Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Черная вдова

ModernLib.Net / Детективы / Островская Марина / Черная вдова - Чтение (стр. 9)
Автор: Островская Марина
Жанр: Детективы

 

 


— Это ты зря. Сейчас бы водочки накатить не помешало. — Сделав подряд несколько глубоких затяжек, он с блаженным видом откинул голову на спинку.

Наталья продолжала стоять у окна. Пола халата отверулась, слегка обнажив колено. Михайлюк вдруг выпрямился и тяжелым, неподвижным взглядом уставился на нее. Наталья резко запахнула халат и отвернулась.

— А ты ничего, Мазурова, — похотливо улыбаясь, произнес Михайлюк.

Докурив сигарету, он поднялся и шагнул к ней. Его намерения были столь очевидны, что Наталья пожалела: эх, нет у нее в руках пистолета. Сейчас она без колебаний бы нажала на спуск и влепила пулю между его свинячьих глаз.

— Не переживай, Мазурова, сорвалось в одном месте — обломится в другом.

Чего добру пропадать? — Он похабно засмеялся, протягивая к ней руки. — Давай перепихнемся.

— Убери лапы, скотина! — с ненавистью прошипела она.

— Но-но, не изображай из себя недотрогу. Я-то знаю, какой ты была десять лет назад: со всеми наркоманами переспала в Калининграде.

— Ублюдок! — крикнула Наталья и замахнулась, чтобы дать ему пощечину.

Но Михайлюк ловко перехватил руку и, больно сжав запястье, отвел ее вниз. Другой рукой он сорвал с ее плеча халат и неожиданно замер, уставившись остекленевшим взглядом на татуировку.

— Завязала, что ли? — спросил он, увидев вытравленную паутину вокруг изображения паука.

— А ты думал, я наркотиками интересуюсь?

— А чего паучка-то не вывела, Черная вдова? — хохотнул Михайлюк, обдав ее ядовитым дыханием.

— Не твое собачье дело!

Последние его слова привели ее в ярость. Наталья воспользовалась заминкой и изо всех сил саданула ему коленом между ног.

Михайлюк переломился пополам, схватился руками за причинное место и завыл:

— Сука!.. Да я тебя сейчас по стенке размажу!..

— Не размажешь! — набравшись смелости, выкрикнула она. — Без меня ты никогда из дерьма не выберешься, так и будешь всю жизнь чужую баранку крутить и гнуть спину на богатого жлоба! А теперь слушай дальше, — не давая ему опомниться, продолжала Наталья. — Еще хоть раз пальцем меня коснешься — лучше в тюрьму пойду, чем буду работать на такую гниду, как ты. Понятно?

Михайлюк отступил на шаг и, болезненно корчась, выговорил:

— Чтоб ты сдохла, падла…

— Если я сдохну, ты окажешься под забором, как последний бомж.

Федор не ожидал такого яростного отпора и растерялся.

— А теперь — пошел вон! — дрожащим от возбуждения голосом приказала она.

Михайлюк поплелся к двери, как побитая собака. На пороге он оглянулся и бросил на нее полный ненависти взгляд, после чего харкнул на пол и вышел на лестничную площадку, громко хлопнув дверью.

— Кобель вонючий… — процедила Наталья ему вслед.

Оставшись одна, она медленно сползла по стене на пол, зажмурилась и, больше не в силах сдержаться, сдавленно застонала. Воспоминания обжигающей волной затуманили ее взор. Наталья прижала колени к подбородку, обхватила плечи руками и, яростно сжав зубы, беззвучно зарыдала…

В тот давний роковой день после инцидента с Лялей Наталья домой не вернулась. А через пару недель она оказалась в Риге в компании немолодого уже, длинноволосого и бородатого хиппи по имени Юра. Это именно он пристрастил ее к наркотикам и ввел в местную психоделическую тусовку. Там Наталью уважали: всего семнадцать лет, а уже умудрилась тетку грохнуть! Тогда на лице у нее и появилась «мушка» — наколка в виде маленького крестика, знак киллерской «доблести». Впрочем, обстоятельств этого Наталья толком не помнила и даже не знала, кто выколол татуировку. Затем появилась еще одна — паучиха в паутине, отличительный знак наркомана. Жизнь ее тогда была одним сплошным кайфом: чьи-то квартиры и дачи, маковая соломка, гашиш, дискотеки, бары и подвалы, беспорядочный секс, музыка Джимми Хендрикса, «Дорз» и «Нирваны», а также ночи в жарких безветренных дюнах на берегу холодного моря.

Михайлюк узнал о том, что она попала в притон наркоманов, только когда Наташа исчезла из Калининграда, от задержанного по другому делу.

В одну из таких ночей она познакомилась возле костра с Модрисом.

Он был сыном большой шишки из транспортного порта. Жили шикарно: кроме роскошной квартиры в центре Риги, имели загородний дом в Вецаки, на берегу взморья — довоенный немецкий особняк, доставшийся в наследство от деда, офицера НКВД, потомственного латышского стрелка. У Модриса было все, чтобы стать типичным, как тогда называли, мажором, но он выбрал другой путь… Возможно, из-за генов матери-художницы, носившей скандинавское имя Инга. Инга работала с янтарем, кожей, медью и дорогими породами дерева, была известна в республике и материально не зависела от богатого мужа.

Наталья и Модрис полюбили друг друга. Год, который они провели вместе, стал для Натальи самым светлым временем ее юности. Но чувства их все же оказались слабей страсти к наркотикам.

Они жили как муж и жена. Даже Инга была против этого. Она жалела Наталью, но считала, что сыну нужна «девушка из приличной семьи». Отец же Модриса просто презирал ее. Самоуверенный и хамоватый чинуша, дома он почти не появлялся, делами семейными не интересовался, считая, что с лихвой покрывает этот недостаток большими деньгами, которые зарабатывал. Он даже не подозревал, что его сын — наркоман. Наталью он только оскорблял и выгонял из дому, поэтому ей с Модрисом приходилось часто сбегать к кому-нибудь из друзей. А однажды, неожиданно появившись средь бела дня, когда Наталья случайно оказалась дома одна, он так рассвирепел, что набросился на нее, избил и изнасиловал. И вышвырнул после этого из квартиры…

С тех пор Наталья ненавидела богатых папиков.

Модрис был в шоке. Он даже собирался убить отца, и Наталье еле удалось отговорить его.

Они сбежали в Вецаки и остались там. Стояла холодная дождливая осень. В один из промозглых штормовых вечеров, сидя перед дымящим сырыми дровами камином, Модрис с Натальей впервые попробовали героин…

Роковой укол она сделала ему сама. В тот день Модриса сильно ломало. Он то бился в истерике, то ненадолго забывался в ознобе, но даже в бреду умолял о помощи. Наталья собрала последние силы и отправилась на электричке в Ригу. Она простояла полтора часа в телефонной будке, пока ей удалось договориться взять денег в долг и встретиться с торговцам наркотой. Вернулась она чуть живая — у самой начинался абстинентный кризис. Сначала она ввела наркотик Модрису, потом укололась сама.

То ли дилер не успел разбавить чистый героин, то ли наркотик был «лучше» обычного, то ли в лихорадке Наталья что-то перепутала, но доза оказалась слишком велика…

Инга обнаружила их совершенно случайно. Вызвала «Скорую». Так Наталья очутилась в больнице.

Модриса спасти не удалось.

Пожилой врач-нарколог проявил к Наталье почти отеческую заботу. Он выслушал ее исповедь и объяснил, что бог ей дал, возможно, последний шанс.

Посоветовал уехать куда-нибудь подальше, в незнакомый город, и начать новую жизнь, наложив на наркотики полное табу. Он же дал и денег на билет.

Именно смерть Модриса явилась тем шоком, который вывел Наталью из наркотического угара, заставил завязать. Отцу покойного скандал вокруг собственной персоны был ни к чему, и он решил не поднимать шумиху, не вмешивать милицию. Так Наталья без особых трудностей оказалась в Москве…

«Черная вдова!» — прошептала Мазурова, выходя из оцепенения, и болезненная самоуничижительная улыбка искривила ее губы.

Глава 12

Сергей Тимофеевич Баранов проснулся от того, что в комнате одновременно звонили два телефона: аппарат, стоявший рядом с кроватью на тумбочке, и сотовый во внутреннем кармане пиджака, валявшегося на полу. Казалось, в квартире звонят даже стены.

Он вздрогнул и, протирая глаза, ошарашенно подскочил. Водя чумовым взглядом по комнате, обнаружил, что спал на неразобранной постели в измятых брюках и рубашке, на правой ноге красовался башмак, другой, вместе с носком, валялся под батареей.

Какое-то время Баранова не покидало ощущение, что под его черепной коробкой сыплет искрами раскаленный провод, от чего буквально закипают мозги.

— Какого черта? — выругался он. — Приспичило же кому-то в такую рань…

Глянув на стрелки будильника, звучно простонал: был уже одиннадцатый час. Телефоны звонили не переставая.

— Мать вашу! Что же это вчера со мною произошло?

Баранов потянулся к валявшемуся рядом с кроватью пиджаку, не смог удержаться и упал на пол. Кое-как встав на четвереньки, он принялся шарить по карманам, достал наконец тренькающий сотовый и нажал на кнопку.

— Алло… — еле слышно произнес он.

В трубке раздался недовольный голос советника:

— Сергей Тимофеевич, куда же вы запропастились? У нас в одиннадцать прямой эфир на радиостанции «Эхо Москвы», а в час дня — пресс-конференция в «Интерфаксе».

— Да? — со страхом проговорил Баранов.

— Что у вас с голосом?

— Я… Я, кажется, заболел.

— Вы что, перебрали вчера?

Баранову было стыдно признаться, что он не может вспомнить подробности предыдущего вечера. В следующие несколько секунд, словно проявляющаяся в растворе фотография, в его сознании стали всплывать фрагменты случившегося накануне: ресторан «Планета Голливуд», смазливая журналистка, пиво, виски…

«Господи, — с ужасом подумал Баранов, — сколько раз я себе говорил — не смешивай».

— Алло, Сергей Тимофеевич! — обеспокоено кричал в трубку советник. — Вы меня слышите?

— Да слышу, слышу… — раздраженно буркнул депутат.

— Ничего не предпринимайте, я сейчас заеду на машине и захвачу с собой врача, он быстро поставит вас на ноги. И вообще, — укоризненно добавил он, — вы ведете себя безответственно. Хотя бы в этот, такой важный для вас, период могли бы воздержаться…

— Да заткнись ты! — морщась от невыносимой головной боли, рявкнул Баранов. — Давай быстрее!

Другой телефон на минуту замолк, но затем снова разразился оглушающим трезвоном. Баранов в этот момент, тяжело перебирая ногами, направлялся к туалету. Вынужденный вернуться, он схватил трубку и заорал:

— Да кто там еще?! Мы же только что поговорили!

— Слышь, ты, Баран? Ты базар фильтруй, — услышал он голос своего томского покровителя, человека, известного в криминальном мире как Лепило.

Кличку эту он получил благодаря тому, что в свое время успел отучиться один семестр в томском мединституте.

— Э… — Баранов осекся. — Игорь Валерианович? Вы уже здесь?

— Мы в вашей долбаной Москве уже второй час паримся. Ты че к телефону не подходишь?

— Да я тут это… занят был.

— Надеюсь, что ты был занят нашими делами, — чуть смягчившись, сказал Лепило. — Писак организовал?

Баранов, и без того чувствовавший себя не лучшим образом, испытал внезапный приступ тошноты. «О черт! Что делать? Они же мне яйца оторвут… Я ведь обещал устроить паблисити этим, блин, борцам с наркоманией…» И вдруг он вспомнил о журналистке, с которой вчера после концерта поплелся в ресторан.

— Да-да, — облизывая пересохшие губы, торопливо проговорил он в трубку.

— Я все организовал, не беспокойтесь, Игорь Валерианович.

— Забивай «стрелку».

Сдавив пальцами виски, Баранов мучительно задумался.

— Я могу только после трех.

— Ладно, давай в четыре в кабаке каком-нибудь.

При мысли о необходимости идти в ресторан Баранову снова стало дурно.

— Нет-нет, только не кабаке, — торопливо возразил он.

— Что ж нам, в твою сраную Думу тащиться? Как ходоки к Ленину…

— Лучше… на Речном вокзале.

— Нам дела надо решать, а не на корабликах кататься, мудила. — Собеседник на другом конце провода был явно не в духе.

Но Баранов принялся уговаривать его:

— Все будет в порядке, не беспокойтесь. У меня все схвачено.

— Ну-ну, хватало. Ладно, добазарились.

С облегчением положив трубку, Баранов плюхнулся на измятую постель.

Обхватив обеими руками одеревеневшую голову, он почти физически ощущал болезненные толчки мысли. «Господи, как же ее зовут? Леночка, Олечка?.. — Перебрав с десяток-другой женских имен, он понял, что это глухой номер, и перестал заниматься самоистязанием. — Ну и набрался же я вчера, ни хрена вспомнить не могу. Пожалуй, надо бросать пить! А, черт! Какой же я идиот!» Он поднял с пола пиджак, обшарил карманы, вытряхивая их содержимое прямо на пол, и наконец обнаружил то, что искал, — визитную карточку Натальи Мазуровой.

«Ну конечно, Наташа… Как я мог забыть? — Он набрал номер сотового телефона, указанный на карточке, с трудом попадая в кнопки дрожащим пальцем. — Только бы она ответила, — молился он про себя. — Может, я вчера учудил чего, и она не захочет со мной разговаривать?» Услышав знакомый голос, он радостно завопил:

— Наташенька, это Баранов!…

— А, Сергей Тимофеевич, — дружелюбно отозвалась та. — Как вы себя чувствуете После вчерашнего?

— А что было вчера? — с некоторой опаской спросил он.

— Мы очень мило провели вечер в ресторане «Планета Голливуд». Правда, потом вы… слегка подустали.

— Надеюсь, я вел себя не по-хамски?

— Все было в рамках приличий. Просто… чувствовалось, что у вас сейчас несколько напряженный период в жизни.

— Это уж точно, — с облегчением вздохнул Баранов. Однако спустя мгновение снова заволновался:

— Я там, наверное, нес всякую околесицу?

— Ну почему? Мне было очень любопытно узнать о секрете приготовления клея из осетровых пузырей, которым крепят к лыжам олений мех.

— Да? — изумленно произнес Баранов. — Я такое говорил? Но ведь его рецепт считается утраченным….

— Не знаю, не знаю. Еще вы очень интересно рассказывали про охоту на медведей.

Баранов почувствовал, как тревожные сомнения, которые угнетали его, рассеиваются.

— Наташенька, нам обязательно надо сегодня встретиться. Только не говорите «нет». Это вопрос жизни и смерти.

— В таком случае я не могу вам отказать. Когда и где?

— В четыре, на Речном вокзале.

* * *

Переговорить с Еленой Добржанской тоже удалось не сразу. Несколько раз на звонки Старостина отвечал грубый мужской голос, обладатель которого заявлял, что Елены нет дома и когда она появится ему неизвестно. Но вот однажды на другом конце провода сработал автоответчик, и майор наговорил на пленку просьбу связаться с ним и номер своего служебного телефона.

Звонок последовал на следующий день. Добржанская разговаривала со следователем сухо и настороженно. Когда выяснилось, что Старостин хочет побеседовать о ее подруге Наталье Мазуровой, она выразила сдержанное удивление, но все-таки согласилась встретиться на нейтральной территории.

В назначенное время майор сидел за столиком в кафе «Патио-пицца» неподалеку от Белорусского вокзала у широкого, раскрашенного яркими надписями окна. Он очень медленно потягивал кофе, ловя на себе недружелюбные взгляды обслуживающего персонала. «Интересно, — думал Старостин, — по каким внешним признакам он» определяют сотрудников МУРа? Или все дело в том, что я заказал скромную чашечку кофе, а не дорогое французское вино? Так у них эта чашка стоит, как моя дневная зарплата!"

На платной стоянке перед кафе припарковалась спортивная машина бирюзового цвета. Из нее вышла молодая невысокая женщина со стройной фигурой и слегка подпрыгивающей походкой, по которой человек посвященный без труда мог распознать профессиональную балерину. На ней были синие обтягивающие джинсы и белая рубашка с широким воротом, под которым виднелась изящная золотая цепочка венецианского плетения.

Добржанская спокойно и уверенно вошла в кафе, где безошибочно определила среди посетителей своего предполагаемого собеседника, и направилась к нему.

— Здравствуйте. Вы майор Старостин? — спросила она, усаживаясь напротив.

Он слегка приподнялся на стуле:

— К вашим услугам. Елена?

— Да. — Она небрежно взмахнула рукой, подзывая официантку. — Салат из креветок и апельсиновый сок.

Молоденькая симпатичная официантка в форменной одежде вопросительно посмотрела на Старостина. Он приподнял пустую чашку кофе:

— Повторите, пожалуйста.

Народу в кафе было немного — посетителей отпугивали непомерно высокие для заведений подобного рода цены.

— Времени у меня мало, — сразу же поставила майора в известность Добржанская, — поэтому давайте побыстрее и поконкретнее. В чем причина такого интереса МУРа к скромной персоне театральной гримерши? Перерасход белил, тонального крема или что-нибудь в этом роде?

Усмехнувшись, Старостин парировал:

— Это — по другому ведомству. А относительно скромности ее особы я бы не был столь категоричен. Насколько мне известно, не каждая гримерша может причислить к своим подругам артистов с мировым именем.

Добржанская лишь неопределенно повела плечами.

— Я занимаюсь расследованием одного преступления. Все выглядит довольно неясно, неопределенно…

— И поэтому вы решили, что Наташа Мазурова — преступница.

— Я этого пока не утверждал.

Официантка принесла заказ и удалилась. Осторожно поглядывая на балерину, которая занялась салатом, Старостин сказал:

— Если коротко, то меня интересует внеслужебная деятельность вашей подруги. Ведь Наталья ваша подруга?

— Да.

— А толчком ко всему послужила одна маленькая деталь ее внешности.

Елена подняла глаза.

— Какая деталь?

— Шрам на лице, причем довольно странной формы.

— На такую мысль натолкнуло вас знакомство с идеями господина Ломброзо — детали внешности и тому подобное?..

— Ну, положим, — осторожно отвел иронию Старостин, — Ломброзо интересовали врожденные признаки, а не приобретенные. Полагаю, вы не станете возражать против того, что шрам в форме креста на лице молодой девушки — это явление довольно необычное для нашего общества?

— Ну и что? — спросила Добржанская. — Среди людей, причастных к искусству, вам едва ли удастся найти слишком много нормальных, с точки зрения общества, людей. Вообще-то от вашего любопытства попахивает климовщиной.

— У вас, надо отметить, широкий кругозор, — хмыкнул Старостин.

— Читаю, знаете ли, на досуге.

— Так вы мне что-нибудь скажете о происхождении этого шрама?

— Мне об этом ничего не известно, — односложно заявила Елена.

Старостин, который внутренне не был готов к такому повороту событий, слегка растерялся. Собственно, все его догадки основывались на этой одной малозначительной детали. Больше уцепиться ему было не за что. Скудные, обрывочные сведения о детстве и юности Натальи Мазуровой не добавляли ярких красок к ее портрету. И все же он предпринял еще одну попытку:

— Я полагал, что это — результат каких-то бурных событий в прошлом.

— А какое вам дело до ее прошлого?

И снова Старостин задумался: действительно, что в прошлом этой девушки может интересовать следователя, ведущего дело об убийстве вокзальной проститутки? Разговор явно не клеился.

— Что вы знаете про ее родителей?

— Мало. Отец был морским офицером, мать, кажется, учительницей. Оба погибли в автокатастрофе.

— Это мне известно.

— Тогда зачем спрашиваете?

— Надеялся, вам известно что-то еще.

Добржанская промолчала, отпивая из высокого стакана апельсиновый сок.

— Ну хорошо… Я знаю, что ее воспитывала родная тетя. Наталья рассказывала вам что-нибудь о ней?

— Ничего особенного. К своей тетке, насколько мне известно, Наталья особенно теплых чувств не питает. Пару раз упоминала ее в наших разговорах, но всегда с неприязнью.

«Ну вот. Хоть что-то стоящее… — подумал Старостин. — Придется взять на заметку ее тетушку».

Добржанская допила сок, остававшийся на дне стакана, и выразительно посмотрела на наручные часы. Старостин понял, что их малосодержательный разговор близится к концу. Узнать удалось не много…

— Я понимаю, что вы торопитесь. Но, может быть, ответите еще на один вопрос?

— Опять о прошлом Наташи или ее родственников?

— Как раз наоборот. У нее есть мужчина?

— Такой женщине, как Наташа, противопоказано держаться одного мужчины.

Она слишком свободолюбивый и независимый человек.

— Хорошо, несколько видоизменим постановку вопроса. В данный момент у нее есть что-нибудь вроде романа?

— Я в ее сердечные дела не лезу. В наших отношениях с Натальей меня привлекает как раз то, что мы не обсуждаем с ней интимных вопросов. Если это все, то извините — мне пора.

Провожая ее взглядом, Старостин с сожалением покачал головой. Он до сих пор был уверен, что знает подход к женщинам, умеет задеть нужную струнку, зацепить за живое, разговорить, вызвать на откровенность. Но одно дело — откровенность в кабинете следователя, когда у тебя в руках неопровержимые факты и доказательства и нужно только уметь использовать их. И совсем другое — искать черную кошку в темной комнате. Да и есть ли она там?..

* * *

Томский авторитет Лепило, он же Игорь Валерианович Ямпольский, прибыл на встречу в сопровождении плечистого, коротко стриженного блондина с цепким взглядом глубоко посаженных голубых глаз, выдававшим в нем потомка сибирских охотников, способных со ста шагов попасть белке в зрачок. Выглядел охотник, правда, несколько скованно. Было очевидно, что он гораздо уютнее чувствует себя на сибирских просторах, чем на раскаленном асфальте в окружении серых многоэтажных громад. Несмотря на властвующую над городом жару, его пиджак был наглухо застегнут на все пуговицы. Наталья сразу же догадалась: это телохранитель Ямпольского.

Сам томский авторитет оказался мужчиной среднего роста, не слишком, как говорится, внушительного телосложения. Был коротко стрижен, с проседью в висках. Человеку непосвященному Лепило вполне мог показаться бизнесменом средней руки — его левое запястье украшали золотые часы «Ролекс», в правой ладони он держал трубку сотовика.

«Интересно, — подумала Наталья, — хотя бы в постели он с телефоном расстается?»

Держался Ямпольский спокойно, со сдержанным достоинством, но, поймав на себе взгляд его темных глубоких глаз, Наталья кожей почти ощутила излучаемый ими холод.

Кроме телохранителя, с Ямпольским-Лепило на встречу прибыли еще двое: высокий молодой человек с курчавой шапкой черных волос, который был представлен как журналист одной из томских газет, и суетливый, нервный тип в потертом пиджаке черной кожи. Кто это был, Наталья узнала чуть позднее из разговора.

Они заняли места за столиком на корме речного трамвая, который, натужно урча дизельным двигателем, боролся с течением Москвы-реки. Стюард арендованного на два часа парохода принес прохладительные напитки и исчез в каюте.

Разговор не клеился. Баранов представил Наталье только Ямпольского, но тот всем видом выражал явное разочарование от встречи: очевидно, он ожидал увидеть знакомое — благодаря телевидению — лицо.

Спустя несколько минут, заполненных бессмысленным трепом Баранова, Ямпольский встал из-за стола и, извинившись, отвел депутата в сторону.

— Ты кого мне притащил? — прошипел он, оглядываясь на Наталью. — Это же шалашовка какая-то.

— Извините, Игорь Валерианович, — Баранов развел руками, — а кого вы ожидали увидеть? Киселева с Доренко?

— А хоть бы и Киселева. Какого хрена я должен башлять этой ссыкухе? Ты че, подставить меня решил, козлина?

Баранов нервно передернул плечами:

— Я не собираюсь вас подставлять, Игорь Валерианович, и с деньгами повремените. Она все сделает бесплатно и в лучшем виде — у нее есть выход на западные агентства.

— На хрена мне западные? Я хочу, чтобы о нас в России узнали, телевизионщиков надо было заряжать.

— Так сразу не делается, — поморщился Баранов, — надо постепенно раскручивать, иначе все поймут, что это лажа, заказуха.

— Лажа? Заказуха? — рдвинул брови Ямпольский. — Мы целый сибирский регион от «дури» отчистили. Я что, просил организовать рекламу бабских прокладок? Мы дело делаем, а ты тут, паскуда, от корней оторвался… Козырным себя почувствовал?

Баранов поежился под тяжелым, проникающим в душу взглядом Ямпольского.

— Вы меня не правильно поняли, Игорь Валерианович, — затараторил он. — Я разговаривал со своими советниками из агентства по паблик рилейшенз…

— Ты мне че фуфел задвигаешь? По-русски говори.

— Ну, это люди, которые занимаются организацией имиджей, рекламных компаний. Они знают, как поступать. Профессионалы… Они предложили мне эту журналистку, — нагло врал он. — Я сам пользуюсь ее услугами в своей депутатской деятельности. Она помогает мне в раскрутке образа.

— Да срать я хотел на твой образ. В Томске скоро губернаторские выборы, мы выдвигаем собственного кандидата, времени в обрез.

Наталья, бросив несколько коротких взглядов в сторону Баранова и его авторитетного земляка, сразу же поняла, в чем дело. Речной трамвай тем временем приближался к Кремлю. Телохранитель Ямпольского с дикарским любопытством разглядывал громаду гостиницы «Россия», набережную, заполненную сплошным потоком автомобилей, купола собора Василия Блаженного, стену и башни Кремля.

— Впервые в Москве? — улыбаясь, спросила Наталья.

— Угу, — односложно промычал блондин.

— А вы? — обратилась Наталья к его спутникам. Курчавый приветливо улыбнулся:

— Я учился на журналистике в МГУ.

«Не очень приятное известие», — подумала Наталья и тут же решила взять всю инициативу на себя:

— Вы не могли бы ввести меня в курс дела? Сергей Тимофеевич — слишком занятой человек и не успел объяснить мне суть вашей проблемы.

— А! — оживился курчавый. — Это очень интересно. Вы здесь, в Москве, конечно, наших проблем не знаете. У вас тут большая политика, большой бизнес. В провинции народ живет более приземленно.

— Судя по тому, что мне рассказывал Сергей Тимофеевич, Томск — вполне культурный город, некогда столица Сибири.

— В том-то и дело, что «некогда», — огорченно развел руками журналист.

— Мы находимся в опасном соседстве с тем, что Солженицын называет «мягким подбрюшьем России», — Средней Азией и Казахстаном. В последние годы оттуда к нам буквально хлынули наркотики. Это стало настоящим бичом для сибирских городов.

— Насколько я знаю, не только сибирских, — невесело усмехнулась Наталья.

— Нет, здесь масштаб не тот. В Москве и вообще в европейской части России распространены по большей части дорогие наркотики: синтетика, амфетамины, ЛСД, экстэзи. А к нам буквально эшелонами прут дешевую траву и плохо очищенные опиаты. Какое-то время мы держались, наркомания не выходила за рамки среднестатистических для России данных, но пару лет назад ситуация резко ухудшилась. Рынок дешевых наркотиков подмяли под себя цыганские преступные группировки. Они держатся особняком, ни с кем в контакт не вступают, а цены на наркотики сбили до смехотворных. Ну, посудите сами, что такое пятнадцать рублей за порцию анаши? Да у нас пиво дороже стоит!

— Это похоже на демпинг, — заметила Мазурова.

— Вот именно! — горячо воскликнул молодой томич. — Если раньше это была просто река, то теперь она разлилась, превратившись в необъятное море.

Благодаря таким ценам наркотики стали доступны даже детям.

Неожиданно их разговор прервал нервный субъект в кожаном пиджаке:

— Да вы представляете?! — захлебываясь от возмущения, воскликнул он. — Вот такие сопливые девчонки, еще не успевшие школу закончить, уже — наркоманки с двухгодичным стажем! Это же — смерть! Я знаю, о чем говорю, я сам кололся десять лет. А начинал, как и они, с анаши… Я смог завязать, у меня хватило на это сил, но таких единицы. Большинство из тех, с кем я когда-то пыхал, уже на том свете. Это же самый настоящий геноцид русского народа!

— А как вы смогли завязать? — спросила Наталья. Глаза бывшего наркомана загорелись безумным пламенем.

— Вы не поверите, — наклонившись над столом, затараторил он. — Меня сам бог спас. Мне было видение. Однажды под кайфом мне привиделся ангел, спустившийся прямо с небес. Он остановился рядом со мной, пристально посмотрел мне в глаза и, ничего не говоря, укрыл меня своими крылами. Мне стало так хорошо, словно я опять оказался в объятиях моей мамы. — Взгляд его затуманился, веки задрожали, по щекам потекли слезы. — С тех пор я решил завязать. Никто не знает, как мне это далось…

«Я знаю…»

— С тех пор я больше не притронулся к этой гадости. Как меня ломало, как ломало!.. Но я все превозмог. И вот теперь готов отдать жизнь за то, чтобы спасти молодежь. — Он замолчал и стал жадно глотать кока-колу.

— Мы в своей газете много раз поднимали эту тему, — продолжал журналист. — Но местные власти упорно закрывали глаза на происходящее. Вначале они отмахивались от нас, как от назойливых мух, потом перешли… ну, скажем так, к грязным методам. Однажды в подъезде меня избили, чуть голову не проломили. Из редакции выкрали компьютер со всей базой данных по этому вопросу, посыпались телефонные звонки с угрозами. В общем, всякое было.

— Значит, вы приехали в Москву в поисках правды?

— Нет, — усмехнулся журналист, — мы не настолько глупы. К счастью, у нас в городе нашлись влиятельные единомышленники. Игорь Валерианович — один из них.

— А Игорь Валерианович, он кто? — с невинным видом поинтересовалась Наталья.

Голубоглазый блондин в застегнутом на все пуговицы пиджаке, до сих пор внимательно изучавший местный пейзаж, обернулся, поерзал на стуле и многозначительно засопел:

— Игорь Валерианович… Как бы это выразиться?.. Человек, обладающий неформальной властью в Томске.

— Ясно, — коротко сказала Наталья.

— Только с его помощью нам удалось переломить ситуацию. Буквально за три месяца мы добились на этом поприще кардинальных успехов.

— Каким же образом?

— Мы объединились всем миром, каждый помогал чем мог. Вначале разработали общий стратегический план, а воплощался он в жизнь методами, скажем так, которыми обычно действуют органы сыска.

Наталья достала из сумочки блокнот и диктофон.

— Это безумно интересно! — воскликнула она, нажимая на кнопку записи.

Заметив это, Ямпольский и Баранов вернулись за столик.

— Сергей Тимофеевич, что же вы мне сразу не сказали? — с укоризной посмотрела Наталья на депутата. — То, что удалось сделать этим людям, — без преувеличения, подвиг. Я бы обратилась через своих знакомых на телевидение.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21