Давним объектом вожделений империалистов Италии являлась Албания. Еще в годы первой мировой войны, торгуясь в отношении платы за выступление на стороне Антанты, дипломатия Рима добилась согласия Англии и Франции на установление итальянского протектората над Албанией. Это условие было зафиксировано в Лондонском договоре 1915 г. По решению Версальской конференции Италия получила мандат на Албанию. Подъем национально-освободительной борьбы в стране заставил итальянских империалистов отказаться от него в 1920 г. Но они не отказались от своих агрессивных замыслов. В последующие годы Италия навязала ряд договоров, которые обеспечили ей решающие позиции в экономической и политической жизни Албании.
      Активную роль в подготовке агрессии против Албании сыграл Чиано. Молодой министр иностранных дел был весьма характерной для фашистской Италии фигурой. Знакомство с его портретом поможет понять, что в действительности скрывалось за высокопарными выражениями "дуче" о стремлении страны "вырваться из тюрьмы".
      Сын адмирала Констанцо Чиано, графа Кортелаццо, председателя Палаты корпораций и личного друга "дуче", одного из богатейших людей Италии, Галеаццо Чиано сначала подвизался на поприще журналистики, а затем занимал скромные дипломатические посты. Брак с дочерью диктатора - Эддой Муссолини положил начало его феерической карьере. Поставленный во главе министерства пропаганды, он искусно руководил хором похвал в адрес тестя. В 1936 г. Чиано занял кресло министра иностранных дел.
      Несмотря на отсутствие серьезного образования и поверхностность суждений, Чиано был полон честолюбивых замыслов. Необычайно тщеславный, он не упускал ни одного случая, чтобы показаться рядом с тестем. Выставляя грудь, украшенную орденами и знаками отличия, выпячивая по примеру Муссолини нижнюю челюсть, Чиано быстро приобрел прозвище "маленький дуче".
      Как пишет в своих мемуарах один из главарей фашистской политической полиции Лето, Чиано надеялся стать наследником тестя и занять его место. Ловко используя покровительство диктатора, Чиано сколотил колоссальное состояние, пожалуй, самое крупное в Италии, и занял одну из ключевых позиций в государственном аппарате.
      Правящая клика Италии непосредственно участвовала в ограблении захваченных стран. Поэтому Чиано и его группировка, куда входили крупные чиновники, был" лично заинтересованы в разбойничьем нападении на соседнюю маленькую страну. Используя свое положение, Чиано установил абсолютный и безоговорочный запрет полиции заниматься любыми, касающимися Албании делами. "Албания, - сказал однажды начальник полиции Боккини, - вотчина Чиано, и я не хочу с ним ссориться".
      Это свидетельство помогает раскрыть значение некоторых записей в дневнике Чиано относительно его участия в подготовке агрессии.
      "Подготовка в Албании быстро продвигается вперед, - отметил он 27 октября 1938 г. - Акция начинает ясно вырисовываться: убийство короля (вероятно, Кочи возьмется осуществить это за вознаграждение в 10 млн.); уличные беспорядки; войска, верные нам (практически все начальники и в том числе Кмиа), спускаются с гор; обращение к Италии с просьбой политического и, в случае необходимости, военного вмешательства; предложение короны Королю-Императору (титул, присвоенный Виктору-Эммануилу III после захвата Эфиопии и провозглашения Италии империей. - Авт.) и в дальнейшем аннексия. Яакомони{92} гарантирует, что все может быть точно выполнено с предупреждением за месяц".
      После оккупации гитлеровскими войсками всей Чехословакии Муссолини решил ускорить операцию против Албании.
      "Чемберлен прислал дуче письмо, - записал Чиано 23 марта. - Он излагает свою озабоченность в связи с международным положением и предлагает ему содействовать восстановлению доверия и сохранению мира, Муссолини даст ответ после удара в Албании: это письмо поощряет его к действию, так как он видит в нем новое доказательство инертности демократий".
      Ранним утром 7 апреля итальянские войска начали вторжение в Албанию с моря. Чиано наблюдал за высадкой войск с самолета. "Великолепный спектакль", - отметил он.
      Убедившись в своей безнаказанности, агрессоры окончательно сбросили маску. 22 мая в Берлине состоялось подписание военного союза между Германией и Италией. Муссолини, с его пристрастием к риторике, предложил назвать договор "Пактом крови". Остановились на более "спокойном" наименовании "Стальной пакт".
      Это был откровенный разбойничий союз двух империалистических хищников, которые заявляли о своем намерении "бок о бок и объединив силы отстаивать сферу своих жизненных интересов".
      Первая и вторая статьи предусматривали постоянный контакт между сторонами по затрагивающим их вопросам и немедленные консультации, если бы возникла какая-либо угроза.
      Статья третья говорила об условиях оказания взаимопомощи. Отброшена была "оборонительная" маскировка, к которой обычно прибегает буржуазная дипломатия. Откровенно шла речь не о взаимной обороне, а о совместном участии в войне, когда одна из сторон окажется "вовлеченной" в конфликт. Повод для такого "вовлечения" каждый из агрессоров мог выбрать по своему вкусу.
      Текст "Стального пакта" был разработан в Берлине. "Я никогда не видел подобного договора, - записал Чиано, ознакомившись с германским проектом, это подлинный динамит".
      Подписав договор, Италия предоставила Гитлеру возможность в любую минуту, по его усмотрению, спровоцировать мировой пожар{*37}.
      "Вычеркнуть Польшу из истории!"
      Судьба польского народа в те годы складывалась чрезвычайно трагично.
      Неужели нельзя было предотвратить сентябрьскую катастрофу 1939 г.? Ставшие известными в последнее время секретные документы гитлеровского рейха приводят к выводу: Германия не рискнула бы в 1939 г. напасть на Польшу, если бы знала, что на границе встретит не только польские, но и советские войска. Что же помешало этому?
      Гитлеровцы понимали, что сближение Польши и СССР создало бы непреодолимую преграду на пути осуществления их замыслов. Маневры нацистской дипломатии преследовали цель заставить польское правительство "вырыть ров" в отношениях с Советским Союзом. Эту работу выполнила находившаяся у власти клика пилсудчиков во главе с маршалом Рыдз-Смиглы, президентом Мосьцицким и министром иностранных дел Беком.
      Насколько грубо велась игра, свидетельствуют документы, связанные, например, с визитом Геринга в Польшу в январе - феврале 1935 г. Приглашение на охоту в Беловежской пуще он использовал для того, чтобы с необычной откровенностью "поделиться своими мыслями".
      "В своих беседах Геринг проявил себя значительно более откровенным, чем принято, - записал в дневнике заместитель польского министра иностранных дел граф Шембек. - Особенно это относится к его беседам с генералами, и в частности с генералом Соснковским. Он зашел настолько далеко, что почти предложил нам антирусский союз и совместный поход на Москву. При этом он высказал мнение, что Украина стала бы зоной влияния Польши, а северо-запад России - зоной Германии".
      Большие куски советской территории, которые гитлеровцы предлагали польским панам, стали дежурным блюдом германской дипломатической кухни в отношениях с Польшей. Так, Геринг, беседуя в августе 1938 г. с Липским, опять сделал ряд провокационных антисоветских намеков.
      "Относительно русской проблемы, - сообщал польский посол в Варшаву, он в общих чертах сказал, что она, после решения чешского вопроса, станет актуальной. Он вернулся к своей мысли, что в случае советско-польского конфликта Германия не могла бы остаться нейтральной, не предоставив помощи Польше... Польша, по его мнению, может иметь известные интересы непосредственно в России, например на Украине".
      Коварные речи гитлеровцев находили в Варшаве благожелательный отклик. Польские санационные круги, проводя политику антикоммунизма, искали сближения с фашистской Германией.
      Буржуазная Польша тем самым копала себе собственную могилу.
      На внешнеполитический курс, диктовавшийся кучкой крупных магнатов и помещиков, большое влияние оказывала внутриполитическая обстановка. Несмотря на введение в 1935 г. конституции, которая узаконила жестокие репрессии против трудящихся и широкое использование шовинистической пропаганды в отношении нацменьшинств, режим "санации" переживал глубокий кризис. В стране росло демократическое движение. Прогрессивные силы во главе с коммунистами призывали к свержению правящей клики, разрыву с реакционным курсом и заключению союза с СССР.
      Не имея опоры внутри страны, группа "полковников", захвативших власть, искала выхода во внешнеполитических авантюрах. В дни Мюнхена польские руководители приняли участие в гитлеровской агрессии против Чехословакии и захватили Тешинскую Силезию. Немалые надежды они связывали и с походом нацистов на восток, против СССР.
      "Нам чрезвычайно трудно сохранять равновесие между Россией и Германией, - объяснял Шембек польскому послу в Москве Гржибовскому 10 декабря 1938 г. - Наши отношения с последней полностью основываются на концепции наиболее ответственных лиц третьего рейха, которые утверждают, что в будущем конфликте между Германией и Россией Польша явится естественным союзником Германии".
      Не желая раскрывать свое подлинное лицо во взаимоотношениях с СССР и боясь собственного народа, польская клика не рискнула пойти на прямой сговор с фашистской Германией. Она строила авантюристические планы, намереваясь при случае воспользоваться обстановкой и захватить советские земли.
      Когда политические стратеги Запада усиленно обсуждали после Мюнхена различные варианты расчленения СССР, гитлеровцы не упускали случая, чтобы подогреть у своих "друзей" в Варшаве антисоветские настроения. Так, в ноябре 1938 г. они намекнули о желании узнать, "не имеет ли Польша проектов в отношении кавказской нефти и вообще существует ли у Польши план экономического проникновения в Россию".
      Наряду с этим, осенью 1938 г. нацистская дипломатия стала заблаговременно готовить предлог для провоцирования кризиса в германо-польских отношениях и "оправдания" агрессии. 24 октября Риббентроп пригласил Липского на завтрак и сообщил о намерении в строго доверительном порядке, включив в число информированных лиц еще Бека, обсудить "проблему общего характера". Риббентроп высказал мысль, что пришло время найти "общее решение" для устранения спорных вопросов в отношениях двух стран. Он предложил, чтобы Польша передала Германии Гданьск (Данциг) и в Поморье (так называемом польском "коридоре") экстерриториальную полосу для сооружения автострады и многоколейной железной дороги, которая соединила бы Восточную Пруссию с Германией. Чтобы позолотить пилюлю, Риббентроп добавил: рейх будет согласен гарантировать германо-польскую границу и продлить на 25 лет договор 1934 г. В заключение Польше предложили выработать общую с Германией позицию в отношении СССР и присоединиться к "Антикоминтерновскому пакту".
      Поднимая вопрос о Гданьске и "коридоре", гитлеровцы заранее рассчитывали, что польское правительство не примет их предложения. Экономика послеверсальской Польши, созданной как одно из звеньев в "санитарном" кордоне против СССР, умышленно была ориентирована на Запад. Около 70% ее торгового оборота проходило через Гданьск и расположенный рядом порт Гдыню. Захватив устье Вислы, а тем более отрезав Поморье от Балтики, гитлеровцы поставили бы под свой контроль экономику страны.
      Польское правительство сообщило о готовности пойти на ряд уступок: признать Гданьск чисто немецким городом, обеспечить связь между Восточной Пруссией и рейхом. Но, сославшись на внутриполитические причины, оно отклонило идею включить Гданьск в состав Германии. Это и требовалось гитлеровцам. Предлог для провоцирования кризиса в отношениях с Польшей был обеспечен.
      Еще несколько месяцев в официальных заявлениях гитлеровцев продолжали звучать лицемерные заверения в дружественных чувствах к Польше. Но после захвата Праги они резко изменили тактику.
      21 марта 1939 г. Риббентроп вновь пригласил Липского. Теперь тон беседы был иным. Министр иностранных дел брюзжал и выговаривал за имевшие место в Польше антифашистские демонстрации студентов, за тон польской прессы и т. д. Как заявил он, Гитлер недоволен тем, что еще нет позитивного ответа на его предложения. "Фюрер всегда стремился к урегулированию взаимоотношений и взаимопониманию с Польшей. Фюрер и теперь продолжает желать этого. Однако его все более удивляет позиция Польши".
      Польша должна ясно осознать, продолжал рейхсминистр, что не может проводить "средний" курс между Германией и СССР. "Как он подчеркнул, доносил Липский в Варшаву, - соглашение между нами должно, само собой разумеется, иметь определенную антисоветскую направленность".
      Обратив внимание, насколько необходимо в сложившейся в Европе обстановке "окончательное урегулирование" взаимоотношений между двумя странами, Риббентроп выразил пожелание, чтобы Бек явился на переговоры к Гитлеру. На этот раз германские предложения прозвучали как ультиматум. У всех еще свежи были в памяти недавние визиты в Берлин Шушнига и Гахи. Тогда "дружеские" беседы завершились вступлением гитлеровских войск в Вену и затем в Прагу. Санационной клике, строившей свою политику на дружбе с Германией, было над чем призадуматься.
      Окруженная с севера, запада и, после вступления германских войск в Чехословакию, с юга, Польша становилась легкой добычей фашистского хищника. "Мы оказались в пасти, аппетиты которой безграничны", - писал один из польских журналов в марте 1939 г. В Гданьске участились нацистские провокации. Напряженность в отношениях между двумя государствами быстро нарастала. Мало-мальски трезвая оценка обстановки должна была заставить польских правителей одуматься. Еще имелась возможность вступить на путь сотрудничества с СССР и опереться на его помощь. Но клика пилсудчиков не отказалась от своих авантюристических и антисоветских замыслов и продолжала делать ставку на агрессию Германии против Советского государства. Они тешили себя надеждой, что Гитлер не захочет ослаблять рейх войной с Польшей и даже привлечет ее к "походу на Восток". Такие расчеты определили внешние неполитические маневры Бека. Имея договор 1925 г. о взаимопомощи с Францией и поспешив получить в марте 1939 г. "гарантию" от Англии, "санация" категорически отказалась от сотрудничества с Советским Союзом. Именно этого и желал Гитлер.
      О намерении напасть на Польшу "фюрер" сообщил своим генералам 23 мая 1939 г., на следующий день после подписания с Италией "Стального пакта". В им перекую канцелярию пригласили руководителей вермахта - Геринга, Редера, Браухича, Гальдера, Кейтеля, Варлимонта и др. Протокол этого секретного совещания раскрывает всю алчность и авантюризм германского империализма{93}.
      "За период 1933 - 1939 гг. достигнут прогресс во всех областях, заявил Гитлер. - Наше военное положение в огромной степени улучшилось... 80-миллионный народ разрешил свои идеологические проблемы. Должны быть разрешены и экономические проблемы. От создания для этого экономических предпосылок не может уйти ни один немец. Для решения проблем требуется мужество. Принцип ухода от их решения путем приспособления к существующим условиям неприемлем. Наоборот, надо условия приспособить к требованиям. Сделать это без вторжения в чужие государства... невозможно".
      Обосновав приведенными фразами "необходимость" агрессии, "фюрер" стал излагать план войны. Его тактический замысел был весьма прост. Используя политику попустительства со стороны западных держав, в максимальной степени упрочить позиции рейха путем захватов в Центральной и Юго-Восточной Европе и потом обернуться для нанесения удара на западе. Очередным шагом после присоединения Австрии и Чехословакии должно быть уничтожение Польши.
      "Данциг - отнюдь не тот объект, из-за которого все предпринимается, продолжал Гитлер. - Для нас речь идет о расширении жизненного пространства на Востоке и об обеспечении продовольствием, а также о решении балтийской проблемы...
      Никакой иной возможности в Европе не видно.
      Колонии: следует остерегаться принимать подачки в виде колониальных владений. Это - не решение продовольственной проблемы. Блокада!
      ...Внутренняя прочность Польши в борьбе с большевизмом сомнительна. Поэтому Польша - тоже сомнительный барьер против России... В победе Германии над Западом Польша видит для себя опасность и постарается нас этой победы лишить.
      Таким образом, вопрос о том, чтобы пощадить Польшу, отпадает и остается решение: при первом же подходящем случае напасть на Польшу".
      Подготавливая захват Польши, гитлеровцы исходили из того, что на этот раз дело не обойдется без вооруженного столкновения. "О повторении Чехии нечего и думать, - заявил Гитлер. - Дело дойдет до военных действий".
      Не исключая возможности вовлечения в конфликт Англии и Франции, Гитлер, однако, рассчитывал, что благодаря английским и французским мюнхенцам ему снова удастся бить противников поодиночке, начиная с более слабого.
      "...Столкновение с Польшей, начатое нападением на нее, - указывал "фюрер", - приведет к успеху только в том случае, если Запад останется вне игры.
      Если это невозможно, тогда лучше напасть на Запад и при этом одновременно покончить с Польшей".
      Главным противником Германии на рассматриваемом этапе борьбы за мировую гегемонию Гитлер считал Англию. "Фюрер сомневается в возможности мирного урегулирования с Англией, - говорится в цитируемом документе. - Необходимо подготовиться к столкновению с нею. Англия видит в нашем развитии закладку основ той гегемонии, которая лишит ее силы. Поэтому Англия - наш враг и столкновение с ней будет не на жизнь, а на смерть".
      Основной вариант борьбы против Англии строился на предположении, что ее правительство не вмешается в германо-польскую войну. Это позволит рейху подготовиться и нанести сокрушительный удар по Британским островам. Изложенный Гитлером план действий содержал явно авантюристические моменты.
      "Если бы в [первой] мировой войне у нас было двумя броненосцами и двумя крейсерами больше и если бы мы начали сражение у Скагеррака{94} утром, британский флот был бы разбит, а Англия поставлена на колени. Это означало бы конец мировой войны.
      Раньше было недостаточно разбить флот, чтобы победить Англию, надо было высадиться там. Англия могла сама прокормить себя. Сегодня это уже невозможно.
      В тот самый момент, когда Англия будет отрезана от подвоза, она окажется принужденной капитулировать. Подвоз продовольствия и горючего зависит от защиты флотом.
      Налетами авиации на метрополию Англию к капитуляции не вынудить. Если же уничтожить флот, капитуляция последует немедленно.
      Нет никакого сомнения в том, что внезапное нападение может привести к быстрому исходу... Соблюдение прав или договоров при этом никакой роли не играет".
      Для достижения намеченных целей должны быть приведены в готовность сухопутные войска, чтобы нанести внезапный удар. "Соседние государства должны быть сокрушены прямо из казармы".
      В целях соблюдения максимальной секретности разрабатываемых планов при верховном главнокомандующем (им был Гитлер) создавался оперативный штаб. Он включал по одному представителю от каждого из трех родов войск, и эпизодически к его работе привлекались три главнокомандующих и их начальники штабов{95}.
      Речь Гитлера изобиловала противоречиями, и слушавшие его генералы, должно быть, не раз протирали свои монокли. Принято решение напасть на Польшу "при первом подходящем случае". Однако не исключена возможность, что в конфликт вмешаются западные державы, к борьбе с которыми Германия пока не готова. Сокрушить Англию "одним ударом". Но какими средствами? Германский флот лишь к 1945 г. должен был сравняться с британским, а пока насчитывал лишь 2 линкора, 2 тяжелых крейсера, 17 миноносцев и 47 подводных лодок. Этого было слишком мало для уничтожения английского флота даже при "внезапном" нападении. Никто из генералов не посмел ни о чем спросить у "фюрера".
      Мало кто из участников совещания был информирован о том, что еще 25 марта, то есть сразу же после встречи Риббентропа с Липским, Гитлер направил верховному главнокомандующему германской армией генералу Браухичу директиву, где говорилось:
      "В настоящее время фюрер не намерен решать польского вопроса. Однако уже теперь он должен быть разработан. Его решение в ближайшем будущем может быть основано только на особо благоприятных политических обстоятельствах".
      Под "особо благоприятными" обстоятельствами подразумевалась политика "умиротворения", которую проводили западные державы и которая позволила Германии беспрепятственно захватить Австрию и Чехословакию. "Фюрер" указывал в директиве, что "Польша должна быть до такой степени разгромлена, чтобы в ближайшие десятилетия ее можно было не принимать во внимание в качестве политического фактора".
      11 апреля Гитлер подписал "Директиву вооруженным силам на 1939 - 1940 гг." о подготовке к войне. Составной частью директивы был "Белый план" план нападения на Польшу. "Задачей вермахта, - отмечается там, - является уничтожение польских вооруженных сил. В этих целях должно быть рассчитано и подготовлено внезапное нападение".
      Директива содержала указание вести подготовку с таким расчетом, чтобы операция "могла быть осуществлена в любой момент начиная с 1 сентября 1939 г.". Так была установлена дата, ставшая началом одной из величайших трагедий в истории человечества{*38}.
      Войну еще можно было остановить
      Весной 1939 г. в результате разбойничьих действий агрессоров и политики "умиротворения", проводившейся западными державами, человечество оказалось на пороге новой мировой войны. Противоречия между двумя империалистическими группировками приближались к своей кульминационной точке. Сфера агрессии фашистских держав уже охватывала огромную территорию от Тяньцзиня, Шанхая и Кантона, через Эфиопию до Гибралтара, с общим населением свыше 500 млн. человек. Зоной непосредственной опасности стала буржуазная Европа. Насыщенная вооружениями, она была превращена в пороховой погреб. Достаточно было даже самого незначительного инцидента, чтобы вызвать взрыв, который увлек бы за собой десятки стран и народов на всех континентах.
      Пагубное воздействие на развитие международной обстановки оказывали США. Являясь самой мощной страной среди капиталистических государств, Соединенные Штаты имели возможность сыграть огромную роль в деле сохранения мира. Но американская политика "нейтралитета", означавшая отказ от участия в каких-либо коллективных мерах, направленных на предотвращение войны, на деле попустительствовала агрессии и ускоряла сроки развязывания нового мирового конфликта.
      Исключительное в своем роде признание сделал президент США Ф. Рузвельт. На приеме представителей печати в Белом доме 7 марта 1939 г. ему был задан вопрос, содействовало ли законодательство о нейтралитете делу международного мира. Перефразировав вопрос следующим образом: содействовал ли закон о нейтралитете на протяжении последних трех дет делу мира, президент ответил отрицательно. На вопрос о том, содействовал ли закон о нейтралитете делу войны, Ф. Рузвельт заявил, что в известной мере это так.
      Единственным фактором мира в тех условиях оставался Советский Союз. Благодаря его существованию и последовательным усилиям, направленным на укрепление мира, еще имелась возможность остановить сползание мира в пропасть войны. Надежным средством обеспечения безопасности в Европе являлось бы создание союза СССР, Англии и Франции. Гитлеровские генералы неоднократно предупреждали "фюрера", что Германия не имеет шансов на победу в случае войны на два фронта. Если бы три названные державы, заключив пакт о взаимной помощи, одновременно совместно гарантировали безопасность малых европейских государств, фашистская агрессия была бы крепко зажата в тиски. В свою очередь, превращение Европы в область прочного мира могло бы оказать стабилизующее влияние на всю международную обстановку. И если бы агрессоры рискнули развязать какие-либо новые авантюры, их легко удалось бы обуздать.
      В напряженных условиях военно-политического кризиса летом 1939 г. Советский Союз последовательно проводил политику укрепления мира и боролся за организацию коллективного отпора фашистским агрессорам. Миролюбивая политика СССР нашла выражение в работе XVIII съезда Коммунистической партии (март 1939 г.). В отчете ЦК ВКП(б) большое внимание уделялось анализу международного положения. Съезд заклеймил агрессоров и разоблачил мюнхенскую политику западных держав, которую они проводили под ширмой "невмешательства" и "умиротворения",
      "Политика невмешательства, - говорится в отчетном докладе, - означает попустительство агрессии, развязывание войны.,. В политике невмешательства сквозит стремление, желание - не мешать агрессорам творить свое черное дело, не мешать, скажем, Японии впутаться в войну с Китаем, а еще лучше с Советским Союзом, не мешать, скажем, Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, - выступить на сцепу со свежими силами, выступить, конечно, в "интересах мира", и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия".
      Съезд подтвердил, что основной задачей СССР на международной арене остается борьба за сохранение мира и обеспечение безопасности страны. Решения съезда ставили перед советской внешней политикой и дипломатией задачу и впредь помогать народам, ставшим жертвой агрессии, укреплять деловые связи со всеми странами. В то же время необходимо было соблюдать осторожность, чтобы не дать провокаторам втянуть наше государство в военный конфликт.
      Огромное значение для мобилизации мирового общественного мнения имели выступления Советского правительства, разоблачавшего агрессивные действия фашистских держав. Так, в связи с вторжением гитлеровских войск в Чехословакию в марте 1939 г. народный комиссар иностранных дел направил правительству Германия ноту, где Говорилось:
      "...4. При отсутствии какого бы то ни было волеизъявления чешского народа оккупация Чехии германскими войсками и последующие действия германского правительства не могут не быть признаны Произвольными, насильственными, агрессивными.
      5. Вышеприведенные замечания относятся целиком и к изменению Статута Словакии в духе подчинения последней Германской империи, не оправданному каким-либо волеизъявлением словацкого народа...
      7. Ввиду изложенного Советское правительство не может признать включение в состав Германской империи Чехии, а в той или иной форме также и Словакии правомерным и отвечающим общепризнанным нормам международного права и справедливости или принципу самоопределения народов.
      8. По мнению Советского правительства, действия германского правительства не только не устраняют какой-либо опасности всеобщему миру, а, наоборот, создали и усилили такую опасность".
      Выступления СССР в защиту мира встречали горячую поддержку народов. Трудящиеся Англии, Франция и других стран все настойчивее требовали от своих правительств объединения усилий с СССР для обуздания агрессоров и предотвращения войны. Более твердого курса в отношении фашистских держав требовали и значительные круги буржуазии, опасавшейся чрезмерного усиления Германии и Италии, как своих империалистических конкурентов.
      Широкое отражение эти взгляды получили и на страницах буржуазной печати. Английская газета "Ньюс кроникл" писала 13 апреля:
      "Только Россия в состоянии остановить в Восточной Европе происки фашистов. Только она может действовать в защиту Польши, Румынии и других балканских стран с той же мощью, как Великобритания и Франция в Западной Европе. Россия - стержень всего... Стальной союз между Францией, Великобританией и Советским Союзом - единственная надежда мира".
      Была ли реальной задача объединения трех держав в интересах спасения мира? Безусловно. Правда, попытки Советского правительства наладить сотрудничество с кабинетами Чемберлена и Даладье в прошлом были мало обнадеживающими. Но за фигурами буржуазных министров, погрязших в антисоветских интригах, Коммунистическая партия и правительство СССР видели многомиллионные народные массы Англии, Франции и других стран. Подобно советским людям, они были кровно заинтересованы в обуздании агрессоров и предотвращении войны. Общность интересов народов представляла надежную объективную основу для создания эффективного англо-франко-советского пакта. Реализация этой цели зависела от активности тех сил на Западе, которые стояли на позициях укрепления мира, от их способности преодолеть сопротивление наиболее реакционных антисоветских элементов, окопавшихся в правительственных кабинетах.
      Советское правительство настойчиво добивалось сотрудничества с Англией и Францией для совместного отпора агрессору. Свою точку зрения оно довело до их сведения в ясной, исключающей какое-либо неверное толкование форме.
      "Хотя Россия сможет собственными силами выиграть любую оборонительную войну, - говорится в английской записи заявления советского посла, сделанного Галифаксу 21 мая 1939 г., - она не сможет своими силами предотвратить войну как таковую. Поэтому она готова сотрудничать для достижения этой цели с другими державами".
      Среди всеобщего возмущения и беспокойства, вызванных новыми агрессивными действиями фашистских держав весной 1939 г., британский премьер представлял странную фигуру. В тот самый день, 15 марта, когда тер" майские войска вошли в Прагу, Чемберлен выступал в палате общин. Он не нашел, однако, слов осуждения и даже не мог выжать из себя хоть несколько слов сочувствия в адрес чехословацкого народа, находившегося в тяжелой беде.
      Острая реакция общественности заставила Чемберлена быстро Понять свою "ошибку". Он перестроился, во всяком случае, внешне. Когда премьер выступал 17 марта в Бирмингеме перед избирателями, это был уже совершенно другой человек. Горько сетуя на вероломство Гитлера, Чемберлен заявил о решимости Англии оказать сопротивление дальнейшему распространению агрессии. С политикой "умиротворения", казалось, было покончено.
      Свое проявление "новый" курс кабинета Чемберлена нашел в том, что Англия предоставила "гарантии" Польше, Румынии, Греции и Турции. Аналогичные обязательства в отношении названных государств взяло на себя и правительство Франции. В середине апреля Англия и Франция вступили в переговоры с Советским Союзом.