Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Твой нежный взгляд

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / О`Брайен Джудит / Твой нежный взгляд - Чтение (стр. 1)
Автор: О`Брайен Джудит
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Джудит О'Брайан

Твой нежный взгляд

Пролог

Ночь, тишина. Прозрачный весенний воздух напоен ароматом бледно-зеленых клейких листиков и полураспустившихся бутонов. На черном полотне ночного неба сияет месяц и мерцают россыпи звезд. Света вполне достаточно – фонарь ему не понадобится.

Он держит путь к особняку на окраине города, в стороне от ярко освещенных многолюдных улиц южнее Гранда, по которым проносятся экипажи и снуют прохожие. Надо подняться чуть выше Шестьдесят первой улицы – дом расположен рядом со старой фермой «Тредуэлл-Фарм», где гнездятся лачуги и пасется скот. Особняк виден издалека – он подсвечен газовыми фонарями и ставшими теперь модными переливчатыми струями фонтана. Идея этого новшества принадлежит домовладельцу: резервуар с газом спрятан за беседкой, а водопроводная труба подсоединена к колодцу.

Несмотря на всю серьезность своей задачи, он не может не восхищаться строгой и благородной красотой здания. В доме насчитывается более двенадцати комнат довольно внушительных размеров, и тем не менее в его архитектуре присутствуют ясность и четкость линий, что приятно ласкает глаз. Это и в самом деле прелестный дом, и ночной полумрак подчеркивает его классический силуэт.

Как и ожидалось, на втором этаже горит свет. Это ее спальня – спальня юной невесты из Лондона.

И она в спальне одна, совсем одна.

Холщовая сумка вдруг показалась ужасно тяжелой, и он вцепился в ручку так, что костяшки пальцев побелели.

Он знает, что должен сделать. Надо поторапливаться. Ему никто не помешает – об этом позаботились заранее. Немногочисленные соседи покинули окрестности. Он сам помогал рассылать им подложные письма якобы от родственников, проживающих за несколько десятков миль отсюда. И уловка удалась, чем он очень гордится.

Осталось прикрепить к двери записку с грозным предупреждением. Вот так. А теперь вытащить из сумки...

Взрыв... Его сбивает с ног. Грохот и звон разбитого стекла, жарко полыхнули окна.

Что случилось? Он поднимается с земли и смотрит, как огонь пожирает сумку.

Языки пламени, словно гигантские змеи, лижут оконные рамы.

Он стоит, пригвожденный к месту, не в силах шевельнуться от ужаса. И тут до него доносится леденящий душу вопль – предсмертный крик женщины.

Что же делать? Он никак не предполагал, что это произойдет на самом деле! Угрожать – угрожал, но не более!

Ее силуэт возникает на фоне полыхающего окна – она корчится от боли, в отчаянии хватает руками воздух, а волосы, охваченные пламенем, извиваются в каком-то жутком танце, точно русалочья грива в глубинах океана. В следующий миг видение исчезает, и только яростный огонь продолжает плясать в окне. Крики смолкли.

Надо бежать. Скорее прочь от этого места! Но ноги вросли в землю, и он не может сделать ни шагу...

Он хочет закричать, но не может выдавить ни звука. Из комнат доносятся только треск пламени, скрип деревянных перекрытий и звон лопнувшей посуды и стекла.

Он задыхается, ему не хватает воздуха...

И просыпается – как всегда в поту. Сердце стучало так, что готово было выпрыгнуть из груди.

Он в своей постели, на мягкой перине и подушках, на душистых простынях.

Ловя ртом воздух, он не спешит зажигать свет. Сон скоро снова сомкнет его веки. Так повторяется каждую ночь с прошлой весны.

Точнее, с той самой ночи, когда он убил Аманду О'Нил Стивенс.

Глава 1

Нью-Йорк, 1849 год

Они занавесили окна и стали ждать, когда к ним явится дух умершего.

– Вы готовы к встрече с мужем?

Вдова кивнула, смущенно теребя серебряное обручальное кольцо.

– Странно все это, – прошептала она, грустно улыбнувшись. – Мы прожили вместе восемь лет, а теперь... словом, не знаю, что и сказать.

Селия Томасон мягко коснулась руки молодой женщины.

– Понимаю, миссис Дженсон. Но муж предстанет перед вами в точности таким, каким был при жизни. Так что вам нечего волноваться.

– А разве душа не меняется? – робко спросила она. – Неужели после смерти люди не становятся добрее, милосерднее?

В небольшой гостиной царил прохладный полумрак. Тяжелые зеленые портьеры закрывали окна, не пропуская в комнату послеполуденное солнце и приглушая торопливые шаги прохожих, грохот экипажей и цоканье копыт по мостовой. В полутьме в волосах вдовы отчетливо виднелись седые пряди. И в то же время ей наверняка было не больше тридцати – возможно, она младше самой Селии.

Взгляд потухших серых глаз из-под полей шляпки с траурным крепом казался очень усталым. Молодость ее увяла до срока – жизнь никогда особенно ее не баловала, а теперь и подавно.

Несколько месяцев назад у нее погиб муж. Он работал грузчиком в порту – таскал мешки с кофе, по нескольку сотен фунтов каждый. В тот злополучный день он случайно споткнулся, и вся эта груда мешков повалилась на него и придавила насмерть, оставив жену и троих детей почти без гроша.

Собрав последние деньги, миссис Дженсон отправилась к Селии Томасон, известному медиуму, чтобы спросить совета у покойного супруга. Селию Томасон знает весь город. Конечно, есть и другие, кроме нее, да только они берут деньги, а потом их днем с огнем не сыщешь. А Селия вот уже без малого четыре месяца принимает посетителей в доме своей тетушки, что на площади Вашингтона. Потому-то вдова и решила обратиться именно к ней.

– И такое случается. А теперь закройте глаза, миссис Дженсон, – приказала Селия. Вдова повиновалась. – Думайте о вашем муже, вспоминайте только хорошее. Представьте, что он улыбается вам.

Женщина задумалась, потом покачала головой.

– Сказать по правде, Хайрам редко улыбался. А если и улыбался, я точно знала, что он под хмельком.

– Понятно. – Селия ободряюще похлопала ее по рук«. – Тогда вспомните, как он любил детей. Ведь он был примерным семьянином?

Вдова нахмурилась и снова глубоко задумалась. Секунды плавно перетекли в минуты, наконец она вздохнула.

– Мисс Томасон, ничего подобного не припоминаю. Бедный Хайрам страдал разлитием желчи и страшно сердился, когда дети поднимали шум – от их криков и возни ему становилось только хуже.

– Вот как? Ну вспомните, каким он был нежным и заботливым мужем. Подумайте о том времени, когда он ухаживал за вами – влюбленный молодой человек...

Вдова снова покачала головой, по-прежнему не открывая глаз.

– Никогда он не был особенно ласков со мной, мисс Томасон. Да и нежностей от него не дождешься. Я думала, после свадьбы... но что теперь говорить. Родила от него троих детей, вот и все. Нет, Хайрам был очень хорошим человеком, но нежным и заботливым его не назовешь.

– Тогда думайте о тех его качествах, которые достойны уважения. Итак, называйте их по порядку.

Миссис Дженсон послушно закивала, но тут же сникла.

– Так сразу и не вспомнить, – пробормотала она.

– Он ведь обеспечивал семью, не так ли?

– Да, зарабатывал он неплохо, да только деньгами распоряжаться не умел, – ответила женщина. – Я частенько обшаривала его карманы, когда он возвращался поздно ночью... – Щеки ее покрылись румянцем. – Он говорил, что после тяжелого трудового дня не мешает пропустить стаканчик-другой. На те гроши, что мне удавалось извлечь из его карманов, я закупала яйца и торговала ими на рынке. Случалось и маслом торговать. В последнее время мы и жили на те деньги, что я получала от продажи.

– Хорошо, тогда представьте его в церкви рядом с детьми и... Что такое?

– Мисс Томасон, в последний раз я видела Хайрама в церкви несколько месяцев назад.

– Ну вот видите! – подхватила Селия. – Вспомните, как...

– Это было в день его похорон.

– Простите...

– Его было не узнать – такой строгий, красивый, во всем чистом...

– Вот как. Значит, вам хочется вспоминать его именно таким?

– Да, наверное... – Вдова прикусила губу. – Он лежал в белоснежной рубашке, гладко выбритый. Его ногти были чистыми.

– Что ж, попробуем представить вашего Хайрама. Вдова кивнула и еще крепче зажмурила глаза, стараясь сосредоточиться.

Несколько минут женщины сидели молча, и тишину нарушал отдаленный шум, доносившийся с улицы. Вдова сидела, не открывая глаз, но в позе ее уже не чувствовалось скованности: необычная обстановка, полумрак, плюшевый ковер под ногами и прохладная поверхность полированного стола из красного дерева – ко всему этому она успела немного привыкнуть.

– А теперь я вызову обитателей загробного мира, – произнесла Селия. – Они помогут вам общаться с духом умершего мужа. Вы готовы, миссис Дженсон?

Молодая женщина закивала:

– Да, да.

– Хорошо. Не открывайте глаза.

Женщины снова умолкли. Прошла не одна минута, прежде чем Селия заговорила. Голос ее изменился, зазвучал монотонно, бесстрастно, как будто принадлежал не живому человеку, а какому-то механизму.

– Духи откликнулись на мой зов. Они привели вашего мужа...

Вдова вздрогнула.

– Он здесь, в комнате?

– Да. Да. Так говорят духи, – подтвердила Селия и продолжала тем же странным тоном: – Он явился, чтобы помочь вам.

– Вы его видите! – воскликнула женщина. – А я могу на него посмотреть?

– Нет, сейчас нельзя. Но он рядом, и духи говорят, что он полон любви к вам.

– Хайрам?

– Да, Хайрам.

– Хайрам, прости меня! Я так переживаю из-за ботинок! – крикнула миссис Дженсон в пустоту, комкая в руках замусоленный носовой платок. – Не сердись на меня, пожалуйста! Поклянись, что ты не станешь мстить ни мне, ни детям. Мы же не виноваты, что так вышло!

– Он не сердится! – поспешила успокоить Селия и монотонно продолжала: – Нет. Он не сердится. Он просит передать, что... Подождите-ка. – Селия помолчала, словно прислушиваясь. – Да, ботинки ему понравились.

– Правда понравились? – с сомнением промолвила вдова и резко открыла глаза. – А где же он? Я его не вижу. Мы прожили вместе восемь лет, мисс Томасон. Почему я его не вижу?

Лицо Селии напоминало застывшую маску, широко распахнутые глаза смотрели прямо перед собой.

– Духи считают, что вы еще не готовы к тому, чтобы увидеть его в теперешнем обличье. Но не отчаивайтесь. Ваш муж скоро даст о себе знать.

Послышался тихий шорох.

– Что это?..

Женщина оглянулась, переводя испуганный взгляд с дивана на кресла и чайный столик. Красное дерево подчеркивало мрачный колорит комнаты. Вдова взглянула в сторону камина – несмотря на ноябрьский холод, огонь там не разжигали. Мисс Томасон объясняла посетителям, что пламя камина мешает ей общаться с потусторонним миром.

Наконец миссис Дженсон обнаружила источник таинственного шороха, стоявшая на каминной полке ваза из бело-голубого фарфора медленно раскачивалась из стороны в сторону, готовая вот-вот упасть. Женщина замерла от удивления.

– Что это?

– Это Хайрам.

Вдова испуганно ахнула.

– Что он делает? Зачем?.. – Губы ее задрожали, голос осекся.

– Хочет показать вам, что он здесь, в комнате.

Женщина судорожно глотнула, не отрывая глаз от каминной полки. Тут ваза упала и разбилась, ударившись о кирпичный выступ.

– Боже правый! – Вдова в ужасе вскочила.

В это же мгновение приподнялась скрипка, лежавшая в кресле, а смычок взлетел в воздух и принялся со скрежетом пилить по струнам. Женщина бросилась к двери, но Селия удержала ее за руку.

– Пустите меня, умоляю! – Вдова попыталась вырваться, но Селия еще крепче стиснула ее запястье.

Женщина замерла на секунду и прислушалась. Выражение ее лица смягчилось – она узнала мелодию.

– Мисс Томасон, да это же любимая песенка Хайрама! Вот только название забыла... Муж частенько насвистывал ее, когда возвращался домой навеселе.

– Он хочет вам что-то сказать, – прозвучал бесстрастный голос медиума, заглушая скрежет струн.

Миссис Дженсон отвела взгляд от скрипки и широко раскрытыми глазами уставилась в пустоту. Затем стала испуганно озираться, ожидая появления чего-то неведомого и жуткого.

Селия сохраняла хладнокровие, делая вид, что ничего не замечает, но застывшее выражение ужаса на бледном лице посетительницы и остановившийся взгляд были ей хорошо знакомы. Ей не раз приходилось видеть подобное выражение на лицах многих женщин – старых и молодых, аристократок и обитательниц предместий. Воспитание и положение не имели тут никакого значения. Ужас сковывал их всех, независимо от того, кем они были и какую жизнь вели.

Умерший муж, как и живой, заставлял бедную женщину трепетать от страха, и этим она нисколько не отличалась от своих предшественниц.

– Что он говорит? – Рука миссис Дженсон, шершавая и огрубевшая от работы, дрожала, как в лихорадке.

Селия улыбнулась и промолвила чуть мягче:

– Он хочет, чтобы вы были счастливы.

– Хайрам? А вы уверены, что этот дух принадлежит моему мужу?

– Он просит у вас прощения за все зло, что вам причинил, – продолжала Селия.

– Правда? – еле слышно переспросила женщина.

– Хайрам очень любил и вас, и детей, хотя редко говорил об этом. И гордился, что вам удалось наладить торговлю яйцами и маслом.

– Гордился? – Вдова без сил опустилась в кресло. – Ни разу не слышала от него ни слова похвалы.

– Он хочет, чтобы вы знали о его сокровенных мыслях и чувствах. И вот еще что... Он разрешает вам снова выйти замуж и говорит, что есть один человек...

– Неправда! Я всегда была верна Хайраму!

– Ну конечно же! Ему это известно, миссис Дженсон! Он всегда вам верил. Но ему кажется, что вы могли бы найти счастье в браке с... – Селия на минуту прикрыла большие выразительные глаза, точно прислушиваясь к потустороннему голосу, который вот-вот назовет имя. Затем, медленно подняв веки, внимательно посмотрела в лицо вдове. – Он хочет, чтобы вы вышли замуж за человека по имени Джон Тадлоу.

Миссис Дженсон побледнела как полотно и прижала к щекам трясущиеся пальцы. Неужели все это происходит с ней наяву?

– Мистер Тадлоу – хозяин молочной фермы в Бруклине, – прошептала она. – Он был очень добр к нам, покупал у меня яйца и платил за них гораздо дороже, чем они стоили на самом деле. А Сета, моего старшего сына, научил вырезать ножичком по дереву. – Она говорила сама с собой, ни к кому не обращаясь. – Да, он был очень добр...

– И ваш муж считает, что вы должны связать с ним свою судьбу. Мистер Тадлоу позаботится о вас и ваших детях.

Миссис Дженсон молчала. Она постепенно приходила в себя. Наконец на ее щеках снова заиграл румянец, и она улыбнулась впервые за этот день, а может, и за многие годы.

– А Хайрам не рассердится?

– Нет, конечно. Он мечтает, чтобы и вы, и дети жили безбедно и счастливо. Это его самое заветное желание.

– Мистер Тадлоу, – задумчиво промолвила вдова. Она улыбнулась, но тут же смутилась и зарделась, как девочка. – Он очень хороший человек – спокойный, добрый. И почти не пьет, а виски просто на дух не переносит.

– На дух? Тогда лучше не говорите ему, что были у меня.

Скрипка снова улеглась в кресло, и в комнате стало тихо. Миссис Дженсон оторопело уставилась на Селию и вдруг рассмеялась.

– Поняла! Это шутка, дух и «дух»-привидение!

– Миссис Дженсон, я уверена, что теперь у вас все наладится, – сказала Селия, не скрывая своей радости.

Вдова поднялась и окинула взглядом комнату.

– Мне очень нравится ваша гостиная, мисс Томасон. Я и у себя хотела бы повесить гардины. Непременно так и сделаю. – Она сняла с руки кошелек и развязала шнурок. – Денег у меня немного, но это все, что осталось после...

– Нет, – решительно перебила ее Селия, понизив голос. – Не стоит, миссис Дженсон. Денег я у вас не возьму.

– Как же так?

– Оставьте их себе и детям. Купите хорошенькую шляпку или гардины на окна.

– Но я думала...

– Ни слова больше. – Селия затянула тесемки сумочки и вернула ее вдове. – Помните, что вы заслужили счастье, и если у вас все сложится хорошо, это будет лучшей наградой и мне, и вашему покойному супругу.

Селия провела ошеломленную миссис Дженсон через холл к парадной двери, распахнула ее, и холодный осенний воздух дохнул им в лицо. Миссис Дженсон остановилась на пороге. Ветер рвал разноцветную листву с деревьев на площади Вашингтона, дети водили веселый хоровод вокруг клумбы с розами, звонко смеясь и распевая песенки. На другом конце площади стояли двое. Определить их возраст издалека было сложно. Мужчина склонился к женщине и поцеловал ей руку.

Вдова обернулась к Селии, испытующе посмотрела ей в лицо и улыбнулась:

– Благослови вас Бог, мисс Томасон. – Сказав так, женщина горячо сжала руку Селии и, чуть помедлив в нерешительности, порывисто обняла ее за плечи своей худенькой рукой. – Благослови вас Бог. – Затем, смущенно потупив глаза, сбежала по ступенькам крыльца и, не оглядываясь, зашагала по улице, закутавшись в черную шаль и распрямив плечи.

Селия смотрела ей вслед, гадая про себя, доведется ли еще встретиться с миссис Дженсон или же вдова переедет на ферму в Бруклине и начнет новую жизнь.

Некоторое время она стояла в задумчивости, невольно привлекая к себе внимание необычной, яркой внешностью, которая, к слову сказать, всерьез беспокоила тетю Пруденс. Тетушка надеялась, что племянница со временем станет очаровательной юной леди, разумеется, маленькой, пухленькой, с непременными округлостями там, где нужно, и золотистыми кудряшками. Словом, копией самой Пруденс в молодости.

Но Селия, которая жила у тети с восьмилетнего возраста, превратилась в высокую стройную девушку с густыми каштановыми волосами и огромными карими глазами, чей взгляд казался слишком проницательным для двадцатишестилетней незамужней леди. Тетя расценила эту перемену во внешности Селии как самое настоящее предательство. Впрочем, все еще можно поправить. Чтобы хоть как-то сгладить наиболее заметные изъяны в чертах любимой племянницы, тетя Пру пыталась заставить Селию спать в папильотках, чуть-чуть сутулиться, чтобы казаться пониже, и пришивать под платье подушечки и турнюры из конского волоса, а еще лучше – накладные «бедра» из каучука.

– Такая тонкая талия, – вздыхала тетя Пру. – Надо бы ее подчеркнуть, иначе кто заметит? Считай, что подкладки под платье – вроде указателей для джентльменов, чтобы те знали, на что обратить внимание.

– Ах, тетя Пру, если они сами не знают, куда смотреть, чем же я им помогу? А так я стану похожа на карту местности.

По мнению тетушки Пруденс, худая долговязая девица обречена остаться в старых девах. Но не знала тетя, что Селия и не собиралась замуж. За последние несколько месяцев она окончательно убедилась в том, что всегда подозревала, счастливые браки редки. И если такая, как есть, она никому не нужна, – что ж, тем лучше.

Однако, несмотря на все свои недостатки, Селия все же получила несколько предложений руки и сердца. Это были в большинстве своем вдовцы с кучей капризных, избалованных отпрысков. Селия прекрасно понимала, что жена обходится гораздо дешевле, чем экономка или гувернантка. Кроме того, связав себя узами брака, супруга никуда не денется в отличие от той, кому платят деньги за ту же работу. Нет, замужество совершенно не привлекало девушку. Для других это предел мечтаний, но только не для нее.

Селия вернулась в дом и притворила дверь, потирая озябшие плечи. День прошел не зря, подумалось ей. Бедная вдова обрела надежду на счастье. И Селии было приятно, что и она к этому причастна.

Пройдя в гостиную, она отдернула гардины, и в окна проник мягкий свет. Полумрак рассеялся, и комната стала уютной и приветливой.

В камине что-то зашуршало, но Селия как раз возилась с гардинами и не стала оглядываться. Из каминной трубы высунулась сначала одна нога в огромном сапоге, потом другая, и сверху посыпались пыль и сажа.

– Мисс Томасон! – Мужской голос звучал глухо, словно издалека. – Помогите мне вылезти!

Селия подвязала гардины и подошла к камину.

– Сейчас, Патрик.

Более нелепое зрелище трудно себе представить, из камина торчат две ноги, смешно болтаясь в воздухе. Селия невольно улыбнулась и, ухватившись за сапоги, потянула вниз. Показался Патрик Хиггенс.

– Простите, мисс, – промолвил он, отряхиваясь. – Ну как, сегодняшнее представление удалось?

При слове «представление» Селия поежилась.

– По-моему, да.

Позади кресла со скрипкой открылась потайная дверца, и тетя Пруденс, лукаво улыбаясь и тряся седыми кудряшками, выбралась на волю.

– Сколько мы заработали, дорогая? Этот спектакль стоит не меньше пяти долларов.

– Гораздо больше! Десять долларов! – Патрик, веснушчатый крепкий паренек, скрестил руки на груди. – А песенку я угадал, мисс Томасон?

– Да, Патрик. По крайней мере миссис Дженсон ее узнала, а это главное. Спасибо тебе.

– А я боялся, что ничего не выйдет. Мне сказали, что это любимая песенка покойного Хайрама Дженсона и он частенько распевал ее в компании потаскушек. Песенка называется «Шлепни ее по...». – Парень густо покраснел и смущенно откашлялся в кулак, покосившись на дам. – Ну вот я и подумал: а что, если жена никогда ее не слыхала? Но вышло все как надо – мотивчик она узнала.

– Патрик, ты молодчина! – Тетя Пру похлопала паренька по плечу. – А история с хозяином молочной фермы! Надо же так случиться, что ты случайно подслушал, как фермер обсуждает с приятелем женитьбу на вдове Дженсона. Редкая удача!

Хиггенс и тетя Пру улыбнулись друг другу, наслаждаясь собственным триумфом, и чуть не упустили Селию, которая хотела потихоньку выскользнуть за дверь.

– Селия! – окликнула ее тетя. – Так сколько мы заработали?

– Сколько? – смущенно повторила та, не поднимая глаз.

– Да, сколько? Селия молчала.

– Ну вот опять, миссис Купер. – Патрик присвистнул сквозь зубы. – Уже в который раз.

– Селия! – укоризненно промолвила тетя Пру. Селия пожала плечами:

– Это же бедная вдова с тремя детьми. – Виновато пряча глаза, девушка поправила хрустальный графин для бренди, покоившийся на столике, и смахнула несуществующую пыль с его сверкающей поверхности. – Они живут неподалеку от Файв-Пойнтс, на самой окраине. Ужасное место – грязь, воровство.

Пруденс и Патрик продолжали молчать, и Селия поняла, что ее оправдания выглядят не особенно убедительно.

– У несчастной вдовы трое детей, – повторила она.

– Вдовой ей оставаться недолго, коль скоро речь зашла о фермере из Бруклина. И мы, считай, ее сосватали. А это чего-нибудь да стоит. – Тетя Пру уперлась кулачками в бока, казавшиеся и вовсе необъятными в пышных складках черного платья из дамасского шелка. – Селия, и о чем ты только думаешь, скажи на милость? Вот уже в пятый раз за неделю ты отказываешься брать у посетителей деньги.

Патрик разочарованно покачал головой:

– Столько работы – и все впустую. И в дымоходе мерзну, и вазу заставляю плясать...

– Но ведь не напрасно – разве нет? Бедная женщина всю жизнь трудилась как каторжная. А теперь перед ней забрезжила надежда. И дети, не знавшие ничего, кроме голода и страха, почувствуют, наконец, заботу и любовь. Но если бы не мы, вдова вряд ли отважилась бы на перемены. Так неужели это недостаточная плата за наш труд?

Хмурые лица Патрика и тети Пру выразили решительное несогласие. Хиггенс снова покачал головой и вышел из комнаты, пробормотав что-то на гаэльском. Тетя подождала, чтобы дверь за ним закрылась, и обратилась к племяннице:

– Мы не можем питаться воздухом, дорогая. Пока был жив твой дядюшка, упокой Господь его душу, мы могли не заботиться о хлебе насущном. Но теперь, Селия, все переменилось. И хотя твой дядя обеспечил нам безбедное существование, этих денег явно недостаточно.

Племянница согласно кивала с отсутствующим видом, а тетушка продолжала свой нескончаемый монолог об ответственности перед семьей и о том, что ждет их в будущем. Эту речь тетя Пру отшлифовала до блеска за последние несколько месяцев и теперь цитировала без запинки, в положенных местах всплескивая руками или скорбно опуская голову.

Слушая все это, Селия удивлялась про себя наивности тетушки. Бедная Пруденс не имела ни малейшего понятия об истинном положении дел. Дядя Джеймс, добрейшей души человек, держал их в полном неведении относительно состояния семейного бюджета. Глубина финансовой пропасти была скрыта от них до поры до времени. Когда дядя заболел, Селия вместе с тетушкой преданно ухаживали за ним, и он не раз, оставаясь с племянницей наедине, брал ее за руку и пытался что-то сказать, но с губ его срывались только хрип и сиплый кашель.

К сожалению, очень скоро она поняла, что именно пытался сообщить ей умирающий. Об этом поведал, увы, не сам дядя Джеймс, а трое дюжих молодцов весьма зловещего вида, возникших на пороге их дома в день его похорон.

Все объяснялось просто. В последние годы жизни дяде частенько приходилось занимать солидные суммы. По словам самого грозного из этих троих – крепкого детины с огромным носом-луковицей, испещренным пятнами и прыщами, – дядя Джеймс спорил на деньги по всякому поводу, будь то международные проблемы (он готов был держать пари, что Англия станет еще одним штатом Америки) или вопросы местного характера (к примеру, что петуха Джеба Хэнкинса можно научить говорить).

Дядя Джеймс был никудышным спорщиком и вскоре обнаружил, что целиком зависит от неких подозрительных личностей, ссужавших ему деньги, которые тратились на ведение хозяйства, жалованье слугам и, самое главное, помогали держать в неведении обожаемую Пруденс.

И теперь, если наследники – то есть тетя Пру и сама Селия – не выплатят все его долги до пятнадцатого декабря, их вышвырнут на улицу. Грозный тип с носом-луковицей для пущего эффекта сунул ей под нос документы на владение домом.

А ведь они все вверх дном перевернули в поисках этих бумаг! Как выяснилось, напрасный труд.

Все это свалилось на бедную Селию (а она постаралась сделать так, чтобы тетя Пру не слышала их разговор) как гром среди ясного неба, но самое страшное ждало ее впереди, когда трое мерзавцев объявили ей сумму, которую задолжал дядя.

К середине декабря полагалось выплатить двадцать одну тысячу долларов. Наличными. Обладатель носа-луковицы показал Селии контракт, подписанный, без сомнения, рукой дядя Джеймса – она узнала его легкий витиеватый почерк. Из документа следовало, что он согласен на все условия, в том числе и на выплату пятидесяти процентов годовых.

Сейчас уже ноябрь, и Селии осталось меньше месяца, чтобы найти эту огромную сумму денег.

И если ей не удастся раздобыть требуемую сумму, все обитатели дома, начиная от слуг, их семей и кончая Селией и тетей Пруденс, останутся без крова и средств к существованию. Нельзя даже попытаться продать что-нибудь ценное, поскольку все до мелочей перечислено в контракте, подписанном дядей.

Дядюшка Джеймс, милейший старичок с реденькими седыми волосами и кроткими голубыми глазами, такой трогательный в своем старомодном жилете и накрахмаленном белом галстуке, довел семью до полного разорения из-за такой нелепицы, как говорящий петух.

Как только Селии открылась эта страшная тайна, она сразу же решила, что, во-первых, сделает все возможное, чтобы тетя Пру никогда не узнала правду о своем благо верном. Единственное, что служило утешением тетушке в ее горе, так это незапятнанный образ Джеймса Купера. И Селия поклялась, что никогда не бросит тень на светлую память покойного.

А во-вторых, надо раздобыть необходимую сумму во что бы то ни стало. Если ей это удастся, слуги ничего не заподозрят, и тетя Пру сможет и дальше пребывать в уверенности, что дядя Джеймс обеспечил им безбедное существование до конца дней.

Отныне Селия ни о чем другом и думать не могла, кроме как об этих злосчастных деньгах.

Полгода назад задача представлялась ей не такой уж сложной. Кончина дяди Джеймса глубоко опечалила девушку – он ведь заменил ей отца после смерти родителей и двадцать лет опекал ее, как родную дочь. И хотя он в последние годы тяжело болел, его смерть все равно явилась для Селии тяжелой утратой. Но прошло немного времени, она стряхнула с себя печаль и принялась за дело. Чего только она не перепробовала, чтобы заработать денег, и шила, и писала статьи в «Нью-Йорк дейли дис-пэтч» под псевдонимом «Сесил Томасон», и даже пекла пирожки на продажу, к великому изумлению тети Пруденс.

По злой иронии судьбы, все это удавалось ей блестяще, но денег не приносило. Шитье хвалили, статьи охотно печатали, а выпечка имела потрясающий успех на великосветских приемах. Поговаривали, что сам мэр города Калеб Вудхалл восхищался ее яблочным пирогом, которым потчевал за чаем героев американо-мексиканской войны.

Но заработанные таким трудом деньги – пять центов там, двадцать центов здесь, а порой и несколько долларов – тут же шли на текущие расходы и исчезали, словно вода в песке. Долг по-прежнему выплачивать было нечем.

И тут, когда Селия уже сломала голову в поисках хоть какой-нибудь идеи, ей помог случай.

Тетя Пру в тот день принимала у себя приятельниц, таких же вдов, как она. Чопорные дамы пили остывший чай и вели неспешную беседу. Селия, которая только что закончила возню с пирожками и даже не успела как следует вытереть руки, вошла в гостиную и предложила женщинам свежего чаю.

Миссис Уилен, как обычно, рассуждала о болезнях и смерти – это была ее любимая тема.

– Я его предупреждала, – говорила она свистящим шепотом, как будто тот, о ком шла речь, находился здесь, в комнате. – Вы похожи на желток, сказала я ему.

– На желток? – переспросила Селия, тщетно пытаясь казаться серьезной.

– Ну да, желток, сваренный вкрутую, – такой же одутловатый, желтый. – Миссис Уилен смаковала каждое слово, точно шеф-повар, пробующий на вкус свое фирменное блюдо.

– Боже мой! – воскликнула миссис Джарвис, прикрыв рот рукой в кружевной митенке. – Отвратительно!

– Отвратительно – не то слово. – Миссис Уилен выдержала театральную паузу, наслаждаясь произведенным эффектом, допила чай и передала пустую чашку Селии. – А самое ужасное, что через два дня он умер.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14