. Или просто в кювет. Или об дерево. Они сами толком не знают. Ей делали операцию. Сейчас опасность миновала. Она пришла в себя. Разговаривать почти не может, но каким-то образом ведет беседу со следователем.
      – А кто тебе-то позвонил? – этот вопрос меня сильно раздражал.
      – Позвонила медсестра. Говорит, что твоя жена сама указала на номер в записной алфавитной книжке. Не знаю, почему.
      – Странно.
      Уж кого-кого, а Шамрука – то Ольга точно терпеть не могла.
      Мы подъехали к больнице одновременно. Спарыкин, воспользовавшись милицейским удостоверением, скрылся за дверями реанимации, а мы с Чебоксаровым остались сидеть внизу, в вестибюле приемного покоя, на желтых деревянных скамейках. Я рассматривал узоры на полу составленные из мраморной крошки, залитой бетоном и молчал. Колька тоже не проявлял желания пообщаться. Вокруг ходили хмурые озабоченные люди. Кроме, ставшего уже привычным, раздражения во мне расправляло плечи еще одно негативное чувство. Я злился. Причем на всех подряд, и на Чебоксарова, понятно почему, и на Спарыкина за то, что его долго не было, и на незнакомых людей за то, что они шаркали ногами.
      Наконец полковник появился. Он шел впереди молодого парня и что-то напряженно рассказывал ему через плечо.
      – Значит, так, – бодро сказал он. – Похоже на похищение. Они утром, когда уходили от тебя поймали такси, или вызвали. Пока не понятно. Через квартал водитель остановил машину и подсадил на заднее сидение еще одного пассажира. Тот выбросил твою жену на полном ходу километра через три. А дочь увезли. Выживет Ольга или нет их, похоже, не интересовало. Цель похищения – Марина.
      Парень, которого Спарыкин так и не удосужился представить, согласно кивал головой и поддакивал.
      – Супруга путает марки машины. Номер, естественно, не заметила, – продолжил Спарыкин.
      – Я сейчас поеду, прочешу обочину на предмет обнаружения трупа, – сообщил о своих планах неизвестный парень. – Километров пять хватит?
      – Захватите десять, – посоветовал Спарыкин. – Скорость, судя по всему, была приличная.
      Я не сразу понял, о каком трупе идет речь.
      – И надо пробить девку, может, это ее какие-то дружки, – изрек незнакомец.
      – Ей десять лет, – сказал Чебоксаров.
      – Мне попадались девятилетние проститутки, – сообщил паренек.
      Я вспыхнул. Причем не просто вспыхнул, а размахнулся и со всей силы съездил парню по зубам. Он успел среагировать, мотнул головой, но я, все равно попал, правда, в щеку. Хама отбросило на метр. Он собрался мне ответить, но Чебоксаров со Спарыкиным повисли у него на руках.
      – Это отец девочки, – пояснил полковник.
      – А… – неизвестный отнесся к этому сообщению с пониманием, он немного замешкался, вначале хотел протянуть нам руку для прощания, но побоялся, пробормотал: «Пока» и ушел.
      – Я хочу подняться к Ольге, – сказал я.
      – Она в реанимации, – возразил Спарыкин. – Туда не пускают.
      – Я очень хочу, – меня била дрожь. – Ты ведь можешь.
      – Пошли, – видя мое состояние, согласился полковник.
      Чебоксаров вроде тоже дернулся, чтобы пойти с нами, но потом передумал и остался.
      Мы прошли по первому этажу до конца коридора и встали у лифта. Лифт долго не ехал. Он застрял где-то наверху, хлопал дверями и шумел. Было принято решение подниматься пешком. На уровне третьего этажа лифт все же тронулся вниз. Когда кабина проходила мимо нас из него за общим шумом, наконец, стали разборчиво слышны крики: «Я требую, чтоб у меня взяли кровь!» Вопли сопровождал истерический женский смех. До свидания и спасибо, самоотверженный Шамрук!
      В отделении полковник о чем-то переговорил с медсестрой или врачом, сидящим за столом в коридоре. Что он там наплел, я не знаю, но женщина с охотой встала и проводила нас к палате.
      Спарыкин остался снаружи, а я вошел. На единственной кровати лежала Ольга. Если бы мне не было известно, что это она, то, вне всякого сомнения, я прошел бы мимо и не узнал. Желтоватое лицо походило на чеканку. Лоб и подбородок скрывали бинты. Под заострившимся носом, разбитые губы.
      Мне захотелось подойти к ней, встать на колени, поцеловать в глаза и прижать к груди исцарапанные щеки.
      Она посмотрела на меня.
      – Почему ты не взяла машину? – спросил я.
      Она повернула голову к окну.
      Я обошел кровать и снова встал перед ее глазами.
      – Если бы ты взяла машину, то все было бы нормально! – я сказал это, хотя сам не верил.
      Она опять отвернулась. Я завелся.
      – Не крути башкой! – я снова обошел кровать. – Где моя дочь?
      Движения причиняли ей боль. Она закрыла глаза. Видимо, я был ей противен.
      – Не надо закрывать глаза. Не надо! Если бы ты меня слушала, то было бы все нормально! Куда ты поперлась?! С какого хера?! Ты забрала мою дочь, теперь верни! Че молчишь?
      По матовой лакированной щеке покатилась слеза.
      – Не фиг рыдать! Раньше надо было думать!
      Она закусила губу.
      – Ты во всем виновата! Дура!
      Я вышел из палаты, хлопнув дверью. Вот такая беседа получилась. Совсем не так, как я хотел.
      Медсестра смотрела на меня с осуждением. Я слишком шумел. Наверное, все было слышно.
      – Вы мне можете объяснить, почему вы вызвали сюда Шамрука? – спросил я у нее.
      – Вначале думали, что будем делать операцию. А у нас в больнице так принято, что когда больной идет на операцию, то родственники сдают для него кровь.
      – А при чем здесь Шамрук?
      – Этот пьяный дебошир?
      – Да.
      – Пострадавшая сама указала его номер в записной книжке, – медсестра достала синий Ольгин блокнотик. – Вот смотрите.
      Буквы в алфавитной книжке моей жены были спаренные. «Ч» и «Ш» находились на одном флажке.
      Если открыть книжку, на этих буквах, то самая верхняя фамилия была – Чебоксаров. Но, так как номер рядом с ней был указан старый, то Ольга его перечеркнула и потом, видимо переписала новый вниз страницы. Второй в списке телефон принадлежал Шамруку. То, что позвонили именно ему, выглядело вполне логично. Было ясно, как пень, что позвать Ольга хотела именно Кольку, а никак не Шамрука, и уж тем более не меня. Это опять задело.